Текст книги "Балканский тигр"

Ясхар приготовился к самому худшему – к газовой камере.

Но его положение вдруг резко изменилось. Американская Администрация обратила пристальное внимание на Балканы, и Президент Джимми Картер дал указание подготовить для диверсионно-разведывательных операций в этом регионе несколько этнических албанцев, которые не связаны моральными нормами и соображениями гуманности. Угольки межнациональных конфликтов вспыхнули с новой силой, и в США почувствовали, что могут наложить лапу на богатейшие месторождения медной руды.

Ясхара выдернули из переполненной камеры, где на его тугую задницу уже нацелился двухметровый выходец с Гаити, и без обиняков предложили полную амнистию в обмен на сотрудничество с ЦРУ. Албанец так же без обид согласился. Перспектива возвращения в камеру его не устраивала.

За восемнадцать лет работы он ни разу не пожалел о сделанном выборе. Ему позволялось все – убивать, калечить, насиловать женщин и детей, торговать наркотиками, переправлять оружие сепаратистам, пытать пленных, грабить мирное население… Но при одном условии: никогда и ни при каких обстоятельствах не предавать интересов Соединенных Штатов. Это было легко, ибо интересы США почти всегда совпадали с интересами самого Ясхара.

Сербов он ненавидел на животном уровне. За что, почему – на эти вопросы он не мог дать обдуманного ответа. Ненавидел, и все. Его чувства уходили корнями в детство, когда мальчишка из семьи сербских переселенцев избил маленького Ясхара за то, что тот по наущению старшего брата написал на стене школы: «Все сербы – свиньи!». Память о разбитом в десятилетнем возрасте носе бередила душу взрослого мужчины.

Над плененными в Боснии и Хорватии сербами Ясхар издевался так, что мутило даже его товарищей усташей. Он пальцами выдавливал людям глаза, бросал в костер младенцев на виду у матерей, прибивал югославских солдат к крестам, обливал кислотой, клал под гидравлический пресс. Иногда позволял себе даже шашлык из человечины, который ел, сидя напротив клетки с захваченными в плен сербами. Шашлык он готовил из мяса с бедра какого нибудь подростка, отрезая кусочек за кусочком с тела еще живого ребенка.

И все это – во славу Великой Албании и своих покровителей в США.

О нравах, что царили в обретших независимость Боснии и Хорватии, американцам прекрасно было известно. Но те, чтобы остановить зверское уничтожение сербского населения, не предпринимали ничего и даже поощряли «миротворцев» вроде Ясхара. А на обозрение Международного Трибунала в Гааге представлялись явные и скрытые фальшивки, описывающие «бесчеловечность» режима Милошевича и преступления, якобы совершенные его генералами против мирных албанского и хорватского народов.

Косово стало бы очередной точкой приложения способностей Ясхара, но на этот раз он получил другое задание, не связанное с его «амплуа». Албанец возглавил небольшой отряд, охранявший подземный лабиринт в толще огромной горы неподалеку от границы с Македонией…

Ясхар мрачно посмотрел на тщедушного техника, отвечающего за работу офисного оборудования на подземной базе, и ткнул пальцем в распечатку:

– Где еще две копии?

– Не знаю, – техник мрачно уставился в пол. – Регламент у нас раз в месяц, понятия не имею, кто и когда пользовался этим ксероксом. По книге учета проходят только два человека. Значит, они и пользовались.

– Они всегда записывают. Я проверил. Все ксерокопии на месте. Кроме двух…

– Спросите у остальных.

– Спрашивал. Нету. – Ясхар ощутил привычный прилив ярости, когда мгла застилает взгляд, но усилием воли заставил себя успокоиться. В результате подобных вспышек гнева собеседник часто превращался в труп, но сейчас перед албанцем стояли другие задачи. Он отвечал за каждого человека на базе. Тем более что сидящий перед ним техник не имел доступа к секретным документам, а лишь обслуживал ксероксы и компьютеры. Именно он доложил, что количество сделанных копий, отмеченное электронным счетчиком аппарата, не совпадает с записями в журнале учета. – Кто имел допуск на этаж?

– Только медперсонал. Даже я появлялся там в присутствии охраны.

– А «носильщики»?

– Дважды были в этом месяце…

– Значит, кто-то из них, – задумчиво пробормотал Ясхар. – Все, свободен.

Техник отправился в свою мастерскую. Он уже не был рад, что обратил внимание начальства на несовпадение данных.

Хотя…

Если б не обратил, то попал бы на стол к главному дознавателю, подчиняющемуся лично Ясхару. А от него живыми не выходят.

* * *

– Возьмем, к примеру, Пикассо, – провозгласил Рокотов.

– Возьмем, – согласился Срджан, удобно устроившийся на глыбе песчанника.

– Вот у него есть стелла в здании ООН в Нью-Йорке. Человек, парящий в воздухе вниз головой. Уж сколько по этому поводу было гипотез! И якобы это левитирующий йог, и космонавт, и аллегория перевернутого мира… А оказалось, что это просто ныряльщик. Никакого двойного толкования. Все так называемые исследователи его творчества сели в лужу…

Лежащий на камне «уоки-токи» зашипел, и из динамика раздался голос Стевана:

«Есть контакт. Три минуты…»

– По коням! – Владислав вскочил на ноги и взгромоздил на плечо цилиндр «Иглы». – Командуй общую готовность! – Он опустился на одно колено и приник к окуляру прицельного приспособления. – Ну, за точность!..

Глава 3. ОСОБЕННОСТИ РЕАКТИВНОЙ ОХОТЫ.

Многоцелевой истребитель «Торнадо» модификации IDS, входящий в состав германского контингента миротворческих сил НАТО, встретился над Дринским заливом с английским заправщиком «VC-10К Мк.З» и через систему «шланг – конус» получил восемьсот литров первоклассного топлива. Вся операция по дозаправке, включая время подхода и отхода, заняла две с половиной минуты. Истребитель накренился на правое крыло, опустился на сто метров вниз, дабы не попасть в реверсионный след заправщика, и через воздушное пространство Албании устремился в сторону Косова, чтобы недалеко от города Прокупле сбросить шесть тонн бомб.

Первый пилот Герхардт Хенкель был доволен машиной. После диагностики обоих инерциальных навигационных систем «FIN1010» и замены дефектного диода вся аппаратура истребителя работала идеально. Это, несомненно, служило подтверждением того, что его рапорт по команде с просьбой отстранить от обслуживания самолетов этого грязного педераста Серджио был верен. Халатность итальяшки могла дорого обойтись экипажу.

Второй пилот, молоденький лейтенант ВВС Курт Вюрде, полностью разделял мнение командира.

Недалеко от горы Гялеца-э-Люмес «Торнадо» совершил поворот на пятнадцать градусов влево и лег на курс 100, который вел к объекту бомбардировки по кратчайшей траектории. Как следовало из инструктажа, проведенного перед вылетом из Авианы, целью на этот раз являлись казармы сербского спецназа и склад ГСМ. Находились ли в намеченном квадрате мирные жители, не интересовало ни Герхардта, ни Курта. Они должны были только сбросить кассетные бомбы, которые преспокойно болтались на трех узлах под фюзеляжем. Четыре пилона – по два на каждой консоли крыла – были оснащены итальянскими управляемыми ракетами средней дальности «Аспид 1», предназначенными для борьбы с вражескими истребителями. Вдобавок в боекомплект самолета входили и противорадарные ракеты AGM 88А «Харм».

Войдя в воздушное пространство Югославии, пилоты удвоили осторожность. Бортовая многорежимная РЛС АI-24 «Фосхантер» непрерывно обшаривала пространство в радиусе двадцати километров.

Активности ПВО Сербии отмечено не было. «МиГ-29» с черной гадюкой на фюзеляже также не появлялся, хотя сутки назад опять потрепал авиацию Альянса, подбив американский «F-16». К счастью, пилот смог на дымящейся машине дотянуть до аэродрома в Болгарии…

Имея определенную свободу выбора маршрута, «Торнадо» все же управлялся с воздушного командного пункта на самолете Е-8А/С «Джей-Старз», который барражировал над территорией Албании в десяти километрах от границы с Косовом. С командного пункта следили еще за семнадцатью машинами, посланными в эту ночь атаковать объекты инфраструктуры непокорного Милошевича.

Руководство объединенной группировкой войск Северо-Атлантического Альянса нервничало. Ракетно-бомбовые удары, несмотря на всю свою мощь, кардинального изменения в обстановку не вносили. Сербы оказались гораздо более сильными духом, нежели предполагали натовские стратеги. Из-за затянувшейся сверх меры операции по усмирению этого непокорного народа пришлось даже отменить помпезное празднование пятидесятилетия НАТО и провести церемонию вступления новых членов значительно скромнее, чем требовала важность момента.

Милошевич опять всем все испортил.

За несгибаемую волю югославского Президента расплачивался сербский народ. Если в первые дни конфликта авиация НАТО еще соблюдала кое-какие нормы и старалась поражать именно военные объекты, то через неделю бомбы все чаще и чаще падали на многоквартирные дома, детские сады и больницы. Западные пилоты, напуганные внезапными атаками сербских ПВО и авиации, против которых была бессильна тактика «точечных ударов», освобождали свои самолеты над первыми же попавшимися объектами недалеко от границы и тут же поворачивали обратно.

За три с половиной недели, что минули с момента начала операции «Решительная сила», не было уничтожено ни одного наземного зенитно-ракетного комплекса армии Югославии; сгорел только один «МиГ-21», стоящий на земле, да и то по случайности. Скорее всего, его специально оставили на открытом месте – как приманку. Так что успехи авиации НАТО в деле подрыва военной машины Югославии оказались весьма сомнительными.

Зато количество погибших мирных жителей исчислялось сотнями. Еще больше было раненых, в особенности детей. Уже на десятый день конфликта на Югославию посыпались кассетные бомбы, оснащенные сюрпризами в виде игрушек, бейсбольных мячей и алюминиевых баночек с надписью «Кока-кола». Каждый такой внешне безобидный предмет содержал в себе от ста до четырехсот граммов тринитротолуола, перемешанного со стальными шариками. При ударе о поверхность «игрушки» ставились на боевой взвод и взрывались от малейшего прикосновения. Команды югославских саперов мотались по всей стране, бойцы спали по два часа в сутки, но не справлялись с лавиной сигналов об обнаружении все новых и новых сюрпризов.

Больницы были переполнены. Врачи, среди которых были и добровольцы из многих стран мира, констатировали тяжелейшие осколочные ранения, сравнимые с теми, что описаны в работах по полевой хирургии времен вьетнамской и корейской войн. Там американские «гуманисты» также испытывали оружие, закамуфлированное под безобидные предметы.

Но и это еще не все.

Чтобы затруднить передвижение войск по территории Сербии, самолеты НАТО высеяли несколько сотен тысяч прыгающих мин – пластиковых цилиндров, которые далеко не всегда обнаруживают армейские миноискатели. На минах подрывались крестьяне, выходящие на полевые работы. В сельских районах назревала паника.

А в пресс-центре НАТО в Брюсселе суетливо угодливый Джеми Шеа победно врал журналистам о грандиозных успехах операции и демонстрировал на видеомониторе сфабрикованные компьютерной графической станцией «попадания» по югославским военным объектам…

Герхардт Хенкель немного уменьшил стреловидность крыла, и скорость «Торнадо» снизилась с девятисот пятидесяти до восьмисот километров в час. Через минуту самолет должен был пересечь административную границу Косово и Сербии. Пилот плавно отдал штурвал, и машина опустилась до высоты полтора километра над уровнем моря[5]5
  Один из альтиметров боевых самолетов отсчитывает расстояние не от твердой поверхности, а от условного уровня моря.


[Закрыть]. Теперь маршрут истребителя пролегал над горным хребтом, на котором невозможно было разместить мобильную систему ПВО из-за изломанного рельефа.

По этому пути Хенкель летал уже девять раз. Маршрут был совершенно безопасен и выводил напрямую к равнине, где располагались сербские города и военные базы. При первых признаках опасности можно было развернуть самолет и вернуться к горному массиву, где, благодаря скорости и маневренности, «Торнадо» мог потягаться с югославскими истребителями.

Герхардт немного расслабился. Перед бомбометанием он старался успокоить нервы, чтобы сконцентрироваться непосредственно при выходе на цель.

Когда «Торнадо» достиг середины ущелья и проходил в трехстах метрах над зубчатой вершиной самой высокой в этом районе горы, экран бортового компьютера полыхнул желтым огнем, и по ушам обоих пилотов ударил вой системы оповещения об активной радиолокации. Бортовая вычислительная машина «Спирит 3» не справилась с обработкой данных и зависла, предоставив пилотам честь выкарабкиваться самим.

Хенкель бросил машину в противоракетный маневр, лихорадочно пытаясь сообразить, откуда в непроходимом ущелье оказались сразу три мощнейших локатора. Второй пилот тоже не растерялся, отстрелил тепловые ловушки и нажал кнопку пуска противорадарных ракет.

* * *

Услышав голос Стевана, Джуро нацепил огромный «крокодил» с синими пластиковыми рукоятками на минусовую клемму аккумулятора и приготовился проделать то же самое со вторым зажимом.

Раде поднял руку.

Прошло полторы минуты. Джуро взмок, будто бы его облили из ведра.

– Давай! – рявкнула рация голосом Срджана.

– Начали! – заорал Раде.

Джуро замкнул цепь, и электрический импульс из огромного танкового аккумулятора на сто двадцать ампер-часов включил три детекторных передатчика, подсоединенных к обычным телевизионным тарелкам…

Ловушка, сконструированная неистощимым на выдумки Рокотовым, была элементарна до предела. Вся так называемая «радарная система», ошеломившая пилотов «Торнадо», состояла из трех километров изолированного провода, старых антенн спутникового телевидения и кучки радиодеталей стоимостью двадцать долларов. Еще к ней прилагался аккумулятор.

За полдня Мирко и Войслав, увлекающиеся на досуге электротехникой, соорудили из подручных средств три примитивнейших передатчика, выдающих в эфир постоянный радиосигнал на частоте полторы тысячи мегагерц, что примерно соответствовало частоте наведения ракет класса «земля – воздух». Никакой точности сигнала не требовалось. Бортовые РЛС военных самолетов реагируют на все электромагнитные всплески, так или иначе могущие входить в спектр частот вражеской ПВО.

Передатчики получились столь мощными, что поставленный на испытаниях в ста метрах приемник чуть не полетел от перегрузки.

Владислав удовлетворенно потер руки.

Для создания иллюзии направленного радиолуча они присоединили к каждому передатчику по телевизионной тарелке. Затем все это смонтировали в единую систему, замкнув питание на аккумулятор. В результате образовался треугольник со сторонами по семьсот метров, в центр которого и вылетел немецкий «Торнадо».

Импульс трех одинаковых передатчиков вывел из строя бортовой компьютер машины. Тот не смог решить задачу «буриданова осла» и потерял драгоценные две секунды.

Спустя четверть минуты, как и было оговорено, Джуро отсоединил аккумулятор от цепи и поднял голову.

Оставалось ждать результата.

Из-за горы, скрывающей от Раде и Джуро место засады зенитчиков-партизан, донесся глухой удар и сверкнула вспышка.

Включенная на постоянный прием рация взорвалась радостными воплями Срджана, Мирко и Драгутина вперемежку с русскими выкриками Владислава.

Судя по какофонии в эфире, кто-то из стрелков попал в цель…

За одну целую и две десятых секунды Герхардт Хенкель успел сделать три вещи – бросить самолет влево, включить полный форсаж обоих турбореактивных двухконтурных двигателей «RB.199 Мк.101» и резко взять штурвал на себя.

«Торнадо» затрясло как в лихорадке, машина дважды дернулась и «свечкой» устремилась вверх. На пилотов навалилась перегрузка в шесть "g", зрение померкло, в ушах зазвенело от прилива крови к голове.

Слишком резкий маневр сорвал крепления радионавигационной системы «ТАСАN», размещенной в носовой части фюзеляжа, и электронный блок протаранил корпус мультиплексной информационной шины. От удара шина раскололась надвое, и нежная электроника многоцелевого истребителя приказала долго жить.

Всему виной стал незакрученный разгильдяем Серджио винт, про который тот забыл, занятый мыслями о симпатичном, но излишне грубом немецком пилоте.

Истребитель на секунду застыл вертикально, и в тот момент его поразили обе ракеты. Советские «Иглы» не обращают внимания на разные глупости вроде тепловых имитаторов.

Опустившийся на колено Владислав поймал самолет в прицельное приспособление и осторожно выбрал свободный ход курка.

– Приготовились… Давай!

Срджан продублировал команду в микрофон рации.

«Торнадо» внезапно дернулся и завалился на крыло, из его дюз вырвались тридцатиметровые языки пламени. Истребитель взбрыкнул, словно необъезженный конь, и встал на дыбы. Ущелье наполнил рев турбин.

Рокотов нажал на спуск.

«Игла» среагировала мгновенно, выбросив заряд со скоростью четыреста метров в секунду. Позади Влада взметнулось облако пыли от реактивной струи стартовавшей ракеты.

Через две секунды трехкилограммовая боеголовка рванула у среза левого двигателя «Торнадо» и превратила сопло в перекрученный восьмеркой лист металла.

Заряд Драгутина прошел по касательной мимо консоли правого крыла и сдетонировал от удара о поворотный пилон, с которого в это мгновение срывалась противорадарная ракета АОМ 88А «Харм». Шестьдесят шесть килограммов боезаряда «Харма» разнесли правое крыло истребителя и отбросили фюзеляж на сто метров вверх.

– Йес! – заорал Срджан, пускаясь в пляс по песчанику, которым была усыпана площадка.

– КПСС! – передразнил Владислав, внимательно следящий за происходящим. – Как жить-то хорошо, мать вашу!

Победные крики Драгутина и Мирко были слышны даже с расстояния двести пятьдесят метров.

Владислав схватил рацию.

– Все, закончили! Теперь внимание: искать парашюты! Веселин!

– Я!

– Ветер в твою сторону… Раде, Джуро! Снимайтесь с места – и на помощь Веселину! Остальные и я – спускаемся к лагерю!

Наблюдатели и стрелки подтвердили полученные команды. Владислав перекинул ремень автомата через плечо и двинулся вниз по тропинке.

Спустя минуту рация снова ожила.

– Это Веселии! Вижу один парашют справа от горы… Иду в его сторону.

– Добро! Направляемся к тебе, – Рокотов дал отбой и ускорил шаг. – Интересно, а где же второй?

* * *

После того как взрывом снесло правое крыло, бортовой компьютер подал последний в своей жизни сигнал и послал электрический импульс в систему катапультирования. Вспыхнули детонаторы пиропатронов, освобождая крепления фонаря кабины. Но «фонарь» не отлетел: правый передний угол оказался намертво заблокированным.

Сработала шашка под креслом Курта, и второго пилота выбросило во тьму. В то же мгновение мертвый кусок железа, полминуты назад бывший современным истребителем стоимостью тридцать два миллиона немецких марок, рухнул носом вниз.

Хенкель, пришедший в себя сразу после отстрела «фонаря», с недоумением повернул голову и увидел прямо перед собой болтающийся в потоке воздуха плексигласовый колпак. Герхардт изо всех сил хлопнул ладонью по клавише ручного включения катапульты, но ничего не произошло. Все системы были мертвы.

Подбитый истребитель падал с ускорением девять и восемь десятых метра в секунду за секунду. До земли оставалось чуть больше полукилометра.

Хенкель лихорадочно схватился за пряжку ремней, которые стягивали грудь, и попытался избавиться от них одним сильным рывком. Тщетно.

Ремни, столь полезные летчику в моменты катапультирования и выполнения фигур высшего пилотажа, превратились в непреодолимую паутину для попавшего в них тридцатилетнего немца. Он червяком изогнулся в кресле, последний раз дернулся и увидел приближающуюся темную глыбу.

И тут невозмутимый ариец, вскидывавший руку перед портретом Адольфа Гитлера, пронзительно завизжал от страха…

Обломки «Торнадо» разбросало взрывом, когда фюзеляж под прямым углом врезался в гору, и искра от чиркнувшего по камню металлического листа попала в самую середину полупустого топливного отсека. По скальному отрогу прокатился огромный огненный шар…

От перегрузки в момент катапультирования Курт потерял сознание и очнулся, уже болтаясь в воздухе, под завывание ветра. Раскачиваясь под куполом, он попытался сориентироваться в окружающей мгле. А жить ему оставалось всего ничего.

Воздушный поток, огибающий утес по гигантской дуге, у подножия достигал скорости сорок метров в секунду. Едва оказавшись в этом потоке, парашют Курта закрутился веретеном, и летчика немилосердно ударило о выступ скалы. Молодой лейтенант даже не успел почувствовать боли – его лобные кости были смяты, позвоночник переломан в семи местах, а грудная клетка превратилась в месиво из осколков костей и кровоточащих разорванных тканей.

Запутавшийся в бесполезном парашюте труп рухнул со стометровой высоты на острые камни. Карьера экипажа немецкого «Торнадо» достойно завершилась. Родственники должны были гордиться мужественной смертью еще двоих «защитников демократии».

Но в НАТО скрывали официальные цифры потерь среди личного состава миротворцев. Поэтому родным Хенкеля и Вюрде сообщили, что летчики отправились в специальную командировку в США для получения новой сверхсекретной техники. И в ближайшие два-три месяца будут так заняты, что не смогут ни приехать в отпуск, ни хотя бы позвонить.

Спецподразделение ЦРУ получило приказ разработать вариант «трагической гибели» летчиков в автокатастрофе. Естественно, вне зоны балканского конфликта. На случай, если не удастся вытащить их с югославской территории.

В восемь пятнадцать утра в кабинет командующего объединенными силами НАТО Уэсли Кларка ворвался британский генерал Майкл Джексон. Десять минут назад ему доставили распечатку, где в первой же строке сообщалось о потере истребителя «Торнадо» германских ВВС.

О судьбе летчиков не было ни слова.

Кларк недовольно наморщил нос, когда Джексон бросил ему на стол текст, испещренный пометками красным фломастером.

– Что вы хотите? – В отличие от Джексона Кларк был «паркетным» генералом и в армейской службе более всего ценил выглаженную форму и фуршеты по поводу маленькой, но победоносной войны.

– Как мне это понимать? – прошипел британец и ткнул пальцем в отчеркнутый абзац распечатки. – Кто отвечает за операцию спасения?

– Ответственный еще не назначен, – рассеянно заявил Кларк.

– Прошло уже более четырех часов! – возопил Джексон.

– Ну и что? В десять будет совещание, там и определимся…

– Вы в своем уме?! Какое совещание? Там же двое пилотов!

– Перестаньте орать! – разозлился Кларк. – У нас все под контролем. Со спутника вот-вот поступят уточненные данные…

– Уточняющие что?

– Ситуацию, – обтекаемо заявил американец. – В конце концов, я главнокомандующий, а не вы, так что решения принимать мне. И будьте любезны не повышать голос. Не на футболе…

Джексон побагровел от ярости. Ему, боевому генералу, указывает лощеный, не нюхавший пороха америкашка, боящийся даже выйти на городские улицы без охраны. Не говоря уже о том, чтобы посетить районы боевых действий!

Трусость Малыша Уэсли была общеизвестна. Он униженно стелился перед высшими чиновниками Госдепартамента, заискивал в разговорах с популярными ведущими ток-шоу, под любыми предлогами отказывался от выездов в войска. Даже дома, когда жена ловила его на очередной интрижке с секретаршей, Кларк немедля во всем признавался, а потом неделю замазывал тональным кремом царапины на роже.

Его били. Всегда. Сначала в детском саду, потом в школе, в колледже. В военном училище в Вест-Пойнте курсант Уэсли заслужил репутацию стукача и подлизы. Из-за его доносов было отчислено несколько слушателей, остальные перестали с ним общаться. Кларк очень обиделся и удвоил усилия по «художественному стуку».

Когда ситуация на курсе стала уж вовсе невыносимой, ему устроили «темную». Уэсли неделю отвалялся в госпитале, где его, вялого от успокоительных и обезболивающих средств, оприходовал санитар гомосексуалист.

Училище замерло в восторге.

Но от перенесенного позора Кларк с собой не покончил и не ушел из училища. Вместо этого он написал рапорт начальнику госпиталя и обвинил санитара в краже наркосодержащих лекарств – предварительно подбросив тому в шкафчик несколько ампул. Обыск, естественно, дал положительные результаты, и санитара арестовала военная полиция.

При всей своей трусости Уэсли умел просчитывать последствия.

Его карьера складывалась успешно. Кларк манерно изгибался на приемах в Вашингтоне, лебезил перед начальством, приводил отчетность своих подразделений в идеально-бюрократический порядок и всем этим заслужил репутацию верного служаки. Подчиненные его презирали, но до них Уэсли не было никакого дела. Как и до солдат, рисковавших жизнью в развязанных амбициозными политиками конфликтах.

Очередной натовский самолет, сбитый над Сербией, вызывал у Кларка меньше интереса, нежели предстоящий ужин с Госсекретарем США, которая пожелала посетить штаб-квартиру Альянса в рамках своего турне по Европе. Ибо именно от Госсекретаря, а не от каких-то там пилотов зависела дальнейшая карьера американского генерала.

– Я понял, – с угрозой в голосе прорычал Джексон. – Я немедленно начинаю поиск летчиков и подготовку спасателей. Можете жаловаться Солане, но ваше поведение безответственно.

* * *

– Давай кусок побольше, мы его на ткани перенесем. А то еще лопнет наш приятель.

Мирко приволок обрывок два на три метра.

– Отлично, – Рокотов опустился на корточки и брезгливо ощупал нагрудные карманы комбинезона. – Есть, – на свет появился миниатюрный передатчик. – Все, грузим и понесли…

Подходящий камень обнаружился через две сотни метров. Глыба нависала над ровной площадкой, заросшей по краю кустами шиповника.

Труп вывалили на каменное основание и затолкали под скалу. Теперь сигналы комбинезона, даже если радиомаяк уцелел при ударе, гасли в многометровой толще базальта.

Влад присел перекурить, подбрасывая на ладони коробочку передатчика.

– Что дальше? – поинтересовался Срджан.

– Сейчас отдыхаем, а со второй половины дня готовимся к встрече гостей. Эту штуку пока включать не будем, пусть думают, что пилоты спрятались в пещере и сигналы не проходят…

– А они не решат, что летчики погибли? – Войслав вытащил из рюкзака термос и приготовил чашки. В отряде он отвечал за продовольствие и постоянно таскал запас бутербродов и горячего чая. Рокотов исповедовал принцип «личный состав может быть наказан, но должен быть накормлен».

– А пущай! – биолог выпустил облако дыма. – Когда мы включим сей миленький маячок и выволочем тело этого придурка на открытое пространство, они быстро сообразят, что к чему. И вышлют спасателей. За которыми, в свою очередь, придется высылать еще вертолеты. И еще. И так – до бесконечности… Шучу. На третий раз они этот район сметут «Томагавками». Так что на самом деле у нас времени будет в обрез. Сделали дело – и валим отсюда подальше… Кстати, Джуро, не в службу, а в дружбу, сними с пилота планшет. Я про него запамятовал…

* * *

Генерал Джексон и начальник оперативного управления объединенного штаба ВВС НАТО склонились над картой района, подсвеченной снизу, сквозь стекло стола, неяркой галогеновой лампой.

Майор ткнул указкой в пересечение извивающихся линий.

– Здесь. Плюс-минус триста метров. Сигнал поступил в четыре ноль семь по местному времени.

– Что спутниковая разведка?

– Зафиксирован всплеск радиоизлучения на частоте одна тысяча четыреста сорок два мегагерца. Предположительно – не менее двух источников. Время работы источников – шестнадцать секунд. На девятой секунде с момента начала локации связь с истребителем прервалась. Вероятно, после попадания ракеты.

– Видеонаблюдение?

– К сожалению, камера наблюдала только край этого квадрата. Спутник как раз выходил из за линии горизонта, так что интересующий нас участок был снят под углом всего шесть градусов, – на стол лег огромный увеличенный черно-белый фотоснимок. – Вот тут, – майор указал на мутное пятно вверху снимка.

– Очистить не пытались?

– Сейчас над этим работают. Фотографии поступили полчаса назад…

– Вас что то беспокоит? – Джексон поднял глаза на майора.

– Немного. Сигнал какой то странный… Его частота хоть и близка к стандартному диапазону, но не совсем вписывается в характеристики, относящиеся к зенитным комплексам. Излучение «грязное», мощность прыгает…

– А что с данными воздушной разведки?

– То же самое. Радиовсплеск и, судя по всему, ракетная атака с земли.

Британец вооружился лупой и несколько минут разглядывал карту.

– Ничего не понимаю. Там есть какие-нибудь подъездные пути?

– Нет, – майор почесал кончик носа. – Нагромождение камней, высота варьируется от трехсот до тысячи метров над уровнем моря. Ближайшее пригодное место для расположения мобильного комплекса ПВО в четырех с лишним километрах на северо-запад. Да и то чисто теоретически. Разведка засекла бы передвижение бронетехники. Это что-то другое…

– Переносные комплексы так не «фонят», – высказался дотоле молчавший специалист по обработке данных спутникового слежения.

– Это точно, – согласился майор.

– Может быть, мы имеем дело со стационарным укрепрайоном? – предположил генерал.

– Исключено, – возразил майор. – Наша агентура в Блажево даже о концентрации войск не докладывала. И потом – невозможно создать такой укрепрайон незаметно. А главное, бессмысленно. И со стратегической, и с тактической точки зрения этот квадрат не интересен ни нам, ни сербам. Голые скалы.

– И тем не менее «Торнадо» сбили именно здесь.

– Не обязательно, – покачал головой младший специалист.

– Объясните.

– У нас нет достоверных данных об использовании ракетного оружия. Мы предполагаем, что если самолет исчез, значит, его обязательно сбили… А я думаю иначе.

– И как же? – серьезно спросил Джексон.

– Самопроизвольное срабатывание одного из «Хармов». Похожий случай был на испытаниях в восемьдесят девятом. По не установленной причине включился активный режим радиолокационной головки самонаведения, РЛС ракеты выплеснула в эфир неконтролируемый радиосигнал и взорвалась прямо на пилоне. Тогда накрылся один из «Р-16». Возможно, здесь аналогичный случай.

Джексон с уважением поглядел на специалиста. Он ценил в подчиненных неординарный подход к решению проблем и всегда внимательно прислушивался к самым, казалось бы, невероятным версиям.

– Сколько вам понадобится времени, чтобы получить данные того испытания?

– Часа три. А вам придется связаться с командующим ВВС США – завизировать запрос у Кларка. – Специалист по национальности был бельгийцем и не имел доступа к архивам американской армии.

– Черт! – Джексон стукнул кулаком по столу. – На это уйдет полдня.

– Ничего не поделаешь, – специалист развел руками.

– Хорошо… Пилоты, скорее всего, погибли?

– Если произошел взрыв «Харма», то почти со стопроцентной вероятностью самолет разрушился в течение секунды. Катапульты не успели сработать, – сухо констатировал майор. – Все-таки шестьдесят килограммов октола…