Текст книги "Ящик Пандоры"

4

Филипп Потехин шел по улице, сильно прихрамывая не левую ногу. Мучащая его боль в тазобедренном суставе растекалась по голени, опоясывала колено, словно к коже приложили моток с колючей проволокой, и впивалась стальными зубами в ягодицу. Артроз. Третья стадия. Определил без рентгена волонтер из службы спасения, Семен Круглов. Он был высоким, улыбчивым мужчиной за пятьдесят, могучего телосложения. В свое время проходил сверхсрочную службу в Афганистане, а после демобилизации осел в Калининграде. Круглов работал хирургом в областной больнице, но регулярно появлялся в ночлежке, привозил продукты, одежду, перевязывал кровоточащие раны, вправлял вывихи. Все это он проделывал с неизменной улыбкой на румяном лице, и хмурые люди, окружающие врача, улыбались в ответ помимо желания.

– Может быть, вывихнул? – с заискивающей улыбкой спросил Филипп, стягивая джинсы.

Круглов помял сустав, повернул ногу набок, отчего Потехин вскрикнул.

– Протез тебе надо ставить, бродяга! – с улыбкой сказал врач, будто ничего более веселого, чем сношенный суставной хрящ, не встречал. – А старый на свалку! Износился уже.

Филипп пожалел, что не взял с собой трость, которую привез ему в следующий визит Круглов. Оставил в приюте. Условие пребывания в ночлежном доме было простым и невыполнимым. Трезвость и работа. Легко сказать, трудно сделать. Потехин продержался без выпивки три с половиной недели. Сейчас он шел по улице, не чуя под собой ног. Вокруг все кружилось в каком-то дьявольски ликующем хороводе, – буйная зелень, приторно пахнущая липовым медом, отцветающая сирень, порхающие в раскаленном воздухе белые пушинки, словно крохотные парашютисты, опадающие на серый асфальт. У него ломило затылок, кровь пульсировала в висках в такт шагов, в сознание вторгались чужие мысли, словно невидимая рука включила тайную радиостанцию, транслирующую поток слов, смысл которых он был не в силах понять, чувствуя интуитивно, что речь идет о чем-то недобром. Он направлялся в сторону улицы Ялтинской, в центр помощи бездомным, уповая на милосердие старшего сотрудника ночлежки, Тамары Васильевны Молевой. Если не прогонят, хоть накормят, – решил он. Дважды в день благотворительные службы организовывали бесплатные обеды. Филипп не чувствовал голода и шел по привычке. К тому же поселившийся в его голове голос настойчиво диктовал свою волю:

«Иди туда… Иди туда… Иди…»

– Иду! – огрызнулся мужчина.

От него шарахнулся худой подросток в длинной черно-желтой футболке и повернутой козырьком назад бейсболке. Мальчишка едва не упал на асфальт со скейтборда, однако удержался на ногах, обругал Потехина и помчался вперед, виляя худым задом. В его ушах чернели микрофоны наушников.

– Козел! – беззлобно выругался Филипп в ответ.

Нога онемела, а идти предстояло не менее двух километров. Он присел на скамейку, вытер кулаком слезящиеся глаза. Хоть и было на улице жарко, его заколотило, как в ознобе. Филипп достал из сумки бутылку из темно-зеленого стекла, закупоренную бумажной затычкой. Привычно озираясь по сторонам, он шумно глотнул, спиртное благодарно проскользнуло по пищеводу, тепло ожгло внутренности. Филипп закрыл глаза, погрузился в зыбкую дрему. На улице было пустынно – выходной день, – горожане устремились на пляж или разъехались по дачам. Когда-то у Филиппа Потехина тоже были жена и дочь, и они выезжали по выходным дням на природу. А потом пришли шальные девяностые годы, завод, на котором он работал оператором фрезерных станков с программным управлением, прекратил свое существование, а к быстро изменяющимся условиям жизни в стране мужчина оказался не приспособлен. Жена предала его, – любил рассказывать Филипп, – а водка – нет!

Мимо пролетали автомобили, жаркое марево плыло над приморским городом. Изумрудная зелень листвы ласково шелестела, словно женщина, нежащаяся в руках темпераментного любовника. Филипп потряс головой, шумно высморкался, сплюнул на асфальт. Некоторое время он с тупым равнодушием созерцал кровавые сгустки в собственной слюне.

– Я заболел… – сказал он вслух.

Почему-то это открытие обрадовало его. Теперь Молева не выгонит его из ночлежки за нарушение режима. Совесть не позволит ей так поступить. Филипп поднялся со скамейки, ожидая ставшей уже привычной рези в бедре, и с удивлением обнаружил, что боль ушла. Не исчезнув полностью, она растеклась по всей поверхности ноги от ягодицы до колена. «Ноги – основа жизни для бродяг!» – любил повторять доктор Круглов, со снисходительной улыбкой глядя на своих подопечных. О Круглове в приюте ходило множество слухов, самый устойчивый из которых сводился к тому, что доктор в молодости крепко пил и много дрался. Обычная русская история, но говорили, будто он кого-то то ли убил в запале, то ли покалечил, а теперь грехи замаливает, оказывая безвозмездную помощь бездомным людям. Филипп однажды набрался смелости, прямо спросил Круглова о происхождении этих слухов. Лучше бы он этого не делал! Добродушное лицо вмиг преобразилось, румянец спал, словно от пощечины. Голубые глаза сузились в щелки, волчий взгляд, наполненный звериной яростью, опалил испуганно отшатнувшегося мужчину.

– Меньше знаешь – крепче спишь, бродяга! – громко прошептал доктор, так близко придвинувшись к Потехину, что тот готов был описаться от страха. – Слышал такую поговорку?

Филипп быстро закивал, словно его шеей управляла чья-то рука. Будучи по природе человеком злопамятным, он с тревогой ожидал очередного визита доктора в приют, но Круглов повел себя так, будто неприятного разговора и не было вовсе. Наоборот. Привез трость и предложил помочь в оформлении медицинского полиса, после чего Потехин сможет встать в очередь на операцию по замене тазобедренного сустава.

Филипп с сожалением посмотрел на плещущийся портвейн в бутылке. Трудный выбор. Допить то, что там оставалось, и вернуться в приют, что называется, под мухой или остановиться на достигнутом. Вряд ли Молева станет его обнюхивать, зато имеется законная причина его отсутствия в ночлежке. Как оно было в советской кинокомедии? Упал, потерял сознание. Очнулся – гипс! Филипп улыбнулся, обнажив неожиданно крепкие, белые зубы, за исключением выбитого в одной пьяной драке, о которой он не любил вспоминать, левого резца. А так зубы у него были отменные! Дар Божий, как он любил повторять… Обычно бомжи теряют зубы в первые годы жизни на улице, пьянство, плохое питание и постоянный стресс не способствуют хорошему здоровью, а зубы – косвенный признак крепкой конституции, так сказал Круглов.

Мимо пробежали две девушки, гибкие тела облегали одинаковые сарафаны нежно-голубого цвета. Взглянув на бездомного мужчину, сидящего на скамейке, они дружно рассмеялись. Потехин проводил их равнодушным взглядом. Некоторые его новые друзья по приюту встречали подруг, завязывались длительные отношения. Он относился к подобным союзам скептически. Жена бросила его после серии запоев. Ушла и дочь с собой забрала. Она даже не удосужилась расспросить, почему он так пьет. Просто собрала вещи, а спустя пару месяцев пришло уведомление из городского суда о возбуждении дела по разделу имущества. Женщинам нельзя верить, это он знал точно, на алименты не подала, и на том спасибо! После размена квартиры ему досталась комната в коммунальной квартире, и как он ухитрился ее потерять, Филипп не помнил. Жилье расселила коммерческая фирма, он подписывал какие-то бумаги. Сейчас в том месте находилась юридическая консультация. Ирония судьбы. Филипп всегда недолюбливал ментов, хотя те ничего плохого ему не сделали. Он постучал обкусанным желтым ногтем по стеклу заветной бутылки, покоящейся в сумке.

«Не пей!» – приказал голос.

Мужчина вздрогнул, огляделся по сторонам. Улица была пустынной, на перекрестке стояли в ожидании разрешающего сигнала светофора девушки в голубых сарафанах. Из супермаркета напротив вышла пожилая женщина, сквозь полупрозрачный пакет виднелись очертания пакета с кефиром и еще чего-то круглого, объемного, вроде связки яблок или апельсинов. На соседней скамейке, отстоящей от той, где расположился Потехин, метров на семьдесят, сидел лысый мужчина, он что-то пил из банки. Филипп потер ладонью горячий лоб. Голос прозвучал в его голове, в этом не было никаких сомнений. Он потянулся к бутылке, боль взорвалась тысячей яростных осколков, впившихся изнутри в череп.

«Не пей!!!»

Мужчина отдернул руку от стекла, словно обжег пальцы.

– Мать моя женщина! – воскликнул он.

Он и раньше слышал голоса. Такое случалось пару раз, на излете длительного запоя. В народе синдром Корсакова, проявляющийся в форме слуховых, а иногда и зрительных галлюцинаций, ласково называли «белочкой». Для «белочки» рановато, – понимал Филипп. Пил всего сутки, а потом, он точно знал из личного опыта, – белая горячка наступает на второй-третий день воздержания от алкоголя, на фоне сильного похмелья. Филипп поразмышлял, решение пришло быстро. Он нырнул в заросли отцветающей сирени, озираясь по сторонам, разрыхлил сухую землю возле сплетенных в тугой узел корней дерева, бережно, словно драгоценную реликвию уложил в образовавшуюся ямку бутылку, закидал сверху землей. Полюбовался плодами своего труда. Сойдет! Он выбрался наружу, огляделся. Мужчина по-прежнему сидел со своей банкой, смотрел куда-то вдаль. Шнырящий по кустам бомж не представлял для него интереса. Не тратя времени на анализ загадочного явления, с которым ему довелось столкнуться, Филипп независимо поддернул истрепанный ремень сумки. Головная боль прошла, а жар был надежным пропуском в больницу.

5

Пес трусил по песку, высунув язык со стекающей слюной. Когда-то его звали Ричи, он жил в большом доме, на мускулистой шее красовался кожаный ошейник, возле холодильника стояла персональная миска с его именем, написанным английскими буквами. Шерсть его блестела, а голос был звонким и уверенным. И название его породы звучало весомо и обнадеживающе. Лабрадор. Ричи был умным и добрым псом, отзывчивым на ласку и моментально запоминающим новых людей, приходящих в дом. А еще Ричи был преданным псом. Он ни за что бы не прогнал друга только по причине странного кашля и насморка, появляющегося каждый раз при соприкосновении с его шерстью. Говорят, что собака способна усвоить около сотни человеческих слов, но по большей части умные животные ориентируются на интонацию и эмоциональный посыл, с которым эти слова произносятся. Ричи знал слово – аллергия. И всякий раз при звуке этого слова внутри у пса что-то болезненно сжималось, он начинал виновато скулить, вилять хвостом, заглядывать в глаза людям. Хозяин поступил с ним решительно и жестоко. Он посадил пса в машину и увез его в пригород. Глядя куда-то в сторону, словно там, за темнеющей в вечерних сумерках березовой рощицей, скрывалось что-то очень важное, и машинально поглаживая питомца по голове, он отстегнул ошейник, преувеличенно радостно крикнул:

– Гулять, Ричи! Гулять!

Пес знал это слово и питал к нему особенные чувства. Он не решался покинуть салон автомобиля, в котором постоянно царил какой-то сладкий запах. Ричи беспрестанно скулил, заглядывая в лицо человека. Лицо хозяина было пустым, отчужденным, отчего храброму псу становилось еще страшнее, и какая-то смертельная тоска сковывала сердце в ледяных тисках. Оказавшись на улице, он отвлекся на птицу, а когда обернулся, увидел удаляющиеся габаритные огни автомобиля. Так у пса по имени Ричи началась новая жизнь. Время у собак течет иначе, чем у людей. В тот день было холодно, в лесу белели кучки снега, похожие на гроздья сахарного песка. Ричи запомнил первую ночь в лесу, которую ему довелось провести без сна, под уханье филина и тоскливый вой какого-то ужасного зверя, бродящего неподалеку. Безошибочный инстинкт заставил его мчаться во весь дух, не выбирая дороги, пока вой не остался позади. По идее, домашний пес должен был погибнуть той зимой, но он приспособился к суровым условиям новой реальности. Голод – лучший учитель! На пятый день он поймал кролика. Довольно быстро Ричи сообразил, что выживать в лесу лабрадору непросто, и он вернулся в город, присоединившись к разношерстной компании бродячих псов, став обитателем мусорных свалок. Характер доверчивого пса поменялся под влиянием новых обстоятельств. Он стал хитрым, подозрительным, агрессивным. Он стал сильным и независимым. Однако что-то произошло с ним после знакомства с дымчатой взвесью, обнаруженной в кустах близ городского пляжа. Собаки не различают цветов, Ричи не мог оценить по достоинству рубиновый блеск крохотных кристаллов, в которые он уткнулся носом. Тот, не имеющий конкретного определения запах, окутывал сидящего на стволе поваленного дерева человека зловещей аурой. Так пах убитый им кролик за мгновение до того, как его зубы впились в тонкую шею животного. Так пахла хозяйка в доме, где он жил прежде. По комнате деловито расхаживали люди в необычных одеяниях, пахнущие лекарствами. Ричи узнал эту резкую кисло-сладкую вонь, отдаленно напоминающую аромат испорченных фруктов, когда хозяйку увезли в неизвестном направлении на большой машине, от которой исходили волны боли и страданий. Прошло время. А в тот день нечто изменилось в атмосфере, пес отчетливо увидел блуждающие черные тени, они поднимались из подпола и протягивали длинные руки к кровати, на которой неподвижно лежала старая женщина. Пес поджал хвост, жалобно заскулил. Запах смерти. Так пах бродяга, на которого он наткнулся в роще. Блуждающие тени очертили пляшущие по земле зигзаги. Они были сравнительно далеко, но дистанция между ними и бродягой неумолимо сокращалась.

Ричи чихнул. Почему-то вспомнился идущий по побережью моря человек без запаха. Сейчас пес не мог знать наверняка, приснился ему тот незнакомец или он встретил его в тот самый день, когда набрел на находку в кустах. Он потряс головой, зачесался свежий шрам на носу, полученный от отважного маленького зверька, встреченного псом в лесу, до того как ему удалось поймать кролика. Перед мысленным взором возникло серое море. Накатывали рычащие валы, гребешки покрылись пенистыми бурунами. С неба хлестал дождь, яростно завывал ветер. Это было похоже на сон наяву. Пес испугался. Он жалобно тявкнул, лег, уткнулся мордой в сложенные крестообразно лапы, попытался извлечь репейник, застрявший в левом ухе. Видение растаяло, напоследок он увидел что-то вытянутое, огромное, рассекающее бурное море. Ричи грозно залаял, а потом завыл, подняв морду к тускнеющему небосклону. Наступал вечер. Объявилась луна, круглая, идеально ровной формы, как блистающая монета. Ричи потрусил в сторону городской свалки, где всегда можно было поживиться чем-то вкусным. Про увиденную сцену морского шторма он позабыл.

6

Вечером Райхель понял, что заболел. Саднило горло, как при ангине, щеки пылали жаром.

– Психосоматика! – без колебаний поставил шефу диагноз продавец Вадим.

– Какая к черту соматика? – шумно высморкался антиквар. Чувствовал он себя скверно, и главным образом по причине унижения, которому его в течение дня продолжал подвергать московский покупатель. После обеда Розов круто сменил тактику. Он предложил солидную доплату за пепельницу и пообещал впредь приобретать все новинки, купленные Райхелем у населения. Антиквар тотчас скинул по Ватсапу фотографию предмета, купленного у бомжа, и, внутренне ликуя, видел, как вытянулось розовощекое лицо бизнесмена.

– Слово купеческое! – язвительно улыбаясь, сказал Райхель.

– Черт с тобой! – выругался Розов, но бесполезную вещь купить согласился и даже торговаться не стал, когда Райхель бесцеремонно назвал сумму в тридцать тысяч рублей. Видимо, крепко запал он на пепельницу работы Карла Фаберже!

– Вечером к тебе заедет Рустам, – сказал Розов. – Он сейчас как раз случайно в Калининграде. Передаст деньги, отдашь ему пепельницу.

На этом Розов выключил связь.

Случайность! Мысленно Райхель ухмыльнулся. Такие люди случайностей не допускают! У них все ходы на два шага вперед продуманы. Он невнимательно слушал Вадика, который старательно и довольно толково пересказывал вычитанную в Интернете статью о соматоформных расстройствах.

– Больше половины всех заболеваний имеют психосоматическую причину, – шмыгая носом, излагал он. – Вы, Борис Семенович, сегодня нервничали, злились. В результате снизился иммунитет. Вот и подцепили от бомжа заразу!

– Ты-то не нервничал вроде! – едко заметил Райхель. – А из носа течет!

– Купался вчера много, – сказал молодой человек, беззаботно махнув рукой. – А на море ветер сильный поднялся. – Он звучно хлопнул себя ладонью по лбу. – Забыл! Я ведь прочел надпись на дне этой штуковины, которую бомж притащил…

– Свастика… – брезгливо поджал губы антиквар.

– Ага. И буквы. – Вадим углубился в меню своего смартфона, нашел нужную закладку. – Вот! Там были цифры… триста девяносто восемь. И еще латинская буква U.

– И что?

– Прикол! Так называлась немецкая подлодка, бесследно пропавшая в апреле сорок пятого года. Британские ВМС утверждали, что их самолет потопил субмарину, но доказательств этого факта так и не было найдено. В тех водах курсировала еще одна немецкая подлодка. Вероятно, английский бомбардировщик уничтожил именно ее.

Вадик торжествующе посмотрел на шефа.

– И что это дает? – пожимая плечами, спросил Райхель. Температура у него вроде спала благодаря двум таблеткам аспирина, принятым после обеда, но появились новые ощущения, которые ему совсем не понравились. Какой-то вкрадчивый голос нашептывал разные слова, большая часть была ему непонятна, хотя язык был вроде бы русский.

Вадим повторил жест антиквара. Получилось неубедительно. Словно молодой филин втянул голову в шею. Сравнение позабавило Райхеля, он улыбнулся.

– Денег нам с тобой информация о подлодке не прибавит, Вадим! – резонно заметил он.

– Прикол, – повторил Вадим любимое словечко, будто оно запускало механизм мыслительного процесса в голове молодого человека. Он глянул на экран смартфона: – Капитаном субмарины был обер-лейтенант Вильгельм Кранц. Про него в Интернете мало информации, но упоминается участие Кранца в каком-то сверхсекретном проекте, связанном с изобретением оружия нового образца.

Райхель щелкнул ногтем по колбе, стоящей на его рабочем столе.

– Знаю. Смотрел в кино. Оружие возмездия.

– Не-е-е… – протянул Вадим. – Кранц был причастен к испытаниям бактериологического оружия. Опыты ставились на заключенных в концлагерях… – Он осекся, смущенно посмотрел на антиквара. – Извините, Борис Семенович!

– За что? – удивился Райхель. – Тот факт, что я – еврей, мне известен с раннего детства, Вадик! – Он снял очки, протер линзы платком. Лишенные защиты его глаза оказались мягкими и беспомощными, как у ребенка или старика. – Ты молодец! Собрал кучу информации, я бы не додумался до такого. Хотя, как я уже сказал, на стоимость предмета это вряд ли повлияет. Собиратели военной тематики люди небогатые. Тем более я эту штуковину уже продал… – добавил он. – Запакуй ее…

Вадим отложил смартфон, послушно взял со стола колбу и принялся обматывать ее толстым слоем упаковочного материала. Антиквар следил за его действиями с каким-то странным ощущением, будто нечто очень похожее уже происходило в его жизни при аналогичных обстоятельствах. Шуршание «пупырок» завораживало его, он не отрывал взгляда от ловких рук продавца, машинально подметив синюю вязь татуировки на его предплечье, на которую почему-то прежде не обращал внимания. Иногда для того, чтобы увидеть незамеченные ранее вещи, требуется заболеть или обеднеть, а бедности Райхель боялся больше, чем смерти.

– С этой пропавшей подлодкой много всякого таинственного происходило, – говорил Вадим тем временем. – Таинственного и важного!

– Что может быть важнее зарабатывания денег? – задумчиво сказал Райхель.

– Много чего! – беззаботно откликнулся молодой человек. – Любовь, друзья, приключения… Да сама жизнь! Кстати! – Он потянул ленту скотча. – Я на три дня уезжаю, Борис Семенович!

– Вот тебе новость! – недовольно проворчал антиквар. – Ты хотя бы заранее предупредил!

В другое время этот мальчишка получил бы от него по первое число! И уж премии точно бы лишился! Хотя, если честно, Вадим был толковым парнем, учился на заочном отделении в МГУ и, что особенно ценно, не курил и почти не пил, не говоря уж о такой страшной зависимости, как наркомания. Райхель был бездетным, он поначалу думал сделать из продавца антиквара, обучить его своему ремеслу, но молодой человек был начисто лишен коммерческой жилки, а без этого в торговле пропадешь!

– Я вам говорил, – оправдывался Вадим. – Правда, еще в том месяце. Познакомился с девушкой в группе, – смущенно добавил он. – Заодно Питер посмотрю, я там со школы не бывал.

– Вы с этой девушкой раньше не встречались?

– По скайпу общались… Она прикольная. Раньше жила в Англии, а теперь вот вернулась в Россию.

– Странный выбор! – едко заметил антиквар. – По моему наблюдению, люди поступают наоборот.

– Так это олигархи! – засмеялся Вадим. Он старательно обматывал предмет полосками клейкой ленты.

– Хватит уже скотча! – проворчал Райхель. – А вообще, я не понимаю ваше поколение. Знакомитесь по Интернету, татуировки себе набиваете, ладно бы парни, так девушки туда же! Думаете, вечно молодыми останетесь! Пройдут годы, и все эти драконы и иероглифы на ваших телах будут смотреться просто смешно.

– Так делали пикты! – важно сказал Вадим. Он полюбовался плодами своего труда, держа предмет на вытянутой руке. – Древний народ, проживавший на территории нынешней Шотландии. Пикты были свирепыми воинами, их даже римляне боялись.

– Ерунда все это, – убежденно сказал антиквар. – От твоих пиктов уже и следа не осталось. А ехать черт знает к кому в другой город просто глупо!

Он хотел что-то добавить, но звякнул дверной колокольчик, у антиквара заныло сердце.

– Открой дверь, Вадик! – попросил он ставшим вдруг слабым голосом.

Продавец вышел в торговый зал, Райхель достал из ящика стола тщательно упакованную пепельницу. Раз в жизни антиквару попадает в руки предмет работы Фаберже! И хотя Розов предложил внушительную доплату за сделку, с учетом возврата картины, Райхель чувствовал себя униженным. Еще эта болезнь обрушилась на него некстати! Ладно бы простуда, бог с ней! А эти нелепые мысли, мечущиеся в сознании с суетливостью тараканов при включенном свете! Он попытался прогнать суматоху в голове усилием воли, понял, что сделать это не получается. Более того. Привычная острота мысли слабела, Райхель посмотрел на фарфоровую вазу, стоящую на стеллаже, не сумел вспомнить, когда он ее купил и за сколько. А вот это катастрофа!

В дверь постучали. Резко, по-хозяйски. Обычно после такого сигнала посетитель входит не спрашивая разрешения. Так и произошло. Прежде чем антиквар успел ответить, дверь распахнулась, в кабинет шагнул коренастый мужчина. Маленькие серые глаза смотрели исподлобья, насмешливо. Хищник. Так оценивает добычу сытый зверь, уверенный в своем превосходстве.

– Здравствуйте, Рустам!

Райхель поднялся из-за стола, руки благоразумно не протянул. Ответного рукопожатия не последует, догадался он. Мужчина кивнул. Даже не кивнул, чуть повел бычьей шеей. Он достал из кармана пухлый пакет, кинул на стол.

– Это? – Властный жест твердой ладони со сбитыми костяшками указывал на упакованную пепельницу.

И тут у благоразумного антиквара в голове переключился какой-то тумблер.

– Нет! – Он поспешно убрал пепельницу в ящик стола. – Извините, Рустам! Продавец сейчас запаковывает посылку! Одну секунду! Вадик! – крикнул он, боль прострелила в висках, окружающий мир померк, ему показалось, что он немедленно потеряет сознание.

Вбежал продавец, неся в руках упакованный предмет.

– Вот… – протянул Райхель. Он сел в кресло, головокружение неохотно отступало.

Рустам взвесил на ладони округлую вещь, в глазах хищника промелькнуло что-то отдаленно похожее на сострадание.

– Хозяин сказал забрать две позиции…

– Да, конечно! – спохватился Райхель, достал пакет, соразмерный по габаритам пепельнице Фаберже. Под слоем обертки скрывался обычный портсигар. Белый металл, довоенное производство. Продавался на интернет-аукционе за три тысячи рублей. Портсигар ожидал отправки покупателю в Самару. Райхель протянул его Рустаму, его бледные губы исказила ухмылка. Он на мгновение представил выражение лица Розова, нетерпеливо срывающего упаковочный материал. Хорошо бы того грохнул инфаркт в этот момент! – мечтательно подумал антиквар. Нет человека – нет проблемы!

Рустам сунул обе вещи в сумку и, не прощаясь, вышел из магазина. Райхель проводил широкую спину охранника долгим взором, улыбка так и не сходила с его лица. Он продолжал улыбаться и позже, когда пересчитывал приятно шелестящие новенькие купюры. Он хранил эту лукавую и хищную улыбку, вводя код сигнализации на пульте охраны. Впервые за долгие годы он чувствовал себя почти счастливым и не думал о вероятной расплате за совершенный подлог. Радость была несколько омрачена предстоящей местью со стороны Розова, на которую разгневанный бизнесмен обязательно решится, но почему-то сейчас его это мало беспокоило. И еще мешал глухой кашель, сотрясающий грудную клетку. И хотя вечер был теплым и безветренным, он поехал домой на автобусе. До его дома было шесть остановок. Кашлял он уже безостановочно, пассажиры держались на безопасном расстоянии от больного мужчины, с какой-то недоброй улыбкой на пышущем жаром багровом лице. Им это не помогло. За время следования улыбающийся пассажир заразил восемь человек, включая женщину-кондуктора и девочку-подростка, проходившую мимо антиквара как раз в тот момент, когда он чихнул.