Текст книги "Сладкая мука любви"

– Что с ней? – быстро спросил он.

– С ней все в порядке. Стрелявший промахнулся. Немая сцена на этом закончилась, ковбои зашевелились с явным облегчением. Однако ни один из них не вернулся к своему занятию. Все ждали продолжения.

– Может, кто-то что-то видел или слышал? Чужие в округе не появлялись?

Поднялся негромкий шум, напоминающий гудение пчел в улье, – ковбои переговаривались, обменивались замечаниями. Потом гул голосов сменился отрицательным покачиванием голов. Такер видел на лицах только неодобрение: стрелять в женщину! Стыд и срам!

– Это правда, ее отец застрелил Бо, но это не причина, чтобы опозорить себя, стреляя в его дочь.

– Ее здесь даже не было, когда Бо был убит, – заметил Такер.

– Верно, – согласился Лес, ероша густые и длинные черные волосы, унаследованные от индейских предков. – И потом, Эмма Маллой прехорошенькая. У кого поднимется рука выстрелить в нее?

– Я знал ее, когда она была росточком с котенка, – проворчал старик Небраски.

– Если бы мне и захотелось сделать что-нибудь с Эммой Маллой, то уж точно не пристрелить, – сказал Билл Рейберн и подмигнул Такеру.

Было ясно, что ковбои хорошо поняли цель его позднего визита, и им были вовсе не по душе подозрения, пусть даже и не высказанные.

– Что ж, я рад, что мы понимаем друг друга, – со значением произнес Такер, – но все же еще раз повторю, что враждуем мы с Уинтропом Маллоем, и только с ним. Когда его станут вешать за убийство, мы все придем посмотреть на казнь и скажем: туда ему и дорога. Но дочь его не имеет к этому никакого отношения. Ее не было в долине в день убийства Бо, и пусть каждый помнит об этом.

Ответом ему был одобрительный гул. Кивнув на прощание, Такер покинул барак и на этот раз направился на конюшню. Он надеялся, что теперь, после разговора с ковбоями, сумеет выбросить из головы события дня, но не тут-то было. По дороге к городу он продолжал размышлять и вспоминать.

Постепенно недавнее облегчение сменилось раздражением. Какого черта он так печется о безопасности Эммы Маллой? Какое ему вообще до нее дело? Пусть этот болван, ее жених, приезжает и кудахчет над ней, как курица!

Жених.

Такеру вспомнилась «парфянская стрела», выпущенная Эммой, когда они расставались. Само собой, у нее есть жених. У таких, как она, поклонников хватает, и один из них очень скоро становится женихом, самый напористый и самый богатый. Думает небось, что выиграл большой приз, и знать не знает, что сидит на крючке, как глупая рыбина, попавшаяся на приманку. Ну и ладно, кто бы он ни был, ничуть его не жалко!

Однако болван-жених скоро заявится в долину собственной персоной. Эмма наверняка будет таскать его повсюду, выставляя напоказ, а под конец заявится с ним на танцы в честь Дня независимости. То есть через две недели.

Вот и славно! Будет кому присмотреть за тем, чтобы ей не снесли ее бестолковую голову, подумал Такер нарочито грубо и выругался в полной тишине на залитой лунным светом дороге. Внезапно ему ужасно захотелось выпить – не воды, а виски в заведении «Иезавель»; он сухо сглотнул. А к виски всегда прилагалась девочка, все равно какая, они там все неплохи. Блондинки, одна к одной. На Западе любят блондинок. Брюнеток с синими глазами в заведении отродясь не бывало.

Девочки, к которым он ехал, иначе двигались, иначе смеялись, но они умели заставить его забыть долгие и одинокие ночи в доме, где боль и ненависть укоренились крепче, чем радость и веселье.

«Интересно, – вдруг подумал Такер, – удастся ли забыть и то, что самая красивая женщина в мире – мой кровный враг?» Внезапно он усомнился в этом. Что ж, кроме девочек было еще виски, и уж оно никогда не подводило.

Глава 6

Прошло несколько дней. Эмма в двуколке отправилась в город, чтобы зайти в банк и в центральный магазин, а также на почту, где, без сомнения, ожидало ее письмо от Дерека.

Однако ее ожидало и еще кое-что, а вернее, кое-кто. Оказывается, не только ей пришло в голову посетить городок в этот день. Такер Гарретсон поил лошадь перед заведением «Иезавель». Ну и вырядился же он, фыркнула Эмма, окинув взглядом черные брюки, туго обтянувшие мускулистые ноги, распахнутую на груди рубашку и синий шейный платок. То, что все это ему очень шло, было вопиюще несправедливо. К тому же он по-приятельски болтал с Мэри Лу Кент, отцу которой принадлежал магазин, куда Эмма направлялась. Просто бросалось в глаза, как откровенно Мэри Лу кокетничала с Такером, призывно поглядывая из-под возмутительно длинных ресниц и встряхивая рыжими кудрями. Пока Эмма мрачно наблюдала, девушка смело взяла своего собеседника под руку, что совсем уже не лезло ни в какие ворота!

Интересно, что за общие темы у них могут быть, ядовито спросила себя Эмма. О чем они могут так оживленно беседовать? О росте цен на корма? О новой партии ленточек для бархоток?

Сама того не замечая, она скривила рот в презрительной гримасе, внезапно вспомнив, что еще со школьных дней терпеть не могла Мэри Лу Кент.

Вот уж подлинно созданы друг для друга. Один слова доброго не стоит, и другая ему под стать! Нечего ей делать в магазине этих Кентов! В банк, потом на почту – и домой.

Девушка резко отвернулась и налетела на Мэйбл Барнз. Эмма мячиком отскочила от ее громадного бюста, уронив сумочку на тротуар.

– Боже милостивый! Дитя мое, тебе следует быть внимательнее!

– Ради Бога, простите, миссис Барнз! Я не нарочно! Вспыхнув от неловкости, Эмма поспешно подняла сумочку и поправила сбившуюся соломенную шляпку.

– Ничего страшного, дитя мое, ничего страшного, – благодушно отмахнулась Мэйбл, с улыбкой ее разглядывая.

Барнзы были владельцами «Гранд-отеля», единственной гостиницы в городе, – вообще говоря, это была единственная гостиница во всей долине, чем мистер и миссис Барнз несказанно гордились. Вместе со Сью Эллен Мэйбл принимала живое участие в устройстве местных торжеств, а значит, и праздничного вечера в День независимости. Эмма уже знала, что предстоит фейерверк.

– Напротив, я даже рада была наткнуться на тебя, Эмма. То есть, я хочу сказать, я рада, что ты наткнулась на меня, – пошутила Мэйбл и промокнула носовым платком могучую шею, поскольку июньское солнце так и палило. – Сью Эллен упоминала о твоем возвращении и много о тебе рассказывала. Как мило с твоей стороны вернуться к самому празднику! Разумеется, ты на нем будешь, не так ли, дорогая?

– Я бы ни за что на свете не пропустила такое событие, миссис Барнз, – заверила Эмма, стараясь улыбаться как можно шире и искреннее. – Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? Что-то принести? Вы только скажите, что требуется.

– Ну да, я как раз отвечаю за прохладительные напитки и десерт. Если ты добавишь к тому, что уже задумано… мм… лимонный пирог, например, будет славно. Или ванильный торт. Или… мм… – На миг выпуклые карие глаза Мэйбл затуманились, потом вдруг раскрылись еще шире. – Знаю! Коринна печет превосходное имбирное печенье. В прошлом году оно имело такой успех, что мой Джеймс три дня ни о чем другом не мог говорить. Но, возможно, лучше будет… – Она снова помедлила, крутя в руках влажный носовой платок. – Боже мой, такая ответственность! Как трудно отвечать за столь серьезные вещи! Чего стоит принять решение!

– Я вас очень хорошо понимаю, – сочувственно заметила Эмма, украдкой оглядываясь в поисках спасения. – Но я могу принести и лимонный пирог, и печенье?

– Дитя мое, что за превосходная идея! – Мэйбл просияла и стиснула ее руку. – Ах, я вижу Мэри Лу! Она приготовит пирог с ревенем. Бьюсь об заклад, Такер его обожает.

С минуту она следила за парой, полностью погруженной в беседу, и лицо ее приобрело задумчивый вид.

– Мэри Лу давно уже неровно дышит к Такеру, – сообщила она заговорщицки. – Беда в том, что не она одна. Долорес Томпсон уговорила его прийти на воскресный обед (правда, пока не ясно, в какое именно воскресенье), а Элизабет Миллер…

– Меня нимало не интересует, кто неравнодушен к Такеру Гарретсону! – решительно прервала Эмма, но это прозвучало так резко, что она тут же рассыпалась в извинениях.

– Ничего, дитя мое, я понимаю. Эта ваша давняя вражда… Удивительно, как я могла позабыть об этом. Это ты должна простить меня, Эмма. Поверь, я знаю от Сью Эллен, что дела ваши ухудшились. Наверняка тебе неприятно, когда кто-то произносит имя Гарретсонов.

– Да нет, дело совсем не в этом…. просто мне нужно в банк и… словом, мне пора.

– Конечно, конечно, мы ведь уже все обсудили. – Мэйбл похлопала ее по руке. – Увидимся на танцах. И не забудь печенье и пирог.

Эмма заспешила прочь, но миссис Барнз еще не все сказала.

– Это будет праздник так праздник, дитя мое! – продолжала она, все повышая голос по мере того, как Эмма удалялась. – Воздушные шары, фейерверк! Скрипачи, танцы. Недостатка в кавалерах не будет, можешь быть уверена! Я слыхала, что молодые люди со всей округи наносят визиты в «Эхо»! Не оставляют тебя в покое! Помяни мое слово, быть тебе королевой бала!

Движения Эммы становились все более скованными, плечи свело от напряжения, лицо и шея покраснели. Голос Мэйбл Барнз гремел на всю Мэйн-стрит, как иерихонская труба, и надо было быть совсем глухим, чтобы не расслышать каждое слово. Без сомнения, слышал ее и Такер. И очень, верно, удивился, что молодые люди наносят визиты в «Эхо», хотя дочь хозяина обручена. Должно быть, он также задался вопросом, как может женщина без пяти минут замужняя стать королевой бала.

Такер Гарретсон мог быть кем угодно и каким угодно – высокомерным, грубым, невыносимым, – но глупым он точно не был. Если разнообразные молодые люди наносят визиты в «Эхо» (а так оно и было, Мэйбл Барнз нисколько не преувеличила), это означает, что Эмма Маллой вовсе не обручена и никакого жениха у нее нет.

«Господи, угораздило же меня выдумать эту нелепицу!»

Однако Дерек ведь существует, уныло думала Эмма. И он действительно собирается жениться на ней. Она просто не ответила официальным согласием – пока.

Не ответила и не то чтобы по-настоящему собиралась. Тогда зачем же она солгала Такеру, что все решено и обговорено?

Чтобы разозлить его, чтобы оставить за собой последнее слово в тот день. Просто на случай, если ему взбрело в голову, что она мечтает о его поцелуях. Хотелось показать, что у нее в жизни есть кое-что поинтереснее, что его внимание меньше всего ее интересует.

И ведь так оно и есть, зерно? Ей на него совершенно наплевать.

Именно поэтому Эмма была в высшей степени раздосадована, когда выяснилось, что Такер покончил со своей оживленной беседой и направил стопы в сторону банка. Более того, он оказался у дверей раньше нее.

Вместо того чтобы войти, он медленно повернулся и наблюдал за приближением Эммы, насмешливо сузив глаза. Когда она подошла к двери, он попросту загородил ей дорогу.

– Это еще что за шутки? – возмутилась девушка.

– Поговорим.

– Не о чем нам с тобой разговаривать!

– Отчего же. Интересно было бы послушать, чего ради ты тогда состряпала такую нелепую ложь? – ехидно заметил Такер, делая вид, что не замечает, как Эмма непроизвольно притопывает ногой в сильнейшем раздражении.

– Не понимаю, о чем ты! Будь добр, дай мне пройти.

– Ну нет, ты очень хорошо понимаешь, о чем я, – возразил он, небрежно скрестив руки на груди. – Никакого жениха у тебя нет, Маллой. Наоборот, ты свободна – свободнее некуда, раз целыми днями развлекаешь «молодых людей со всей округи». Ну и, конечно, готовишься стать королевой бала.

– Обсуди это с Мэйбл Барнз. Это ее слова, не мои.

– Тогда почему ты не раскрыла ей глаза? Если ты обручена, то подобные слухи не украшают твое доброе имя. Или ты намеренно утаила истину, чтобы вволю подурачить бедных, ни в чем не повинных местных простаков? Сделай одолжение, пощади их, пусть топчутся на тех ранчо, где девушки и в самом деле свободны. – Он усмехнулся. – И еще один вопрос. Почему это ты облекла своим доверием именно меня?

Эмма лихорадочно подыскивала хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение, чувствуя, что щеки по-прежнему пылают. Как назло, ничего не приходило в голову. И конечно, ее растерянность не укрылась от глаз Такера Гарретсона, потому что усмешка превратилась в улыбку – ехидную, ленивую, знающую улыбку. Эмма готова была убить его на месте!

– Не знаю, почему я должна давать тебе какие бы то ни было объяснения, – наконец начала она холодным, подчеркнуто вежливым тоном, каким тетушка Лоретта распекала нерадивых слуг, – но раз уж разговор об этом зашел, то… словом, мы с моим жен… с Дереком пока официально Не обручены. Пока. Хотя это тебя совершенно не касается.

– Интересно, – заметил Такер, не обратив никакого внимания на ее неуклюжую попытку добавить колкость. – Тогда что же между вами было, если вы официально не обручены?

– А то, что Дерек сделал мне предложение! Я не ответила согласием – пока. – «Господи, чего ради я вдаюсь в эти объяснения! И перед кем!»

Похоже, у нее от жары помутился рассудок, иначе с чего бы она стала перед ним оправдываться.

– Дай же мне пройти! – повторила она раздраженно. Такер разразился обидным смехом, и она едва удержалась, чтобы не вцепиться ему в физиономию.

– После вас, мэм.

Он распахнул дверь, все еще смеясь. Эмма ринулась мимо него в прохладные недра банка. К единственному окошечку тянулась очередь. Едва различая окружающее, с пылающими от ярости и смущения щеками, девушка заняла место в самом хвосте.

– Эмма, как приятно тебя видеть! – обрадовалась ее давняя знакомая Пэтси Фезер. – Оглянувшись на играющего рядом сына, она снова перевела взгляд на Эмму: – Боже, как ты раскраснелась! Может, у тебя температура? На тебе просто лица нет. Или жара действует на сердце?

– С сердцем у меня все в порядке, – резче, чем хотела бы, откликнулась Эмма.

– Да в чем же тогда дело? – настаивала Пэтси, понижая голос.

– В неотесанных, невоспитанных типах, которым нечего делать, кроме как болтаться по городу! – Эмма, наоборот, намеренно повысила голос. – Особенно в одном из них.

Тут Пэтси увидела Такера. Тот галантно приподнял шляпу и молча занял очередь сразу за Эммой. Так же как и Билл Рейберн, Пэтси была одноклассницей Такера и Эммы, и ей сразу вспомнилась пара-тройка случаев, в особенности одна диктовка, во время которой Эмма и Такер поспорили из-за того, как пишется какое-то слово. Они препирались до изнеможения, очень забавляя этим весь класс.

– Понятно, – сказала она со вздохом. – Эта ваша вражда.

– Вражда в данном случае ни при чем! – отрезала Эмма еще громче, так что впереди стоящие, которые и без того с любопытством прислушивались, дружно оглянулись. – Точно так же я отношусь к любому, в ком нет ни на грош от джентльмена!

– Надеюсь, ко мне это не относится? – с шутливой тревогой спросил Пит Шугар, веснушчатый и крепкий ковбой с одного из окрестных ранчо, на которого Эмме случилось гневно взглянуть во время своей тирады.

Послышались смешки.

– Как ты мог подумать такое! – запротестовала девушка и одарила его сияющей улыбкой, от которой тот порозовел и расплылся в ответной улыбке.

Она ясно почувствовала, как напрягся позади нее Такер. Трудно сказать, как дальше повернулись бы события, если бы от двери не последовал резкий окрик:

– Ни с места! Это – ограбление!

Увлеченные развернувшейся сценой, посетители не обратили никакого внимания на группу из четырех субъектов мужского пола, с минуту назад появившихся в банке, и тем без помех удалось надвинуть на лица повязки, какими обычно пользовались грабители на Западе. Теперь между темной тканью и полями шляп виднелись только глаза. Оружие тоже было наготове, и не оставляло ни малейших сомнений, что окрик не был шуткой. Очередь распалась, посетители сбились в испуганную стайку.

Кассир, хилый старик Перкинс, потянулся было к кнопке под конторкой, но прогремел выстрел в воздух, и рука его замерла на полдороге. Один из грабителей, тощий и длинный, сделал угрожающий шаг вперед. Синий дымок струился из дула его револьвера.

Испуганный выстрелом, малыш Билли Фезер разразился плачем. Пэтси тотчас подхватила его на руки и прижала к груди, поглаживая дрожащей рукой.

– Тихо, милый, ради Бога, тихо! – шептала она.

– Не стреляйте!.. – обратился кассир к тощему грабителю, похожему на главаря.

– Это зависит… – хрипловато хохотнул тот, – зависит в первую очередь от того, какую скорость ты наберешь, открывая хранилище. Ну, шевели своими старыми костями!

Для верности он помахал револьвером, и Перкинс заторопился.

Все это время Эмму мучило желание выхватить свой маленький пистолет, лежащий в кармане платья. Несмотря на размер, он был таким же смертельным оружием, как и «кольт» сорок пятого калибра. Прежде она брала пистолет только на верховые прогулки, но после истории с выстрелом у кедровой рощи носила его с собой постоянно, даже выезжая в такое спокойное место, как город. Когда один из грабителей выстрелил, рука ее сама собой дернулась к карману, но рассудок взял верх. Дело было не только в количестве бандитов, но и в безоружной толпе у конторки. Риск, что кто-то из посетителей пострадает в перестрелке, был слишком велик. Судя по тому, как возбужденно поблескивали глаза над самодельными масками, грабители были готовы стрелять по малейшему поводу.

Отказавшись от намерения защищаться, девушка решила выяснить о бандитах все, что можно, и начала пристально разглядывать главаря. Его руки были смуглыми до желтизны, а сам он – жилист и тонок, как ивовый прут; пыльная одежда, без каких-либо особых примет, висела на нем мешком. Маска, закрывающая лицо, оставляла на виду только злые, бегающие глазки. Глаза у бандита были светлые, а удивительно густые и длинные ресницы – черные, как, впрочем, и небрежно схваченные сзади волосы. Он словно кипел энергией и, казалось, не мог дождаться, когда кто-нибудь даст ему повод выстрелить.

Однако посетители, совершенно парализованные страхом, застыли как группа восковых фигур в музее. Внезапно Эмма осознала, что Такер часто и шумно дышит у нее за спиной, и ей пришел на ум горячий темперамент Гарретсонов. Этот безумец наверняка что-то задумал. Он не стерпит, и из-за него всех поубивают.

– Не вздумай ничего предпринимать, – прошептала она через плечо, едва заметно повернувшись.

Но от главаря не укрылся бы и самый тихий вздох. Тотчас его злобные глаза метнулись к девушке, и дуло нацелилось ей в грудь.

– Эй ты! Молчать!

Эмма и не думала продолжать разговор, однако бандит счел недостаточным только одернуть ее и направился туда, где стояли она и Такер. Девушка заставила себя встретить взгляд светлых глаз.

– Не то чтобы мне было не по душе послушать такую милашку, но порой это только отвлекает. Мы не на гулянке здесь, а по делу.

– В таком случае займитесь им.

Главарь изумленно замигал. Он ожидал чего угодно, но только не холодной, презрительной реплики. Однако удивление длилось недолго, сменившись вспышкой злобы. Девчонка напоминала сочный персик, но держалась точь-в-точь как его старая школьная учительница, которой не раз случалось выбивать розгами пыль из его одежды.

Эмма ни на миг не отвела взгляда и заметила нехороший блеск в светлых глазах главаря. Костяшки пальцев, сжимающих оружие, побелели. Следующую реплику бандит прямо-таки пролаял, и страх холодком прошел по ее спине.

– Леди остра на язык? Может, его укоротить? Эмма хотела ответить, но горло сжалось, и не удалось произнести ни слова. Однако возмущение пересилило страх. Маллой никогда и не перед кем не пасовали! Девушка еще больше выпрямилась.

– Я только хотела сказать, чтоб вы делали поживее свое дело и уходили. Или вам нравится пугать невинных людей и детишек?

– Так ты все-таки остра на язык! Придется поучить тебя манерам…

Главарь занес руку для удара, и Эмма, не дрогнув, приготовилась встретить его. Однако в следующий миг широкая спина Такера заслонила ее от бандита.

– Я бы не советовал, – сказал он спокойно, но так твердо, что занесенная рука опустилась.

Главарю потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что вместо слабой женщины он вдруг оказался лицом к лицу с рослым мужчиной, явно не робкого десятка.

– Не было никакой необходимости бросаться на мою защиту, – сказала Эмма, слегка задыхаясь. – Я вполне могу сама за себя постоять.

– Скорее полежать после хорошего удара, – тотчас отпарировал Такер, не потрудившись повернуться, так как ни на миг не спускал взгляда с главаря.

Другой грабитель размахивал «кольтом» из глубины магазина и выкрикивал угрозы, но это не могло положить конец яростному поединку взглядов, который главарь явно проигрывал.

– Так вот, на твоем месте… – Такер помедлил и продолжал, – я бы и впрямь занялся делом. Шериф может оказаться здесь раньше, чем вы закончите.

На лице грабителя появилось нерешительное выражение, глаза снова забегали, но он, казалось, тут же взял себя в руки.

– Что, черт возьми, там происходит? – рявкнул он в сторону остальных, не решаясь повернуться к Такеру спиной. – Заберете вы когда-нибудь эти чертовы деньги или нет?

– Уже забрали, – буркнул его дружок, поворачиваясь от окошечка кассы и шевеля кустистыми черными бровями, которые, без сомнения, можно было назвать особой приметой.

В левой руке он сжимал туго набитый мешок, в правой держал револьвер, продолжая на всякий случай целиться в старого Перкинса. На этом все и кончилось бы, к большому облегчению как посетителей банка, так и самих грабителей, если бы внезапно дверь на улицу не отворилась и через порог не ступила жена кузнеца Гарриэт Таннер, ведя за руки двух внучек в одинаковых ситцевых платьицах и с одинаково торчащими косичками.

– Господи Боже, что здесь… – начала она испуганно, но тут один из бандитов поймал ее за подол платья и втянул внутрь, толкнув к остальным, а сам принялся шаг за шагом отступать к двери. Миссис Таннер влетела в толпу, девочки хором заплакали. Сынок Пэтси, которого только удалось успокоить, тотчас снова раскричался у нее на руках. Весь этот переполох окончательно вывел главаря из себя.

– Да заткни ты наконец своего щенка! – заорал он и щелкнул курком, целясь в мать и ребенка.

Тут уж Эмма не выдержала. Страх за подругу и яростный гнев на бандитов полностью затуманили рассудок. Каким-то чудом оттолкнув Такера, она кинулась на главаря и, как кошка, вцепилась ему в спину. В результате оба повалились на пол. Девушка кусалась, царапалась и лягалась, и некоторое время ошеломленный бандит попросту отмахивался от нее, затем нанес ей сокрушительный удар по лицу, еще и еще. Боль взорвалась в голове, как снаряд, и тьма стремительно заволокла сознание Эммы.

В какой-то момент придя в себя, она, с трудом повернув голову, увидела, что Такер сидит рядом – верхом на распростертом главаре, – и кулаки его ритмично вздымаются и опускаются, а лицо искажено бешеной яростью.

Вокруг сновали люди, слышались вопли и выстрелы. Эмма снова потеряла сознание.

Неизвестно, сколько длилось беспамятство. Может быть, четверть часа, а может, мгновение. Вокруг все еще стоял шум, странным образом затихая по мере того, как стихал неприятный гул у Эммы в голове. Однако пульсирующая боль в висках осталась, и сесть удалось лишь с трудом. Девушка осторожно повела головой, оглядываясь. Пэтси и Пит Шугар поспешно подхватили ее под руки, помогая подняться.

– Чем… чем все кончилось?

– Двоим удалось уйти, – недовольно сообщил Пит, поддерживая ее за талию. – Жаль! Бровастого Такер застрелил, а я вот промазал в того, что ошивался сзади. При первом же выстреле народ кинулся во все стороны, и в этой суматохе они с главарем ускользнули, чтоб им пусто было! Они и денежки успели прихватить.

Взгляд Эммы наткнулся на окровавленное тело в самом центре зала, но Пэтси с возгласом: «Не смотри на этот ужас!» – за плечи повернула ее к выходу.

– Это зрелище не для женщин! Пойдем-ка лучше подышим свежим воздухом.

Только тут девушка сообразила, что, кроме них и старого Перкинса, полулежавшего на конторке на грани обморока, в банке никого не осталось.

– Гарриэт забрала Билли вместе с девочками, – объяснила Пэтси, поймав ее ищущий взгляд. – Негоже ребенку видеть трупы, да еще все в крови. А я осталась с тобой. Дорогая, то, что ты сделала… Словом, это был храбрый поступок.

– Я тоже так считаю, – поддержал Пит.

– А я нет! Это был идиотский поступок! – В дверях, опираясь плечом о притолоку, стоял Такер.

Все молча уставились на него, но он смотрел только на Эмму, едва державшуюся на ногах, с громадным набухающим синяком на скуле.

– За теми, что ушли, уже пустились в погоню, – объяснил он. – Шерифа Гилла, как назло, в городе нет: они с женой навещают внуков. Но его помощник Клем собрал группу добровольцев. Они поскакали на север – туда вроде бы направилась парочка. – Тут он снова окинул Эмму холодным, осуждающим взглядом. – По-моему, ты делаешь все, чтобы поскорее перейти в лучший мир.

– Такер, это несправедливо! – возразила Пэтси. – Сейчас не время для сведения старых счетов. Если бы не Эмма, кто знает, что сталось бы с Билли. Я содрогаюсь, когда подумаю…

– А ты поменьше думай, – перебил он. – Займись лучше своим ребенком.

Если бы Такера в этот момент спросили, почему он так незаслуженно груб, он вряд ли сумел бы объяснить. Может быть, виной тому был безобразный синяк, набухающий на скуле Эммы Маллой, и ее смертельная бледность.

– Сегодня ты чуть было не оказалась там, куда так рвешься, – процедил он сквозь зубы.

– По-твоему, надо было ждать, пока эта тварь убьет ребенка? – Эмма вдруг пошатнулась.

Такер успел поддержать ее, прежде чем она осела на землю.

– От… отпусти…

– Позаботься о ней, – обратился он к Питу Шугару, слегка подталкивая Эмму в его сторону. – Хотя у нее вместо мозгов одни кости, можно разбить и кости, свалившись головой на камень.

– Все… в порядке… со мной… – упорствовала Эмма.

– Оно и видно. И даже слышно. Пит, отвези-ка ее домой!

– Со мной все…

– Но, Эмма, ты очень плохо выглядишь!.. – робко вмешался веснушчатый здоровяк, смутился и покраснел. – То есть выглядишь ты просто потрясающе… как всегда… но этот ужасный синяк… и потом тебя шатает. Может, я все-таки отвезу тебя?

– Я… сама, – твердо ответила девушка, гигантским усилием воли подавляя приступ дурноты.

– Упрямая ослица! – бросил Такер, повернулся и вышел из банка.

Но Эмма просто не могла позволить себе расслабиться и поддаться тошноте и головокружению. Сегодня Такер уже высмеял ее, нельзя было допустить, чтобы это случилось снова. Лучше быть в его глазах упрямой ослицей, чем кисейной барышней.

Именно поэтому Эмма снова ответила отказом на предложение Пита отвезти ее домой. День должен идти своим чередом, как будто ничего не случилось, чтобы попусту не тревожить отца. Разумеется, ограбление банка не останется для него тайной, но ему совсем не обязательно знать, какой опасности подвергалась его дочь.

Девушка отважно попыталась выполнить все намеченные дела. Какое-то время ей удавалось игнорировать головокружение, а также отвратительную боль в висках. Сделав покупки, она забрала на почте письмо от Дерека, но поняла, что не в силах даже распечатать его. Ладно, с тем же успехом можно прочесть письмо и дома. Надежда на то, что постепенно ужасная дурнота пройдет, не оправдалась, и час спустя девушка чувствовала себя еще хуже. Она мечтала лишь о том, чтобы рухнуть на кровать и забыться.

Однако у самой двуколки ее остановил Док Карсон, которому хотелось с кем-нибудь поделиться своим возмущением по поводу дерзкого ограбления. Он посочувствовал Эмме и добавил, что помощник шерифа захочет взять у нее показания.

– Не только у тебя, конечно. Он опросит каждого, кто в это время находился в банке. Правда, словесный портрет уже составлен, но может выплыть что-то новое, что ускользнуло от остальных.

В этот момент Эмма снова пошатнулась. Доктор нахмурил седые брови и покачал головой.

– Каков негодяй! Прости мою прямоту, дорогая, но вид у тебя… краше в гроб кладут. Давай-ка зайдем ко мне в кабинет, я сделаю примочку на этот кровоподтек и накапаю тебе успокоительного. Очень советую, иначе щека у тебя распухнет, а глаз заплывет.

– Нет-нет, это совершенно излишне! Дома мне сделает примочку Коринна.

– Я бы на твоем месте не отказывался, – уговаривал доктор, с тревогой глядя на ее бледное, осунувшееся лицо. – Впрочем, ты уже взрослая и знаешь, что делаешь. Только обещай мне дома сразу лечь и как следует отдохнуть. Что ж, до завтра.

– До завтра, Док. Я непременно зайду к помощнику шерифа Клему и отвечу на все его вопросы. И можете не сомневаться, я лягу отдохнуть сразу, как только окажусь дома.

Каким-то чудом Эмме удалось улыбнуться доктору.

– Вот и хорошо, – с сомнением сказал тот. – Страшно жаль, что все так обернулось, и притом незадолго до Дня независимости. Мне все-таки не нравится эта твоя бледность и…

– Все будет в полном порядке, – заверила Эмма. Она позволила доктору уложить ее свертки в двуколку, без проблем уселась в нее и хлестнула лошадей. Когда маленький экипаж катился по Мэйн-стрит, девушка думала о том, что никогда еще солнце не палило так яростно.

Ну почему каждый норовит предложить ей помощь, словно она не в состоянии сама о себе позаботиться? Все дело в этом ограблении… но ведь оно в прошлом. Оно в прошлом, и она чувствует себя хорошо… просто прекрасно… насколько это возможно при такой ломоте в висках и боли в скуле… Но это еще не значит, что она потеряет сознание прямо на ходу…

Девушка вдруг осознала, что именно это вот-вот и случится. Она уже находилась в полумиле от города, на открытом участке дороги. Солнце палило, словно задалось целью испепелить весь мир, глаза резало от бликов отраженного света, горло было сухим и шершавым, как грубый войлок. Дурнота набегала волнами, и наконец очередная пришла с такой силой, что Эмма со стоном рванула поводья, заставив двуколку вильнуть. Лошадь остановилась. Закрыв лицо руками, девушка сделала еще одну попытку отдалить обморок усилием воли.

– Этому не бывать, этому не бывать, этому не бывать… – бормотала она, едва слыша собственный голос, в то время как огненный жар надвигался со всех сторон, собираясь ее поглотить.

– Я так и знал, что она хлопнется в обморок, – послышалось рядом, и она узнала голос, но не сразу смогла вспомнить, кому он принадлежит.

А когда вспомнила, ей уже было все равно. Безразличная ко всему, даже к унижению, Эмма провалилась во тьму беспамятства.