Текст книги "Белорусский набат"

Дмитрий Черкасов
Белорусский набат

3. Не погуби меня с нечестивыми и с делающими неправду, которые с ближними своими говорят о мире, а в сердце у них зло.

4. Воздай им по делам их, по злым поступкам их; по делам рук их воздай им; отдай им заслуженное ими".

Псалтырь, псалом 27

«Только те требуют увольнения от войны, которые не веруют в Бога и в последний день, которых сердца нерешительны, и которые при своей нерешительности колеблются».

Коран, глава (9) покаяние, ст. 45

Пролог

Государственный Секретарь США подперла ладошкой свою дряблую щечку и вперилась глазенками в начальника оперативного управления департамента. Молодой дипломат разложил бумаги на кофейном столике и преданно посмотрел на Олбрайт. С этой чешкой следовало вести себя крайне осторожно и предупредительно. Заметив малейшие признаки непочтительности, закомплексованная мадам делала все, чтобы выжить неугодного сотрудника из аппарата Госдепа.

Не спасало даже заступничество сенаторов.

С неугодными Мадлен расправлялась без затей. Находила или придумывала компромат, проявляла дьявольскую хитрость и натравливала на жертву всех остальных сотрудников, не гнушаясь даже прямым подлогом. По отношению к мужчинам Госсекретарь особенно любила использовать тактику обвинения их в сексуальных домогательствах. Не к себе, естественно, а к гораздо более молодым и привлекательным сотрудницам. Ибо сексуально домогаться самой Олбрайт мог либо о о очень озабоченный слепец, проживший без женщин лет десять, либо извращенец геронтофил. Да и то вряд ли...

– Докладывайте, – скрипнула мадам.

– Пришли обобщенные данные по Беларуси, – начальник оперативного управления кашлянул, – напряжение общего фона пока недостаточно. Эксперты посчитали математическую модель процесса и пришли к выводу, что наш посол в Минске переоценивает возможности оппозиции. После выключения из активной игры экс председателя Центризбиркома Гончара и бывшей главы Центробанка миссис Винниковой наши друзья потеряли примерно тридцать процентов своего влияния. Особенно это видно в сфере бизнеса. Местные коммерсанты сворачивают финансирование и «Хартии 98», и центра «Запад Восток», и «Белорусской Правозащитной Конвенции», и «Ассоциации Молодых Политиков». Такое впечатление, что они договорились между собой...

– Кто договорился?

– Бизнесмены. Недавно в Витебске прошел экономический форум. Мы как то не обратили на него внимание из за сугубо местного состава участников и гостей и не проконтролировали должным образом. Лояльная нам пресса была занята другими проблемами, и мы не получили с форума ни одного репортажа. Но именно с этого момента стало происходить нечто негативное... Мистер Богданкович уже встречался с нашим послом Спекхардом и изложил ему свое видение проблемы.

– И в чем оно заключается?

– Мистер Богданкович считает, что Лукашенко строит фашистское государство. Он особо подчеркивает данные о недавней беседе диктатора с русским Секретарем Совета Безопасности.

– Но при чем тут форум бизнесменов?

– Наши друзья видят прямую связь. На форуме было несколько коммерсантов из Санкт Петербурга. Секретарь русского Совбеза – уроженец этого города и мог сориентировать своих земляков на постановку определенных условий белорусам. В обмен на выгодные контракты...

– Это очень зыбко, – сказала Госсекретарь, – все смешано в одну кучу. Бизнесмены, Секретарь Совбеза, фашизм и трудности наших друзей. Нет прямых связей, за которые можно ухватиться.

– С точки зрения аналитиков, косвенные связи есть.

– Я бы предпочла более обоснованные схемы. Наша основная цель – уничтожение режима и переключение интересов Беларуси с востока на запад. Мистеру Богданковичу следует заниматься своим основным делом, а не политическими прогнозами.

Мадлен отдавала себе отчет в том, что Богданкович и иже с ним представляют собой всего лишь шайку мелких подонков, не способных на серьезный поступок. Но приходилось работать именно с ними. Волевые и успешные в жизни люди не соглашались на сотрудничество с эмиссарами Госдепа. А Богданковичи, Литвиновичи, Копыловы, Бухвостовы, Шереметы, Федуты и прочие, хоть и выпрыгивали из штанов в надежде услужить дядюшке Сэму, серьезного влияния на умонастроения белорусского общества не оказывали.

Перспективными были лишь крупные государственные чиновники. В их руках реальная власть. Правда, Лукашенко стремится все контролировать, но он не Господь Бог, так что половина из задуманного в недрах Государственного Департамента, ЦРУ и европейских спецслужб все же реализуется. Половина лучше, чем ничего.

К тому же скоро о Лукашенко можно будет забыть.

Мертвецы не ставят палки в колеса.

Олбрайт улыбнулась.

– Вы наметили гранты для СМИ на ближайшее полугодие?

– Да, – дипломат достал список, – газеты «Ратуша», «Культура», «Европейское время» и «Брестский курьер», журналы «Полымя», «Маладосць» и «Мастацтва». Из радиостанций, естественно, «Свабодная Беларусь». Выделены также именные гранты.

– Кому конкретно?

– Шеремету, Марковичу, Базану, Каминскому, Комаровой, Букчину, Сачанке, Габрусевичу, Правдину, Веревкину, Законникову... Всего одиннадцать человек.

– В прошлом году, по моему, их было больше...

– По просьбе Карлоса Шермана мы оставили запас для его детища.

– А а, это правильно, – кивнула Мадлен. Карлос Шерман возглавлял белорусское отделение ПЕН клуба и свежеобразованную «антифашистскую комиссию». Под крылом писательской организации он собрал сотню прожженных графоманов, от прочтения опусов которых волосы вставали дыбом. Рассказы и повести были густо сдобрены педофилическими комплексами, примитивным и грязным матом и тягой авторов к злоупотреблению дешевыми наркотиками и алкоголем. Банда колющихся и пьющих «Набоковых» заваливала литературные журналы грудами новелл и эссе, а отказ от выпуска «гениальных произведений» в печать воспринимался как «происки проклятого тирана», якобы рассадившего повсюду своих цензоров.

«Антифашистская комиссия» являла собою очередной пассаж немного придурковатого, как и положено непризнанному гению, Шермана вкупе с педерастом кинорежиссером Юрием Хащеватским, прославившимся на Западе своим фильмом «Обыкновенный президентишка». В нем глава государства был изображен злобным уродцем, в детстве мучившим кошек и пришедшим во власть исключительно по дурости белорусского народа. Никакой смысловой нагрузки сей «киношедевр» не нес, однако европейской и американской общественности понравился. Ибо отвечал веяниям времени. Хащеватский обрел известность, а вместе с ней и возможность встречаться с манерными мужчинками из числа западной культурной элиты. В Германии он впервые в жизни переспал с двумя неграми сразу, о чем взахлеб рассказывал на творческих вечерах для узкого круга таких же гомиков, как и он сам.

Первым делом «борцы с фашизмом» скорешились с националистами из соседних Латвии и Литвы. Со стороны это выглядело немного странно, так как прибалтийские партнеры в открытую оправдывали Гитлера, отмечали дату образования батальонов СС и призывали к геноциду евреев. Но Шермана и Хащеватского сие не смущало. Для них достаточным поводом к дружбе с прибалтами был факт ненависти литовцев и латышей к Батьке. А на остальное можно закрыть глаза. В общем и целом «антифашисты» исповедовали принцип «против кого дружим».

– Надо простимулировать Шермана, – согласилась Госсекретарь, – в ближайшем будущем он может нам серьезно пригодиться.

– Я позволил себе пока снять с дотации «Свободные новости плюс»...

– Причина?

– Они допустили серьезный прокол. Редактор не уследил. На недавнем совещании Российского Еврейского Конгресса было принято решение о финансировании некоторых кандидатов в Думу. В частности, выделено по двести пятьдесят тысяч долларов в фонды «Яблока» и «Союза Правых Сил» и по сто тысяч на конкретных кандидатов. Журналист из «Новостей» опубликовал статью. Информация попала в русскую прессу... Теперь Индюшанский чувствует себя неуютно. Вы же знаете, как в России развит бытовой антисемитизм. Эта глупая статья сильно осложнила положение нужных нам людей. Иван сейчас и так зол из за Косова, а тут еще масла в огонь подлили. К тому же репортер для усиления эффекта публикации вставил в материал фрагмент о бывшем санкт петербургском мэре...

– Стульчаке?

– Да.

– А при чем тут Стульчак? Он же живет в Париже, – удивилась Олбрайт.

– Как заявил журналист, он провел аналогию...

– С чем?

– Трудно сказать. На мой взгляд, это просто крупный ляп. Желание наполнить статью известными фамилиями. Вне зависимости от того, имеют персоналии какое то отношение к выборам или нет. В том же контексте были и Немцович, и Прудков, и даже нынешний премьер Степашко, который никак не может баллотироваться по русским законам. Репортер уже уволен.

– Поздно спохватились, – пробурчала Мадлен.

– Редактор «Новостей» клянется, что подобного больше не допустит.

– Хорошо, оставим... Есть какие нибудь новости от Требуховича?

– В последнем отчете говорится, что сложилась нехорошая обстановка вокруг Снегиря. Лукашенко что то подозревает. И, видимо, ищет замену председателю правительства.

– Пусть ищет, – усмехнулась Госсекретарь.

Судорожные движения белорусского диктатора ее уже почти не волновали.

Да и сам разговор с начальником оперативного управления был акцией прикрытия. На тот случай, если интерес Госдепартамента к Беларуси отслеживается русской или белорусской разведками. Пусть все идет как обычно. Мадам встречается с подчиненными, обсуждает текущие вопросы, ставит задачи. Все это находит отражение в соответствующих документах. Так что гипотетический «крот», имеющий доступ к внутренним материалам Министерства иностранных дел, отметит лишь стандартную текучку.

Недолго осталось.

Всего одна неделя...

Глава 1
Чтоб орлы не падали, а козлы не летали!

Владислав поудобнее устроился на скамейке перед входом в шестую (номер поликлиники взят автором совершенно произвольно) стоматологическую поликлинику города Минска и продолжил чтение белорусской прессы.

В столицу республики он прибыл два дня назад.

Отбежав от затопленной базы на десять километров, Рокотов вскрыл свой схрон, переоделся в обычную гражданскую одежду, забросил «ноутбук» и пачки валюты в раскладной чемодан, дошел до железной дороги и на ближайшей станции сел в поезд.

В поезде впервые за десять дней он нормально поел, глядя на проносящийся за окном пейзаж и размышляя о том, когда же наконец прекратятся его дикие с нормальной точки зрения приключения.

Владислав все никак не мог остановиться.

И не по собственной воле.

Под конец каждой разборки возникали новые обстоятельства, требовавшие его присутствия в совершенно другом месте. Будто кто то специально подбрасывал мирному специалисту по ракообразным очередное «маленькое, но очень ответственное поручение». От листочка, найденного в кармане погибшего при катастрофе натовского вертолета косовара, потянулась ниточка к подпольной медицинской лаборатории, там обнаружился бесхозный ядерный заряд, который был продан в Россию. Потом оказалось, что одни террористы опосредованно связаны с другими, вознамерившимися пульнуть в белый свет атомной ракетой, затем захваченный в плен боевик упомянул о минском стоматологе и о покушении на Президента...

Врача Рокотов вычислил без труда.

Просто пришел по адресу и просмотрел график приема специалистов. Хирург Антончик и был тем самым человеком, о ком рассказал оставленный на затопленной базе Федунич.

Теперь следовало найти подход к обладающему определенной информацией стоматологу.

Влад решил не торопиться. Он предусмотрительно снял две квартиры в разных районах города и щедро заплатил за три месяца вперед, дабы не вызывать никаких подозрений у арендодателей. Для двух старушек были совсем не лишними те шестьсот долларов, которые биолог спокойно выложил. В средствах он недостатка не испытывал, особенно с учетом того, что прихватил у Федунича его долю за совершение теракта на ракетной базе. При необходимости Рокотов мог снять еще полсотни квартир.

Хирург по фамилии Антончик пребывал в полном неведении относительно того, что его уже два дня терпеливо ожидает спортивный молодой человек, горящий желанием задать пару вопросов и добиться правдивых ответов. Опыт проведения допросов у молодого человека был...

Рокотов перевернул страницу «Народной доли» и продолжил чтение редакционной статьи.

"...На тэрыторыi Беларусi проживает не народ, а вялiкае месiва. Такое суцэальнае i лiпкае, без нацыянальнага гонару i iнтэлектуальнай смеласцi [1]1
  Реальная цитата из оппозиционной белорусской прессы


[Закрыть]..." фу у, блин, одолел фразочку! Хорошо еще, что мне не надо вслух читать, а то бы язык сломал. Какой идиот это пишет? Некто Владимир Глод... Видать, из бывших комсомольчиков. Чувствуется опыт в болтовне о «мировом империализме» и «руководящей роли партии». Нынче только объекты местами поменялись – и все. Текстовочка та же..."

Первым делом по прибытии в Минск Влад накупил местных газет и попытался по ним составить мнение об обстановке в республике. По сообщениям российских средств массовой информации, в Беларуси процветали тоталитаризм, зажим свободы слова и другие прелести диктаторского режима. Рокотов сразу приготовился к тому, что ему придется читать бодрые репортажи с колхозных полей и корявые агитки во славу Лукашенко.

Все оказалось с точностью до наоборот.

Газеты и журналы были переполнены националистической антигосударственной пропагандой, откровенно льстивыми прозападными статейками и безумными как по содержанию, так и по объему высказываниями лидеров оппозиции. При этом читателей ни в грош не ставили и обзывали всех белорусов «быдлом», «середняками» и «приспособленцами». За редким исключением в виде «борцов с режимом» из каких то «Хартий 98» или НСЦИ. Как позже узнал биолог, сия аббревиатура обозначала «Национальный центр стратегических инициатив», объединявший в своих рядах аналитиков от оппозиции и сочувствующих им истеричных дамочек с лесбийским уклоном.

У Рокотова зачесались руки.

Случись такое в Москве или в Питере, членам редколлегии давно бы уже набили морду. Подобные высказывания в России позволяли себе только «правозащитные» издания, имевшие очень ограниченный круг почитателей и не зависящие от покупательского спроса.

Но Владислав был педант и не шел на поводу у эмоций.

Он решил лично разобраться в ситуации и отправился на обзорную экскурсию по столице.

Побродив несколько часов по вечернему городу, Рокотов убедился, что газеты, мягко говоря, излишне драматизируют обстановку. «Пустым» в Минске считался магазин, где было всего пять сортов сыра и столько же колбасы. Сотен наименований товаров, правда, тоже не наблюдалось. Но это было связано с тем, что в Беларуси почти не закупали продовольствие за границей и обходились собственными силами.

Нормальное положение дел для небольшой и не избалованной полезными ископаемыми страны.

Влад с удовольствием поужинал в небольшом кафе, отметил вполне приемлемые цены и вернулся в квартиру. По пути он несколько раз встречал милицейские патрули, однако те вели себя смирно и к прохожим не приставали. И выгодно отличались от российских коллег выправкой и нормальными неиспитыми лицами.

Конечно, проблем в республике было хоть отбавляй, но они носили совершенно закономерный характер, как и в любом осколке бывшей Империи. Небольшие зарплаты, инфляция, недостаток профессионалов в правительстве, политические дрязги, очумелая борьба между карликовыми партиями, слабое правосознание большинства населения, еще не привыкшего к мысли о том, что личное благосостояние напрямую зависит от самого человека и государство не обязано платить за безделье, именовавшееся ранее «социалистическим трудом».

Но и в России было не лучше.

Однако в Беларуси, в отличие от своего огромного соседа, почти отсутствовал криминальный фактор в экономике. Никаких «крыш», организованных преступных групп и паханов в чиновных кабинетах. Благодаря этому частные предприниматели чувствовали себя спокойно и в большинстве своем довольно лояльно относились к власти. Были, естественно, нюансы, но фатальных для бизнеса последствий они не имели. Власть не стремилась высосать все соки из коммерсантов, а конфликты обычно решались путем переговоров и принятием или отменой распоряжений местных начальников...

Владислав с трудом осилил статью, перекурил и обратился к следующей публикации, в которой некто Е. Шерешевский с придыханием живописал американский проект по взрыву на Луне атомной бомбы.

Познания журналиста в технических вопросах были столь скудны, что он перепутал скорость звука со второй космической, придал бомбе мощность в сто пятьдесят мегатонн и под конец восхитился американскими конструкторами [2]2
  В 1958 году в США действительно была собрана группа ученых под руководством физика Леонарда Рейфеля, которым было поручено рассчитать возможности доставки на Луну ядерного заряда, аналогичного «Малышу» – бомбе, сброшенной на Хиросиму. Проект проходил под кодом «А119» и просуществовал около года. Взрыв задумывался как демонстрация американской мощи в ответ на отправку СССР искусственного спутника Земли. В рамках проекта была разработана ракета, послужившая прототипом баллистического носителя. В 1959 году проект свернули, так как поняли его абсолютную бесполезность. Определенное участие в проекте принимал и молодой Карл Саган – наиболее известный популяризатор астрономии. Вероятнее всего, именно он первым высказал мысль о бесперспективности разработок, что послужило началом конца «А119»


[Закрыть], якобы изготовившими корпус ракеты носителя из «чистейшего иридия».

«Полный отстой, – Рокотов отложил газету. В психиатрии такое поведение называется сумеречным состоянием. Этих оппозиционеров лечить надо. Не бить дубинками на митингах, а колоть аминазин пополам с галоперидолом. Кстати о дубинках... Не удивлюсь, если все ужасы о разгоне демонстраций окажутся такой же туфтой, как и „сообщения очевидцев“ о перебоях в снабжении продовольствием. Что то тут я ни того ни другого не вижу...»

Влад посмотрел на часы.

Семнадцать двадцать.

«До конца рабочего дня сорок минут. Сегодня я, пожалуй, не буду ломиться в кабинет к Антончику. Завтра с утра прихвачу, тепленького и полного сил. А пока еще раз по клинике пройдусь. Вдруг что в голову взбредет...»

Рокотов поднялся со скамейки, сунул свернутую «Народную долю» в урну и не спеша направился к дверям медицинского учреждения.

* * *

Кролль пригнул голову, влез в узкую дверь, прорезанную в борту «Газели», и осторожно похлопал по плечу склонившегося над развороченным усилителем Сапегу. Карл недовольно поморщился, поставил воняющий канифолью паяльник на специальные сошки рядом с аппаратурой и обернулся.

– Что у тебя?

– Когда заканчиваешь? – вопросом на вопрос ответил Йозеф.

– Скоро... Осталось смонтировать еще два блока и начать прозвонку.

– Ко времени управишься?

– Не беспокойся, – Сапега вслед за Кроллем вылез из кузова серого микроавтобуса и уселся на верстак. – Почему началась гонка?

Йозеф достал сигареты, угостил Карла и задумчиво уставился в потолок гаража. Инженер снял защитные очки, прикурил и повторил вопрос.

– Никакой особой гонки нет. – Кролль выпустил колечко дыма. – Все идет по плану. Я интересуюсь только из тех соображений, чтобы иметь полную информацию на каждый момент времени.

– Ты что то недоговариваешь. – Йозеф бросил мимолетный взгляд на инженера и снова перевел взгляд на потолок.

– Все нормально... Тебе нужна чья нибудь помощь?

– Пока нет. Твои ребята все равно в технике ничего не понимают. Да и это место светить не стоит. Сам как нибудь справлюсь... Только не забудь мне завтра подвезти еду и минералки побольше.

– Сделаю, – Кролль решил не говорить подельнику о провале группы, ответственной за захват ракетной базы.

Пусть спокойно работает. Его дело – провода, диоды и сопротивления. Вот за них он отвечает головой. А остальное его не касается. Общее руководство осуществляет Кролль, и он сам решает, что и когда делать. Почти полностью уничтоженная группа – это, конечно, неприятно, но Йозеф изначально был против дурной затеи с атомным шантажом.

Другое дело – устранение объекта.

Здесь все элементарно. Совмещение нескольких параметров – и клиент готов.

Хотя с такой крупной фигурой Кролль еще не работал. Но всегда что то приходится делать в первый раз. Ликвидация Лукашенко не есть исключение из общих правил. Все подчиняется много раз проработанной схеме. Заказ, аванс, предварительная разведка, техническое обеспечение, свой человек в окружении объекта, который назовет время и место, исполнение и, наконец, остаток суммы. Для киллера что Президент, что ларечник – один черт. Разница только в цене.

– Ладно, – Йозеф потянулся и покрутил головой, – поеду... Завтра я у тебя буду к десяти. И дверь не забудь покрепче запереть.

– Ты сам замки ставил. Так что ты и отвечаешь за их надежность, – пробормотал Сапега.

– Дверь снаружи не вскрыть. А внутреннюю щеколду снимешь только без двух десять. Учти, проверю...

– Давай давай, – Карл тоже слез с верстака, – проверяй. Я свою работу туго знаю. И о безопасности, в отличие от твоего Курбалевича, не забываю.

– А что Курбалевич?

– Разгильдяй. Позавчера он ко мне на полчаса опоздал. Я уже уходить собирался, когда он в парк прибежал.

Кролль сдвинул брови.

Придется Курбалевича наказывать. За несколько дней до операции непозволительна никакая накладка. А Курбалевич действительно частенько не является вовремя. И всегда у него уважительная причина. То транспорт не ходит, то телефон не работает, то еще что нибудь.

Завтра же Курбалевич отправится на одну из квартир и будет сидеть там безвылазно до самого последнего момента. Утром он встречается с Антончиком, а потом должен куда то смотаться по своим делам. Вот после этого Кролль его и посадит под домашний арест.

– Я возьму на заметку его поведение. Ну, до завтра...

– Пока.

Йозеф постоял на улице, послушал, как за его спиной почти бесшумно закрылись два замка и в пазы въехала мощная задвижка из легированной стали. Удовлетворенно кивнул, сел за руль своей неприметной синей «шестерки» и выехал за ворота гаражного кооператива.

* * *

Владислав прошелся из конца в конец по длинному, застеленному зеленой ковровой дорожкой коридору, почитал развешенные на стенах плакаты с описаниями различных заболеваний полости рта, слегка передернул плечами, рассмотрел фотографии известных личностей, лечившихся в этой клинике, и узнал, что помимо аппарата правительства сие учреждение обслуживало и цвет творческой интеллигенции.

На Рокотова никто не обращал никакого внимания.

Из кабинета в кабинет сновали медсестры, жужжали бормашины, сидящие на удобных диванчиках пациенты негромко обсуждали друг с другом свои болячки и профессиональные качества врачей. Все как в любой другой стоматологической клинике. Биолог для окружающих был обычным посетителем, коротающим время в ожидании приема.

Влад вернулся в большой холл и сквозь распахнутые прозрачные двери вышел во внутренний дворик, где было предусмотрено место для курения. Достал пачку облегченного «Кэмела», зажигалку и устроился в тени куста сирени.

Не прошло и минуты, как к нему обратилась за огоньком миловидная юная медсестричка. В принципе, у Рокотова и был расчет на подобное ненавязчивое знакомство. В курилке совершенно посторонние люди сближаются мгновенно, без стеснения. Не зря американские психологи пришли к выводу, что курение табака стоит рассматривать не как потребление слабого стимулирующего наркотика, а как процесс, облегчающий общение между людьми.

Владислав нарочито скептически посмотрел на зажатую в пальцах медсестры сигарету «Бонд», укоризненно покачал головой, достал свою пачку и поднес девушке.

– А эту гадость выбросьте. Негоже травиться жутким польским леваком. Да еще и сделанным в антисанитарных условиях нелегальными таджикскими эмигрантами...

Сестричка недоуменно вскинула брови.

– Вы не ослышались, – широко улыбнулся Рокотов, – угощайтесь.

– Спасибо. – Девушка осторожно вытянула из пачки сигарету с белым фильтром. – Ой, а я сначала думала, что у вас они без фильтра! Зачем вы их переворачиваете?

– Видите ли... – Влад галантно дал собеседнице прикурить. – В течение дня мы хватаемся руками за что ни попадя. А потом этими же самыми пальцами беремся за фильтр сигареты, когда ее достаем из пачки и пихаем в рот. Возможность помыть руки есть не всегда. Вот и все объяснение. Перевернув сигареты фильтрами вниз, мы избегаем вероятности подцепить какую нибудь инфекцию. Разумно?

– Даже очень, – медсестра из под ресниц бросила оценивающий взгляд на импозантного парня. Рокотов сделал вид, что он этого не заметил.

– Вы кого то ждете?

– Да... Хотел на прием к Антончику записаться, да девушка из регистратуры отошла куда то на полчасика. Вот коротаю время в приятной беседе.

Сестричка чуть заметно покраснела. Нечасто в клинику заглядывают молодые посетители мужского пола. Все больше спешащие по дедам одышливые чиновники или «современные классики», как любят себя именовать получившие даже небольшую известность творческие личности. Их и мужиками то можно назвать только с большой натяжкой. Пузатые, с нечесаными полуседыми патлами, вечно какие то замызганные, одеты в невероятные балахоны, в бороде крошки, оставшиеся от торопливо проглоченного обеда.

А разговоры! Повеситься можно. Либо бесконечные монологи о «себе любимом», либо сплетни о более удачливых коллегах по перу или по театральным подмосткам, либо стоны о тяжелой жизни гения и происках завистников. Четвертого не дано. И не дай Бог не поддержать «классика» в разговоре! Надуется, как мышь на крупу, начнет козни строить, лечащему врачу жаловаться, что «какая то медсестра» не понимает тонкой души творца. Артистические личности жутко обидчивы, любое слово, не восхваляющее их лично, принимается в штыки.

– Антончик очень хороший врач, – сказала медсестра, – к нему всегда очередь. А вы по линии госаппарата или по месту жительства?

Влад отметил, что девушка считает его минчанином. В Беларуси на русском говорит больше двух третей населения и питерское произношение не режет ухо.

– Нет, я со стороны.

– Тогда только на коммерческой основе, – медсестра покачала головой, – но Антончик берет дорого...

– Здоровье дороже, – отреагировал Рокотов. – За деньги, как я понимаю, ждать не придется?

– Нет, конечно. Берете номерок на любое удобное для вас время, оплачиваете осмотр, и всё. Дальше уже сам врач процедуры назначает. А у вас что то серьезное?

– Мне нужно сделать резекцию правого верхнего клыка, – нашелся биолог. – В остальном я здоров, как питбуль.

– Давайте я вас провожу в регистратуру и объясню, к кому обратиться... – предложила девушка.

– С удовольствием...

У стойки коммерческого отделения восседала настоящая матрона. Рубенс с Кустодиевым с ума бы сошли, будь она их моделью. Ростом под метр восемьдесят, с бюстом полного седьмого размера и бедрами объемом в полтора метра. При этом матрона была подвижна и весела, что свойственно большим полным людям.

– Олеся Пална! Я вам клиента привела.

«Звучит несколько двусмысленно, – подумал Влад, – но по другому не скажешь...»

– Да а? – матрона открыла огромный гроссбух.

– К Антончику, на резекцию...

– Ага, – Олеся Павловна провела пальцем по строчкам, – на двадцать девятое все забито... Как вы насчет второго числа?

– А на завтра нельзя? – осведомился пациент. Второе июля его никак не устраивало.

– Только если с самого утра...

– Нет проблем.

– Но резекцию вам все равно завтра не сделают.

– Я знаю. Хочу просто, чтоб доктор побыстрее осмотрел...

– Болит?

– Ни в коей мере.

– Хорошо, – матрона сняла трубку телефона и набрала двузначный внутренний номер. – Сережа, ты завтра можешь с утра платного пациента принять?.. Уже назначено?.. Но у меня на восемь ничего нет... Ах, из старых... Понятно. А на послезавтра?.. Хорошо. Вас на девять послезавтра устроит?

– Безусловно, – небрежно ответил Рокотов, прокачивая ситуацию.

До часа «икс» не так много времени.

Антончик как то замешан. И завтра у него в восемь посетитель, которого нет в журнале регистрации.

Интересно...

– Фамилия, имя, отчество?

– Виталий Николаевич Гришечкин, – Влад заранее был готов к вопросу и назвал имя, уже использованное при визите в управление санкт петербургского порта [3]3
  См. роман Д. Черкасова «Косово поле. Эпизод второй: Россия»


[Закрыть].

– Вот ваш номерок, Виталий Николаевич, – матрона подала Рокотову картонный прямоугольник, – с вас двести тысяч...

– А чистку эмали у вас делают? – поинтересовался посетитель, доставая бумажник из кармана легкой хлопчатобумажной куртки.

– Конечно.

* * *

Жизнь мадам Гоннор, флагмана российского правозащитного движения, иногда даже более популярной, чем суетливый педофил Адамыч, складывалась непросто и состояла из двух противоположных, но, тем не менее, крепко взаимосвязанных половинок. Одна вытекала из другой, более поздняя не могла существовать без ранней.

До конца Великой Отечественной Войны юная Леночка являла собою пример настоящей советской девушки.

Пошла добровольцем на фронт, вытаскивала раненых с поля боя, сама была несколько раз ранена и награждена за мужество. Пусть не орденами Ленина или Боевого Красного Знамени, но все же... Да и плевать должно быть патриоту на количество и значимость наградных знаков. Главное – долг перед Родиной выполнить.

Однако Леночка так не думала.

«Недооценка» ее заслуг государством точила нежную девичью душу день и ночь. И наконец чувство уязвленности переросло в серьезный психопатический комплекс, предопределивший следующие пятьдесят лет жизни.

Из самоотверженной санитарки выросла злобная мстительная ведьма.

С фронтом у мадам Гоннор была связана одна тщательно скрываемая от окружающих тайна.

Дело в том, что помимо выполнения обязанностей санинструктора пехотного батальона Леночка состояла на связи с начальником спецотдела НКВД [4]4
  Наркомат Внутренних Дел.


[Закрыть]при штабе дивизии. Проще говоря – стучала. И по ее доносам, подписанным нежным псевдонимом «Гиацинт», в штрафные роты за четыре года войны попали два десятка солдат и три офицера, позволивших себе произнести неосторожное слово о Великом Сталине или проговорившихся о каких либо сомнительных деталях своей биографии.

«Гиацинт» трудилась с полной отдачей...

Однако сотрудничество с НКВД не принесло Гоннор тех дивидендов, на которые она искренне рассчитывала. Ее не повышали в звании, не награждали орденами, ограничиваясь небольшими денежными и продовольственными подачками. Как объяснял куратор, это делалось для того, чтобы не вызвать у окружавших Леночку бойцов никаких подозрений. Гоннор соглашалась, но внутри у нее все кипело от возмущения.

Окончание войны принесло будущей диссидентке очередные разочарования.

Ее верная служба политическому сыску была забыта, никто из НКВД не выразил желания продолжать сотрудничество или достойно отплатить информаторше за безупречный стук, ей никак не помогли ни с жильем, ни с работой, ни с финансами. Даже характеристику для вступления в ряды ВКП(б) [5]5
  Всероссийская коммунистическая партия (большевиков)


[Закрыть]не дали. Рядовая стукачка перестала интересовать куратора, сделавшего на ее доносах неплохую карьеру от простого лейтенанта до подполковника и с помпой въехавшего в отдельный кабинет на Лубянской площади.

Тогда Гоннор принялась мстить своим обидчикам. Но так как ничего конкретному офицеру НКВД она сделать, естественно, не могла, то Леночка перенесла свою всепоглощающую злобу на страну в целом. В одночасье весь советский народ стал ее врагом.

В тот же период времени Гоннор знакомится с молодым ученым по имени Андрюша. Весьма перспективным, но, увы, отягощенным женой. Леночка на полгода забывает о планах страшной мести и устраивает свою личную жизнь, используя для увода Андрюши из семьи все те навыки, которым ее обучили в ненавистном НКВД. Расставание с прежней супругой и новая женитьба у Андрюши проходят довольно гладко. Особенно с учетом того, что в МГБ[6]6
  Министерство Государственной Безопасности.


[Закрыть]«кто то» прислал анонимный донос о том, что бывшая пассия будущего академика имеет отнюдь не пролетарское происхождение и тайно поддерживает связь с живущими за рубежом дальними родственниками.