Текст книги "Чаша роз (сборник)"

Глава 4

Она ожидала, что ее станут преследовать. Впрочем, Глэдис могла легко убежать от такой старой женщины, если только сестра Уэнна не превратится в ворона. Оглянувшись, Глэдис никого не увидела, но она не могла бегать по Роузуэллу, не вызывая вопросов, поэтому заставила себя неторопливо идти, словно по поручению.

Куда ей пойти, чтобы подумать, решить?

То, что предлагает сестра Уэнна, грех, но принц Эсташ действительно отвратительный человек. Разве сестра Элизабет не говорила, что бароны оставили короля, потому что им невыносима мысль о таком человеке, как Эсташ, на троне? Против своей воли она взглянула на вершину холма, который сейчас словно горел огнем. Это просто закат, но была такая пламенная сила в словах сестры Уэнны.

Что, если она, сестра Глэдис, имеет особое призвание? Что, если холм так долго владеет ее мыслями не просто так? Что, если она может принести мир, драгоценный мир на свою землю? Что, если ценой ее неудачи будет Эсташ Булонский на английском троне, сеющий зло здесь и гораздо дальше? По всему миру?

Еще одна мысль закралась ей в голову. Убежала бы она в ужасе, если бы защитником оказался ее рыцарь?

Это отвратительное состояние ума, хотя, возможно, честное.

У Глэдис было такое чувство, будто она уже замужем за своим рыцарем и от нее потребовали разделить ложе с другим. Когда она подумала о такой близости с ним, никакая сила не могла сдержать быстрого стука ее сердца, удержать от желания столь сильного, что ей не нужен был священный призыв к греху, совсем наоборот.

Грешная, грешная, грешная!

Глэдис помчалась к церкви.

Церковь в Роузуэлле была маленькая, но чудесная, построенная из камня четыреста лет назад. Внутри стены были побелены и расписаны розовыми розами, через маленькие окна в боковой стене лился свет и раздавалось птичье пение. Простой деревянный крест на напрестольной пелене темнел на фоне дорогого стеклянного окна, переливавшегося от кремового до янтарного цвета. Оно выходило на запад, так что заходящее солнце добавляло огня квадратикам стекла, золотило светлые стены и белизну алтарного покрова. Даже запахи здесь успокаивали – дерево, шерсть, воск и ладан.

Глэдис вернулась к своему любимому занятию – пошла по лабиринту, нарисованному на каменном полу. Движение по замысловатым дорожкам, которые снова и снова поворачивали, позволяя не выбирать, но только следовать по ним, всегда успокаивало ее ум и позволяло литься ее молитвам. Она вошла в лабиринт и мгновенно почувствовала успокоение. Церковь – это безмятежная обитель, лабиринт – это тропа к Господу. Он направит ее.

– Пошли мир на эту землю, – шептала она. – Но мир, который воцарится без моего участия.

Все в словах сестры Уэнны пугало ее, но потеря рыцаря…

– Избави меня от искушения. Дай мне знак, Господи. Укажи мне святой путь.

Ничего не произошло. Конечно. Она на минуту возомнила, что она особое орудие Бога? Слишком скоро она вернулась к входу, лабиринт пройден, но ее молитвы остались без ответа. Она повернулась к кресту и произнесла трудные слова:

– Да будет воля Твоя.

Золотая вспышка испугала Глэдис. Она заморгала. Должно быть, солнце высветило что-то на алтаре. Но что?

Ах, ничего чудесного! Просто чаша. Этот дорогой серебряный сосуд, столь же старый, как сама церковь, выносили только на литургии. Конечно, никто в Роузуэлле чашу не украдет, но между литургиями ее запирали в специальном сундуке.

Чаша все время была здесь?

Она просто не заметила?

Возможно, сестра Томасина, прислуживающая в ризнице, вошла, пока она молилась. Неожиданно прибыл священник? Будет служба? Это благословенная возможность изгнать всех бесов.

Однако Глэдис была одна.

Она повернулась к маленькой боковой двери, намереваясь найти сестру Томасину, но казалось неправильным оставлять чашу без защиты.

– Сестра Томасина! – позвала Глэдис.

Никакого ответа.

Хорошо. Она отнесет чашу в ризницу. Если сестра Томасина там, она рассердится, но негоже оставлять чашу. Глэдис поднялась по трем низким ступенькам к алтарю, потянулась к чаше… но быстро отдернула руку.

В чаше была кровь! Маленькая лужица крови.

Потрясенная, она снова подалась вперед и увидела, что это не кровь – конечно, нет! – а лепесток кроваво-красной розы.

Кроваво-красной розы?

– Что ты делаешь?!

Пронзительный голос заставил Глэдис отскочить. Повернувшись, она увидела сестру Томасину.

– Ничего, сестра! Я просто задумалась, почему чаша здесь. Не следует ли мне…

– Не следует! – отрезала та, схватив сосуд и прижимая его к своей пышной груди. Сестра Томасина была кругла телом, но резка нравом. – Возвращайся в свою пивоварню, сестра Глэдис.

Глэдис возмутил этот тон, но она поклонилась и вышла, трясясь.

Она ненавидела гнев, и в Роузуэлле он был редок. Глэдис тут же сообразила, что сестра Томасина забыла убрать чашу и боялась, что ее грех выйдет наружу.

Сама она была потрясена другими вещами.

Когда сестра Томасина прижимала чашу к груди, чаша была пуста. Лепестка не было ни внутри, ни на полу, куда он мог упасть. Конечно, он мог улететь, ведь он такой легкий. Но разве она бы не заметила?

Но главное, что встревожило ее до появления сестры Томасины, – это то, что такие лепестки невозможны. Малочисленные розы цветут в конце августа, но Глэдис никогда не видела кроваво-красных роз. Роузуэлл славился своими розами, но они были почти белые, кремовые или бледно-розовые. Две, которые цвели густо-розовыми цветами, считались почти чудом.

Глэдис остановилась, переводя дыхание.

Она просила о знаке. Он был ей дан? Во время литургии вино в чаше становилось кровью Христовой.

Нет-нет, она не хотела быть участницей чудес. Они всегда заканчиваются мученической смертью.

Была здесь одна роза, которая цвела летом и даже осенью. Ее прислал в Роузуэлл крестоносец и, возможно, из самой Святой земли. Глэдис помнила, что у нее ярко-розовые цветы, но поспешила в сад, надеясь, что ошибается. Она надеялась, что роза цветет в это время года и лепестки у нее кроваво-красные. Увидев розу, она вздохнула. На кусте было несколько цветов, в закатных лучах солнца они были глубокого розового цвета, но не кровавыми.

Глэдис выпрямилась и оглядывала сад в поисках какой-то новой розы, какой-то скрытой неожиданности, но, конечно, ничего такого не было.

Так откуда этот лепесток?

И куда он делся?

Он появился в чаше, которую использовали на литургии, символизировавшей Тайную вечерю. Это навело Глэдис на мысли о чаше, которую, по легенде, Иосиф Аримафейский привез в Гластонбери, к тому древнему сосуду, который сестра Уэнна назвала непонятным словом «гааларл».

Глэдис тряхнула головой, стараясь отделаться от этой чепухи, но мысли застряли занозой. Слишком много странностей произошло за короткое время.

Потом что-то огромное просвистело у нее над головой. Глэдис, присев, вскрикнула и отшатнулась. Подняв глаза, она увидела у куста дамасской розы большую черную птицу.

Ворон.

Ворон!

Глэдис никогда его прежде не видела, это лесные птицы с севера, но таким должен быть ворон. Он был больше вороны, размером почти с гуся, но стройнее, с блестящим черным оперением. Наклонив голову, ворон уставился на нее золотистым глазом.

Вороны слыли предвестниками беды, и этот весьма соответствует молве.

Глэдис осторожно отступила назад.

– Святый Боже, я не хочу идти туда, куда может привести такая птица.

Ворон каркнул. Звук был похож на презрительный смешок.

Ворон поднялся, мощно взмахнув крыльями, но не улетел. Он уселся на жердочку перголы.

– Карр! Карр!

Глэдис перекрестилась.

Птица перелетела на соседний кол.

Нет, копье. Простое, деревянное, но заостренное.

Копье?!

Глэдис заморгала. И снова перед ее глазами был простой грубый кол. Конечно, это всего лишь игра света и ее растревоженных эмоций. В любой момент зазвонит колокол на вечернюю молитву. Даст Бог, эта зловещая птица улетит отсюда. Глэдис сделала еще шаг к выходу, боясь повернуться спиной к наводящему страх ворону.

Он перелетел на новое место – на меч, воткнутый в землю.

Меч?!

Нет-нет, это лопата!

Потом Глэдис увидела своего рыцаря. Одетый в длинную кольчугу, он смотрел на нее.

Нет! Это всего лишь сухой ствол дерева, опутанный колючими стеблями вьющихся роз. Она повернулась, чтобы убежать, но увидела золотистое пятно. Нет, это куртинка ноготков. Снова копье. Золотая чаша, украшенная драгоценными камнями, которые сиянием соперничали с солнечный светом, из нее сыплются розы. Кроваво-красные розы.

Глэдис заставила себя остановиться и закрыла глаза руками. Когда она медленно опустила ладони, глаза ее не заметили ничего необычного, птицы не было. Очередная греза, но при свете дня?

Потом она увидела другую темную тень. Это была сестра Уэнна, смотревшая на нее как ворон.

– Ты уже готова уйти? – прокаркала старуха.

У Глэдис горло перехватило, она не могла ответить, но сумела покачать головой. К счастью, зазвонил колокол. Она поспешила к церкви, далеко обходя старую монахиню. Сестра Уэнна и все остальное – это только видение. Так и не иначе. Глэдис не хотела никаких воронов, крови, мечей и копий.

Когда она присоединилась к процессии, сестра Элизабет, проходя мимо, вопросительно подняла брови и многозначительно указала взглядом на ее одежду. Оглядев себя, Глэдис увидела, что все еще в фартуке. Сняв его, Глэдис кое-как свернула его, чтобы потом сунуть в уголок. В церкви она погрузилась в привычные молитвы, как могла бы погрузиться в лохань с водой, после того как упала в грязный пруд.

Но сводящие с ума идеи было не смыть. Сестра Томасина бросила на нее злобный взгляд, значит, инцидент с чашей не был грезой. Впервые Глэдис оглянулась, чтобы увидеть, здесь ли сестра Уэнна, молится она или нет.

Она была здесь, на стульях, предназначенных для старых монахинь, и выделялась своими черными одеждами. Глэдис заметила среди сестер еще одну монахиню в черном, помоложе, должно быть, она сопровождала сестру Уэнну.

Значит, она реальная и что-то повело эту старую согбенную женщину в путь. Если она сказала правду, ее вынудил отправиться в дорогу факт, что злой человек завладел страшной силой, и Глэдис может противостоять этому.

Молитвы подошли к концу, а Глэдис так и не нашла ответа на свои вопросы. Сестры выстроились, чтобы отправиться в трапезную, но когда последние покидали церковь, большая черная птица низко кружила над их головами. Все прикрывались руками и приседали, кто-то вскрикивал, некоторые бросились назад в церковь.

Значит, и ворон не был грезой.

Глэдис приняла то, что она призвана свыше, и пока она не подчинится, ей и всем остальным будут докучать разные неприятности. Возможно, как и казни египетские в Библии, эти неприятности будут одна другой страшнее, и могут погибнуть ни в чем не повинные люди, пока она не согласится.

Птица уселась на перекладину креста на крыше церкви и хрипло каркала. Сестры, стоявшие поодаль, указывали на нее и переговаривались.

Глэдис подошла к сестре Уэнне, которую все это не тревожило и не удивляло.

– Что я должна делать?

– Следовать за вороном.

– Эта птица предвещает беду.

– Только некоторым. Остальные считают его посланником царства небесного.

– Того, куда Иосиф Аримафейский отправил Святую чашу? – Глэдис хотелось сказать это язвительно, но не получилось.

Сестра Уэнна кивнула.

– Царство небесное? Но это означает смерть.

– Сердце любого доброго христианина возрадовалось бы переходу в жизнь вечную, но Сибилла де Фонтмари прожила шестьдесят два года и родила пятерых детей. Увы, не семерых, но она служила другим способом. Чаша добра к тем, кто исполняет ее волю. – Сестра Уэнна что-то протянула Глэдис: – Это твое.

Это было серебряное кольцо с замысловатым узором.

– Мое?

– Да, это кольцо девы чаши. Надень его.

Помешкав, Глэдис надела кольцо на средний палец правой руки. Оно оказалось точно впору.

Словно это было сигналом, ворон вдруг устремился с креста к воротам. Это была явная команда. Обычно ворота закрывались сразу после вечернего колокола, но сейчас сестры, выполнявшие эту работу, медлили, глядя на черную птицу.

– Довольно, сестры, – хлопнув в ладоши, сказала настоятельница. – Это всего лишь птица, ужин стынет.

Перестав слоняться вокруг, сестры потянулись за настоятельницей в трапезную. Остались только Глэдис, сестра Уэнна и две монахини у ворот. Когда они торопливо стали закрывать вход, ворон с карканьем спикировал вниз.

Монахини отскочили.

– Я не могу просто выйти, – сказала Глэдис.

– Никто тебя не остановит.

Это казалось столь неправдоподобным, и Глэдис решила, что это проверка. Когда ее вернут назад и станут задавать вопросы, она поймет, что все это чепуха. Она сделала несколько шагов, потом повернулась:

– Мне нужны припасы.

– Нет, не нужны.

– Мне нужно знать…

– Тебе ничего не нужно. Иди. Доверься Господу. И ворону.

Глэдис перевела взгляд с монахини на ворона, но знала, что должна выполнить это, и это не просто долг. Она призвана.

Ноги сами понесли ее к открытым воротам. Ожидая, что ее в любой момент остановят, Глэдис миновала привратниц, которые, казалось, не видели ее, и вышла на неровную дорогу, ведущую через поля, быстро исчезавшие в меркнущем свете.

У нее не было даже фонаря. Как только она доберется до темных деревьев, она потеряет дорогу и заблудится.

Но никто не помешал ей уйти.

К тому же она в священном путешествии.

Словно подтверждая это, птица поднялась в небо и, взмахивая крыльями, повела ее вперед. За деревьями в вечернем небе на вершине холма темнел монастырь.

Дрожа от страха и волнения, Глэдис следовала за вороном в сгущающуюся темноту ночи.

Глава 5

– О, де Лаури! Герой дня! – Мощный голос перекрыл шум в палатке, где пили пиво.

Майкл повернулся от стола, за которым пил с другими молодыми рыцарями и обсуждал турнирную борьбу и Генриха Анжуйского, шансы, действия и опять же Генриха Анжуйского, завтрашнюю схватку, в которой они будут сражаться на стороне Генриха Анжуйского.

Голос принадлежал Уилли Си, пьяному и надоедливому. Длинная, заляпанная пятнами безрукавка открывала массивные руки, покрытые такими же густыми волосами, как и все его тело. За левую его руку цеплялась пышнотелая рыжеволосая особа, в правой он держал огромную пивную кружку, все расступались перед ним, а он направился прямо к Майклу. Уилли Си улыбался своей щербатой улыбкой, но был очень пьян.

Проблема. Никто из компании Майкла не был ему близким другом, так что придется рассчитывать только на свои силы. Одно из обещаний матери гласило, что его не убьют, пока он не найдет невесту. Но что ему кости не переломают, она не обещала. Он помнил, что тогда ответил: «Бессмертие – лучший довод против брака, какой я слышал», – но мать лишь улыбнулась и напомнила ему о клятве целомудрия.

Интересно, выбрал бы мужчина бессмертие, если бы должен был блюсти чистоту?

– Вот тебе подарок, – прорычал Уилли Си. У него был удивительный голос, полезный в битве, но чересчур сильный для замкнутого пространства, так что все присутствующие волей-неволей станут свидетелями сцены.

– Как это щедро, ведь ты уже отдал мне выкуп, – таким же оживленным тоном ответил Майкл.

– Превратности битвы, – сказал Уилли Си без видимой обиды. Он махнул кружкой: – Если чувствуешь свою вину, наполни это.

Возможно, все будет не так уж плохо. Майкл окликнул прислуживавшего мальчика. Когда кружка Уилли была полна до краев, он поднял свою:

– За достойного противника!

– Да будет так! – Уилли Си несколькими глотками осушил кружку, рыгнул и проревел: – Эй, мальчишка, налей-ка еще! И ему тоже!

Как только его кружка снова наполнилась, он неторопливо подвинулся ближе, таща за собой девицу, и явно пытался сосредоточить пьяный ум на своей цели.

– Подарок! – объявил он. – Вот! – Он толкнул пышнотелую особу к Майклу. – Ее зовут Лиза.

Лиза явно была шлюхой и на все готовой. Она теснее прижалась к бедрам Майкла и обняла его за шею, но он знал, что она проверяет его мужественность.

– Как мне повезло, – проворковала она. – Сначала самый сильный рыцарь, а потом самый красивый.

– Он и самый сильный, – проворчал Уилли Си. – Взял верх надо мной.

На лице девицы мелькнула тревога, и даже в неверном свете свечей Майкл заметил на ее шее старый синяк.

– Превратности битвы, – повторил Майкл слова Уилли Си, пытаясь найти выход из этой ситуации. – Но мы можем снова это проверить. – Он согнул правую руку, показывая, что имеет в виду.

После недолгого изумления Уилли Си воскликнул:

– Вот это мне по душе! Очистите стол!

Мужчины за тремя соседними столами вскочили, предлагая свой. Уилли Си движением могучей руки смахнул кружки с ближайшего. Майкл поставил свою кружку и пошел к столу, девица по-прежнему липла к нему.

Она была не в его вкусе, но сладкая и пышная. Его мужское достоинство отвердело, и ничего он так не хотел в этот момент, как использовать ее.

Майкл сел напротив Уилли и поставил локоть на стол, это дало ему возможность отделаться от прилипчивой Лизы. Она тут же прижалась к его плечу, ее распущенные волосы защекотали ему шею.

Черт! Нужно сосредоточиться. Ему нужно проиграть эту схватку, но не слишком быстро. По сравнению с поросшей темными волосами лапищей Уилли Си рука Майкла казалась слабой, но он знал, что достаточно силен. Он всегда был силен. Опять же из-за своего таинственного предназначения.

Когда они сплели руки, отыскивая лучшую опору, Майкл спросил:

– Это просто схватка, или что-то поставим на кон?

Уилли Си осклабился щербатым ртом:

– Если проиграешь, вернешь мне мой выкуп.

– А если ты проиграешь?

– Ты меня сегодня уже начисто обобрал.

– Тогда почему бы не поставить на эту девицу? Я выиграю – она моя, ты выиграешь – я возвращаю тебе подарок. – Он повернулся к Лизе: – Ты будешь горькой потерей, милая.

Девица надула губы, но у нее хватало ума понять, что любое проявление неудовольствия в общении с Уилли Си плохо отразится на деле и на ее коже.

– Сначала я получу от тебя поцелуй, – развязно сказала она. – Он, – Лиза кивнула на Уилли Си, – уже получил, и не один, так что это будет справедливо.

Не было способа этого избежать, поэтому когда она взобралась к нему на колени, обняла за шею и прижалась опытным ртом к его губам, Майкл мог лишь стараться сохранить чистоту. Это было трудно, Лиза, приоткрыв рот, мучила его своим языком. Особенно невыносимо стало, когда он вообразил, что это его невеста целует его так горячо, ее влага смешивается с его, ее язык…

Он открыл глаза, чтобы прервать наваждение, и увидел темные волосы, а не рыжие. Он схватил эти волосы у самой головы и понял, что они странно короткие. От нее даже пахло по-другому. Чистотой, без всяких духов. Если не считать того непонятного, едва уловимого аромата, что грозил его здравомыслию.

Девушка медленно отстранилась, пухлые губы были приоткрыты, глаза широко распахнуты от удивления и невинности, которую рыжеволосая шлюха давным-давно утратила.

Он грезит?

Нет, позади нее стены таверны, кольцо смеющихся мужчин и Уилли Си напротив. Их правые руки все еще сплетены. Майкл рискнул заговорить, боясь, что девушка превратится в туман.

– Отойди, милая. Не хочу, чтобы ты пострадала.

Она соскользнула с его колен и отступила назад, ее глаза, полные вопросов, были устремлены на него.

У него самого вопросов было немало.

– Будь осторожен, – сказала она нежным голосом.

Он улыбнулся с искренним восторгом. Он не понимал, куда делась шлюха и почему здесь оказалась его невеста, но она была тут, говорила с ним, беспокоилась о нем. Он держал ее, целовал… истинную даму своего сердца во всем ее совершенстве.

– Если кто-то и сомневается, скажу, что я уже выиграл. У этого парня вся сила в копье, – подмигнул Уилли Си.

Раздались раскаты хохота.

Майкл взглянул противнику в глаза и усилил хватку.

– Посмотрим.

Больше никаких мыслей о проигрыше. Он боролся за свою невесту.

Объявили начало борьбы, сцепленные руки противников склонялись на дюйм-другой то в одну, то в другую сторону.

Уилли Си, прищурившись, посмотрел на Майкла, удивляясь его решительности. Майкл улыбнулся и пригнул руку противника ниже. Но ему необходимо посмотреть, здесь ли его невеста.

Уилли Си двинул сплетенные руки в другую сторону, Майкл не сдавался. Покрывшись испариной, с исказившимся лицом, он дюйм за дюймом двигал руку противника в обратную сторону.

И услышал тихий вскрик.

Нужно оглянуться.

Она все еще была здесь, ее глаза широко распахнуты. Кто смотрит на него с такой нежностью и заботой?

Припечатав руку Майкла к столу, Уилли Си вскочил, вскинул кулаки и победно заревел. Схватив в охапку свою награду, он слился с ней в долгом поцелуе.

Отшвырнув стол, Майкл с ревом бросился на помощь.

Но в объятиях Уилли Си была пухлая рыжеволосая особа, охотно отвечавшая на его поцелуи.

Его невеста – ускользающая, невероятная – исчезла.

Отшатнувшись, Майкл тяжело осел на скамью. Он сошел с ума.

* * *

Глэдис отпрянула от этого ужасного человека.

И оказалась в другом месте.

Она не в душной, жаркой таверне, а в холодной темноте. Одна в лесу.

У нее было новое видение. На ходу! И какое! Она видела своего рыцаря, касалась его, целовала!

И что это был за поцелуй!

Она перебирала все это в уме: жар и вкус ее рыцаря, ощущение его сильного крупного тела, которое, казалось, имело особенную энергию, почти звеневшую под ее ладонями. Его чудесный запах, отчетливый даже среди зловония таверны запах эля, жаренной на костре еды, испарины…

Глэдис затаила дыхание.

Она помнила!

Детали не исчезали.

Она снова перебирала их в уме, опасаясь, что они растают, но нет. Они были на месте, столь же четкие, как память о встрече с сестрой Уэнной.

Он прервал поцелуй и велел ей отойти. Она не хотела, но подчинилась и увидела, что он участвует в странном испытании силы. Его соперник был крупнее и старше, с огромными волосатыми руками. Он походил на зверя, и когда улыбнулся, показав щербатые зубы, она узнала его – это его победил ее рыцарь на турнире.

Руки ее рыцаря сильные, но меньше, чем у противника. Она тревожилась. Но радовалась, что впервые ясно видит его.

Таверна была плохо освещена, но даже в скудном свете видны были его золотистые волнистые волосы, крепкие скулы, квадратный подбородок. Она помнила, как целовала его, держала в ладонях его лицо, чувствовала жар его рта на своих губах.

Определенно именно он ее защитник, если пришел к ней в видении, когда она отправилась на его поиски.

И все же, когда она увидела его, он развлекался с какой-то пухлой особой, чья пышная грудь едва не вываливалась из тугого корсажа. Женщина прильнула к его плечу и уткнулась ему в ухо! Потом вскарабкалась к нему на колени, поцеловала его, и он ответил. И вовсе не проявлял нежелания.

Но потом вдруг на месте девицы оказалась она, сестра Глэдис из Роузуэлла. Это ее руки обнимали его голову, ее губы, приоткрывшись, прижимались к его рту. Как это могло быть?

Это видение. В грезах все может случиться, даже невообразимый поцелуй.

Откуда она знала, как целоваться? Как она могла так наслаждаться этим? Наслаждаться жаром и вкусом, ощущением его шелковистых волос под своими пальцами, сильной головой под ее руками. Близостью тел.

Глэдис заставила себя открыть глаза, чтобы оборвать наваждение. Иметь такие видения само по себе скверно, но охотно возвращаться к ним, упиваться ими… Хотя сестра Уэнна намекала, что это ее судьба, ее долг, теперь казалось, что исполнить его нужно с ее рыцарем.

Глэдис перекрестилась и пробормотала:

– Господи, не введи меня в искушение. – Но когда добавила: – Да будет воля Твоя, – она твердо знала, что имеет в виду. – Да, пожалуйста!

Но она не исполнит свой удел и не испытает страсти, если умрет здесь, заблудившись в темном сыром лесу. Обхватив себя руками, Глэдис дрожала от холода и размышляла, как далеко могла уйти и где находится. Последнее, что она помнила, – это как вошла по дороге в лес, жалея, что у нее нет фонаря.

Сквозь черные ветки над головой она видела темное небо, ни лучика света не пробивалось вниз. Пошарив руками, Глэдис нащупала ствол дерева. Дерево было очень большое, гораздо толще, чем она могла обхватить руками. Наверное, это дуб, и очень старый. Возможно, такие древние дубы растут в лесу вокруг Роузуэлла, но ей не доводилось их видеть.

– Ворон. Ворон! – повторила она громче, ей не нужно было опасаться, что кто-то ее подслушает. Вокруг никого. Кажется, даже ворона нет.

Она начала отчаянно молиться, но внезапно другие слова вспыхнули в ее уме.

– Чаша, веди меня, – услышала она собственный голос.

И вдруг дорожка света замерцала у ее ног.

Глэдис заморгала, потом подняла глаза, отыскивая сквозь темные листья луну в небе. Но знала, что сейчас в небе только тонкий месяц, но и его не видно. К тому же это был не холодный лунный свет. Дорожка тепло светилась, словно тысячи крохотных свечей. Сестра Уэнна говорила о золотой тропе. Глэдис шагнула вперед, зная, что Божья воля ведет ее к безопасности. И – пожалуйста, Господи! – к ее рыцарю.

Но куда она придет? Земля такая неровная, что Глэдис не знала, есть ли у нее под ногами какое-то подобие дороги. Она снова неуверенно остановилась, но потом услышала властное карканье ворона. «Иди, иди, ленивица!» – казалось, говорил он.

– Хорошо, хорошо, – пробормотала она, добавив: – Да будет воля Твоя.

Через несколько минут Глэдис оказалась на полянке, перед маленьким домом, из окон которого лился свет. Она знала, что ей надо Бога благодарить, но не могла удержаться от мыслей о том, кто здесь живет, помогут ли ей, обогреют ли. Она никогда не входила в другие дома, кроме тех, что были в Роузуэлле, и уж тем более – в дома незнакомцев.

Этот дом тоже казался изолированным от мира укрытием. Она знала, что в лесах живут углежоги, добывающие древесный уголь, и лесничие. В лесах скрываются преступники, прячутся в засаде воры, нападающие на путешественников.

Что, если внутри мужчины?

Она монахиня, но убережет ли это ее?

Ее тело изболелось по теплу и отдыху, а чудесная тропинка вела прямо к двери. Глэдис, спотыкаясь, двинулась вперед и постучала.

Ответа не было.

– Благослови вас Господь. Можно войти? – позвала Глэдис.

Снова никакого ответа, но время позднее, и те, кто живет здесь, могут спать. Она перекрестилась, прочитала молитву и открыла дверь.

Дом состоял из одной комнаты, освещенной маленьким костром, который горел в центре в окружении камней. Дым ровно поднимался к дыре в крыше. Огонь давал мало света, но достаточно, чтобы разглядеть, что этот дом обитаем, но сейчас в нем никого нет.

Низкое возвышение вдоль правой стены занимало треть ширины комнаты. На возвышении была постель – матрас и одеяла, – но там никто не спал. Кровать манила ее, но Глэдис не могла просто лечь в чужую постель, особенно если она принадлежит мужчине. Что он подумает, когда вернется?

Но он определенно не станет возражать, если она погреется у огня. Глэдис прошла вперед, присела у огня и протянула к нему руки. Грея руки, она продолжала оглядывать дом.

У левой стены стояли два деревянных сундука, над ними полка с деревянными блюдами и чашками. Пространство между сундуками и постелью было меньше размаха ее рук, там был только огонь. Других дверей не было, только два окна – одно позади нее, у двери, другое перед ней.

Она прочитала благодарственную молитву за огонь и того, кто его развел. Ее веки медленно опустились… Она стряхнула одолевающий ее сон. Так можно свалиться в огонь.

Глэдис с тоской посмотрела на постель. Чудесная дорожка привела ее сюда. Ее вел ворон, как и предсказывала сестра Уэнна.

Так что быть по сему!

Она откинула покрывало и с изумлением обнаружила одеяла из мягчайшей шерсти. Пощупала матрас. Кажется, он набит перьями. Кто обладает такой роскошью?

Усталость остановила вопросы. Глэдис сняла сандалии, платок, платье и устроилась в чудесной постели. Привыкшей к твердым монастырским матрасам Глэдис постель казалась слишком мягкой и словно окутывала ее, а одеяло мгновенно согрело. Не в силах читать вечерние молитвы, она быстро провалилась в сон.

Глэдис снова видела своего рыцаря.

Он был в маленькой душной комнате, походившей на спальню в монастыре, если не считать того, что матрасы лежали на полу, близко друг к другу. Кто-то похрапывал. Слабый лунный свет лил в маленькое окно. Ее рыцарь сидел на своем матрасе, прислонившись спиной к стене, и смотрел в никуда, на нем была свободная белая одежда. Вероятно, он разделся до рубашки.

Поскольку уже видела его раньше, Глэдис смогла распознать его черты в тусклом свете. Он был так же красив и благороден, пожалуй, в неподвижности его красота была еще заметнее. Глэдис удовольствовалась бы простым наблюдением, но у ее ног появилась золотистая дорожка и повела к ее рыцарю. Через матрасы, разбросанные сумки, туда, где она так стремилась оказаться.

Он повернул голову, встревожился, возможно, потянулся за оружием, потом застыл.

– Вы, – прошептал он.

Глэдис сумела ответить только бестолковое «Да».

Он медленно протянул руку, и Глэдис вложила в нее свою ладонь, проглотив всхлип радости, что они наконец коснулись друг друга. Его рука была большая и мозолистая, ее – меньше и тоже не мягкая. Возможно, его это не волнует.

Он мягко сжал пальцы. Глэдис понимала, что он может сокрушить ее кости, если захочет. Она в ответ тоже пожала его руку, ошеломленная укоренившейся в ее сердце нежностью. Словно она знала его много лет и они встретились после долгой разлуки.

– Как вас зовут? – тихо сказал он.

Они оба не хотели никого будить.

– Глэдис, – прошептала она. – А вас?

– Майкл. Майкл де Лаури.

Она проговорила про себя его имя, словно пробуя на вкус, потом спросила:

– Мой защитник?

– Почту за честь, милая Глэдис. – Она почувствовала в его словах теплую улыбку, впрочем, в них не было осознания глубинного смысла ее слов.

Но ее привело сюда, к нему, Провидение. Он должен быть тем мужчиной, которого ей предназначено найти!

– Мой защитник, – сказала она. – И защитник гааларла, – теперь уже легко произнесла она странное слово, – защитник чаши.

Он притянул ее ближе, поднеся к губам их сомкнутые руки, чтобы поцеловать ее пальцы. Она задрожала от макушки до пальцев ног.

– Миледи, я стану кем пожелаете, поскольку я знаю, что вы моя. Моя жизнь, мое сердце. – Он прижал ее руку к своей груди. – Почувствуйте, как оно бьется для вас.

И действительно, Глэдис ощутила, как билось его сердце, сильно и быстро, точно так же, как ее собственное.

– Могу я поцеловать вас?

Он не помнит их предыдущий поцелуй? Возможно, любой благочестивый человек спрашивает позволения.

– Пожалуйста.

Майкл притянул ее к себе на колени, к своей широкой груди, Глэдис едва не расплакалась, поскольку не знала, что мужчина способен на такие нежные объятия. Он прижался губами к ее рту…

Потом они целовались, как делали это раньше, скользнув на его матрас и прижимаясь друг к другу. Глэдис не могла забыть, что вокруг люди, но и остановиться не могла. Его рука исследовала ее тело, скользя и поглаживая, вызывая в ней ощущения, которых она никогда не испытывала. Они целовались и целовались, пока голова у нее не пошла кругом.