Электронная библиотека » Джидду Кришнамурти » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Полёт орла"


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 18:05


Автор книги: Джидду Кришнамурти


Жанр: Философия, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Джидду Кришнамурти
Полёт орла

Часть первая

СВОБОДА
Мысль, удовольствие и боль.

Для большинства из нас свобода – это идея, а не реальность. Говоря о свободе, нам хочется прежде всего внешней свободы – делать, что нам нравится, путешествовать, свободно выражать своё мнение, думать, что хотим. Внешнее проявление свободы представляется необычайно важным, особенно для стран, где правят тирания и диктатура; а в тех странах, где внешняя свобода возможна, человек стремится ко всё большему и большему удовольствию, ко всё большим и большим приобретениям.

Если мы хотим глубоко исследовать, что такое свобода, если мы хотим быть полностью и абсолютно свободными внутренне, – что затем найдёт своё выражение и в обществе, во взаимоотношениях, – тогда, мне кажется, нам следует задаться вопросом: «Может ли вообще человеческий ум, который столь сильно обусловлен, быть свободным? Не обречён ли он жить и действовать в пределах собственной обусловленности – так что свобода оказывается вовсе невозможной?» Человек обнаруживает, что ум, который пришёл к чисто словесному убеждению, будто здесь на земле нет никакой свободы, ни внутренней, ни внешней, начинает придумывать свободу в ином мире, будущее освобождение, небеса и прочее.

Отложите в сторону все теоретические, все идеологические концепции свободы, чтобы мы могли исследовать, могут ли вообще наши умы, ваши и мой, быть действительно свободными – свободными от зависимости, от страха, от беспокойства, свободными от бесчисленных проблем, как осознаваемых, так и лежащих в глубоких слоях подсознания. Может ли вообще существовать полная психологическая свобода, а значит и возможность встречи ума с тем, что не принадлежит времени и не сконструировано мыслью, но что, однако, не является бегством от подлинных реалий повседневного существования?

Пока внутренне – психологически – ум человека не будет абсолютно свободен, невозможно увидеть то, что истинно; увидеть, существует ли реальность, которая не придумана страхом и не сформирована обществом и культурой, которая не является бегством от монотонных будней, с их скукой, одиночеством, отчаянием, тревогой. Чтобы выяснить, существует ли такая свобода, необходимо осознавать свою собственную обусловленность, проблемы, монотонную поверхностность, пустоту и неудовлетворительность своей повседневной жизни и прежде всего осознавать свой страх. Человек должен осознавать себя – не интроспективно, не аналитически, но действительно осознавать себя, какой он есть, и видеть, есть ли вообще возможность полной свободы от всего, что засоряет и обременяет ум.

Для нашего с вами исследования такая свобода абсолютно необходима – и не в конце, а с самого начала. Несвободный человек не способен исследовать и познавать. Глубокое видение предполагает не только свободу, но и необходимую для наблюдения дисциплину. Свобода и дисциплина идут рука об руку – дело обстоит не так, будто человек должен быть дисциплинирован, чтобы быть свободным. Мы используем слово «дисциплина» не в общепринятом, традиционном смысле, низводящем её до приспособления и подражания, подавления и следования шаблону, но скорее в его первоначальном значении, означающем просто «учиться». Познание и свобода идут рука об руку – свобода рождает свою собственную дисциплину, не дисциплину, навязанную умом для достижения определённого результата. Эти два фактора очень важны – свобода и акт познания. Человек не может познать самого себя, если он не свободен, свободен так, что он способен наблюдать не в соответствии с каким-либо шаблоном, формулой, концепцией, но действительно наблюдать себя таким, какой он и есть. Такое наблюдение, такое восприятие, такое видение порождает свою собственную дисциплину и учение: и в них нет никакого подчинения, подражания, подавления или контроля. И в этом – необыкновенная красота.

Наши умы обусловлены, это очевидный факт; они обусловлены определённой культурой и обществом, влиянием разнообразных впечатлений, напряжениями и стрессами взаимоотношений, экономическими, климатическими факторами, уровнем образования, религиозной принадлежностью и прочим. Наши умы натренированы или принимать страх, или убегать от него, если это возможно; они никогда не оказываются способными полностью, тотально разрушить всю природу и структуру страха. Вот почему наш первый вопрос такой: «Может ли столь сильно отягощённый ум полностью решить не только проблему своей обусловленности, но и избавиться от своих страхов, если он обуславливается именно благодаря страху?»

Не ограничивайтесь одним лишь слушанием множества слов и идей, в этом в действительности вообще нет никакого смысла; но просто через акт слушания, через наблюдение за состоянием собственного ума как на уровне слов, так и на несловесном уровне выясняйте, может ли ум вообще быть свободным – не принимая страха, не убегая от него, не говоря: «Я должен развить в себе мужество, способность к сопротивлению», но действительно полностью осознавая тот страх, которым он пойман. До тех пор, пока человек не свободен от этого качества страха, он не может видеть ясно, глубоко; и очевидно, что когда есть страх, любви нет.

Итак, может ли ум действительно быть свободным от страха? Мне кажется, что для всякого сколько-нибудь серьёзного человек этот вопрос является одним из самых важных, существенных вопросов, которые должны быть заданы и разрешены. Существуют страхи физические и страхи психологические. И физические страхи боли, и психологические страхи в виде памяти о боли в прошлом и мысли о повторении этой боли в будущем; также страхи старости и смерти, страхи, связанные с физической незащищённостью и с неуверенностью в завтрашнем дне, с неспособностью добиться большого успеха и признания, с неспособностью достичь чего-либо, стать кем-то в этом довольно-таки безобразном и суровом мире; страхи перед жизненным крушением или разорением, страхи перед одиночеством, неспособностью любить или быть любимым и прочее; как сознательные страхи, так и бессознательные страхи. Может ли ум быть совершенно свободным от всего этого? Если ум говорит, что он не способен на это, значит он сам сделал себя неспособным, он внёс в себя искажение и теперь не способен на восприятие, понимание; он не способен быть совершенно безмолвным, тихим; он подобен уму, который, находясь во тьме, ищет свет и никогда не находит его, а потому придумывает «свет», заключающийся в словах, в концепциях, в теориях.

Как же уму, столь отягощённому страхом и своей обусловленностью, освободиться от всего этого? Или мы должны принять страх как неотъемлемую часть жизни? – и большинство из нас принимает его, примиряется с ним. Что же нам делать? Как мне, человеку, или вам как человеку, избавиться от этого страха? – и не от конкретного страха, но от страха в целом, от всей сущности и структуры страха?

Что такое страх? (Я предлагаю не принимать на веру то, что говорит сейчас ведущий беседу. У него нет никакой власти, авторитета, и он не учитель, не гуру; ведь если бы он был таковым, вы стали бы его последователями – но тот, кто является последователем, губит и себя, и своего учителя.) Мы пытаемся понять суть этого вопроса настолько полно, чтобы ум уже никогда более не поддавался страху, а значит внутренне, психологически, был бы свободным от любой зависимости от кого-либо другого. Красота свободы в том, что вы не оставляете за собой следа. Орёл в своём полёте не оставляет следа; учёный же след оставляет. Исследование этого вопроса о свободе требует не только научного наблюдения, но и полёта орла, не оставляющего никакого следа. Требуется и то и другое – и словесное объяснение и несловесное восприятие, так как описание всегда отличается от описываемой реальности; несомненно, объяснение всегда будет отличаться от предмета объяснения; слово никогда не совпадает с реальностью.

Если всё это ясно, мы можем двигаться дальше, чтобы самостоятельно, а не через ведущего беседу, его слова, его идеи или мысли выяснить возможность абсолютной свободы ума от страха.

Всё вышесказанное – не вступление. Если вы не услышали и не поняли сказанного, вы не сможете идти дальше.

Для исследования необходима свобода взгляда, наблюдения; необходима свобода от предубеждения, умозаключений, концепций, идеалов, предрассудков – так, чтобы вы действительно смогли сами увидеть, что такое страх. Когда вы наблюдаете очень внимательно, вблизи, интимно, есть ли тогда вообще, страх? Иначе говоря, вы можете очень, очень внимательно, очень близко наблюдать, что такое страх, в том и только том случае, если «наблюдающий» является «наблюдаемым». Мы собираемся вникнуть в это. Так что такое страх? Как страх появляется? Такие явные физические страхи, как страх перед физической опасностью, на которые имеется немедленная, непосредственная реакция, понять очень легко; нет нужды погружаться в это слишком глубоко. Нас интересуют психологические страхи: как возникают они? Каково их происхождение? – вот в чём вопрос. Существует страх перед чем-то, что произошло вчера; страх перед чем-то, что может ещё произойти сегодня или завтра. Существует и страх перед тем, что мы узнали, и страх перед неизвестным, которым является завтрашний день. Очевидно, что все эти страхи рождаются через структуру мысли, через размышление о вчерашнем или о будущем. Вы согласны? Разве не мысль порождает страх? Прошу вас, давайте достигнем в этом полной уверенности; не принимайте того, что говорится; достигайте собственной абсолютной ясности и уверенности относительно того, является ли мысль источником страха. Размышление о боли, психологически, – о боли, которую человек пережил некоторое время назад и повторения которой не хочет, возвращения которой не желает, – размышление обо всём этом порождает страх. Можем ли мы отсюда двигаться дальше? Пока мы не видим этого достаточно ясно, продвижение невозможно. Мысль, размышление о несчастном случае, о пережитом опыте, о состоянии, в котором были беспокойство или опасность, печаль или боль, всегда порождает в нас страх. И мысль, устанавливая определённый уровень психологической безопасности, не хочет, чтобы эта безопасность была поколеблена; поскольку любые беспокойства угрожают этому, реакцией на них будет страх.

Мысль ответственна за страх; и так же мысль ответственна и за удовольствие. Бывали мгновения счастья – и мысль размышляет о них, хочет их увековечить; поскольку это невозможно, возникает сопротивление, гнев, отчаяние и страх. Получается, что мысль ответственна как за страх, так и за удовольствие. Верно? Это не словесное умозаключение, не рецепт бегства от страха. Так что там, где есть удовольствие, есть и боль, и страх, увековеченные мыслью. Удовольствие и боль идут вместе, они неразделимы, – и мысль ответственна за обоих. Если бы не существовало завтрашнего дня, следующего мгновения, о котором мы могли бы думать в категориях страха или удовольствия, не существовало бы и самих этих страха и удовольствия. Можем ли мы двигаться дальше? Является ли это для вас действительностью, фактом? – не как какая-либо идея, но как то, что вы сами открыли и что поэтому реально, так что вы можете сказать: «Я выяснил, что мысль порождает и то и это, и удовольствие и страх». Вы испытали сексуальное удовлетворение, наслаждение; и позднее вы начинаете размышлять об этом, используя своё воображение, образное мышление – и само размышление об этом усиливает то наслаждение, которое теперь целиком находится в образах мысли, и если наслаждение не реанимируется, возникает страдание, беспокойство, страх, ревность, раздражительность, гнев, жестокость, зверство. И мы не говорим, что у вас не должно быть удовольствия. Блаженство – не удовольствие; экстаз – не порождение мысли, а совершенно иное. Блаженство и экстаз приходят только тогда, когда есть понимание природы мысли, порождающей как удовольствие, так и страх.

Итак, возникает вопрос – может ли мысль быть остановлена? Раз мысль порождает и страх и удовольствие – так как там, где есть удовольствие, должна быть и боль, что вполне очевидно, – то мы спрашиваем себя: может ли мышление остановиться? – но при этом остановка мышления не означает, что мы перестаём воспринимать красоту и наслаждаться ею. Всё это похоже вот на что: вы видите красоту облака или дерева и полностью, до конца, абсолютно наслаждаетесь ею; но когда мысль стремится пережить то же самое и на следующий день, то же восхищение, которое переживалось вчера при виде этого облака, или этого дерева, этого цветка, этого лица прекрасного человека, тогда она распахивает дверь перед разочарованием и болью, перед страхом и удовольствием.

Так может ли мысль прийти к своему завершению? Или это вообще неправильный вопрос? Вопрос этот неправилен, потому что мы хотим пережить экстаз, блаженство, а не удовольствие. Прекращением мышления мы надеемся встретить нечто огромное, что не будет просто продуктом удовольствия и страха. Какое же место занимает мышление в жизни? – нет: как может прекратиться мышление? Каково отношение мысли к действию и к бездействию? Каково отношение мысли к действию, если последнее необходимо? Почему в момент полного наслаждения красотой мысль всё же возникает? Ведь не возникни она в тот момент, не произошло бы и переноса её в завтрашний день. Я хочу выяснить, почему в момент полного восторга величием гор, красивым лицом и водной гладью, почему во всё это должна вторгаться мысль – почему она должна искажать всё это и заявлять: «Мне необходимо снова иметь это удовольствие завтра»? Я должен выяснить, какое место занимает мысль в самом действии, выяснить, должна ли мысль вмешиваться и тогда, когда в этом нет необходимости. Я вижу красивое дерево, без единого листа, на фоне неба; дерево необыкновенно прекрасно – это всё, этого вполне достаточно. Зачем должна вторгаться мысль и заявлять: «Мне необходимо то же самое наслаждение иметь завтра»? Я вижу, что мысль должна присутствовать в действии. Умение действовать – это и умение мыслить. Так каково же правильное отношение мысли и действия? Сейчас наши действия основаны на концепциях, на идеях. Если у меня есть идея или теория того, что должно быть сделано, то всё, что я делаю, есть приближение к этой теории, к этому идеалу. Так что существует разделение между действием и теорией, действием и идеалом, действием и тем, что «должно быть». В этом разделении есть конфликт. Любое разделение, психологическое разделение, неизбежно должно породить конфликт. И потому я спрашиваю себя: «Какова взаимосвязь мысли и действия?» Если существует разделение на действие и идею, тогда действие ущербно. Существует ли действие, в котором мысль видит что-то мгновенно и тут же действует, так, что нет идеи или идеологии, на основе которых надо ещё отдельно действовать? Существует ли действие, в котором именно видение и есть действие? – в котором само мышление и есть действие? Я вижу, что мысль рождает страх и удовольствие. Я вижу, что там, где есть удовольствие, есть и боль, – а значит имеется и сопротивление этой боли. Я вижу это очень ясно; и видение этого есть незамедлительное действие; в видение этого очевидным образом вовлечена мысль, логика, мышление; однако, видение этого мгновенно, действие мгновенно, – следовательно, есть свобода от него.

Мы понимаем друг друга? Не спешите, всё это не так просто. Пожалуйста, не говорите так легко «да». Если вы говорите «да», это предполагает, что вы уйдёте из этого зала свободными от страха. Ваше «да» – это лишь утверждение, что вы поняли словесно, интеллектуально, – но это вообще ничего не значит. Мы с вами исследуем здесь этим утром проблему страха, и когда вы уйдёте, вы должны быть полностью свободными от него. Это означает, что вы – свободный человек, другой человек, полностью трансформированный, – и не в будущем, а в настоящем; вы ясно видите, что мысль порождает и страх и удовольствие; и вы видите также, что все наши ценности основаны на страхах и удовольствиях: моральных, этических, социальных, религиозных, духовных. Если вы воспринимаете истину этого – а для этого вы должны быть необыкновенно бдительными и логичными и здравыми в наблюдении каждого движения мысли, – само это восприятие является тогда полным, целостным действием, и поэтому когда вы уйдёте, вы будете уже вполне свободными от всего этого; а в противном случае вы будете спрашивать: «Как мне освободиться от страха – завтра?»

Мысль должна участвовать в действии. Вам не обойтись без неё, если вы хотите доехать до своего дома. Вы должны подумать, чтобы сесть на нужный автобус, или поезд, чтобы добраться до работы, мысль тогда действует эффективно, объективно, безличностно, неэмоционально; такое мышление жизненно необходимо. Но вот когда мысль, используя память, тащит за собой накопленный жизненный опыт в будущее, действие является ущербным, так что в нём обязательно присутствует сопротивление – и всё, что с этим сопротивлением связано.

Теперь мы можем перейти к следующему вопросу. Сформулируем его так: «Каково происхождение мысли – и кто является мыслящим?» Очевидно, что мысль – ответ знания и жизненного опыта, хранящихся в памяти и являющихся той основой, в которой рождается ответ мысли на любой вызов, – если вас спрашивают, где вы живёте, следует немедленный ответ. Память, жизненный опыт, знания являются тем базисом, из которого возникает мысль. Поэтому мысль никогда не бывает новой; мысль – всегда стара; мысль никогда не может быть свободной, поскольку она связана с прошлым – а значит ей не под силу увидеть что-либо новое. Когда ясно понимаешь всё это, ум замолкает. Жизнь – это движение, непрерывное движение во взаимоотношениях; а мысль, пытаясь захватить это движение в терминах прошлого, в форме памяти, боится жизни.

Когда видишь всё это, когда видишь, что свобода необходима для исследования, а исследование в свою очередь предполагает дисциплину познания, а не подавление или подражание, – когда видишь, как и общество и прошлое обуславливают ум, когда видишь, что любая мысль, рождённая мозгом, стара и поэтому не способна понять ничего нового, – тогда ум становится абсолютно безмолвным без всякого контроля и насилия. Не существует никакой системы или метода, будь то японский дзен или индийская йога, которые могли бы сделать ум безмолвным. Попытка стать безмолвным через самодисциплину – одна из глупейших идей ума. Поэтому когда видишь всё это – действительно видишь как реальность, не как нечто теоретическое, – имеет место действие, идущее из этого восприятия; и само это восприятие является действием освобождения от страха. Таким образом, в случае появления любого страха происходит немедленное его восприятие и прекращение.

Что такое любовь? Для большинства из нас это удовольствие, а значит и страх. Мы называем любовью именно это. Но что такое любовь, когда имеется понимание страха и удовольствия? И «кто» собирается отвечать на этот вопрос? – ведущий беседу, священник, книга? Имеется ли какая то внешняя инстанция, которая будет нам указывать, что мы всё делаем замечательно, что можем продолжать в том же духе? Или дело обстоит так, что исследовав, пронаблюдав, рассмотрев, не аналитически, всю структуру и природу удовольствия, страха, боли, мы обнаружили, что «наблюдающий», «мыслящий» есть часть мысли. Если отсутствует мышление, нет и «мыслящего», они – неразделимы; «мыслящий» является мыслью. В наблюдении этого заложена красота и утончённость. И где сейчас тот ум, который начал исследование проблемы страха? Понимаете? Каково состояние ума теперь, когда он прошёл через всё это? Такое же, каким было до вхождения в это состояние? Ум увидел всё так близко – увидел природу того, что называют мыслью, страхом и удовольствием; ум увидел всё это – так каково теперь его фактическое состояние? Очевидно, что никто, кроме вас самих, не может ответить на это; если вы действительно вошли в это, вы видите полную трансформацию ума.

Участник беседы:[Невнятно.]

Кришнамурти: Нет ничего легче, чем задать вопрос. Вероятно, некоторые из нас думали, о чём бы спросить, – в то время, когда ведущий беседу вёл исследование. Мы больше озабочены нашим вопросом, чем слушанием. Человек должен задавать собственные вопросы, – не только здесь, но и везде. Задать правильный вопрос намного важнее, чем услышать ответ. Решение проблемы лежит в понимании самой проблемы; ответ – не вне проблемы, ответ – в самой сути проблемы. Невозможно ясно увидеть проблему, будучи озабоченным ответом, её решением. Большинство из нас спешат разрешить проблему, даже не рассматривая её, поскольку для подобного рассмотрения требуется энергия, накал, страстность, а не лень и вялость, как у большинства из нас, ожидающих, чтобы кто-то другой сделал это за нас. Нет никого, кто сможет решить хоть какую-нибудь из наших проблем – политических, религиозных или психологических. Требуется огромное количество жизненной силы, страсти, накала, чтобы посмотреть на проблему и пронаблюдать её, и тогда, – по мере того, как вы наблюдаете, – ответ станет совершенно ясным.

Это вовсе не означает, что вы не должны задавать вопросов; напротив, вы должны задавать вопросы; вам следует подвергать сомнению всё, сказанное кем-то, включая и ведущего беседу.

Участник беседы: Есть ли опасность интроспекции при рассмотрении личных проблем?

Кришнамурти: Почему в этом не должно быть опасности? Переходить улицу тоже опасно. Не хотите ли вы сказать, что мы не должны вести наблюдение из-за того, что в этом кроется некая опасность? Я помню, однажды, если позволите рассказать вам эту историю, к нам пришёл очень богатый человек и сказал: «Я человек очень, очень серьёзный, и меня интересует то, о чём вы говорите, и я хочу понять в себе то-то и то-то, – вы знаете всю ту чепуха, о которой говорят люди». Я ответил: «Хорошо, сэр, давайте вникнем в это», и состоялась беседа. Это повторялось несколько раз, а через две недели он пришёл ко мне и сказал: «У меня начались ужасные, пугающие сновидения. Мне кажется, что всё вокруг меня как бы исчезает, происходят невероятные вещи. Может быть, – продолжал он, – это результат исследования себя, я вижу, это опасное занятие». После чего он ушёл и больше никогда не появлялся.

Мы все хотим безопасности – мы все хотим надёжности в нашем мелком и маленьком мире, в мире «организованного порядка», который есть беспорядок, в мире наших частных взаимоотношений, где мы не желаем никаких изменений и никаких потрясений, взаимоотношений жены и мужа, в которых они крепко держатся друг за друга, в которых присутствуют страдание, недоверие, страх, угроза, ревность, раздражение, господство.

Существует способ наблюдения себя, в котором нет страха, нет опасности; это смотреть без самоосуждения, без самооправдания, без интерпретации или оценки – просто смотреть. Чтобы ум мог смотреть таким образом, он должен стремиться узнать через своё наблюдение, что есть в действительности. Какая опасность таится в «том, что есть»? Люди склонны к насилию; это и есть на самом деле «то, что есть»; и опасность, которую они несут в этот мир, – результат насилия, следствие страха. В чём опасность наблюдения страха и попыток полностью его искоренить? – в том, что мы сможем создать новое общество, иные ценности? Есть вечная красота в наблюдении, в видении вещей такими, какие они есть, психологически, изнутри; это вовсе не означает, что человек должен принимать вещи такими, какие они есть; это не значит, что человек отвергает «то, что есть» или хочет что-то сделать с ним; именно само восприятие «того, что есть» и приносит свою собственную перемену. Но человек должен владеть искусством такого наблюдения, и искусство «видения» не имеет ничего общего с приёмами интроспекции или психоанализа – это наблюдение без выбора.

Участник беседы: Разве не существует спонтанного страха?

Кришнамурти: Назовёте ли вы это страхом? Когда вы знаете, что огонь обжигает, когда вы видите обрыв, страх ли отбрасывает вас от опасности? Когда вы видите дикое животное, змею, и отходите – это страх? – или это разум? Такой разум может быть результатом обуславливания, воспитания, ведь вас научили бояться обрыва, и если бы вы этого не сделали, вы могли бы упасть и разбиться. Ваш разум советует вам быть осторожным; сродни ли такой разум страху? Но является ли разумом то, что разделяет нас на нации, на религиозные группы, что проводит границы между вами и мной, нами и другими? Разве это делает разум? То, что участвует в таком делении, порождает опасность, разделяет людей, приносит войну – это действует разум или это страх? Здесь это страх, не разум. Другими словами, мы разбили себя на фрагменты; одна наша часть действует, когда необходимо, разумно, как в случае с пропастью или мчащегося на нас автобуса; но мы недостаточно разумны, чтобы увидеть опасности национализма, увидеть опасности разделения между людьми. Так что одна наша часть – весьма маленькая наша часть – разумна, всё же остальное – нет. Но где есть фрагментация, должен быть и конфликт, должно быть страдание, потому что суть любого конфликта – наше внутреннее разделение, наша противоречивость. Эта противоречивость не может быть интегрирована. Идея, что мы должны интегрировать самих себя, – это одна из наших характерных причуд. Не знаю, что это на самом деле означает. Кто это, собирающийся объединить две разделённости, противоположности, сущности? Не является ли сам «объединяющий» частью этого разделения? Но когда человек видит всё это в целом, когда у него имеется восприятие этого, без какого бы то ни было выбора, – разделения нет.

Участник беседы: Имеется ли различие между правильной мыслью и правильным действием?

Кришнамурти: Когда вы используете это слово «правильный» в промежутке между мыслью и действием, это «правильное» действие является «неправильным» – не так ли? Когда вы используете слово «правильный», у вас уже есть идея о том, что является «правильным». Когда вы имеете идею «правильного», это уже «неправильно», поскольку ваше «правильное» основано на ваших предрассудках, на вашей обусловленности, на вашем страхе, на вашей культуре, на вашем обществе, на ваших личных особенностях характера, опасениях, религиозных ограничениях и прочем. У нас есть норма, шаблон, сам по себе ложный, аморальный. Общественная мораль аморальна. Согласны с этим? Если согласны, значит вы отвергли общественную мораль, подразумевающую жадность, зависть и честолюбие, национальную принадлежность, служение своему классу и всё прочее в том же роде. Но искренне ли ваше отрицание? Общественная мораль аморальна – вы действительно так считаете? – или это всего лишь слова? Сэр, быть действительно моральным, добродетельным, – одно из самого необычайного в жизни, и такая мораль не имеет ничего общего с общественной моралью и внешним поведением. Чтобы действительно быть добродетельным, необходимо быть свободным – а вы не свободны, если следуете общественной морали жадности, зависти, соревнования, поклонения успеху, – вы знаете всё то, что преподносится нам в качестве морали церковью и обществом.

Участник беседы: Мы должны просто ждать, когда произойдёт это? – или есть определённая дисциплина, которую мы можем использовать?

Кришнамурти: Нужна ли нам дисциплина для того, чтобы понять, что само наблюдение и есть действие? Нужна?

Участник беседы: Не расскажете ли вы о спокойном уме – он является результатом дисциплины? Или нет?

Кришнамурти: Сэр, взгляните: вот солдат на учебном плацу, он очень спокоен, спина прямая, ружьё держит совершенно так, как следует; его муштруют, муштруют день за днём, день за днём; какая бы то ни было свобода для него сведена к нулю. Он очень спокоен – но спокойствие ли это? Или когда ребёнок поглощён игрушкой – спокойствие ли это? Отнимите у него игрушку, и вы увидите ребёнка таким, какой он есть. Итак, может ли дисциплина (поймите это, сэр, раз и навсегда, это так просто), может ли дисциплина принести спокойствие? Она может принести скуку, состояние застоя, но может ли она принести то спокойствие, которое, будучи интенсивно действующим, не теряет своей тишины?

Участник беседы: Сэр, каких действий вы хотите от нас, от людей, в этом мире?

Кришнамурти: Довольно просто, сэр: я ничего не хочу. Это во-первых. Во-вторых – живите, живите в этом мире. Он так прекрасен! Это наш мир, наша земля, и нам жить на ней, но мы не живём; мы – ограниченные, отделённые друг от друга, озабоченные, напуганные человеческие существа, и потому мы не живём, у нас нет взаимоотношений, мы – изолированные, впадающие в отчаяние люди. Мы не знаем, что значит жить в таком экстатическом, блаженном смысле. Я говорю, что человек способен жить так только тогда, когда знает, как быть свободным от всех глупостей своей жизни. Единственная возможность быть свободным от них – сознавать свои отношения, и не только к людям, но и к идеям, к природе – ко всему. Именно в отношениях открываешь себя таким, какой ты есть, свой страх, озабоченность, отчаяние, одиночество, полное отсутствие у себя любви. Человек полон теорий, слов, знания о том, что сказано другими, но человек ничего не знает о самом себе и потому не знает, как жить.

Участник беседы: Как вы объясните различные уровни сознания в терминах, связанных с человеческим мозгом? Мозг, по-видимому, – физическое явление, тогда как ум не является физическим явлением. Кроме того, ум, по-видимому, делится на сознательную и бессознательную части. Как нам разобраться во всех этих различных идеях?

Кришнамурти: В чём различие между умом и мозгом; вы об этом спрашиваете, сэр? Действительный физический мозг, который есть результат эволюции, многих тысяч вчерашних дней, со всеми их воспоминаниями, со всем их знанием и опытом, не является ли этот мозг частью всего ума в целом? – ума, в котором имеется и сознательный уровень и подсознательный уровень. Физическое, как и нефизическое, психологическое, – разве всё это не единое целое? Разве не мы поделили это целое на сознательное и бессознательное, «мозг» и «не-мозг»? Не можем ли мы взглянуть на это целое, как на тотальность?

Так ли уж отличается бессознательное от сознательного? Не части ли всё это единого целого, которое мы сами и разделили? Отсюда возникает вопрос: как сознательному уму осознать бессознательное? Может ли реальное, ясное, несомненное, которое является работником, – тем, что работает весь день, – может ли оно наблюдать бессознательное?

Не знаю, есть ли у нас время вникнуть в это. Вы не устали? Прошу вас, господа, не сводите это к развлечению, к тому, чтобы сидеть здесь, в уютной тёплой комнате, и слушать чей-то голос. Мы имеем дело с очень серьёзными вещами, и если вы поработали, как следовало поработать, вы не могли не устать. Мозг не способен вобрать больше определенного количества, а погружение в вопрос бессознательного и сознательного требует для наблюдения острый и ясный ум. Сомнительно, чтобы после полуторачасовой беседы вы были способны на это. Так что не следует ли нам, если не возражаете, обсудить эту проблему позже?


Страницы книги >> 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации