Текст книги "Большое будущее"

– Нет! – с жаром воскликнул Вася. – Ты не понимаешь! Они нам врут обо всём на свете!

– Так не бывает, – меланхолично сказал Паша, прислушиваясь к звукам на кухне. Пахло варёной гречей, с которой мама только что слила кипяток, был слышен стук ножа по разделочной доске. – От меня скрывают, что мы по уши в долгах. Что папа устроился подметать двор, только не наш, а через три дома, чтобы свои не видели. Он уходит в пять утра. Что Арни не сбежал, а отравился, наевшись на улице костей. Но всё на свете…

Он с сомнением покачал головой. Вася проникновенно смотрел на друга.

– Слушай, мне жаль, что у твоей семьи неприятности. Но… помнишь, как в игре в «дурака». Сейчас расклад не очень, у тебя на руках нет картинок, у противника дамы, вольты и тузы. Но следующая карта, которую ты возьмёшь, будет «козырем», – он поднял палец. – Благодаря мне будет.

– Мне бы твой оптимизм, – Паша без интереса подвигал по столу журнал с наклейками, посвящёнными чемпионату мира по футболу девяносто восьмого года. Альбом был почти собран, не хватало только Зидана, едва ли не самой ценимой мальчишками во дворе карточки. «Если бы она у меня была, – не раз говорил Паша другу, – я мог бы сам стать звездой».

Они сидели в Пашиной комнате, маленькой коморке с квадратным окном и пыльной люстрой. Была тут ещё накрытая кружевным ковриком тумбочка, которую Паша держал свободной под свой собственный телевизор, хотя почти утратил надежду им обзавестись, уродливый шкаф с бесчисленными учебниками и десятком книг серии «Чёрный котёнок», письменный стол из прессованных стружек, исцарапанный так, будто по нему катались на коньках. Была ещё зима за окном, такая, будто с той стороны прилепили картинку, и она уже начала мокнуть по краям. Ни единой живой души не пересекало улицу, а на лавке неподвижно сидела в чёрном тулупе и таком же платке баба Нюра.

Вася, высокий щуплый мальчик с отросшей стрижкой «под горшок», продолжал лукаво смотреть на Пашу и смотрел так долго, что тот заёрзал на своём табурете.

– Ну чего? – наконец, спросил он. – Выкладывай.

– Подожди-подожди, – сказал Вася и вздохнул, как барышня, по традиции томящаяся в башне. – Это очень торжественный момент. Позволь мне им насладиться.

Прошло ещё десять секунд. Голоса на кухне стали громче. Мама и бабушка. Последняя говорит, что папе пора бы вспомнить, что у него семья, но как он может об этом забыть, думал Паша, если он горбатится на эту семью с утра до вечера, если он…

– Инициация, – Вася подался вперёд, вцепившись пальцами в край журнального столика. – Ты наблюдателен, я знаю. Тебя все считают рассеянным тихоней, но это не значит, что твоя голова не вращается на триста шестьдесят градусов. Но слышал ты, например, об этом? Видел ли?

Он схватил с полки книгу, как показалось Паше, первую попавшуюся – это был решебник по математике за шестой класс, – открыл её на середине и со смачным треском вырвал страницу. Паша ничего не сказал. Решебник всё равно был прошлогодним.

Вася торжественно протянул ему вырванную страницу, и Паша обнаружил, что она пуста с обеих сторон. В остальном это была всё та же обыкновенная дешёвая желтоватая бумага. Книжица упала на пол, мягко стукнувшись о ковёр, закрылась. Вася подтолкнул её ногой к другу.

– Взгляни, – предложил он.

Вася поднял книжку, пролистал страницы. Пусто. Нет… не совсем. Карандашные пометки остались. В уголке одной из страниц была нарисована рожица Шреддера, заклятого врага черепашек-ниндзя.

– Да, я волшебник! – воскликнул Вася, когда мальчик поднял на него глаза. – Шучу, совсем нет. А теперь нам лучше валить отсюдова. Скажи, что идём гулять. И постарайся ничем не выдать своего удивления, если что-то покажется тебе не таким, как всегда.

В коридоре звучали шаги. Васька схватил за руку приятеля, подтащил к двери, распахнул её.

– Бабушка, мы… – начал Паша.

В полутёмном коридоре никого не было. Никого… человеческого роста. Паша опустил глаза и бухнулся бы на колени, если бы Васька не подхватил его под руки, хохочущий и готовый ко всему.

– Это же Арни! – сказал Паша, почему-то шёпотом. – Арни, так ты не умер? Когда ты вернулся?

Пёс не торопился вилять хвостом. Это был метис, помесь таксы и дворняги, от которой помёту, помимо общей лохматости, достались смешное пятно вокруг правого уха и чёрно-белый окрас. Пёс стоял на передних лапах, как будто на заднюю часть животного больше не воздействовала гравитация, а кончик хвоста, обычно закрученного спиралью, был нацелен прямо в лицо Ваське. Щёки собаки приподняты, но зубов не было – ни одного. Дёсны блестели, как оплавленный кусок пластмассы, и точно так же блестели выпученные глаза.

– Что там за шум, мальчики? – послышался голос мамы.

– Ничего, тётя Лариса, – сказал Васька. – Пашка полный рот семок набрал и не может говорить. Он о портфель споткнулся. Мы пойдём погуляем, хорошо?

– Постарайтесь, чтобы до конца дня никто не пострадал, – сказала мама. – И отправь моего сына домой к полднику!

– Будет сделано!

Арни не двигался, задняя часть с растопыренными лапами всё так же запросто парила в воздухе. Васька держал указательный палец правой руки нацеленным на пса, и казалось, что между кончиком пальца и хвоста проскакивают разряды электричества.

Васька протащил друга мимо собаки и сгрузил на скамейку в прихожей, напротив этажерки с обувью. Отстающие в этом месте от стены обои тихо хрустнули. Автоматически влезая в зимние ботинки и возясь со шнурками (Васька такими мелочами не заморачивался и всегда ходил с волочащимися за ним по земле макаронинами), Паша бросил взгляд в коридор. Арни исчез, зато появился жёлтый воздушный шарик, наполненный гелием. Нитка, по-видимому, была к чему-то привязана, потому что шар висел ровно посередине между потолком и полом. Васькин указательный палец был нацелен на жёлтый овал, а большой, оттопыренный вверх, нервно подрагивал.

– Кстати, было бы неплохо, если ты, Вася, будешь держаться подальше от нашей квартиры и моего сына, – будничным голосом сказала Пашина мама.

– Так точно, тётя Лариса, – всё тем же весёлым голосом ответил мальчик и захлопнул дверь.

– Бармалей. Охранная система, – прокомментировал он, прикрывая от мороза щёки руками в варежках. – Нам повезло, что я подготовился. Наверное, ты уже догадался, что мне теперь будут у тебя не рады.

Они залезли в подошедший автобус. Несмотря на то, что мальчишки были первыми в очередь на посадку, водитель едва не закрыл дверь перед носом Васьки, но тот оказался неожиданно проворным.

– Куда мы едем?

– На книжный рынок.

Паша бросил взгляд в окно.

– Это пятьдесят седьмой автобус. Он туда не идёт.

– Следи за пассажирами. Остальное я возьму на себя.

Он вытащил из матерчатой сумки, которую постоянно таскал с собой, джойстик, и Паша узнал его: девайс от восьмибитной игровой приставки, «Денди».

– Ребятишки, у вас чего? – сварливым голосом спросила со своего места кондуктор, обернувшись вполоборота.

– Сезонки, – сказал Паша и шёпотом прибавил: – Это за ней мне надо было следить? Потому что…

И тут он увидел. К ним, занявшим два сиденья в задней части «икаруса», расталкивая старушек и женщин, приближался человек со злым, даже враждебным лицом. Это мужчина лет сорока, в длинном драповом пальто и с кейсом. На носу у него сидели старомодные, тяжёлые очки в толстой роговой оправе. Несмотря на холод, Паша не увидел шапку. Длинные залысины блестели потом. «Бухгалтер», – подумал он. Опустил глаза и увидел шапку, что слетела с головы мужчины и теперь превращалась в грязное нечто под ногами других пассажиров.

Движения Васьки стали резвее, а на губах заиграла улыбка, похожая на весенний ветерок… нет, на самый настоящий ураган, что срывает шляпы, вырывает из рук прохожих зонты – и прохожие как будто понимают, что в конце концов дело дойдёт и до крыш их домов. На миг Пашке показалось, что друг сейчас откинет крышку щитка под сиденьем и присоединит разъём джойстика туда, чтобы управлять автобусом, как гоночной машинкой в «Формуле 1», но вместо этого он запихал провод в карман штанов. А затем вынул левую ногу из ботинка, каким-то образом умудрившись освободиться и от носка, и поставил её, голую, на пол. Пошевелил пальцами, и сердитый мужчина моментально потерял к ним интерес. Автобус тряхнуло. У Паши разболелась голова, тянущей болью, которая возникает, когда летишь на санках с горы. Он моргнул. Васька зашептал, хаотично нажимая на кнопки:

– Сейчас уже можно не скрываться. Нам нужно их разозлить, понял? Это как бежать от злобной собаки, злобной и не особо умной. Чем быстрее бежишь, тем сильнее она начинает брызгать слюной. Но это только обманка. Они давно за нами следят. Они думают, что я хочу тебя инициировать. Прямо сейчас собирают силы, и чем больше их будет в одном месте, тем эффективнее сработает бомба.

– Бомба? – Паша побледнел.

Засмеявшись, Вася ткнул его в плечо.

– Расслабься. Помнишь, как мы познакомились?

– Ты подошёл ко мне на физкультуре и сказал: «Давай дружить».

Паша чувствовал себя не в своей тарелке. Всё происходящее казалось сном, тем мимолётным, который случается, когда на опущенные веки падает электрический свет и мама вот-вот произнесёт «вставай в школу».

– Ага! Мы очень давно за тобой наблюдаем.

– Кто это «мы»?

– Терпение, мой друг. Скоро ты со всеми встретишься. Это будет… событие! Понимаешь? Мы можем играть в «Мортал Комбат» у себя в голове! Но главное, конечно, не это. Главное – то, что мы сопротивляемся!

Пашка смотрел на выщерблину в верхнем резце друга. Автобус тряхнуло. Паша не слишком удивился, увидев, что они приближаются к книжному рынку. Остановку они проехали не снижая хода, а потом водитель (в отражении в лобовом стекле было видно его сосредоточенное лицо) завернул к палаткам, разнёс баррикады с коробками, в которых оказались аудиокассеты. Каркас палатки, на которую он наехал, с хрустом сломался.

– Передаём за проезд, граждане, – каркнула кондуктор, как только автобус остановился.

– Приехали, айда!

Васька схватил Пашу за руку, чтобы вытащить на улицу, под январское солнце. Как только он всунул ногу в ботинок, люди начали крутить головами и охать, а водитель вскочил со своего места, ударился головой о салонное зеркало и рухнул обратно.

Книжный рынок давно уже утратил своё прямое предназначение. С книгами осталось всего два или три прилавка. Технический прогресс свил себе гнездо и принялся плодить потомство: сначала видеокассеты и картриджи для «Сега Мега Драйв», потом компакт-диски с программами и играми, а одно из «щупалец» рынка было целиком посвящено комплектующим для компьютера, а также, по совместительству, приспособлениям для пайки. В другом переулке продавали блестящие чайники и утюги, но туда почти никто не заглядывал.

Суета, которая здесь царила всегда по воскресеньям, достигла своего пика, балансируя на грани истерии. Оборванные мальчишки подбирали разлетевшиеся кассеты и набивали ими карманы. Кто-то тащил огнетушитель, хотя ничего не горело. Паша и Васька пустились бегом, и тут там и сям из толпы начали выныривать люди. Мальчишки и девчонки, они держались рядом, не отставая и не вырываясь вперёд. Паша предупредил о них криком, но Васька сказал:

– Это свои, не боись!

Джойстик болтался у него на груди, а провод он обернул вокруг шеи.

– Сюда!

Синяя палатка, похожая на взлетающий космолёт, а за ней двухэтажное кирпичное здание затрапезного вида с грязными окнами и уродливыми наростами промышленных кондиционеров. Отовсюду капала вода, казалось оно, словно больной человек, непрерывно потеет. Это святая святых, царство взрослых под вывеской с чёрными строчными буквами, которые гласили: «Слепая селёдка. Бар для друзей».

Вася с ухмылкой распахнул дверь.

– Заходи.

– Разве нам сюда можно? – спросил Паша.

– Нам сегодня можно везде, мальчик, – ханжеским голосом сказала за его спиной девчонка. Он едва не подпрыгнул.

Она оттолкнула его и прошла первая, гордо подняв голову. Типичная пацанка, состоящая из складок на линялых джинсах, из вязаного свитера и мальчишеской куртки-пуховика с поднятым воротником, из однотонной чёрной шапки с подворотом, из-за которого торчали трамвайные билетики и свёрнутые в трубочки десятитысячные купюры. Она выглядела всего на год старше, но Паша почувствовал, как глубока между ними пропасть. Тем не менее он сомневался, что ей самой туда можно.

– Прошу, – сказал Васька. Он всё ещё держал дверь, а за спиной Паши сгрудились другие ребята, и он чувствовал, что все они – особенные.

Они… могли бы стать ему друзьями. Ему, замкнутому мальчику, который предпочитал проводить свободное время не во дворе, а дома, за тихими настольными делами, за книгами и раскрасками. Но если бы это случилось, он вошёл бы в оппозицию к другим людям, к взрослым, что один за другим поднимали головы; их удивлённые лица блестели на солнце, как монетки.

– Взрывай! – взволнованно сказал кто-то.

– Как только будем внутри.

Паша вдруг понял, что он всех задерживает. Он просто не мог заставить себя вступить на территорию взрослых, где они пили алкоголь, сквернословили, никого не боясь, и выкидывали в мусорное ведро при входе «чебурашки», волшебным образом трансформирующиеся в мелочь в карманах уличных мальчишек.

На втором этаже вдруг разбилось окно. Вася прикрыл голову рукой, защищаясь от осколков, и Паша последовал его примеру, но сверху упало нечто более страшное, чем разящий сверкающий дождь. Человек шлёпнулся, как тюк с картошкой, прямо на крыльцо пивной. Он поднял голову, протянул к Паше руки, и тот отпрыгнул, коротко вскрикнув.

– Не тяни, Лохматый, взрывай! – сказала девочка-пацанка, и Лохматый, щуплый парень гоповатого вида с торчащими зубами, скорчил Паше рожу и закинул в рот жвачку, сплошь состоящую из болтов и конденсаторов, и транзисторов, и саморезов, и даже одного бритвенного лезвия.

Раздался характерный хруст. Уши парня вдруг начали увеличиваться, всё больше походя на локаторы. Паша почувствовал себя странно. Колени стали мягкими, как губка для мытья посуды, они больше не выдерживали вес его тела. Кто-то втолкнул его внутрь, а Вася, кажется, поймал.

Пришёл в себя Пашка уже наверху. Его прислонили к одной из стен, словно манекен из отдела детской и подростковой одежды. По затылку бродил приятный холодок; одна стена была выложена плиткой, изображающей хищного вида щуку, гоняющуюся за стайкой окуней. Этот коллаж больше подошёл бы ванной комнате. Напротив, в тумане сигаретного дыма, плыла барная стойка, огромная, как Титаник, несколько круглых столов и стулья с высокими резными спинками, стоящие тут и там в беспорядке.

Над ним склонилось незнакомое лицо.

– Привет, – сказало оно. – Странно, что на тебя подействовала эта штука. Она ведь настроена на частоту инициированных, а ты чистый, как тетрадный лист.

Паша понял, что ему плеснули в лицо водой. В стакане оставалась ещё треть, и когда незнакомый мальчишка задумчиво побултыхал ей, Пашка запротестовал и поднялся, держась за стеночку.

– Ты их большое будущее. То есть особенный. Не такой, как другие. – Весело сообщил Вася. – Не удивляйся. И мы тоже не будем.

– Хилый он, – сказала пацанка. – На цыплёнка похож.

– Тома, – укоризненно сказала другая девочка. – Как ты приветствуешь новичка?

– Он ещё не наш, – фыркнула пацанка. – Он их. Вася всё верно сказал.

– Это легко исправить, – сказал коренастый, низенький мальчишка с круглым лицом, испачканным сажей. Он хрустнул суставами.

– И всё же, – сказал тот, кто плеснул ему в лицо водой. – Для чего ты нужен?

Они выжидательно уставились на Пашу. Он огляделся. Кумар уплывал сквозь разбитое окно. Снаружи было подозрительно тихо. Сначала он подумал: «Куда же подевались все взрослые?», но потом понял, что все они здесь. За стойкой, облокотившись на неё могучими локтями, стояла барменша в фартуке. Два или три посетителя сидели по разным углам зала. Один лежал, раскинув руки, на спине в проходе. Превратились в предметы обстановки, стали неотличимы от клетчатых клеёнок, от вазочек с орешками, от натюрморта с пивными кружками и сушёной рыбой.

Парень с большими ушами сосредоточенно жевал свою жвачку. Меж зубами нет-нет, да и сверкал металл.

– Не знаю, – сказал Паша. – Я просто мальчик. Меня Пашей зовут.

Эта, последняя фраза, кажется, пустила немного тепла в сердца окружающих его ребят. Они расслабились, заулыбались. Кто-то хлопнул его по плечу.

– Меня Ильдар.

– Тома.

– Ирка я, а это Олег.

– Тот молчаливый зовётся Лохматым, а как его мамка кличет никто уже давно не помнит. Он наш мастер по саботажу.

– А я – на самом деле Васька, – гордо представился Вася. – Выпрашивал их придумать мне какое-нибудь крутое прозвище, да всё зря. Слушай, ты, конечно, сейчас как с луны свалился, но постарайся понять: они нам врут. Всё это «вырастешь, получишь профессию, купишь машину, поедешь на заработки, станешь опорой семьи» – просто ширма, под которой скрывается что-то страшное. Что-то, о чём ты бы никогда не хотел услышать. Нет никаких самолётов и курортов Краснодарского края, нет людей по ту сторону земного шара, которые говорят на другом языке, нет радости от обладания новой вещью, нет споров и войн, нет ничего, потому что после инициации ты становишься вот таким!

Он подскочил к лежащему мужчине и пнул его в объёмистый живот. Потом продефилировал к одному из сидящих и подёргал его за бороду.

– Просто гудящий, поглощающий воздух и пищу, выдающий наружу какашки агрегат, который легко выдернуть из розетки.

На слове «какашки» по толпе ребят пробежали смешки.

– Ничего нету, понимаешь? – сказала Тома. Она не смеялась. – Ничего. Есть только мы, которые узнали правду раньше, чем полагается, и теперь пакостим по мелочи тут и там.

– Мы ведём войну! – возразил кто-то.

Тома поморщилась.

– Пакостим. От наших усилий ничего не меняется. Но теперь…

Она снова с сомнением посмотрела на Пашку, решаясь сказать то, что должна была.

– Можно я? – Васька тянул руку, будто на уроке. Не дожидаясь ответа, он выпалил: – Ильдар копался в базах данных и прочитал, что ты – большое будущее. Ты проект, очень важный проект, а раз ты важен для них, то мы должны были тебя заполучить. И мы сделаем это прямо сейчас.

Он оглядел остальных, все закивали.

– Бомба для мозгов не будет действовать долго. У Лохматого уже, поди, челюсти устали.

– Значит, Арни был не настоящий, – сказал Паша.

Вася кивнул.

– Как и любая из твоих книжек. Он жил фальшивой жизнью и помер фальшивой смертью.

– Но зачем? Я так его любил.

– Затем, чтобы ты не думал, что в мире взрослых всё мёдом намазано, – буркнула Тома.

– Подготовить тебя к инициации, к взрослой жизни, – сказал Ильдар. – Ты хоть раз видел взрослого, у которого всё хорошо? В этом суть их системы. Они борются с придуманными трудностями, с фантиками, и таким образом вырабатывают энергию для своего существования.

Он соединил большой и указательный пальцы.

– Замкнутый круг.

– А мы – как болтик, попавший между шестерней, – засмеялась Ира.

– Поэтому мы здесь, – резюмировал Вася. – В самом сердце машины. На складе мозгов. Наша бомба работает в ограниченном радиусе, но в этом радиусе столько взрослых, что своими помехами они сбивают со следа Бармалея и его ищеек.

Пока он говорил, кто-то подошёл к Паше со спины. Он вздрогнул, почувствовав давление ладоней с двух сторон черепа, но вдруг успокоился, потому что мягкий женский голос где-то внутри – мамин голос – сказал: «Так надо».

Паша не хотел расстраивать маму. Он лишь хотел, чтобы в их семье всё наладилось, чтобы папа хоть иногда бывал дома, чтобы…

– Инициация это просто, – сказал Васька. Он кивнул кому-то, кто стоял за спиной Пашки, держа тёплые ладони возле его ушей (должно быть, Ильдар), поднял руку, будто хотел почесать затылок, и вдруг из его головы, раздвинув волосы, выскочил компакт-диск. Мальчик достал его двумя пальцами. На лицевой стороне диска было написано от руки: «Взлом!», а затем порядковый номер.

– Мне выпала честь провести твою инициацию, – сказал он, став серьёзным. – Это ведь я когда-то тебя нашел, и я был твоим другом на протяжении всех этих лет. Да, собирал информацию, но я на самом деле к тебе привязался. Скоро ты станешь одним из нас.

Давление ладоней усилилось. С тихим щелчком мир треснул, как лёд на реке, и поплыл. Изумлённый возглас прокатился по толпе ребят; Паша совсем ему не удивился. Откуда-то он знал, что его услышит.

– Там уже есть диск, – сказал Ильдар.

В мутном отражении плитки Паша видел, как диск извлекли из его головы и пустили по рукам.

– Тебя уже инициировали? – спросил Вася. Его пальцы оставляли жирные следы на блестящей поверхности накопителя.

– Я не… – начал Паша и замолчал. Голос мамы стал сильнее.

– «Большое будущее», – прочитала Тома. Она подняла диск, и Паша увидел, что там изображён город. Прекрасный, но холодный, с пустым равнодушным небом, которое накрывало его, как крышка кастрюлю. – Более мелким шрифтом: «Решение всех проблем!». Это…

– То, что я должен сделать, чтобы у мамы с папой всё наладилось, – сказал Паша. Его рот двигался будто сам по себе, и руки тоже: они взлетели, как две птицы, ладонями вниз, и тут же лишились двух пальцев, мизинца на левой и указательного на правой. Васька зашатался и упал, во лбу у него зияла маленькая аккуратная дырочка. Ире повезло меньше. Указательный палец пробил ей горло. Новые и новые пальцы с тихим свистом отстреливались, и вокруг Паши падали его новые друзья. Глаза, вернее, слёзные железы – единственное, что он контролировал – источали влагу. Простите меня. Простите меня. Я бы действительно мог к вам привязаться. Прости меня, Васька, мой единственный друг.

Лохматый поперхнулся жвачкой, и мир за окном начал просыпаться. Тряпка барменши со скрипом прошлась по стойке. Тома упала, корчась, с простреленной грудной клеткой, на губах её пузырилась кровавая пена. Один из клиентов, пропитый мужичок с неожиданно розовыми щеками, охнул и рухнул на стол. Из виска его торчал безымянный палец. Ну и пусть. Случайные потери неизбежны, а система, именуемая человеческим обществом, не была бы великой, если бы считалась с потерями. Ильдар попытался убежать, но споткнулся о порог и кубарем покатился по ступеням. Ноги сами понесли Пашу к лестничной площадке, однако его помощь не потребовалась: Ильдар сломал шею.

– Пить хочешь, малыш? – дружелюбно спросила барменша.

Никого не осталось. Никого, только великое, славное государство, общность людей, которые прекрасно понимают проблемы друг друга. И папа с бабушкой непременно помирятся, и новая собака появится в их семье к рождеству, и, без сомнения, она испустит дух по какой-нибудь нелепой трагической причине через несколько лет, вызвав дежурный приступ горя.

– Я отправляюсь домой, – провозгласил Пашка и, поднеся указательный палец на правой руке, единственный оставшийся, к виску, заставил свою голову лопнуть. Приклеенная улыбка застыла на его губах, знающая и торжественная, кричащая всем и каждому, что большое будущее наконец наступило.