Текст книги "Икона"

Доктор Снид записывает что-то на стикере.

– Твой дядя Роберт – брат твоего отца?

– Да.

– И его дочь – это та девочка, которая гостила у вас на Пасху?

– Да, Оливия.

– Но они ведь не православные?

– Нет, они не ходили в храм, но иногда Оливия бывала с нами на службе.

– И ты не видела их с тех пор, как умерла Оливия?

– Не видела.

Они живут в получасе езды от дедушки и бабушки, но они никогда не приезжают в гости. Наверное, чтобы не встречаться со мной. В нашей детской было две кровати и две девочки. Никто не пошёл искать меня под маминой и папиной кроватью, потому что никто не знал, что в доме в ту ночь было трое детей.

– Ты волнуешься перед встречей с ними?

– Ну, да… – говорю я.

– Может быть, мы немного поговорим именно об этом на следующей неделе. Напомни мне, пожалуйста, хорошо?

– Хорошо.

Он встаёт и открывает передо мной дверь. Мы проходим коридор, выходим в холл, где сидит бабушка и смотрит в журнале рецепты пирогов.

– Как прошла твоя беседа, всё хорошо? – спрашивает она с улыбкой.

– Отлично, – говорит мистер Снид, похлопывая меня по плечу.

Я вся сжимаюсь.

– А нам ещё нужно заехать в магазин, купить поздравительные открытки, – говорит бабушка, – хочешь, мы купим замороженную пиццу на ужин?

– М-м-м, пицца, – говорит мистер Снид, – я по-настоящему тебе завидую!

Они ещё несколько минут о чём-то болтают, смеются, пока бабушка складывает свои вещи в сумочку. Затем доктор Снид возвращается в свой кабинет, а мы с бабушкой наконец уходим.

Воздух кажется пронзительно холодным и после душного холла, где я страдаю от клаустрофобии. Я делаю глубокий вздох и расправляю плечи. В сгущающейся темноте праздничные украшения начинают мигать буквально на каждом столбе. Тут и праздничные ёлки, и снежинки, и олени. А на одном столбе, у самого поворота – звезда. В моё сознание медленно вплывает воспоминание: мамин голос и мой… сливаются вместе.

Дева днесь Пресущественнаго раждает,

И земля вертеп Неприступному приносит;

Ангели с пастырьми славословят,

Волсви же со звездою путешествуют,

Нас бо ради родися…

Растёт ощущение чуда.

…Отроча младо, Превечный Бог!

Я стою у машины, смотрю, как настоящие звёзды появляются в тёмно-синей ночи, прямо надо мной.

Если это всё неправда, – почему они прилагают столько усилий для того, чтобы я всё забыла?

15 декабря 0000. Э. Т. 20:13

После того как я заканчиваю свою домашку по математике, я поднимаюсь наверх, в мою комнату, и ложусь на кровать. Только здесь я могу успокоиться и перестать обижаться на все свалившиеся на меня обстоятельства. Мои часы громко тикают.

Иметь часы – это гораздо лучше, чем иметь психотерапевта. По крайней мере, такого, как доктор Снид. Может быть, где-нибудь и есть хорошие психотерапевты, но мне больше нравятся мои часы: они не задают неудобные вопросы, не заставляют разговаривать. Они просто спокойно тикают. Они никогда не расстраиваются, как бабушка, и не хитрят, как мисс Линда.

Я думаю о том, что, если у меня когда-нибудь будет свой собственный дом, я повешу часы во всех комнатах, чтобы у меня всегда был приятный собеседник, куда бы я ни пошла. У меня будут большие полки, заполненные только моими любимыми книжками. И я буду приглашать в гости только Мими и бабушку. И ещё в моём доме можно будет произносить любые слова, всё, что тебе захочется, например «Рождество» или «Бог», и ничего плохого с тобой не случится.

А ещё там не будет математики.

16 декабря 0000. Э. Т. 3:47

– Хиллари! Проснись! Хилли-Билли! – Кто-то трясёт меня за плечо.

Кто-то, кто пахнет фланелью и одеколоном «Old Spice». Дедушка. Что случилось? Ещё темно. Я, кажется, что-то говорила, но сейчас не могу вспомнить, что именно.

– Ты опять разговариваешь во сне, – говорит дедушка, – ты опять разбудила бабушку!

– А сколько времени? – сонно спрашиваю я.

– Часа четыре утра, – отвечает он, – опять снились кошмары?

– Кажется, нет… – Я всё ещё сонная.

– Ты говорила что-то про котов. Постарайся заснуть, и вообще, будь потише, пожалуйста, у бабушки опять бессонница.

Я слышу, как он выходит из моей комнаты и закрывает дверь. Он всегда ворчит, когда не выспится.

Коты? Странно. Я рассматриваю потолок в темноте. Надо бы сходить в туалет, но одеяло такое тёплое, что совсем не хочется выбираться из кровати. Может быть, я опять засну и потерплю до утра…

«Кейт, не кот», – вдруг понимаю я.

И тут я всё вспомнила.

Кейт стоит, закрыв глаза, и считает. Я судорожно ищу место, где могла бы спрятаться. Но деревья вокруг совершенно без листьев и отстоят далеко друг от друга. Нет больше времени. Где же мне спрятаться?

Я бегу дальше, она остаётся позади, а я всё бегу и бегу, и оказываюсь в глубине леса, и всё ищу то самое, заветное, место. Я узнаю этот лес. Я уже была здесь. Вот ручей. Упавшее дерево. Мёртвое дерево с дуплом. Дупло маленькое, там может поместиться только енот или собака, размером с Хёрши. Но, кажется, чем дальше я бегу, тем сильнее я уменьшаюсь в размере, и внезапно я оказываюсь внутри этого самого дупла.

– Кто не спрятался, я не виновата! – Голос Кейт еле слышен, кажется нереальным.

В дупле совсем темно, а я теперь такая маленькая, что она никогда не сможет найти меня. Я пытаюсь спрятаться ещё надёжнее, куда-то вглубь, подальше от светлого пятна входа, пробираюсь сквозь сухие листья и какую-то грязь. И тут я вижу свет в глубине. Что это?

Это не дневной свет. Он белый, больше похож на свет звезды.

Я иду прямо на этот свет. Какого же размера это дерево? Я что, на самом деле такая маленькая?

Я крепко сжимаю уголок пододеяльника. Я хочу, чтобы дедушка вернулся, даже если он будет ворчать.

Вижу мужское лицо. Оно огромное. Глаза открыты, но устремлены вдаль. Он смотрит куда-то поверх моей головы, сидит, опираясь спиной на ствол дерева, ноги у него вытянуты, а руки мягко сложены на груди.

– Здравствуйте… – говорю я, но губы мои шевелятся, не издавая никаких звуков.

Когда я подхожу ближе, то вижу, что его красные туфли просто огромные – размером с меня. Я могу заблудиться в складках его одежды. Синие кресты на его плечах, на белом шарфе – гигантского размера.

– Ефросинья? Ефросинья, где ты?

Я слышу гулкое эхо голоса Кейт.

Огромная белая борода незнакомца поворачивается ко мне. У него доброе лицо, оно будто светится. Это пугает меня, и я с криком отступаю назад. Великан смеётся, протягивает руку, чтобы поймать меня. Его шарф спадает с плеча, и я вижу пулю в его груди и кровь, вытекающую из раны.

Рука великана ловит меня и аккуратно сажает на землю.

– Ты нашёл её! – говорит Кейт, внезапно оказавшись около нас.

Она одета в свой любимый наряд: на ней – юбка принцессы, розовые ковбойские сапожки и папина футболка, на которой нарисованы смешные усы. За плечами – рюкзачок.

– А вот и подарок на Рождество от Екатерины, специально для тебя.

Кейт снимает рюкзак, расстёгивает молнию.

– Протяни руки, – говорит она.

Я не могу отвести глаз от великана, но выполняю её просьбу.

В мои ладони она кладёт одно… два… три маленьких яблока. Она закрывает рюкзак, надевает его на плечи, наклоняется и шепчет мне в ухо:

– Они от Повара.

И убегает.

– Кейт, – наконец у меня появился голос, – подожди, вернись, Кейт!

16 декабря 0000. Э. Т. 16:28

Я еле нашла Мими. Её совсем не было видно там, в закутке с книгами по истории, где она расставляла их по полкам, вынимая из библиотечной тележки. Но мне очень нужно было с ней поговорить.

– Ты веришь в чудеса? – спрашиваю я.

– Конечно! – отвечает Мими.

– Я имею в виду не те чудеса, как в Библии, а вот прямо сейчас, в наше время?

– Конечно, – повторяет она.

Я стою рядом с Мими, читаю названия книг на корешках и думаю, как ей рассказать о том, что случилось. Сёстры Бронте. Собрание сочинений Шарлотты Бронте. «Хроники Гондала».

– А ты сама когда-нибудь видела чудо? – спрашиваю я.

Она вынимает книгу из тележки, отклеивает стикер с обратной стороны и ставит её на полку.

– Нет, – говорит она, – по крайней мере, я не знаю об этом. Но ведь я и не святая, – улыбается она.

– Ну, я тоже не святая.

Рука Мими замирает над новой книжкой.

– А ты видела чудо?

Я киваю.

Она молчит несколько минут. Я жду, чтобы она наконец спросила меня, что же я видела. Потом она говорит:

– Я думаю, тебе нужно кое с кем встретиться.

– Я не сумасшедшая, – говорю я.

– Нет, нет, не с доктором. Хотя в некотором смысле…

Я смотрю на неё с подозрением. Может быть, мне не стоило ничего ей говорить.

Такое ощущение, что она пытается принять какое-то решение.

– А сколько тебе лет? – наконец спрашивает она.

– Двенадцать, почти тринадцать.

Мими наклоняется над тележкой и вздыхает.

– Даже не знаю, должна ли я это сделать… – шепчет она себе под нос.

– О чём ты?

Она берёт книгу, вертит её в руках.

– Ефросинья, – говорит она, – ты же знаешь, в каком мире мы живём?

Какой странный вопрос.

– Наверное, да…

Мими понижает голос.

– Тебе двенадцать лет. И ты видела такие вещи, которые двенадцатилетние дети вообще-то не должны видеть. И ты собираешься принять решение, которое двенадцатилетние дети обычно не принимают. Ты понимаешь, что за тобой следят? – говорит она почти шёпотом.

Я думаю о докторе Сниде и мисс Линде и киваю головой.

– Ты знаешь, что с тобой будет, если они узнают?

– Что? – шепчу я.

– Я даже не знаю, – шепчет она в ответ, – но моего мужа убили.

– Мою семью тоже убили.

– Ты уже взрослая, чтобы принимать взрослые решения? Или лучше тебя поберечь. – Кажется, сейчас она разговаривает сама с собой.

Она вот-вот собирается сказать мне что-то. Что-то очень важное. Что-то, что я, наверное, не хочу знать. Может быть, ещё не поздно. Я могу вернуться к бабушке, в её секцию с любовными романами, я всё-таки ещё ребёнок. Пусть эти взрослые сами думают обо всяких страшных вещах.

Я вспоминаю свой сон, великана и Кейт. И решаю: я хочу это знать.

– Пожалуйста, расскажи, – говорю я.

Мими перекрестилась. Я оглядываюсь в страхе, вдруг кто-то видит нас. Никого.

– На углу Английской улицы и Первой авеню есть букинистический магазин, – говорит она, – его владелец сможет тебе помочь.

Книжный магазин со старыми книгами? Как он может мне помочь?

– А кто он? – спрашиваю я.

– Просто зайди туда, если получится, и попроси его дать тебе атлас мира.

– Книгу с картами?

Мими кивает.

– Он спросит, какая страна тебя интересует. А ты скажи: Синай.

– Но это же не страна, – говорю я, – это же то место, где Моисей получил Скрижали Завета?

Она прикрывает пальчиком свои губы, я понимаю, что говорю слишком громко.

– Ой, извини, – шепчу я, – но почему я должна так сказать?

– Потому что никто из людей, кому нужен атлас, просто так это не спросит. Это пароль.

Я киваю головой, я поняла.

– И что потом?

– Я не знаю, – говорит Мими, – но он поможет тебе, чем сможет. Ему можно доверять. Только никому не говори.

– Нет, не скажу.

Она уходит отклеивать стикеры и ставить книги на полки. Лицо у нее напряженное, брови немного приподняты, она выглядит взволнованной. Может быть, она боится, что я открою кому-нибудь наш секрет? Но я точно знаю, я не подведу.

– Передай мне, пожалуйста, вон ту книгу, – показывает она на книжку в тележке, пока другой рукой освобождает для неё место на полке.

Я достаю книжку и начинаю передавать её, и тут – замираю на месте, увидев обложку. Это старая Библия. Номера на новом стикере совпадают с номерами на полке, но на полке стоят книги вроде «Собрание сочинений» Джона Донна, или «Поэты-метафизики», или «Семнадцатое столетие».

– Иногда кто-то ставит книги не на те полки, – говорит Мими, забирая Библию из моих рук и ставя её на полку, рядом с другими, – и тогда их почти невозможно найти.

Я рассматриваю другие книги в её тележке. Некоторые – обычные. Но вот среди книг есть «Жития святых» и «Путь пилигрима».

– Они же тебя поймают, – шепчу я.

Мими кивает.

– Рано или поздно. Но они никогда не смогут отыскать все книги. А когда-нибудь люди заметят эти книги и, может быть, прочитают. Я придумала систему, как их можно будет найти. У них фальшивые названия в общей системе, но я присвою им определённый номер, и потом их можно будет отыскать.

Я не очень понимаю, что она имеет в виду, но всё это кажется очень рискованным. «Пожалуйста, пусть с ней ничего не случится, – думаю я, – она – мой единственный друг».

17 декабря 0000. Э. Т.

– Это искусственное дерево мне нравится гораздо больше, чем живые ёлки, – говорит бабушка дедушке, – намного чище в доме. Когда мальчики были маленькие и мы ставили живые ёлки, мне всё время приходилось пылесосить все эти ёлочные иголки.

– Угу, м-м-м, – говорит дедушка.

Он пьёт пиво и смотрит футбол по телевизору. Я не думаю, что он вообще обращает на нас внимание. Он собирался помочь нам ставить ёлку, но игроки вышли в овертайм.

Терпеть не могу футбол. Папа смотрел его иногда и говорил нам, что осталось только десять минут, и он поиграет с нами, а потом он не играл с нами ещё целый час. А всё потому, что они считают только то время, когда эти дядьки бегают и бросают мяч, но не считают то, когда они ругаются или смотрят повторы, чтобы убедиться, что чья-то нога переступила белую черту. Спорт – это здорово, только если в нём не участвуют взрослые.

Мы с бабушкой сидим на полу в гостиной и собираем дерево. Мы уже поставили пластиковый ствол, а все искусственные ветки лежат отдельными кучками. Бабушка вкручивает их, а я пытаюсь распушить, чтобы они не выглядели так печально. Я думаю о том, что эта ёлка, должно быть, очень старая, потому что коробка, в которой она лежала, – вся пыльная и разорванная, и ещё ей явно не хватает пластиковых иголок на ветках. Наверное, они купили её, когда папа поступил в университет.

– Ой, Хиллари, этой веточке явно требуется больше внимания, – говорит бабушка, подняв небольшую ветку, которая явно должна быть на самом верху. На ней осталось совсем немного иголок, и они все торчат в разные стороны.

Всё это очень грустно. Мне хочется живую ёлочку, которая хорошо пахнет, пусть даже она будет слегка неровная, я люблю, когда она оставляет смолу на ладони, пока ты заносишь её в дом из машины. И мне хочется услышать, как папа с мамой спорят, ровно ли стоит ёлка, и мы с Кейт ссоримся, кто первый повесит украшение. Мне даже хочется увидеть, как Хёрши потихоньку будет подъедать упавшие иголки, а потом его вырвет прямо на ковёр.

Телевизор ревёт, и дедушка ругается, трясёт головой и машет руками.

– Ну, всё, – говорит он, отхлёбывая своё пиво, – всё, теперь они точно не смогут отыграться.

– Игра закончилась? – спрашиваю я.

– Нет, ещё сорок секунд, – отвечает дедушка, не отрывая глаз от экрана.

Вообще неизвестно, сколько ещё это будет продолжаться. Мы с бабушкой заканчиваем собирать ёлку и отходим в сторону посмотреть, что получилось.

– Просто прекрасно, – говорит бабушка.

– Ага, – говорю я.

Деревце выглядит очень печально. Может быть, будет получше с украшениями?

– У нас есть здесь лампочки? – спрашиваю я, ковыряясь в другой пыльной коробке из кладовки под лестницей.

– Не думаю, – говорит бабушка, – все рождественские, м-м-м, я имею в виду праздничные украшения в этой коробке. Нужно будет их разобрать.

Гирлянда с лампочками оказалась в первой же коробке, но совершенно запутанная. Ещё нашёлся мешочек с разномастными игрушками, наполовину сгоревшие свечи, старые леденцы и чайник, похожий на пряничный. И ещё куча «дождика» на самом дне. Мы с бабушкой достаём всё из коробки, и она начинает распутывать гирлянду.

Я открываю вторую коробку. Там лежат праздничные носки для подарков, на одном из них вышито папино имя. Провожу пальцем по этим буквам. И думаю: а что случилось с моим носком? И со всем остальным в моём доме? Внизу, под носками, я нахожу плюшевых Санту и миссис Клаус, выглядят они как-то не очень, брови у них немного оторвались, и вместо ног выглядывает что-то деревянное и колючее.

– А что это? – спрашиваю я, вынимая какой-то новый пакетик из коробки.

Он тяжёлый, я кладу его на пол. Достаю оттуда что– то завёрнутое в газету и бумажное полотенце.

Бабушка слишком увлечена гирляндой.

– Что там, малыш? – спрашивает она.

– Какие-то штуки. – Я разворачиваю свёртки.

Внутри – фарфоровые фигурки бородатого дядьки, в красной одежде, с золотым сундуком в руках. Бабушка поднимает глаза.

– Ох, Ричард, я совершенно забыла. С этим надо срочно что-то делать.

– Что там? – говорит дедушка.

– Фигурки для вертепа, – говорит она, часто моргая, как будто она боится, что случилось что-то очень плохое.

– А… это, – рычит дедушка, – да, и чем скорее, тем лучше.

Он тут же встаёт со своего кресла, хотя до конца игры ещё несколько секунд, хватает коробку, бросает в неё фигурки. Я слышу звук бьющегося фарфора. Дедушка протягивает ко мне руку, чтобы забрать волхва.

Я медленно отдаю ему фигурку, он выхватывает её и бросает в коробку. Я слышу, как фигурки ударяются друг об друга. Потом он выходит во двор, выбрасывает всю коробку в мусорный бак. Я снова слышу звуки бьющегося стекла. Вздрагиваю, вдруг вспомнив звук разбиваемых окон на Пасху в нашем доме.

– С тобой всё в порядке, Хилли-Билли? – спрашивает бабушка мягко.

– Не знаю, – отвечаю я.

Она распутала первую нитку гирлянды и повесила её себе на руку.

– Как-то нехорошо получилось, – говорит она.

Когда дедушка возвращается в дом, молчат все, кроме спортивного обозревателя, который всё говорит и говорит о том, что это самая важная игра сезона и как никто даже представить себе не мог такой счёт. Дедушка рассердился, потому что не видел конец игры, бабушка занята гирляндой, а я думаю о том, что Мими говорила про книги, о том, что необходимо их спасти, и о фарфоровых человечках, лежащих среди мусора.

Ночью, когда бабушка и дедушка уснули, я тихонько выбираюсь из дома и залезаю в мусорный бак. Он был почти пустой, когда дедушка выбросил туда фигурки из вертепа, и я не могу забрать их все. Они заметят. Я беру с собой Младенца Иисуса в колыбельке и Богородицу, и ещё ангела со сломанным крылом. Ещё я хочу забрать Иосифа, но он выпал из газетной обёртки и разбился на три кусочка, и в темноте я не могу найти его голову. Я кладу холодные фигурки в карман своей куртки и проскальзываю обратно в дом. Я прячу их на дне выдвижного ящика моего письменного стола. Туда, где лежит книжка «Сосчитай звёзды», которую мне дала Мими. Почему-то в эту ночь я засыпаю легко, зная, что они в безопасности.

20 декабря 0000. Э. Т.

– Вы все сегодня такие нарядные! – говорит мисс Линда, театрально всплёскивая руками, – я понимаю, что вы с нетерпением ждёте школьную праздничную вечеринку, но мы ещё должны кое-что сделать! Так что прошу вас сесть на свои места и постараться сосредоточиться!

Мне кажется, я слышу все эти восклицательные знаки в её речи. Вообще-то никто не проявляет никакого нетерпения. Некоторые девочки тайком заглядывают в свои телефоны.

Двое учеников должны показать свои презентации по географии перед всем классом, прежде чем мы сможем поесть угощения, которые сами же и принесли из дома. Первый мальчик, Остин, рассказывает о России. Ничего особенного. Картинка, которую он показывает, – большая распечатка флага. Он выглядит почему-то мятым и поперёк виден логотип сайта, с которого Остин, видимо, его и скопировал. Не думаю, что он потратил много времени на подготовку к своему выступлению, потому что он просто прочитал несколько фактов, написанных на обратной стороне теста по математике. Когда он спрашивает, есть ли у кого-нибудь вопросы, поднятых рук нет, потому что никого не волнует Россия, и всем хочется, чтобы он поскорее сел и прекратил свою болтовню.

Мне жалко его, и я поднимаю руку.

– Да, м-м-м… – говорит он, как если бы пытался вспомнить моё имя.

– А почему ты решил выбрать именно Россию для своей презентации?

– Ну, мой отец всегда говорит, нам просто надо разбомбить её поскорее, – отвечает Остин.

Вот именно поэтому я обычно и не разговариваю с мальчиками.

Следующая презентация – уже поинтереснее. Её показывает Бостон, девочка, в которую я бросила камень. Она рассказывает об Англии. На голове у неё шапочка с флагом Великобритании, на свитере нарисована красная телефонная кабинка, она держит в руках постер с надписью «Будьте спокойны, пейте чай». Похоже, что фотографию короля Вильяма она вырезала из журнала. Но, по крайней мере, видно, что она готовилась, несколько фактов были мне совершенно неизвестны. Потом она показала фотографию, на которой она сама – на двухэтажном автобусе.

Вечеринка по поводу Зимних Праздников проходит нормально. Я сижу рядом с девочками, которых зовут Гамильтон и Саша, они дружат и совсем не возражают, если я время от времени сажусь рядом, поболтать. Все едят сахарные печенья с белой помадкой, которые я попросила бабушку купить в булочной. Их едят не так быстро, как брауни, которые испекла мама Гейтса, но они явно побеждают «Орео» и «Райс Крисп» и уж точно пользуются большей популярностью, чем палочки морковки и сельдерея. В общем, всё неплохо. Я пережила эти полгода. У меня получается.

А завтра мы с бабушкой поедем в магазин за Рождественскими подарками. Праздничными подарками. И я попаду в тот книжный магазин, о котором мне рассказала Мими. Надеюсь, там есть любовные романы, где действие происходит в прериях.