Текст книги "Песчаный дьявол"

Джеймс Роллинс
Песчаный дьявол

James Rollins

SANDSTORM

Copyright © 2004 by Jim Czajkowski

© Саксин С., перевод на русский язык, 2011

© Издание на русском языке, оформление. OOО «Издательство «Эксмо», 2011

* * *

Посвящается Кэтрин, Адриену и Ар Джи, новому поколению

Карта Аравийского полуострова

Британский музей

Гробница Наби Амирана

Мавзолей Аюба

Шисур

Часть первая
Гроза

1. Огонь и дождь

14 ноября, 1 час 33 минуты по Гринвичу

Британский музей

Лондон, Англия

Гарри Мастерсону предстояло умереть через тринадцать минут.

Если бы Гарри догадывался об этом, то выкурил бы последнюю в своей жизни сигарету до самого фильтра. Однако он загасил окурок после трех торопливых затяжек и поспешно отогнал дым от лица. Если его застанут курящим за пределами комнаты отдыха, этот сукин сын Флемминг, начальник службы охраны музея, всыплет ему по первое число. Гарри и так уже неделю назад назначили испытательный срок за двухчасовое опоздание на дежурство.

Пробормотав ругательство, Гарри убрал в карман потушенную сигарету. Можно будет докурить ее в следующий перерыв. Если вообще сегодня ночью выпадет передышка.

Даже сквозь толстые кирпичные стены были слышны раскаты грома. Зимняя гроза началась вскоре после полуночи бешеной канонадой града, за которой последовал потоп, угрожавший смыть Лондон в Темзу. Молнии многозубыми вилами полосовали небо от края до края. Если верить говорившему о погоде диктору Биби-си, нынешняя гроза была одной из самых свирепых за последнее десятилетие. Бесчинство атмосферного электричества оставило без света половину города.

Судьба распорядилась так, что темнота накрыла именно ту часть Лондона, в которой на Биг-Рассел-стрит стоял Британский музей, где в этот час дежурил Гарри Мастерсон. Несмотря на то что сразу же заработали резервные генераторы, обеспечившие аварийное освещение, для дополнительной защиты музейных ценностей были срочно вызваны все сотрудники службы охраны. Они прибудут на место в течение ближайшего получаса. И хотя видеокамеры системы наблюдения продолжали действовать, Флемминг приказал всей ночной смене патрулировать музейные коридоры, протянувшиеся на две с половиной мили. Для этого охранникам пришлось разделиться.

Взяв фонарик, Гарри направил луч в глубь коридора. Он терпеть не мог ночные обходы, когда музей охватывает полумрак. В это время свет проникает только через окна от уличных фонарей. Однако сейчас из-за отключения электричества они погасли. Музей погрузился в зловещую темноту, лишь кое-где мерцали пятнышки красноватого света тусклых ламп аварийного освещения.

Гарри отчаянно требовалось ввести в организм дозу никотина, чтобы успокоить нервы, однако он не мог прохлаждаться долго. Его ждала работа. Занимая нижнюю ступеньку в иерархии ночной смены, Гарри получил приказ обойти залы северного крыла – той части музея, которая была наиболее удалена от подвала, где находилось помещение службы охраны. Но это никак не означало, что путь нельзя сократить. Повернувшись спиной к уходящему в темноту длинному коридору, Гарри подошел к двери, ведущей в Большой двор королевы Елизаветы Второй.

Это пространство площадью два акра окружали четыре крыла Британского музея. В самом центре возвышался большим медным куполом Круглый читальный зал – одна из лучших библиотек мира. На большой высоте все два акра были перекрыты огромными сводами конструкции Нормана Фостера, что создало самую большую в Европе крытую площадь.

Отперев дверь, Гарри нырнул в чрево двора. Как и в зданиях музея, здесь царила тьма. По стеклянным перекрытиям где-то высоко вверху барабанил дождь. Но тем не менее шаги Гарри гулким эхом разносились в пустоте. Небо снова разорвало копье молнии. На одно ослепительное мгновение озарилась стеклянная крыша, разделенная на тысячи треугольных панелей. И тотчас же музей снова потонул во мраке, наполненном стуком дождя.

Молнию догнал запоздалый раскат грома. Содрогнулась даже крыша. Гарри непроизвольно отшатнулся назад, испугавшись, что все сооружение обрушится вниз. Светя перед собой фонариком, он прошел через двор, направляясь к северному крылу. Обогнул библиотеку. Вновь сверкнула молния, заставив дрогнуть сердце. Словно из ниоткуда появились огромные статуи, скрывавшиеся до этого в темноте. «Книдосский лев» присел на корточки рядом с огромной головой изваяния с острова Пасхи. И тут же молния погасла, и мрак опять поглотил безмолвных хранителей музея.

По спине Гарри пробежал холодок. Он ускорил шаг, бормоча ругательства: «Треклятая, поганая, вонючая, грязная работа». Это заклинание помогло ему успокоиться.

Гарри быстро добрался до двери в северное крыло и поспешно юркнул внутрь, где его встретила знакомая смесь запахов сырости и аммиака. Он испытал облегчение, снова ощутив вокруг себя прочные стены. Посветил вдоль длинного коридора. Кажется, все в порядке, однако нужно проверить остальные галереи крыла. Он прикинул: если поторопиться и быстро завершить обход, можно будет успеть курнуть. Соблазненный надеждой, Гарри направился по коридору вслед за лучом фонарика.

Северное крыло было отведено под юбилейную выставку к двухсотлетию музея. Экспозиция представляла этнографическое собрание, которое позволяло увидеть полную картину человеческих достижений за прошедшие века и охватывало все культуры. Гарри торопливо двигался вперед, проходя мимо залов, оформленных каждый в своем стиле: кельтском, византийском, русском, китайском. Входы в помещения разделов выставки были снабжены охранными решетками, которые автоматически опустились, как только электричество отключилось.

Впереди показался конец коридора.

Большую часть экспонатов для юбилейной экспозиции взяли из Музея человечества. Однако последняя галерея находилась в северном крыле всегда, по крайней мере на памяти Гарри. В ней располагалась Арабская коллекция – бесценное собрание древностей со всего Аравийского полуострова. Галерея была создана на средства одной семьи, разбогатевшей на нефтедобыче в этом регионе. По слухам, ежегодные взносы на содержание галереи в составе Британского музея доходили до пяти миллионов фунтов. Подобная жертвенность могла вызывать уважение.

Или совсем наоборот.

Презрительно фыркнув по поводу столь глупого расточительства, Гарри провел лучом фонарика по закрепленной над дверью латунной табличке с выгравированной надписью «Кенсингтонская галерея». Между собой музейщики называли ее «чердаком стервы».

Хотя сам Гарри ни разу не встречался лично с леди Кенсингтон, но знал по рассказам сослуживцев, что малейшие провинности при уходе за экспонатами – пыль на шкафу, пятно на табличке с надписью, сдвинутая с места древняя статуэтка – карались самым суровым образом. Галерея была любимым детищем леди Кенсингтон, и гнев сумасбродной меценатки не знал пределов. Нередко случалось, что после ее визита в музей кто-нибудь из сотрудников лишался своего места, причем, по слухам, однажды слетела голова самого директора.

Именно эти соображения заставили Гарри задержаться перед решеткой, закрывающей вход в галерею, чуть дольше. Он посветил фонариком в первый зал и вгляделся в полумрак внимательнее обычного. Но опять же все было в полном порядке.

Когда Гарри уже отворачивался, его внимание привлекло какое-то движение. Застыв, он снова направил луч в дверь. В глубине Кенсингтонской галереи, в одном из самых последних залов медленно перемещалось световое пятно, рождая дрожащие тени.

Гарри почувствовал, как сердце начинает колотиться у него в горле. В музей проник посторонний. Гарри отпрянул к стене, нащупывая непослушными пальцами рацию. Сквозь стены донеслись раскаты грома, низкие и звучные.

Гарри включил рацию.

– Вероятно, в северном крыле посторонний. Пожалуйста, дайте совет, что делать.

Он стал ждать ответа старшего ночной смены. Пусть Джин Джонсон и полный идиот, но он служил в Королевских военно-воздушных силах и разберется в этом дерьме. Однако электрические разряды бушующей грозы проглотили большую часть слов Джонсона:

– …вероятно… ты уверен?.. дождись… решетка закрыта?

Гарри повернулся к опущенной защитной решетке. Разумеется, ему следовало первым делом проверить, в порядке ли она. Каждая галерея имеет лишь один вход из общего коридора. Другой способ попасть в запертые комнаты только один – через окна, но они находятся высоко от земли и снабжены датчиками, которые среагируют, если открыть или разбить окно. И хотя из-за грозы электричество отключалось, резервные генераторы продолжили питать систему сигнализации. А в центральном пункте службы охраны никаких сигналов тревоги не принимали.

Гарри отчетливо представил себе, как Джонсон последовательно подключает к монитору видеокамеры наблюдения, проходя по северному крылу до самой Кенсингтонской галереи. Он рискнул заглянуть в анфиладу из пяти залов. Световое пятно в самой глубине галереи не исчезло. Его перемещения казались случайными, не похожими на целенаправленные движения грабителя. Гарри проверил защитную решетку. На электронном замке горела зеленая лампочка. С этой стороны посторонний попасть в галерею не мог.

Гарри снова внимательно всмотрелся в проблески. А что, если это проникающее с улицы отражение света фар какой-то машины?

Он вздрогнул, услышав по рации голос Джонсона, резко появляющийся и пропадающий.

– Видеокамеры наблюдения ничего не показ… Пятая камера вышла из строя. Оставайся на месте… мы идем к тебе.

Все остальные слова растворились в эфире, стертые грозой.

Гарри застыл в нерешительности перед решеткой. С минуты на минуту сюда подоспеет подкрепление. А если это не грабитель? Что, если всему виной отблески фар? Его отношения с Флеммингом и так уже не самые лучшие. Не хватало лишь выставить себя дураком.

Решив, что терять ему все равно нечего, Гарри поднял фонарик.

– Эй, ты! – крикнул он.

Ему хотелось, чтобы оклик получился строгим и повелительным, но в действительности прозвучало нечто больше похожее на истошный вопль.

Однако в случайных блужданиях светового пятна не произошло никаких изменений. Казалось, его источник направился в самую дальнюю часть галереи – но это было не паническое бегство, а медленное, размеренное движение. Таким хладнокровием не обладает ни один грабитель на свете.

Подойдя к решетке, Гарри отпер электронный замок. Магнитная защелка открылась. Гарри приподнял решетку так, чтобы под ней можно было пролезть, низко пригнувшись, и попал в первый зал. Он поднял фонарик, выпрямился, не желая поддаваться минутной панике. Надо было все-таки сначала выяснить все подробнее и лишь затем поднимать тревогу. Однако сделанного не воротишь. Нужно постараться хоть как-то спасти лицо, самому разобраться в таинственном происшествии.

Гарри громко крикнул еще раз, на всякий случай:

– Служба охраны! Ни с места!

Его крик не возымел никакого действия. Световое пятно продолжало свое беспорядочное, но упрямое блуждание по галерее.

Гарри оглянулся на дверь в коридор: ну где же наши?

– Проклятье! – пробормотал он.

Гарри поспешил в глубь галереи вслед за световым пятном, полный решимости выяснить его причину до подхода остальных.

Он прошел мимо сокровищ величайшей ценности, едва скользнув взглядом по стеклянным витринам. В них хранились глиняные таблички ассирийского царя Ашшурбанипала, неуклюжие изваяния из песчаника, восходящие к временам до персидского завоевания, мечи и другое оружие всех эпох, финикийские фигурки из слоновой кости, изображающие древних царей и цариц, и даже первое печатное издание сказок «Тысяча и одна ночь» под своим первоначальным названием «Восточные нравоучения».

Гарри быстро шел через залы, переходя от одной династии к другой, от эпохи Крестовых походов до рождения Христа, от побед Александра Македонского до времен царя Соломона и царицы Савской.

Наконец он добрался до последнего зала, одного из самых больших. Здесь были собраны экспонаты, представляющие интерес скорее для ученого-натуралиста: редкие камни, окаменелые останки древних животных, орудия труда эпохи неолита с Аравийского полуострова.

Наконец-то стало ясно, что является источником таинственного света. Посреди перекрытого куполом зала в воздухе лениво парил шар диаметром полметра, испускающий голубоватый свет. Свет мерцал; поверхность шара, казалось, была покрыта дрожащими голубыми огоньками. На глазах у Гарри шар проплыл через стеклянную стенку шкафа так, словно это был воздух. Потрясенный Гарри застыл на месте. Ему в нос ударил резкий запах серы.

Шар приблизился к одной из тусклых красноватых ламп аварийного освещения, и та, зашипев и заискрившись, с громким хлопком погасла. Вздрогнув от резкого звука, Гарри отшатнулся назад. Судя по всему, такая же участь постигла видеокамеру номер пять в предыдущем зале. Гарри взглянул на камеру за спиной. На ней горел красный огонек. Значит, по-прежнему работает.

Словно почувствовав на себе внимание Гарри, Джонсон снова вышел на связь. По какой-то причине треск статических разрядов исчез.

– Гарри, знаешь, тебе лучше убраться оттуда.

Гарри застыл на месте, завороженный страхом и любопытством. К тому же неизвестный объект плыл прочь от него в дальний угол зала, теряющийся в темноте.

Своим сиянием шар высветил заключенную в стеклянный куб бесформенную железную глыбу. Ее силуэт походил на теленка, опустившегося на колени. Правда, табличка сообщала, что это верблюд. Подобное сравнение было в лучшем случае натянутым, но Гарри знал, чем оно объясняется. Этот экспонат был найден в пустыне.

Шар застыл над железным верблюдом. Осторожно отступив назад, Гарри поднес к губам рацию.

– Господи!

Мерцающий голубым светом шар опустился на верблюда. Сияние, моргнув, погасло, словно огонек догоревшей свечи. Внезапно наступившая темнота на мгновение ослепила Гарри. Он поспешно поднял фонарик. Железный верблюд как ни в чем не бывало покоился внутри стеклянного куба.

– Оно исчезло…

– С тобой все в порядке?

– Да. Черт побери, что это такое было?

В голосе Джонсона прозвучал благоговейный трепет.

– Думаю, треклятая шаровая молния! Я слышал рассказы экипажей боевых самолетов, которым приходилось пролетать через грозовые тучи. Должно быть, ее породила гроза. Но, черт возьми, красотища была знатная!

Что ж, все это закончилось, подумал Гарри, качая головой. Но что бы это ни было, по крайней мере, он будет избавлен от насмешек приятелей-охранников. Гарри опустил фонарик. Однако даже после того, как луч переместился, железный верблюд продолжал светиться в темноте. Сочным рыжевато-бурым светом.

– А это еще что за чертовщина? – пробормотал Гарри, хватая рацию.

Ему в пальцы ударил мощный статический разряд. Выругавшись, Гарри тряхнул рукой. Наконец ему все же удалось взять рацию.

– Тут что-то странное. Мне кажется…

Свечение вокруг железной скульптуры усилилось. Гарри отскочил назад. По поверхности верблюда потекло расплавленное железо, словно на него выплеснулся кислотный дождь. И Гарри не был единственным, кто это заметил.

У него в руке залаяла рация.

– Гарри, живо уходи оттуда!

Гарри не стал спорить. Он стремительно развернулся, но было уже слишком поздно. Стеклянный ящик взорвался. Длинные и тонкие осколки впились Гарри в левый бок. Один острый осколок распорол щеку. Но Гарри не успел ощутить боль от порезов – в тот же миг на него обрушилась волна раскаленного воздуха, опаляя, сжигая весь кислород. Его рот раскрылся в крике, которому так и не суждено было сорваться.

Следующий взрыв сбил Гарри с ног и швырнул через всю анфиладу залов. Однако до решетки долетели и с треском впечатались в ее стальные прутья лишь обугленные кости.

1 час 53 минуты

Сафия аль-Мааз проснулась, охваченная смертельным ужасом. Со всех сторон доносился вой сирен. На стенах спальни пульсировали красные отсветы проблесковых маячков машин аварийных служб. Страх стиснул Сафию стальными клещами. Она не могла дышать, на лбу высыпали бисеринки холодного пота, пальцы судорожно натянули одеяло под подбородок. С широко раскрытыми глазами Сафия на мгновение застыла между настоящим и прошлым.

Завывание сирен, грохот разрывов вдалеке и совсем рядом, крики раненых, умирающих, ее собственный голос, вливающийся в хор боли и шока…

За окном гудели клаксоны пожарных машин.

– Освободите дорогу! Всем отойти назад!

Кричали по-английски. Не на арабском и не на иврите. Волна низкого гула, прокатившаяся через дом, в котором находилась Сафия, затихла вдали.

Голоса бойцов пожарных расчетов вернули Сафию в настоящее. Она в Лондоне, а не в Тель-Авиве. Из ее груди вырвался долгий сдавленный вздох. На глаза навернулись слезы. Сафия смахнула их дрожащей рукой.

Приступ паники.

Она сделала еще несколько вдохов и выдохов, закуталась в одеяло. Ей по-прежнему нестерпимо хотелось расплакаться. Сафия постаралась убедить себя, что всегда все заканчивается именно этим, но слова не помогали. Закрыв глаза, она попыталась расслабиться, чувствуя, как бешено колотится сердце. Чтобы успокоиться, Сафия еще поделала дыхательные упражнения, которым ее обучил врач: вдох на два счета, выдох – на четыре. С каждым выдохом отпускало напряжение, холодная кожа понемногу начинала теплеть.

Издав тихий звук, похожий одновременно на скрип и писк, на кровать плюхнулось что-то тяжелое. Протянув руку, Сафия нащупала мягкую теплую кошачью спину.

– Иди сюда, Билли, – прошептала она огромному черному персидскому коту.

Ткнувшись в ладонь, Билли потерся мордой о пальцы, затем перебрался на колени Сафии и растекся черной кляксой. Судя по всему, сирены спугнули кота, совершавшего обычный ночной обход квартиры.

Довольное урчание разнеслось по всей комнате. И именно оно, а не дыхательные упражнения помогло Сафии расслабить напряженные мышцы плеч. Она поймала себя на том, как, оказывается, боязливо согнулась ее спина в ожидании удара, который так и не последовал. Выпрямившись, Сафия вытянула затекшую шею.

Сирены продолжали завывать в соседнем квартале. Надо встать, выяснить, что происходит. Сделать все, что угодно, лишь бы не сидеть без движения. Паника преобразовалась в беспокойное возбуждение, которому надо было дать выход.

Сафия передвинула ноги, осторожно скидывая Билли на одеяло. Урчание на мгновение прервалось, затем возобновилось вновь, как только коту стало ясно, что его не прогоняют. Билли родился на улицах Лондона, в беспощадных трущобных переулках. Сафия обнаружила котенка – дикий комок шерсти и злобы – на пороге своей квартиры, окровавленного, со сломанной лапой, перепачканного машинным маслом, после того как он побывал под колесами автомобиля. Она попыталась помочь котенку, но тот больно укусил ее за большой палец. Знакомые посоветовали Сафии отнести несчастного в питомник для бездомных животных, однако та знала, что это заведение ничуть не лучше приюта для сирот. Поэтому она завернула найденыша в льняную наволочку и отвезла в ближайшую ветеринарную лечебницу.

Было бы так легко в тот вечер просто перешагнуть через котенка, но и самой Сафии однажды тоже пришлось быть покинутой и одинокой. Ее в свое время тоже взял к себе один человек. И, подобно Билли, она тоже «одомашнилась». Но они оба так и не стали полностью ручными, сохранив любовь к диким местам и странствиям.

И все это одним ясным весенним днем завершилось страшным взрывом.

Во всем виновата я… В ушах Сафии снова зазвучали крики и вой сирен, смешиваясь с теми, что доносились с улицы.

Учащенно дыша, Сафия протянула руку к стоящей у изголовья кровати лампе – изящной вещичке от «Тиффани», со стрекозами из матового стекла. Она несколько раз щелкнула выключателем, но лампа не загоралась. Значит, электричества нет. Вероятно, гроза повредила линию электропередачи. Этим, очевидно, и вызвана суета на улице. Дай-то бог, чтобы объяснение было таким простым.

Сафия встала с кровати. Босиком, но в теплой фланелевой ночной рубашке до колен она подошла к окну, отодвинула шторы и выглянула на улицу. Ее квартира находилась на четвертом этаже.

Обычно тихая и пристойная улица с чугунными фонарными столбами и широкими тротуарами превратилась в место сюрреалистического столпотворения. Вся проезжая часть была сплошь заставлена пожарными и полицейскими автомобилями. Свирепый ливень утих до обычной лондонской мороси. Фонари не горели, и улица озарялась лишь мигалками на крышах машин аварийных служб. Однако в конце квартала сквозь дым и мрак пробивалось мерцающее багровое зарево.

Сердце Сафии забилось чаще, дыхание перехватило – и причиной тому были не старые страхи, а внезапный ужас настоящего. Пожар в музее! Она дернула шнур, поднимая шторы, и завозилась с оконной щеколдой. Наконец, распахнув створку, Сафия перевесилась через подоконник под струи дождя, не замечая ледяных капель.

От ее квартиры до Британского музея было совсем недалеко. Сафия ахнула, увидев открывшееся ее взору зрелище. Северо-восточный угол музея превратился в объятые пламенем руины. Из разбитых окон верхних этажей вырывались огненные языки и густые клубы черного дыма. Пожарные в касках тянули шланги. Струи воды били вверх. Из кузовов красных машин поднимались лестницы.

Но самым страшным была зияющая дыра на втором этаже. На улице валялись почерневшие обломки кирпичной стены и разный мусор. Судя по всему, Сафия не услышала грохот взрыва или приняла за раскат грома. Но это был не удар молнии.

Больше похоже на взрыв бомбы. Атака террористов? Неужели снова?

Сафия почувствовала, как у нее подгибаются колени. Северное крыло… Она сразу определила, что зияющая дыра ведет в последнюю галерею. Вся ее работа, плоды всей жизни, коллекция из тысяч древних экспонатов с ее родины. Это уже было слишком. Сафия не могла поверить своим глазам. Зрелище казалось нереальным, кошмарным сном, который должен был вот-вот закончиться.

Она отпрянула назад в уютное убежище своей комнаты. Отвернулась от окна, от беснующегося вдали огня. В темноте вдруг засветились стеклянные стрекозы. Сафия уставилась на них, не в силах понять, что это значит. Затем до нее дошло: снова дали свет. И в этот момент, испугав ее, на ночном столике зазвонил телефон. Оторвав голову от подушки, Билли настороженно поднял уши.

Сафия торопливо схватила трубку.

– Алло?

В ответ услышала профессионально суровый голос:

– Доктор аль-Мааз?

– Д-да?

– Говорит капитан Хоган. В музее случилось чрезвычайное происшествие.

– Происшествие?

Что бы там ни произошло, это было больше чем просто происшествие.

– Да, директор музея попросил, чтобы я пригласил вас на совещание. Вы не могли бы присоединиться к нам в течение ближайшего часа?

– Да, капитан. Я уже выхожу.

– Замечательно. Я сообщу вашу фамилию полицейскому оцеплению.

В трубке послышался щелчок. Капитан Хоган закончил разговор.

Сафия обвела взглядом спальню. Билли раздраженно колотил хвостом, по-кошачьи демонстрируя свое недовольство бурными событиями этой ночи.

– Я ненадолго отлучусь, – пробормотала Сафия, сама не зная, правда ли это.

За окном продолжали завывать сирены.

Паника, захлестнувшая Сафию в момент пробуждения, упорно не желала отступать. Весь ее мир, надежность ее положения в степенных стенах Британского музея пошатнулись до основания.

Четыре года назад Сафия бежала из мира, где женщины привязывали к груди самодельные бомбы. Она бежала в безопасность и упорядоченность жизни ученого, променяв экспедиции и раскопки на кабинетную тишину, кирки и лопаты – на компьютеры и толстые фолианты. Сафия создала в музее маленькую нишу, в которой чувствовала себя безопасно, которая стала ей домом.

И все же беда отыскала ее.

У Сафии задрожали руки. Пришлось сцепить их, чтобы побороть новый приступ паники. Больше всего на свете ей сейчас хотелось заползти обратно в кровать и с головой укрыться одеялом.

Билли внимательно смотрел на хозяйку; у него в глазах отражался свет лампы.

– Со мной все хорошо, – тихо промолвила Сафия, обращаясь не столько к коту, сколько к себе самой. – Все будет в порядке.

Однако эти слова не убедили ни ее, ни Билли.

2 часа 13 минут по Гринвичу

(21 час 13 минут по восточному поясному времени)

Форт-Мид, штат Мэриленд

Томас Харди терпеть не мог, когда его отвлекали от решения кроссворда. Это был ритуал воскресного вечера, включавший также стаканчик виски сорокалетней выдержки и отличную сигару. В камине потрескивал огонь.

Удобно устроившись в высоком кожаном кресле, Томас трудился над кроссвордом, крутя в пальцах дорогую шариковую ручку. Наморщив лоб, он угадывал, каким словом из пяти букв можно выразить понятие «высшая цель». Пока Харди ломал голову, зазвонил телефон. Вздохнув, Томас сдвинул очки с кончика носа на лоб. Вероятно, это его дочери звонит одна из подруг, чтобы обсудить, как прошли выходные с очередным кавалером.

Однако, перегнувшись через стол к пульту, Харди обнаружил, что мигает индикатор пятой линии, его личного канала связи, известного лишь троим: президенту, председателю Объединенного комитета начальников штабов и его собственному помощнику в руководстве Агентства национальной безопасности.

Положив газету на колени, Харди ткнул красную кнопку пятой линии. Этим простым движением он запустил сложный математический алгоритм шифрования, надежно защищающий переговоры от прослушивания, и только после этого снял трубку.

– Говорит Харди.

– Добрый вечер, господин директор.

Встревоженный, Харди уселся прямее. Он не узнал звонившего, хотя голоса тех, кому был известен номер его личного телефона, он знал так же хорошо, как голоса своих близких.

– Кто это?

– Тони Ректор. Прошу прощения за то, что беспокою вас в столь поздний час.

Томас мысленно порылся в справочнике. Вице-адмирал Энтони Ректор. Фамилия прочно связана с аббревиатурой из семи букв: УППОНИР. Управление перспективного планирования оборонных научно-исследовательских работ. Девиз УППОНИР: «Будь первым». Когда речь идет о новейших вооружениях, Соединенные Штаты Америки не могут позволить себе быть на втором месте. Ни за что.

Предчувствие беды нарастало.

– Чем я могу вам помочь, адмирал?

– В Британском музее в Лондоне произошел взрыв.

Далее Ректор в мельчайших подробностях описал случившееся. Харди взглянул на часы. С момента взрыва не прошло и сорока пяти минут. На него произвело впечатление то, как много информации успела собрать служба Ректора в такой короткий срок.

Как только адмирал закончил, Томас задал наиболее очевидный вопрос:

– И почему этот взрыв заинтересовал УППОНИР?

Ректор объяснил, и Томасу показалось, что в комнате стало на десять градусов холоднее.

– Вы уверены?

– Бригада моих людей уже на месте, чтобы заняться этим вопросом. Но мне понадобится помощь британской контрразведки. Или еще лучше…

Альтернатива повисла в воздухе, невысказанная вслух даже по секретной линии связи. Томасу стал понятен этот таинственный звонок. Британская служба внутренней безопасности являлась эквивалентом его собственного ведомства. Ректор хотел, чтобы АНБ «поставило дымовую завесу», дав возможность команде УППОНИР незамеченной поработать на месте и исчезнуть, прежде чем в происшедшем разберется кто-нибудь еще. В том числе и британская контрразведка.

– Понимаю, – наконец ответил Харди, подумав, что с такой миссией справиться будет непросто. – Ваши люди готовы?

– Будут готовы к утру.

Поскольку дальнейших разъяснений не последовало, Томас понял, кому придется заниматься этим, и в задумчивости выводил на газетном поле греческую букву, которой в математике обозначают сумму.

– Я расчищу для них дорогу, – сказал он в трубку.

– Отлично.

Связь окончилась. Харди положил трубку на рычажки, уже ломая голову над тем, что предстоит сделать. Работать придется очень быстро. Он перевел взгляд на пять клеточек в кроссворде, куда следовало вписать слово, означающее понятие «высшая цель». Удивительное совпадение[1]1
  Имеется в виду игра слов: английское sum кроме своего основного значения «сумма» имеет также значение «высшая цель», а начертание греческой буквы «сигма» в высшей математике обозначает сумму выкладок в уравнениях. (Здесь и далее примечания переводчика.)


[Закрыть].

Взяв ручку, Харди аккуратно вписал в кроссворд прописными буквами слово «СИГМА».

2 часа 22 минуты по Гринвичу

Лондон, Англия

Сафия остановилась перед желто-черным ограждением. Борясь с тревогой и холодом, она обхватила себя руками. Воздух был пропитан дымом. Стоявший за ограждением полицейский раскрыл пропуск Сафии в музей и внимательно рассматривал ее фотографию. Она понимала, что ему будет нелегко найти сходство. На фотографии молодой полицейский видел сосредоточенную тридцатилетнюю женщину: лицо цвета кофе с молоком, иссиня-черные волосы аккуратно зачесаны назад, зеленые глаза за слегка затемненными стеклами очков. А сейчас перед ним стояла промокшая насквозь женщина с распущенными спутанными волосами, которые длинными мокрыми прядями облепили лицо. Ее недоуменный и растерянный взгляд был устремлен вдаль, за ограждение, где деловито сновали сотрудники чрезвычайных служб.

Вдоль ограждения толпились журналисты-хроникеры, сверкающие фотовспышками, стояли фургоны бригад телевизионных выпусков новостей. Сафия заметила среди пожарных и полицейских машин два армейских грузовика, в кузовах которых сидели вооруженные автоматическими винтовками солдаты.

В толпе переговаривались о том, что нельзя исключать версию террористического акта. Сафия услышала об этом от журналиста, мимо которого протискивалась к ограждению. В ней сразу распознали арабскую женщину, и многие подозрительно таращились на нее. Сафия действительно знала о терроризме из первых рук, однако не в том смысле, в каком думали все эти люди. Впрочем, возможно, она тоже ошибается. Может быть, у нее разновидность мании преследования, которая называется гипертрофированным чувством тревоги и возникает обычно после приступа паники.

Сквозь толпу Сафия пробралась с трудом. Все это время она старалась глубоко дышать, сосредоточив все мысли на том, что ждало ее впереди. Она очень жалела, что не захватила зонт, потому что выскочила из дома сразу же после звонка капитана Хогана, успев лишь натянуть свободные штаны цвета хаки и белую в цветочек блузку. Поверх она накинула плащ, но в спешке оставила зонт у вешалки рядом с дверью. Лишь спустившись вниз и выбежав под дождь, Сафия вспомнила о нем. Но возвращаться на четвертый этаж не стала.

Она должна знать, что произошло в музее. Последние десять лет Сафия посвятила созданию этой коллекции и вот уже четыре года возглавляла исследовательские программы музея. Какая часть ее работ уничтожена? Что еще можно спасти?

Морось усилилась до проливного дождя, пока Сафия добиралась до пропускного пункта в полицейском ограждении. Она промокла до нитки. Ежась от холода, Сафия ждала, когда полицейский закончит проверять ее документы.

– Можете проходить, – наконец сказал тот. – Инспектор Сэмюэлсон вас ждет.

Другой полицейский проводил Сафию до южного входа в музей. Она бросила взгляд на колоннаду портика. Здание словно излучало неприступность банковского сейфа, нечто незыблемое, в чем невозможно усомниться. До сегодняшней ночи так и было.