Текст книги "Эра феминизма"

Эра феминизма
Дмитрий Куликовский

© Дмитрий Куликовский, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I

Пробуждение

Жужжание, напоминавшее шум работы электробритвы, настойчиво вторгалось в мою голову уже не в первый раз. Как не силился, я не мог понять истинного источника этого звука. Открыть глаза я тоже не мог, как не мог и пошевелить руками и ногами. Ощущение, что в теле присутствовала какая – то тяжесть, а в глазах темнота, а еще ощущение сильно стянутой головы, словно ее сдавили тисками, от чего виски пульсировали в бешеном ритме.

– Ну что, проснулся? – услышал я незнакомый голос мужчины, обращавшийся видимо ко мне, поскольку вслед за этим услышал, – Да, да, к тебе обращаюсь! Какой день смотрю на тебя и удивляюсь, вокруг столько народу и шуму, а ты хоть бы что! Врачи говорят, что ты настоящий уникум, вот взять и прийти в себя после десятилетней комы.

– Ты кто? – ответил я, по – прежнему не понимая, почему я ничего не вижу и не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Я твой сосед, Вася, – ответил мужчина, голос которого был какой – то странный, словно он говорил в нос и заглатывал слова.

– А что с голосом? – спросил я без особой охоты, поскольку меня больше интересовал вопрос, где я нахожусь и что со мной такое случилось, что я пробыл в многолетней коме.

– Да так, внимания не обращай, нос сломали, вот и голос странноватый, – ответил также неохотно мой новый знакомый.

– Вась, а где я нахожусь и что ты там о коме говорил? – спросил я, пытаясь вспомнить, что именно со мной произошло.

– Ну, ты того, как говорят врачи, попал в аварию. Твоя машина всмятку, жена, извини, что я тебе первым это сообщаю, погибла, а ты повредил башку и загремел в больничку, эээ, номер сто пятнадцать, город Москва, если тебе интересно, – ответил Вася.

– И долго я в больнице? – спросил я голосом, несколько подрагивающим от мысли, что моей жены больше нет.

– Я же говорил, десять лет, – ответил Вася, и тут же добавил, – несколько дней назад ты подал первые признаки жизни, пошевелил пальцем, а на приборе, не знаю, как он называется, ну что показывает ритмику сердца, твое сердце стало более активным.

– Хорошо, Вася, тогда скажи, почему я ничего не вижу и не могу шевельнуться? – спросил я уже более ровным голосом.

– Как говорят врачи, тебя собирали по кусочкам, всего перебинтовали, видеть не можешь из – за перевязки на голове, а шевелиться из – за долгого пребывания в бездвижном состоянии, видел бы ты себя со стороны, – ответил Вася отстраненным голосом, словно не желая более вести разговор. Вслед за этим я услышал посторонние голоса, судя по всему принадлежавшие врачам, пришедшим в палату для осмотра пациентов.

– Слышь, когда придешь в себя окончательно, будь начеку, за тебя возьмутся очень быстро. Таблеток не принимай, то есть притворись, что принимаешь, но на деле не принимай, это говорю тебе как друг, – сказал Вася после ухода врачей, в голосе которого звучали тревожные нотки, после чего он уснул и не просыпался до следующего утра.

Проснувшись следующим утром, я понял, что вчерашний разговор с Васей не был моим бредом, и, судя по тому, что говорили врачи насчет состояния моего здоровья, оно было не аховым. В голову лезли всякие мысли, вроде того, а на фига я вообще пришел в себя! Лучше бы я не приходил в сознание, нежели жить и знать, что моей жены нет, а мои перспективы не очень радужные. Или лучше бы умер, это даже лучший вариант, нежели пребывать в состоянии овоща. Но, то ли кто – то из родственников подсуетился, то ли наша медицина постаралась, что мне не дали умереть, дав шанс на жизнь, от чего я даже допустил мысль, что наша медицина по истине гуманная. Как потом окажется, это было преждевременное умозаключение. Тем не менее, от этих мыслей я не хотел просыпаться, как ни хотел просыпаться по утрам в годы счастливой семейной жизни, которые всплыли в моей памяти настолько ясно, что я предался воспоминаниям, пока мой сосед еще спал.

Бывает так, что просыпаясь утром, ты не хочешь расставаться с остатками сна, полного грез и воспоминаний о счастливых моментах семейной жизни. Ты продолжаешь лежать, закутавшись одеялом по самую голову, вспоминая, что тебе снилось. В такие моменты на твоих губах играет улыбка, такая приятная, которой обычно люди улыбаются своим близким или приятным мгновениям жизни. Не подумайте, что я страдаю раздвоением личности, вовсе нет! Я это говорю со слов своей жены, с которой мы прожили много лет, и с которой у нас было полное взаимопонимание. Тоже самое могу сказать и о своей жене, поскольку нечто подобное замечал и за ней, когда наступало утро, и она закутывалась в одеяло, пряча лицо от солнечных лучей, неумолимо проникавших в квартиру сквозь плотно задернутую занавеску. Но, как обычно бывает, нечто приятное, нечто хорошее не может длиться вечно. Реальность, как скоростной поезд, врывается в твою жизнь с первыми лучами солнца. За окном улица быстро заполняется солнечным светом, шум от машин и торопящихся на работу людей все усиливается и усиливается, а будильник на столе истерично трезвонит, возвещая, что пора вставать. И, только поцелуй жены, такой нежный, мягкий, окончательно сбрасывает с тебя остатки сна и ты готов к новому дню, к новым свершениям.

Работал я обычным менеджером, в одной конторе средней руки, занимавшейся продажами холодильного оборудования. Оборудование это мы поставляли в магазины, кафе, рестораны и прочие заведения общепита, которые открывались в нашем городе в большом количестве, чему способствовал быстрый экономический рост города и рост благосостояния местного населения. В общем, ничего экстраординарного в моей работе не было, чего не скажешь о работе моей жены Татьяны, имевшей собственное экскурсионное бюро, в рамках которого занималась организацией экскурсий по культурным объектам и достопримечательностям города и его окрестностям. Работа у нее была интересной, как в плане общения с интересными людьми, так и в плане разнообразия знаний, которыми она должна была обладать, чтобы соответствовать уровню своей профессии. Будучи по профессии педагогом по русскому языку и литературе, она отлично владела английским языком, имела хорошие познания по истории, географии, археологии и изобразительному искусству. Говорить о том, что у нас все в работе ладилось, конечно, не приходилось. Были и у меня проблемы, и у моей жены, ну а как же без этого? Мои проблемы сводились к тому, что клиенты не спешили заключать контракты на длительный срок, надеясь на скидки при большом количестве фирм – поставщиков холодильного оборудования. Мое же начальство считало необходимым периодически напоминать, что, вот, Семен, в этом месяце необходимо показать такие и такие результаты, каждый раз намекая на необходимость долговременных отношений с клиентами. Что до проблем моей жены, то они, наверное, были не менее существенными, чем мои проблемы. Это тебе и конкуренция со стороны турфирм, и большое количество экскурсоводов, и плохие погодные условия, когда, например, кто ни будь из ее экскурсоводов уходила на больничный, то ей приходилось исполнять роль экскурсовода, так сказать, вспомнить былое. Все это было, и это, безусловно, вносило разнообразие в нашу яркую и интересную жизнь, насыщенной периодическими походами в театры, на концерты и на художественные выставки. Одним словом, мы пребывали на одной волне, жили одними интересами, понимали друг друга с полуслова и полувзгляда. В один прекрасный день, когда сентябрьское солнце одаривало мягким теплом своих лучей, а на улице моросил небольшой дождь, я ехал с женой домой, как на одном из поворотов мою машину внезапно занесло и выбросило прямо на фонарный столб. Последнее, что я вспомнил из событий того трагического дня, так это слова жены о предстоящей киноновинке, но, названия фильма она не успела сказать. Все произошло настолько быстро, что я среагировал на занос с большим опозданием… из того, что я очнулся спустя десять лет в одной из московских больниц, я мог сделать вывод, что после аварии меня перевезли в Москву, где, видимо, было более современное медицинское оборудование, нежели в нашем городе.

– Доброе утро! Вижу, ты проснулся раньше меня? – спросил Вася сонным голосом.

– И тебе доброе утро! Уже как полтора часа бодрствую, еще бы повязку с глаз долой и встать на ноги, вообще было бы замечательно! – отозвался я, отрываясь от своих воспоминаний.

– Ну, за этим дело не встанет, как говорят врачи, состояние твоего организма стабильное, а повязку с глаз снимут не сегодня – завтра, – ответил Вася, и добавил, – а вот ходить ты научишься не скоро, надо будет пройти курс реабилитации.

– Скажи Вася, накануне ты что – то про таблетки говорил, и еще как – то ответил нехотя на мой вопрос о голосе, – спросил я, ожидая подробного рассказа, в особенности про таблетки, которые почему – то не нужно принимать.

– Понимаешь, за те десять лет, что ты пребывал в коме, в нашей стране многое что изменилось… – ответил полушепотом Вася, из чего я сделал вывод, что прежде, чем услышать о таблетках и странноватый голос Васи, я должен услышать некую предысторию, видимо очень таинственную, если мой собеседник говорил полушепотом. Сделав паузу, Вася продолжил, – Была большая война, погибло двадцать миллионов человек, в основном мужчин. Как это обычно бывает, после большой войны в стране, принимавшей участие в войне, ощущается острая нехватка рабочих рук, и, как обычно, свободные рабочие места заполняют женщины, а некоторое время спустя мужская популяция восстанавливается и все возвращается на свои места. Во всех странах, участвовавших в войне, произошел аналогичный процесс. Исключением стала наша страна, в которой перекос женского и мужского населения приобрел катастрофические размеры. Если до войны женщины составляли чуть больше половины населения, то после войны они уже составляли больше двух третей населения. Серьезные изменения произошли и в политической системе, когда на смену старым партиям пришли новые партии, имеющие совершенно иные идеалы и опирающиеся на электораты, различающиеся по половому признаку…

– Да нет, это невозможно! – прервал я Васю, не поверив своим ушам, что наша страна участвовала в большой войне и потеряла несколько миллионов человек, и это в двадцать первом веке.

– Веришь или нет, но это реальность! – сказал Вася, как отрезал, перейдя с полушепота на нормальный тон.

– А что это за новые партии, что это такое? – спросил я с большой заинтересованностью в голосе, по – прежнему не веря словам собеседника, уже почти забыв про таблетки и странный голос Васи.

– Как говорит лидер нашего сопротивления, это антинациональные партии, которые своими мужененавистническими идеями доведут страну до настоящей катастрофы. Мы, мужчины, со временем просто вымрем! – ответил Вася, чуть ли не сорвавшийся на крик, но вовремя взявший себя в руки, поскольку дверь в палату открылась и вошла группа врачей, по разговорам которых я понял, что целью их визита стала моя скромная персона.

– Да – да, мы, мужчины, со временем вымрем, как динозавры, а наша страна станет страной победившего феминизма, – сказал Вася после ухода врачей, и добавил, – Да какой там, уже стала! Если сидеть на ровном месте и ничего не предпринимать, то конец мужчин не за горами.

– Подожди, не торопи коней! Насколько я знаю, феминизм это вроде женское движение, выступающее за равноправие полов, так вроде? – спросил я у Васи, боясь ошибиться в формулировке, тем более что в моем собеседнике угадывался хорошо информированный человек.

– Ты абсолютно прав, если мыслить в широком понимании, а так, изначально, феминизм, будь он неладен, был ориентирован на предоставление женщинам избирательного права. Затем женщинам захотелось еще большего, ну там право на самоопределение, равных прав в образовательной и профессиональной сферах, и так до бесконечности. Ну, ты же знаешь женскую природу! Они всегда чего – то хотели, и, своего добивались, прикрываясь тем, что они слабый пол, и постоянно угнетаемый со стороны мужчин. Ну а мы, как лохи, на все женские выкидоны велись, и вот на тебе, докатились, наша страна – страна победившего феминизма.

– Нет, ну почему же! Вполне нормально, что они выступали за предоставление им избирательного права, и что они выступали против дискриминации по половому признаку. Вот я помню, как строил отношения со своей… – не успел я договорить фразу, как был прерван Васей, пришедшим в неистовство от моих слов.

– Ты чего! Ты меня не слышишь? Ты не видишь, что вокруг творится? Ведь баба – существо непостижимое, как космическая бездна! Непонятно, что у нее на уме и на чем основывается ее мышление. Ее место возле мужчины, а не над ним, как мы сейчас видим, и даже не возражай мне! – высказался на одном дыхании Вася, увидев, как я, было, приоткрыл рот, чтобы высказать свои возражения.

– Да пойми же, Вася, я не пытаюсь тебя переубедить! Твои мысли, это твои мысли. Просто я говорю, что вполне нормально, когда в обществе все равны, и женщины вполне даже приличные создания, если иметь некое представление о том, чего они хотят и к чему стремятся, – ответил я, и тут же добавил, – а вот по поводу того, что я не вижу, что творится вокруг, ты явно погорячился, я ведь действительно лет десять, как оторванный от мира.

– Ну, ты извини, был не прав, – ответил извиняющим тоном Вася, и добавил, – как смоемся из больнички, ты все поймешь.

На этом наш разговор прекратился и мы отвернулись в разные стороны, видимо, ощущая неловкость от создавшейся ситуации, когда один из нас был на сто процентов уверен в своих словах, а второй подверг его слова сомнению. Все это время я размышлял о словах Васи, о таблетках, о его голосе и о том, что зачем – то необходимо бежать из больницы.

Следующим утром я снова оказался предметом внимания врачей, посетивших нашу с Васей палату. По итогам этого визита было принято решение о снятии повязки с моих глаз и начале реабилитации, показавшейся мне странной, если учесть, какие представления у меня имелись о реабилитации тяжелобольных. В первую же очередь необходимо сказать, что жужжание, напоминавшее мне шум работы электробритвы, действительно оказалось шумом электробритвы, которой пользовался мой сосед по палате. Вася оказался мужчиной крупных форм, выдававших в нем любителя армрестлинга и частого посетителя тренажерных залов. В своей оценке Васи я не ошибся, он действительно оказался тем, кем я его и представил себе. Забавно было смотреть, как такой огромный мужик, росту в нем было не меньше ста девяноста сантиметров, а веса не меньше ста килограммов, помещался на больничной кровати, которая кряхтела под ним как столетнее кресло – качалка. Других примечательных особенностей в Васе не было, обычный качок славянской внешности, разве что привлекал внимание повернутый набок нос, который, как он ранее сказал, ему сломали.

– Вася, все хотел спросить, как нос – то сломали? – не сумел я удержаться от вопроса, который занимал меня уже не первый день нашего с Васей знакомства.

– Сломали при задержании, – кратко ответил Вася.

– Ты что – то совершил противоправное? – спросил я, не веря, как такому мужику можно сломать нос, только один вид Васи внушал ничем непоколебимое уважение.

– Задержали за подозрение в занятии бодибилдингом, прямо на рабочем месте, тогда же в потасовке и сломали нос, – ответил Вася нехотя, и добавил, – Опережая твой последующий вопрос, скажу следующее, занятия бодибилдингом в нашей стране запрещены, а тренажерные залы вне закона, как и любые другие заведения спортивного характера, если нет санкции властей. Правительство и Конгресс, в которых сидят исключительно феминистки, очень боятся роста численности настоящих мужчин, чему способствуют нелегальные спортивные заведения.

– То есть, ты хочешь сказать, что власть против здорового образа жизни? – спросил я, не до конца понимая логику рассуждений Васи, и добавил, – И, что за Конгресс, и почему в правительстве и Конгрессе исключительно сидят феминистки?

– Нет, ты не понял. Власть в принципе не против здорового образа жизни, она против неконтролируемых тренажерных и прочих спортивных заведений, в которых исповедуются мужские идеалы, с которыми она, власть, борется на всех уровнях. Начиная от детского сада и заканчивая средствами массовой информации, власть вдалбливает в сознание людей ложные стереотипы, вроде того, что женщины – это высшие существа, передовая ветвь развития человечества, а мужчины дегенераты, и, следовательно, побочная ветвь развития. Что до Конгресса, то это бывшая Государственная дума. Видишь ли, Государственная дума, как посчитали феминистки, это отголосок патриархата, это чисто мужское название, а вот слово «Конгресс» более нейтральное. Хотя, если по – честному, от перемены названия ничего не изменилось. С фасада здания Думы убрали советский и российский гербы, а также надпись «Государственная дума», замененной надписью «Конгресс», причем Совет Федерации вообще упразднили как ненужный институт власти. Как это не прозвучит смешно, но вот по поводу изменения названия законодательного органа даже происходили настоящие схватки. Одни феминистки требовали переименовать Думу в Женсовет, как олицетворение власти феминисток, другие – в Комитет свободных женщин, как истинное отражение реалий, а третьи – в Конгресс, как нейтральное название. Были и такие, которые предлагали переименовать Думу в Женскую лигу, а над входом поместить надпись «Если женщина достойна взойти на эшафот, то она достойна войти и в парламент». По их мнению, эта фраза, принадлежащая одной феминистке, имени не помню, наиболее отражает право женщин на участие в политической жизни страны. В итоге, после полугодичных дебатов и склок феминистки остановились на «Конгрессе», как более нейтральном названии из всех вышеперечисленных вариантов. Что до остального, ну там регламента работы Конгресса и процедуры принятия законов, то никаких существенных изменений не произошло.

– Подожди, а как можно задержать за подозрение в занятии бодибилдингом, как это? – не унимался я, не совсем понимая, что говорит Вася, при этом, не придав особого значения словам о перемене названия Государственной думы.

– Сложно, вот так в двух словах объяснить. Я многое чего могу рассказать, но лучше тебе самому все увидеть и услышать, а для этого необходимо сбежать из больницы, и мои друзья уже подготовили все необходимое для побега, – ответил Вася монотонным голосом, словно лектор в институте, которому надоело из года в год говорить с кафедры одно и то же.

– Ну ладно, если не хочешь, тогда не говори. Скажи про таблетки, что ты там про них говорил – поинтересовался я, памятуя о недавнем разговоре про таблетки, про которые я так и не понял, что Вася имел в виду.

– Таблетки, что тебе будут предлагать медсестры, ты бери, но не заглатывай. Наши специалисты провели химический анализ этих таблеток, и, выяснили, что они влияют на снижение тестостерона. Подобные выводы сделали и специалисты других центров сопротивления, разбросанных по всей России. Мы думаем, что эти таблетки были специально разработаны, чтобы подавить мужское начало и контролировать эмоциональность мужского населения. Одним словом, как выйдем на свободу, ты все сам поймешь.

После этого разговора мы общались на общие темы, которые неизменно заворачивали в тему о необходимости сопротивления режиму, как единственного способа выживания мужского населения, под которым Вася подразумевал настоящих мужчин, а не подкаблучников и женоподобных мужчин, находившихся под полным контролем женщин. Если термин «подкаблучники» был более – менее понятен, то термин «женоподобные мужчины» в понимании Васи имел более обширное содержание, нежели то содержание, которое можно было себе представить из этого словосочетания. Но, об этом не так сразу. Заинтересовало меня и понятие «мужские идеалы», что интересно Вася подразумевал под ними. Несмотря на множество вопросов, я не стал донимать своего новоиспеченного друга, если так можно сказать, и решил дождаться момента, когда все увижу своими глазами. Правда, я так и не понимал, зачем нужно бежать из больницы, ведь по любому тебя отпустят, когда полностью восстановишься. Как покажет время, это было одним из моих заблуждений.

Помимо общения с Васей, другим моим «развлечением» был курс интенсивной реабилитации, который, как выше сказал, был несколько странноватым. Когда в палату принесли телевизор, я наивно подумал, что наша медицина не только гуманная, она просто великолепная, что создает такой комфорт для больных. Это было моим очередным заблуждением. Телевизор стал началом курса реабилитации, в рамках которого пациент должен был смотреть утренние телепрограммы на женскую тематику, читать ежедневные проправительственные газеты и участвовать в семинарах по социализации, а также совершать пешие прогулки по парку, прилегающему к больнице и огороженному от остального мира забором с колючей проволокой. Любопытен тот факт, что на пешие прогулки выделялось всего два часа, из чего следовал вывод, что эта часть курса реабилитации, которую я назвал «физиологической», была менее значимой, нежели «пропагандистская» часть реабилитации.

Что до телепрограмм, газет и семинаров, то от пациента в первую очередь требовалась активность, а затем понимание и усвоение идеалов феминистского общества. Иначе говоря, просматривая телепрограмму или газету, ты должен, если не запомнить все услышанное и прочитанное, то уловить суть, чтобы затем ответить на семинаре по социализации, выполняющим закрепляющую функцию. Все показываемые по телевизору программы говорили об одном, что женщины – это высшие существа, созданные по образу и подобию Божьему, а мужчины не что иное, как существа низшего порядка, созданные лишь с одной единственной целью – удовлетворять женские нужды. Вот, к примеру, в одной программе с психологическим уклоном делался акцент на универсальности женского организма, приводимой в этой программе в качестве аргументации всевластия феминисток. Женщина способна выполнять множество работ, как – то уборка, стирка, приготовка еды и воспитание детей, уже не говоря о богатстве эмоционального мира женщин и буднях на трудовом фронте. Мужчины же, в силу скудоумия и эмоционального паралича в своих возможностях ограничены, поскольку их интересы лежат исключительно в трех измерениях, – работа, диван и телевизор. Все остальное, а это водка, рыбалка, охота, гараж и машина, прилагались в качестве дополнительных атрибутов образа жизни мужчины, живущего в каком – то своем, оторванном от реальности мирке. Или вот еще передачка, но уже с сексуальным уклоном. Ведущая, на вид добропорядочная тетка, совершенно серьезно говорила, что мужчины – это прямые потомки прямоходящих приматов, а мужские гениталии примитивны, не совершенны и ничего общего не имеют с эстетикой. Совершенно обратное она говорила о женщинах, что это внеземные создания, что все женщины – это потомки высокоразвитой инопланетной расы, а женские гениталии – это плод божественного вмешательства в человеческую природу. Помню, в первое время все эти программы вызывали у меня смех, если учесть, что у меня были несколько иные представления о происхождении мужчин и женщин. Затем смех сменился улыбкой, а затем пришло равнодушие, такое отупляющее, что на любую женскую программу я реагировал ровно и нейтрально, без каких – либо эмоций.

Подобные эмоции я ощущал и при чтении проправительственных газет, на страницах которых речь шла почти исключительно о женщинах и всего того, что обычно ассоциируется с женским миром. Это мода, фитнес, диета, кулинария, вышивка, гороскопы, женская литература, женская психология и многое другое, тогда как о мужчинах говорилось лишь отрывочно, и только в негативном ключе. Что мужчины, в силу своей умственной и эмоциональной ущербности, это подлые, жестокие, эгоистические создания, не приносящие в этот мир ничего, кроме хаоса и ужаса войн. Как подтверждение, в газетах приводились статейки об очередной трагедии, когда мужчина зарезал в пьяном угаре женщину или обобрал старушку по пути в магазин, при этом отправив ее на больничную койку. Все эти статейки, как правило, подытоживались строками о справедливом воздаянии преступнику в виде тюремного заключения или усиленного курса реабилитации. Что это за усиленный курс реабилитации, я узнаю несколько позже. Из всего увиденного и прочитанного я сделал вывод, что все средства массовой информации находились в руках женщин, и, этот вывод, по сути, подтверждали слова Васи о женской оккупации правительства и Конгресса. У меня было стойкое ощущение, что мужчин вообще нет, их словно вычеркнули из жизни общества, и они находятся в резервациях. Эта мысль, как, оказалось, была правильной, но, лишь наполовину.

И, наконец, семинары по социализации, которые, скажу я вам, были специально заточены под газеты и телепрограммы курса реабилитации. Как – то на днях просмотрел очередную женскую программу, в которой говорилось о недопустимости возврата к брачным отношениям, рассматриваемых в качестве инструмента угнетения женщин. На семинаре, в присутствии женщины – психолога, я должен был высказать свое мнение относительно сюжета этой программы, после чего специалист провела разъяснительную беседу, указывая на мои недочеты от просмотра программы. Специалист мыслил теми же категориями, что и участники программы. Так, сказав про то, что брак – это союз двух любящих, равноправных партнеров, основанный на взаимном уважении и разделении функций по дому в соответствии с гендерной принадлежностью, и что отрицание брачных отношений это конец цивилизации, психолог меня поправила, что это неправильное мнение. Брак – это форма угнетения женщин, придуманный мужчинами с одной лишь целью – держать женщин под контролем, и только освобождение от брака есть начало освобождения женщины от ненавистных пут патриархата, которыми она была опутана с незапамятных времен. Слава Богу, что мы прошли этот этап, и теперь в обществе восторжествовала справедливость… в этот момент я перебил психолога, что было легкомысленно с моей стороны, и, было попытался отстоять свою точку зрения. Как потом Вася мне объяснил, подобная самостоятельность мышления чревата, ибо психолог по окончании курса реабилитации составляет заключение, от которого зависит твоя дальнейшая судьба. Либо ты выйдешь из больницы как полноценный член феминистского общества, принимающий идеалы феминистского общества, либо останешься в больнице и должен будешь пройти усиленный курс реабилитации, призванный сделать из человека того самого полноценного члена общества. На мой вопрос, что за усиленный курс реабилитации, Вася ответил, что это лошадиная доза тех самых таблеток по снижению тестостерона в крови, вводимая в человеческий организм внутривенным способом. Как правило, такие курсы прописывают людям, чья благонадежность находится под серьезным сомнением. Он еще не социально опасный для общества человек, но уже на пути к этому статусу. Чтобы избежать такой трансформации, власть прибегает к таким вот усиленным курсам реабилитации. После таких курсов любой становится мягким и пушистым, не способным ни на выражение самостоятельных мыслей, ни на выражение эмоций, ну, в общем, человек становится самым настоящим овощем. Услышав слова про социально опасных людей, я не мог не поинтересоваться, что они из себя представляют. Из разъяснений Васи выходило, что «социально опасные элементы общества» это те, кто состоит в оппозиции власти, например, сопротивленцы, к которым собственно Вася и относился. Например, если тебя поймают за каким – то противоправным занятием, например, за распространением антиправительственных листовок или занятием в тренажерных залах, то за этим последует наказание в виде стерилизации. Если кого убил или изнасиловал, то стерилизация и тюремное заключение в одном флаконе. Одним словом все не объяснишь, все зависит от тяжести проступка. После всего услышанного я сделал вывод, что в феминистском обществе имеется три меры наказания, это усиленный курс реабилитации, стерилизация, и тюрьма. Ах да, еще обычный курс реабилитации с его таблетками по снижению тестостерона в крови и программой из телепередач, газет и семинаров по социализации, рассматриваемый в феминистском обществе в качестве профилактики преступлений. Что же до психолога, то после разъяснений Васи, всякое желание перечить специалисту у меня отпало. Я говорил все, что от меня хотели услышать, с удивлением открыв в себе способность к конформизму.

– Ну как, готов? – спросил меня Вася таинственным голосом, при этом хитро улыбаясь, словно что – то замыслил недоброе.

– К чему? – ответил я, не понимая, к чему я должен быть готов.

– Ну, похоже, курс реабилитации нормально тебе промыл мозги, раз ты забыл про бегство, – ответил Вася с ироничной улыбкой, и добавил, – Мои друзья по сопротивлению все подготовили, за забором ожидает машина, есть одежда, деньги, остается улучить момент и сбежать, желательно в вечернее время. Нет, ты, конечно, можешь остаться, и, дождаться завершения курса реабилитации, чтобы выйти за ворота больнички без проблем. Правда, не ручаюсь за положительное заключение психолога, ты уже на заметке, раз однажды обозначил наличие собственного мнения, отличного от мнения психолога.

– Наверное, ты прав, Вася, пора дергать, да и с физиологией у меня все в полном порядке, – ответил я несколько неуверенно, размышляя о том, что меня ждет за стенами больницы.

Несмотря на сомнения, я принял единственно правильное решение, по крайней мере, мне так казалось – бежать из больницы, пугавшей меня некоторыми странностями. Скажу я вам, наша больница была полна странностей. Так, помимо особенностей курса реабилитации мое внимание привлекло два обстоятельства. Во – первых, это отсутствие женщин среди пациентов, и во – вторых, все врачи были исключительно женщинами. Собственно говоря, не было в больнице и медбратьев, только одни медсестры. Мужчин можно было заметить среди санитаров, уборщиков и охранников. Такое было ощущение, что мужчины – врачи перевелись, а женщины перестали болеть. На мои вопросы Вася отвечал односложно, – придет время, сам все узнаешь. Возможно, на мое решение о бегстве подтолкнула мысль, что я мог остаться без поддержки Васи, ставшего моим другом. Такая перспектива меня отнюдь не радовала.

Дождавшись вечера, мы с Васей отправились в парковую зону, притворившись прогуливающимися на вечернем воздухе. Достигнув самой удаленной точки парка, мы мелкими перебежками добежали до забора, в один прыжок запрыгнули на забор, после чего принялись перерезать колючую проволоку типа спирали Бруно. Данный тип колючей проволоки еще больше утвердил меня в мысли, что наша больница отдаленно напоминала тюрьму, бегство из которой было правильным решением. Справившись с проволокой, мы спрыгнули на обратной стороне забора и побежали к машине, припаркованной тут же, в нескольких метрах от забора.