Текст книги "Царство костей"

3

23 апреля,

22:44 по центральноафриканскому времени.

Провинция Чопо,

Демократическая Республика Конго

Шарлотта выглянула за пластиковое окошко госпитального шатра. Руины лагеря продолжал поливать дождь. В черных лужах, больше похожих на небольшие озерца, отражался свет брошенных и теперь догорающих костров.

Полчища муравьев по-прежнему растекались по жидкой грязи, покрывая практически все вокруг. Несколько крылатых особей – самцы-трутни – все еще упорно кружились над землей под струями дождя. На противоположной стороне лагеря вырисовывались темные кучи – тела тех, кто стал добычей этих полчищ или угодил под пулю.

Напротив возле штабеля ящиков плясали лучи фонариков – Джеймсон и санитар-швейцарец, Бирн, вместе с троицей местных, у которых через плечо висели винтовки, загружали припасы в кузов пикапа. На всех пятерых были белые костюмы биологической защиты с капюшонами, защитные очки и маски. Дешевые одноразовые комбинезоны, которые обеспечивали лишь минимальный уровень защиты, вряд ли могли противостоять чему-то действительно заразному, но, по крайней мере, не позволяли самым злобным из перемазанных грязью муравьев добраться до плоти.

Джеймсон выкрикнул несколько последних распоряжений, готовясь к эвакуации группы. В лагере, кроме них, практически никого не осталось. Большинство шатров были повалены, повсюду валялись разломанные ящики.

«По крайней мере, хаос и бойня уже позади».

В течение дня Джеймсон изо всех сил старался сохранять порядок в лагере при помощи вооруженных людей из КИОП – Конголезского института охраны природы[28]28
  ICCN – Institut Congolais pour la Conservation de la Nature (фр.).


[Закрыть], именуемых здесь экогвардией, поскольку главной их задачей было охранять тропический лес от браконьеров и нелегальных порубщиков. Но когда все больше муравьев стали втекать в лагерь и распространилась весть о неизвестном заболевании, любые надежды организовать в лагере карантин пошли прахом. Началось отчаянное мародерство, стали вспыхивать перестрелки, и бойцам «экологической гвардии» пришлось взять под свою защиту медицинские припасы группы и грузовики КИОП. За достаточно короткое время основная часть беженцев успела скрыться в джунглях.

Ничуть не улучшало ситуацию и то, что уровень воды в реке Чопо продолжал неуклонно подниматься. Стало ясно, что медицинской группе тоже надо эвакуироваться. Два часа назад Джеймсон пытался связаться по радио с властями и предупредить их, что им придется передислоцироваться в запасную точку и что сюда приезжать не надо. Но муравьи плотно набились в корпус лагерной радиостанции, повредив электронику. Педиатр даже не был уверен, услышал ли его кто-нибудь.

Шарлотта перевела взгляд на нижний слой темных туч. Еле слышно пророкотал гром. С неба по-прежнему сыпалась все та же надоедливая морось, но вспышки молний вдали предупреждали, что очередная гроза вот-вот по-настоящему покажет зубы.

«Нужно уходить, пока они всерьез в нас не вцепились».

Она повернулась от окна к рядам коек. Здесь осталась лишь горстка пациентов, слишком слабых, чтобы передвигаться самостоятельно. Лица их лоснились от жара, в глазах тлел страх. Доктор Мэтти Полл, акушер-гинеколог из Австралии, снимал капельницу и заглушал катетер у немощного старца с копной седых волос. Мэтти кивнул Шарлотте.

«Все готово к отъезду».

Два грузовика КИОП стояли на самом краю лагеря, готовые переправить пациентов на новое место – куда-нибудь, где повыше. Путь от реки намечала лишь единственная разбитая колея.

Глаза Шарлотты остановились на юной матери, что-то тихонько напевающей своему трехмесячному малышу. Мальчик лежал совершенно обмякший у нее на руках, его голова завалилась набок, глаза пусто уставились на крышу шатра. Его грудь продолжала вздыматься и опадать – но сколько это еще продлится? Во время недавней неразберихи мать с младенцем попыталась сбежать, но Шарлотта убедила ее остаться, пообещав, что сделает для ребенка все возможное.

«И все-таки, что я могу сделать? Я ведь до сих пор и понятия не имею, что с ним!»

Вжикнула «молния» на двери шатра, привлекая внимание Шарлотты. Нагнувшись, вошел Джеймсон. Он опустил с лица маску, тяжело дыша. Его глаза за защитными очками сверкали беспокойством и отчаянием.

– Мы готовы. Я попрошу людей Бирна и Ндая помочь всем погрузиться на грузовики.

Снаружи взрыкнул заводящийся мотор.

– А как же Бенджи? – спросила Шарлотта, выступая вперед.

Оглядев шатер, Джеймсон раздраженно вздохнул.

– Он что, еще не вернулся?

Шарлотте не было нужды отвечать. Аспирант куда-то ушел еще час назад – вскоре после того, как Джеймсон попытался связаться с местными властями. А до этого биолог провел бо`льшую часть дня, собирая и изучая муравьев, еще сильней нахмурив брови и полностью сосредоточившись на этом занятии.

Особенно заинтриговало Бенджи появление в лагере крылатых муравьев. Они были такие крупные, что поначалу Шарлотта приняла их за пчел. Прежде чем уйти расследовать этот рой, Бенджи заверил ее, что самцы не представляют собой угрозы – у них нет жутких жвал, присущих муравьям-солдатам. И все же трутни зловеще гудели в воздухе, подливая масла в огонь и без того напряженной ситуации. Вскоре после этого в лагере и начался беспорядочный погром.

– Нам нужно дождаться его, – сказала Шарлотта. – Не можем же мы его здесь бросить!

Джеймсон помотал головой.

– Будем ждать ровно столько, сколько понадобится для посадки людей в грузовики. Вот и все.

– Но…

Джеймсон отвернулся.

– Река поднимается, надвигается гроза – нам нельзя оставаться здесь. Бенджи может пойти за нами пешком – то есть если он до сих пор жив.

Внутренне вздрогнув, Шарлотта повернулась к пластиковому окошку шатра и протерла его запястьем. Волдыри от недавних укусов муравьев чесались, что можно было счесть добрым знаком. Она регулярно отслеживала и свое собственное состояние, обеспокоенная тем, что непонятная инфекция, поразившая мальчика, могла затронуть и ее. Но пока что все вроде было нормально. Ей очень хотелось списать свою тогдашнюю нечувствительность к укусам на адреналин и напряжение.

«Наверняка все дело в этом».

Шарлотта встревоженно всматривалась в ночную тьму за мутным пластиком окошка, сосредоточившись на более насущной проблеме.

«Где же ты, Бенджи?»

22:55

Бенджамин Фрей продвигался по темному лесу, вооруженный лишь фонариком и непреклонной решимостью выяснить истину. Стирал дождевые капли со своих пластиковых защитных очков и линзы камеры «Гоу-про», прикрепленной ремнем ко лбу. Он следовал вдоль густой ленты странствующих муравьев, поднимаясь вверх по ее течению.

«Полнейшая бессмыслица… Это же никак на них не похоже…»

В карманах его комбинезона позвякивали маленькие пробирки для образцов. Весь день он собирал муравьев и изучал их под микроскопом в своем шатре. Рядом с ним лежал айпад, на экране которого светились страницы энтомологического справочника – одной из сотен загруженных туда книг и журнальных публикаций по биологии. Он сравнивал анатомию пойманных особей, подмечая небольшие различия между ними. «Размер и угловой размах жвал, конфигурация торакса, подвижность усиков…» И все это говорило о том, что он имеет дело сразу с несколькими видами и подвидами муравьев рода Dorylus. До сих пор Бенджи определил их больше дюжины.

Их названия звучали у него в голове, словно магнитофонная запись.

«Dorylus moestus, Dorylus mandicularis, Dorylus kohli indolcilis и militaris, Dorylus funereus pardus, Dorylus brevis…»

Хотя все эти виды были обычным делом в этих экваториальных джунглях, они никогда не собирались вместе в одной и той же колонии – обычно странствующие муравьи слишком воинственно настроены даже по отношению к близким «родственникам». И все же текущие через лагерь ленты представляли собой причудливую смесь всех этих видов. Это озадачивало его. Однако не эта загадка сама по себе находилась в центре его внимания, а скорее совершеннейшая неправильность происходящего.

А Бенджи терпеть не мог, когда хоть что-то выходило за рамки правил или оказывалось не на своем месте.

И так было всегда.

Еще в одиннадцатилетнем возрасте у него диагностировали легкую форму болезни Аспергера – то, что теперь принято именовать расстройством аутистического спектра первой степени. Родился он на месяц раньше срока – или, как частенько говаривала его мать, «Бенджи и тогда был слишком уж нетерпелив, чтобы дожидаться всех девяти месяцев». Может, это и имело какое-то отношение к его состоянию, но он редко об этом задумывался.

В школьные годы с ним работал психолог-бихевиорист, который обучил юного Бенджи использовать его гиперсосредоточенность и почти эйдетическую память[29]29
  Эйдетизм – особый вид памяти, преимущественно на зрительные впечатления, позволяющий удерживать и воспроизводить в деталях образ воспринятого ранее предмета или явления.


[Закрыть], чтобы толковать выражения лиц и социальные сигналы. Со временем он научился довольно неплохо справляться со своим состоянием, но наибольшие сложности создавала ему излишняя одержимость, когда дело доходило до решения каких-то проблем и наведения порядка. В средней школе Бенджи научился складывать кубик Рубика менее чем за семь секунд. Ему всегда нравилось исправлять то, что было неправильно, возвращать хаос к порядку – это действовало на него успокаивающе. Но это же самое свойство существовало бок о бок с импульсивностью – качеством, которое он постоянно пытался обуздать.

И все-таки эта обсессивно-компульсивная сторона его натуры немало помогла ему преуспеть в учебе, хотя в школе он не пользовался особой популярностью и частенько становился мишенью школьных задир – как по причине некоторой нелюдимости, так и из-за нервного тика, выражавшегося в быстром моргании глазами. Но при этом был и глубоко любим. Вырастила его мать-одиночка в муниципальном жилье в Хакенторпе, в Южном Йоркшире. Она души не чаяла в сыне, всячески подбадривала Бенджи и изо всех сил укрепляла его уверенность в себе. В первую очередь именно ее поддержка позволила ему поступить в Шеффилдский университет, расположенный всего лишь в шестнадцати минутах езды на автобусе от его дома.

И вот теперь он оказался гораздо дальше от родного дома, чем когда-то мог даже представить. Эта поездка в Африку потребовалась, чтобы завершить его кандидатскую диссертацию по эволюционной биологии. Его научный руководитель в Шеффилде связал его со своим коллегой из университета Кисангани, который, в свою очередь, пристроил Бенджи в группу медицинской помощи ЮНИСЕФ. Лагерь для беженцев, расположенный в самом эпицентре обрушившегося на регион паводка, предоставлял редкостную возможность провести полевые исследования для диссертации Бенджи, посвященной обусловленным стрессом мутациям и их наследственности.

Бенджи надеялся, что его наблюдения за странствующими муравьями, спасающимися от потопа, могут в этом плане оказаться весьма полезными. С этой целью в голове он и двигался сейчас вдоль их пути. Увиденный в лагере рой крылатых муравьев наводил на мысль, что их матка где-то неподалеку. Вскоре в безостановочно движущейся черно-рыжей ленте насекомых стали попадаться белые вкрапления, отмечающие присутствие специализированных рабочих – переносчиков потомства, – которые спасались от паводка, унося с собой из гнезда личинок и куколок, не способных передвигаться самостоятельно.

Бенджи уже собрал несколько разновидностей личинок и куколок, следуя против движения муравьиной орды. Он рассчитывал, опять оказавшись в Кисангани, изучить ДНК этих муравьев, а особенно эпигенетические модификации, которые могли привести к этой новой модели поведения, выразившейся в межвидовом сотрудничестве. Но он все еще охотился за своим главным призом – особью, жизненно важной для изучения передачи подобных модификаций по наследству.

И тут Бенджи наконец заметил то, ради чего так далеко забрался в джунгли.

«Так-так…»

В самом конце бурлящего потока личинок и куколок появился куда более крупный муравей, как минимум двух дюймов в длину. Это и была королева колонии. Ее сопровождала целая свита рабочих, помогающих ей убраться подальше от затопленного гнезда.

Упав на колени, Бенджи достал из нагрудного кармана комбинезона длинный пинцет. Осторожно подобрал им королеву с тропы. Стряхнул нескольких вцепившихся в нее сопровождающих и сразу бросил здоровенного муравья в пробирку. Быстро заткнул ее пробкой – и чтобы королева не удрала, и чтобы исключить попадание в воздух любых феромонов, которые она могла выделять. Не хватало ему еще привлечь внимание всей этой армии, чтобы та бросилась в бесполезную погоню за своей владычицей. Все странствующие муравьи – слепы, реагируют они лишь на запахи и вибрации. Если их не беспокоить, остальная часть колонии спокойно продолжит движение по заранее запрограммированному маршруту, в конечной точке которого все это муравьиное войско либо со временем зачахнет без своей откладывающей яйца королевы, либо появится другая, чтобы занять ее трон.

Со своей добычей в руке Бенджи развернулся и направился обратно в лагерь. По его прикидкам, пройти предстояло не больше мили. Шагая вдоль сплошной ленты муравьев, он то и дело посматривал по сторонам на предмет признаков какой-либо угрозы – когда за спиной вдруг послышалось негромкое ворчание. Тому ответило нечто вроде кашля или кряхтения чуть дальше справа.

Продолжая пробираться через темные джунгли, Бенджи полуобернулся. Посветил назад фонариком. Ничего не увидел. И все же прибавил шагу. Навострил уши – нет ли каких-то указаний на то, что там у него на пути.

Ничего не услышал.

Но это ему точно не почудилось.

23:10

– Мы больше не можем ждать, – объявил Джеймсон.

Слова педиатра подчеркнул громкий треск грома. Маленькое окошко шатра осветилось вспышкой молнии. Гроза была готова разразиться в любой момент.

Шарлотта прикусила нижнюю губу, пытаясь выдумать хоть какое-то оправдание, позволяющее отложить отъезд до возвращения Бенджи. Шатер уже освободили от большинства пациентов. Один из грузовиков КИОП с доктором Поллом и первой партией больных успел уехать. Второй дожидался отставших.

В шатре оставался лишь один пациент.

Шарлотта бросила взгляд на молодую женщину из народности балуба и ее сына. Та отказывалась отходить от Шарлотты, явно намереваясь заставить врача выполнить обещание помочь ее ребенку.

Джеймсон махнул Бирну на койку.

– Давай этих двоих в машину!

Высокий санитар-швейцарец, промокший насквозь, в перемазанном грязью защитном комбинезоне, бесцеремонно двинулся к ним. Мать отпрянула, прикрывая собой младенца.

Шарлотта заступила санитару дорогу.

– Я сама им помогу. А вы берите все, что нам еще может пригодиться.

Бирн вопросительно посмотрел на Джеймсона, что задело Шарлотту.

Педиатр раздраженно воздел руки.

– Да без разницы. Хорошо. Но через пять минут мы уезжаем.

Шарлотта подступила к женщине и мягко потянула ее с койки.

– Дисанка, хебу туенде! Мы отвезем твоего китвана в безопасное место.

Мать опустила ноги с койки, держа ребенка на руках. Начала уже вставать – когда какая-то суматоха за пологом шатра заставила ее отдернуться назад.

Шарлотта повернулась туда в тот момент, когда в шатер ворвался Ндай, командир бойцов КИОП. Худощавый, мускулистый чернокожий мужчина лет тридцати пяти был одет в зеленую камуфляжную униформу, такой же расцветки кепи с длинным козырьком и высокие черные ботинки. На плече у него висел автомат.

Шарлотта с надеждой посмотрела на него. Единственная уступка, которой ей удалось добиться от Джеймсона, это чтобы тот разрешил Ндаю и одному из его людей отправиться в пропитанные дождем джунгли на поиски Бенджи. Вместе с Ндаем в шатер зашел еще один мужчина, но это оказался не искомый аспирант. Чернокожий незнакомец разогнул свою сухопарую фигуру, выпрямившись с достоинством, которое говорило об облеченности властью. Его точный возраст было трудно определить, но, судя по седым косам, стянутым украшенным ярким бисером налобным ремешком, спутнику Ндая было явно под восемьдесят, а то и больше. На нем были свободные штаны и рубашка с расстегнутым воротом, открывающим толстое ожерелье в том же стиле, что и налобный ремешок.

– Это Воко Бош, – представил его Ндай. – Старейшина шаманов бакуба – народа, который живет к западу отсюда.

Шарлотта заметила проблеск острого ума в глазах мужчины. Его одежда и манера держаться были далеки от того, чего она ожидала от шамана, которых многие в этих краях до сих пор наделяют волшебными свойствами. Его спокойный взгляд обежал шатер и остановился на Дисанке и ее младенце. Обернувшись, старик резко позвал кого-то сквозь полог шатра.

Ндай объяснил:

– Я встретил шамана и его ученика, когда они подъезжали к нашему лагерю на пикапе. Он отправился в наши края еще два дня назад, привлеченный слухами о великой болезни – той, что распространяется по лесу и поражает как людей, так и сами джунгли.

– Выходит, нечто подобное происходит и в других местах, – заключил Джеймсон.

– Судя по всему, – подтвердил Ндай. Глаза его сверкали от беспокойства. Командир отряда КИОП вырос здесь, в Конго, но какое-то время учился в Англии, где получил диплом по антропологии, и в речи его проскакивали намеки на британский акцент. – Несмотря на разнообразие племен и враждующих группировок, эти джунгли – очень эффективное средство коммуникации. Так было всегда. Передающиеся из уст в уста новости быстро распространяются по лесу.

Шарлотта подступила ближе.

– Но почему этот шаман приехал именно в наш лагерь?

– По его словам, он искал подтверждения присутствию какого-то древнего врага. С которым его народ сражался в незапамятные времена. Он уверяет, будто…

Снаружи громыхнул гром, оборвав Ндая на полуслове. Налетел порыв ветра, встряхнув ткань шатра.

– Хватит! – резко бросил Джеймсон, когда порыв стих. – У нас нет времени на всякую галиматью.

Шарлотта вытянула руку, желая дослушать – не то чтобы она сама верила в нечто подобное, но если это позволит Бенджи выиграть чуть больше времени, чтобы вернуться в лагерь, то только к лучшему.

– Мы должны его выслушать. Коренное население Конго живет в этих лесах многие тысячелетия. Если они обладают хоть какими-то знаниями касательно того, что здесь происходит, то нам не следует сбрасывать их со счетов.

Ндай был явно с этим согласен.

– У африканских племен есть устные предания, уходящие в настолько далекие времена, что в них уже размывается грань между историей и мифологией.

Шарлотта кивнула. Перед приездом сюда она много что успела прочесть о прошлом Конго. Самые ранние местные обитатели – пигмейские племена – появились здесь еще во время позднего палеолита, около сорока тысяч лет тому назад.

В шатер ворвалась крошечная фигурка, но это оказался не пигмей, а совсем юный парнишка, лет двенадцати или тринадцати – насквозь промокший, в заляпанных грязью сапогах, в одних лишь шортах и футболке, с синим рюкзаком «Дженспорт». Он быстро заговорил с шаманом на диалекте, который был Шарлотте незнаком, протягивая тому какой-то увесистый продолговатый предмет, завернутый в плотную ткань.

– Это Фарайи, – представил его Ндай. – Племянник и подмастерье Воко Боша.

Шаман взял у него сверток, положил себе на колени и развязал его. Внутри обнаружилась резная деревянная маска – наверное, погребальная, – затейливо украшенная раковинами, слоновой костью и окрашенными зернами, а также паутиной утопленных в дерево тонких железных прожилок. Несколько более ярких металлических прядей – судя по всему, золотых – очерчивали брови и ресницы. Это был настоящий шедевр туземного ремесла, однако сюжет оказался довольно необычным.

Хотя черты лица на маске, довольно стилизованные, в общем и целом напоминали большинство африканских, вместо какого-либо церемониального головного убора или короны безвестный резчик изобразил нечто вроде куполообразного шлема с узкими полями, выложив его маленькими белыми ракушками – вида скорее колониального, нежели туземного.

Прежде чем Шарлотта успела хоть что-то сказать, Воко приподнял маску, словно крышку, и оказалось, что лежащий у него на коленях предмет представляет собой нечто вроде полого сундучка или шкатулки.

Ндай негромко охнул.

– Это же нгеди му нтей…

Шарлотта бросила на него взгляд.

– Священный ларец бакуба, – объяснил он. – Этот народ славится такими резными изделиями, многие из которых украшают музеи по всему миру. В таких ларцах обычно хранят тукула – ритуальные мази и порошки, равно как и прочие церемониальные инструменты, использующиеся для исцеления, похорон – словом, все, что имеет большую ценность.

Засунув руку в ларец, Воко вытащил из него небольшого резного идола, которого передал своему подмастерью. Фарайи принял его, словно смертоносную гадюку, осторожно касаясь одними только кончиками пальцев. Блестящее лицо фигурки, вырезанной из какого-то темного дерева, было практически черным, в то время как стилизованный наряд покрывала белая краска, растрескавшаяся и потускневшая от времени. Одежда и тут не выглядела туземной – больше походила на европейский костюм с пробковым шлемом.

«Это, должно быть, человек, изображенный на маске…»

Ндай мотнул на фигурку головой.

– Это ндоп. Обычно такие статуэтки изображают особ царских кровей.

– И кто же это тогда? – спросила Шарлотта.

Услышав вопрос, Фарайи ответил по-английски, продемонстрировав хорошее владение этим языком.

– Это пастух[30]30
  «Пастух» (или же «пастырь») по-английски – shepherd, произносится как «шеперд».


[Закрыть].

Шарлотта нахмурилась.

«С какой это стати племени бакуба вырезать фигурку пастуха?»

Она приподнялась на цыпочки, чтобы заглянуть в ларец. Судя по его очевидному возрасту, это был реликт из прошлых веков, наверняка датированный колониальными временами. Дерево тоже выглядело необычно – судя по всему, эбеновое, но с необычными серебряными прожилками, образующими глаза лица, изображенного на крышке.

Под статуэткой в ларце обнаружилась стопка маленьких квадратных бумажных листков, жестких и пожелтевших от времени. На самом верхнем Шарлотта заметила несколько размашистых рукописных строчек.

Когда Воко запустил руку внутрь ларца, наклонив его, аккуратно сложенная стопка сместилась, открыв уголок выцветшего черно-белого фото. Похоже, что и все остальные листки в ней тоже представляли собой старинные фотографии – разве что в самом низу проглядывала сложенная географическая карта.

Прежде чем Шарлотта успела разглядеть что-то еще, Воко выпрямился, перекрыв ей обзор. Когда он повернулся, в руке у него был заткнутый пробкой стеклянный флакон, заполненный каким-то зернистым желтым порошком.

Шарлотта припомнила слова Ндая, что в таких ларцах обычно держат чудодейственные мази и порошки.

«Что же это такое?»

Своими сильными, ловкими пальцами Воко выкрутил резиновую пробку. Протолкавшись через собравшихся, он двинулся к Дисанке, прижимающей к себе младенца. Подойдя к койке, вытряс себе на ладонь немного порошка из флакона. Что-то негромко, но твердо сказал матери, которая поначалу вроде испугалась, а потом принялась кивать.

«Если что, то этот знахарь умеет обращаться с пациентами получше, чем Джеймсон».

– И что же, по-вашему, он затевает? – вопросил педиатр, явно готовый вмешаться.

Шарлотта остановила его, тронув за руку.

– Пусть их.

Она чувствовала, что западной медицине здесь нет места.

Подхватив сына рукой за затылок, Дисанка подняла его личико повыше. Ребенок никак не показал, что сознает происшедшее, не моргнув и глазом.

Склонившись над ним, Воко сдул порошок с ладони ему в нос и на губы. Шарлотта ожидала, что малыш чихнет, но не последовало никакой реакции. Абсолютно ничего не произошло. Дисанка опустила взгляд на своего сына, наверняка молясь, чтобы средство подействовало, однако даже у нее отсутствие какого-либо отклика явно вызвало отчаяние.

Джеймсон скривился.

– Мы зря тратим время. Пускай этот шаман едет с нами, если хочет, но мы сейчас уезжаем.

Не обращая на него внимания, Воко шагнул в сторону, обходя педиатра. Шарлотта предположила, что он вернется к ларцу, но шаман, шепнув что-то своему помощнику, продолжал двигаться к выходу из шатра. Фарайи вернул фигурку в ларец и аккуратно закрыл крышку. Когда мальчик принялся укутывать его тряпкой и убирать обратно в рюкзак, Воко склонился перед пологом шатра, который был оставлен открытым.

Ленты муравьев уже захватили все пространство, ища спасения от дождя и растекаясь во всех мыслимых направлениях. Вытряхнув щепотку мелких гранул на кончики пальцев, Воко рассеял его над одной из черных лент. Эффект оказался мгновенным. Муравьи рассыпались во все стороны, спеша убраться подальше. А несколько штук, покорчившись на земле, остались лежать неподвижно.

Воко секунду изучал дело своих рук, а потом кивнул, явно удовлетворенный увиденным. И все же, когда он выпрямился и обернулся, лицо его было искажено беспокойством.

Джеймсон шумно выдохнул – с него явно оказалось достаточно.

– Тоже мне удивил! Это просто нечто вроде инсектицида или репеллента от муравьев. И что с того?

Ответ поступил из-за спин у собравшихся, переключивших было внимание на происходящее у выхода.

Со стороны коек донесся громкий вой. Все обернулись. Дисанка еще сильней вцепилась в своего младенца. Тот лежал у нее на руках все столь же оцепенелый и расслабленный, но глаза его были крепко зажмурены, а скулящий ротик был широко раскрыт, показывая крошечный завиток розового язычка.

У Шарлотты пресеклось дыхание.

– Этот порошок… он пробудил его! Наверное, это и вправду какое-то лекарство!

Джеймсон пренебрежительно скривился.

– Откуда нам это знать? Это может быть банальный назальный ирритант[31]31
  Назальный ирритант – вещество, оказывающее раздражающее воздействие на слизистую оболочку носа.


[Закрыть], который просто вызвал болевой отклик. В любом случае нам надо…

Громкое шлепанье сапог снаружи заставило всех опять обернуться. Какой-то силуэт с разгона проскользил по грязи мимо открытого полога и тут же метнулся назад ко входу, в конус света от лампы. Когда Бенджи наконец сунулся внутрь, где-то вдалеке треснул выстрел. Комбинезон биолога был порван, маленькая камера «Гоу-про» криво повисла возле уха. Паника выбелила его лицо. Он тревожно выкрикнул одно лишь слово:

– Спасайтесь!