Текст книги "Неподвластные времени"

Глава 2

Анни захлопнула дверь спальни и привалилась к ней спиной. Она стояла, закрыв глаза и расслабив плечи. Ей удалось пережить этот день. Она схоронила мужа. Много часов она терпела всех этих друзей, знакомых, печальные улыбки, фаршированные яйца, сандвичи с ветчиной и галлоны кофе. И ей надо было уложить спать сына. Сына, который становится отчужденно-злобным, как только рядом появляется Харпер.

И она выдержала жесткий взгляд серых глаз, некогда ласковых и добрых. Она встретилась с Харпером лицом к лицу. Она даже смогла провести его через общую комнату в спальню Майка, оставаясь при этом более или менее спокойной.

Сейчас она осталась одна в своей комнате, нервное напряжение, не отпускавшее ее весь этот день, улетучилось, на нее наконец никто не смотрел. Никто не видел, как она дала себе волю. Никого не заботило, дрожат ли у нее руки. Можно было хоть на секунду расслабиться.

Колени ее подогнулись, и она опустилась на пол.

Он приехал. Харпер приехал.

Стыд и вина обрушились на нее. Она не имела права даже думать о нем. Никакого права. Она потеряла это право много лет назад. Десять долгих лет. Ей надо думать о Майке. О муже, которого она только что схоронила. Но перед ее мысленным взором вставало лицо Харпера – тонкое, твердое, привлекательное, с четко очерченными скулами и волевым подбородком, с ртом, который… навевает греховные мысли.

При этой мысли она покраснела. Когда в последний раз ей доводилось думать так о мужчине?

С тихим хриплым смешком она поднялась и стала раздеваться. Рот Харпера – наименьшая из ее забот. Анни обрадовалась, что он приехал, и ей было стыдно, что не она сама позвала его сюда. Но что ей теперь делать? Что сказать ему? Как поступить? Он держался холодно и отчужденно оба раза, что они разговаривали днем. Он по-прежнему ненавидит ее?

«Конечно, – прошептала она. – А за что ему любить меня?»

Хотя, может, его ненависть уже прошла. Может, его это уже совсем не трогает.

Но он снова возненавидит ее. Снова и скоро.

Харпер долго стоял посреди комнаты, глядя на дверь, за которой скрылась Анни. Старый дом потрескивал и постанывал, словно жалуясь на свой возраст. Работало паровое отопление, и из вентиляции струился по комнате теплый воздух. Он тихо закрыл дверь.

Комната Майка. Так сказала Анни. Не их комната, не прежняя комната Майка, а просто – комната Майка. Она даже предложила Харперу надеть кое-что из вещей Майка и попросила располагаться удобнее, показав шкаф, заполненный одеждой, и ванную в этой самой комнате Майка.

– Спасибо, я захватил с собой все необходимое, – ответил он Анни.

Она сглотнула и отвернулась.

– … Ну хорошо… тогда спокойной ночи.

И поспешно вышла, точно вор, которого застигли на месте преступления.

Теперь она у себя в комнате, за закрытой дверью, Харпер – тоже, так что можно оглядеться вокруг. Шкаф и комод были битком набиты мужской одеждой. Одеждой Майка. Ничего от Анни. Даже пахнет, как в холостяцкой квартире.

Если бы ему надо было доказать то, что он только что узнал, он бы извлек из-под кровати пару мужских тапочек. Майк терпеть не мог, чтобы у него мерзли ноги: и никогда не ходил босиком. Майк всегда держал тапочки под кроватью, чтобы надевать их по утрам.

Вот это новость – Майк и Анни, оказывается, спали в разных комнатах. Это открытие потрясло Харпера.

Муж и жена жили в разных комнатах.

Давно ли?

Он постарался отогнать от себя подобные мысли. Это его не касается, так что нечего об этом и думать. Но все же непонятным образом его это волновало.

Все эти годы, чтобы он ни думал о Майке и Анни, Харпер считал их счастливой парой. Майк, наверное, тайно злорадствовал, что ему удалось отбить девушку у старшего брата. Анни сначала, может быть, и переживала по поводу того, что обманула Харпера, но потом действительно полюбила Майка.

Разные комнаты, синяки у нее на щеке, явно следы чьих-то пальцев на горле, яростный, ненавидящий девятилетний телохранитель – все это складывалось в странную картину.

Черт побери, что же творится в этом доме?

Комната Майка. Эта комната всегда принадлежала Майку, хоть с тех пор, как уехал Харпер, в ней кое-что переделали. В комнате их отца теперь жил его тезка юный Джейсон.

Он едва не задохнулся от теплого щемящего чувства, когда понял, где спит Анни. В его прежней комнате. Именно там, где он собирался с ней…

Харпер бесцельно мерил шагами комнату. Настоящее сумасшествие. Анни больше не волнует его. И не волновала все эти годы. И не будет волновать после всего, что она ему сделала, даже если бы она стала перед ним на колени. Ему наплевать, где она спит.

Черт возьми, та комната, через коридор, больше не принадлежит ему. Он лишь мельком заглянул туда, прежде чем она закрыла дверь. Там больше не было фотографий астронавтов и рок-групп на стенах, призов от Университета Оклахомы. Стены были гладкие, девственно-белые. Вместо его старой полуразвалившейся мебели там стоял спальный гарнитур из полированного дуба. Вместо двуспальной кровати – софа. Никаких грязных носков на нежно-голубом ковре. В этом доме больше нет его комнаты.

Она ждет, чтобы Харпер спал в комнате Майка и одевался в его тряпки. Дьявола она дождется. Бормоча проклятия, он распахнул дверь и сбежал по темной лестнице.

Общая комната еще хранила многочисленные следы происходивших днем похорон. Харпер ощупью прошел дальше, в кабинет. Пальцы его ткнулись в косяк и ощутили заусеницу на гладком дереве. Он вдруг остановился и снова потрогал это место.

На него нахлынули воспоминания. Смех двух мальчишек эхом отдался в его сознании. А еще спор, слезы. Ему было девять, а Майку семь. Они спорили друг с другом – кто из них быстрее плавает. Спор перешел в потасовку, и Майк дал Харперу подножку, Харпер налетел лицом на косяк и вышиб себе зуб. Вот как раз здесь. В том самом месте, до которого он дотронулся. Он помнил все так, словно это было вчера. У него обильно хлынула кровь, оставляя пятна на полу, и им с Майком здорово влетело от отца за драку в доме.

Мать не терпела, когда они возились в доме. Она погибла в автокатастрофе тремя годами раньше, но отец не изменил ее правилам. В его представлении только так и можно было сохранить память о ней наверняка, чтобы дети не утратили ее. Но в таком возрасте дети неизбежно все забывают. Так что манеры у них не всегда были блестящими – как, например, в тот самый день.

Он был полон терзающих душу воспоминаний. Два брата – люди близкие, но не так, чтобы очень. Они никогда не были достаточно чутки друг к другу. Никогда их жизнь и идеалы не совпадали между собой.

Харпер постарался стряхнуть воспоминания и зажег лампу у двери. Кабинет был по-домашнему уютным. Гораздо уютнее, чем его безжизненная холостяцкая квартира в Оклахома-Сити. Его внимание приковали фотографии на письменном столе.

К горлу подкатил ком, когда он увидел фото отца, с гордостью вскинувшего в победном жесте бейсбольный кубок. Десять лет прошло, а Харпер все еще тосковал по нему. Дождавшись, пока боль схлынет, он отставил снимок в сторону и взглянул на следующий.

И непроизвольно сжал кулаки. На снимке были Майк и Анни: он обнимал ее, она бережно держала на руках новорожденного. Черт побери!

Харпер резко отвернулся, чувствуя, как у него свело желудок. В нем закипала ярость, старая и давно похороненная. Она должна была стать его женой, а Джейсон – его сыном.

Обессилев от собственных мыслей, Харпер опустился на диван. Должно быть, это все от ставших такими явственными воспоминаний – дом, Анни, фотография отца.

Он поговорит с ней утром, выяснит, откуда у нее на шее синяки, и уедет.

Черт, может, лучше ему не думать об этом? Это не его дело. Наверное, лучше просто уехать, и все.

Если бы у него был хоть какой-то повод, он не стал бы ждать утра, он послал бы все к черту прямо сейчас.

Но повода явно не было, так что Харпер прилег на старый диван и устроился поудобнее, насколько позволял коротковатый диван, обитый жесткой ворсистой тканью по моде шестидесятых. Между тремя его подушками был продернут полудюймовый шнур, который впивался в спину, так что Харпер чувствовал себя, словно принцесса на горошине. Диван был такой же неудобный, как и десять лет назад, когда он наконец повалил на него Анни для так сказать небольшого поединка, в ту самую ночь, когда его отца принесли домой с бейсбольного матча…

Кошмарное наваждение! Как раз об этом ему меньше всего хотелось вспоминать. Какого черта они все эти годы держали здесь этот старый неудобный диван?

В ту минуту столовая, где все напоминало о недавних похоронах, казалась ему более привлекательной.

Лежа без сна в своей комнате наверху, пытаясь решить, что именно она скажет Харперу утром, Анни услыхала, как он вышел из комнаты Майка и спустился вниз. Он хотел есть или просто не мог уснуть?

Она долго ждала, с пересохшим горлом и колотящимся сердцем – просто от того, что он был здесь, в доме, – думая, что впервые за десять лет она может – может что? Посмотреть действительности в лицо? Сказать правду? Попросить у него прощения?

Анни со стоном перекатилась на бок, взбив подушку под головой и положив еще одну между колен, чтобы не болела спина. Неужто она действительно решила, что несколько слов исправят то, что она когда-то натворила? Содеянного не исправить, особенно теперь, после всех этих лет. И все же она не собиралась сдаваться. Она должна сделать хоть что-нибудь. Харпер здесь. И это ее единственный шанс.

Анни так и не расслышала, чтобы он поднимался обратно, собрала все свое мужество и встала с постели. Если только он не спит и захочет с ней разговаривать…

Как можно тише – с каждым шагом она чувствовала, что мужество покидает ее, – Анни спустилась по лестнице. В кабинете горел свет, но там никого не было. Она обнаружила, что Харпер перебрался на диван в общую комнату. Его дыхание и легкий шелест плаща, которым он укрылся, да еще звуки включившегося на кухне холодильника – вот и все, что она слышала.

Фонарь, горевший в углу двора, освещал его лицо бледным светом.

Он стал старше. Тверже. Увереннее в себе. Скульптурное лицо, широкие плечи… Он выглядел неумолимым. Несгибаемым. Одиноким. И холодным, подумала она, вздрогнув, но не от холода в комнате.

Анни думала – работает ли он еще на своей засекреченной службе? Потом, с удивлением, – интересно, он женат? Наверное, может быть, и женат – от этой мысли у нее защемило внутри.

Она не имела права на боль, на тайное желание – никакого права. Она потеряла его десять лет назад.

У него есть дети? Должно быть, есть.

Анни проглотила набегавшие слезы и отвернулась. Если она еще немного постоит здесь, он проснется, а она вдруг поняла, что совершенно не готова к разговору с ним. Она взяла одеяло из шкафа и накрыла его, а затем тихо поднялась по лестнице. Лишь перед самым рассветом она наконец забылась сном.

На следующее утро Харпера разбудил солнечный луч, упавший ему на лицо. Проснувшись, он немедленно обнаружил три вещи: во сне у него затекла от неудобного положения шея, где-то поблизости имеется горячий кофе; за ним, с расстояния не меньше трех футов, наблюдает пара горящих глаз, таких же темно-серых, как у него.

Его глаза – только более молодые, более невинные. Нос Майка. Отцовские скулы. Рот Анни.

У Харпера снова закололо в сердце. Все четверо, отец, Майк, Анни и он сам, ясно отразились на лице совершенно нового человечка. Горячая волна ревности окатила его, как вчера ночью, когда он смотрел на фото Майка и Анни, которая держит на руках их новорожденного сына.

Мальчишечьи серые глаза подозрительно сощурились.

– Как это ты здесь очутился?

Харпер молчал. За этим вопросом стояло нечто ему непонятное. Тщательно подбирая слова и стараясь говорить только правду, Харпер ответил:

– Мне было не по себе в кровати твоего отца.

Мальчик придвинулся к нему ближе, испытующе глядя в лицо. Он плотно сдвинул обтянутые джинсами колени. Губы его сложились в легкую усмешку.

– Ты ведь никогда раньше не приезжал к нам, так чего теперь приперся?

– Джейсон, – с досадой крикнула из-за двери Анни, – я же просила тебя не будить дядю Харпера.

– Он меня и не будил, – Харпер натянул одеяло, только теперь обнаружив, что укрыт им. Неужели это сделала Анни? Неужели она спускалась ночью и глядела на него спящего? Как же он-то не почувствовал, что она была здесь?

Харпера почему-то не оставлял в покое этот факт. Может быть, Анни не могла уснуть и посреди ночи спустилась вниз утолить жажду – и увидела на своем диване непрошеного гостя. Или она заметила его, когда встала утром? В любом случае он был благодарен ей за заботу.

Она только что похоронила мужа. Вполне понятно, что сегодня у нее были проблемы со сном. Но вот что Харперу хотелось знать, так это почему она сегодня избегала смотреть ему в глаза. Что бы там ни было между ними много лет назад, теперь не имеет значения. Все в прошлом. Все умерло. Всему настал конец. Небось десять лет назад она глаз не прятала, так чего же ей прятать их теперь?

Анни была бледна, волосы высоко подобраны, и синяк на шее напомнил ему, что он собирался спросить у нее кое-что – кое-что более важное.

– Завтрак готов, – сказала она, заглянув в дверь, и отвернулась.

Завтрак был чинный и тихий. Анни не ожидала, что он таким получится. Харпер был отменно вежлив, Джейсон рассерженно сопел – она не могла взять в толк, почему. Ей все время хотелось разрядить накопившееся внутри нее напряжение громким криком. Присутствие Харпера здесь, после всех этих лет, заставляло ее нервничать. Но кричать она не станет. Анни Сэмюэльс Монтгомери славилась своим спокойствием и выдержкой.

Как все в жизни странно, подумалось ей, когда Джейсон доел завтрак и встал, вежливо поблагодарив. Анни позволила ему уйти. Она не была готова остаться наедине с Харпером. Но так или иначе, встреча уже произошла. Их последняя встреча, она знала это. Последняя встреча за десять лет.

– Анни, что у тебя с лицом? – тихий вопрос Харпера нарушил молчание.

«Оно постарело», – подумала она, находясь на грани истерики. Но она знала, что спрашивал Харпер не об этом. Она невольно подняла на него глаза и еле поборола желание прикрыть щеку рукой.

– Просто несчастный случай.

Одна густая бровь, чуть темнее его песочных волос, поднялась вверх.

– Многовато что-то несчастных случаев в этом доме за последнее время. То Майк, то ты. А откуда у тебя на шее отпечатки пальцев? Тоже несчастный случай?

На этот раз ее рука непроизвольно дернулась – поправить ворот свитера. Рука дрожала. «Возьми себя в руки, Анни, возьми себя в руки».

– Да, тоже.

– И ты ждешь, что я тебе поверю? – Он откинулся назад.

– Нет, – Анни с трудом сглотнула и отодвинулась от стола. Поднялась и стала собирать тарелки. – Принимая во внимание наше прошлое, я и не жду, что ты мне вообще будешь верить.

Харпер застыл на месте. Он никак не ожидал, что она станет ворошить прошлое. Но она-то должна была это сделать. Каким-то образом ей надо было найти способ сказать об этом, объяснить.

Но у Харпера на сей счет были свои идеи.

– То, о чем ты говоришь, давно поросло быльем, и не стоит о нем вспоминать. Кстати, как у тебя с деньгами?

Анни остановилась на пути к раковине с грудой грязных тарелок и молчала. Напряжение сковало ей плечи.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, сознавая, что Харпер вряд ли знает о бахвальстве Майка.

– Я имею в виду, что у вас с Майком был общий счет в банке и, наверное, счет этот заморожен в связи с его смертью. Если у тебя есть неоплаченные счета, то кредиторы начнут охотиться за тобой. А страховка? Ты нашла полис? А страховую компанию предупредила?

– О-о… – протянула Анни, озадаченная всеми этими проблемами, связанными со смертью мужа. Она поставила тарелки в раковину. – Спасибо, что напомнил. Я проверю это в понедельник.

Харпер отнес свою тарелку в раковину. К запаху кофе и бекона примешивался слабый запах крема. Детского крема, вдруг вспомнил он. Ей всегда нравился этот запах и шелковистость кожи, которую давало его употребление. Ему тоже.

Но он не хотел погружаться в подобные воспоминания.

– Хочешь, я просмотрю бумаги Майка прямо сейчас.

– Я не могу просить тебя об этом. – Анни отодвинулась, почти отпрянула от него, словно испытывала неловкость от того, что он рядом.

Харпер прекрасно понимал, что она чувствует. Ему вообще не следовало появляться здесь. Ему надо было остаться в городе, заниматься своей работой. Но он тут же отогнал подобные мысли. Если бы он не приехал проводить в последний путь единственного брата, то мучился бы потом от чувства вины долгие годы.

– А ты и не просила. Это я предложил. Просто скажи мне, где они лежат. Или ты не хочешь, чтобы я вмешивался?

Сердце Анни неистово колотилось.

– Нет, – быстро сказала она. А вдруг он соберется и уедет? Она не позволит ему уехать, пока все не встанет на место. Настолько, насколько это возможно теперь. От страха и собственной вины у нее свело желудок. – Нет, спасибо за помощь.

Ей надо было удержать его здесь, хотя бы ненадолго, пока она не возьмет себя в руки.

– Все бумаги в столе, в кабинете. Я тебе покажу.

Она провела его в кабинет и указала на письменный стол.

– Он держит… держал все наши бумаги в большом ящике.

Когда Харпер наклонился, чтобы выдвинуть ящик, она придвинулась ближе и ткнула пальцем:

– Там и страховка, и бумаги на ферму и на машины…

Харпер отступил назад. Этот знакомый запах снова одурманил его. Воспоминания пульсировали в его крови мощными горячими толчками. Так не пойдет. Что бы он там ни спрашивал о ее синяках, это сейчас не имело значения. Майк мертв. И Харпер вдруг ощутил до неприличия остро и невольно, что сам он жив. И черта с два он ее бросит.

– Послушай, – сказал он хрипло. – Мне нужно домой, в город. Почему бы мне не взять бумаги с собой и не просмотреть их у себя? Я тебе сразу же сообщу, как только приведу все в порядок.

Облегчение. То было первое чувство, охватившее Анни. Стыд был вторым. Стыд за чувство облегчения, что он уезжает.

Если он возьмет бумаги, у него будет повод вернуться. Возможно, она тем временем наконец придумает, что же сказать ему. Она действительно должна была поговорить с ним сейчас, пока Джейсон наверху. Она не отпустит Харпера, не сказав ему правды о том, что случилось десять лет назад.

Анни все время повторяла это про себя, глядя, как Харпер выруливает на дорогу с такой скоростью, точно за ним по пятам гонится сам дьявол.

Глава 3

Харпер солгал. Ему вовсе не нужно было спешно возвращаться домой. Была суббота. Впереди – уик-энд. Но он почувствовал, что должен как можно скорее уносить ноги из этого дома, населенного воспоминаниями. Он быстро катил на север, по Тридцать пятой магистрали к Оклахома-Сити, подгоняемый горечью и нежным запахом ее кожи.

Когда он добрался наконец до своей квартиры, через два часа после того, как выехал с фермы, он тут же выложил папку с бумагами Майка на письменный стол.

Стоит ли ему вмешиваться в дела Анни и Майка?

Впрочем, ладно. Он ведь сам напросился. С тяжелым вздохом он уселся за стол и начал проглядывать бумаги.

Харпер быстро нашел что искал и в негодовании смял в кулаке край папки. Как мог быть столь беспечным его младший братец? Какого дьявола он совсем не заботился о своей страховке? Неуплата взносов, ну конечно! Что можно было ожидать от него еще? На что теперь жить Анни и Джейсону? Им же еды будет не на что купить! Чековую книжку Харпер обнаружил в конверте с пометкой «Банк», где значилось, что денег на счету у Анни кот наплакал. Всего сорок семь жалких долларов.

«Майк, о чем ты только думал, когда оставил свою жену и сына на произвол судьбы!»

Молчание было ему ответом.

Харпера захлестнул такой гнев, что он долго не мог ничего соображать. Видимо, Анни придется продать ферму. Или, по крайней мере, часть земли.

Он продолжал просматривать бумаги, но тут другое открытие заставило кровь Монтгомери забурлить в его жилах. Майк, оказывается, уже продал большую часть фермы. Три отдельных участка земли за эти годы отошли соседям. Вся плодородная земля. Все, что осталось, – восемь акров пастбища и леса, окружавшие дом.

Майк, сукин ты сын, чем ты только думал! Ферма была твоим наследством! И наследством твоего сына! Эта земля принадлежала нашей семье почти сто лет! Как ты посмел продать ее?

Лишь в полдень в воскресенье Харпер смог заставить себя взяться за остальные бумаги. Может, там есть еще одна страховка? Непохоже, правда, но надо все же проверить.

Он нашел текущую страховку на дом, пристройки и имущество, страховку на машину и грузовик – и ничего больше. Случай клинический. Большинство людей страшно боятся потерять дом и не получить страховки. Но вот когда дело касается будущего их семьи, они почему-то думают, что будут жить вечно. К чему заботиться о страховании жизни? Всегда можно сделать это потом, ближе к старости.

Харпер потряс головой и снова раскрыл папку. На этот раз ему попалось свидетельство о браке Майка и Анни. Он заставил себя прочесть его, чтобы ее нежный запах и пара голубых глаз потеряли свою власть над ним. Навсегда.

«Свидетельство о браке Майкла Дейла Монтгомери и Анни Луизы Сэмюэльс.

Графство Кроу, штат Оклахома. Заверено 29 декабря…»

Что? Харпер не поверил своим глазам. Этого не может быть. Харпер зажег настольную лампу и еще раз проверил дату. Двадцать девятое декабря. Он повертел документ. Внизу стояла золотая печать округа, как и полагается на таких удостоверениях. Они ездили в другой город, чтобы их обвенчал некто по имени К.Чарльз Хаскелл, пастор первой Баптистской церкви крошечного городка Пума, штат Оклахома. Дата регистрации – третье января.

Сначала ему стало жарко, потом руки обдало ледяным холодом. Семнадцатого января он приехал на похороны отца. Но ведь Майк сказал ему, что они с Анни женаты уже пять месяцев. Пять месяцев. Именно так он сказал.

Неверными пальцами Харпер листал бумаги, пока не добрался до свидетельства о рождении Джейсона. Двенадцатого марта Джейсону Сэмюэлю Монтгомери будет десять лет. Двенадцатое марта – как раз девять месяцев с последней ночи Харпера в доме. Стало быть, это его сын – если только Анни не забралась в постель к Майку еще до того, как Харпер успел пересечь границу округа.

Подъезжая к ферме днем в воскресенье, Харпер чувствовал, что пальцы его ноют от того, что он с такой силой сжимает баранку. Желудок горел, точно кофе, выпитый с утра, был на самом деле серной кислотой. В груди щемило, и от этого прочие неудобства казались малозначительными.

Свернув с шоссе к дому, Харпер увидел три бронированные машины, стоявшие у дома с трех сторон, с открытыми дверями и включенными мигалками. При виде этой картины сердце Харпера едва не выскочило из груди.

Он немного успокоился – но только немного, – увидев полицейского, который стоял на слабом январском солнце у веранды, привалившись к стене, и чистил ногти лезвием перочинного ножа. Ни о каком насилии и речи быть не могло – если бы происходило что-то серьезное, полицейский не стоял бы в такой беспечной позе.

Но сердце все колотилось, как и прежде.

– Что здесь происходит? – спросил Харпер у представителя закона, поднимаясь по ступенькам веранды.

Полисмен сощурился. Сложил нож небрежным жестом и опустил его в карман брюк.

– А с кем я говорю?

Не вдаваясь в долгие объяснения, Харпер извлек свое удостоверение и помахал им перед надменным молодым блюстителем порядка.

Тот выпрямился:

– А, Бюро расследования? Эй, Фрэнк, – позвал он, обернувшись к входной двери. – Ты вызывал кого-нибудь из Оклахомского ФБР?

Харпер не стал дожидаться ответа, убрал документ в карман и прошел в дом. Его взгляд сразу же отыскал Анни. Его колени едва не подогнулись от облегчения. С Анни явно все было в порядке. Харпер огляделся. Шериф Фрэнк Кольер, двое полицейских и Анни.

– А где Джейсон? Что-нибудь случилось?

Анни открыла было рот, чтобы объяснить, но ее опередил шериф.

– Ты чересчур напорист для человека, который отсутствовал десять лет.

Харпер не удостоил его вниманием. Анни была еще бледнее, чем на похоронах.

– Анни?

Она ответила спокойно, словно ничего не произошло:

– Джейсон пошел к товарищу на весь день.

– Так что же здесь происходит?

Анни почувствовала отчаянное желание исчезнуть куда угодно, лишь бы избежать объяснений. Снисходительная ухмылочка Фрэнка, горящие глаза Харпера – еще немного, и она не выдержит, сорвется на крик. Но она не двинулась с места и не закричала. Она лишь немного выпрямилась, насколько сумела, и аккуратно сцепила пальцы на коленях.

– Я вернулась из города и обнаружила, что дверь открыта.

Сначала она лишь слегка встревожилась. Потом вспомнила о ночном телефонном звонке: она сняла трубку, но никто не заговорил с ней, какое-то время царила гнетущая тишина, а потом раздались гудки. Позже, после полуночи, она слышала во дворе какой-то странный шум, который не был похож на обычные ночные звуки.

Когда Анни все это припомнила, открытая входная дверь показалась ей невероятно зловещей. Горло ее сжалось от страха. Она делала все, чтобы загнать этот страх поглубже, не поддаваться ему. Если она поддастся страху хоть чуть-чуть, ей не совладать со всем остальным – виной, стыдом, болью, горем. Чувства затопят ее. Харпер испытующе смотрел на Анни. Насколько же ей можно верить?

– Дверь была распахнута настежь? Или просто не заперта?

Анни осмелилась бросить на Фрэнка быстрый взгляд, потом отвернулась.

– Распахнута настежь.

Харпер обернулся к открытой двери и осмотрел ее.

– Ты не пошла внутрь, верно?

– Нет, не пошла, – Анни откинула с лица непокорную прядь. – Я пошла к Смитам, что живут через дорогу, и вызвала полицию.

– Что-то пропало? – спросил Харпер, нагнувшись, чтобы оглядеть внешнюю часть замка.

– Не знаю точно, – ответила она. Фрэнк поддернул штаны.

– Вообще-то я не просил ФБР о помощи, – сказал он, видимо, пытаясь привлечь внимание Харпера, однако результат вышел обратный.

– Ты уже снял отпечатки пальцев?

– Здесь вам не Оклахома-Сити, мистер секретный агент, – сощурился Фрэнк.

– Ладно тебе, Фрэнк, мы тут все друг друга знаем с детства. Зачем тебе обращаться ко мне так официально. Зови уж лучше агентом Монтгомери. Фрэнк осклабился.

– У нас в округе нет специалиста, который занимается отпечатками пальцев. Нам это ни к чему, и ты нам тут тоже ни к чему. Нам никогда не требовалась помощь извне, так что нечего путаться под ногами. Тут все яснее ясного. Бедняжка только что похоронила мужа, – продолжал Фрэнк снисходительным тоном, указывая на Анни пальцем. – У нее нервы не в порядке, она не в себе, и это вполне понятно. Она, наверное, просто забыла как следует закрыть дверь, вот и все. Никаких следов взлома не обнаружено…

– Сомневаюсь, чтобы Анни забыла закрыть дверь, Фрэнк. И следы взлома как раз видны отчетливо невооруженным глазом.

– Тебе, может, и видны, – снисходительный тон Фрэнка испарился в одно мгновение. – А для меня это просто старая негодная дверь. Черт побери, на ней столько всяких царапин и отметин. Так что нечего тебе рыскать вокруг и забивать Анни голову разной чепухой, пугать ее небылицами. Езжай-ка лучше обратно в город и там лови себе настоящих преступников!

Фрэнк повернулся к Анни.

– С твоей головы ни один волосок не упадет, милочка. Только обещай мне, что в следующий раз закроешь дверь как полагается. Хочешь, я съезжу за Джейсоном и привезу его домой?

– Спасибо, Фрэнк, спасибо, не надо, – Анни выдавила вежливую улыбку. – Он, должно быть, неплохо проводит время, так что я не хочу ему мешать.

– Хорошо, дорогуша, как скажешь, – Фрэнк дружески похлопал ее по плечу, так что она едва не вскрикнула, и вышел вместе с полицейскими.

Как только за ними захлопнулась дверь, Харпер снова повернулся к Анни.

– Ты в порядке?

– Да, конечно. – Она надеялась, что он не заметит, как она дрожит. – Ты, правда, считаешь, что здесь кто-то побывал?

Харперу не хотелось пугать ее, но не хотелось и создавать впечатление ложной безопасности.

– Я не думаю. Я знаю. Ты ведь не оставляла дверь открытой, верно?

– Нет. Нет, не оставляла. – Она помолчала. – Харпер, ты не мог бы пожить здесь несколько дней?

Он и не собирался уезжать, раз в ее доме побывали взломщики.

– Думаю, что я могу остаться на неделю, если это будет удобно.

Она быстро кивнула и, казалось, сразу немного успокоилась.

– Ты уверена, что ничего не пропало?

– Насколько я поняла, ничего. Только кое-какие незначительные вещи вроде бы не на своих местах.

– Какие именно?

Анни медленно пожала плечами.

– На письменном столе все не так, как до моего ухода. Ящики выдвинуты. Вот и все.

– У тебя есть догадки, что могли искать?

Она уставилась на Харпера с видом удивленным и непонимающим.

– Ты думаешь, искали что-то конкретное?

Настал черед Харпера пожимать плечами.

– Кто их знает. Может, они просто вообще смотрели, что плохо лежит. Обычно крадут телевизоры, видики, микроволновки, компьютеры, драгоценности – короче, все, что можно загнать. И, конечно, в первую очередь – деньги.

– Все на месте, а деньги при мне, в сумочке.

Круги под ее глазами были темнее, чем в прошлый раз. Эта усталая, измученная женщина, которая, казалось, едва сдерживает дрожь, мало походила на девушку, которую он помнил. Харпер никак не мог отважиться обрушить на нее остальные свои вопросы. По крайней мере не сейчас – она чересчур измотана.

– Анни, у тебя усталый вид. Может, тебе отдохнуть, пока не вернулся Джейсон?

– Не могу. – Она бросила на кушетку легкую подушку и поправила фотографию Джейсона. – Ты, наверное, приехал сегодня с каким-то известием?

– Это обождет.

Я только хочу знать, мой ли сын Джейсон? Если только ты точно знаешь, кто его отец. Все остальное – ерунда.

Харпер все же уговорил Анни ненадолго прилечь. А сам вышел пройтись. Вопрос насчет Джейсона просто горел у него в мозгу – удивительно, как он сумел удержаться, чтобы не задать его немедленно. Он хотел знать. Ему нужно было знать. Он должен был знать. Но что-то останавливало его. Что-то в глазах Анни, что притаилось глубоко под ее напускным спокойствием. Что-то, очень напоминающее страх.

Она испугалась взлома? Или чего-то совсем личного – например, догадалась, что он собирается спросить ее, сколько лет ее сыну?

Ладно, с нее и взломанной двери хватило. Жертвы всегда долго не могут оправиться после насилия такого рода, и не без причины. И Анни не исключение. Нарушена неприкосновенность ее дома, чужак вторгся в ее личное пространство, разгуливал по ее комнатам, трогал то, что ей принадлежит, касался личных вещей. Она все равно утратила бы чувство безопасности, даже если бы и не похоронила недавно мужа. Две такие травмы одна за другой – слишком тяжелое бремя для ее хрупких плеч. Она еще удивительно сильная женщина – держится с таким спокойствием и самообладанием.