Текст книги "Аромат розы"

В этот момент он был похож на кота, который приготовился к прыжку, чтобы поймать мышь.

– Вы правы, совершенно незачем тащиться в такую даль, – согласилась я.

Мне очень не хотелось, чтобы он туда ехал. Мы попрощались, а после его ухода я вспомнила, что так и не взяла у него ожерелье.

Глава 7

Мы с мама отправились в Танбридж Уэллз на следующее утро в девять часов. Даже зарядивший с утра сильный ливень не остановил нас. Мама не пришлось долго уговаривать. Новости, которые принес вчера лорд Уэйлин, воскресили ее надежды вернуть пять тысяч фунтов покойного брата. Она была твердо убеждена, что леди Маргарет обвела его вокруг пальца, воспользовавшись чувствительностью дяди.

Мы разговаривали под грохот экипажа, пробиравшегося сквозь густой туман.

– Он был всегда очень мягок, и женщины этим пользовались, – вспоминала мама.

– Я никогда не замечала у него слабости к женщинам. По-моему, он даже не смотрел в их сторону.

– В молодости он был большой ловелас, таким и остался на всю жизнь. Леди Маргарет, вероятно, сочинила какую-нибудь трогательную историю, и он, как мальчишка, поверил ей и отдал все свои денежки до последнего пенса. Подумать только!

Я перебила ее, чтобы снова не выслушивать историю о том, что ей пришлось платить за гроб дяди.

– Лорд Уэйлин говорит, что он не нашел этой суммы в банковских счетах леди Маргарет. Да и вряд ли дядя был таким уж простофилей.

Мы вернулись к вопросу, который мучил нас обеих: куда же тогда делись эти деньги?

Всю дорогу я не переставая думала об этом. Дождь, между тем, утих, и, чтобы отвлечься, я стала любоваться окрестностями. Струйки дождя еще сбегали с листьев, напоминая хрустальные подвески. Выглянуло солнце, и все заискрилось в его лучах. Я невольно подумала о Борсини. Он оценил бы эту красоту и смог передать бы ее на полотно. Жаль, что наш урок не состоится.

Наше путешествие затянулось на несколько часов. После обеда мама должна была как следует отдохнуть. У нее сильно разболелись ноги и поясница.

Было уже четыре часа дня, когда мы добрались до границы Суссекса и Кента. Это очень живописная местность. У подножья одного из поросших вереском холмов уютно расположился Танбридж Уэллз.

Мы сняли комнату в отеле «Бишопе Даун», неподалеку от променада. День близился к вечеру. Мы решили не заниматься делами, а погулять и посмотреть город до наступления темноты. В Танбридж Уэллзе все общество непременно прогуливается по променаду (здесь его называют Пэнтайлз), чтобы показать себя и посмотреть на других.

Разгар курортного сезона приходится на июль и длится до сентября, но уже сейчас, в начале июня, туристов довольно много. В большинстве своем это люди серьезные, приехавшие поправить свое здоровье, и меня, «даже в моем возрасте», они не интересовали. В городе с такими библейскими названиями, как отель на горе Эфраим, и даже Сион, царила атмосфера добропорядочности и респектабельности. Однако, это не мешало небольшой группке легкомысленных женщин бойко охотиться за пожилыми джентльменами.

Мы шли по променаду и усердно любовались вереницей отелей, выстроившихся по одну сторону, и стройной липовой аллеей по другую. Я собиралась заглянуть в магазины, но мама внезапно почувствовала, что для ее суставов необходимо выпить железистой воды. Мы зашли в павильон и заплатили по фартингу каждая за стакан мерзкой минеральной воды, после которой мечтаешь выпить чашечку хорошего чая.

Когда мама допила воду, мы продолжили нашу прогулку. Мы собирались вернуться в отель, чтобы немного отдохнуть и переодеться к обеду, и тут-то, у самой церкви короля Карла-великомученика, столкнулись с лордом Уэйлином. Если бы мы заметили его немного раньше, я бы успела шмыгнуть в магазин, да и он сделал бы то же самое. Но мы увидели друг друга одновременно. Наши взгляды встретились, и мы оба почувствовали себя очень неловко. Уэйлин постарался скрыть свою досаду и подошел к нам, натянуто улыбаясь.

Я едва успела предупредить мама о его приближении. Нужно отдать ему должное, он смог очень достойно выйти из затруднительного положения. Что и говорить, его манерам можно было только позавидовать.

– Леди, какой чудесный сюрприз, – произнес он без тени смущения, – а я по дороге в Лондон решил заглянуть сюда в надежде узнать что-нибудь, что помогло бы разгадать нашу тайну.

Думаю, излишне объяснять, что Лондон находится к северу от Альдершота, а Танбридж Уэллз прямо на востоке. И не нужно быть большим знатоком геометрии, чтобы сообразить, что кратчайшее расстояние между двумя точками – прямая линия, а не прямой угол.

– Мы только что попробовали воду, – сказала я любезным тоном.

– Как вы на это отважились? – произнес он, иронично улыбаясь.

– Мы возвращались к себе в отель, – продолжала я, стараясь поддержать светскую беседу.

– Я провожу вас. Где вы остановились?

– В «Бишопе Даун».

Его улыбка стала еще более натянутой.

– И я там остановился.

– Так, значит, вы сегодня останетесь здесь и не едете в Лондон! – с невольным разочарованием воскликнула я. – Я думала, у вас срочные дела в Лондоне!

– Политика не терпит суеты. Уайтхолл, как жернова господни, мелет медленно.

– Но зато верно, – подхватила мама. Она обожала цитировать свою любимую Библию.

– Я далеко не уверен в этом, мадам, – Уэйлин рассмеялся с деланной веселостью, смущенный тем, что ему приходится врать.

Он не вел нас под руки, но, когда мы поворачивали к отелю, поддержал мама за локоть и, как она потом об этом рассказывала, сделал это очень изящно. Вообще, она была в восторге от его учтивости.

Во время нашей прогулки никто и словом не обмолвился об истинной причине того, что заставило нас приехать в этот приют пекущихся о своем здоровье ипохондриков. Лорд Уэйлин поинтересовался, как идут дела в Обществе любителей книги. Я призналась, что за двадцать с небольшим часов, которые прошли после нашей с ним встречи, вышеупомянутое общество не сделало заметных успехов. Он заговорил о миссис Рэдклиф, как о писательнице, которая могла бы понравиться нашим дамам. Я ответила, что в свое время, в молодости, мы увлекались ее легендами о средневековье, но сейчас предпочитаем более серьезную литературу. Он посмотрел на меня удивленно:

– В молодости! Я что-то не вижу седины в ваших волосах, мисс Баррон.

Мама поспешила сообщить, что мне уже перевалило за четверть века. В ответ он только пристально посмотрел на меня. Когда мы дошли до следующего поворота, он заботливо поддержал меня под руку. Я истолковала этот жест, как сочувствие моим преклонным годам.

Вернувшись в отель, мы поблагодарили лорда Уэйлина за компанию и собирались было улизнуть от него, но он удержал нас, воскликнув с досадой:

– Ну не глупо ли все это! Зачем мы ходим вокруг да около и боимся сказать другу другу правду? Давайте лучше посоветуемся, как найти ожерелье.

– Нас не интересует ожерелье вашей тетушки. Мы хотим узнать, куда исчезли деньги дяди Барри.

– Пять тысяч фунтов, – произнесла мама значительно.

– Похоже, деньги и ожерелье каким-то образом связаны. Но деньги анонимны, и проследить их путь невозможно, а вот следы уникального ожерелья, может быть, отыскать и удастся, и это поможет нам узнать, что стало с деньгами мистера Макшейна. Как вы считаете, миледи? Не обсудить ли нам все это за обедом? Я снял отдельный кабинет в ресторане и буду очень рад, если вы составите мне компанию.

– Пожалуй, вреда от этого не будет, – неуверенно произнесла мама, бросая на меня вопросительный взгляд.

Ее холодный тон несколько обескуражил лорда Уэйлина, и я поспешила его успокоить:

– Вы очень любезны, милорд. Мы с большим удовольствием примем ваше предложение.

– Я жду вас здесь, в вестибюле в семь. Мы еще раз поблагодарили его и поспешили к себе в номер. Как только мы остались одни, мама сказала:

– Мне так не хочется обедать с этим Уэйлином! Жаль, что мы согласились. Может быть, сказать, что у меня разболелась голова, и остаться обедать у себя в номере?

– Что толку сидеть здесь в номере, мама? Уэйлин прав, узнать что-либо об ожерелье легче, чем о деньгах. А когда отыщутся бриллианты, тогда мы, возможно, найдем и деньги.

Мама понимающе покачала головой:

– Ты хочешь поймать Уэйлина в свои сети, Зоуи! Неужели ты думаешь, что его могут интересовать женщины твоего возраста?

– Я не собираюсь ловить его в свои сети! К тому же он на добрый десяток лет старше меня.

– Ему только тридцать один.

Только тридцать один! Мужчина прожил треть века, и он – молоденький неоперившийся петушок. А женщина в двадцать пять лет уже старая курица.

– Твой папа запомнил день, когда Уэйлин родился. Старый лорд устроил в Парэме фейерверк в честь этого события. У леди Уэйлин долго не было ребенка и она очень боялась, что будет девочка. И когда появился наследник, об этом говорила вся округа. Все приходили посмотреть на младенца. Некоторые даже приезжали издалека.

– Может, и большая звезда появилась на небе в тот вечер, чтобы указать им дорогу в Парэм? – спросила я ехидно. Мама была шокирована моим святотатством.

Разговор этот не прошел для меня бесследно. Я поняла, что мужчина, рождение которого было отмечено фейерверком, для меня недосягаем. Хотя я и не строила никаких серьезных планов в отношении лорда Уэйлина, все же для женщины в моем возрасте вполне естественно было обратить внимание на такого мужчину.

До обеда оставался еще час. Но я, вместо того, чтобы отдохнуть, строила планы, как лучше приняться за поиски исчезнувшего ожерелья и дядиных денег. Хорошо, что к нам теперь присоединился лорд Уэйлин. Скорее всего, он знает, в каком отеле жила его тетка. Раз он сам выбрал «Бишопе Даун», вероятно, и она останавливалась здесь. Нам следует расспросить прислугу о том, с кем она здесь встречалась. Неплохо бы обойти ювелирные магазины и ломбарды. Она могла продать или заложить ожерелье. Если показать копию ювелирам, возможно, они и припомнят. Так вот почему он взял копию!

Но как разыскать деньги дяди Барри? Обидно будет, если лорд Уэйлин, который и без того богат, найдет свое ожерелье, а мы с мама вернемся домой с пустыми руками.

Мама, между тем, задремала, и мне пришлось ее будить. Пора было одеваться к обеду. Я привезла с собой в Танбридж два вечерних платья. В этот вечер я решила надеть лучшее из них, то, которое, по мнению Борсини, очень удачно подчеркивает мою «классическую» внешность. Это белое креповое платье, задрапированное, как римская тога, и отделанное золотистой лентой. Мама называет его саваном и говорит, что я в нем настоящее чучело. Однако, когда я надевала его, мне доводилось слышать и комплименты, поэтому я надеялась, что лорд Уэйлин тоже его оценит.

– Неужели ты опять надела свой саван, Зоуи! – воскликнула мама.

– Мы будем обедать в отдельном кабинете, и никто не обратит внимание на мое платье.

– Лорд обратит внимание.

– Но ты же сама сказала, что мне бесполезно пытаться поймать его в свои сети.

– И правда бесполезно, потому что в этом саване ты всех мужчин распугаешь. С тех пор, как ты возомнила себя великой художницей, Зоуи, ты совершенно перестала думать о своих туалетах. Да и прическа у тебя какая-то странная. Что это за старомодный пучок? Я в последний раз видела такие прически на похоронах моей бабушки. Моли Бога, чтобы нам удалось найти деньги дяди Барри, потому что охота за женихом для тебя влетит нам в копеечку.

– Теперь уже все равно поздно переодеваться, – упорно сказала я.

Настроение у меня было окончательно испорчено и, спускаясь вниз, я почувствовала себя растерянной. Когда женщина меняет стиль одежды, она должна держаться очень уверенно. А мне казалось, что я выгляжу смешно и нелепо, и я раскаивалась в своем упрямстве. Надо было все-таки переодеться.

Когда мы пересекали вестибюль, какая-то элегантно одетая дама обернулась и внимательно посмотрела на меня. В ее взгляде не было и тени насмешки, наоборот, она рассматривала меня и мое платье с большим интересом. Этот маленький инцидент придал мне немного уверенности, и я встретила лорда Уэйлина с гордо поднятой головой и со светской улыбкой на лице.

Глава 8

Я почувствовала, что лорд Уэйлин смотрит на меня внимательнее, чем обычно. Улыбка его была по-светски сдержанной и даже чуть надменной, но его выдавали глаза. Он рассматривал меня с явным интересом. Сначала его взгляд остановился на моих черных волосах, потом скользнул на глаза и губы. Я решила, что его внимание привлек мой саван. Недаром Борсини говорит, что этот фасон подчеркивает женственные фигуры. Хотя из вежливости Уэйлин и не позволял себе откровенно рассматривать мое телосложение.

– Позвольте мне сделать вам комплимент, миледи. Вы обе выглядите великолепно, – сказал он, учтиво поклонившись и повел в свой кабинет. – Я уже заказал вино и посмотрел меню, но ждал вашего прихода, чтобы посоветоваться. Бургундское или шампанское? Шампанское идет к любым блюдам.

Его взгляд говорил о том, что шампанское – это комплимент мне за мое платье.

Мама проворчала:

– Вы слишком экстравагантны, милорд! Шампанское! Можно подумать, что шампанское для нас – непозволительная роскошь! Когда папа был жив, у нас в погреб? всегда были отличные вина.

Не желая выглядеть жалкой провинциалкой, как мама , я внимательно прочитала меню и выбрала камбалу и цыпленка.

Мама сказала:

– Я, пожалуй, возьму то же самое. Лорд Уэйлин настаивал, чтобы мы заказали крабов и всякие другие изысканные блюда, но, в конце концов, тоже остановился на камбале и ростбифе.

Когда подали вино, он произнес:

– За наш успех. За то, чтобы мы уехали отсюда более богатыми людьми!

Это я тоже сочла за комплимент, потому что, произнося эти слова, он посмотрел на меня с загадочной улыбкой. Как будто хотел сказать, что кроме золота и бриллиантов на свете существуют и другие богатства.

– За наш успех, – повторила я, и мы выпили.

Жаль, что после первого бокала шампанского это многообещающее начало не получило дальнейшего развития. Подали рыбу, и разговор сразу повернул на деловые темы.

Я спросила:

– Интересно, лорд Уэйлин, почему вы остановились в «Бишопе Даун»? Уж не потому ли, что в этом отеле жила ваша тетушка, когда она приезжала в Танбридж?

– Именно поэтому. Так она говорила мама. Я уже навел справки и узнал, что она действительно останавливалась здесь несколько лет назад, но последние пять лет не появлялась. Как раз тогда и пропало ожерелье. Тем не менее, она продолжала ездить в Танбридж, и даже чаще, чем раньше. В первые пять лет после приезда к нам из Шотландии она ездила сюда только раз в год. Потом стала ездить четыре раза: в начале января, апреля, июля и октября. Очевидно, с возрастом ей нужно было чаще пить железистую воду. Но все же странно, что это происходило так регулярно.

Мама уронила вилку и взволнованно воскликнула:

– Действительно странно! Барри тоже ездил в Лондон четыре раза в год и примерно в те же числа.

Уэйлин даже рот открыл от удивления:

– Вы уверены? Кажется, кое-что уже начинает проясняться.

– Нет, милорд. Хотя даты и совпадают, но вряд ли это что-нибудь значит. Ведь они были почти не знакомы. И даже, если бы они были друзьями, у них не было причины это скрывать – оба были одиноки и вольны поступать так, как им заблагорассудится. Могли даже пожениться.

– Дядя снял пять тысяч со своего счета в банке пятнадцатого мая, – заметила я, – эта дата не совпадает со временем его отъездов.

– Он, должно быть, потратил эти деньги в Танбридже или Лондоне, – сказала мама, – я уверена, что в Гернфильде он их не тратил.

– По всей вероятности, в это время происходило что-то очень важное, что заставляло их обоих уезжать из дома, – предположила я, – например, скачки или какие-нибудь интересные встречи.

– Какие могут быть скачки в середине зимы! – возразил Уэйлин. – Мы должны узнать, какие здесь еще бывают развлечения. Кстати, тетя Маргарет любила театр.

– Тогда бы она ездила в Лондон, – сказала мама. – Ведь Лондон не намного дальше от Парэма, чем Танбридж Уэллз. Да и Барри не интересовался в театре ничем, кроме артисточек.

Когда мы принялись за цыплят и ростбиф, я рассказала о своей идее походить по ювелирным магазинам и ломбардам. Уэйлин заметил, что он собирался сделать то же самое.

– Вы, наверное, удивились, зачем мне понадобилась копия ожерелья.

– Очень удивилась, и далее вернулась в прихожую, чтобы забрать ее у вас, но увидела вас со Стептоу и забыла про ожерелье.

– Стептоу, – сказал он задумчиво. – По-моему, этот плут что-то знает.

– Он вам сказал что-нибудь? – поспешно спросила я.

– Ничего важного. Но у него были такие же масляные глазки, когда он заявил, что ничего не знает о моей Таньской вазе. Перекупщик, которому он ее продал, отказался опознать его. Думаю, они сговорились.

– Если Стептоу что-то знает, чего он надеется добиться своим молчанием? – спросила мама.

– Он ждет, чтобы мы заплатили ему за молчание, – ответила я.

Уэйлин отрицательно покачал головой:

– Я уже пытался предлагать ему деньги, но безуспешно. Если нам здесь ничего не удастся узнать, нужно будет установить за ним наблюдение.

– Почему бы вам не поместить объявление в «Танбридж Джорнал» с просьбой к друзьям леди Маргарет откликнуться и связаться с вами? У нее наверняка здесь были друзья, ведь она так часто сюда ездила.

– Отличная мысль! – воскликнул лорд Уэйлин.

Мама покраснела и довольно улыбнулась.

– А ее компаньонка, милорд? Она не могла ездить без компаньонки.

– У нее была некая миссис Ридл, она давно жила в нашей семье. Когда тетя умерла, она уехала домой, на север. Я написал ей перед отъездом из Парэма, но ответ вряд ли придет скоро. У меня нет ее адреса и я написал на имя Ангуса Макинтоша. Это сын лорда Макинтоша от первого брака, который унаследовал его родовое имение. А вы можете разыскивать камердинера мистера Макшейна, или его кучера, или…

Мама с досадой покачала головой:

– У Барри не было ни лакея, ни своей кареты. Он пользовался нашей, когда ездил с визитами к соседям, и когда она не нужна была нам самим, а путешествовал он всегда в дилижансе.

– Жаль. А у него были близкие друзья?

– Да, но не в Англии, – сказала мама. – Мы родом из Ирландии. Он уехал в Индию оттуда. Когда он переехал к нам в Гернфильд, то почти все время, сидел дома и никуда не ездил, только в Лондон.

– Или возможно, в Танбридж Уэллз, – заметила я. – Нужно узнать, не останавливался ли он в этой гостинице.

– Если он и жил здесь, то наверняка под другим именем. Я уже просмотрел их книги за пять лет, его фамилии там нет. Но здесь много других гостиниц. Нам нужно поспрашивать в каждой. Жаль, что у вас нет его портрета. Я привез с собой миниатюрный портрет леди Маргарет.

И он достал из кармана миниатюру из слоновой кости. Я не думала, что леди Маргарет была в молодости такой красавицей. Это была светловолосая леди с ласковым взглядом голубых глаз и очаровательной улыбкой.

– Вряд ли кто-нибудь узнает ее по этому портрету, – сказала я, передавая его мама.

– Не сразу, может быть, но старые друзья ее узнали бы, – возразил лорд Уэйлин.

– Ну конечно, я узнаю ее! – воскликнула мама. – Она была очень хороша в молодости. К сожалению, у меня нет ни одного портрета Барри, – тут она хлопнула себя по лбу и рассмеялась, – какие же мы с тобой глупые, Зоуи! Ты же рисовала дядю Барри десятки раз. У тебя сохранились эти наброски?

– Конечно, сохранились в одном из старых альбомов. Жаль, что я не догадалась захватить их с собой.

– Вы можете попросить, чтобы вам прислали этот альбом слуги, – предложил лорд Уэйлин.

– На это уйдет несколько дней, – проворчала мама. – Мы не собирались задерживаться здесь так долго. Да и вы спешите в Лондон.

Но лорд Уэйлин продолжал настаивать.

– Я не могу уехать, не разгадав эту загадку. И дело тут не только в ожерелье, хотя и на него не жалко потратить несколько дней. Самое главное, что меня мучает – это смутное предчувствие, что у тети Маргарет была какая-то тайна. Что, если нам задержаться здесь еще немного? Может быть, удастся найти деньги вашего брата, миссис Баррон.

– Или узнать, что он был отпетым прохвостом.

Лорд Уэйлин нашел эту шутку очень остроумной и стал рассыпаться в комплиментах мама. Он всячески льстил ей, говорил, что очень ценит ее помощь, и, в конце концов, добился ее согласия послать в Гернфильд за моим альбомом и продолжить поиски в Танбридже.

Мы уже выпили две бутылки шампанского и отяжелели после обильного обеда.

– Я чувствую себя, как Страсбургская гусыня, – простонала мама. – Если я смогу подняться по лестнице в свой номер, то сразу рухну в постель.

– Только после того, как вы напишете в Гернфильд, чтобы прислали портрет вашего брата, – лорд Уэйлин шутливо погрозил пальцем. – Хотя, зачем нам тратить время на письма? Я могу нанять скаковую лошадь и послать одного из моих лакеев в Гернфильд прямо сейчас.

– Но ему придется ехать всю ночь! – воскликнула мама.

– Всего каких-нибудь пятьдесят миль. На хорошей лошади он будет там через два-три часа. Пожалуйста, напишите сейчас записку, мадам, а я тем временем позабочусь о лошади и отдам своему лакею нужные распоряжения.

Мама даже растерялась от такого быстрого поворота событий, а я, признаться, была приятно удивлена. Лорд Уэйлин всегда казался мне человеком легкомысленным и ленивым, но, видно, если его что-то всерьез интересовало, он умел действовать решительно и энергично.

– Лучше мне написать письмо, – предложила я. – Я знаю, какой нам нужен альбом, и где он лежит. Бродаган, конечно, не понравится, что ее беспокоят в такой поздний час, но я намекну, что мы хотим использовать этот альбом против Стептоу, тогда она сделает все, что мы просим.

Мама со мной согласилась и мы расстались. Уэйлин пошел отдавать распоряжения лакею, я – писать записку, а мама поднялась в номер и стала нетерпеливо ждать возвращения Уэйлина, потому что только после его визита она могла, наконец, раздеться и лечь.

В десятом часу он постучал в дверь.

– На променаде играет неплохой оркестр, – сказал он, положив мою записку в карман, – не хотите ли прогуляться и послушать музыку, миледи? Спать еще слишком рано.

– Вы очень любезны, милорд, – сказала мама, – но я не смогу еще раз одолеть эту страшную лестницу. К тому же у меня разыгрался мой ревматизм.

– Мне очень прискорбно слышать это, мадам, – его серые глаза вопросительно взглянули на меня. – Мисс Баррон? Позволяют ли вам ваши суставы снова спуститься по лестнице?

– Я с удовольствием немного пройдусь после обильного обеда, – ответила я и посмотрела на мама, боясь, что она не захочет остаться одна в незнакомом отеле.

Но она, по-видимому, была только рада избавиться от меня.

– Постарайся не очень шуметь, когда вернешься, Зоуи. И не буди меня.

– Я недолго, – пообещала я.

– Не очень долго, – добавил лорд Уэйлин вполголоса. Он насмешливо улыбался, набрасывая мне на плечи шаль, и, церемонно предложив мне руку, повел вниз по лестнице.

В этот момент я подумала, что леди Маргарет была не единственной грешницей в их семье. Да и в нашей семье кое-кто тоже был не прочь последовать примеру дяди Барри. Когда человек уезжает из дома, его охватывает приятное ощущение свободы. За ним больше не следят ни друзья, ни соседи, и он может немного расслабиться и отпустить поводья. Возможно, именно поэтому приезжали сюда дядюшка Барри и тетушка Маргарет.