Текст книги "Сказки на ночь"

Сказки на ночь
мрачные стихи
Дмитрий Ничей

© Дмитрий Ничей, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Оле-лукойе

 
Оле-Лукойе – злой человечек
Чистые детские души калечит
Грёзами песен, что ухо ласкают.
Слушают дети и не допускают
Мысли, что Оле-Лукойе – обманщик,
Тот, что усмешку недобрую прячет
Там, в уголках добродушной улыбки.
Взрослая жизнь не простит им ошибки.
Слушайте, дети, завороженно
Карлика злого, что так изощренно
Звуками сказок в вечерней тиши
Вам проникает в глубины души.
Дьявольский свой ритуал соблюдая,
То-то потешится он, наблюдая
Как рассыпаются в пыль, так недолги
Детских прозрачных иллюзий осколки,
Пеплом становятся как и золою…
То-то потешится Оле-Лукойе!
 

Путник и тролли

 
Нора есть большая в лавандовом поле
Вдали от границ городских,
Где в кости играют отвратные тролли
Фалангами пальцев людских.
 
 
Во тьме непроглядной которые сутки
Ведут непрерывно игру,
И как-то один зазевавшийся путник
Случайно свалился в нору.
 
 
Испуганный насмерть, опомниться силясь,
Едва попытался бежать,
Как тролли в него мертвой хваткой вцепились – Жить хочешь – придется играть.
 
 
«Условия наши внимательно слушай,
В игре не помощник испуг,
На кон ты поставишь не жизнь и не душу – Нам впредь обеспечишь досуг!»
 
 
Что тролли имели в виду, что хотели – Расспрашивать путник не стал,
Из сумки дорожной, висевшей на теле
Огарок свечи он достал.
 
 
«Ну, тролли, сейчас, – молвил путник нахально – Вас в кости играть научу!»
И мягко на каменный стол на игральный
Зажженной поставил свечу.
 
 
Два раза подряд он обыгрывал троллей.
Не в силах обиду терпеть,
Все тролли наморщились, словно от боли
И стали зубами скрипеть.
 
 
И вновь путник кости взял жестом привычным,
Но старый ссутуленный тролль
Сказал: «А теперь, как велит наш обычай,
Сыграть нам с тобою позволь».
 
 
И воздух набрав грудью тощей, ребристой,
Что было в нем старческих сил,
Он выдохнул вдруг, и пронзительным свистом
Свечу на столе загасил.
 
 
Во тьме наступившей рукою наощупь
Едва путник кости нашел,
Но видеть не мог, как лицо он не морщил,
Тех чисел, что пали на стол.
 
 
Но понял он сразу, что в это мгновенье
Его покидает успех,
Услышав, сменяющий злое сопенье,
Вокруг издевательский смех…
 
 
И полночью путник в измятой постели
В холодном проснулся поту.
И сердцем почуял, что прыгало в теле,
Что, видно, накликал беду.
 
 
И тишь полуночную вопль нарушил,
Забился огонь в ночнике,
К лицу поднеся, путник не обнаружил
Ни пальца на правой руке…
 

Старик и смерть

 
С лицом песчаной выжженной пустыни
И с головой, седою, словно снег,
Внимая телу, что предсмертно стынет,
Лежал больной и старый человек.
 
 
Была теперь ему уж безразлична
Шумливая людская круговерть,
И много лет знакома и привычна
Сама к нему его явилась Смерть.
 
 
И как-то обреченно и устало
Она смотрела старику в лицо,
И с пальца тонкого ее упало
На грудь ему неброское кольцо.
 
 
Был взгляд ее спокойным и печальным,
Как будто не само явилось Зло,
Но то кольцо являлось обручальным
И скрытый смысл в себе оно несло.
 
 
И видя, как старик теряет силы,
Последние, что только смог сберечь,
Размеренно она заговорила,
И в жилах кровь студила эта речь.
 
 
Когда-то сильный человек и гордый,
Который спорил каждый день с судьбой,
Своей услышал смерти голос твердый:
Ну, здравствуй! Я явилась за тобой.
 
 
Назначен каждому свой час погибнуть.
Уж ты поверь мне – не было и дня,
Чтоб не пыталась я тебя настигнуть,
И видишь – все-таки нашла тебя.
 
 
Страдая страстью к перемене места,
Встречался людям ты то тут, то там,
Но словно оскорбленная невеста
Я за тобой ходила по пятам.
 
 
Единожды познав меня когда-то,
Ты больше неразлучен был со мной,
И в те года, когда ты был солдатом,
Я у тебя шагала за спиной.
 
 
В то время за тобой идти по следу
Мне было по-особому легко,
Когда же ты одерживал победу,
Я отступала… Но недалеко.
 
 
На время оказавшись не у дела,
Я знала – повторится все опять,
И с нетерпеньем на тебя глядела – Когда ты вновь начнешь меня искать.
 
 
И много раз печально и призывно
Ты звал меня в горячечном бреду,
Ведь ты же знал, что это неизбывно,
Что все равно я за тобой приду.
 
 
И я пришла… наградой соразмерной
За жизнь твою, прошедшую уже.
Уверена – ты будешь самым верным
Из многочисленных моих мужей.
 
 
Гордец, любовь познавший женщин многих,
Моим теперь ты только будешь впредь.
Я поцелуем свадебным глубоким
Твое хочу дыханье запереть.
 
 
Она кольцо свое ему надела,
Поцеловала. Свесилась рука
С кровати, где навек застыло тело
Несчастного больного старика.
 
 
Гадать осталось – ангелы ли, черти
Его встречали, словно своего,
И лишь кольцо, подаренное Смертью,
Блестело тускло на руке его…
 

Коллекционер

 
Надежда незнакома
И неизвестна вера
И сумеречно в доме
Ловца-коллекционера.
Средь бабочек и лилий,
Что нет мертвей и суше,
В печальном изобилии
Он складывает души,
Что отделил от тел он
Плененных им красавиц,
И позже между делом
На них наводит глянец.
Они за этой дверью
Засохнут постепенно
Обернуты доверием,
Любовным, откровенным – Всем отданным когда-то
В порыве безвозвратно.
Булавкой экспонатной
Проколет аккуратно
Трофей, что взят без боя
Коллекционер дотошный.
Возможно ли такое?
Оказывается, можно…
 

Одиночество

 
Случилось как и кто виной,
Что ветер воет за стеной?
Что в тесном кубе белых стен
Остался ты один совсем,
Закрыты двери на засов,
Бесстрастно тиканье часов,
И рядом нет любимых рук,
И равнодушен старый друг,
И город от дождя продрог,
А если выйти за порог,
И в многотысячной толпе
Никто не будет рад тебе,
Окликнув, не подаст руки…
И не друзья, и не враги…
И как-то безразлично всем,
Что ты совсем один… Совсем…
 

Плач

 
Я больше не могу. Мне очень страшно.
Мне больно. Я раздавлен жизнью злой.
Мир, в радостное некогда раскрашен,
Вновь почернел, живого скинув слой.
 
 
Я снова маленький. Я не могу без мамы.
Я жалок, я растерян, я в беде,
И безнадежный я, и беззащитный самый,
В холодной оказавшийся воде.
 
 
Кричащий, не услышан, плач проглотит,
Кровь солона, и слезы солоны,
И что по капле в землю жизнь уходит,
Я за собой не чувствую вины…
 

Видно всё же кто-то неведомый

 
…Видно все же кто-то неведомый,
Благодарности даже не требуя,
От беды от всякой хранит тебя,
Коль ты все еще невредим.
Но в чертах знакомого давнего
своего не видим мы ангела,
И, увидев, узнать противимся,
И, узнав, обидеть хотим…
 

Ангелу

 
Не знал я, что такое может быть…
Тоской мучительной в разлуке сердце стынет.
И как бессмысленно и страшно станет жить,
Когда твой ангел вдруг тебя покинет!
 
 
Который раз себя уже ловлю
На мысли – и сильнее сердце бьется,
Как сильно все-таки тебя люблю,
Мой ангел, что когда-нибудь вернется!
 

Лабиринты

 
В пещере неизвестны повороты,
Где вниз по капле падает вода.
Молчат полузатопленные гроты,
Ведущие неведомо куда.
 
 
И в темноте, пещерам всем присущей,
Повсюду, в малом каждом уголке,
Несметные полки мышей летучих
Вниз головой висят на потолке.
 
 
Ты здесь заблудишься среди камней забытых,
Себя в неосторожности виня…
В души моей зловещих лабиринтах
Бродить небезопасно без меня.
 

Я знаю что произойдёт

 
Я знаю, что произойдет…
Любая жизнь в былое канет.
Известен мне и день, и год,
И час, когда меня не станет.
 
 
Покорному своей судьбе
Нельзя перечить высшей силе.
Я верно знаю место, где
Быть суждено моей могиле.
 
 
Уже давно известно мне
Как точно лягут на погосте
В сырой промозглой глубине
Забвенью преданные кости.
 
 
Я знаю, что наступит срок,
С небес прольется дождь обильный,
И тонкий выглянет росток
Сквозь трещину в плите могильной.
 
 
Он прорастет ветрам назло,
Что не дают земле согреться,
Над местом, где давным-давно
Мое когда-то было сердце.
 
 
И лучшим памятником мне,
Ценней, чем мрамор или бронза,
Цветок прекрасный по весне
Распустится навстречу солнцу.
 
 
Мое последнее дитя!
Покуда длиться будет лето,
Я, жизнь вторую обретя,
Тянуть ладони буду к свету.
 
 
Но осень, вечный спутник мой,
Листвы сожженной клубом дыма,
Смерть с огненных волос копной
Появится неотвратимо.
 
 
Замерзнет серая вода,
Продрогнув, мой цветок завянет
И упадет… И вот тогда
Меня совсем, совсем не станет.
 

Ангел белый

 
Судьба бессмыслено жестока и коварна
И ты, душою становясь бедней,
От Ангела от своего неблагодарно
Скрываешься во тьме печальных дней.
 
 
Но Ангел – он поймет, он все прощает,
И в белоснежных кутаясь крылах,
Быть может, тоже по тебе скучает,
Пока ты там скитаешься впотьмах…
 

Покаяние

 
Тот, кто уже не верит никому,
В любом раскаянии фальшь уловит.
Но горько мне: ведь тем, как я живу,
Перед тобой, мой Ангел, я виновен
 
 
Что сколько дней – уже потерян счет
Чистейшая, высокой самой пробы,
Не кровь по жилам по моим течет,
А самой черной ночи цвета злоба.
 
 
Что следуя по жизни как слепец,
Шел за звездой, что оказалась мнимой,
Молитву в умягченье злых сердец
К себе никак считал не применимой.
 
 
За то, что и весной цветущей мне
Повсюду видится лишь мрак осенний,
И что в разгульной суматохе дней
Не оправдал моих тобой спасений.
 
 
И как не искалечен был судьбой,
Давным-давно по-доброму не плакал,
Я очень виноват перед тобой
Мой белоснежный терпеливый Ангел
 

Зависимость

 
Дай мне вдохнуть тебя – я задыхаюсь,
Спасенья нет – прекрасно знаю сам,
Что каждый раз, когда я зарекаюсь
С тобой расстаться, горло сводит спазм.
Напиться дай тобой – я умираю,
Пусть я молю твоей пощады, пусть,
Я лезвия по самому по краю
Пройду, исчезнуть силясь, и сорвусь.
Я не прошу, я знаю – не отпустишь,
Но знай и ты – пусть власть тебе сладка,
Души обезображенная пустошь
Не вырастит прекрасного цветка.
 

Раны

 
В жизненной науке
Телом искалечен:
Пулевое в руки,
Колотое в печень.
 
 
Оставался смелым,
Несмотря на раны —
Резаны по телу,
Через душу рваны.
 
 
Много раз непрочный
Был покой нарушен,
В сердце одиночным,
Очередью в душу.
 
 
Был до переломов
Многократно битым,
Все срастались снова,
Лишь в душе закрытый.
 
 
И в словах, и делом
Стал лишь больше твердым.
Несгибаем телом,
А душою мертвый…
 

Ничей

 
Я ничей. И ничьим я, пожалуй, останусь.
В ослепительных полднях и мраке ночей
Был ничьим, и ничьим до сих пор называюсь.
Я ничей, понимаете? Просто ничей.
 
 
Под моими ногами валяются связки
До сих пор не подобранных к сердцу ключей.
Я не сделаю шаг, опасаясь огласки,
Горд своими увечьями, просто ничей.
 
 
Проиграв только раз, я в открытые души
Не играю. А вдруг и не стоит свечей?
Мне не нужен никто, никому я не нужен,
Мне намного спокойнее, что я ничей.
 
 
Вот уж многие месяцы, да и поныне
Среди множества лиц в сутолОке толчей,
Потерявшись в толпе, я как-будто в пустыне.
Значит, так и должно быть. Все верно.
                                           Ничей.
 

Терпи

 
Терпи, терпи – пусть зло смеется.
Ты смерть свою не торопи!
Сквозь тучи мрак пробьется солнце,
Запомни. И терпи, терпи…
Когда в душе уж все сгорело,
Как в солнцем выжженной степи,
И никому совсем нет дела
До бед твоих, терпи, терпи….
Покончить жизнь самоубийством
Не думай даже, не глупи!
Пусть искушенья бес неистов
В речах своих – терпи, терпи…
Своею драгоценной кровью
Смертельный путь не окропи.
Назло насмешкам и злословью
Врагов своих терпи, терпи…
Перестрадай! Свои печали
В слезах, в вине ли утопи!
Подумай, скольких ты в начале
Путей иных? Терпи, терпи…
Терпи, терпи – нельзя сдаваться!
Молитвой к небу возопи.
И терпеливому воздастся
Запомни это и терпи…
 

Не надо

 
Меня не надо отпевать – Самоубийц не отпевают!
И злые ветры навевают
Тоску, с какой не совладать.
 
 
Не надо плакать обо мне!
Слез в безысходности не лейте,
Себя в печали не жалейте
При полной мраморной луне.
 
 
Меня не нужно поминать.
Что толку мне с воспоминаний?
Тому, кто за черту заглянет,
С собой уже не совладать.
 
 
Забудьте. Не было меня.
Услышать не надейтесь отклик.
Расплывчатей мой станет облик
Все более день ото дня.
 

Малодушие

 
Помоги мне, Господи, мне плохо!
Льются слезы горькие рекой.
Я, как все, не вспоминаю Бога
В час, когда спокойно и легко.
Где ты, ангел мой, хранитель, где ты?
Я и сам корю себя за спесь.
Лишь когда вовсю стучатся беды,
Помню я, что у меня ты есть.
Я не буду жизнью жить такою – Вновь я зарекаюсь сгоряча.
Но опять течет вино рекою
И стоит потухшею свеча…
 

Звезда

 
Неясно – счастье то или беда,
Знак радости или иных предвестий,
Но в небесах зажглась одна звезда,
Что светит ярче всех других созвездий.
 
 
Нельзя звездой, сверкающей во тьме
Ни обладать, ни самому отдаться,
Лишь тем, как улыбается тебе
Она с небес, всего и наслаждаться.
 
 
И тем прискорбней знание одно:
Что как бы не желал того ты страстно,
Звезда, так уж судьбой заведено,
Всегда недосягаемо прекрасна…
 

Слово

 
Свершилось то, чему бывать нельзя:
Был яркий свет, и сгинули народы,
И больше жизни не несла земля – Лишь пыль кругом, да ледяные воды.
 
 
Но кто-то непохожий и чужой,
Проделав путь, что был тяжел и труден,
Поник в раздумьях горьких головой
Над местом, где когда-то были люди.
 
 
Неведомый стремясь найти ответ,
Нуждою, любопытством ли влекомый,
Раздвинул камни и извлек на свет
Предмет, ему неясный, незнакомый.
 
 
Держа чужое прошлое в руках,
Воздвигся тайны на краю великой
И вековой смахнул ладонью прах
С того, что раньше называли книгой.
 
 
Из прошлого услышать голоса
Надеясь чудом, и увидеть лица,
С благоговейным страхом он листал
Нетронутые временем страницы.
 
 
Но голову руками обхватив,
Прочесть не мог, как ни старался снова
На языке забытом вечный стих,
Заветный слог:
«Вначале было слово…»
 

Цыган

 
В местах, ковыль где бело-золотой,
Гуляя на свободе ветер треплет,
На вороном коне цыган седой
Далекий путь держал бескрайней степью.
 
 
Его бесцельный, как казалось, путь
Нелегким был и вовсе не случайным,
Он ехал долго не куда-нибудь – Туда, где холм виднеется печальный.
 
 
На будто бы живой ковыльный шелк,
Накрыв лицо рукой, от солнца медной,
Вздыхая тяжело, с коня сошел
Цыган, едва увидев холм заветный.
 
 
Есть в этом мире вещи, коих суть
Во веки даже время не изменит,
И у холма – к нему был долог путь – Цыган усталый преклонил колени.
 
 
И так ему тоской сдавило грудь,
Что он, склонившись над холмом знакомым,
Хотел сказать хотя бы что-нибудь,
Да только слезы встали в горле комом.
 
 
И он шептал и слышал сам едва
Того, что важно так необычайно…
Да только ветер разметал слова,
Далеких лет оберегая тайну…
 

Дорога к храму

 
Уверовать и рад бы всей душой,
Но подлый червь неясного сомнения
Крамолою, по сути, небольшой
Во мне свое спешит оставить мнение.
 
 
Все принимаю, понимаю все,
Душа черства, что тот ломоть отрезан,
И каждый я, кто на плечах несет
Святого ангела и мерзостного беса.
 
 
То, чем Господь пожертвовал для нас
Раздумий вспоминаю я помимо
В церковный праздник и печали час,
Когда мне остро то необходимо.
 
 
И не за душу я боюсь свою,
Не в райские уже ворота целюсь,
Но та дорога, на какой стою
Приводит все же к Храму, я надеюсь.
 

Твой Ангел

 
Дай Бог тебе ни разу не увидеть,
Не заподозрить даже никогда,
Что вечно рядом ангел твой хранитель,
Тот, что приходит, если вдруг беда.
 
 
Живи и радуйся, наивно полагая,
Что самому тебе все беды нипочем,
Покуда рядом он и, устали не зная,
Всегда на страже за твоим плечом.
 
 
Всегда терпим быть должен и невидим,
Прискорбно зря на то, как ты грешишь,
И коль к тебе явился твой хранитель,
То знай – ты точно не туда спешишь.
 
 
Дай Бог тебе избегнуть той печали
Узнать, что постоянно ты храним.
Печальны те, кто про него узнали,
И я уже принадлежу к таким.
 
 
Мы все, конечно, ищем жизни сладкой
И влагу грешную, не отрываясь, пьем,
Но все-таки, уже живут с оглядкой
Те, кто узнал об ангеле своем.
 

Ангелу. Прощения

 
Мне стыдно. Я подавлен. Я в смятеньи.
Я Ангела не поблагодарил
За то, что он огромное везенье
Тебя найти мне щедро подарил.
 
 
Что делать, в беспокойствии не зная,
Когда удача где-то далеко,
Тебя, мой Ангел, редко вспоминаю,
Когда совсем спокойно и легко.
 
 
Прости, прости меня, мой Ангел Светлый!
Я искреннен, я каюсь – погляди!
Не знаю, чтобы без тебя я делал…
Не покидай меня, не уходи…
 

Предостережение

 
Не быть, не быть тебе, поэт, святым,
Сколь долго муки ты терпеть не станешь,
За то, что умирая молодым,
Оборванной строкою сердце ранишь.
 
 
Жизнь ярко, пусть и скоро, сжечь спеша,
Лишив себя покоя и уюта,
Погибнешь. И измучится душа,
Не находя последнего приюта.
 
 
И будет в том, увы, твоя вина – Кто, коль не сам
ты, смерть твою торопит? – Когда тебя стихов
твоих волна
Накроет с головою и утопит.
 
 
И собственного слога торжество
Одной лишь будет для тебя наградой,
Не признан беспощадным большинством,
Ты похоронен будешь за оградой.
 
 
Ты главного не должен был забыть,
Заветы попирая и законы – Святым утопленнику
никогда не быть,
Равно как висельнику – таковы каноны.
 
 
Чтоб видеть нескончаемый апрель
Не зря ль пожертвовал душей своей пропащей
Коль был ты трубадур и менестрель – Вовек
не станешь ангелом трубящим.
 
 
За то, что так смеешься непокорно,
И сделать тщишься мертвое цветным,
За все… За все, что так наперекор и спорно
Не быть, не быть тебе, поэт, святым!..
 

Испугайся

 
Испугайся вдруг внезапно
От предчувствия того,
Что уже, быть может, завтра
Не наступит ничего.
 
 
Памятью перелистайся,
Словно в пламени тетрадь.
Испугайся – испугайся
то, что дорого терять.
 
 
Сердце бешено забьется
Коль тебя нежданно вдруг
Со спины плеча коснется
За любимое испуг.
 
 
Нежно, робко, чутко, страстно
Без опаски не свершить…
Кто способен испугаться,
Тот умеет дорожить…
 

Гость

 
В тот день, когда отчаянье достигло
Всех пиков, был несдерживаем стон,
И будто бы разверстые могилы
Зияли окна с четырех сторон.
 
 
Казалось – средь вселенской круговерти
Ты оказался в самом центре зла,
И мало отличалась жизнь от смерти,
И жизни смерть желаннее была.
 
 
Печальней сразу сделал и короче
Оставшуюся жизнь судьбы надлом,
И были как полвечности полночи
Проведены без света за столом.
 
 
И стало тихо. Слышно лишь как бродят
Гиены-ветры, воя у окна.
И он пришел. И тихо сел напротив.
И ветры стихли. И взошла луна.
 
 
Укрыл, осев, его родные плечи
И лунный свет, и сигаретный дым.
Запел сверчок. И сразу стало легче,
И все как прежде, чередом своим.
 
 
И ничего, что мы сидели молча – Глаза намного
больше говорят,
Когда б совсем не вспоминать о том, что
Он умер года два тому назад…
 

Тлен

 
Отточенная сталь пронзает плоть,
Ты вводишь в кровь свою отвар запретный,
Чтобы уснуть и ненадолго хоть
Мираж увидеть в дали безответной.
 
 
Коварной смерти ласковый укус
Оставит новый след локтя на сгибе,
Но вновь и вновь ты пробуешь на вкус
Свою такую сладкую погибель.
 
 
Оплавлен мозг, опалена душа,
Но ради сладострастного мгновенья
Своей рукой проводишь не спеша
По венам к сердцу демона забвенья.
 
 
И каждый миг душа твоя кричит,
И кажутся ей ненавистным пленом
Редеющие тела кирпичи,
Наркотика затронутые тленом.
 

Gitane

 
Нагадай мне, цыганка, судьбу,
На ладони прочти повороты,
По которым меня понесут
Сквозь кладбищенские ворота
 
 
Жертвой, отданною палачу,
Доверяюсь. Твой голос напевный
Пусть мне скажет, я слышать хочу – Есть ли смысл
в суете повседневной
 
 
Сокровенный начни разговор,
Пусть лихую судьбу мне пророчат
Прожигающие в упор
Тьмой цыганскою черные очи.
 
 
Пусть волос смоляных твоих гладь
Стаей черных ворон отливает.
Я рискну от судьбы убежать,
Хоть и знаю, что так не бывает…
 

Роса

 
Дороги вдоль, в траве лежит больная псина.
Сгорел ее закат, и время истекло,
И не понять о чем, но так невыносимо,
Точь-в-точь как человек, вздыхает тяжело.
 
 
Хрустальною водой полны глаза собачьи,
И в темноте висит холодная луна.
Тоскливо до краев. Нет-нет, она не плачет,
Все выплакано ей давным-давно сполна.
 
 
Совсем костей больных седая шерсть не греет.
На лапы голову печально положив,
Она грустит о том, как безразлично время,
Когда ты – ну всего – хотя бы просто жив.
 
 
Но жизнь – она идет. Всегда не будет плохо.
Наполнят новый день другие голоса.
Дороги вдоль, в траве уже не слышно вздоха.
Лишь несть числа по ней слезинками роса…
 

Перышко

 
Тянулись дни в беспамятстве запойном,
Длиннее становилась щетина,
И жизнь тянулась как-то бестолково
На кухне у немытого окна.
 
 
Так крепко невезенье привязалось,
И непонятно было, что потом,
И все отчетливее день за днем казалась
Ему петля под самым потолком.
 
 
Когда забылся день, с какого запил – Всегда чем
дальше – тем темнее лес,
В последний миг ему явился ангел,
Сошедший с перламутровых небес.
 
 
И он его ни в чем не упрекая,
Не каясь, как бы не был путь тяжел,
Во всем его храня и опекая,
Как тучи беды крыльями развел.
 
 
И жизнь его смогла перемениться,
И прошлое казалось страшным сном
И по весне защебетали птицы
За кухонным распахнутым окном.
 
 
Но он сорвался, и на кухне плача,
Не зная, на кого ему пенять,
Во всех своих грехах и неудачах
Стал ангела безбожно обвинять.
 
 
И упрекал он ангела в корысти,
Обидеть побольней его хотел,
А тот таким прекрасным взглядом чистым
На это безобразие глядел.
 
 
И не заметил он в угаре пьяном,
Когда его покинул ангел дом,
Лишь рядышком с расколотым стаканом
Осталось перышко под кухонным столом…
 

Больше не станет, больше не будет

 
Больше не станет, больше не будет,
И прекратившись, себя позабудет,
В страсти жестокой искомый и в вере,
Смысл всей жизни не найден – потерян,
Сами вопросы собой не решатся,
Милые глупости не совершатся,
Меньше гораздо, чем можно, оставит,
Больше не будет, больше не станет,
И оборвавшись в том месте, где тонко,
Не оградит от ошибок ребенка,
Что никогда – никогда не родится…
Лет восемнадцати самоубийца.
 

Роза

 
Сломана роза беспечным случайным прохожим,
Та, что заметней была остальных и видней,
Круглые алые капли, на кровь так похожи,
Падают, в грунт проникая до самых корней.
 
 
Силы по капле теряя из стебля, что сломлен,
Цвета печального крови венозной бутон
Некогда бывший, теперь уж совсем обескровлен.
Белым прозрачно, бледнея, становится он…