Текст книги "Брачная ошибка"

Глава 6

Макс вслушивался в мерный стук дождя по стеклу и потягивал коньяк. Коньяк переливался на языке, пощипывал его терпкой сладостью. Но нервы все равно были напряжены. Пальцы в смятении стискивали рюмку.

Она оказалась права.

Опять.

Рокки, словно уловив его беспокойство, тихонько заворчал, фыркнул и навалился всем своим грузным телом Максу на ноги. Его тепло слегка успокаивало, и Макс протянул руку, чтобы погладить его по голове – огромной, безобразной башке, твердой и костлявой на ощупь, что делало его одним из самых уродливых псов, каких Макс видел в жизни.

Макс привязался к этому псу сразу же, как только увидел его, всего истерзанного, на ярмарке. В маленькой палатке бесплатно раздавали щенков, а он проходил мимо со своей девушкой. Она сюсюкала над хорошенькими пушистыми комочками, прижимала их к себе, а Макс терпеливо ждал и присматривался к ярмарочным аттракционам. Прикидывал, не попробовать ли выиграть ей какую-нибудь плюшевую игрушку: был бы отличный шанс получить от нее кое-что в благодарность. Впрочем, сомневаться и так не приходилось, судя по ее недвусмысленным намекам, прозвучавшим в этот вечер. Макс обдумывал пути к цели и тут случайно заметил замызганного коренастого питбуля, забившегося в угол палатки. На толстой шее была затянута разлохмаченная веревка – слишком туго, она его буквально душила. Но пес, кажется, не протестовал, только дышал осторожно, чтобы не так задыхаться, а в глазах светилось понимание – такова его судьба, и он тут ничего не может изменить.

Пасть у него была раскрыта, с губы стекала слюна. Бока все ободраны. Одно ухо полуоторвано. Но когда собачьи глаза наконец встретились с глазами Макса, все прочие мысли исчезли – осталось лишь четкое понимание, что этот пес должен быть его. Это был боец – и на ринге, и вне ринга. И заслуживал лучшего, чем такая дерьмовая жизнь.

Парни, владельцы палатки, запросили за собаку сотню долларов. Должно быть, его использовали в собачьих боях как приманку с тех пор, как он потерял ценность в качестве бойцового пса. Макс отвязал веревку, склонился над псом и объявил, что забирает его домой. С достоинством, присущим только благородному племени и недоступным простонародью, Рокки поднялся с грязного пола и пошел за ним. Так Макс потерял девушку и нашел лучшего друга.

А Лора его невзлюбила.

Едва войдя в дом и увидев Рокки, она по-девчоночьи завизжала. Раздраженный Макс несколько минут втолковывал ей, что пес совершенно безобиден, но она вся тряслась, требовала запереть Рокки в другой комнате, и тогда Макс сделал выбор. Он снова выбрал Рокки, и Лора ушла не оглянувшись.

А самое грустное, что ему было наплевать.

Господи, неужели он и правда такой же, как его отец? Не способен на глубокое чувство, не способен остаться рядом с женщиной и дать ей ту любовь, какая ей нужна?

Макс вспомнил тот день, когда узнал правду. У всех детей были отцы, а он всегда удивлялся, почему у него нет, и наконец спросил у матери. Она рассказала ему все с таким спокойным достоинством, с такой любовью, что он поверил: все будет хорошо. Она никогда не лгала, но все равно Макс потом еще несколько месяцев на нее злился. За то, что сказала правду. Ну что ей стоило соврать: сказала бы, что отца убили на войне или что он принес себя в жертву ради семьи или погиб в какой-нибудь ужасной катастрофе, – хоть было бы чем похвастать перед одноклассниками.

Но мать не стала скрывать, что отец ушел, когда родился он, Макс. В маленьком консервативном городке это была главная тема для сплетен – о них шушукались без конца, как ни о ком другом. Ходить в церковь, сидеть там на скамейке каждое воскресенье было пыткой. Разводы здесь не одобрялись, и его мать была единственной, кто нарушил это непреложное правило. Друзья и родственники по большей части старались оберегать их от совсем уж откровенной жестокости, а со временем Макс научился отгораживаться от всего так, чтобы ничто не могло его ранить.

Мать старалась дать ему все, однако страстное желание узнать, почему же отец от него отказался, преследовало его годами, оставляя внутри чувство пустоты. Разве все отцы не обожают своих новорожденных детей до беспамятства? Чего же в нем не хватало, такого, что есть у большинства мужчин? Как мог человек, только что ставший отцом, бросить свою семью и ни разу больше не объявиться?

Когда Максу наконец исполнился двадцать один год, он решил это выяснить.

С помощью Интернета и собственного трастового фонда он узнал, что Самюэль Максимус Грей живет в Лондоне. Он навсегда запомнил этот убогий лондонский пригород. Грязь. Теснота. Бедность. Его когда-то состоятельный, всегда безупречно одетый отец уже потерял и состояние, и положение. Макс дошел за ним до местного паба, а затем смотрел, как он таращится в телевизор и пьет пинту за пинтой. Наконец Макс подошел. Он запомнил эту встречу во всех подробностях, словно она проходила в замедленной съемке.

– Вы меня узнаете?

Он стоял перед отцом, и сердце у него колотилось, а по телу бежали струйки пота. Этот человек совсем не походил на того, молодого, улыбающегося, с маминых фотографий. Этот был лысый, с заплывшим лицом. Глаза мутные, – видимо, неумеренные развлечения и выпивка даром не прошли. Он поднял взгляд от своего «Гиннеса» и прищурился в полумраке бара. Долго вглядывался в него. Макс чувствовал, как здесь пахнет арахисом, дымом, пивом и жизненным крахом.

– Ну как же, блин. Узнаю. – В его голосе слышался легкий британский акцент. – А ты на меня что-то мало похож.

Макс ждал, но отец только молча смотрел на него. Ни извинений, ни смущения. Ничего.

– Что ты тут делаешь?

– Я хочу знать почему. – Макс переступил с ноги на ногу. – Почему ты ушел?

Отец покачал головой и отхлебнул большой глоток пива. Вытер рот тыльной стороной ладони.

– Тебе что, денег не досталось?

– Да достались мне эти чертовы деньги.

– Так чего тебе от меня надо? – передернулся отец. – Я от тебя отказался, зато дал тебе все, что нужно для жизни.

Максу стало тошно, но он сдержался, понимая, что надо довести разговор до конца.

– И тебе никогда не хотелось остаться? Ради моей матери? Ради меня?

– Я любил твою мать, но никогда не обещал, что буду с ней. – Его голубые глаза стали жесткими. – Мне не нужна была семья. Я сделал для тебя лучшее, что мог сделать. Дал тебе достаточно, чтобы ты жил своей жизнью и оставил меня в покое.

Вот она правда – яснее некуда. Отец никогда его не хотел. Никогда ни о чем не жалел. Никогда даже не думал о них.

Открытые, незатянувшиеся раны горели огнем, но Макс держался стойко. Ничего, заживет. Больше ничто и никогда не причинит ему такой боли.

– Спасибо, что все прояснил, отец.

Он вышел из паба и ни разу не оглянулся.

Макс разглядывал на свет янтарную жидкость. И почему именно сегодня он вспомнил об этой встрече? Он редко думал об отце и никогда до сих пор не сомневался в своих решениях относительно женщин. Карина ничего не знала о его личной жизни, однако, кажется, каким-то шестым чувством угадала, что им движет. До сих пор этого не понимала еще ни одна женщина, кроме матери. Макс подумал, это ее молодость и невинность его привлекают. Он всегда хотел иметь сестренку, которую можно было бы беречь и защищать.

Так почему же он больше не думает о ней как о сестре?

Воображаемые картины, как она целует Эдварда, сводили его с ума. Правда, он сделал Эдварду достаточно суровое предупреждение, и можно быть уверенным, что ничего серьезного не случится. А можно ли? Может, позвонить Майклу? Или Эдварду на мобильный? Нет, они решат, что он рехнулся. А может, съездить к ней и убедиться, что все хорошо?

Он побарабанил пальцем по подбородку и всерьез задумался. Может, и правда поехать?

И тут раздался звонок в дверь.

Макс вытащил ногу из-под головы Рокки и вышел в коридор. Кто бы это мог быть так поздно, да еще в субботу? Может, Лора вернулась? По такому-то ливню? Через боковое окно он вгляделся в одинокую фигурку на крыльце. Да это же…

Он повернул дверную ручку:

– Карина?

У него приоткрылся рот. Она вся дрожала, стоя на верхней ступеньке крыльца, тонкое платье, промокшее насквозь, облепило тело. Волосы висели вокруг лица спутанными кудрями и липли к щекам. Она была босиком, из-под платья виднелись красные ногти на ногах, стоявших в большой луже воды. Он протянул руку, чтобы втащить ее в дом, но при первом же взгляде на ее лицо потрясенно замер.

Ярость.

Глаза у нее пылали, как у античной богини, замыслившей мщение. Подбородок вздернут, губы плотно сжаты, пальцы стиснуты в кулаки, и дышит так, будто только что провела десять раундов на ринге с самим Рокки Бальбоа.

– Сукин сын!

Ох ты, блин!

Макс помолчал, размышляя, стоит ли вообще впускать ее в дом. Потом, выругавшись сквозь зубы, схватил ее за руку и втащил в дверь.

Карина оттолкнула его руки и пронзила ненавидящим взглядом. Вода текла с нее на пол.

– Как ты смеешь вмешиваться в мою личную жизнь? – прошипела она. – Ладно бы кто другой, но ты! Человек, который сам в этом ни черта не смыслит!

– В том-то и дело, Карина. – Макс накинул на себя спокойный профессиональный вид, словно мантию. Главное – объяснить логически, чего он боится, тогда она успокоится и они приятно побеседуют у камина. Для начала растолковать ей, почему он вмешался. – Эдвард не способен к серьезным отношениям, и я не хотел, чтобы тебе потом пришлось жалеть. Особенно когда увидишь его утром в отрезвляющем свете. Ты заслуживаешь большего.

Если и можно было разозлить ее еще сильнее, то его слова достигли цели. Карина пылала яростью, лицо ее восхитительно раскраснелось. Мокрая ткань подчеркивала все изгибы тела, твердые соски уперлись в эту преграду, словно пытаясь вырваться на свободу. Он едва не выругался. Его тело реагировало на нее самым диким возбуждением. Член затвердел, и это было немного заметно под тонкой тканью домашних спортивных шортов.

– У тебя нет права голоса в моей жизни. Мало ли что было раньше! – Она шагнула к нему вплотную. Схватила его за футболку, поднялась на цыпочки и прорычала: – Я имею право на одну ночь потрясающего секса, Макс. Ты мне в этом отказываешь? Мне отказываешь, а себе нет? Я тебе не фарфоровая куколка, чтобы держать меня на полочке и осторожненько доставать, чтобы поиграть. Я женщина из плоти и крови, мне нужны и грязь, и страсть, и оргазм.

О, он прекрасно ее понял. Его член так и запульсировал при этих словах. Запах свежего дождя, кокосового масла и женского тела взбудоражил все его чувства. Макс старался справиться с этим безумием, но Карина добивала его без жалости:

– Ты его до смерти перепугал, он даже прикоснуться ко мне не решился.

– Выходит, я был прав. Если мужчина не способен постоять за себя, когда кто-то мешает ему получить то, что он хочет, значит он не стоит того, чтобы ты тратила на него время.

– Не тебе его судить, сволочь самодовольная! Ты его босс, и ты ему наплел, будто я какая-то трепетная девственница, до которой и пальцем дотронуться нельзя. – Карина толкнула его в грудь.

Максом овладело раздражение пополам с возбуждением, и он не сдержался:

– А ты разве не такая? В девственности ничего плохого нет. Ты что, хочешь потерять ее с первым попавшимся соблазнителем?

Из ее горла вырвалось тихое рычание.

– Да! Я уже много чего попробовала, Максимус Грей, ты даже не поверишь. И мне это нравится, и я хочу еще, и если я захочу перетрахать всех симпатичных парней в твоей гребаной компании, ты меня не остановишь. Не имеешь права!

Эти слова тяжело повисли в воздухе. Вызов. Альфа-самец в нем взял верх над культурой и воспитанием. Карина вся тряслась от дикого сексуального напряжения, словно готова была взорваться. И черт бы ее побрал, если ей нужен мужчина, то этим мужчиной будет он!

Макс дал ей последний шанс, задержавшись на самом краю обрыва:

– Что ж, значит, ты у нас большая девочка и можешь решать сама. Отлично. Я не стану вмешиваться в твою жизнь, даже если ты ошибешься по-крупному. Иди домой и начинай взрослеть.

Он задержал дыхание. Эти темные глаза встретились с его глазами, и, должно быть, сверкающее в них безумие частично отразилось на его лице. Она чуть подалась назад и пристально посмотрела на него.

И улыбнулась:

– Да иди ты к черту, Макс! Мне больше не о чем с тобой говорить.

Его охватило мгновенное торжество. Он оторвался от скалы и без сожалений ринулся в пропасть.

Он обхватил ее за талию, приподнял и прижал к груди. Три шага, и она оказалась прижатой спиной к двери. Его эрегированный член оказался прямо между ее влажных бедер, из ее пухлых губ вырвался потрясенный вздох. Зрачки расширились.

– Сама напросилась, девочка. Вот и получай.

Макс наклонился к ней и накрыл ртом ее губы.

Каким-то темным краешком сознания он всегда представлял себе поцелуи с Кариной как что-то возвышенное – медленное, нежное, мягкое касание губ. Реальность поразила его. Он никогда не ожидал от себя такой свирепости. Гореть ему в аду, но каждый такой миг того стоит.

Рот у нее был идеального размера, упругий и мягкий под его грубыми, разгоряченными губами. Он ожидал сопротивления, рассчитывал просто проучить ее. Но она издала тихий сладострастный стон, запустила пальцы ему в волосы и разомкнула губы.

Он просунул язык внутрь. На ее языке еще ощущался вкус ароматного пино пополам с медовой сладостью, частью ее самой. Макс уже не мог бы быть нежным при всем желании. Голова у него кружилась, он пьянел от нее, снова и снова погружаясь в это шелковистое тепло. В руках у него оказалась не робкая неопытная девственница. Карина была ненасытна и требовала своего, прижималась, шире открывала рот, ее язык снова и снова встречался с его языком, дразнил его, призывая зайти глубже. Макс с силой притиснул ее к двери, Карина охнула, туго обвила бедрами его ноги и сжала. Он застонал в жгучем возбуждении, отчаянно желая продолжения, и сорвал тонкие, как макаронины, бретельки, на которых держалось ее мокрое платье. Одна грудь выскочила наружу из-под мокрой ткани – влажно блестящая, с затвердевшим соском рубинового цвета.

Его ладонь легла под эту тяжелую грудь, большой палец провел по соску.

Это было как взрыв.

Ногти Карины вонзились в кожу на голове Макса, а зубы впились в его нижнюю губу. От ее откровенного, неприкрытого возбуждения в нем вскипела кровь, он выругался, наклонился и втянул в рот ее сосок. Он посасывал его, лаская языком, а она тихонько повизгивала, вся выгибаясь от ненасытного желания. Это было дикое животное, она вся пылала у него в руках, а он крепко прижимал ее к себе, лизал и дразнил, пока его голову не приподнял резкий рывок за волосы.

Макс взглянул в ее освещенное лицо. Из опухших губ вырывались тихие вздохи, темные глаза кипели страстью – отражением его собственной.

– Еще! – Голос у Карины был хриплый, прерывистый. – Я хочу еще.

Напряжение между ними копилось несколько дней. Максу было уже плевать на честь, на воспитание, на свое намерение ее проучить. Он наклонил голову и снова впился в ее губы, их языки толкались друг в друга, борясь за лидерство. Он еще глубже просунул напряженный член ей между ног, тонкая ткань одежды только жарче разжигала пламя. Вторая бретелька слетела, теперь обе ее груди были открыты. Он покрутил пальцами соски и слегка сжал. От Карины шел мускусный запах возбужденного тела, как от волчицы в течке.

Одна рука, оторвавшись от ее груди, ухватилась за юбку, задрала ее и прошлась по бедру до самого верха. Пальцы коснулись дрожащей влажной кожи. Скользнули по тоненьким кружевным трусикам, почти ничего не прикрывавшим. Забрались под резинку. И вошли внутрь.

Карина выкрикнула его имя, и пальцы Макса стали влажными. Горячее, узкое влагалище сжалось, в голове у него взорвался фейерверк, он уже едва владел собой. Карина была вся огонь и свет; чистая страсть исходила от нее, увлажняя его ладонь. Макс глотал ее восхитительные вздохи и в этот момент отчетливо понимал: она должна быть его. Он должен владеть ею. Взять ее. Обладать.

Она его!

И тут зазвонил телефон.

Настойчивый сигнал пробился сквозь мутный туман и проник ему в мозг. Макс оторвал губы от ее губ, тяжело дыша во внезапно наступившей тишине. Три звонка. Четыре. Пять.

Включился автоответчик. В динамиках зазвучал голос Майкла.

– Это я. Просто хотел спросить, как вечеринка. Поздно уже, я понимаю. Расскажешь потом, как у Карины прошло свидание. Твое-то наверняка еще не закончилось, дружище. Чао! – Щелчок отозвался эхом.

Макс медленно вытащил пальцы из ее трусиков. Поправил на ней платье. Молча отпустил ее, и тело Карины сползло вниз по двери, пока босые ноги не коснулись пола. Она вся дрожала, ему отчаянно хотелось схватить ее и прижать к себе, но он отстранился. От избытка чувств перехватило горло, и он не мог выдавить ни слова утешения или извинения.

Dio, что же он натворил?

* * *

Карина смотрела на человека, которого любила всю жизнь, и старалась совладать с крупной дрожью. Мокрое платье тяжело липло к телу, и ее снова затрясло. Ну конечно, раньше-то она холода не чувствовала. Сначала злость, потом самый страстный в ее жизни поцелуй, от которого все тело вспыхнуло огнем, словно ее сжигают заживо, как ведьму. Пол под ней качался. Она заставила себя сделать глубокий вдох носом и выдохнуть через рот, изо всех сил стараясь взять себя в руки.

Судя по выражению ужаса на его лице, Максимус Грей ее недооценивал. По позвоночнику скользнул холодок удовольствия. Он тоже это почувствовал. Наверняка теперь будет делать вид, что ничего не случилось. Но Карина наконец узнала правду и до конца своей земной жизни этого не забудет.

Поцелуй с Максом превзошел все ее самые смелые фантазии.

Она прижала пальцы к распухшим губам. Такой страсти, как во время этого поцелуя, она никогда еще не испытывала. Он мог бы съесть ее живьем. Задержись его пальцы еще секунду в ее влажном тепле, и они довели бы ее до бешеного оргазма. Если бы телефон не зазвонил, она, вероятно, уже зашлась бы в экстазе.

Жар бросился ей в лицо, но Карина понимала: вот он, решающий момент. Тест. Если она устроит истерику, убежит, второго поцелуя не будет никогда. В их отношениях приоткрылась какая-то дверь, и он не знает, что делать. Его к ней тянет, такое подделать невозможно. Ее пристальный взгляд опустился вниз, к его выпирающему члену. Да, и скрыть невозможно тоже.

Карина решилась играть по-крупному и выложила на стол все, что имела:

– Ух ты! Ну что ж, по-моему, давно пора. По крайней мере, хоть с этим покончили.

В его пронзительных голубых глазах вспыхнуло изумление. Кажется, он никак не мог подобрать подходящих слов.

– С чем?

Карина тихонько рассмеялась и опустила голову, насмешливо изображая смущение:

– Господи, Макс, а чего ты ожидал? Я разозлилась, взбесила тебя, а между нами ведь давно что-то было. Естественно, рано или поздно мы должны были попробовать. Теперь с этим покончено, можно забыть. Так?

Сердце у Карины разрывалось от горя, но головой она понимала: нужно притворяться до конца, как бы ни было горько. Если Макс решит, что она вообразила, будто этот поцелуй что-то значит, он исчезнет из ее жизни быстрее, чем фокусник достает кролика из шляпы. Рисковать нельзя. Теперь – нет.

Теперь она понимала: ей по-прежнему хочется большего.

Его глаза словно пытались сорвать ее тщательно продуманную маску, но она твердо выдержала этот взгляд.

– Это я виноват. Я вообще не должен был к тебе прикасаться. Прости. Я… я не знаю, что на меня нашло.

Карина махнула рукой, хотя его слова резанули, будто бритвой.

– Не нужно извиняться. Нам обоим нужно было как-то сбросить сексуальное напряжение. Давай забудем.

– Ты этого хочешь? – тихо спросил он.

– Конечно, – ответила она ослепительно сияющей улыбкой. – Пусть тебе это послужит уроком – с этих пор не лезть в мою личную жизнь. Никаких больше угроз и запугиваний тех, с кем я встречаюсь. Понял? – (Макс поморщился, но кивнул.) – Вот и отлично, а теперь мне пора.

– Нет. – (Это слово сразу ее остановило.) – Я не позволю тебе вести машину в такую погоду. Останешься ночевать.

– Ничего со мной не случится. Дождь уже стихает, я поеду осторожно.

– Нет, – повторил он не терпящим возражений тоном и покачал головой, словно разгоняя остатки тумана. – У меня куча спален для гостей. Одежду я тебе найду. Посиди у огня, я сейчас вернусь.

– Но…

Макс скрылся в коридоре. Карина вздрогнула и закрыла лицо руками. Ни за что она здесь не останется. На всю ночь? Она же не выдержит, прокрадется на цыпочках в его комнату и соблазнит его. Особенно теперь, когда она уже попробовала, каково это на вкус. Грубый мускусный запах, жесткая щетина, царапающая нежную грудь, шелковые касания языка, когда он по-хозяйски накрывает ее рот губами, тонкий, обжигающий привкус коньяка…

Карина отогнала от себя это воспоминание. Нельзя допустить промах. Нужно дождаться, когда она останется одна, и все обдумать. Составить новый план. Сейчас же нужно, чтобы Макс чувствовал себя как можно спокойнее и в полной безопасности.

Карина прошла в гостиную и уселась на толстый кремовый ковер перед камином. От огня стало тепло, она расслабила мускулы, стараясь унять сердцебиение. Рокки опять проскользнул в гостиную и плюхнулся на пол рядом с ней. Бормоча успокаивающие слова: «Ты мой красавчик!», она погладила его рваное ухо, нащупала пальцами самое чувствительное место, и вскоре Рокки уже был наверху собачьего блаженства.

Карина призналась себе, что немного завидует.

– Надевай. – Макс сунул ей в руки огромную футболку, теплые носки и фланелевый халат. Рокки задрыгал лапами и протестующе зарычал. Карина засмеялась, еще раз почесала ему живот и пошла переодеваться.

Ее взгляд сразу отметил изысканность интерьера. Максу, как и Майклу, «Милая Мэгги» принесла целое состояние, и в убранстве его дома заметны были и состоятельность, и хороший вкус. Все в комнатах так и кричало о том, что здесь живет одинокий мужчина, – от спартанской обстановки до полностью укомплектованного бара и игровой комнаты. Телевизор был размером с экран кинотеатра, вокруг стояли удобные кожаные диваны и кресла с откидными спинками, с подставками для пивных кружек. Быстрого взгляда на кухню было достаточно, чтобы разглядеть сверкающую чистотой керамическую плиту, шкафчики вишневого дерева и столовые приборы из нержавеющей стали. В раковине ни одной тарелки. Или у него есть экономка и горничная, или он каждый вечер ужинает вне дома.

Карина быстро переоделась, вернулась в гостиную и снова села на то же место. Дрова потрескивали, она вытянула ноги, поплотнее укутала колени халатом и стала смотреть на огонь.

Взгляд Макса сверлил ей спину, но она молчала. Пускай первым заговорит. Рокки привалился к ней, зевнул во всю пасть и пристроил здоровенную башку ей на колени.

– Ты была права. – В его словах слышалось невольное уважение.

Она вопросительно наклонила голову к плечу и посмотрела на него:

– Насчет чего?

Макс сидел в кожаном кресле с рюмкой коньяка на подставке у локтя. Он всматривался в ее лицо, словно обдумывая ответ.

– Насчет Лоры. Она сразу же невзлюбила Рокки.

– Говорила же тебе, – скрыла довольную ухмылку Карина.

– Как ты догадалась?

– Видела на парковке, как она до смерти перепугалась бездомной собаки. Тут и проявилась ее истинная сущность. Она не привыкла к детям, собакам, беспорядку. Она судит только по внешности, ясно же было, что от такой собаки, как Рокки, у нее истерика будет.

– Да, у тебя всегда было чутье на людей. – Он сдавленно хохотнул и глотнул коньяка. – Помнишь ту школьную подругу Джульетты? Ты ее мигом раскусила.

Этот случай сразу же всплыл в памяти, и Карина улыбнулась:

– А я и забыла уже. Я знала, что она только притворяется подругой, чтобы подобраться поближе к Майклу.

– Майкл-то был не против. Она секси.

– Ой, ради бога! – закатила глаза Карина. – Тебе все секси, было бы только женского пола и на двух ногах ходить умело. Проницательностью ты никогда не отличался.

– Не соглашусь. А Джульетта-то как разозлилась. В наказание запретила Майклу с ней встречаться – пусть обоим будет хуже.

– Джульетта не привыкла, чтобы ее использовали. – Карина вздохнула и уткнулась подбородком в колени. – А я так натренировалась, что могла распознать обман за милю.

– Кто же тебя обманывал?

– Глупые мальчишки. Каждый раз, когда в школе в меня влюблялся какой-нибудь мальчик и приглашал на свидание, оказывалось, что он просто так подбирается к Венеции или к Джульетте. – Она принужденно рассмеялась, хотя до сих пор ей было больно вспоминать, каково это – сознавать, что ее место всего лишь третье. Понимать, что как личность скучна в сравнении с теми, кто обладает эксцентричностью, сексуальностью или острым как бритва умом. Раз за разом Карине напоминали, что нельзя доверять даже простому приглашению на свидание. Она все время подозревала, что ее используют. Но теперь этому конец. Она немало труда положила на то, чтобы обрести уверенность в себе и стать той женщиной, какой всегда хотела быть. Карина пожала плечами, отмахиваясь от ненужных мыслей. – Все идет из семьи. Думаю, это неизбежно, когда у тебя две старшие сестры-красавицы.

– По-моему, ты уже далеко ушла от той девчушки, что никак не могла поверить в себя.

Это замечание ее насторожило. Она еще плотнее закуталась в уютный клетчатый халат.

– Знаю. Поэтому-то мне было так важно приехать в Америку. Дело не только в работе в «Милой Мэгги» – мне нужна была свобода, чтобы понять себя. – Мерцающее пламя согревало, и таким же теплом светились глаза Макса. Словно он все понимал и сам через это прошел. – Когда я пыталась искать свою дорогу в жизни, родственники всегда были начеку, всегда были готовы вытащить меня из любых неприятностей. Где уж тут совершать собственные ошибки. Каждого, кто приглашал меня на свидание, тщательно проверяли, училась я тому, чему скажут, и мне стало казаться, что я потеряла свой путь. А теперь я могу расти и изучать жизнь как захочу. Я просыпаюсь в своей квартире, и мне никого не надо ублажать, кроме себя самой. Я сама зарабатываю деньги, сама плачу аренду, и мне не нужно ни извиняться, ни оправдываться.

Макс вздрогнул:

– Я тебе сочувствую, Карина. Бергамо – наш дом, но я знаю, что это такое – жить под постоянным наблюдением. Попробуй тут решись на что-то новое, когда целый город на тебя смотрит и обсуждает.

– Вот именно. – Ее губы изогнулись в улыбке. – Помню, мы с подружкой как-то пробрались в один ночной клуб. Хотели напиться, пофлиртовать с симпатичными мальчиками – в общем, повеселиться немного. Только заказали напитки, как меня заметил отец Ричард и сказал бармену, что я несовершеннолетняя.

– Шутишь?

– Нет, он был в светской одежде, и он даже неплохо танцует, по-моему. Я потом не могла на него смотреть, как раньше, а мама шкуру с меня спустила, когда узнала.

– Бедная детка. Не дают побыть плохой.

– Да и не с кем к тому же.

Между ними снова почувствовалось напряжение. Рокки заскулил, словно уловил это затаенное чувство, и поднял голову. Тот поцелуй маячил перед ними, как проститутка на приеме у королевы. Смотрит прямо в лицо, и не спрячешься никуда.

Внезапно все волнения этой ночи разом дали себя знать. Смертельная усталость сковала тело, веки защипало от слез. Вот глупость. Нужно скорее уходить, пока ее план не провалился и Макс не увидел, что она всего-навсего большой ребенок.

Карина поднялась на ноги и закуталась в халат. Голос звучал хрипло, она старалась не смотреть Максу в глаза.

– Пойду спать. Устала до смерти. В какой спальне мне лечь?

– Наверху. Первая слева.

– Спасибо.

Она прошла мимо него, затаив дыхание, но он не сделал попытки ее остановить. Только когда она уже шагнула на первую ступеньку, до ее ушей, лаская их, долетели слова:

– Карина, они все просто засранцы. Ты всегда была красавицей.

Она закусила губу. Вцепилась рукой в перила. И ничего не ответила.

* * *

Карина разглядывала натянутый перед ней холст и боролась с желанием запустить чем-нибудь в ближайшую стену.

Полная неудовлетворенность как в физическом плане, так и в творческом.

Она покусывала нижнюю губу. Годы ушли у нее на то, чтобы научиться справляться со своей чувствительностью. От детских капризов до слез ручьем – она всегда переживала все острее, чем другие. Теперь она гордилась своей выдержкой и умением ладить с людьми, не прибегая к силовым методам и не разыгрывая драм. К сожалению, часть утраченных эмоций ушла и из ее живописи, и теперь приходилось заново налаживать контакт со своим творческим «я».

Бормоча себе под нос, Карина открыла окна, чтобы впустить немного свежего воздуха, и сделала погромче музыку – Ашера. Резкий сексуальный ритм побуждал искать в творчестве какие-то новые пути, но она не знала точно, какие именно. По крайней мере, пока. Обычные портреты ей надоели, а к пейзажам она никогда не питала интереса.

Карина позволила мыслям течь куда заблагорассудится и стала покрывать белое пространство ослепительно-яркой краской. Любопытно, даже в таком неудовлетворенном состоянии, как сейчас, это приносило ей наслаждение, какого она никогда не испытывала в офисе. Она так долго старалась ради одной-единственной цели: поразить родных своими деловыми навыками, проявить себя, в конце концов, занять свое место в компании. То, что она была на «ты» с бухгалтерским учетом, только облегчало путь наверх, и хотя люди в «Милой Мэгги» ей нравились, как нравилось и многое в деловом мире, по большей части все это казалось ей пресным.

Родные и друзья, зная, что она мечтает о карьере художницы, только гладили девушку по голове, поощряя ее хобби. Шестое чувство говорило Карине, что она могла бы достигнуть большего, если бы поработала как следует, но у нее никогда не хватало уверенности, чтобы противостоять системе. Куда легче казалось получить диплом и устроиться на работу.

Мрачное настроение накатило на нее, как тучка из «Винни-Пуха». Нужно взять себя в руки, иначе Майкл увидит, что она ни на что не годится, и вся семья будет разочарована. Карина так старалась быть твердой, но стоило ей услышать какую-нибудь сентиментальную историю, и мягкое сердце опять подводило ее. Она хорошо знала свои сильные стороны: умение обращаться с цифрами и готовность работать не покладая рук. Однако в деловом мире, похоже, ценились совсем не те качества, за которые тебя считают хорошим человеком.

Макс управлял «Милой Мэгги» так же, как ее брат. С конкурентами они вели себя сугубо по-деловому, с непреклонной решительностью, однако с подчиненными были великодушны и дружелюбны. Она не могла даже списать их успехи на то, что они оба мужчины. Джульетта была точной их копией, только в женском варианте, и управляла «Ла дольче фамилиа» железной рукой, твердо стоя на своих высоких каблуках.