Текст книги "Незнакомка с соколом"

4

От внезапного предательского удара Чарльз пошатнулся и едва не упал.

– Что за дьявол…

В плохо освещенной комнате он с трудом разглядел нападавших. Их было четверо. Чарльз с удивлением заметил, что лица мужчин скрыты под масками.

В тесной комнате было бессмысленно хвататься за шпагу, поэтому Чарльз молниеносным движением выхватил кинжал и ударил по руке того, кто был к нему ближе всех. В голове его мелькнула мысль, что вряд ли это обычные грабители. Четверо преступников в масках не стали бы нападать на скромных постояльцев плохонькой гостиницы.

Фрэнсис вскрикнула от боли. Кинув взгляд через плечо, Чарльз увидел, что один из мужчин заламывает ей руки за спину, а другой хватает птицу. Соколиха взвилась с ее плеча, готовясь вонзить свои острые, как бритва, когти в глаза обидчику. Тот заорал и принялся отбиваться обеими руками.

– Нет, нет! – закричала Фрэнсис, вырываясь из рук громилы в плаще. – Вы сломаете ей крылья!

– Тогда наденьте ей колпак, – скомандовал тот, жестом приказывая остальным отойти подальше.

Чарльз воспользовался коротким замешательством, схватил маленький столик и, держа его перед собой наподобие щита, прижался к стене. Фрэнсис снова посадила птицу на плечо и надела ей на голову клобучок. Она не сопротивлялась, когда двое негодяев связывали ее.

Справившись с Фрэнсис, мужчины уставились на Чарльза. Ножки столика удерживали их на расстоянии вытянутой руки, но это же делало его кинжал бесполезным. Чарльз разглядывал четырех сильных, рослых мужчин, окруживших его, лихорадочно ища какой-то выход. Одному с ними справиться было невозможно, а помощи ждать не от кого.

Наконец они все разом бросились на него. Чарльз резко вытянул вперед руки, целясь ножкой столика в голову одного из нападавших, потом еще раз повторил свой маневр, выведя из строя второго бандита. Подняв столик вверх, Чарльз обрушил его на голову следующего негодяя, и тот свалился на пол.

– Крепкий столик, – пробормотал Чарльз, бросив взгляд на Фрэнсис. Она стояла неподвижно, ее зеленые глаза были полны страха.

Оправившись от ударов, мужчины в масках возобновили атаку. Один из них размахивал каминной кочергой.

От первого же удара на столике появилась трещина, и Чарльз понял, что скоро его щит станет бесполезным. Голова у него кружилась, и наивно было полагать, что он справится с четырьмя мужчинами. Нужно было звать на помощь.

– Воры! – заорал он во всю силу своих легких.

Фрэнсис тоже принялась кричать:

– Помогите! Грабят! На помощь!

Нападающие остановились.

– Молчать! – выкрикнул самый высокий и занес кочергу над головой Фрэнсис. – Замолчите, или я разнесу ей голову!

Чарльзу показалось, что голос с сильным испанским акцентом принадлежит тому великану, с которым он столкнулся недавно на улице Сен-Жак.

– Что вам надо? – зарычал он.

– Нам нужна эта женщина… и вы. Следуйте за нами – и мы не причиним вам вреда.

Испанцам нужна Фрэнсис? Почему именно она?

– Оставьте ее в покое! – Чарльз двинулся в сторону двери. – Внизу вы найдете более веселых и сговорчивых девиц. Там их хватит на всех.

Заметив медленное продвижение Чарльза к двери, один из нападавших преградил ему путь. Но Чарльз сделал отчаянный рывок, схватился за ручку двери и широко ее распахнул. Он снова закричал, в надежде, что кто-нибудь окажется поблизости. Бесполезно. Никто не отозвался.

Высокий испанец замахнулся кочергой, и сильный удар обрушился на голову Чарльза. В последний момент он успел немного отклониться, удар получился скользящим, и это спасло ему жизнь.

Вскрикнув от боли, Чарльз пытался перебороть головокружение и тошноту. Последним усилием он сжал покрепче кинжал и стал наносить им удары вслепую. Должно быть, он ранил кого-то, потому что услышал проклятия, но тут в глазах у него потемнело, и он потерял сознание.

«Даже без сознания он напоминает сокола, – думала Фрэнсис. – Эти нависающие на глаза густые брови, ярость и гордость в лице…»

Фрэнсис разглядывала барона Милборна, лежавшего на днище трясущегося фургона, стараясь не думать о том, что их ожидает, и не поддаваться страху.

Фрэнсис уже жалела о том, что сердилась на Чарльза за опоздание и, когда они встретились на постоялом дворе, была настроена по отношению к нему весьма агрессивно. По поведению Чарльза она догадалась, что та их давняя встреча в лесу осталась в его памяти. Но тут перед глазами Фрэнсис всплыла картина, как Чарльз поглаживает по перьям ее Ориану, и в душе девушки вновь шевельнулось ревнивое чувство.

Мысли Фрэнсис вернулись к последним событиям. Никогда прежде она не видела, чтобы человек сражался с такой яростью. Будь Фрэнсис девушкой романтической, она, пожалуй, вообразила бы его своим защитником, но такого рода приятные фантазии не для нее. До сих пор смерть уносила всех, кто о ней заботился. Она вынуждена защищать себя сама, так что ей ни к чему забивать голову подобными глупостями. Барон просто вынужден был сражаться, и вовсе не ради нее, она для него никто, он всего лишь выполнял свой долг.

Вряд ли он питает к ней добрые чувства, ведь она однажды одержала над ним победу, уязвив его гордость. В тот момент она наслаждалась своим триумфом и его очевидной яростью. Но, повзрослев, Фрэнсис поняла, сколь была опрометчива. Мужчина, над которым женщина взяла верх, никогда не сможет стать ей другом.

Она устроила поудобнее голову Чарльза у себя на коленях, оберегая его от тряски на разбитой дороге. Когда испанцы затаскивали его в фургон, он на мгновение открыл глаза и тут же опять впал в беспамятство.

Она снова наклонилась к нему, чтобы осмотреть глубокую рану на голове, но в темноте это сделать было трудно. Ее пугало то, что Чарльз так долго не приходит в сознание. Что будет, если рана окажется смертельной?! Она опять останется одинокой в этом мире…

«Глупости, – сказала себе Фрэнсис. – Я и так одинока. То, что я случайно вовлекла барона в свои дела, ничего не меняет».

Но ведь это из-за нее он подвергся опасности, и, значит, она обязана помочь ему спастись. Фрэнсис была уверена, что сумеет устроить побег. Ее друзья Пьер и Луи, вероятно, видели, как их похитили испанцы. Да, все непременно образуется… если только барон Милборн не умрет раньше.

Она прислушалась к его дыханию, положила пальцы на запястье Чарльза. Пульс был четкий, грудь вздымалась и опадала при равномерном дыхании. Наверное, ее страхи безосновательны.

Но что, если он повредится в рассудке? Что, если в результате удара потеряет память?

Фрэнсис вглядывалась в его черты, рассматривала лицо этого красивого мужественного мужчины, пыталась угадать в нем того подростка, встреченного летним днем в лесу. Он тогда сумел пробудить в ней интерес, но их знакомство было таким мимолетным…

А как сложатся их отношения теперь? Какая судьба ожидает их? Кто эти люди и куда они их везут?

Чтобы не думать о грозящей им опасности, Фрэнсис вновь сосредоточила свое внимание на Чарльзе. Ей было так приятно ощущать его близость, касаться его, перебирать густые темные волосы. Глядя на застывшее побледневшее лицо Чарльза, Фрэнсис испытывала нежность и сострадание, ей хотелось хоть чем-то помочь ему.

Чувство тревоги вновь закралось в ее душу. Ей страстно хотелось, чтобы Чарльз поскорее пришел в себя. Может быть, сообща они смогут найти выход из того ужасного положения, в котором оказались.

Фрэнсис корила себя за малодушие, которое проявила на постоялом дворе, когда эти негодяи напали на них. Она могла бы чем-то помочь Чарльзу, когда он один сражался с четырьмя негодяями.

Она вздохнула, глядя на него, и мысленно поклялась себе впредь быть ему лучшим союзником. Фрэнсис никогда не считала себя трусихой, но уже второй раз в минуту опасности на нее нападало странное оцепенение, которое она не в силах была побороть. Точно так же стояла она, онемев от страха, в ту ночь, когда был убит ее дядя…

Чарльз пошевелился на ее коленях, облизал языком пересохшие губы, и это чувственное движение вызвало в ней неожиданный отклик – как при звоне колокольчиков на ножках соколихи. Довольно странно, но это на мгновение избавило ее от душевной боли. Боже, как ей хотелось, чтобы он открыл глаза и посмотрел на нее!

Впрочем, если Чарльз и откроет глаза, она не увидит в них ничего, кроме гнева и недоумения. Еще бы, ведь он оказался вовлечен в какие-то непонятные для него, темные дела… Даже если он и испытывал к ней некое чувство, которое она заметила, когда ей было тринадцать лет, едва ли оно сохранится после того, что произошло с ним по ее милости…

Ну а она сама? Не удивительно ли, что она чувствует сейчас нечто похожее на желание? Нет, определенно ее отношение к этому человеку было столь же запутанным, как и его к ней. Но так или иначе сейчас она была бы рада любой реакции с его стороны, даже гневу. Все, что угодно, лишь бы знать, что он поправится, а там уж пойдет своим собственным путем, без нее.

Фрэнсис беспокоила его рана, а еще больше – люди, захватившие их. Каковы бы ни были намерения этих людей, настроены они весьма решительно, увозя ее и Чарльза тайком из Парижа…

«Умоляю, Чарльз, очнитесь!» – молча просила она, склонившись над его лицом, пытаясь в который уже раз определить, насколько серьезна рана. Но в фургоне, прикрытом парусиной, было слишком темно.

Господи, что же ей делать?! Может быть, попытаться договориться с захватившими их испанцами? До сих пор они игнорировали все ее просьбы, но ведь можно попробовать еще раз.

Один из испанцев плелся позади фургона и выглядел не таким устрашающим, как остальные.

– Добрый господин, умоляю вас! – обратилась к нему Фрэнсис, приподняв край парусины. – Нельзя ли остановиться и найти где-нибудь воду? Моему спутнику очень плохо, я опасаюсь за его жизнь!

Страж хмуро взглянул на нее и покачал головой, показывая, что не понимает ее. Фрэнсис постаралась сказать то же на испанском. Но он снова покачал головой и взялся за рукоятку своего кинжала.

Фрэнсис тяжело вздохнула. Было ясно, что они ничего не сделают для человека, который нанес им увечья…

Она пошевелилась на твердой подстилке, устав от долгого сидения в одной позе. Голова ее то и дело ударялась о парусину, натянутую между двумя высокими бортами фургона. Глядя во тьму, Фрэнсис в сотый раз спрашивала себя, где допустила ошибку.

Нетрудно было догадаться, что, если она задержится в Париже, испанцы обязательно найдут ее. Почему же она сразу не отправилась к сэру Хэмфри? Там она была бы в безопасности. Но Фрэнсис предпочла постоялый двор, чтобы повидаться еще раз с Пьером и Луи – двумя бродяжками, которых она подобрала на парижской улице и которые оказались самыми верными ее друзьями. Теперь Фрэнсис понимала, что это решение было чистейшим безумием. В результате она пленница, а ее спутник, может быть, поплатится жизнью за ее безрассудство…

– Выслушайте меня! – снова взмолилась Фрэнсис, используя свои скудные познания в испанском языке. – Если этот джентльмен умрет, вы не получите очень важных сведений. Без него я вам не нужна, поскольку почти ничего не знаю.

Испанец, которого остальные называли Диего, нахмурился и, кажется, принял какое-то решение. Он исчез из вида, фургон вскоре съехал с дорожной колеи и остановился. Испанцы быстро переговорили о чем-то между собой, и Фрэнсис с радостью услышала звук льющейся воды.

Мужчина, ударивший Чарльза кочергой, обошел фургон, откинул парусину и ткнул ей в лицо деревянную кружку с водой.

Фрэнсис приняла кружку, не поблагодарив, и первым делом влила в рот Чарльзу несколько капель. Потом она промыла рану и, смочив в воде свой носовой платок, положила ему на лоб.

Чарльз глухо застонал, и Фрэнсис поудобнее устроила его голову у себя на коленях, пытаясь уберечь от тряски. Она знала: им обоим потребуется напряжение всех сил, когда придет время спасаться.

5

Чарльз на секунду открыл глаза и опять провалился в беспамятство. Снова его окружила чернота тропической ночи и жара – невыносимая, обессиливающая жара. Сколько уж раз Чарльз пытался скрыться от этого ночного кошмара, освободиться от чувства вины – и не мог.

Опять перед ним возникают сырые стены испанской крепости, толстые, сквозь которые не пробиться. Кровь из разбитого лба стекает к губам, проникает в рот, оставляя острый горький привкус.

Внезапно душераздирающий вопль разрезает воздух. Чарльз знает, что это кричит Ричард. Потрясенный, он обеими руками сжимает голову, прекрасно понимая, что не может помочь своему другу. Но боль Ричарда становится его болью, и он тоже начинает кричать, умоляя о пощаде. Муки крадут его последние силы. Кажется, еще немного – и он навсегда перестанет что-нибудь чувствовать…

Но неожиданно все меняется. Теперь Чарльза окружает буйная сочная зелень. Океанский бриз ласкает его лицо, как ласкала его когда-то Инес. Ее прекрасный экзотический образ возникает перед ним. Инес прогуливается по саду с пунцовым цветком в черных волосах, опираясь на руку своего отца, а Чарльз тайком следит за ней сквозь листву. Она явно о чем-то просит отца. Тот кивает в ответ, и Инес весело смеется.

Дочь богатого испанского плантатора, она была избалована рабами и ни в чем себе не отказывала. От него она требовала слепого поклонения, и он, да поможет ему небо, закрывал глаза на все остальное.

– Ричард… – шепчет Чарльз пересохшими губами. – Прости меня… Что я наделал?!

Теперь он бежит сквозь джунгли, чтобы спастись от собственной глупости: человек, готовый на все ради женщины, становится беззащитным дураком. Он хочет найти Ричарда, уверить друга в том, что он вырвет его из рук испанцев, но тяжелый плотный туман застилает ему глаза, мешает видеть что-либо, тяжким грузом давит на легкие.

Внезапно Чарльз понимает, что этот туман не имеет отношения к погоде. Его угнетает, не дает дышать ощущение собственной вины. И еще страшно болит голова. Болит так, что, кажется, череп вот-вот расколется.

Но кто-то позаботился о том, чтобы устроить его на чем-то теплом, мягком… и живом.

Инес?

Нет, это не Инес: ведь она отказалась делить с ним его судьбу…

Чарльз открыл глаза и увидел темноту. Его тело подбрасывало, и каждый толчок болью отдавался у него в голове. Моргая, он попытался сфокусировать свой взгляд на странной колеблющейся крыше. Сумеречный свет означал, что наступает ночь. Или это утро?

Над ним склонилась какая-то тень, постепенно обретая форму, и наконец Чарльз разглядел очаровательное девичье лицо. Глаза девушки были широко раскрыты, в них застыла озабоченность.

Воспоминание о давнем прошлом возникло в его сознании – образ тринадцатилетней нимфы, переходящей из солнечного света в тень в осеннем лесу в Дорсете. Как странно: всегда от света к темноте…

Леди с соколом.

Где-то рядом раздался клекот птицы, и действительность ворвалась в его сознание, изгоняя видения прошлого.

Чарльз вспомнил, как он приехал в Париж, чтобы сопровождать в Англию молодую леди, которой оказалась Фрэнсис Морли. Должно быть, это на ее коленях покоится его голова. Они едут в каком-то фургоне… Чарльз понимал, что необходимо вспомнить что-то еще. Ах, да! На постоялом дворе на него напали, он безуспешно сражался с четырьмя громилами. Испанцы…

Чарльз попытался сесть, и тут же огненные стрелы боли пронзили его голову.

– Где мы, черт побери? – выдохнул он.

– Не пытайтесь двигаться, – прошептала Фрэнсис. – Я не знаю, где мы, но скоро это выяснится. Пожалуйста, лежите спокойно.

Такой ответ не предвещал ничего хорошего, но Чарльз откинулся на спину, не в силах двигаться, пока не утихнет боль. Пальцы ее тем временем поглаживали его лоб мягкими, нежными движениями, прохладными и успокаивающими. Может быть, он уже в раю?

Уж очень эта девушка похожа на ангела…

– Они не причинили вам вреда? – пробормотал Чарльз, поймав ее руку и прижимая к своему виску.

– Нет-нет, – заверила его Фрэнсис. – Со мной все в порядке. Постарайтесь отдохнуть.

Чарльз охотно подчинился ей, готовый лежать так целую вечность, ощущая исходящий от нее покой. Но тут он вдруг сообразил, что их дела, должно быть, очень плохи, если она держит его голову на своих коленях и так нежно гладит его лицо. Ничто иное не могло заставить ее делать это.

– Где мы? – снова спросил он, готовый услышать самое страшное.

Его голова раскалывалась от боли, даже слова выговаривать было нестерпимо больно.

– Мы едем в фургоне, нас сопровождают четверо испанцев, – сказала Фрэнсис извиняющимся тоном. – Мне очень жаль, но мы их пленники.

– Будь они прокляты! – Чарльз резко повернулся и вдруг почувствовал, что ноги не слушаются его. – Дьявол, что такое с моими ногами?

– Ваши ноги скованы, – вздохнув, ответила Фрэнсис. – Я пыталась убедить их, что вы не представляете опасности, но…

– Не представляю опасности?! – выкрикнул он. – Да я убью этих негодяев!

Сжав зубы в попытке преодолеть боль, он попробовал сесть, опираясь на локоть.

Будь оно все проклято! Их вывозят тайком из Парижа, словно какие-то мешки с фасолью!

– Ну, вот что, мадемуазель. Объясните-ка мне, зачем вы понадобились этим испанцам? – требовательно произнес он. – Насколько я знаю, у вас нет больших денег, которые стоили бы таких хлопот.

– Они слишком поторопились убить моего дядю. Он представлял для них ценность, лишь будучи живым. Когда они сообразили это, было поздно. Теперь им нужна я… Так, во всяком случае, я предполагаю.

– Хорошо, я допускаю, что им был нужен ваш дядя. Но при чем же здесь вы?

Чарльз поморщился от боли и осторожно ощупал свою раненую голову. Рука сразу стала влажной. Он посмотрел на свои пальцы и убедился, что это кровь.

– Я… я думаю, они полагают, будто я знаю все то, что знал мой дядя.

Ее легкое замешательство усилило его подозрительность.

– Неужели они так наивны? Или вы и в самом деле что-то знаете?

Он не мог себе представить, чтобы она могла знать что-то важное. Молодых девушек обычно не посвящают в государственные дела.

– Я знаю все, что знал мой дядя, – просто ответила Фрэнсис.

Чарльз почему-то сразу поверил ей и застонал от досады. Видит бог, он сопротивлялся тому, чтобы его втягивали в эти дела! Он хотел одного – чтобы его оставили в покое…

– Ваша рана опять кровоточит. Вы должны лежать спокойно, – сказала она, нахмурившись, и начала протирать его рану чем-то мягким – очевидно, носовым платком, смоченным в холодной воде.

Чарльз закрыл глаза и отдался ее прикосновениям: все равно пока он больше ничего не мог поделать. Было приятно ощущать ее руки на своей голове, хотя, когда она промывала рану, боль усиливалась.

В углу фургона зашуршали крылья, звякнули колокольчики, и тут он сообразил, что Ориану тоже не оставили в Париже. Чарльз чуть было не расхохотался от абсурдности ситуации: так, значит, не только он и Фрэнсис оказались пленниками испанцев!

– Очень болит голова? – спросила Фрэнсис, склоняясь над ним.

– Она, вероятно, заболит еще сильнее после того, как вы ответите на мой следующий вопрос. Не желая выглядеть черствым, все-таки хочу понять, почему они захватили и меня, если им нужны были вы?

– Видите ли, когда я сказала хозяину постоялого двора, что меня будет искать мужчина, он посмотрел на меня так странно… В общем, я побоялась, что он примет меня за шлюху, и сказала, что ожидаю своего мужа.

– Вашего мужа?!

Она приложила палец к губам, призывая его говорить потише.

– Не надо, чтобы они вас слышали. Я думаю…

Внезапно за стенкой фургона раздался еле слышный голос.

– Фрэнк, ты здесь? – тихо спросили по-французски.

– Кто такой Фрэнк? – Чарльз в недоумении уставился на Фрэнсис.

– Это я. – Она наклонилась и постучала по стенке фургона… – Слава небесам, они знают, где мы!

– Кто это – они?

– Пьер и Луи.

– Французы? Надеюсь, они достаточно крепкие парни и хорошо вооружены?

Фрэнсис улыбнулась.

– О, да, они крепкие ребята, хотя и не мужчины. А оружие им не нужно. Они и так помогут нам бежать.

Предчувствуя недоброе, Чарльз спросил:

– То есть как – не мужчины? Сколько же лет этим двоим?

– Я точно не знаю. – Фрэнсис склонила голову набок, прикидывая. – Быть может, одиннадцать или двенадцать. Но вы не беспокойтесь, – весело сказала она, ободряюще улыбаясь ему в полутьме фургона. – Все будет в порядке.

6

– Все будет в порядке? – воскликнул Чарльз, уже не заботясь о том, что его могут услышать. – Нас схватили испанцы. У меня скованы ноги. Рядом нет никого стоящего, кто мог бы помочь нам, а вы заявляете, что все будет в порядке? Вы в своем уме?

– Тише! Пожалуйста, тише! – Фрэнсис встрепенулась, словно встревоженная птица. – Вы не должны так громко говорить…

– Я не потерплю, чтобы мне приказывали, мадемуазель, и не собираюсь говорить шепотом. – Тем не менее он все же понизил голос: – Извольте объяснить мне, почему вы так легкомысленно ко всему относитесь?! И еще – расскажите, что вы планируете предпринять? Поскольку это относится и ко мне тоже, я имею право знать каждую деталь.

– Мне очень жаль, но я не могу вам всего рассказать. Однако клянусь – все будет в порядке.

– Прекрасно! Она не собирается рассказывать мне! – Чарльз закрыл глаза и постарался усилием воли изгнать боль из своей головы. – Как я умудрился впутаться в эту историю?! – пробормотал он себе под нос, потом снова открыл глаза и испытующе уставился на Фрэнсис. – Но сейчас гораздо важнее выяснить, как вы в нее вляпались?

– Я не предполагала, что такое может случиться… Впрочем, теперь это не имеет значения. – Она вздохнула и откинула прядь волос, упавшую ей на плечо. – Но уверяю вас, скоро мы будем спасены. Через несколько часов они должны будут остановиться, чтобы дать отдых лошадям. Кроме того, они вряд ли рискнут везти нас днем: вдруг кто-то увидит и станет задавать вопросы.

– Я не сомневаюсь, что рано или поздно испанцы остановятся. Но если кто-то и начнет задавать вопросы, так это они. Поскольку я ваш муж, значит, обладаю какими-то нужными им сведениями. И что же, по-вашему, я должен отвечать?

– У них не будет такой возможности, – прошептала в ответ Фрэнсис с уверенностью в голосе, которую он никак не мог разделить. – Мы сбежим от них раньше. А если даже они успеют устроить допрос, то начнут с меня, а не с вас.

«Это было бы только справедливо, – раздраженно подумал Чарльз, – хотя и нежелательно. Нет, крайне нежелательно!» Попасть в руки испанцев – это не шутка. Ноги у него связаны, и он не сможет защитить ни себя, ни ее.

Чарльз пошевелился, пытаясь устроиться поудобнее. Сапоги не позволяли кандалам натирать ноги, но железный штырь, распирающий оковы, просто сводил с ума. К тому же голова его, как барабан, отзывалась на тряску фургона.

– Интересно, как они оправдывают свое путешествие по Франции в таком фургоне? Эти люди ведь солдаты? Почему им вообще позволяют находиться во Франции?

– Насколько я поняла, они выдают себя за слуг испанского посла. – Фрэнсис ткнула пальцем в один из мешков, лежащих рядом с ними. – Видите? Это отборная пшеница, не молотая, для белого хлеба. Скорее всего им поручено везти особый груз – продукты для встречи архиепископа Толедского. А это значит, что мы направляемся на юг: его преосвященство не путешествует морем, если этого можно избежать. Кроме того, его преосвященство предпочитает все самое лучшее.

«Однако же она хорошо информирована о множестве деталей, – подумал Чарльз. – Слишком хорошо информирована…» Но сейчас ему не хотелось особенно вникать в это: нужно было придумать собственный план бегства. Не полагаться же в самом деле на каких-то мальчишек!

– Отдохните, – снова начала уговаривать его Фрэнсис. – Потом не будет возможности поспать. Придется готовиться к побегу.

Чарльз и в самом деле был не прочь поспать: он знал, что скоро ему понадобится ясная голова. Кроме того, ее колени были такими соблазнительно теплыми, ему было так удобно на них… Но Чарльз понимал, что во сне он беззащитен, и не позволил себе расслабиться. Хорошо хоть, что они не связали ему руки. Он взялся за свой пояс, чтобы убедиться, что кинжал на месте, и тут же понял, почему они оставили его руки свободными.

– Проклятье! Они забрали мой кинжал! И шпагу тоже.

– Боюсь, что да…

Фрэнсис наклонилась поближе к нему, чтобы он услышал ее шепот. Густые черные локоны упали Чарльзу на лицо, и он вздрогнул.

– О, прошу прощения! У меня ужасно непослушные волосы. Сейчас я попробую сделать с ними что-нибудь. – Она перекинула волосы на грудь и принялась заплетать косу. – Я не очень надеюсь на то, что нам удастся вернуть ваше оружие, зато рассчитываю раздобыть ключ от кандалов.

Чарльз глубоко вздохнул. Не было никаких причин особенно радоваться тому, что ее лицо так близко от его лица. А безумная самоуверенность этой девушки и уклончивость ее ответов просто приводили его в ярость. Но от нее исходило такое уютное тепло… Чарльзу вдруг захотелось забыть обо всем на свете, целиком раствориться в этой неожиданной близости. Пришлось даже напомнить себе, что они не на увеселительной прогулке.

Черт бы побрал брата, втравившего его в эту поездку! Учитывая склонность Джонатана к интригам, он мог бы предположить, что поездка связана с серьезной опасностью: ведь его брат был одним из главных шпионов королевы. Чарльз проклинал себя за легкомыслие, в результате которого оказался без всякой помощи, если не считать парочки уличных мальчишек и странной женщины, которую они называют Фрэнк.

– Вы уж простите меня, мадемуазель, за недостаток оптимизма, но я больше надеюсь на то, что английский посол направит группу людей разыскивать нас.

– Мне жаль разочаровывать вас, милорд, но он этого не сделает, – невозмутимо заявила она. – Посол будет думать, что вы приехали за мной и мы, как и предполагалось, плывем сейчас в Англию.

– У вас весьма раздражающая манера противоречить мне!

– А вы… – Фрэнсис презрительно скривила свои пухлые губы. – Вы обладаете весьма бесцеремонной манерой опровергать все, что я говорю!

Чарльз прикрыл глаза – но не для того, чтобы отдохнуть. Он просто почувствовал вдруг, что опасно смотреть так долго в это прекрасное лицо. Ее красота убаюкивала его, внушала ему ложное ощущение безопасности, а он не мог позволить себе расслабляться.

Чарльз слишком поздно понял, что совершил ошибку. Фрэнсис начала поглаживать кончиками пальцев его висок и щеку, и он тут же погрузился в долгожданный сон.

Но сон Чарльза не был спокойным и безмятежным: давно миновали те дни, когда он жил в мире с самим собой. Вот и сейчас, едва его сознание окутал разноцветный туман, как из этого тумана проступил образ красавицы Инес и вновь стал преследовать его.

Чарльз помотал головой, мучительно стараясь проснуться. Если бы только он никогда не отправлялся на острова Карибского моря, если бы не стал жертвой всепоглощающей страсти к женщине! Но поздно жалеть об этом: того, что произошло, не поправишь. Путешествие в испанскую Вест-Индию сделало Чарльза мужчиной, но оно лишило его слишком многих иллюзий. А самое страшное – он бросил своего лучшего друга, когда тот больше всего в нем нуждался. Чарльз знал, что в этом нельзя винить Инес: во всем виноват он сам. И еще он знал, что не сможет простить себе предательства до конца своей жизни…

«Что-то изменилось!» – это ощущение вспыхнуло в сознании Чарльза и прогнало сон. Он открыл глаза и заморгал от света, лившегося откуда-то сверху: часть парусины была откинута. Чарльз не сразу сообразил, где он, и только потом вспомнил, что находится в движущемся фургоне, что он пленник испанцев. А ему-то казалось, что все это дурной сон!

Пошевелив ногами, Чарльз убедился, что они по-прежнему в кандалах. Проклятье! Это совсем не сон. Во рту сухость, как в песках турецкой пустыни, а ему необходимо вернуть себе силы.

Но он все еще ощущал мягкую теплоту женских коленей, на которых покоилась его голова, – коленей Фрэнсис. Он поднял глаза и увидел, что она спит, уронив голову на мешок с пшеницей. Одной рукой она крепко держала его за воротник камзола, другая была на клетке с соколихой.

Какое невинное лицо у нее во сне! В нем нет и следа той заносчивости, которую она демонстрирует, когда не спит. Густые темные ресницы Фрэнсис веером лежат на щеках, пухлые губы, такие соблазнительные, плотно сжаты. Взглянув на ее губы, Чарльз решил, что никто никогда не поверит, какие дерзости вырываются порой из этих губ, когда она бодрствует. Каждый раз, когда она открывала рот, у него начиналась головная боль…

Стоило ему подумать об этом, и он вдруг понял, что голова у него перестала болеть. Чарльз осторожно поводил ею из стороны в сторону, проверяя себя. Шум в ушах исчез, разноцветные круги перестали расплываться перед глазами. Хорошо все-таки, что он позволил себе поспать. Чарльз чувствовал, что силы возвращаются к нему, и был готов действовать.

Скрип колес фургона стал постепенно затихать. Видимо, их похитители собирались остановиться. Чарльз прислушался к голосам – и точно: капитан приказывал свернуть с большой дороги. Когда колеса выбрались из колеи, фургон накренился и Фрэнсис проснулась.

– Что случилось?!

Она с такой силой вцепилась в воротник его камзола, что чуть не задушила Чарльза.

– Пока ничего. Во всяком случае, в настоящий момент опасности нет. Кажется, мы куда-то приехали, по крайней мере, свернули с дороги. – Чарльз покрутил головой, пытаясь освободиться. – Вы меня задушите. Не будете ли вы так добры…

Сконфузившись, Фрэнсис отпустила его воротник.

– Вы чувствуете себя лучше?

– Достаточно хорошо, чтобы заняться нашим побегом.

– Этим займусь я с Пьером и Луи, – отрезала она. – Вы ранены. Мы разработаем наш план сегодня вечером.

Чарльз принялся было протестовать, но замолк, услышав испанскую речь совсем рядом. Фургон остановился, и на его парусиновую крышу упала тень – очевидно, они подъехали к какому-то строению. Чарльз и Фрэнсис молчали, пока испанцы отвязывали лошадей, но Чарльзу достаточно было одного взгляда на девушку, чтобы прочесть ее мысли. Она, без сомнения, обдумывала, как вместе с одиннадцатилетними мальчишками устроить невероятный побег.

Соколиха зашевелилась в своей клетке. Фрэнсис тут же обернулась к ней, бормоча нежные слова, продолжая при этом гладить Чарльза по голове. Черт побери, она умудряется успокаивать одновременно и его, и птицу! Следовало признать, что ее прикосновение дьявольски приятно. Слишком приятно… Чарльзу захотелось, чтобы она оставила его одного, тогда он смог бы как следует обдумать ситуацию.

Лошадей увели – вероятно, на водопой. Чарльз понимал, что теперь испанцы займутся ими. И действительно, вскоре чья-то рука откинула холст, покрывающий фургон. Грубый, небритый парень обратился к ним по-испански, приказывая выйти. Чарльз сразу узнал в нем того человека, который в дороге приносил им воду. Он уже хотел ответить, но Фрэнсис опередила его.

– Диего, он не сможет встать, если ты не снимешь с него кандалы, – мягко сказала она по-испански, одарив парня чарующей улыбкой. Диего, судя по всему, был совершенно потрясен этой обворожительной улыбкой и нежным голосом. Он даже не сразу сообразил, чего от него хотят.