Текст книги "Кому помешал Сэмпсон Уорренби?"

Глава 5

В полдень начальник полиции графства вызвал для отчета сержанта уголовного розыска Карсторна, проведшего утро в трудах, принесших мало результата. Через полчаса он высказал желание поразмыслить, а еще через десять минут пришел к ожидаемому, но не слишком приятному решению.

– Не скрою, Карсторн, – произнес он, дожидаясь соединения с неким лондонским номером, – что поступил бы так же, если бы инспектор Торптон не выбрал столь неудачный момент, чтобы слечь с краснухой.

– Конечно, сэр, – согласился сержант, разрываясь между естественным желанием повышения в звании в награду за блестящее раскрытие сложного дела и подозрением, что это дело оказалось бы ему не по зубам.

Он испытывал противоречивые чувства, когда в пятом часу был представлен веселому человеку с живыми глазами, вошедшему в комнату полицейского участка, где в тот момент восседал начальник полиции. Незнакомец был высок и суров.

– Старший инспектор Хемингуэй? – Полковник Скейлз поднялся из-за стола и протянул руку для пожатия. – Рад знакомству! Разумеется, я о вас слышал. Я предупредил начальство, что мне нужен не абы кто. Вижу, они поняли.

– Благодарю вас, сэр, – ответил старший инспектор, ничуть не покраснев от похвалы. Пожав полковнику руку, он указал на своего спутника: – Инспектор Харботтл, сэр.

– Добрый день, инспектор. Познакомьтесь, это детектив Карсторн, начавший расследование дела.

– Буду счастлив сотрудничеству, – кивнул старший инспектор, тряхнув сержанту руку. – О вас я пока знаю немного. Кстати сказать, на первый взгляд дело кажется мне симпатичным.

– Неужели? – удивился полковник, который, подобно мисс Паттердейл, боялся, что расследование принесет много неприятностей. – Вы сказали «симпатичным»?

– Да, сэр. Я имею в виду его необычность.

– Отчасти оно именно такое. Хотя вы, полагаю, согласитесь, что в самом убийстве необычного много.

– Выстрел на открытом месте? Никаких запертых комнат, таинственного оружия, прочих осложнений?

– Человека застрелили у него в саду, – произнес полковник. Ему показалось, что старший инспектор Хемингуэй относится к своей задаче с недопустимым легкомыслием. Он вспомнил предупреждение старого знакомого из Скотленд-Ярда об оригинальности старшего инспектора.

– Можно сказать, в широком поле! – обрадовался Хемингуэй.

– Нет, в саду.

– Это одно и то же, сэр.

– Я введу вас в курс событий. Предлагаю всем сесть. Я закурю трубку, вы тоже можете. Не трубку, так сигареты, вот коробка.

Он сел и стал набивать трубку табаком из старого резинового кисета. Старший инспектор потянулся за сигаретой, сержант Карсторн подал коробку его подчиненному, но тот ответил, что не курит. Израсходовав несколько спичек, полковник наконец закурил, после чего быстро ознакомил Хемингуэя с фактами по делу. На перечисление и описание людей, составлявших торнденское общество, ушло больше времени. Было видно, что теперь полковник тщательно подбирает слова. Инспектор Харботтл, надолго упершийся взглядом в противоположную стену и хранивший неподвижность, близкую к столбняку, внезапно мрачно уставился на рассказчика. Его начальник сохранил на лице выражение некритичного, по-птичьи легкомысленного интереса.

– Сегодня утром доктор Ротерхоуп произвел вскрытие, – сообщил полковник. – Полагаю, вы ознакомитесь с его отчетом. В нем, конечно, нет ничего нового: причина смерти не вызывала сомнения.

Хемингуэй взял отчет и просмотрел его.

– Действительно, ничего, – кивнул он. – Единственное, чего мы раньше не знали, – что пуля, вероятно, выпущена из винтовки калибра 0,22 – подробность, без которой я обошелся бы. Хотя калибр мог бы угадать сам. Вряд ли в округе найдется более четырех-пяти десятков таких стволов. Моим сотрудникам придется наведаться ко всем их владельцам. Стреляная гильза не найдена?

– Найдена, сэр, – с гордостью заявил Карсторн. – Вот она. Долго пришлось искать! Валялась вот в этих кустах утесника, помеченных на карте.

– Молодцы! – похвалил Хемингуэй, вставляя в глазницу маленькую лупу и начав внимательно разглядывать гильзу. – Здесь есть отчетливые следы, лишний раз доказывающие, что ничего нельзя загадывать заранее. Я думал, что ничего не увижу: в девяти случаях из десяти винтовки калибра 0,22 настолько изношены, что ничем не могут нам помочь. А здесь, как я погляжу, мы сможем идентифицировать оружие, из которого застрелили этого человека. Что ж, предположим, мы его найдем – хотя смею утверждать, что этого не произойдет. Если бы я не знал, что чем проще кажется дело на первый взгляд, тем сложнее оно будет уже в середине расследования, то заключил бы, что решение будет найдено в два счета.

– Надеюсь, – веско произнес полковник.

– Да, сэр. Вот только за милю видно, что так не случится. Из ваших слов я понял, что у дела весьма изысканный антураж. Опыт подсказывает, что это все усложняет.

– Неужели? – удивился полковник.

– Сами посудите, сэр. – Хемингуэй перевернул страницу отчета судмедэксперта. – Перечисленные вами люди – сквайр, семейный поверенный, отставной майор – будут друг друга выгораживать. Я далек от того, чтобы их за это осуждать, – добавил он беспечно, не обращая внимания на то, что полковник начал понемногу свирепеть. – Зачем им любопытные полицейские, сующие нос в их проблемы? Им это непривычно, не то что обыкновенным преступникам. Они, конечно, благоразумнее традиционных представителей преступного класса. Можно только радоваться, что они нечасто встают на преступный путь. Как я погляжу, здесь нас не ждет дорожка, устланная розами, нет, сэр! – Он отложил отчет. – Ваш доктор Ротерторп немного слукавил со временем смерти, правда?

– К сожалению, Ротерторп увидел труп только через несколько часов. Хасуэлл-младший вызвал доктора Уоркопа, лечившего потерпевшего. Время определено не слишком точно, однако Уоркоп – опытный специалист, к тому же мы располагаем показаниями о времени мисс Уорренби.

– Как вы думаете, сэр, что, помимо профессиональной ревности, побудило доктора Ротерторпа не подтверждать это заключение?

Начальник полиции графства рассмеялся:

– Как вы наблюдательны! Только это, других причин нет. Доктор Уоркоп давно практикует в Беллингэме, и коллеги, наверное, считают, что он несколько… устарел. Однако ему не откажешь в здравомыслии!

– Да, сэр. Известно, кому может быть выгодна эта смерть?

– Его племяннице – главной наследнице. Мелких наследователей можно не считать. Завещание хранилось в сейфе у него в кабинете. Если пожелаете вникнуть в его дела, рекомендую обратиться к его главному клерку по фамилии Каупланд: достойнейший человек, проживший в Беллингэме почти всю жизнь.

– Они ладили, сэр?

– Вполне. Он прекрасно отзывается о погибшем. Ему тоже кое-что отписано – немного, порядка двухсот фунтов. Каупланд потрясен убийством, верно, сержант?

– Да, сэр. Мистер Каупланд – в высшей степени достойный человек, естественно, что он потрясен. Не говоря о том, что для него это серьезная встряска и в ином смысле. Позиции старшего клерка не растут на деревьях. Не знаю, где он найдет другое такое место. Во всяком случае, не в Беллингэме: хотя в «Трокингтон энд Флимби» требовался новый главный клерк, это не та работа, которая его привлекла бы, а главный клерк мистера Драйбека занимает свое место уже тридцать лет.

– Драйбек… – повторил Хемингуэй. – Тот, кого отвезли после тенниса домой? Где он живет?

Сержант ткнул пальцем в карту.

– Здесь, сэр, почти напротив начала Фокс-лейн. Насколько мы смогли установить, его высадили там в семь часов, ну, может, чуть позднее. В половине восьмого он сел ужинать. Это подтвердила его экономка. Чем Драйбек занимался перед этим, она не знает.

– А что говорит об этом он сам?

Сержант сверился со своими записями:

– Утверждает, что, войдя в дом, сразу поднялся наверх, где принял душ. Вероятно, так оно и было, у него старомодная ванна, на конце которой стоит душ. После этого он вышел в сад и полил цветы. Драйбек говорит, что за этим занятием услышал гонг: экономка звала его ужинать. Она показала, что ей пришлось дважды ударить в гонг, потому что первого удара хозяин не расслышал.

– Где находилась все это время экономка?

– Переходила из кухни в столовую и обратно: готовила ужин, накрывала на стол. Столовая расположена в передней части дома, кухня – за ней, в задней части. Между ними коридорчик с дверями. Она заявила, что всегда ходит из одного помещения в другое по нему, потому и не видела Драйбека. То есть за эти полчаса экономка ни разу не была в холле. Неудивительно, что она хозяина не видела.

– Кухонные окна не выходят в сад?

– Нет, сэр. За окном кухни гравийный дворик, дальше лавровая изгородь, она загораживает сад.

– Удачная планировка, – похвалил Хемингуэй карту, пристально ее изучая. – Значит, с семи до семи тридцати Драйбек мог находиться где угодно. Если верить вашей карте, то от его дома до Фокс-Хауса менее полумили.

– Именно так, сэр. Но по пути туда ему пришлось бы пройти мимо коттеджа мисс Паттердейл.

– Почему бы ему не пройти через выгон?

– Можно и так.

– Из этого вовсе не следует, что он так и поступил. По-моему, Драйбек не пользуется популярностью как кандидат на главную роль в нашей занятной драме. В каких отношениях он был с Сэмпсоном Уорренби?

Прежде чем ответить, сержант вопросительно взглянул на полковника, но тот рассматривал свою трубку, которая погасла и требовала внимания. Немного запинаясь, сержант ответил:

– Я бы не назвал их отношения добрыми, сэр. Не хочется преувеличивать, но факт есть факт: Уорренби причинял Драйбеку много вреда в профессиональном смысле. Он был очень предприимчивым, а Драйбек работает по старинке. Уорренби был более успешен.

– Хорошо, – сказал Хемингуэй, которому Драйбек уже надоел. – Перейдем к остальным действующим лицам. Вашу мисс Паттердейл, молодого Хасуэлла и племянницу – забыл ее имя, но у нее алиби, как и у двух первых, – можете пропустить.

Полковник вскинул голову:

– У вас хорошая память, старший инспектор!

Инспектор Харботтл, бросив на своего начальника немного грустный, но полный гордости взгляд, не смог смолчать:

– Этого у него не отнять, сэр.

– Вас не спрашивают, Хорас! – произнес старший инспектор. – Начните с поляка, сержант. Если бы меня предупредили, что в деле замешан поляк, я бы сказался больным. У него какое-то необычное имя…

Сержант опять заглянул в записи.

– Замагориски, – прочитал он по слогам с виноватым видом. – Обычно его называют мистером Ладисласом.

– Тогда и мы станем так его называть, хотя я никогда не слыхивал такого христианского имени! – проговорил Хемингуэй. – Чем скорее мы от него избавимся, тем лучше. Было у меня дельце с участием грузина и еще два с поляками, так я чуть не стал от них нервнобольным! Значит, этого Ладисласа видели на Фокс-лейн на мотоцикле в половине шестого? Какое он имеет ко всему этому отношение?

– В деревне болтают, сэр, будто он ухаживает за мисс Уорренби, и ее дядя знать его не хотел. Он инженер, работает у Бебсайда. Снимает комнату у миссис Докри, это один из коттеджей за домом Драйбека. Вот тот, – уточнил сержант, показывая на план. – Приятный молодой человек, но уж больно вспыльчивый. По его словам – признаться, я слушал не очень внимательно, – до войны он был состоятельным человеком: земли и дома в Польше имел. Кое-кто из местных жителей привечает поляка, но большинство с ним не знаются. С мисс Уорренби он познакомился в доме викария. Ей он как будто приглянулся. У нее доброе сердце! Она рассказала мне, что сначала жалела его, потом он ей понравился, завязалась дружба. Дядя действительно запретил ей встречаться с поляком, но она такой снобизм отмела. Похоже, они вместе прогуливались, пару раз, в отсутствие Уорренби, ходили в кино. Как я уже говорил, сэр, мисс Кингстон видела, как в половине шестого поляк повернул на своем мотоцикле на Фокс-лейн. У нее в деревне лавка сладостей, а в тот момент она, заперев ее, направлялась на общинный выгон, подышать свежим воздухом. Мисс Кингстон уверена, что это был он. Его ни с кем не спутаешь: смуглый брюнет, красавчик, вылитый иностранец.

– Она не видела, как он снова выехал с Фокс-лейн?

– Нет, сэр. Она никак не могла увидеть его во второй раз, потому что возвращалась обратно в деревню.

– Что говорит он сам?

– Сначала клялся, что его и близко от Фокс-лейн не было, но я не поверил, поскольку к моменту разговора по деревне уже разнеслась весть об убийстве мистера Уорренби, и он, несомненно, тоже об этом слышал. Пока мы с этим разобрались, поляк разошелся и стал кричать, что все против него, потому что он иностранец, хотя сознался, что побывал рядом с Фокс-Хаус с целью увидеться с мисс Уорренби. Он не знал, что она ушла играть в теннис. Дело было в субботу, когда Уорренби полагалось находиться дома, поэтому поляк оставил мотоцикл недалеко от дома и вошел в калитку, ведущую в кухню, с намерением спросить служанку, нельзя ли ему сказать словечко мисс Уорренби. Вот только по субботам служанка работает полдня и к тому времени уже ушла. Поляк якобы постучался в кухонную дверь, никто не ответил, и он ушел восвояси. Утверждает, что вернулся в дом миссис Докри около шести часов и больше носа наружу не высовывал. Только вот беда, она ушла в местный кинотеатр, оставив ему холодный ужин, поэтому его слов подтвердить не может.

– У него есть ружье?

– Утверждает, что нет, сэр. Доказать иное пока не удалось. По словам миссис Докри, однажды она видела у поляка ружье, но с тех пор прошло две недели, и это была винтовка калибра 0,22, одолженная ему Линдейлом и позднее возвращенная владельцу. Мистер Линдейл это подтверждает. Он – владелец фермы Рашифорд. Это вот здесь, на хоуксхэдской дороге.

– Что ж, перейдем к нему, – предложил Хемингуэй. – Как я погляжу, его ферма расположена очень удобно: тропа доходит до приступки в начале Фокс-лейн. У него были причины убить Сэмпсона Уорренби?

На вопрос ответил сам полковник:

– Вроде бы нет. Он здесь новенький. Приобрел ферму около двух лет назад. Бывший биржевой брокер. Женат на миловидной женщине, у них ребенок. Насколько я понимаю, они почти молодожены: их девочка еще совсем малышка.

– Действительно, сэр, – подтвердил сержант. – Нет оснований думать об участии Линдейла в преступлении, за исключением его нескрываемой нелюбви к покойному и приставания последнего, добивавшегося назначения адвокатом в Речной комитет. Это было у Уорренби навязчивой идеей, но его кандидатура никого из них не устраивала.

– Кто эти «они»? – спросил Хемингуэй. – Неужели это лакомая работенка? Впрочем, я ничего не смыслю в Речных комитетах.

– Никакая не лакомая! – махнул рукой полковник. – Из нее мало что выжмешь, просто она стала бы приятным дополнением к его делам. На мой взгляд, Уорренби жаждал ее ради общественного статуса. Она позволила бы ему завести престижные знакомства. Ну, и приобрести вес в графстве. Энергичный был человек! Его назначение зависело как раз от этих людей: сквайра, Гэвина Пленмеллера, Генри Хасуэлла, Линдейла. Все они – собственники речных берегов, решают вопросы рыбных ресурсов и ловли. Речка Раши протекает по землям сквайра и Линдейла. На ней также расположены земли Хасуэлла и Пленмеллера. Не пойму, как подобные обстоятельства могут довести до убийства? Если бы Линдейл не оказался на том приеме, то, по-моему, вообще не привлек бы внимания следствия.

– Дело в том, сэр, что не существует свидетелей его занятий между шестью пятьюдесятью, когда он покинул «Кедры», и половиной восьмого.

– Да-да, Карсторн, вы были совершенно правы, решив его допросить!

– Чем он в это время занимался, по его собственным словам? – спросил Хемингуэй.

– Примерно в 6.50, – стал докладывать сержант, не отрывая взгляда от блокнота, – они с мистером Эйнстейблом покинули «Кедры» через ворота и двинулись по тропинке. Миссис Линдейл ушла домой этим же путем на четверть часа раньше. Ее приходящая домработница не готова показать под присягой, когда именно хозяйка вернулась на ферму, но утверждает, что это было гораздо раньше семи, когда домработница уходит. Конечно, миссис Линдейл могла бы снова уйти позднее, но это вряд ли, она же молодая мать. Не оставила бы малышку одну. Линдейл немного проводил Эйнстейбла. Потом сквайр свернул, чтобы осмотреть свои новые посадки, а Линдейл продолжил путь на свою ферму. По его словам, он не сразу вошел в дом, а сначала проверил, выполнили ли работники поручение – починку ограды заливного луга в стороне от дома. Работники к тому времени уже разошлись, он никого не застал. Линдейл говорит, что вернулся домой к семи тридцати через свое пшеничное поле. Его жена это подтверждает.

– Пока ничего особенного в глаза не бросается, – заметил Хемингуэй. – А что там с вашим сквайром?

– Сквайр Эйнстейбл осмотрел посадки и вернулся домой только без четверти восемь. Кстати, миссис Эйнстейбл покинула компанию раньше, в шесть тридцать, уехав на машине. Это подтверждает мистер Пленмеллер. Он встретил ее, когда возвращался с бумагами для сквайра, она остановилась перекинуться с ним словечком. Она неважно себя чувствовала: по его словам, плохо выглядела и сильно нервничала. Болезненная особа. Рано, сразу после чая, ушел викарий Клиберн: ему понадобилось навестить захворавшего прихожанина. В этом я не склонен сомневаться, сэр: пока не проверял его, но…

– И не надо, – посоветовал Хемингуэй. – У вас найдутся другие дела. – Конечно, в случае чего мы им займемся, но это меня сильно удивило бы. Жена викария – еще куда ни шло, хотя и это маловероятно.

– Миссис Клиберн и мисс Уорренби ушли последними, сэр, – доложил сержант. – На часах было семь десять. Мисс Уорренби вышла в садовую калитку, а миссис Клиберн двинулась в сторону Вуд-лейн. Я проверил. Пожилой житель одного из коттеджей на Хай-стрит, напротив Вуд-лейн, сидевший на своем крыльце, видел, как миссис Клиберн шла по этому проулку. Он не заметил, в котором часу это было, но она остановилась с ним поздороваться, прежде чем отправиться к себе домой. По его словам, он видел также мистера Пленмеллера, шагавшего не в Торнден-Хаус, а по улице, в направлении «Красного льва». Ружья у него не было, старый Рагби непременно заметил бы его.

– Миссис Клиберн тоже вычеркиваем, – решил Хемингуэй. – Что это за субъект с заковыристой фамилией? Ее я раньше слышал, но его самого не представляю.

– Слышали, а как же! – проворчал полковник. – Он сочиняет детективы. Сам я такого не читаю, но, говорят, у него получается довольно лихо.

– То-то я подумал, что дело выглядит слишком гладко, чтобы все так и было на самом деле, – усмехнулся Хемингуэй. – Принимаемся за очередного любителя преступлений! Как у него насчет алиби, сэр?

– Оно вызывает сомнения, – сухо ответил полковник. – Воспроизведите ему слова Пленмеллера, сержант. Пусть знает, с кем имеет дело.

– Беда в том, сэр, что я не знаю, как с ним быть, – пожаловался сержант. – Создается впечатление, будто он прямо спал и видел, чтобы влипнуть в дело об убийстве! Сегодня в полдень я отыскал Пленмеллера в пабе «Красный лев», где он пил пиво в обществе майора Миджхолма. Он изображал завсегдатая, охотно болтал об убийстве и доказывал, что преступление совершила жена майора в отместку за жестокое обращение Уорренби с одной из ее собачонок. Все это, конечно, в шутку, но было видно, что майор недоволен. Ну, а потом Пленмеллер стал доказывать, что вполне мог сделать это сам. Большой шутник! Я, правда, не мог тратить зря весь день, поэтому подошел к стойке, представился и предложил ему поговорить. Вот что я вам скажу, сэр: ничто иное его так не обрадовало бы! Можно было подумать, что все это – театральная постановка, а мы выпиваем в антракте и обсуждаем ее. Какая-то непристойность! Но Пленмеллеру не откажешь в хладнокровии. Я, конечно, не стал задавать ему вопросы в пабе, предполагая, что мы пойдем к нему, но у него было другое на уме. «Кстати, – говорит, – хотите знать, где я находился, когда было совершено преступление? Точно знаю, что алиби у меня нет». Тут майор на него напустился: мол, он знает, что Пленмеллер спокойно шел домой, когда остальные – сам майор, мистер Драйбек и мисс Дирхэм – ехали в машине младшего Хасуэлла. «Откуда вам знать, что я направился домой? – возразил Пленмеллер. – Мало ли куда я забрел! Крейлинг – хозяин паба – присягнет, что вчера вечером я не показывался здесь до восьми часов!» Крейлинг, конечно, и не подумал утверждать что-либо подобное: наоборот, выразил уверенность, что Пленмеллер пришел в паб гораздо раньше, хоть и не вспомнил, когда именно. Держу пари, Пленмеллер подговаривал владельца паба не обеспечивать ему нежеланное алиби. Я не успел и рта раскрыть, как с ним резко, по-военному заговорил майор: потребовал перестать дурачиться и превращать трагедию в фарс. Пленмеллер засмеялся и ответил, что собирает ценный материал для новой книги и ему полезно побывать в шкуре главного подозреваемого. Правда, потом посерьезнел и сознался, что сначала пошел домой, а затем отправился в «Красного льва», вот только это вряд ли доказуемо, поскольку мисс Блайндберн, экономка, его не видела. Она находилась в кухне и не могла слышать, как он приходил, потому что глуха как пень. Глухота экономки подтвердилась.

– Ясно! – мрачно бросил Хемингуэй. – Знавал я таких! Что ж, при определенном везении мы сможем навесить убийство на него!

Полковник улыбнулся, а сержант Карсторн смутился.

– Вообще-то он мог бы это сделать, – неуверенно проговорил он. – Но вот зачем это ему понадобилось?

– Старший инспектор пошутил, сержант.

– Понятно, сэр. Но, как мы успели узнать, причин для убийства не было ни у кого из них.

– Даже у папаши молодого Хасуэлла? – осведомился Хемингуэй. – Или он вне игры?

– Его там не было, сэр. Уехал днем в Вудхолл и вернулся только в половине девятого. Вудхолл в пятнадцати милях от Торндена, это большое поместье, владелец которого нанял его управляющим. Он – агент по торговле недвижимостью и часто подрабатывает таким способом.

– Он ладил с Уорренби?

Сержант помялся:

– По-моему, да. Хотя оба заседали в совете, и у них порой возникали разногласия.

– Господи! – воскликнул Хемингуэй. – А кто-нибудь поддерживал с этим субъектом добрые отношения?

Сержант молча усмехнулся.

– Вы попали в точку, старший инспектор, – заметил полковник Скейлз. – Мерзкий был тип, все его не выносили. Признаться, даже я. Уорренби был из тех, кому не только надо во все вмешиваться: не успокаивался, пока не добивался своего. Прямо Гитлер в миниатюре! Наглый выскочка! Ничем не брезговал, лишь бы встрять в дела, не имевшие к нему касательства. Казалось бы, где он, а где тот или иной вопрос? Нет, он тут как тут! Проник даже в комитет по организации благотворительного бала, устроенного год назад леди Бинчестер. Наверное, решил, что это пойдет ему на пользу. Как же он ошибся!

– Получается, это не единственное место, где Уорренби нажил себе врагов. Торндонское общество мы уже разобрали. Как насчет остальных, тех, с кем он сталкивался?

– Естественно, мы и этого не упустили. Даже если не принимать во внимание, что Карсторн не знал, чтобы в Торнден в интересующее нас время наведался кто-либо из Беллингэма – к Фокс-Хаусу можно подойти по общественному выгону, – я не слышал, чтобы кто-нибудь всерьез с ним повздорил. Зависть – пожалуй, ревность – сколько угодно, многие Уорренби недолюбливали, и большинство из нас вздохнули бы с облегчением, если бы он убрался из Беллингэма. В округе он был самой ненавистной фигурой, однако из неприязни не убивают: требуется мотив! Вот почему, старший инспектор, я не стал медлить с обращением в Скотленд-Ярд: нет никого хотя бы с подобием мотива!

– А как насчет поляка, который заглядывался на его племянницу? – поинтересовался Хемингуэй. – Не говоря о самой этой юной леди… Если она получает по наследству деньги, я назвал бы это неплохим мотивом.

– Сначала познакомьтесь с мисс Уорренби, а потом говорите! – И полковник громко захохотал.

– Я так и сделаю, сэр, – сказал старший инспектор.