Текст книги "AC/DC: братья Янг"

Такими никто из Янгов никогда быть не может, если речь идёт о бизнесе.

***

Другой «выпускник» Стиви Райта и AC/DC – Тони Курренти, которому всю жизнь приходится мириться с тем, как коверкают его фамилию: Керранти, Куренти, Керанти и так далее и тому подобное. (Чтоб усилить обиду – его написали как Каррент в указателе в той самой биографии Мика Уолла, даром что этот английский писатель, единожды упоминая музыканта в своей книге, пишет его фамилию правильно.)

Курренти переехал в Австралию из коммуны Фьюмефреддо-ди – Сицилия в 1967 году. Его отец купил ему аккордеон, когда ему было пять лет, и он на нём играл как на барабане – и на всём вообще, что он мог раздолбать, – ложками.

«Меня ремнём драли за то, что я разломал все стулья моей мамы», – смеётся он. Он рассказывает об этом за кофе и сигаретами в южном пригороде Сиднея Пенсхёрст. Там он вместе с сыном Энтони держит пиццерию.

До переезда в Австралию Курренти никогда не видал барабанной установки. Но вскоре после того как он приехал в эту страну – ему тогда было 16, – он, идя по Кинг-Стрит в Ньютоне, услыхал при входе в церковь репетицию группы и попросил прослушаться. И вот, несмотря на то, что он даже никогда за барабанной установкой не сидел, Тони сыграл лучше, чем барабанщик той группы – тому ещё и петь приходилось.

«Я просто стал играть не на стульях, а на барабанной установке».

Удивительная история. Хочется верить, что раньше её никому не рассказывали.

«Да со мной никто и не общался, – говорит Курренти. – Но фамилию мою упоминали. В первой же биографии <«Дорога в ад» Уокера> её написали неправильно».

В 1974 году Курренти играл на барабанах в группе, состоявшей по большей части из греческих и итальянских иммигрантов, которая поначалу называлась Inheritance, позже сменила название на Grapevine и наконец остановилась на очень по-английски звучащем Jackie Christian & Flight (её ещё почему-то называли Jackie Christian & Taget). От названия Constandinos Kougios & Flight они бы никогда не отмылись, и Курренти до сих пор уверен, что в то время главную проблему для группы составляли предрассудки. С 1974 года Австралия сильно изменилась.

«Никто на самом деле особенно не любил черномазых, и вот поэтому у нас ничего не получилось – считает он. – У меня было какое-то внутреннее чувство: вот нас приглашают на радио, рады видеть вроде бы, а потом мы приходим, и все видят, что это компания черномазых. Через пять минут нас уже знать никто не хочет. Ну вот у меня сразу такое чувство, ничего не могу поделать».

Курренти познакомился с Боном Скоттом в 1968 году, когда будущая легенда AC/DC играл «бабблгам-поп» в группе The Valentines. Grapevine и Fraternity делили резиденцию в сиднейском ночном клубе Johnatan’s.

И тут явился High Voltage.

Гарри Ванда и Джордж Янг обратились к Курренти с просьбой на время поиграть вместо постоянного барабанщика AC/DC Питера Клака – в определённых кругах считается, что он барабанил в «She’s Got Balls», но Курренти возражает. Он говорит, что сыграл на всех песнях оригинального High Voltage, кроме «Baby Please Don’t Go», которая уже была записана до него, и, по словам Курренти, Клак провозился с ней две недели. А Курренти записал все остальные барабанные партии альбома за четыре ночи, работая в студии с полуночи до 4–5 утра. Платили ему 35 долларов в час – столько зарабатывал его отец в неделю. Ещё говорит, что и «Little Lover» – среди его треков.

«Без вариантов, – смеётся Курренти. – Со всем уважением к Джону там действительно играю я. Есть такие «раскаты», роллы, которые свойственны только мне и никому больше. Если у вас свой стиль, вы знаете это. Вот то же самое и с «She’s Got Balls». Я там, точно. Свой стиль я ведь знаю, надо полагать. Никаких сомнений. Сомнений ноль».

Глядя на Курренти, невозможно представить себе, чтоб такой человек когда-то играл в AC/DC: лысина, загорелое лицо в морщинах и нормальное такое пузико, которое выдаёт десятилетия пристрастий к пасте, пицце, сигаретам и кьянти. Курренти занимается бизнесом в изготовлении пиццы с 1979 года. А в 1974-м он пришёл под крыло Ванды и Янга, которые сочинили и спродюсировали привязчивый сингл «Love» и для би-сайда – рок-песню «The Last Time I Go To Baltimore» для Jackie Christian & Flight. Теперь это – из потерянной классики Alberts.

«Я записывался с Джеки Крисченом, и меня попросили остаться», – говорит он.

Клак же явно не подходил группе, и вскоре его вообще уволили.

«Я записал партии всех песен, кроме «Baby Please Don’t Go». Всю пачку, включая сингл «High Voltage», который позже выпустили <также есть на американской версии альбома>».

Но официально считается, что все эти партии сыграл Фил Радд.

«Я помню, как это записывал. Возможно, Джордж и Гарри потом переаранжировали, я не знаю. На этой песне трудно различить. Такое чувство, что поверх потом ещё записали, если вы понимаете, о чём я. Поверх мог Фил сыграть. Звучит как наложение двух записей. Когда слушаешь «High Voltage», чувствуется, что две записи одна поверх другой, но <оригинальная> не стёрта, особенно это касается барабанов. Так что я не могу с уверенностью сказать, велели ли они Филу переписать партии поверх или оставили моё. Всё остальное, никаких сомнений».

А как насчёт заявления, что запись происходила только в марте 1975-го, четыре месяца спустя после студийных сессий High Voltage?

«Нет-нет, это было записано гораздо раньше. Приберегли для сингла. Мы сделали отличную запись, и я знал, что она выйдет синглом. Все треки – гитара, бас, барабаны, не вокал – всё было записано за четыре ночи. В первую ночь присутствовал <басист AC/DC Роб Бейли>. В остальные три ночи на бас-гитаре играл Джордж. Такие вот совместные усилия у них. Так что они заложили ещё одну неделю, чтобы всё закончить. Я это помню потому, что варил нам всем кофе».

Он заразительно хохочет. Это очень сильное заявление со стороны Курренти, потому что «High Voltage» считается первым классическим гимном AC/DC и то, что известно о создании песни входит в противоречие с воспоминаниями барабанщика.

В написанной Марреем Энгельгартом биографии вице-президента Alberts по артистам и репертуару (A&R) Криса Гилби, который придумал название альбома и последующей одноимённой песни, обложку диска и знаменитую молнию в логотипе группы, упоминается некий «первый микс» песни, который ему представили Ванда и Янг незадолго перед запланированным релизом альбома.

Это он мне подтверждает: «Альбом уже был записан, и Джордж с Гарри принесли мне его послушать. В то время названия у альбома ещё не было, песня «High Voltage» тоже ещё не придумана и ни под какую концепцию не подогнана. Я сказал Джорджу и Гарри, что логичным названием для альбома было бы High Voltage. Вполне логичная связка: AC/DC и High Voltage (то есть «Постоянный/переменный ток» и «Высокое напряжение»). Я это и Майклу Браунингу предложил. Пару дней спустя Джордж пришёл ко мне и говорит, что группе название понравилось. Ну а с названием всё понеслось на всех пара́х.

А затем буквально в ту же неделю, в которую альбом доставляли в магазины, Джордж пришёл ко мне в офис с черновым миксом новой песни, которую записала группа, и называется она – “High Voltage”».

Это не единственный раз, когда AC/DC назвали песню по уже существующему альбому. Ещё раз они сделали так в 1979-м – «If You Want Blood (You’ve Got It)» на альбоме Highway To Hell появилась почти через девять лет после концертного альбома с тем же названием.

«Я послушал песню “High Voltage” и решил, что она очень сильная, – говорит Гилби. – У Джорджа был только лишь черновой, «мониторный» микс. Без всякой реверберации. Но это всё-таки было нечто более качественное, чем черновой микс. Джордж и Гарри выносили из студии только тот материал, который их удовлетворял целиком и полностью. Если б это был только черновой микс, то его бы услышали только двое, то есть сами Джордж и Гарри».

Джордж спросил, можно ли так собрать альбом, чтобы и новая песня в него вошла. Гилби сказал, что это невозможно.

«Невозможно потому, что переделка оформления, ремастеринг и новый пресс винила влетели бы в большую сумму. То есть продукт надо было бы заново прогнать через весь производственный цикл. Вы должны понять, что в те дни по сравнению с нынешними это всё требовало очень много времени: изготовить продукт, поставить его распространителям, и ведь это не только сам диск. Надо было ещё как-то объяснить распространителям, которые только что узнали имя группы, что альбом, который уже есть в каталоге, не будет готов ещё два месяца. И это – смерть, не только группы, но и Alberts как звукозаписывающей компании. Это если не упоминать об отношениях с EMI и их сотрудниками, которые рассматривали Alberts как конкурентов своего отдела A&R.

Так что альбом вышел, и продаваться начал очень хорошо. Между тем Джордж и Гарри засели в студии, чтобы сделать нормальный микс «High Voltage» – песни, в смысле. Потом они навестили меня и сообщили, что ни один из их новых миксов этой песни не несет той энергии, что у того, чернового варианта, так что его и надо выпускать. И тот «мониторный» микс в конце концов и выпустили синглом. Потом, возможно, они ремикшировали его.

Но песня «High Voltage» записана после того, как альбом с тем же названием был записан, прошёл мастеринг и был поставлен в расписание релизов. Если посчитать, то альбом тогда попадал в расписание за 6–8 недель, то есть <песня> была бы <записана> месяца за два во время мастеринга альбома».

Таковы два сильно расходящихся воспоминания о создании одной из самых важных песен AC/DC, но в то же время это и признание факта: для сингла использовали мониторный микс, слегка подчищенный. То есть можно верить Курренти, который настаивает на том, что он слышит в этой записи свои барабаны. Невозможно поставить под вопрос вклад Куррети в группу, и то, что он не признан – это просто отвратительно. Сама фамилия этого музыканта – если задуматься: идеальная для группы под названием AC/DC и песни под названием «Высокое напряжение» (оригинальное написание фамилии барабанщика Currenti похоже на английское слово current – зд. «электрический ток». – Прим. пер.) – не всплывала нигде, ни на австралийском релизе High Voltage, ни на международном его варианте, ни на T.N.T., ‘74 Jailbreak, Backtracks и вообще ни на одном, где он, возможно, играет. Американская версия альбома High Voltage, из девяти треков которой, возможно, три – с барабанами Курренти, продалась тиражом в три миллиона экземпляров. На ‘74 Jailbreak три песни из пяти – с барабанами Курренти, включая блистательную композицию Янгов «Soul Stripper», вершину оригинального австралийского альбома. Эти слепленные в альбом EP, выпущенные в Штатах в 1984-м, по официальным данным, продались тиражом более миллиона копий. То, что там играет Курренти, замечают только где-то в интернете. Но он не придирается, и ему ничего не нужно от успеха группы.

«Я всегда гордился тем, что я – часть этой истории. Этим я очень доволен. Я в этом участвовал – достаточно так сказать, это уже признание. За сессии мне заплатили. А больше я ничего и не ожидал».

В семейном ресторане Tonino’s Penshurst Pizzeria, который сейчас держит Курренти, на одной из стен – «иконостас» AC/DC в рамочке: фотографии юного худого лохматого Курренти в 70-х, обложка американского релиза High Voltage и вырезки из местных газет.

«Пицца у меня такая же отличная, как и барабанные партии. Или – бывшие барабанные партии», – смеётся он.

Его, как и Прауда, приглашали в состав AC/DC.

«За одну неделю дважды. Помню, предложили работу, но кто конкретно предложил – не помню. Мне показалось, что это решение группы, что они были бы очень довольны, если бы я вошёл в состав. Джордж и Гарри тоже за это ратовали – они были бы счастливы. Но всё было очень сложно: я уже играл в другой группе и жил по итальянскому паспорту. А они упоминали поездки в Англию, но я не мог никуда ехать, потому что подлежал призыву в армию. То есть мне бы пришлось сначала поехать в Рим и призваться в армию. Я об этом и сказал, а группу Jackie Christian & Flight даже не упомянул тактично. Слушайте, говорю, если вы собираетесь в Англию, то я не могу к вам присоединиться, потому что просто не могу выезжать за границу. Вот так всё просто».

Решение это оказалось дорогостоящим. В начале 1975 года AC/DC начали подниматься, а Jackie Christian & Flight не смогли пробиться вообще и вскоре распались.

«Да, хорошо было бы войти в AC/DC, – говорит он. – Но вот просто не мог я ездить с ними за границу. А они были группкой парней, которые хотят многого добиться, везде. Бон и братья Янги были очень серьёзно настроены. И я понимал, что они – пробьются, у них всё получится, вопрос только «когда», а не «если». Они очень сильно отличались от других. У них была хорошая поддержка. Хорошая идея. Хороший трюк.

Работа с Вандой и Янгом для меня – лучший опыт в жизни, а AC/DC – часть этого. И хотя я никогда не числился членом группы, в те четыре ночи я ощущал себя настоящей частью коллектива. Мне очень нравилось с ними, я наслаждался. И буду ценить это очень долго».

Курренти был приглашён подняться на сцену для исполнения пары песен в Chequers, Сидней, в начале 1975-го. Фил Радд уступил ему место за барабанами. В конце того же года у Курренти появилась ещё одна возможность сыграть с AC/DC, когда он уже выступал со своей новой группой, The 69ers, в Канберре. Он утверждает, что его по телефону попросили заменить на две недели Радда, который в драке сломал руку. Но на сей раз Курренти отказался из-за обязательств перед The 69ers. Работу получил Колин Бёрджесс. The 69ers в 1976 году распались.

То есть когда-то AC/DC и Курренти были близкими. Но когда он попытался контактировать с Янгами, когда те заехали в Сидней в туре Black Ice, работавшие с группой местные деятели ему отказали.

«Я очень старался как-то выйти на AC/DC, но не смог: каждый раз как будто стена кирпичная передо мной встаёт. Меня очень сильно разочаровал Сэм Хорсбург. Он меня помнил. Я позвонил в Alberts, и он мне говорит: «Где ж тебя, чёрт возьми, носило? Ты меня небось не помнишь, но я-то помню, как ты записывал High Voltage». Я сказал: «Слушай, я сейчас вообще к музыке никакого отношения не имею, но тут у AC/DC концерт в Сиднее, и я бы хотел с ними встретиться, если возможно». Сэм меня очень обнадёжил, обещал, что сделает. Я приходил к нему в Alberts».

По словам Курренти, Хорсбург обещал сделать всё возможное, чтобы встреча с Янгами состоялась, но вплоть до концерта так ничего и не проявилось. Так что Курренти просто пошёл на стадион с сыном. За кулисы они так и не попали, как ни старались. Единственное, что удалось – получить телефон одного из помощников группы. Ему сказали, что в этот вечер встреча невозможна, потому что «уже слишком поздно», а группа на следующий день едет в Брисбен.

«У меня есть сильное подозрение, что им вообще никто обо мне ничего не сказал. Уверен, если б парни знали, они б что-то придумали. Очень жаль. Я бы подождал сколько надо, но менеджер сказал – невозможно. У меня было четыре блокады артерии в ноге. Артерию блокировали в четырёх местах. Я не мог ходить. Сыну приходилось останавливаться со мною вместе каждые двадцать метров. Мне было очень больно. Впоследствии мне часть пальца ампутировали – там гангрена начиналась. Правую ногу я чувствую на 70 %, с левой примерно то же будет. Я даже сейчас больше ста метров не пройду. И я не думаю, что AC/DC получили моё послание. Но в будущем, надеюсь, мы встретимся, потому что часть меня – в этой группе. Мне ничего не надо. Меня в этой ситуации всё устраивает, я всем доволен. Проблем никаких. Уверяю вас, ни на какие роялти я не претендую».

Вообще, конечно, удивительное дело, если задуматься: человек, которого, по его словам, приглашали в самую успешную рок-группу мира, не может никак с членами этой группы повидаться. После работы с AC/DC, записи партий Hard Road и последующего Black Bruiser попытки собрать группу с измученным наркотиками Стиви Райтом и распадом собственных групп в жизни Курренти никакого волшебства уже не происходило. Он это принял и стал готовить пиццу. В апреле 2014-го, однако, он вернулся на сцену – впервые за сорок лет.

«Поиграв с Вандой и Янгом и с AC/DC, я уже от этого никакого удовольствия не испытывал, – говорит он. – Так что бросить музыку было легко. А когда у тебя пиццерия, то музыкантом быть невозможно. Тут или одно, или другое».

Цитата жизни.

Теперь, когда Курренти навещает родных в Италии, его встречают как героя. Но так было не всегда. «В 1985 году я привёз пластинку High Voltage и оставил её там, у родных. Тогда никто не знал никаких AC/DC, особенно на Сицилии, – смеётся он. – Мои родители как: если слов в песне не понимают – то всё, это не песня, я ерунда. В 2002 я приехал с детьми, и вот тогда все вообще знали AC/DC. Я говорю: у вас же альбом AC/DC с моим участием валяется тут 17 лет, у мамы в её Шкатулке славы».

***

Так много вопросов насчёт того, кто что сыграл на первом альбоме AC/DC. Остаётся вопрос: а кто сидел за барабанной установкой на «Evie»?

Во время записи Hard Road Джон Прауд записывал партии ударных под гитару или фортепиано, но до записи шедевра альбома его не допустили. Разносторонний Джордж добрался до туда быстрее него (хотя любопытно, что Тони Курренти вспоминает, как барабанил в части третьей).

«Когда я познакомился с Джорджем и Гарри, они только что вернулись из Англии, – говорит Прауд. – Они сказали: у нас есть вот эта песня, которую мы для Стиви записали. Джордж мне сказал, что он на ней играет барабанную партию, частично или всю целиком. А я, мне кажется, сыграл на, наверное, всех остальных треках. Но опять-таки экземпляр альбома я так и не получил. Может, недостаточно инициативу проявил. Честно говоря, я в то время не понимал, что я – часть истории. Относился к записи как к очередной сессии просто. Я играл в нашем городе с довольно крутыми музыкантами и их предпочитал».

Но на бесплатном концерте Райта в сиднейском Опера-хаус в июне 1974-го, перед толпой в 2500 человек (и 10 тысяч на ступеньках снаружи), в группе с Малколмом и Джорджем Прауд сыграл эту песню вживую. В тот день AC/DC аккомпанировали Райту. Малколму был 21 год, Ангусу – 19. Через месяц они заключили контракт с Alberts, и эта компания распространила пресс-релиз, в котором было написано, что музыкантам 19 и 16 лет, соответственно. Там также превозносились Питер Кларк и его дорогая барабанная установка Slingerland («первая в Австралии подобного уровня… гордость за эти прекрасные барабаны скрывает сердцебиение преданного музыканта»), Роб Бейли («чей бас – основа этого ЗВУКА AC/DC!») и Дейв Эванс («он – тот голос, который и есть AC/DC!»). Все трое в течение нескольких месяцев оказались в сопутствующем ущербе.

«Было здорово, – говорит Прауд. – Это как играть в группе The Beatles, если можете себе представить все эти крики, весь этот шум, с которым битлы сталкивались. Когда мы вышли на сцену, все эти девочки – много совсем малявок было – просто с ума сходили».

А Райт этот день даже вспомнить не может.

Пять лет спустя на «Концерте Десятилетия», на афише которого стояли Skyhooks, Sherbet, Dragon и Split Enz, Райт исполнил «Evie» – все три части – перед океаном народа, 150 тысяч человек, у Сиднейской бухты с группой, в которую входили крутые люди Ронни Пил, Уоррен Морган, Рей Арнотт, Тони Митчелл, Йен Миллер и две невероятно сексуальные бэк-вокалистки сёстры Линдзи и Крисси Хэммонд, более известные как «Гепард» – ещё один проект Ванды и Янга. Публика была потрясена. На самой крупной в своей карьере сцене озорной, загорелый заново рождённый певец – бородища, кудри, сломанные зубы – выдал всё. Бегал, прыгал, кувыркался, какие-то приёмы карате показывал, плясал как в «Иисусе Христе – суперзвезде». Радостное забвение, хорошая атлетическая форма и серьёзный вокал. Выступление жизни – не больше и не меньше.

Энтони О’Грейди стоял у сцены: «Стиви так распирала энергия, что он почти летал».

***

В День рождественских подарков 2004 года произошедшее землетрясение в 9,2 балла в Индийском океане рядом с Суматрой вызвало цунами, опустошившее побережья Индонезии, Шри-Ланки, Индии и Таиланда. Погибло 230 тысяч человек.

Международное сообщество сразу откликнулось. В том числе – австралийское рок-братство, которое 29 января 2005-го года собралось на концерт WaveAid на сиднейском стадионе Cricket Ground с целью собрать деньги в помощь пострадавшим от стихии. Одной из групп, игравших в тот день, были The Wrights – супергруппа австралийских музыкантов из групп Powederfinger, Jet, Grinspoon, You Am I. Изначально супергруппу эту собрал Гарри Ванда, чтобы записать всю трёхчастную «Evie» для того, чтобы собрать деньги в помощь Райту, испытывавшему трудные времена. Запись выпустили синглом через месяц, и она добралась до номера два в хит-параде – через тридцать лет после того, как впервые появилась в чарте.

В студии третью часть песни спел вокалист Grinspoon Фил Джемисон, также он записал часть вторую, но у него не получилось «добить» её. Потом секцию «в стиле Хампердинка» исполнил Бернард Фаннинг из Powderfinger.

«Мне всегда очень нравился голос Стиви, и я думал, что три части песни показывают всё его разнообразие, – говорит он. – Я был более чем счастлив спеть «Энгельбертову» секцию, в которой есть вот эта уязвимость, которая не слишком присуща первой части. Опять-таки это непростая песня и прозвучать в ней так же убедительно, как Стиви, довольно сложно. Я, помню, впервые услышал её ещё маленьким – и «Black Eyed Bruiser» тогда же – крутя ручку АМ-радио в нашей семейной машине Falcon 500, так что когда Ник Сестер <из Jet> пригласил меня присоединиться к ним на записи, я просто побежал вприпрыжку».

«Третья часть оказалась довольно трудной, – говорит Джемисон. – Напомню: когда Стиви пел её на ступеньках Опера-хаус он ещё и кульбит назад делал, а я уверен, что это немножко проблематично – петь и одновременно задние кульбиты выполнять. Задача сложная. Я очень нервничал, исполняя её. Невообразимо сложно было».

У Райта по этому поводу свои чувства: «Петь эту песню трудно потому, что она такая длинная. Но во второй медленной части немного отдыхаешь и к третьей уже силы собираешь».

«“Evie” – первая песня, которую я помню, как услышал по радио, – продолжает Джемисон. – Помню, ехал с отцом в машине, она заиграла, он сделал погромче. Мне, наверное, года 4–5 было. То есть для меня это песня-воспитатель. Первая часть довольно затейлива, сложна. Краму <из Spiderbait> непросто было сыграть её на барабанах. Да, это прямолинейный AC/DC, но грув чуть мощней. А барабаны играют какой-то нереальный прямой шаффл фоном ко всему этому. Но первая часть – изумительная рок-песня. И я думаю, потому песня стала таким хитом. Ник Сестер может и книгу телефонную спеть, так что и здесь он отлично поработал».

Когда песню стали играть живьём, задача играть соло Малколма из первой части выпала именно Тиму Гейзу из аккомпанирующей группы Райта The All Stars. Гейз жил в Ньюпорт-Бич на северном побережье Сиднея и, бывало, подвозил соседа Райта на репетиции. Там они джемовали с Ангусом и Малколмом.

«Я всегда считал, что это соло – очень фанковое, потому что в нём есть эдакий выброс, который мне особенно нравился, – то, как Малколм ударяет по нижним струнам, пока совершает эдакий забег, как уличная соображалка, и, как показала жизнь, ещё и великолепный гитарист старой школы – с вибрато и подтяжками струн. Я это обожаю. Что касается исполнения этого соло, то оно каждый вечер отличалось, так что, наверное, я его играл в моём стиле в то время, и на той стадии оно было довольно сырым.

Нет вообще никаких сомнений в том, что «Evie» – это очень тщательно и вдумчиво сделанное произведение – взять хотя бы то, что там три чёткие секции с определённым эмоциональным развитием. Все, кто там играют – просто прекрасны. Когда Джордж и Гарри принимаются работать над чем-то, они, чертовски уверен, вытаскивают какую-то другую сторону, которую хотят, и вот «Evie» – классический образчик их усилий».

***

То, что столь прекрасная песня никогда не возглавляла чарты по ту сторону океана, – несправедливость столь же досадная, как и трагическая и бесплодная жизнь Райта. Возможно, если бы песню крутили на радио и признали, как она того заслуживает, многое в жизни сложилось бы по-другому, в частности, Райт был бы в другом положении, не как сейчас, когда он, практически банкрот (не считая случайных чеков с роялти), живёт на южном побережье Нового Южного Уэльса и выжимает всё до капли из каких-то прошлых возможностей.

В феврале 2012 года во время своего нечастого появления на публике спел «Энгельбертову» секцию – во время исполнения трибьют-шоу «Стиви: Жизнь и музыка Стиви Райта и The Easybeats» о его жизни, которое придумали и поставили актёр Скотт МакРей и продюсер Крис Кибл. (Позже он с ними разругался, обвинив совершенно без всякого основания в том, что они его ограбили.)

Сердце кровью обливалось при виде него нынешнего, иссушенного хрупкого человечка, призрака, но вот очень вдохновляло то, как песня – а пел он её со всей сладостью и чувством, которые выдал на записи – поднимала его. Как будто он снова тот самый Стиви-рок-звезда. А не Стиви-наркоман.

«Делить сцену с этим человеком, что заняло последние пять лет моей жизни, – замечательный опыт, вне зависимости от того факта, что мне приходилось за ним следить и вовсю стараться, чтобы помочь ему блистать, – говорит МакРей. – В каком-то смысле это стало вознаграждением за всю мою работу, такое «спасибо» и время, которое останется со мною навсегда».

Приближаясь к 65-му дню рождения, Райт всё ещё держит настройку.

«Этот момент, я понимал, я могу больше никогда и не увидеть снова, и, полагаю, публика то же думала, – говорит Кибл. – Мы это появление не планировали и не репетировали, и оно стало сладко-горьким. Он взял все ноты. Публика онемела. Он просто заполнил собою всё пространство, как тот выдающийся шоумен, которым он является или, возможно, был».

Но Америка просто не раскусила ни «Evie», ни Райта. Как она вообще много чего не просекла, что в те годы создавалось в Австралии.

Джим Делехант возглавлял отдел артистов и репертуара Atlantic Records с 1969 по 1981 год. Он узнал об «Evie», когда Корал Браунинг, сестра менеджера AC/DC Майкла Браунинга, появилась в его нью-йоркском офисе с экземпляром Hard Road.

«Мне очень понравились “Evie” и “Hard Road”», – печально сообщает он мне.

Делехант сразу же подписал контракт, «уверенный, что и тут всё сложится», но это был холостой выстрел. Промотур по США сорвался – Райт плотно сидел на героине и на работу вообще не настроен был. В Штатах он умудрился, по словам Гленна Голдсмита, попросить «кого-то из рекорд-компании» достать дозу. Отчаянно нуждающийся в дозе, он раньше времени улетел в Сидней. «Evie» и «Hard Road» погибли. Тем не менее в качестве своего рода утешения взялся за заглавный трек, а Сьюзи Кватро позже перепела первую часть песни.

«Я добился, чтоб её поставили в эфир, – говорит Стив Лидс, который пришёл работать в Atlantic в 1973 году и дорос до главы отдела продвижения альбомов. Сейчас он – вице-президент направления таланты и индустрия в SiriusXM, спутникой радиостанции в Нью-Йорке. – Atlantic получил первые бабки на чем-либо, что делали Ванда и Янг. Но не случилось ничего. То-сё, туда-сюда, понимаешь ли. «Evie» отличалась от всего. Радио искало такие песни, которые звучат знакомо и одинаково. Гомогенизированные. Ну и особо эфиров и не было».

Но следующая посылка от Корал Браунинг из Австралии перевернула ситуацию.