Текст книги "День Всех Святых"

Дмитрий Захаров
День Всех Святых

Часть первая

В оправдание дьявола следует признать, что мы выслушивали лишь одну сторону!

С. Батлер

1

Неприятности редко приходят поодиночке. Набившую оскомину поговорку Марина вспомнила сегодняшним утром. Первая новость: она проспала сигнал будильника. Осенний дождь – лучшее снотворное! Когда поднялась, ее ожидал сюрприз. Новенький смартфон не подавал признаков жизни. В темном стекле «самсунга» отразилось женское лицо, сложенные в бутон губы выдавали нервную, нетерпеливую натуру. Марина знала, что, когда она злится, становится некрасивой. Подобную роскошь могут себе позволить сексуальные стервы. Она была красивой девушкой, с голубыми глазами и роскошными волосами цвета золотого льна. А вот с губами не повезло, они были отцовские – тонкие, морковного оттенка. Губы, груди и ягодицы – божественная триада современной девушки! Андрей был категорически против косметических процедур. Ему нравилось все естественное.

«Будешь, как рыба в советском мультике!» – пошутил он однажды.

Марина вскрыла панель смартфона, с мазохистским наслаждением отметив третье негативное событие за нынешнее утро. Она сломала ноготь на указательном пальце. Сим-карта перекочевала в старый смарт, медленно загружались обновления и программы. Робко моргнула зеленая риска уровня заряда аккумулятора. Десять процентов. Пока заряжался телефон, она вызвала такси, наспех приняла душ, выпила две чашки крепкого кофе, проглотила холодное вареное яйцо. Застегивая замочек часов, Марина громко выругалась. Об этом Андрею не обязательно знать! Иногда его милая голубоглазая подружка ругалась матом. Ее предыдущий парень, Пашка, считал это сексуальным, в отличие от педанта Андрея, который шнурки на туфлях завязывал специальным узлом, а надетую однократно футболку подозрительно обнюхивал.

Уже две минуты требовательно моргал синий значок скайпа. Неизбежные события следует принимать с достоинством! Марина глубоко вздохнула, чиркнула пальцем по экрану. В окошке появилось озабоченное лицо матери.

– Привет, ма! – привычно нахмурилась девушка и тотчас получила виртуальную пощечину.

– Не морщи лоб, Мэри! Так ты становишься похожей на своего отца.

Мать старательно копировала британский акцент, как это делало большинство русских эмигрантов. После заключения брака она немедленно взяла фамилию мужа и любила представляться по телефону миссис Фокс.

– Отец клевый! – мстительно сказала Марина. – В Англии таких мужиков не найдешь. Он типа супермен!

– Конечно, супермен! – язвительно улыбнулась женщина. – И поэтому мы вынуждены были сбежать от него в Лондон!

– Мы уехали потому, что ты вышла замуж за Тома, ма! – мягко сказала Марина.

– Тебя не переспоришь! Я видела прогноз погоды по Санкт-Петербургу! Oh, my God! У вас там скоро пойдет снег!

– Я опаздываю, ма…

После разговора с матерью Марина чувствовала себя чуточку изнасилованной, а миссис Фокс расцветала. В психологии подобное общение называется «токсическим».

– У нас здесь тепло, как летом, – продолжала мать. – Расцвели гладиолусы! Вот она, благодать Господня!

В тоне матери появились невротические нотки религиозного фанатика. Вскоре после эмиграции она стала активно посещать англиканскую церковь и превратилась в истовую протестантку, хотя прогнозам гороскопов доверяла больше, чем пасторской проповеди. Марина отказалась посещать вместе с матерью воскресные литургии, что послужило основой для их дальнейшего отчуждения.

– Я смотрю новости по Си-эн-эн, – продолжала мать, – ваш Путин готов завоевать весь мир! Надеюсь, до нас его армии добраться не позволят! Ты ведь не станешь брать российское гражданство, Мэри?

– Я опаздываю, ма! – сказала Марина. – Позвоню из аэропорта.

– Там есть Интернет?! – изумилась женщина. Ее подведенные губы сложились в ироничную улыбку.

– Да. В России есть Интернет. И медведи по улицам не ходят.

– Ты едешь на отдых с Эндрю? – круто сменила тему миссис Фокс.

– Он ждет меня в Пулково.

– Мне нравится Эндрю. Хотя общение по Интернету нельзя считать, – она замешкалась, подбирая нужное слово, – познавательным. Он кажется честолюбивым и практичным молодым человеком. Да! Именно – практичным!

Она подняла вверх указательный палец, с длинным ногтем, покрытым жемчужно-опаловым лаком. Марина хорошо знала, что может означать этот воздетый как указующий перст палец. Миссис Фокс оседлала любимого конька. Сейчас начнет метать цитаты.

– Запомни, дочь! – провозгласила женщина. – Голод и Гордость правят миром! Голод и Гордость – вот две стихии. Твой отец может свернуть челюсть, в этом деле он всегда был мастак! Но он никогда не заботился о том, чтобы обеспечить нормальную жизнь для своей семьи. У него на первом месте всегда была гордость! Та самая, мужская, гордость, которая заставляет людей калечить друг друга на ринге. Вынуждена признать, ты пошла в отцовскую породу. Увы, это так! В нашем роду люди предпочитали зарабатывать деньги, положение в обществе. Практичность сделала западный мир таким, каким мы его знаем. Практичность, а не дикий героизм, который так нравится твоему отцу!

– Пока, ма! – коротко сказала Марина.

Впервые за семь месяцев проживания в России она оборвала разговор по собственной инициативе и чувствовала подростковую гордость. В меню смартфона значились три пропущенных вызова, каждый с интервалом в две с половиной минуты. Она набрала автодозвон, Андрей ответил немедленно:

– Алло!

– Привет, малыш! – Девушка попыталась придать голосу беззаботный тон. – Извини, не могла ответить, разговаривала с матерью.

– Как там у них в Лондоне?

– Тепло. А у меня катастрофа. Накрылся смарт.

– Тот, что я тебе подарил?

– Угу…

Прижав смартфон плечом к уху, она торопливо кидала в сумочку предметы косметики. Походную сумку она собрала накануне. Чемодан стоял в коридоре, большой и черный, похожий на грустного пуделя, ожидающего утренней прогулки.

– Уронила!

В голосе Андрея были слышны обличающие интонации. Сейчас он начнет задавать вопросы. Ужасно не хотелось ссориться накануне их первой совместной поездки. На фоне беседы включился дозвон незнакомого абонента, екнуло сердце, нестерпимо захотелось в туалет. Этот номер она видела четыре раза за минувшие сутки и успела выучить его наизусть. Проще предположить, что чудил Паша. Он был мастак на такие выдумки. Напьется в клубе, нюхнет запрещенных российским законодательством химических веществ и начинает слать сообщения. Марина скучала по тем временам, которые они провели вместе. Гонки по ночному городу на его стареньком БМВ, страстный секс в неподходящих местах. Похмелье по утрам, от которого раскалывалась голова и тошнило. Три месяца короткого питерского лета были похожи на яркий клип, прокрученный в режиме ускоренного воспроизведения. Благодаря общению с Пашей она в совершенстве освоила современный сленг, исчез манерный британский акцент, которым так гордилась миссис Фокс.

– Ты меня задерживаешь, малыш! – Она хотела сказать ласково, хотя на кончике языке вертелись оскорбительные слова. Вроде тех, что она выкрикивала в пылу страсти, занимаясь сексом с бывшим любовником. Грязные словечки распаляют страсть, любил повторять Паша.

– Я жду тебя в Пулково. Только что началась регистрация.

Андрей не говорил, а чеканил слова, как медные монеты.

– Я уже выхожу! – соврала Марина. – Такси ждет у подъезда. По ЗСД от Васьки[1]1
  Васильевский остров.


[Закрыть] до аэропорта двадцать минут езды. Целую!

Она отключилась. Черт с ним! Загладит свою вину в Анталии! Золотой песок, бирюзовое небо и искрящаяся хрустальной чистотой вода Средиземного моря – лучшие антидепрессанты! Загрохотали динамики смартфона. Жуткая смесь рока, металла и духовых инструментов. Популярный хит группы «Ленинград», любимого коллектива чудака Пашки. Она успела забыть рингтон, который был закачан на старом смарте. «Как быстро мы привыкаем к новым вещам, звукам и людям», – с грустью подумала Марина.

– Алло!

– Такси заказывали?

– Да, да!

– Проспект Кима, дом четыре, третий подъезд… – частил диспетчер.

– Все правильно! – Марина вытянула ручку чемодана, толкнула коленом дверь. – Мне выходить?

– Синяя «шкода»… – Диспетчер назвал номер, пожелал счастливого пути и отключился.

Андрей считал ее безалаберной, но уступчивой и послушной девочкой. Он был прав лишь отчасти. Чудесное пение птиц на самом деле является жуткой бранью пернатых обитателей леса. Пичуги матерятся, как пьяные грузчики, отгоняя конкурентов от добычи.

Марина нажала кнопку вызова лифта, моргали и гасли кнопки с цифрами этажей. Грянула музыка, хрипло заорал Сергей Шнуров, в кармане завибрировало.

– Едем, малыш! – бодро прокричала девушка в динамик смартфона. – Скоро буду!

– Далеко собралась, милая?

Спазм страха сжал горло.

– Что вам надо?!

Моргнула кнопка, разомкнулись дверцы лифта. Одновременно держать телефон возле уха и забираться в лифт с чемоданом и сумкой через плечо было неудобно. Но вместе с ледяным ощущением страха ее охватило жгучее любопытство. Кажется, психологи называют такое состояние амбивалентностью. Два противоречащих чувства. Желание жить и тяга к смерти. Так ребенок, слыша в темной комнате пугающие звуки, продолжает идти во мглу, чтобы утолить жажду познания. Незнакомец впервые заговорил. Пашка невиновен, он был слишком эгоцентричен и ленив, чтобы подключать к своим выходкам посторонних людей, а голоса копировать он не умеет.

– Вы не боитесь, милая?

Он называл ее «милой». Устаревшее слово, практически не используемое в современной речи.

– У меня есть причины для страха?

Лифт спускался вниз, стоя в замкнутом коробе, она ощутила растущий страх. Глухо застучало в висках, ноги стали ватными. Так действует адреналин. Марина училась в Лондоне на медицинскую сестру, изучала основы психиатрии. Она отлично знала, что за чудовище скрывается за фасадом красивого слова «адреналин», так часто используемого в бытовой речи. Кратковременный спазм сосудов приводит к резкому подъему давления, повышается пульс, кишечник требует освобождения. Кожа покрывается мурашками, зубы сжимаются. Древний инстинкт, доставшийся в наследство от архаичного предка, активизирующий рецепторы нервной системы. Бей и беги.

– «Вы крадете, убиваете, прелюбодействуете и клянетесь во лжи…»[2]2
  Иеремия, 7: 9.


[Закрыть] – тщательно выделяя каждое слово, проговорил человек.

Все предыдущие звонки заканчивались проигрышем классической мелодии. Из начального курса психиатрии Марина усвоила непреложную истину. Люди боятся не самого пугающего события, а его теневой стороны. На этом основан принцип лечения иррациональных страхов: постепенное проживание события, вызывающего тревогу.

Лифт остановился, распахнулись двери.

– Пошел ты на… – выругалась Марина и отключила смартфон.

Она могла гордиться собой. В схеме «бей и беги» возобладал принцип «бей». Большинство жертв психологических насильников вступают в диалог, надеясь осветить теневую сторону страха. Ошибка. Голубь с кошкой не заигрывает.

Парадная дверь распахнулась, в лицо ударила липкая морось. В этом году осенние холода пришли раньше обычного. Она зябко повела плечами. Страх, охвативший ее в лифте, после разговора с незнакомцем вернулся в новом обличье. Человек цитировал Библию. Ветхий Завет. Ее охватило ощущение ирреальности происходящего. Пустынный двор, черные окна домов, стонущие под порывами ветра голые ветви деревьев. Где-то завыла собака. Мир внезапно опустел. В школьном парке одиноко стояла детская коляска. Она всегда была наблюдательной девушкой, а страх обостряет чувства. Тот факт, что во дворе отсутствовали люди, казался странным, но не сверхъестественным. Утро понедельника, ненастная погода. Темные окна школы также могли иметь здравое объяснение. Перемена между уроками, или же занятия ведутся в противоположном крыле приземистого двухэтажного здания из светло-серого кирпича.

– Пустая детская коляска… – сказала она вслух.

Действительно, новенькая коляска была повернута к ней лицевой стороной, что позволяло увидеть розовое одеяло.

Хриплый голос Шнурова вывел ее из оцепенения, в лицо ударил жар. Когда она проводила подушечкой безымянного пальца по экрану, руки заметно дрожали.

– Это такси! – сказал мужчина с сильным акцентом. – Где вас ждать?

– Я продиктовала диспетчеру адрес!

Марина не ожидала, что так обрадуется звонку.

– Я остановился на улице… – водитель запнулся. – Тут магазин рядом. «Семь шагов». Мне куда дальше ехать?

– Стойте там! – приказала девушка. – Я буду через десять секунд!

Пригибаясь от ветра, она выбежала из двора, волоча чемодан за ручку. Синяя «шкода-фабиа» моргала желтыми сигналами аварийной остановки. Марина издали помахала рукой, шофер вышел ей навстречу, открыл багажник.

– Я помогу! – Парень подхватил тяжелый чемодан. – В Пулково?

– Aгa…

Она, не утерпев, оглянулась на темнеющее здание во дворе. Окна зажглись оранжевым светом.

– Дура! – негромко произнесла девушка вслух, забираясь в уютный салон автомобиля.

– Что вы сказали?

– Это я про себя…

Она одарила парня ослепительной улыбкой, провела кончиком языка по губам, проверив наличие там помады. Что сказал извращенец? «Прелюбодействуете и клянетесь во лжи». Уже встречаясь с Андреем, она дважды переспала с Пашей. И если бы ее допросили на детекторе лжи, готова ли она повторить нечто подобное после замужества, ответ был бы положительный. «Шкода» набирала скорость. Дождь усилился, дворники неустанно обрабатывали лобовое стекло, сметая потоки влаги.

– Едете отдыхать? – спросил шофер.

– В Турцию…

– Там сейчас тепло?

– Двадцать четыре градуса воздух, двадцать шесть вода! – сообщила она погодную сводку, вычитанную накануне в Интернете.

– Ай, как хорошо-о-о… – покачал парень черноволосой головой и сладко причмокнул губами. – Здесь скоро снег выпадет. В конце октября так холодно!

– Скоро ноябрь!

– Будем на месте через двадцать пять минут! – сообщил шофер. – У меня транспондер, – показал он черный квадратик над панорамным зеркалом. – ЗСД пробка не бывает…

– Правильно говорить «пробок»! – улыбнулась Марина.

– Я быстро учусь русский язык!

Жить ему оставалось двадцать шесть секунд. Сильный удар в левую стойку выбросил легкую «шкоду» на обочину дороги. Хрустнуло железо, ветровое стекло осыпалось гроздью сверкающих алмазов. Марина инстинктивно закрыла ладонями голову. Она не проронила ни звука, а вот шофер закричал громко и беззащитно. «Шкода» перевернулась на бок, обнажив грязное днище со стекающей коричневой жижей. На миг девушка потеряла сознание, а когда пришла в чувство, чужие руки осторожно вытаскивали ее из салона машины. Что-то остро кольнуло в сгиб локтя, хлесткие капли дождя оросили лицо. Проваливаясь в небытие, она мстительно подумала про Андрея, который сейчас меряет шагами зал ожидания в аэропорту. А потом пришла мгла…

2

Осень приходит в Петербург внезапно. Теплое бабье лето сменяется ненастьем в считаные дни. Порывистый ветер гонит ледяную морось, изжелта-красные листья дрожат под его порывами. Небо свинцово-серое, низкое, воздух дышит предчувствием долгой зимы. Природа словно замирает в ожидании скорых холодов.

Мужчина семенил по двору, засунув руки в карманы. Он был и высоким, и сутулым, а холодный ветер заставлял его горбиться еще больше, отчего фигура приобретала очертания вопросительного знака. Остановившись возле подъезда, он постучал ботинком по железной решетке, счищая налипшую к протектору грязь. На бледном лице отразилось недовольство. Громко зазвонил сотовый телефон, мужчина засунул руку во внутренний карман куртки.

– Алло! – поднес он смартфон к уху, морщась от капель дождя. – Ты можешь перезвонить?!

Голос у него был тонкий и обиженный, как у скандальной женщины. Ему ответили, уголки губ опустились вниз.

– А без джема сегодня не обойтись?

Его взгляд задержался на кирпично-красном дубовом листе, прилипшем к лобовому стеклу «форда-куга». Радостный голубой цвет кроссовера поблек, смешавшись с унылой палитрой октябрьского дня. Он по ошибке включил на смартфоне функцию микрофона, и нервный голос жены разнесся по двору.

– Леня, ты – растяпа! – зло выкрикнула женщина. – Я тебе вчера два раза сказала. Купи джем. Джем или повидло. Если в продаже будет клубника, то лучше повидло.

– Ты не могла заранее позвонить?!

Выслушав ответ супруги, Леонид сунул смартфон в карман. Он слишком хорошо знал характерные интонации в голосе жены, возникавшие каждый раз, когда действия шли вопреки ее сценарию. Его душила ярость, но еще больше ему было жаль себя. Жаль прожитых в браке двадцати трех лет, жаль себя, недавно отметившего юбилей. Вот уже почти четверть века он не прикасался к другой женщине, кроме ленивой, располневшей жены, смысл жизни для которой в последние годы сконцентрировался на просмотре бесконечных сериалов и поедании сладкого.

Дождь стих. До ближайшего супермаркета было пять минут ходьбы. В просвете между домами блестело черное шоссе. С влажным шуршанием промчалась машина, желтый свет фар разорвал дождевую взвесь. Проспект Кораблестроителей упирался в пустырь. Справа по ходу движения находился бизнес-центр, за ним громоздились бетонные гаражи. По проекту градостроителей гаражи должны были снести еще в прошлом году, но вмешались правозащитники. Дело застопорилось, в хорошую погоду на пустыре, к радости бомжей и зевак, собирались многолюдные демонстрации протеста. Мужчина громко закашлялся, и не потому, что у него запершило в горле, а чтобы нарушить эту зловещую пустоту. Промелькнула короткая мысль. Сегодня я умру. Причиной смерти станет клубничный джем, который жена намазывает на булку толстым слоем поверх сливочного масла.

На въезде во двор припарковалась машина. «Скорая помощь». Белый фургон с красной полосой.

Леонид подошел ближе, постучал в дверцу кабины.

– Извините! – Он заранее улыбнулся, ожидая отклика.

Тишина. Шорох капели напоминал звук клавиш расстроенного пианино, негромко урчал двигатель.

Он попытался пролезть между бампером и углом кирпичной стены с обнажившимися пятнами грязно-серой штукатурки. Тщетно. Так он запачкает джинсы. Если он вернется домой без банки клубничного джема, вечно тоскливое лицо жены изменится. Алые губы, которые он когда-то так любил целовать, извергнут потоки ругани. У него поднимется давление, и грядущую ночь он проведет без сна. В принципе он мог обойти дом с торца, но для этого пришлось бы сделать крюк в лишние триста метров.

– Вы можете переставить машину? – прокричал он.

Задняя дверь распахнулась, хлынул поток яркого света. Пахнуло сигаретным дымом, коньяком и еще чем-то очень знакомым. Приглушенно играло радио. Виолончель выводила грустную мелодию под аккомпанемент рояля.

– Переставьте машину, пожалуйста! – сказал Леонид, а в голове вертелась глупая мысль. Откуда ему знаком этот запах? Так не должно пахнуть в больничном учреждении! Прошлой весной он отвозил жену в карете скорой помощи. Всю дорогу он держал ее за белую и пухлую руку, не отводя взгляда от светло-коричневой россыпи веснушек на тыльной стороне ее предплечья. Ее ладонь была влажной и холодной, а прерывистое дыхание отдавало ацетоном. Дежурный врач, молодой черноволосый парень, нетвердый в русском языке, сильно нервничал. Он не мог попасть иглой шприца в узкую полоску синей вены.

Запах ацетона врезался в память, а еще спирта, талька и специфический запах боли, не имеющий конкретного описания, воспринимаемый древним инстинктом. Широкая тень заслонила проем. Человек поправил пояс на голубом медицинском халате.

– Вы что-то сказали?

Он был широкоплечим, высоким и сильно горбился, – габариты фургона не были рассчитаны на его рост.

Леонид растерялся. Он уже пожалел, что постучал в фургон. Мог бы обойти дом. Невелика беда!

– Ваш водитель… – сказал он.

– Мой водитель? – Человек удивленно оглянулся. – Но здесь никого нет!

– Ваша машина перекрыла выход, – терпеливо объяснил Леонид.

Он понял, что оправдывается. Облик мужчины заставлял предположить наличие огромной физической силы, хотя врачебный халат скрывал очертания его фигуры. Энергия шла у него изнутри, свирепая, наполненная яростью и мощью. Так мог выглядеть пещерный человек, если бы он дожил до наших дней.

– Ага! – задумчиво сказал мужчина. – Я понял! Что же нам делать? Признаюсь, в мои планы не входила наша встреча! – Он словно размышлял вслух, не обращая внимания на мокнущего под дождем гражданина.

– Позвоните своему шоферу!

– Позвонить?! – Мужчина выглядел озадаченным. – Вы, в самом деле, думаете, что я это сделаю?

– Машина перекрыла выезд из двора, – устало сказал Леонид. – Сейчас вечер, будний день. Люди будут возвращаться с работы. Это странно, что пока я один здесь торчу!

– Странно… Я странен, а не странен кто же? – рассмеялся мужчина.

Он шагнул в сторону, и Леонид увидел носилки, сокрытые прежде широкой спиной незнакомца. Там лежала молодая женщина с марлевой повязкой на глазах. Женщина была обнажена, в пупке сверкнула золотая сережка, на лодыжке синела художественная татуировка: жирно начертанные иероглифы. Ногти покрывал ярко-алый лак, и такого же насыщенного красного цвета были ее губы. На внутренней части локтевого сгиба чернел катетер, впившийся в вену, как огромный паук. От него свисала тонкая трубка капельницы, в месте стыка с фиксатором медленно капала бесцветная жидкость. Все это Леонид увидел в одно краткое мгновение, – белую, покрытую мурашками кожу девушки, темные, окруженные ореолом соски, узкую полоску тщательно подбритых темных волос внизу живота. Кровь прилила к его лицу, ноги ослабли. Спасительный инстинкт подсказал решение, прежде чем он успел осмыслить увиденную картинку. Он побежал к подъезду, темнеющему в ста метрах. Угодил ногой в лужу, кроссовка намокла и отяжелела. Последний раз он бегал в армии, дряблые мышцы неохотно откликнулись на нагрузку. Он бежал не оглядываясь, но внутренним чутьем угадывал погоню. Навязчивый запах коснулся ноздрей. Что-то сладкое, наподобие лакрицы или карамели. Жена любила готовить выпечку. Когда она доставала из духовки пышущий жаром с подрумяненной корочкой пирог, сдоба источала похожий аромат. Спасительная дверь маячила совсем близко. Он на бегу выхватил из кармана ключи. Вспомнилось происхождение запаха. Восковые свечи. Так пахло в церкви, во время службы, куда они с женой изредка заходили полюбоваться сверкающими образами икон и послушать певчих. Леонид вдруг понял, что за ним никто не гонится. В пятидесяти метрах темнела детская песочница, поодаль были видны контуры игрушечного домика с резным петушком на крыше. В голове помутилось, липкий пот выступил на лбу. Сейчас он отключится! Пальцы нащупали в кармане смартфон, в ушах звенела навязчивая классическая мелодия. Леонид шагнул в подъезд, свет тусклой лампочки воссиял, будто в лицо ударил прожектор. Сознание человека померкло, и это произошло так легко, словно дуновение ветра задуло огонек свечи…

– Вы должны работать, а вы ни черта не хотите делать! – прокричала женщина.

Она хлопнула ладонью по столу, задребезжала чайная ложка в стакане.

– Мы с вами беседуем! – ответил Ермаков.

Он старался сохранять хладнокровие, дающееся ему с трудом. Старший оперуполномоченный Григорий Викторович Ермаков был человеком вспыльчивым. Тут уже ничего не поделаешь, как сказала жена. Тип темперамента такой. Холерик. Быстрая реакция, подвижность, высокий уровень эмоционального интеллекта. Он полистал в Интернете характеристики физиологических типов личностей и пришел к убеждению, что минусов больше, чем плюсов.

– Не переживай, Гриша! – рассмеялась жена. – Бессонница и невроз жить, конечно, мешают, зато в древности тревожные члены стаи ценились выше умелых бойцов.

– Это почему? – удивленно спросил Ермаков.

– Они всегда начеку. Первыми поднимают тревогу, быстрее остальных находят выход из трудной ситуации. И еще они обычно привлекательные парни!

При этих словах она взъерошила ему густые темно-русые волосы и чмокнула в щеку. Последняя ласка от супруги за восемь минувших календарных дней.

Он был высоким худощавым мужчиной, с резковатыми чертами лица, густыми черными бровями и выразительными зелеными глазами. Ермаков был достаточно сильным физически для своего телосложения, а давнее увлечение борьбой самбо закалили тело. Чего не скажешь про терпение! Вызов был, скорее всего, ложным. Не вернулся домой пятидесятилетний мужчина. Тропин Леонид Семенович. Седина в бороду!

Он улыбнулся, однако на женщину чары тридцатипятилетнего капитана полиции не подействовали.

– У меня сахарный диабет! – заявила она с тем оттенком неистового торжества, какое демонстрируют люди, привыкшие спекулировать своей болезнью.

– Вызвать врача?

– Вот! – Она закатала рукав потрепанной зеленой кофты, предъявив крохотные точки на белом, словно непропеченное тесто, плече. – Я колю себе инсулин два раза в день!

Когда-то она была красивой женщиной. Грустные глаза цвета спелой вишни, слегка припухшие красные губы без следов помады, немного вздернутый нос. Кто-то из великих скульпторов сказал: «Я беру глыбу мрамора и отсекаю все лишнее». Ей пришлось бы отсечь полцентнера лишнего веса! – подумал Ермаков. Он провел волнистую полоску по листу бумаги, расписывая авторучку.

– Татьяна Алексеевна! Я повторяю в третий раз, – сказал он тоном, принятым в общении с душевнобольными людьми, – для возбуждения уголовного дела по факту исчезновения человека должно пройти трое суток.

– А что вы про это скажете?! – Она потрясла ключами над головой. – Это его ключи! Моего мужа. Я ждала его битый час, потом вышла на улицу. Мало ли… А там, прямо у входа в подъезд, лежат ключи! – Он всхлипнула и потерла кулаками сухие глаза.

Капитан обреченно посмотрел на связку из трех ключей. Магнитный брелок от домофона был утоплен в пластик веселого розового цвета, один ключ был длинным, с шестью попарными насечками на штыре, другой короткий. Стандартный набор стандартной квартиры в спальном районе. Он бегло осмотрел помещение. Ремонт здесь не делали лет двадцать, старые обои местами пожелтели. Обеденный стол, за который его усадила хозяйка, был покрыт клеенкой синего цвета, в углу возвышался платяной шкаф из мореного дуба, судя по всему, довоенной работы, в темном зеркале отразился сервант, наполненный посудой советского образца. Старый фарфор марки ЛФЗ, прозрачно-белые чашки с синей каймой по краю. Говорят, теперь посуда Ленинградского фарфорового завода ценится как антиквариат. Единственной современной вещью являлся плоский телевизор марки LG. В настоящий момент там шел сериал. Суровый мужчина с квадратной челюстью втолковывал что-то миловидной черноволосой женщине. Звук был выключен, понять суть диалога было затруднительно, брюнетка неумело изображала испуг.

– Опросите соседей, поищите в сквере, – нудно перечисляла женщина. – У нас во дворе детская площадка и сквер. Леня не мог никуда пропасть. Он не такой человек, чтобы напиться или загулять с любовницей!

В ее тоне послышалось едва уловимое презрение к собственному супругу.

Позвонил смартфон, Ермаков отложил ручку, провел пальцем по дисплею.

– Товарищ капитан! – бодрым голосом прокричал Васильченко. – Есть новости!

Молодой парень только что демобилизовался. Он готовился к поступлению в школу полиции, а пока проходил стажировку в оперативном отделе. Саня Васильченко был покладистым человеком, с удовольствием бегал за квасом в ближайший магазин для сотрудников. Ермаков иногда брал сообразительного паренька на задания.

– Не кричи так, оглушишь!

Капитан поднялся со стула и вышел в коридор. Здесь пахло старой одеждой и несвежими носками.

– Говори!

– Я свидетеля нашел!

– Какого свидетеля?!

– Алкаш местный, – частил Васильченко, словно боясь, что его перебьют. – Он в домике сидел, на детской площадке. На черта похож!

Ермаков машинально провел ладонью по висящей на вешалке мужской куртке. Ткань была сухой, а дождь лил со вчерашнего вечера. В его практике был случай, когда по заявлению о пропаже человека было возбуждено уголовное дело, а мужик все время прятался в соседней комнате. Выходил по ночам, подышать воздухом.

– Что значит – похож?!

– Жуткий такой… Ресниц и бровей нет! Он видел, как гражданин спасался от кого-то, бежал в эту самую парадную…

В комнате загремел телевизор. Актер, играющий роль серьезного мужика, продолжал ругаться, что-то невразумительное отвечала брюнетка.

– Понял. Сейчас буду. Монстра своего никуда не отпускай.

Он спустился по лестнице, не дожидаясь лифта. Распахнул входную дверь, холодный ночной воздух освежил лицо. Холерик! Жена права! Он больше десяти лет на оперативной работе, а так и не научился дистанцироваться от проблем потерпевших. В психологии такое состояние называется «профессиональное выгорание». Он еще не выгорел.

Дождь закончился, на небе проступили тусклые осенние звезды. Саня с торжествующим видом вел к машине мужчину.

– Вот! – закричал он еще издали. – Гражданин Копейкин!

Ермаков посмотрел на бродягу. Тот был жилистым, ростом выше капитана, нетипичного для бездомных спортивного телосложения. Он был одет в синюю куртку с эмблемой «Адидас» и мешковатые джинсы. Возраст в районе сорока лет. Устрашающим был цвет его лица – прозрачно-белый, как пергамент, и красноватая радужная оболочка глаз. Брови и ресницы были почти незаметны на фоне молочного цвета лица.

– Фамилия?

– Сказал уже, гражданин начальник! Копейкин я! – Мужик вел себя дерзко. Крепкие узловатые кисти рук покрывала синяя вязь татуировок.

– Сидевший?

– Все, что отдал хозяину, то мое! – нагло сказал бродяга.

– Расскажи, что видел…

– А чё тут говорить? Дождь шел, я в избушке детской пережидал. До ночлежки топать через весь город, а кроссы дырявые совсем. Там «скорая помощь» подъехала, – протянул он палец в направлении высокой арки. – Прошло минут пять, а потом чувак какой-то драпанул оттудова. Вот и все!

– За ним кто-то гнался?

– Не было такого. Я из окошка домика видел. Вроде шум был, как собака рычит, или это тот чувак, что драпал, заревел как белуга… – Он усмехнулся.

– А потом что было?

– Ничего! – Копейкин пожал широкими плечами.

– И ты не вылез из своей пещеры посмотреть, что там случилось? – недоверчиво спросил капитан.

– Не-а… Слышь, начальник, раньше динозавры жили? Жили… Вымерли. Почему? Потому, что высовывались, куда не просят. А клопы живут до сих пор. Знаешь, почему? – И, не дожидаясь ответа, сказал: – Потому, что не высовывались! – Он громко засмеялся, довольный своей остротой.

Ермаков автоматически отметил – передние зубы у бродяги были большие, крепкие и белые, как сахар, чего среди бездомных практически не встречается. По уставу следовало доставить бойкого бомжа в отделение и допросить его как следует, но интуиция подсказывала оперативнику не давить на свидетеля. Тот закроется и ничего не расскажет, а то еще хуже – начнет врать.