Текст книги "Время прощать"

Человек по имени Вилли Трейнор восемью годами раньше продал «Форд каунти таймс» за полтора миллиона, и ходили слухи, будто он удвоил эту сумму, играя на бирже. Впрочем, слухи про Вилли редко воспринимались всерьез.

Некая девяностовосьмилетняя старуха имела банковских облигаций на шесть миллионов. По мере того как продолжалось это соревнование, в секретариате суда появлялись анонимные списки, которые по факсу вскоре рассылались по всему городу. Эти «реестры» были остроумно озаглавлены «Список Форбс десяти богатейших людей округа Форд». У каждого имелись копии списка, и сплетни распространялись, как пожар. Списки редактировали, детализировали, исправляли, добавляли новые и исключали старые имена и даже беллетризовали, но никогда там не было никаких упоминаний о Сете Хаббарде.

Эти городские спекуляции бурлили несколько недель, пока не иссяк запас горючего. Неудивительно, что своего имени Джейк в этих списках не видел ни разу. Он усмехнулся, представив миз Летти Лэнг и ее предстоящее весьма драматическое вхождение в этот список.

9

В свой последний рабочий день Летти приехала на полчаса раньше обычного в тщетной надежде, что подобная пунктуальность произведет впечатление на мистера Гершела и миссис Дэфо и что они передумают и позволят ей остаться. В 7.30 она припарковала свой старенький двенадцатилетний «понтиак» рядом с пикапом мистера Сета. Мистером Сетом она перестала называть его, по крайней мере, когда они оставались одни, несколько месяцев назад. При посторонних по-прежнему говорила «мистер», но только для виду.

Стиснув руль, Летти тяжело вздохнула при мысли о новой встрече с этими людьми. Им не терпелось уехать как можно скорее. Она слышала, как они жаловались, что вынуждены провести здесь две ночи. Там, у них дома, жизнь рушилась, и им необходимо было поскорее вернуться. Отцовские похороны стали досадной неприятностью. Они презирали весь округ Форд.

Летти почти не спала той ночью: в голове барабанной дробью стучали слова мистера Брайгенса «внушительная часть его имущества». Она ничего не сказала Симеону. Быть может, позднее… А может, предоставит сказать это мистеру Брайгенсу.

Симеон пытался выведать, зачем приезжал адвокат, что сказал, но Летти была слишком ошеломлена и слишком напугана, чтобы объясняться. И как могла она объяснить то, чего не понимала сама? В каком бы смятении ни пребывала, Летти твердо знала одно: нет ничего глупее, чем заранее поверить в благоприятный исход. Она поверит в него только в тот день, когда реально увидит хоть какие-то деньги, и ни минутой раньше.

Дверь, ведущая в кухню из гаража, была не заперта. Летти тихо вошла и прислушалась. В гостиной работал телевизор. На стойке шумела кофеварка. Она покашляла как можно громче и услышала, как кто-то окликнул ее:

– Это вы, Летти?

– Да, – наилюбезнейшим тоном отозвалась она.

Изобразив притворную улыбку, Летти вошла в гостиную и обнаружила там Йена Дэфо, он сидел на диване в пижаме. Обложившись бумагами, увлеченно изучал детали какой-то сделки.

– Доброе утро, мистер Дефо, – произнесла она.

– Доброе утро, Летти, – ответил он с улыбкой. – Как дела?

– Спасибо, хорошо, а у вас?

– Хорошо насколько возможно. Почти не спал всю ночь из-за этого. – Он обвел рукой свои бумаги, словно она могла знать, что в них. – Принесите мне кофе, пожалуйста. Черный.

– Да, сэр.

Когда она принесла кофе, он, снова поглощенный бумагами, взял чашку, не сказав ни слова и даже не кивнув. Вернувшись на кухню, Летти налила и себе кофе, потом открыла холодильник, чтобы достать сливки, и увидела бутылку водки, почти пустую. Раньше она никогда не видела в доме спиртного, Сет его не держал. Раз в месяц он приносил несколько банок пива, клал их в холодильник и, как правило, забывал о них.

Мойка была завалена грязной посудой. Интересно, кто будет загружать для них посудомоечную машину после увольнения служанки? Летти принялась за уборку, но вскоре на пороге появился мистер Дэфо.

– Я пойду в душ. Рамона неважно себя чувствует – наверное, простудилась.

«От холода или от водки?» – подумала Летти.

– Мне очень жаль. Могу я что-нибудь для нее сделать? – спросила она.

– Нет. Но если приготовите ей что-нибудь на завтрак, будет неплохо – яичницу с беконом. А мне омлет. Что касается Гершела, не знаю.

– Я спрошу у него.

Поскольку они собирались уезжать, а ее уволили, и дом будет заперт, а потом продан, или от него избавятся как-то по-другому, Летти решила освободить кладовку и вымыть холодильник. Она поджарила бекон и колбасу, взбила тесто для оладий, сделала омлет, натерла сыр и подогрела свежие булочки из пекарни – все, что любил Сет.

Стол был уставлен дымящимися тарелками и блюдами, когда вся троица явилась на завтрак, не переставая жаловаться на еду и суету. Тем не менее ели они с аппетитом. Рамона, с опухшими глазами и красным лицом, говорила мало, но, казалось, особенно жаждала утешений.

Атмосфера за столом была напряженной. Судя по всему, они бурно провели ночь: пили и спорили, стараясь пережить последнюю ночь в доме, который ненавидели. Летти несколько минут прислуживала им, как положено, после чего пошла убирать в спальнях, с удовольствием отметив, что вещи у них уже собраны.

Отсюда она слышала, как Гершел и Йен обсуждают встречу с адвокатами. Йен настаивал, мол, удобнее, чтобы адвокаты приехали в дом Сета, а не они трое тащились в Тьюпело.

– Черт возьми, конечно, удобнее, чтобы они приехали сюда, – сказал Йен. – Они будут к десяти.

– Ладно, ладно, – сдался Гершел, и они продолжили разговор, но уже тише.

После завтрака, когда Летти убрала со стола и расставила посуду по местам, все трое переместились в патио, где устроились за садовым столом пить кофе под утренним солнышком. Рамона, похоже, приободрилась. Летти, имеющая большой опыт жизни с пьяницей, догадалась, что миссис Дэфо почти каждое утро начинает медленно. Забыв на время о резкостях, высказанных друг другу ночью, чего бы они ни касались, троица за столом развеселилась, слышался даже смех.

Раздался звонок в дверь. Это пришел слесарь, мастер по замкам из Клэнтона. Гершел повел его по дому, объясняя громко, чтобы слышала Летти, что они желают установить новые замки на все четыре внешние двери. Когда слесарь приступил к работе, начав с парадной двери, Гершел вошел в кухню.

– Летти, мы ставим новые замки, так что старые ключи больше не нужны.

– У меня никогда не было ключа, – ответила она чуть раздраженно, поскольку уже говорила ему об этом.

– Ну да. – Гершел явно не поверил. – Мы оставим один ключ Кэлвину, который живет в конце дороги, а остальные увезем. Думаю, мне придется время от времени приезжать, чтобы проверять, как тут дела.

«Дело ваше», – подумала Летти.

– Я с удовольствием буду приходить и делать уборку в доме, – отозвалась она, – когда захотите. Кэлвин сможет впускать меня в дом.

– В этом не будет необходимости, но спасибо за предложение. В десять часов мы здесь встречаемся с адвокатами, приготовьте нам свежий кофе. Потом мы разъедемся по домам. Боюсь, после этого ваши услуги нам больше не понадобятся, Летти. Простите, но папина смерть все меняет.

– Я понимаю, – ответила она и стиснула зубы.

– С какой периодичностью он вам платил?

– Каждую пятницу за сорок часов.

– И в прошлую пятницу он вам заплатил?

– Да.

– Значит, мы должны вам за понедельник, вторник и половину сегодняшнего дня, так?

– Наверное.

– По пять долларов за час.

– Да, сэр.

– Никак не могу поверить, что он платил вам так много, – бросил Гершел, открывая дверь и выходя во внутренний дворик.

Летти снимала постельное белье, когда прибыли адвокаты. Несмотря на темные костюмы и серьезные лица, их вполне можно было принять за Санта-Клаусов, раздающих игрушки из подарочных мешков детям, которые весь год хорошо себя вели. Перед тем как они подкатили к дому, Рамона – на высоких каблуках, в жемчугах и платье, гораздо более симпатичном, нежели то, в котором она присутствовала на похоронах, – успела раз десять выглянуть в окно, выходящее на подъездную аллею. Йен, в костюме и при галстуке, мерил шагами гостиную, то и дело посматривая на часы. Гершел, впервые с момента приезда чисто выбритый, постоянно мотался на кухню и обратно.

За последние три дня Летти услышала достаточно, чтобы понять: брат и сестра возлагалют очень большие надежды на завещание отца. Им не было известно, сколько денег держал старый Сет в банке, но они догадывались: там что-то есть, для этого им проницательности хватало. И все это сваливалось на них с неба. По последним соображениями Йена, только дом и земля стоили минимум полмиллиона. А ведь есть еще лесной склад и бог знает что еще.

Они собрались в гостиной: адвокаты и три потенциальных бенефициара, все подобающим образом одетые, с безупречными манерами и в отличном настроении. Служанка, в своем лучшем белом форменном платье, подала кофе, пирог и ретировалась в укрытие – слушать.

Для начала адвокаты выразили глубокие соболезнования. Они несколько лет были знакомы с Сетом и всегда восхищались им. Какой человек! Видимо, адвокаты имели о Сете более высокое мнение, чем его собственные дети, но в данный момент дети не возражали. Гершел и Рамона на протяжении этого первого действа исполняли свои роли хорошо, даже, можно сказать, превосходно. Йена эти предварительные церемонии, казалось, утомляли, он горел желанием перейти к делу.

– У меня идея, – начал Гершел. – Не исключено, что в доме есть уши. Сегодня прекрасный день, давайте выйдем в патио, где можно поговорить более, я бы сказал, конфиденциально.

– Да брось, Гершел, – возразила было Рамона, но Йен уже встал со стула.

Они плотной группой проследовали через кухню в патио, где расселись за садовым столом. Часом ранее, предвидя подобный оборот событий, Летти приоткрыла окно в ванной комнате и теперь, сидя на бортике ванны, могла слышать все даже лучше, чем если бы они остались в гостиной.

Мистер Льюис Макгвайр открыл тяжелый портфель, достал из него папку, передал каждому по копии документа и начал:

– Наша фирма составила это завещание для вашего отца год назад. Здесь много штампованных формулировок, вы уж простите, но таковы официальные требования.

– Подробно я прочту позднее. Пожалуйста, скажите главное, – попросила явно нервничавшая Рамона.

– Хорошо, – согласился мистер Макгвайр. – Опуская все лишнее: каждый из вас – Гершел и Рамона – получает по сорок процентов от всего наследства. Часть – сразу, часть будет вложена в доверительные фонды и выплачена поэтапно. Но в любом случае вы наследуете восемьдесят процентов имущества мистера Хаббарда.

– А остальные двадцать?

– Пятнадцать процентов переходит в доверительные фонды на имя внуков, а пять – в качестве прямого пожертвования Ирландской церкви Христианского пути.

– А каково состояние мистера Хаббарда в целом? – поинтересовался Йен.

– Оно весьма солидно, – спокойно ответил Стиллмен Раш.

Когда полчаса спустя Летти принесла им еще один кофейник свежезаваренного кофе, настроение за столом решительно изменилось. Нервозность пропала без следа. Тревожное ожидание, подавленность, опасения потерпеть ущерб сменились восторженным головокружением, какое способно вызвать лишь внезапно и незаслуженно обретенное богатство. Они только что выиграли в лотерею, и теперь их единственной заботой оставалось получить выигрыш.

Учитывая, сколько денег витало в воздухе вокруг них, они при появлении Летти тут же словно проглотили языки. Никто не произнес ни слова, пока она разливала кофе. И только когда за ней закрылась кухонная дверь, оживленный разговор возобновился.

Летти слушала и с каждой минутой приходила во все большее замешательство.

Лежащее на столе завещание не только было составлено Льюисом Макгвайром, он был назван в нем и душеприказчиком, то есть на нем лежала ответственность за его утверждение и исполнение. Третий адвокат, мистер Сэм Ларкин, являлся главным деловым советником Сета и, судя по всему, завоевал его полное доверие благодаря достигнутым невероятным успехам.

Ларкин расписывал им сделки Сета одну за другой, потчевал рассказами о его отчаянных подвигах, когда он безрассудно и дерзко – по крайней мере, так казалось – занимал под залог огромные суммы и пускал их в дело. Оказывается, Сет был умнее их всех. От этого увлекательного повествования устал только Йен.

Мистер Макгвайр сказал, что поскольку уж они здесь, в округе Форд, то собираются зайти в окружной суд и оформить документы, необходимые для того, чтобы начать процесс утверждения завещания. Объявление для кредиторов будет опубликовано в окружной газете, чтобы каждый, кому Сет мог быть должен, успел заявить свои претензии в течение девяноста дней. Положа руку на сердце, мистер Макгвайр сомневался, что у Сета найдутся неизвестные кредиторы. Сет знал о своей неминуемой кончине и наверняка уладил все дела, мистер Макгвайр разговаривал с ним менее месяца назад.

– В любом случае, – добавил Стиллмен Раш, – мы считаем, что это будет рутинная процедура, но она займет некоторое время.

«И принесет хороший куш адвокатам», – мысленно добавил Йен.

– Через несколько месяцев мы представим суду официальный бухгалтерский баланс и опись всего имущества вашего отца и его денежных обязательств. Чтобы подготовить их, придется нанять аудиторскую фирму, мы знаем несколько надежных, она все отследит. Все недвижимое имущество необходимо оценить. Всю личную собственность внести в опись. Это довольно долгий процесс.

– Насколько долгий? – спросила Рамона.

Все три адвоката заерзали – обычная реакция, когда требуется выдать точную информацию. Льюис Макгвайр, старший из них, пожал плечами.

– Полагаю, от года до полутора, – ответил он уклончиво.

Йен поморщился при мысли о долгах, которые ему предстояло выплатить в ближайшие полгода. Гершел нахмурился, стараясь, чтобы никто этого не заметил, и напустил на себя вид человека, у которого банковские счета пухнут от денег и он не испытывает финансовых затруднений.

– А почему так долго? – Рамона сердито покачала головой.

– Хороший вопрос, – ответил мистер Макгвайр.

– Благодарю вас.

– Год в таких делах – это совсем недолго. Необходимо проделать большую серьезную работу. Ваш отец имел значительные авуары. Такие наследства редки. Если бы он умер, не оставив ничего, утверждение его завещания можно было завершить через девяносто дней.

– Во Флориде утверждение завещания занимает в среднем два с половиной года, – вставил мистер Ларкин.

– Но здесь не Флорида, – возразил Йен, окинув адвокатов холодным взглядом.

– В законе есть положение о частичном распределении, – поспешно добавил Стиллмен Раш. – То есть вам могут разрешить воспользоваться частью своей доли наследства до официального закрытия завещания.

– Это мне уже больше нравится, – кивнула Рамона.

– Давайте поговорим о налогах, – потребовал Йен. – Каковы примерные цифры?

Мистер Макгвайр откинулся на спинку стула с самоуверенным видом.

– При наследстве такого объема, – улыбнулся он и с довольным видом кивнул, – и отсутствии живой супруги налоги должны быть чудовищные, больше пятидесяти процентов. Но благодаря предусмотрительности мистера Хаббарда и нашей квалификации мы выработали план. – Он потряс копией завещания. Используя кое-какие фонды и иные возможности, мы снизили уровень налогообложения почти до тридцати процентов.

Йену, щелкающему цифры как орехи, не требовался калькулятор. Двадцать миллионов и остаток от чистой ценности активов умершего минус тридцать процентов составят приблизительно четырнадцать миллионов. Сорок процентов из них полагаются его дорогой женушке, так что их доля будет равняться плюс-минус пяти миллионам шестистам тысячам. Причем чистыми, никаких других налогов, поскольку все эти проклятые штатские и федеральные налоги будут уже накинуты на наследство.

Йен со своими многочисленными партнерами и компаньонами был должен разным банкам более четырех миллионов, причем половина долгов уже была просрочена.

Пока в голове у Гершела тикал его внутренний счетчик, он поймал себя на том, что проговаривает цифры себе под нос. Несколько секунд спустя он тоже вычислил итог, который равнялся приблизительно пяти с половиной миллионам. Ему так опротивело жить с матерью! И дети… Больше не придется волноваться об их образовании.

На лице Рамоны появилось злобное выражение, и она, одарив мужа язвительной улыбкой, выпалила:

– Двадцать миллионов, Йен! Не так уж плохо для – как ты его называл? – необразованного лесоруба.

Гершел закрыл глаза и вздохнул.

– Будет тебе, Рамона. – Йен попытался образумить жену.

Адвокаты вдруг заинтересовались своими туфлями.

– Да тебе не заработать столько за всю жизнь, – не унималась Рамона, – а папа сделал это за десять лет. И у твоей семьи со всеми банками, которыми она когда-то владела, никогда не было таких денег. Ты не находишь это невероятным, Йен?

У Йена отвисла челюсть. Он ничего не мог сказать и только неотрывно смотрел на нее. Будь они наедине, точно бы вцепился ей в глотку, но на людях…

«Спокойно, – приказал он себе, стараясь совладать с гневом. – Лучше возьми себя в руки, потому что эта самодовольная сука, сидящая в пяти футах от тебя, вот-вот унаследует несколько миллионов. И хотя эти деньги, вероятно, взорвут наш брак, кое-что достанется и тебе».

Стиллмен Раш, закрыв портфель, поспешил завершить встречу:

– Ну, нам пора. Мы заедем по дороге в суд и запустим машину, но вскоре нам понадобится встретиться еще раз, если вы не возражаете.

Еще не закончив говорить, он встал. Ему вдруг нестерпимо захотелось оказаться подальше от этой семейки. Макгвайр и Ларкин тоже вскочили, захлопывая свои портфели и с притворной любезностью произнося формулы вежливости. Они настояли, чтобы никто их не провожал, и почти бегом скрылись за домом.

После их ухода во дворике воцарился вакуум убийственной тишины. Все избегали смотреть друг на друга и ждали, кто заговорит первым. Одно неверное слово могло развязать новую ссору или что-нибудь похуже.

Наконец Йен, самый сердитый, спросил жену:

– Зачем ты все это сказала в присутствии адвокатов?

– Нет, зачем ты это сказал? – не дав ей ответить, вклинился Гершел.

– Потому что я давно уже хотела это сказать, Йен, – проигнорировав брата, рявкнула Рамона. – Ты всегда смотрел на нас свысока, особенно на моего отца, а теперь вдруг начал считать его деньги.

– Разве не все мы их начали считать? – вставил ее брат.

– Заткнись, Гершел, – огрызнулась Рамона, не глядя на него, она не сводила глаз с Йена. – Так знай: теперь я развожусь с тобой.

– Недолго же ты продержалась.

– Да, недолго.

– Эй, ребята, бросьте, – воззвал к ним Гершел. Он не первый раз присутствовал при том, как сестра грозила мужу разводом. – Пойдемте в дом, закончим складывать вещи и поскорее уедем отсюда.

Мужчины медленно поднялись и пошли к дому. Рамона сидела, уставившись вдаль сквозь деревья, которые росли за задним двором, на лес, где играла в детстве. Такой свободы, как сейчас, она не ощущала много лет.

Еще один пирог принесли незадолго до полудня, Летти пыталась отказаться от него, но в конце концов пришлось принять подношение. Она поставила пирог на кухонную стойку, где последний раз драила кастрюли. Дэфо коротко попрощались – просто потому, что не могли уехать без этого. Рамона обещала поддерживать связь и все такое. Летти смотрела, как они садятся в машину, храня гробовое молчание. Им предстояла долгая дорога до Джексона.

В полдень, как было условлено, явился Кэлвин, и Гершел, сидя за кухонным столом, отдал ему один из ключей от нового замка на парадной двери. Кэлвин должен был проверять дом время от времени, стричь траву и убирать листья – все как обычно.

– Итак, Летти, – обратился к ней Гершел, когда Кэлвин ушел, – как я понимаю, мы должны вам за восемнадцать часов по пять долларов в час. Правильно?

– Как скажете.

Облокотившись на стойку, он выписал чек.

– Девяносто долларов, – хмурясь, бормотал Гершел, в который раз сокрушаясь по поводу непомерно высокой оплаты. Вздохнув, он вырвал чек из книжки, передал его Летти. – Ну, вот вам. – Он словно сделал ей щедрый подарок.

– Спасибо.

– И вам спасибо, Летти, за то, что заботились о папе, о доме и вообще. Я знаю, вам сейчас нелегко.

– Я все понимаю, – спокойно ответила она.

– Судя по всему, мы больше никогда не увидимся, но я хочу, чтобы вы знали, как высоко мы ценим то, что вы сделали для нашего отца.

«Какое вранье», – подумала Летти.

– Спасибо, – ответила она вслух.

Когда складывала чек, глаза ее увлажнились.

Повисла неловкая пауза.

– Ну, Летти, – наконец произнес Гершел, – я бы попросил вас уехать прямо сейчас, чтобы я мог запереть дверь.

– Да, сэр.