Текст книги "Три минуты до судного дня"

Глава 5
Триумф и отчаяние

26 августа 1988 года

– Просыпайся!

От моего крика проснулся бы и мертвый. Корнер поднял голову и выглянул из-за кипы бумаги у себя в кабинете. Вздрогнула даже Линн, а она видела, как я набираю номер.

Но мне как раз и нужно было разбудить мертвого, потому что Род на другом конце провода, похоже, еще не продрал глаза. Может, он был с похмелья или просто плохо спал (совесть замучила?), но когда он наконец-то снял трубку, его голос звучал на октаву ниже обычного. Его: «В чем дело?» прозвучало, как из склепа.

Я ответил как можно оживленнее:

– Утром пришло кое-что из Германии. Мы с Линн хотели узнать, сможешь ли ты сегодня найти для нас время?

– Конечно, – чуть взбодрившись, ответил Род. – Только дайте мне немного…

– Понял. Не договаривай. Приедем через час. Кофе хочешь?

Он даже не стал отвечать.

Мое оживление было несколько вымученным. Наблюдение накануне вечером затянулось. Была уже полночь, когда мы наконец получили приказ возвращаться на базу, и половина второго, когда я погладил дочку по голове. Переставив будильник на 6.00, я лег в постель, но Род Рамси стоял на пороге, закрывая мне путь в страну сновидений.

Отдел корреспонденции нас снова не порадовал. Мы ничего не получили ни из штаб-квартиры, ни из Вашингтонского регионального отделения, ни от военных, ни от атташе по правовым вопросам из Бонна, который (предположительно) помогал немецкой стороне расследовать дело.

Первые несколько часов рабочего дня я потратил на заполнение формы FD-302 для проведенного накануне допроса и проверку фактов с Линн. К 9:30 мы оба устали бездействовать и решили перейти в наступление. Тогда-то я и позвонил Роду: оглушительное «Просыпайся!» стало чистой импровизацией. И, похоже, сработало.

Все соседи Рода стояли возле своих почтовых ящиков в ожидании, что меня очень удивило, пока не вспомнил, что сегодня день выплаты социальных пособий. В богатом на пенсионеров Солнечном штате он давно считался едва ли не государственным праздником. Мы с Линн уже примелькались всем, кто жил по соседству с Родом, и многие нас приветствовали. Линн царственно махала им в ответ, прямо как королева Елизавета, пока я (дитя привычки) проверял, не держат ли они в руках оружие. К счастью, оружия у них не было, а изрядно помятый Род с зачесанными назад волосами уже ждал нас возле своего трейлера.

Я протянул ему кофе и пакет с кубинскими тостами (смазанный маслом кубинский хлеб, поджаренный на гриле), и мы оба приступили к еде. Линн поела по дороге, но я решил позавтракать вместе с Рамси.

– Мы не хотели тебя беспокоить, – наконец сказал я, чувствуя, как масло течет по подбородку, – но наш атташе в Германии прислал один вопрос.

Линн ничем не выдала себя, хотя знала, что я несу полнейшую чепуху.

Род оторвался от еды, жадно глотнул кофе с молоком и наконец сказал:

– Валяй.

– Он спрашивает, посещал ли Конрад Соединенные Штаты после выхода в отставку.

– Посещал. Тогда я еще жил в Бостоне, не в Тампе.

– Я думал, ты здесь прямо после армии поселился.

– Нет, я некоторое время жил в Бостоне, а потом мама сюда переехала.

– Понятно. – Интересно, почему это раньше не всплыло? – И что Конрад делал в Штатах?

– Навещал своих родственников в Огайо.

– А тебя навестил? Заехал в Бостон?

– Да, но это был просто визит вежливости.

– Визит вежливости?

– Он сам его так назвал. Точно помню, именно так он и выразился.

– И что же это был за визит?

– Да обычная встреча. Он рассказал мне, что творится в Германии и на базе. Потом уехал. У него была пересадка.

– То есть просто поболтали?

– Ага. Вспомнили старые времена.

Новый вопрос: знали ли в ВРО об этом визите? Если знали, собирались ли они нам о нем рассказать? Впрочем, пока они не рассказали нам вообще ни черта.

– И когда это было? – спросил я.

– Точно не скажу, но уж точно после того, как я провалил анализ мочи [тот же ироничный тон], и до того, как мама сюда переехала. Может, весной 86-го?

К тому времени Конрад уже несколько лет был на примете у ВРО. Какая прекрасная возможность арестовать его на американской территории, чтобы судить в американском суде! Вот черт…

– Он один приезжал?

– Кажется, да. По крайней мере, ко мне на встречу он пришел без семьи.

– А подарки привез какие-нибудь?

– Подарил мне маленький колокольчик – в Германии такие часто продаются в аэропортах и сувенирных лавках.

– Колокольчик? Странный выбор.

– Да нет. Из Франции привозят маленькие Эйфелевы башни. Из Германии – колокольчики. Ничего особенного.

Линн сказала что-то по-немецки, и я предположил, что это было нечто вроде: «Точно, у меня их целая полка». Я различил лишь три слова – da, mein и glocke – и решил, что последнее как-то связано с глокеншпилем из школьного оркестра. Впрочем, что бы Линн ни сказала, это помогло разрядить обстановку и поднять нам всем настроение.

– Вот видишь? – улыбнувшись, спросил Род. – Линн знает. Она мир повидала.

Судя по его тону, он полагал, что мои знания о мире ограничиваются центром Тампы.

– Ладно, ладно, сдаюсь, – сказал я, поднимая руки. – И куда ты дел этот колокольчик?

– Да он до сих пор у меня. Хотите взглянуть?

– Ага, – раньше меня ответила Линн.

– Сейчас принесу.

– У тебя ведь там пистолета не припрятано? – спросил я, понимая, что он мне ни за что в этом не признается.

– Не, – ответил Род. – Я свой «зиг-зауэр» в бардачке оставил.

Ха-ха.

Как бы то ни было, через тридцать секунд он вернулся с кривоватым маленьким колокольчиком из латуни, который Конрад, скорее всего, купил с приличной скидкой в магазине на базе.

– Просто безделушка или со смыслом? – спросил я, осторожно позвонив в колокольчик.

– Просто, – ответил Род и наклонил голову влево, хрустнув суставами шеи.

– Можно я возьму его на пару дней, чтобы послать фотографию нашим ребятам из Бонна? Никогда не знаешь, что окажется важным, – даже (хоть я этого и не сказал) если речь идет о дерьмовом сувенире.

– Да пожалуйста. Мне он не нужен. Оставьте себе.

– Спасибо, – сказал я и передал колокольчик Линн.

– А навестив тебя, Конрад поехал в Огайо?

– Так он сказал.

– А конкретнее? В Кливленд? Толидо? Цинциннати? Не помнишь, в какой аэропорт он летел?

– Я не спрашивал, а он не говорил, так что не помню.

– Ты после этого с ним общался?

Род казался мне любопытным. Неужели он не спросил, куда летит Конрад?

– Нет, больше он на связь не выходил.

– Ни писем, ни открыток?

– Не-а, ничего, – ответил Род и снова хрустнул шеей.

Кому-то это могло бы показаться обычной растяжкой, но я видел, как ему не хочется отвечать. Я не знал почему, но понимал, что Рамси и Конрад общались гораздо ближе, чем мне показалось на первом допросе. Неужели военные и ВРО не знали и об этом?

Но вернемся к беседе.

– Я еще вчера хотел спросить: в какие игры вы там играли?

– В видеоигры. «Донки Конг» был хитом. – Линн застонала. – И «Хайдлайд». – Линн застонала громче. – Глупости всякие.

– А еще в какие?

– «Подземелья и драконы».

– Это еще что?

– Слушай, ну ты и отстой, – бросила Линн.

– Да ладно, я в жизни не слышал о «Подземельях и драконах», – сказал я уязвленно (отстой? я?). – Что это?

Следующие двадцать семь минут Рамси в мельчайших, умопомрачительных подробностях описывал эту фэнтези-игру, которая, очевидно, была на пике популярности, но каким-то образом прошла мимо меня.

– Конрад тоже играл? – спросил я, когда Род наконец решил перевести дух.

– Не, он был как ты – старомодный.

– Ладно, ладно! Кто еще играл?

– Да все ребята в бараках. Мы играли часами, иногда даже целыми днями.

– Иди ты!

– Не, она правда затягивает. Как начнешь, уже не остановишься. У меня целая книга есть о ней. Хочешь взглянуть?

– Конечно, – сказал я, – давай.

Я решил, что после лекции Рода об игре нам уже не узнать ничего нового. Вскоре он вернулся из спальни с толстой книгой, полной иллюстраций. Пока я листал ее, Линн и Род обменивались своими историями о «Подземельях и драконах», но я все равно не понимал их восхищения. Неужели этим и занимается молодежь от скуки или под кайфом? (Я не мог представить Линн ни под кайфом, ни скучающей.) Или я просто чего-то не понимаю? Может, для разгадки тайных сообщений нужен был какой-нибудь «Ключ к Ребекке»? Лучшие шифровальные книги обычно лежат на виду – поэтому шпионы и прибегают к Библии не реже священников. Как бы то ни было, я решил, что мне стоит получше все это изучить.

– Можно я возьму ее почитать? – спросил я Рода.

– Конечно, – ответил он. – Я хочу, чтобы ты ее прочитал.

Вот так у меня появился еще один кусочек мозаики. Зачем он давал мне все эти вещи? Может, он просто был щедрым или, скорее, импульсивным, но возможно, он устраивал мне проверку, смысл которой я пока не раскусил. Как бы то ни было, я понял, что пора менять тон нашей встречи.

– Ты читаешь исторические книги? – спросил я.

– Геродота читал, конечно. Наполеона тоже.

– А Клаузевица?

– Ага.

– Сунь-цзы?

– Да, он был почти современником Геродота.

Правда? Лучше мне было проверить.

– Макиавелли?

– А ты как думаешь? Само собой. А что?

– Я просто подумал, что ты читаешь одну фигню – вроде этих «Подземелий и драконов».

Я намеренно ответил резко, потому что Род снова начинал задаваться, но сразу понял, что перегнул палку. На миг мне показалось, что я действительно его задел. Но Род, похоже, решил, что игра продолжается.

– Ты когда-нибудь слышал о Феодоре? – спросил он, словно желая поставить меня на место.

– Жене Юстиниана?

– Жене Юстиниана Первого, – уточнил он. – Удивительно, что ты о ней знаешь.

– Не так уж много я и знаю, – сказал я, хотя кое-что мне было известно.

– Прежде чем стать женой императора, она была шлюхой, – пояснил Род и взглянул на Линн, рассчитывая на шок, но она лишь пожала плечами.

– Насколько я знаю, это мать распустила о ней злые слухи, – заметил я. – А потом она и вовсе стала актрисой.

– Она была шлюхой.

– Да какая разница? В итоге она все равно стала женой императора, – процедил я. – А Юстиниан Второй…

– Ринотмет?[17]17
  Юстиниан II (669–711), последний император династии Ираклидов, получил прозвище Ринотмет (Безносый), после того как полководец Леонтий сверг его, отрезал ему ноздри и язык и отправил в ссылку.


[Закрыть]

Род зашел уже слишком далеко. Наверное, я тоже.

– Мальчики, мальчики, – вовремя прервала нас Линн и пригрозила нам пальцем. – Ну что мне с вами делать?

– В следующий раз обсудим, – сказал я.

– Обязательно.

Род так и сиял от удовольствия. Очевидно, он обожал такие перепалки. Я же решил, что мне стоит освежить в памяти историю Византийской империи. Как я уже говорил, главное в нашем деле – личное общение, а если ради него нужно добавить в свой график пару ночных уроков истории, то так тому и быть.

– Что ж, – сказал я, поднимаясь на ноги, – Бонн уже заждался. Не будем их томить. Который там сейчас час?

– Четыре сорок два, – подсказал Род, даже не дав мне закончить. Часов нигде не было видно. – Пополудни, – добавил Род, на случай если я совсем тупой.

На полпути к двери я вспомнил о вежливости.

– Спасибо за книгу, – сказал я, подняв свой учебник по «Подземельям и драконам».

– И за колокольчик, – добавила Линн и встряхнула его.

– Не за что, – небрежно бросил Род как филантроп, которого благодарят за помощь бедным.

Почти дойдя до машины, я вспомнил о матери Рода.

– Ты уже поговорил с мамой? Передал ей мои слова? Сказал, что она может в любое время звонить нам с Линн?

– Да.

– Все в порядке?

– Все хорошо.

– Тогда до скорого.

На этот раз поливавший лужайку сосед даже не оторвал глаз от своего шланга.

– Чуть не сорвался, Наварро? – спросила Линн, когда мы отъехали.

– Это было спланировано, агент Тремейн.

– С какой целью?

– С целью вывести Рамси из зоны комфорта.

– Кстати, откуда ты знаешь об этой Феодоре?

– Юстиниан I был великим разведчиком. Именно он тайком послал двух монахов в Китай, чтобы разузнать секрет производства шелка. Они вернулись с шелкопрядами и семенами белой шелковицы, спрятанными в посохи, и таким образом навсегда переместили производство шелка из Китая в Византийскую империю и ослабили китайский торговый баланс.

– А это-то тебе откуда известно?

– Я тоже люблю книги, прямо как Род.

Если забыть о моей вспышке, я был доволен утренней встречей. Перехватив инициативу, мы смогли сделать из дерьмово начавшегося дня настоящую конфетку. Я еще не знал, что в офисе нас ждала целая коробка шоколадных конфет.

Когда мы вошли, Корнер едва держал себя в руках.

– Быстро в мой кабинет, – взволнованно сказал он, схватил нас обоих за локти, втолкнул в дверь и чуть не силой усадил в два кресла. – Взгляните на это, – он схватил по листу для каждого из нас и сунул их нам в руки. – Пришло двадцать минут назад.

– Вот черт! – только и смог выдохнуть я, читая документ.

Линн выразилась чуть мягче:

– Проклятье!

– Должен признать, Джо, – сказал Корнер, который называл меня по имени не чаще, чем я его, – ты с самого начала был прав. Это все меняет.

В самом деле.

Сообщение пришло из штаб-квартиры ФБР, причем копии были отправлены нашему атташе по правовым вопросам в Бонне и, само собой, в Вашингтонское региональное отделение. Лаборатория ФБР изучила записку, которую дал мне Рамси. Согласно результатам экспертизы, бумага была «аналогична используемой восточноевропейскими разведывательными службами» и представляла собой «водорастворимую бумагу, мгновенно растворяющуюся при контакте с водой или слюной». Такая бумага была полезна, к примеру, шпионам, которые хотели быстро избавиться от информации, смыв документ в унитаз или засунув его в рот. Не совсем то же самое, что бумага для фокусов, историю о которой Рамси явно сочинил на ходу.

Но дальше – больше. Написанный на бумаге номер принадлежал венгерской разведке в Будапеште. Такой номер есть в любой шпионской сети. Когда звонишь по нему, кто-нибудь отвечает: «Алло». После этого ты произносишь зашифрованное сообщение. К примеру, фраза «Это аптека?» может означать, что операция сорвалась или что кто-то из агентов скомпрометирован. Такие номера распространены в шпионском деле, но зачем один из них Роду Рамси? Зачем Клайд Конрад дал ему эту записку – если, конечно, Род не врал?

Что же до шести цифр, таковы были реалии стран Варшавского договора. Венгрия сильно отставала в технологическом отношении и только собиралась перейти на стандартную для Западной Европы систему семизначных телефонных номеров.

– Что ты намерен делать? – наконец спросил Корнер.

– Теперь ВРО придется пошевелиться и помочь нам. Они не могут и дальше нас игнорировать, – сказал я. – Нужно сесть и составить список всех зацепок и дальнейших действий. Шила в мешке уже не утаишь – пора подумать о привлечении Рамси к ответственности.

Корнер согласился со мной. Он никак не мог осознать, что все так быстро встало на свои места.

– Дел очень много, – продолжил я. – Я хочу назначить встречу и слетать в Вашингтон, чтобы скоординировать действия и обсудить ситуацию с ребятами, которые занимаются делом Конрада, включая подразделение внутренней безопасности. У нас есть зацепки, которыми нужно было заняться еще вчера, но есть и другие, они могут подождать. Нам нужно расставить приоритеты, проанализировать все имеющиеся данные и понять, куда двигаться дальше, – Линн с поразительной скоростью делала заметки.

– С Рамси будем снова встречаться? – спросил Корнер.

– Конечно, но придется подождать денек, пока мы все не согласуем, – ответил я. – Надо заручиться поддержкой со стороны военных, немцев и шведов. Если братья Керцик смогут рассказать еще кое-что, мы сумеем ближе подобраться к Рамси. Знание – сила. Мы не можем вечно ходить вокруг да около. Мне нужно узнать больше. Мне нужно изучить все дело – от начала и до конца.

– Не забывай, – напомнила мне Линн, – завтра суббота. До понедельника никто ничего не сделает.

Может, и так, но я понимал, что покоя до понедельника мне тоже не видать. Плакали мои планы на длинные, сонные выходные и долгожданное воссоединение с семьей. Не стоило и сомневаться, что оба дня я буду погружен в лихорадочные размышления.

У вас бывали моменты, когда вы обожали свою работу? Когда вы просыпались окрыленным и окрыленным ложились спать? Когда вам казалось, что вы работаете не напрасно, что ваша жизнь и ваш труд имеют истинный смысл? Не то чтобы работа была легкой – вовсе нет, – но перед вами открывались новые горизонты. В жизни была цель. Был вектор. В конце тоннеля маячил огонек.

Именно так началась для меня следующая неделя – я достиг нирваны трудоголика. Мы с Линн набросали десятки зацепок. Мы разработали стратегию, наметили график. Мы оба перечитали заполненные формы FD-302. У каждого из нас появился длиннющий список вопросов, которые необходимо было прояснить, и множество схем с возможными вариантами ответов и дальнейших шагов.

Мы снова встретились с Родом – и снова пришли по его приглашению. За те несколько дней, что мы не появлялись, он, похоже, успел по нам соскучиться, но мы не говорили ни о чем серьезном, просто болтали о пустяках, пока проверялись наши зацепки.

А затем, уже в разгар работы, начались пробуксовки. Я хотел назначить встречу с представителями ВРО, чтобы обменяться информацией и определить все белые пятна, но мне прямым текстом приказали не высовываться и знать свое место.

Я напомнил всем инстанциям, что у нас происходит. Род Рамси косвенным образом сотрудничает со следствием, но нам нужно больше знать о деле, чтобы задавать ему верные вопросы. Однако мне велели притормозить.

Затем я совершил ужасную ошибку и спросил о месте преступления. «Какое еще место преступления?» – спросили меня. Я ответил: «То самое, откуда украли документы». Но оказалось, что ВРО не проводило осмотр места. Тут я понял, что все не так плохо, как мне казалось, – все гораздо хуже.

Тридцать первого августа 1988 года мне позвонила мама Рода Рамси и спросила, не провинился ли в чем-то ее сын. Меня тронул этот звонок, и мы говорили довольно долго. Я заверил ее, что виноват только Конрад, а ее сын Род помогает мне и немцам в расследовании. Знакомый адвокат сказал ей, что Роду лучше ни с кем не говорить. Так бы и следовало поступить, ответил я, если бы Род был главным подозреваемым. Но дело ведется против Конрада, а не против него. Она поблагодарила меня за поддержку, и я с тяжелым сердцем повесил трубку. Кем надо быть, чтобы солгать испуганной матери? Прокрутив в голове наш разговор, я пришел к выводу, что порой ложь бывает оправдана. И все же мне претило водить маму Рода за нос. Может, виной было мое католическое воспитание – я подозревал, что монахини не одобрили бы моего притворства.

На следующий день, 1 сентября, приписанный к делу агент Вашингтонского регионального отделения Билл Брэй связался со мной и попросил перестать общаться с Рамси.

– Перестать? – удивился я. – Я только начал расследование. Это полный бред.

Через несколько минут мне позвонили с той же просьбой из штаб-квартиры. Я ответил точно так же: мы начали расследование в соответствии с рекомендациями ФБР и Министерства юстиции и собираемся вести его со всей тщательностью.

Около двух часов дня я получил телетайп от большого начальника из штаб-квартиры: период дознания завершен. Всего через девять дней после первого допроса Рода Рамси, когда мы не без труда нашли с ним общий язык, нам приказали больше не говорить с Рамси ни при каких обстоятельствах.

Глава 6
Обходные пути

В ФБР, как и в любой большой организации, существуют приказы и предписания. Приказы нужно выполнять, если не хочешь в одночасье скатиться аж на пять ступеней по карьерной лестнице и оказаться в дорожном патруле Айдахо без каких-либо перспектив. Предписания, однако, часто носят рекомендательный характер. Они исходят – в ФБР – от работающих в штаб-квартире людей, которые, получив повышение, потеряли связь с реальным миром.

После отстранения от дела мы с Линн несколько дней варились в собственном соку, пока не решили, что получили все же предписание, а не приказ, и слишком серьезно к нему относиться не следует. Мы сошлись во мнении, что лучше всего его проигнорировать. К тому же дел у нас было невпроворот.

К примеру, братья Керцик. Они не говорили всего, но шли на контакт охотнее, чем ожидалось. Именно они подтвердили, что шестизначный номер, переданный мне Рамси, был экстренным номером венгерской разведки. Раз уж они зашли так далеко, я подумал, что, возможно, они согласятся пойти немного дальше и рассказать, встречались ли они с Родом. По этому поводу я связался с Джейн Хейн, одной из немногих сотрудников штаб-квартиры, с которыми меня связывали долгие и доверительные отношения.

Мы с Джейн вместе работали в Нью-Йорке (тогда ее еще звали Джейн Ченовит), где выслеживали одних и тех же преступников, в основном атташе при ООН из стран Варшавского договора и их приятелей. Как и я, Джейн была прирожденным контрразведчиком. Теперь она занималась вопросами контрразведки в штаб-квартире, и я только что узнал, что ее назначили на дело Конрада. Джейн держали на коротком поводке, не давая ей развернуться, но лучше уж стреноженный друг, чем враг во всеоружии.

– Как дела, Джо? Давненько мы не виделись! – сказала она вместо приветствия, когда я разыскал ее в лабиринтах штаб-квартиры. – Чему обязана такой честью?

– Шпионам.

– Правда?

– Да, без шуток. Слушай, Джейн, мне нужна помощь с одним делом – я все натыкаюсь на препятствия.

– И устраивает их штаб-квартира? – Джейн всегда понимала, где искать источник проблем.

– Штаб-квартира и Вашингтонское региональное отделение.

– Выкладывай, – сказала Джейн. – Кстати, у меня все хорошо. Спасибо, что спросил.

Ладно, я действительно забыл о любезности, но Джейн прекрасно знала, каким одержимым я становился, когда получал серьезное дело.

– Это дело Конрада – как мне сказали, одно из твоих, – начал я. – Мы с напарницей допрашивали парня, который работал с Конрадом в Германии, его зовут Род…

– Ого! – перебила меня Джейн. – И кто санкционировал допрос?

– Корнер, – ответил я. Другого представления Джею не требовалось. Его знала вся штаб-квартира, не исключая и Джейн.

– Но с чего вдруг? У нас уже ведется расследование в отношении Конрада.

– Знаю, знаю. Вашингтонское региональное отделение. Военные. INSCOM. Шведы. В расследовании задействованы все, как здесь, так и за океаном. Только бедным родственникам из Тампы не дают сказать ни слова, хотя у нас, возможно, единственный американец, которого будут судить здесь, в Штатах. Предательство Конрада сыграло на руку нашему заклятому врагу, Советскому Союзу, но забудь – его уже отдали немцам. Немцам, Джейн. И судить его будут немцы, не мы. Это неправильно. Хуже того, нет никаких гарантий, что он будет осужден, а если и будет, нормальный срок ему, скорее всего, не светит.

– Давай не будем загадывать.

– Да ладно тебе, ты ведь знаешь, как у них все делается. Гюнтер Гийом[18]18
  Гюнтер Гийом (1927–1995) – разведчик ГДР, внедренный в ведомство канцлера ФРГ; работал референтом федерального канцлера Вилли Брандта. Его разоблачение стало самым крупным шпионским скандалом в истории ФРГ. (Прим. ред.)


[Закрыть] открыл Восточной Германии и Советам доступ к самым важным секретам НАТО, разрушил карьеру канцлера Вилли Брандта и получил всего тринадцать лет.

– Джо…

– К тому же, – не обращая на нее внимания, продолжил я, – это уже не дело контрразведки. Это уголовное дело, которое необходимо ускорить. Мы хотим решительно выступить против Рамси. Поэтому, Джейн, я и звоню, – к этому моменту я уже срывался на крик.

– Успокойся, Наварро.

– Понимаю, я на взводе. Но послушай…

– Джо.

– Ладно. Ты права. Извини. Меньше всего мне хочется раздражать друзей. Врагов и без того хватает.

– Так чем я могу тебе помочь?

– Мы хотим узнать, встречались ли братья Керцик с Рамси и смогут ли они опознать его по фотографии. Я понимаю, на это нужно одобрение штаб-квартиры, что занимает время. ВРО тоже заартачится, потому что там все хотят увидеть, как карта ляжет. Я представляю, сколько придется ждать судебных поручений, если обратиться в Госдепартамент или в Министерство юстиции. Но пойми, Джейн, у нас нет этих нескольких месяцев – нам нужно узнать все сейчас.

– Нам? – переспросила Джейн.

– Ладно, мне.

– Джо, я понимаю, что ты чувствуешь, но делом Керциков занимается шведская Служба госбезопасности, а не наша. Это расследование СЭПО, а СЭПО представляет суверенное государство.

– А Швеция соблюдает нейтралитет. Я тоже это знаю. Но у них в руках два человека, которые вступили в преступный сговор против США, и я хочу получить к ним доступ сейчас же, а не через шесть месяцев. Если ВРО не пошевелит задницей, мы с радостью сделаем все сами.

– Не знаю, Джо, – сказала Джейн. – Опознание по фотографии? Тут сразу пахнет уголовным преступлением, а мы пока не вправе говорить об уголовной ответственности.

– Джейн, прошу тебя! У меня девяносто дней, чтобы доказать Корнеру, что его карьера не под ударом. Девяносто дней, Джейн. Тик-так, тик-так. Время идет, но никто – ни штаб-квартира, ни ВРО, ни INSCOM – не ударяет палец о палец, а мне, черт возьми, приходится умолять, чтобы сдвинуть дело с места.

– Наварро, да успокойся ты! – Я снова переборщил.

– О боже…

Джейн подождала, пока я трижды громко выдохну, и продолжила:

– Проблема в том, Джо, что делом Конрада занимается ВРО, а теперь втянуты и немцы. Как мне сказали, оно уже почти закончено.

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Джейн, мы думаем, что дело гораздо серьезнее, а Рамси не просто статист.

– Откуда ты знаешь?

– Нутром чую. Джейн, я такими делами десять лет занимаюсь, как и ты. Тем более я лично беседовал с Рамси.

– И ты хочешь, чтобы я пошла против воли начальства? Если ты забыл, мистер Наварро, я здесь без году неделя.

– Я понимаю. Но – да.

– А еще ты хочешь, чтобы я пошла против ВРО, Министерства юстиции и Госдепартамента.

– Верно.

– Да уж, просьба у тебя пустяковая.

– Джейн, я бы не просил, если бы не считал это правильным.

Джейн ненадолго задумалась. Словом «правильный» просто так не бросаются. Это кодовое слово, которое агенты используют, чтобы описать единственно верный и справедливый шаг. Такое слово нельзя игнорировать, к тому же Джейн искренне хотела помочь. Она работала в бюрократическом аппарате, но сама бюрократом не была. Если бы мы с ней поменялись местами, она бы просила меня о том же, хоть и немного вежливее.

– Я посмотрю, что можно сделать, – наконец сказала она. – Подбери фотографии для опознания. Пришли их лично мне и больше никому.

– Спасибо.

– Но прошу тебя, не упоминай об уголовном деле. Просто напиши, что хочешь проверить правдивость показаний братьев Керцик о Конраде.

– Согласен. Так нам даже не придется привлекать внимание к тому, кого именно они должны опознать.

– Присылай их как можно скорее и никому об этом не говори, Джо. Я передам их в нужные руки.

– Договорились. Спасибо, Джейн. Я не сомневался, что ты поможешь.

– Надеюсь, нас не упекут за это в Ливенворт[19]19
  Форт Ливенворт – главная тюрьма департамента обороны США. (Прим. ред.)


[Закрыть].

– Тебе что, тюремные харчи не нравятся? – сострил я, но она уже отключилась.

Сидя с трубкой в руке, я гадал, не повлияла ли государственная политика на решение штаб-квартиры дистанцироваться от дела Конрада. Через два месяца должны были состояться президентские выборы, а власть имущие не любят раскачивать лодку, когда на кону стоит Белый дом.

На этот раз разведка и госбезопасность склонялись к поддержке кандидата, который опережал всех по опросам, – вице-президента Буша. Он некоторое время лично возглавлял ЦРУ и служил пилотом во время Второй мировой войны. Поскольку его главным соперником был губернатор Дукакис, большинство полагало, что вскоре отвечать всем придется именно перед Бушем.

Меньше всего штаб-квартира хотела напоминать новому президенту США, какие недосмотры допустило его агентство.

Как знать? Теперь хотя бы Джейн была на моей стороне.

Десять минут спустя, успев лишь забежать в туалет, я уже ходил по офису с фотографией Рамси из его удостоверения личности (сотрудники INSCOM помогли мне хотя бы в этом). Я собирал фотографии похожих на него людей (узкое лицо, острый нос, моложе тридцати), чтобы использовать их в процедуре опознания.

Когда я помогал штатному фотографу Лоуэллу расположить все снимки в случайном порядке, меня окликнула одна из офис-менеджеров Ширли (ее имя изменено по причинам, которые вскоре станут очевидны).

– Джо-о!

Сам факт, что Ширли рискнула окликнуть меня, говорил о многом. Во время нашего последнего разговора я взглянул на нее так, как смотрел на преступников, которые пытаются оскорбить меня при аресте. Но Ширли не понимала невербальных сигналов и упорно преследовала любую свою цель. В прошлый раз, примерно неделю назад, мы с Линн минут на пятнадцать опаздывали на очередную беседу с Родом. В этом не было ничего критичного, но я люблю пунктуальность. Однако у Ширли были другие приоритеты.

– Джо-о, – сказала она, когда мы с Линн спешили к двери. – Вы не можете уйти. У нас лотерея.

– Лотерея? – На миг я засомневался, что она говорила на английском или другом понятном мне языке.

– Да, ежегодная лотерея, – провозгласила Ширли. – Вы должны остаться. Что, если вы выиграете?

– Выиграем? Выиграем?! Ширли, я спал четыре часа. У меня целый рабочий день впереди. Я на пятнадцать минут опаздываю на допрос, а ты, черт возьми, предлагаешь мне все бросить из-за какой-то дурацкой лотереи?

– Все должны принять участие, – настаивала она. – Так распорядились сверху.

Пока я думал: «Вот так и попадаешь в больницу с инсультом, инфарктом или нервным срывом», – глаза Ширли округлились. Как ни в чем не бывало, она развернулась на своих тончайших каблучках и выбрала другую жертву.

– Стив! Сти-ив…

На этот раз дело было не в лотерее. Слава богу, до нее оставалось еще 358 дней. Теперь проблема была в официальной бумаге, которую нужно заполнять раз в месяц, или в день, или в час – я уже и не помню.

– Джо-о, – сказала Ширли, – ты не заполнил заявку на техобслуживание.

– Какую заявку?

– Сегодня четвертое, Джо. Заявки на техобслуживание подаются третьего. Ты на день опоздал.

Объективно говоря, она была права. Заявки на техобслуживание подавались третьего, то есть вчера. Но в заявке нужно было указывать точный пробег, до десятой доли километра. Не примерный, не средний за год, поделенный на двенадцать, о нет, только точный, а машина стояла в двух кварталах от офиса в служебном гараже. Мне стало тошно от одного голоса Ширли.

– Можно завтра, Ширли? – спросил я. – Мы с Лоуэллом как раз готовим фотографии для опознания, и я должен сегодня же отправить их в Вашингтон…

– Но, Джо-о, завтра ты превысишь срок на целых два дня.

– Ладно! Ладно!

На улице было настоящее пекло, до ежедневного ливня оставалось минут двадцать. Можно было добежать до машины, но тогда я бы весь промок от пота. С другой стороны, если бы я не побежал, то, вероятно, промок бы под дождем. В итоге я решил пойти быстрым шагом.

Запомнив точную цифру пробега, я уже подходил обратно к офису, когда небеса разверзлись. Мне пришлось рвануть в укрытие. Когда я протянул Ширли заявку на техобслуживание, моя промокшая рубашка все еще липла к телу.

– Ты ничего не забыл? – спросила Ширли, бегло просмотрев заявку.