Текст книги "Книга душ"

22

– Подожди снаружи, Тони. Мы сейчас закончим.

Маклин уселся на пластиковый стул, а слова продолжали звенеть у него в ушах. Он чувствовал себя как непослушный школьник, которого вызвали к директорше. Правда, сравнение несколько хромало, поскольку сидевший на соседнем стуле сержант Данстон вроде бы ни в чем не провинился. Однако и представитель полицейского профсоюза чувствовал себя явно не в своей тарелке – постоянно разминал пальцы, поглядывал на часы, несколько раз открывал рот, будто хотел что-то сказать, и только звучно его захлопывал. А за дверью кабинета суперинтенданта Макинтайр, сейчас плотно закрытой, бушевал спор, звуки голосов накатывали и откатывали, подобно волнам. Слов было не различить, но вот эмоции не вызывали никаких сомнений.

Сержант Данстон вдруг вскочил на ноги, да так стремительно, что Маклин даже не успел осознать, что дверь распахнулась. Он еще не начал вставать сам, а старший инспектор Галлард уже промаршировал наружу и скрылся за углом. Судя по его взбешенному виду, что-то пошло не совсем так, как ожидалось.

– Всё в порядке, Джон, – обратилась к Данстону Макинтайр, опережая его вопрос. – Формального хода этому делу дано не будет.

Маклин увидел, как по лицу сержанта разливается явное облегчение. Не будет формального разбирательства – значит, не придется писать бумагу за бумагой, перекраивать расписания дежурств, вводить в курс дел новоиспеченного детектива-инспектора. Сам он не без удивления обнаружил, что не только обрадован, а отчасти даже и разочарован таким исходом, но это чувство быстро прошло. Кажется, теперь он сможет вернуться к работе. И попытаться-таки выяснить, кто убил Одри Карпентер.

– На пару слов. – Макинтайр указала на дверь кабинета, теперь привычно открытую, и прошла внутрь.

Маклин бросил взгляд на Данстона, кивнул в знак благодарности и сказал, что догонит его в столовой. Потом проследовал за суперинтендантом в ее логово.

– Неплохо будет, если ты не станешь раздражать комиссию по этике в ближайшие… не знаю, лет сто. – Макинтайр села за стол, но Маклину на стул не указала.

Он остался стоять, надеясь, что это означает не слишком долгую лекцию.

– Не знаю, мэм, как вам удалось их уговорить…

– Да пришлось рискнуть собственной шкурой ради тебя, Тони, вот как! Старший инспектор Галлард требовал разжаловать тебя в сержанты и выгнать из детективов. Если честно, то у меня и так работать некому, чтобы я еще могла позволить себе терять опытных сыщиков!

Маклину хватило самообладания, чтобы ничего не сказать насчет, мягко выражаясь, чрезмерных санкций, которые взбрели в голову Галларду, но очевидно, какие-то чувства все же отразились на его физиономии.

– Рэб Галлард и Чарльз Дагвид – старинные приятели еще с полицейской школы. Если бы не это, вероятно, не было бы и некоторых особо нелепых обвинений в твой адрес.

– Мэм, но вы-то хоть не думаете, что я знал об этих наркодилерах? Клянусь…

– Конечно, нет. Но ты в лицо назвал Дагвида придурком. И практически обвинил могущественного гангстера из Глазго в убийстве собственной дочери. – Макинтайр устало улыбнулась. – Галлард вхож в разные кабинеты, вплоть до замначальника шотландской полиции. Будет лучше, если ты не станешь лишний раз лезть ему на глаза. Договорились?

– Я все понял, мэм. – Маклин развернулся, чтобы идти.

– Подожди, Тони, есть кое-что еще.

Он остановился, повернулся обратно. Каждый раз находится что-то еще.

– Да, мэм?

– Сам понимаешь, чем-то я должна была пожертвовать, иначе Галлард настоял бы на официальном разбирательстве. Тогда ты сидел бы дома до тех пор, пока Чарльз не закончит следствие, а мы оба прекрасно знаем, как долго это может продлиться. Так что ты в отпуске до конца следующей недели. Технически ты отстранен от службы на время неформального расследования, но мы проведем это как отпуск по состоянию здоровья, иначе от газетчиков отбою не будет.

Могло быть и хуже. Ворчун так и так регулярно к нему наведывается, чтобы держать в курсе всех текущих следственных дел. Почему бы и не продолжить в том же духе?

– И мне пришлось согласиться, чтобы с тобой побеседовал психиатр.

– Вам пришлось… что?! – Маклин пошатнулся, как будто его ударили. – Почему?

– Из-за стресса, Тони, почему же еще?

– Но я…

– Ты всегда нелегко переносишь это время года. Теперь, когда Андерсон снова во всех новостях, тебе вдвойне тяжело. Не думай, что я не обращаю внимания, сколько времени и когда ты проводишь на службе. Если добавить к этому, что твой дом и все вещи сгорели, тебя трудно винить, даже если ты и допустишь ошибку-другую.

– Но я же…

Макинтайр успокоительно подняла руку.

– Я все прекрасно знаю. Но я уже объяснила – нужно было бросить комиссии по этике хоть какую-то кость. Несколько бесед с психиатром тебе никак не повредят. А то, глядишь, и на пользу пойдут.

Кошка миссис Маккатчен сидела на стойке рядом со старинной газовой плитой, вылизывая лапы и время от времени бросая на Маклина повелительный взгляд. Сам Маклин развалился на деревянном стуле перед обширным кухонным столом, в одной руке – чашка с чаем, в другой – толстенный финансовый отчет. Он смотрел куда-то в пространство, стараясь уложить в голове подробности, касающиеся бабушкиного наследства. Вот взять полицейскую работу: он обожал раскапывать мельчайшие детали, складывать между собой разрозненные части криминальной головоломки, вносить порядок в хаос повседневности. Однако финансы не имели с этим ничего общего. Со смерти бабушки прошло уже несколько месяцев, но эта головоломка никак не складывалась. Банковские счета, налог на наследство, сертификаты акций, средства в доверительном управлении… В глубине души он был уверен, что рано или поздно все эти пляшущие цифры наконец сойдутся в единый баланс. Вот только пока ему недоставало сил, чтобы их к тому принудить.

К счастью, позвонили в дверь. Наверняка это Ворчун заглянул, чтобы ввести его в курс всех последних событий. Маклин допил остатки чая, чуть не поперхнулся раскисшим куском печенья на дне чашки и, не обуваясь, поспешил через коридор к входной двери.

Свет заслоняла двухметровая масса мускулов и татуировок. Явно не Ворчун.

– С вами хочет побеседовать мистер Макдугал.

Маклин попытался захлопнуть дверь:

– Я на больничном. Пусть беседует со старшим инспектором Дагвидом.

Дверь снова распахнулась, и верзила вдвинулся внутрь.

– С вами хочет побеседовать мистер Макдугал. Прямо сейчас.

Маклин задрал голову и уставился в огромную рожу. Глаза расставлены слишком широко, ни малейшего намека ни интеллект.

– Я надену пальто.

– Это незачем. – Верзила, распахнув дверь еще шире, отступил в сторону.

Макдугал стоял на дорожке, обводя дом оценивающим взглядом. Потом одарил Маклина недоброй ухмылкой:

– Похоже, подкупать-то тебя бессмысленно, а, инспектор?

– Ого, как тут все солидно. А от мебели я просто в восторге!

Макдугал развернулся на месте, окидывая взором большую гостиную неподалеку от входа, куда его и гиганта-телохранителя направил Маклин. Вся мебель здесь была укрыта чехлами от пыли, а ставни, сколько Маклин себя помнил, всегда были опущены, чтобы предохранить жутковатого вида текстильные обои от выцветания. Гостиная выглядела немногим уютней склепа – что Маклину сейчас и требовалось.

– Что вам нужно, Макдугал? – Маклин содрал чехол с древнего продавленного дивана и жестом предложил незваному гостю присаживаться.

– Ах, это знаменитое эдинбургское гостеприимство. – Макдугал аккуратно присел на краешек. – Кстати, чай я только что пил.

– Тогда к делу.

– Ты спросил, инспектор, когда я в последний раз видел дочь. Мы оба понимаем, на что ты намекал. Но тут ты не прав. Я любил Вайолет.

Маклин с трудом удержался, чтобы не ответить: мол, ну да, мне примерно так и сказали. Вместо этого он подошел к камину и прислонился к нему, скрестив руки на груди.

– После твоего визита я, знаешь ли, навел кое-какие справки, – продолжил гангстер. – Вроде как ты тоже потерял кого-то близкого. По слухам, примерно так же, как и я свою девочку. Тебе поэтому дали ее дело? Типа, решили, что ты правду нутром почуешь?

Маклин заскрипел зубами, пытаясь унять гнев, горячей волной хлынувший к щекам. Бросил взгляд на поросячьи глазки и бочкоподобные бицепсы телохранителя. О том, чтобы кидаться в драку, и речи не шло.

– Вы должны быть в курсе, что я не имею права обсуждать неоконченное следствие даже с родственником жертвы.

– Да брось ты, инспектор, сам не видишь, что ли? Все, что мне нужно знать о твоем следствии, я узнаю за один телефонный звонок. Только сейчас это моя дочка лежит в морге. Какой-то подонок похитил ее, изнасиловал, перерезал горло и бросил в речку. Думаешь, мне это нравится?

Так вот зачем его сюда принесло. Не сказать чтобы очень тонкий способ продемонстрировать Маклину, какие у него связи в полиции.

– Что вам от меня нужно, Макдугал? Пришли, чтобы окончить прерванный допрос? С этим вам сейчас в управление, к сержанту Лэрду. Если угодно, могу ему позвонить. – Маклин вытащил из кармана мобильник, но больше ничего сделать не успел – вскочив на ноги, Макдугал схватил его за руку, чтобы остановить. Скорее с отчаянием, чем с угрозой.

– Я хочу, инспектор, чтобы ты его поймал. Чтобы ты нашел его и засадил за решетку. – Негромкий голос Макдугала звенел, словно лезвие ножа. – Об остальном я сам позабочусь.

23

С той ночи, когда сгорел его дом, прошло две недели, и последнему воскресному вечеру перед тем, как он снова нырнет в водоворот, именуемый работой, следовало быть особенно мирным. В подвале обнаружился уголь, с третьей попытки Маклин исхитрился-таки разжечь камин в библиотеке. И теперь наслаждался покоем в компании книги и кошки миссис Маккатчен, которая, похоже, окончательно прижилась на новом месте. Что случилось с остальными кошками, которых у старушки был чуть ли не десяток, Маклин понятия не имел. Ему и одной хватало.

Маклину все еще казалось временами, что мир уходит из-под ног. Начать с того, что дом был слишком велик, и каждый угол в нем хранил память о бабушке. Проходя через пустые комнаты, Маклин не мог не думать о всех тех, кто уже ушел, кто покинул его. Тех, кого он не смог сохранить. Потому-то он и избегал посещать бабушкин дом после ее смерти, не вспоминал о нем те полтора года, которые она провела в коме. Всегда откладывал на потом. Пока жизнь наконец не распорядилась за него…

От самоедских размышлений его оторвал звонок телефона. Маклин отложил книгу, осторожно переступил через кошку и добрался-таки до элегантного письменного стола прежде, чем включился автоответчик.

– Маклин, – произнес он в тишину на другом конце провода.

– Какая удача, сэр, что вы дома! – Судя по тону, эмоции Ворчуна были прямо противоположны словам.

– Я вроде как в отпуске, Боб. Что случилось?

– Похоже, у нас еще одна.

– Еще одна кто?

– Жертва Рождественского маньяка. Тело нашли в Пентлэндских холмах, близ Флоттерстоуна.

– Это не Рождественский маньяк, Боб. Тот убивал раз в год. Потом, он и сам уже убит… – Маклин принялся тереть ладонью глазницы. Свой первый день после отпуска он хотел бы провести совсем по-другому. Собственно, и отпуск-то истекал лишь через шестнадцать часов. Он выглянул в окно. До сумерек всего ничего, а перед Рождеством они наступают почти мгновенно. Только для кого-то в этом году рождественские праздники отменяются.

– Наши уже там?

– Макбрайд, договаривается с местным управлением.

– Никого постарше не нашлось?

– Дэгвуд на какой-то конференции, Рэндалл снова вирус подхватил. У остальных обнаружились неотложные дела. Я был дома, но, когда услышал подробности, решил вам позвонить. Сам уже выезжаю.

– Хорошо, Боб, встретимся на месте. – Маклин записал, куда ему ехать, и повесил трубку. После натопленной библиотеки в коридоре было прохладно, но морозом по коже его продрало совсем не из-за этого. Маклин натянул пальто, убедился, что ключи и блокнот в кармане, и только тут сообразил, что быстренько добежать до управления и взять машину там он больше не сможет. Такси в воскресенье вечером есть шанс и не дождаться. Выход оставался лишь один. Бабушкина машина.

Летом паб Флоттерстоуна забит туристами. Попадаются даже такие, кто именно в паб и направлялся, хотя большинство оказываются там, заблудившись в лабиринте узеньких дорог, которые плотной сетью покрывают плато Мидлотиан до самой гряды Пентлэнд. Кроме парковки у паба, в ста метрах вверх в горку есть еще одна, побольше, для тех, кто приехал на пикник или захотел побродить по холмам. Дальше дорога, ведущая к водохранилищу Гленкорс, становится совсем узкой, и пользуются ей преимущественно фанаты маунтинбайка. В это время года перед самым Рождеством, когда склоны уже покрыл снег, парковка была практически пуста. Если не считать трех полицейских машин, скорой помощи и фургончика криминалистов, сбившихся в кучку на самом дальнем краю. Юный констебль – вероятно, местный, поскольку Маклин видел его впервые, – вышел навстречу, когда он заехал на парковку.

– Прошу прощения, сэр, здесь сейчас нельзя останавливаться, – объявил констебль, когда Маклин открыл дверь, собираясь вылезти. – Идет расследование.

Маклин извлек удостоверение и протянул констеблю:

– Всё в порядке. Я и есть следователь.

– Извините, сэр. – Констебль посмотрел на фотографию, сравнил ее с лицом Маклина, перевел взгляд на ярко-красный спортивный автомобиль. – Мне и в голову не пришло…

– Я не в обиде. Не совсем стандартная машина для детектива-инспектора.

– А что за машина-то? – поинтересовался констебль и, спохватившись, добавил: – Сэр.

– «Альфа-Ромео GTV» шестьдесят девятого года. Боюсь, соль на дорогах не пойдет ей на пользу. – Только выбора-то особого не было, хотя он почти что слышал, как покойная бабушка неодобрительно цокает языком.

– Красотка, сэр. Давно она у вас?

– Красотка? – удивился Маклин. Раньше ему не приходили в голову подобные эпитеты по отношению к машинам, хотя именно сейчас прозвучало довольно уместно. – Отец ее как раз в шестьдесят девятом и купил, можно считать, семейная реликвия. Но вообще-то, я здесь из-за тела.

Лицо констебля помрачнело.

– Разумеется, сэр. Это чуть выше по ручью.

Следом за констеблем Маклин пересек парковку и ступил на тропу, шедшую параллельно дороге. Он слышал журчание ручья где-то внизу и видел впереди, через просвет между голыми зимними деревьями, бетон и сталь мостика. Перед самым мостиком кто-то протоптал вниз тропинку сквозь кустарник и протянул поперек бело-синюю полицейскую ленту.

– Вам туда, сэр. Я здесь подежурю.

– Все так плохо?

– Ну… там все равно места на всех не хватит…

Маклин понимающе кивнул. Юный констебль наверняка только-только окончил полицейские курсы и, по всей вероятности, впервые видел жертву убийства. Место здесь тихое, и неизвестно еще, когда представится следующий случай. Повезло бедолаге.

Тропинка была скользкой после недавнего дождя. Маклину пришлось хвататься за ветки, чтобы не улететь, оступившись, в холодную мутную воду. Подошвы у новых ботинок, пусть и довольно удобных, оказались слишком уж гладкими. За кустами он увидел небольшую кучку людей, среди которых был и констебль Макбрайд. А у их ног – жертву.

Она лежала на спине, незрячее лицо обращено к темнеющим небесам, волосы извиваются в воде, подобно водорослям, руки раскинуты, словно в пародии на распятие. Знакомое, но от этого не менее жуткое зрелище настолько заворожило Маклина, что он не сразу заметил аккуратный разрез поперек горла – он-то, скорее всего, и был причиной смерти.

– Не самое приятное времяпровождение для воскресного дня, Тони. – Энгус Кадволладер сместился на шаг в сторону, чтобы Маклину было лучше видно. – Но такова особенность нашей с тобой профессии.

– Кто ее нашел? – спросил Маклин.

– Рыболов, по пути на озеро, – ответил Макбрайд.

– Это в воскресенье-то днем?

– Ну, не знаю. Можете спросить у него, он должен быть у машин на парковке.

– А ты сам его уже опросил?

Макбрайд кивнул.

– Тогда пусть идет. Только узнай, как его найти, если он вдруг нам понадобится. И скажи, чтобы завтра явился в участок и дал официальные показания.

Констебль поспешил прочь, не скрывая облегчения, а Маклин осторожно ступил на его прежнее место на берегу. На Кадволладере были рыбацкие бахилы, а на Трейси – резиновые сапоги выше колен, длины которых еле-еле хватало, чтобы стоять в потоке. И эксперт, и ассистентка выглядели промерзшими до костей, но все же получше, чем мертвая девушка.

– Сколько вы уже здесь? – спросил Маклин.

– С полчаса. Вызов поступил не так уж давно. – Кадволладер нагнулся, чтобы что-то рассмотреть, но тут же раздраженно выпрямился: – Да где уже этот свет? Ничегошеньки не видно!

Словно в ответ прямо у них над головой вспыхнули две дуговые лампы, и кто-то поинтересовался:

– Теперь лучше, доктор?

Кадволладер что-то пробурчал в ответ, но Маклин не расслышал – все его внимание было приковано к девушке. Подробности вспыхивали в его мозгу одна за другой, словно огни фейерверка десятилетней давности. Руки пристегнуты кабельными застежками к двум ржавым металлическим кольям, вбитым прямо в дно ручья. Третий, у ног, колыхается в потоке, того и гляди упадет. Вода плещется вокруг белых ног и аккуратно подстриженного темного треугольника между ними. Переливается через плоский живот и маленькую, едва заметную грудь. Пузырится в зияющей ране поперек горла. Развевает волосы, подобно огненному нимбу.

– Тони, прямо здесь я мало что могу сказать. – Кадволладер вскарабкался на берег и помог вылезти ассистентке. – Тело слишком долго пробыло в воде, чтобы точно определить время смерти, но она мертва никак не меньше двенадцати часов.

24

Он сидит в одном из первых рядов – внимание средств массовой информации к процессу стало угасать, так что публика тоже утратила интерес к зрелищу. Несомненно, она снова заполнит зал суда к оглашению приговора, но пока что трагифарс разыгрывается лишь перед судьей, присяжными и редкими зрителями. Дональд Андерсон сидит на скамье подсудимых с непроницаемым выражением лица. По бокам – двое дюжих констеблей, но совершенно невозможно представить, что этот хрупкий, вежливый человечек способен на что-то неподобающее. Что он мог похищать женщину за женщиной, по одной каждый год в течение десяти лет, пытать и насиловать их в подвале прямо под своей респектабельной антикварной лавкой, а когда надоест – убивать. И потом – тщательно обмывать покрытые синяками тела и распинать их в воде, текущей под мостами, где их будет легко найти.

– Подобный психоз не является чем-то необычным, хотя, разумеется, до таких крайностей доходит чрезвычайно редко…

Он фокусирует внимание на свидетеле, дающем показания. Профессор Мэтью Хилтон. Психиатр, которого полиция периодически привлекает к работе, когда нужен психологический портрет преступника. Если ему не изменяет память, Хилтон в свое время пришел к выводу, что Рождественскому маньяку идет пятый десяток, и это разочарованный во всем неудачник с интеллектом ниже среднего, либо все еще живущий под каблуком кого-то из родителей, либо – живший вплоть до смерти этого родителя. Не сказать, чтобы этот портрет особенно подходил к этому состоятельному книготорговцу за шестьдесят на скамье подсудимых.

– Причину подобного поведения не всегда легко установить, поскольку она скрывается в глубине подсознания. Вероятно, перенесенная в детстве психическая травма, длительное время остававшаяся латентной, начинает проявлять себя, поднятая на поверхность случайным событием. Склонность к насилию неразрывно связана с травмой, которую пациент не осознает, поэтому он и считает, что насилие совершает кто-то другой…

Пациент. Ну-ну. Может, все-таки выродок, насильник и убийца? Или Хилтон сознательно использует эту стратегию? Если присяжные начнут воспринимать подсудимого как нуждающегося в медицинской помощи больного – полдела уже сделано.

– Столкнувшись с необходимостью осознать, что он натворил, со всем ужасом своих преступлений, он конструирует вокруг себя ложную реальность, исходя из собственного жизненного опыта. Отсюда его одержимость идеей старинной книги, овладевающей душой того, кто ее прочитает, и заставляющей его совершать немыслимое. Изобретательность человеческого сознания не перестает удивлять…

Он устало откидывается на жесткую пластиковую спинку стула, переводя взгляд с самодовольной физиономии Хилтона на Андерсона, потом на судью, на присяжных. Не клюнут ли они на всю эту собачью чушь? И не кончится ли дело всего лишь принудительным лечением?

– Итак, вы полагаете, профессор Хилтон, что Дональд Андерсон не способен отвечать за свои поступки? Иными словами, что он невменяем? – Это говорит адвокат. Отвратительный ловкач. Неужели он может спать по ночам, зная, какое чудовище защищает?

– Он страдает психозом и галлюцинациями. С моей точки зрения, это классический случай шизофрении. – Хилтон поворачивается к присяжным, улыбаясь практически в открытую. – Мне не слишком нравится этот термин, но поскольку для непрофессионалов он наиболее понятен, я соглашусь – Дональд Андерсон невменяем.