Текст книги "Проверка верности"

– Слушаюсь, сэр. Вы наденете голубой утренний костюм?

Мистер Дрелинкурт обругал его, уже не владея собой.

Камердинер, привыкший к дурному нраву мистера Дрелинкурта, остался безучастным, но при первой же возможности, пока его хозяин натягивал чулки, заглянул уголком глаза в «Лондон газетт». То, что он там прочел, вызвало у него легкую язвительную улыбку, после чего он удалился, дабы приготовить бритву, коей собирался побрить мистера Дрелинкурта.

Известие о помолвке потрясло мистера Дрелинкурта до глубины души, но привычка оказалась сильнее, и, когда с бритьем было покончено, он овладел собой настолько, чтобы уделить самое пристальное внимание собственному туалету. Результат потраченных усилий оказался потрясающим. Когда он наконец счел себя готовым к выходу, то был одет в голубой сюртук с длинными фалдами и огромными серебряными пуговицами, из-под которого виднелся очень короткий жилет, и в полосатые бриджи, перехваченные у колен розетками. Галстук заменил ему шейный платок, чулки он предпочел шелковые, а башмаки с огромными застежками имели такие высокие каблуки, что ему приходилось семенить, чтобы не упасть. Парик его имел зачесанный надо лбом hérisson[33]33
  Еж; здесь: наподобие иголок ежа (фр.).


[Закрыть], расходился над ушами ласточкиными крыльями, а на затылке заканчивался длинной косичкой, упрятанной в черный атласный мешочек. Довершала наряд маленькая черная шляпа вкупе с разнообразной коллекцией брелоков и брошей; в руке он держал трость из волнистой древесины, щедро украшенную кисточками.

Хотя утро выдалось чудесным, мистер Дрелинкурт кликнул портшез и назвал адрес своего кузена на Гросвенор-сквер. Он осторожно сел в носилки, пригнулся, чтобы не задеть макушкой парика верх, носильщики взялись за ручки и понесли свою драгоценную ношу в северном направлении.

По прибытии на Гросвенор-сквер мистер Дрелинкурт расплатился с носильщиками и заковылял вверх по ступенькам к огромной входной двери особняка Рула. Привратник впустил его, хотя выглядел при этом так, словно с куда большей охотой захлопнул бы дверь перед носом этого посетителя. Мистер Дрелинкурт не пользовался особой любовью у домашних лорда Рула, но, будучи в некотором роде персоной привилегированной, он мог приходить и уходить, когда ему вздумается. Привратник сообщил ему, что милорд завтракает, на что мистер Дрелинкурт ответил небрежным взмахом своей лилейно-белой ручки. Привратник передал его ливрейному лакею, с удовлетворением отметив про себя, что утер нос этому сморчку.

Наведываясь в гости к кузену, мистер Дрелинкурт редко лишал себя удовольствия полюбоваться просторными и соразмерными комнатами особняка, равно как и изяществом, с коим они были меблированы. В каком-то смысле он привык считать имущество и владения Рула своими собственными и, входя в этот дом, всякий раз представлял себе тот день, когда он станет принадлежать ему одному. Сегодня, однако, он без труда отогнал от себя эти сладкие грезы и последовал за ливрейным лакеем в небольшую столовую в задней части особняка, не испытывая никаких чувств, кроме глубочайшей обиды.

Милорд, в халате парчового атласа, сидел за столом. Перед ним стояла высокая кружка эля и блюдо с жареной говядиной. Здесь же был и его секретарь, пытавшийся, судя по всему, разобраться с многочисленными приглашениями, поскольку, вступая неестественно важной походкой в комнату, мистер Дрелинкурт услышал, как тот безнадежно заметил:

– Но, сэр, вы же обещали появиться сегодня вечером у ее светлости герцогини Бедфорд!

– Мне бы хотелось, – печально заявил в ответ Рул, – чтобы вы выбросили эту идею из головы, Арнольд. Не представляю, где вы ее взяли, и не припоминаю ничего более неприятного. Доброе утро, Кросби. – Он поднес к глазу монокль, чтобы лучше рассмотреть пачку писем в руке мистера Гисборна. – Вон то, в розовом конверте, Арнольд. У меня пристрастие к письмам, написанным на розовой бумаге. Что это?

– Карточная вечеринка у миссис Уолчестер, сэр, – тоном глубочайшего неодобрения отозвался мистер Гисборн.

– Чутье меня еще никогда не подводило, – удовлетворенно заявил его светлость. – Значит, пусть будет розовое. Кросби, вам совершенно ни к чему стоять столбом. Вы уже завтракали? Арнольд, не уходите, прошу вас.

– Если не возражаете, Рул, у меня к вам приватный разговор, – сказал мистер Дрелинкурт, приветствуя секретаря едва заметным поклоном.

– Ну же, не скромничайте, Кросби, – добродушно укорил его граф. – Если речь идет о деньгах, то Арнольд просто обязан знать все.

– Отнюдь нет, – раздосадованный донельзя, заявил мистер Дрелинкурт.

– С вашего позволения, сэр, – сказал мистер Гисборн и направился к двери.

Мистер Дрелинкурт отложил трость и шляпу, придвинул себе стул и сел.

– И завтрак мне тоже не предлагайте, благодарю! – сварливо заявил он.

Граф терпеливо наблюдал за ним.

– Итак, в чем же тогда дело, Кросби? – осведомился он.

– Я пришел, – начал мистер Дрелинкурт, – я пришел, чтобы поговорить с вами об этом… этой помолвке.

– Не вижу здесь ничего приватного, – заметил Рул, вновь принимаясь за холодную жареную говядину.

– Еще бы! – воскликнул Кросби, даже не потрудившись скрыть нотки негодования в голосе. – Значит, это правда?

– О да, полная и совершеннейшая правда, – согласился его светлость. – Так что вы можете без опаски поздравить меня, мой дорогой Кросби.

– Что до этого – разумеется, поздравляю и желаю вам счастья! – произнес обескураженный Кросби. – Но вы ни словом не обмолвились мне о своих планах, так что объявление стало для меня сюрпризом. И мне это представляется чрезвычайно странным, кузен, учитывая природу наших отношений.

– Природу чего? – Милорд, похоже, пребывал в некоторой растерянности.

– Полноте, Рул! В качестве вашего наследника я имею некоторое право знать о ваших намерениях.

– Примите мои извинения, – покаянно сказал его светлость. – Вы точно не хотите позавтракать, Кросби? Что-то вы на себя не похожи, дорогой мой. Собственно говоря, я бы хотел порекомендовать вам пудру другого тона для волос, а не эту, голубую, которую вы предпочитаете. Очаровательный оттенок, Кросби: не думайте, что она не заслуживает восхищения, вот только она подчеркивает нездоровую бледность вашего лица…

– Если я и выгляжу бледным, кузен, то винить в том следует экстраординарное объявление в сегодняшней «Лондон газетт». Оно повергло меня в шок; да, не стану отрицать – оно буквально повергло меня в шок!

– Но, Кросби, – жалобно заметил его светлость, – почему вы так уверены, что переживете меня?

– При естественном ходе событий этого следует ожидать, – ответил мистер Дрелинкурт, слишком раздраженный и разочарованный, чтобы следить за своими словами. – Я младше вас на десять лет, не забывайте.

Рул покачал головой.

– На вашем месте я бы не рассчитывал на это, – сказал он. – Я ведь происхожу из породы долгожителей, милый мой.

– Истинно так, – согласился мистер Дрелинкурт. – Это счастье для всех ваших родственников.

– Теперь и я это вижу, – угрюмо заметил его светлость.

– Не поймите меня неправильно, Маркус! Право же, не думайте, будто ваша безвременная кончина способна вызвать во мне иные чувства, кроме глубокой скорби, но ведь должен же я думать и о своем будущем.

– Весьма отдаленном! – парировал его светлость. – Такие мысли навевают на меня меланхолию, мой дорогой Кросби.

– Все мы надеемся, что оно будет отдаленным, – заявил Кросби, – но вы же не могли не заметить, сколь преходяща жизнь человеческая. Вспомните хотя бы молодого Фриттенхэма, погибшего в пору расцвета юности из‑за того, что его коляска перевернулась! Сломал шею, как вам известно, и все ради того, чтобы выиграть пари.

Граф отложил нож и вилку, с веселым изумлением глядя на родственника.

– Подумать только! – повторил он. – Признаюсь вам, Кросби, ваши слова добавят… э‑э… пикантности следующим скачкам, в которых я приму участие. Я начинаю понимать, что ваше наследование моего имущества, включая сапоги… Кстати, кузен, вы знаток в таких вещах, умоляю, скажите мне, что вы думаете о них? – И он выставил свою ногу на обозрение мистера Дрелинкурта.

Мистер Дрелинкурт отреагировал безошибочно:

– Ботфорты а ля д’Артуа, от Жубера. Сам я их не ношу, но они очень хороши – нет, в самом деле, очень хороши.

– Какая жалость, – заметил его светлость, – поскольку теперь я понимаю, что вы в любой момент можете оказаться на моем месте.

– Ну это вряд ли, Рул! Вряд ли! – добродушно запротестовал мистер Дрелинкурт.

– Но подумайте о том, сколь изменчива человеческая жизнь, Кросби! Вы сами говорили об этом минуту назад. Меня ведь в любой момент может выбросить из коляски.

– Я уверен, что не имел в виду ничего…

– Или, – меланхолично продолжал Рул, – я могу пасть жертвой одного из тех головорезов, которыми, как мне говорят, город просто кишит.

– Безусловно, – натянуто согласился мистер Дрелинкурт. – Но я не предполагаю…

– А ведь есть еще грабители с большой дороги, – вовсе уж уныло продолжал его светлость. – Вспомните хотя бы беднягу Лейтона, который получил пулю в плечо на Хьюстон-Хит всего какой-то месяц назад. А ведь на его месте мог оказаться я, Кросби. И все еще могу.

Кипя от негодования, мистер Дрелинкурт вскочил на ноги.

– Я вижу, вам угодно шутить на эту тему. Господь свидетель, я вовсе не желаю вашей смерти! Мне будет очень неприятно услышать об этом. Но ваше неожиданное решение сочетаться браком, когда положительно все уже перестали надеяться на это, застало меня врасплох, клянусь честью! Да еще с такой молодой леди, насколько я понимаю.

– Мой дорогой Кросби, почему не сказать прямо – с молоденькой леди? Я уверен, вы знаете, сколько ей лет.

Мистер Дрелинкурт презрительно фыркнул:

– Признаюсь, кузен, что не придал этому особого значения. Мисс едва окончила пансион, тогда как вам уже далеко за тридцать! Как бы вам не пришлось пожалеть об этом.

– Вы уверены, – осведомился его светлость, – что не хотите кусочек этой превосходной говядины?

Его кузен непритворно содрогнулся.

– Я никогда – слышите, никогда – не ем мясо об эту пору! – выразительно воскликнул мистер Дрелинкурт. – Оно вызывает у меня отвращение. Разумеется, вы должны понимать, что ваша странная женитьба вызовет насмешки и кривотолки. Семнадцать и тридцать пять! Клянусь честью, я подумал бы дважды, прежде чем отважиться на такую нелепость! – Он сердито засмеялся и язвительно добавил: – Что до молодой леди, то тут нечему удивляться. Все прекрасно знают, что такое эти Уинвуды. Уж ей-то жалеть ни о чем не придется!

Граф откинулся на спинку стула, сунув одну руку в карман бриджей, а другой поигрывая моноклем.

– Кросби, – мягко сказал он, – если вы когда-нибудь повторите свои слова, боюсь – очень боюсь, что ваша смерть окажется безвременной и наступит намного раньше моей.

За столом воцарилось напряженное молчание. Мистер Дрелинкурт в замешательстве уставился на кузена и вдруг заметил, что глаза Рула под тяжелыми веками больше не смеялись. Напротив, они сверкали очень неприятным блеском. Мистер Дрелинкурт откашлялся – отчего-то у него перехватило горло – и продолжал высоким, срывающимся голосом:

– Мой дорогой Маркус! Уверяю вас, я не имел в виду ничего подобного! Как вы поспешны в своих суждениях!

– Вы должны простить меня, – почти не разжимая губ, произнес граф.

– О, разумеется! Можете быть совершенно покойны на этот счет, – заявил мистер Дрелинкурт. – Считайте, что ничего и не было вовсе, а что до моих слов, то вы поняли меня превратно, уверяю вас.

Граф несколько мгновений молча смотрел на Кросби, а затем черты его лица разгладились, и он вдруг рассмеялся.

Мистер Дрелинкурт подхватил свою шляпу с тросточкой и встал, собираясь уходить. В этот момент дверь резко распахнулась и в комнату вошла женщина. Она была среднего роста и одета в платье из яблочно-зеленого батиста в белую полоску в стиле, известном под названием vive bergère[34]34
  Резвая пастушка (фр.).


[Закрыть], а на голове у нее красовалась чудесная соломенная шляпка с лентами, которая очень ей шла. Через локоть был переброшен шарф, и довершал туалет зонтик от солнца с очень длинной ручкой, в руках вошедшая держала, как сразу же определил мистер Дрелинкурт, свежий экземпляр «Лондон газетт».

Женщина была очень красива, с исключительно выразительными глазами, в равной мере пронзительными и теплыми, и, кроме того, с графом ее роднило поразительное сходство.

На пороге она остановилась и окинула быстрым взглядом мистера Дрелинкурта.

– О… Кросби! – протянула она, даже не пытаясь скрыть своего неудовольствия.

Рул поднялся из‑за стола и взял ее за руку.

– Моя дорогая Луиза, ты тоже пришла разделить со мной завтрак? – насмешливо осведомился он.

Она поцеловала его на сестринский манер и энергично ответила:

– Я позавтракала два часа назад, но ты можешь предложить мне кофе. Я вижу, вы уже уходите, Кросби. Умоляю, не стоит задерживаться из‑за меня. Но, дорогой вы мой, чего ради вы опять вырядились, словно пугало огородное? Да и этот парик вам совершенно не идет, право слово!

Мистер Дрелинкурт, чувствуя, что удалиться, сохранив достоинство, после встречи с кузиной уже не удастся, поспешно поклонился и пожелал ей доброго утра. Едва он, смешно перебирая ножками, выскочил из комнаты, как леди Луиза Куэйн швырнула раскрытый экземпляр «Лондон газетт» на стол перед Рулом.

– Можно не спрашивать, зачем сюда приходила эта отвратительная маленькая жаба, – заметила она. – Но, мой дорогой Маркус, это уж слишком вызывающе! Допущена нелепая ошибка! Ты сам видел объявление?

Рул стал наливать ей кофе в собственную, еще чистую, чашку.

– Дорогая Луиза, ты хоть понимаешь, что еще нет одиннадцати часов утра, а у меня уже побывал Кросби? Когда это я мог успеть прочитать «Газетт»?

Она приняла у него чашку, заметив мимоходом, что не понимает, как он может пить за завтраком эль.

– Тебе придется дать второе объявление, – сообщила она ему. – Не представляю, как они могли сделать такую глупую ошибку. Дорогой мой, они перепутали имена сестер. Вот, смотри сам: «Досточтимая Горация Уинвуд, младшая дочь…» Право, это было бы смешно, не будь так досадно! Но как, во имя всего святого, они могли напечатать «Горация» вместо «Элизабет»?

– Видишь ли, – извиняющимся тоном сказал Рул, – объявление в газету посылал Арнольд.

– Ни за что не поверю, что мистер Гисборн – такой болван! – провозгласила ее светлость.

– Пожалуй, я должен объяснить тебе, что он лишь выполнял мое поручение, – еще более извиняющимся тоном сказал его светлость.

Леди Луиза, рассматривавшая объявление в «Лондон газетт» со смешанным чувством отвращения и изумления, выронила ее из рук и резко развернулась на стуле, с недоумением глядя на брата.

– Господи, Рул, что ты хочешь этим сказать? – пожелала узнать она. – Ты не можешь жениться на Горации Уинвуд!

– Именно это я и собираюсь сделать, – преспокойно ответствовал его светлость.

– Рул, ты сошел с ума? Ты же сам мне рассказывал о том, что сделал предложение Элизабет!

– У меня такая плохая память на имена! – скорбно пробормотал милорд.

Леди Луиза с размаху ударила по столу раскрытой ладонью.

– Вздор! – сказала она. – Твоя память ничуть не хуже моей!

– Дорогая моя, мне бы не хотелось так думать, – заявил граф. – Временами твоя память слишком хороша.

– Ого! – воскликнула миледи, с подозрением глядя на него. – Ты что, и впрямь намерен жениться на этой девочке?

– Во всяком случае, она твердо вознамерилась выйти за меня замуж, – ответил его светлость.

– Что? – ахнула леди Луиза.

– Видишь ли, – пояснил граф, садясь на прежнее место, – это должна была быть Шарлотта, но та не намерена приносить такую жертву даже ради Элизабет.

– Кто-то из нас двоих определенно сошел с ума! – уверенно заключила леди Луиза. – Я не знаю, о чем ты говоришь и как собираешься жениться на Горации, которая, кажется, еще даже не окончила пансион, в чем я не уверена, поскольку в глаза ее не видела, вместо божественной Элизабет…

– Да, но я рассчитываю привыкнуть к ее бровям, – перебил ее граф. – Кроме того, у нее есть нос. Фамильный.

– Рул, – с угрожающим спокойствием сказала ее светлость, – не доводи меня до греха. Где ты мог познакомиться с этой девочкой?

Он смотрел на нее с тонкой улыбкой на губах.

– Если я скажу тебе, Луиза, то ты, скорее всего, откажешься мне верить.

Она вскинула на него глаза.

– А когда это тебе пришла в голову мысль жениться на ней? – спросила она.

– О, она не приходила, – ответил граф. – Да и мысль была вовсе не моя.

– А чья?

– Горации, дорогая моя. Мне казалось, я все тебе доходчиво объяснил.

– То есть ты хочешь сказать мне, Маркус, что девчонка предложила тебе жениться на ней? – с нескрываемым сарказмом осведомилась леди Луиза.

– Вместо Элизабет, – согласно кивнул его светлость. – Видишь ли, Элизабет должна выйти замуж за мистера Херона.

– Кто, во имя всего святого, этот мистер Херон? – вскричала леди Луиза. – Клянусь тебе, что еще никогда в жизни не слышала подобной ахинеи! Признавайся, что водишь меня за нос.

– Вовсе нет, Луиза. Ты просто не понимаешь сложившегося положения. Одна из них должна выйти за меня замуж.

– Как раз в это я готова поверить, – сухо заметила она. – Но только не во весь этот вздор насчет Горации. Где здесь правда?

– Правда заключается в том, что Горация предложила мне себя вместо сестры. Можно не говорить, что об этом не должен узнать никто, кроме тебя.

Леди Луиза не имела привычки изумляться на ровном месте, не стала она и сотрясать воздух бессмысленными восклицаниями.

– Маркус, эта девчонка – блудница?

– Никоим образом, – заверил ее брат. – Она совсем не такая, Луиза. Напротив, я склонен полагать ее героиней.

– Разве она не хочет выйти за тебя замуж?

Глаза графа озорно сверкнули.

– В общем, я ведь уже пожилой человек, хотя, глядя на меня, этого не скажешь. Но она уверила меня, что не отказалась бы выйти за меня замуж. Если мне не изменяет память, она предсказала, что мы с нею недурно поладим.

Леди Луиза, пристально глядя на него, неожиданно спросила:

– Рул, ты что, влюбился в нее с первого взгляда?

Он выразительно приподнял брови, глядя на нее с легким изумлением:

– Моя дорогая Луиза! В моем-то возрасте?

– В таком случае женись на красавице, – решительно заявила она. – Уж она-то поймет тебя лучше.

– И вновь ты ошибаешься, дорогая моя. Горация все прекрасно понимает. Она обещает не докучать мне.

– В семнадцать-то лет! Глупости, Маркус. – Она встала и накинула шарф на плечи. – Я хочу посмотреть на нее.

– Пожалуйста, – радушно откликнулся он. – Полагаю, хотя и могу показаться тебе предубежденным, что она тебе понравится. Очень.

– Если ты так о ней думаешь, – сказала миледи, и глаза ее смягчились, – я полюблю ее, несмотря на ее косоглазие!

– Это не косоглазие, – поправил сестру его светлость. – Заикание.

Глава 4

На языке у леди Луизы Куэйн вертелся вопрос, который она, впрочем, так и не задала: «А как же Каролина Мэссей?» Отношения брата с красавицей Мэссей были ей прекрасно известны, да и разговор начистоту ее, в общем-то, не пугал. Она успокоила себя тем, что никакие ее слова и доводы не повлияют на поведение брата, но признала, что ей недостает мужества затронуть эту тему. Леди Луиза справедливо полагала, что пользуется доверием Рула, но он никогда не обсуждал с нею свои амурные похождения и вполне мог сделать ей крайне неприятный выговор, рискни она ступить на запретную территорию.

Хотя она не льстила себе мыслью о чрезмерной значимости собственного влияния, но именно она убедила брата всерьез задуматься о женитьбе. Луиза заявила, что единственное, чего не сможет вынести, так это перспективы увидеть Кросби на месте Рула. И именно она посоветовала ему остановить свой выбор на мисс Уинвуд как многообещающей невесте. Элизабет ей понравилась, и Луиза быстро оценила не только неземную красоту девушки, но и ее покладистый и мягкий нрав. И уж наверняка наличие столь очаровательной жены заставит Рула порвать с этой отвратительной Мэссей. Но сейчас ей казалось, что Рулу абсолютно все равно, на ком жениться, а это сулило крайне неприятные перспективы его супруге в свете будущего влияния на него. Да еще семнадцатилетней девчонке! Вряд ли можно было подыскать более неподходящую партию.

Леди Луиза отправилась с визитом к леди Уинвуд, где и познакомилась с Горацией, но уезжала она с Саут-стрит в уже совсем ином расположении духа. Эта чернобровая девочка совсем не походила на глупую зеленую мисс, едва выпорхнувшую из пансиона. «Боже! – думала ее светлость. – Да она устроит ему веселенькую жизнь!» Словом, все оказалось намного лучше, чем она представляла. Мягкость и покорность Элизабет далеко не так хорошо отвечали своему назначению, как бурный темперамент Горации. «Что ж, – сказала себе Луиза, – теперь у него не будет ни минуты покоя и уж точно не найдется времени на эту постылую Мэссей».

Казалось маловероятным, что Рул предвидит ожидающее его беспокойное будущее. Он продолжал бывать на Хартфорд-стрит, и ни единого намека на расставание не слетело с его губ.

Леди Мэссей приняла Рула в своем серебристо-розовом будуаре через два дня после объявления о его помолвке. На ней был атласный пеньюар, отделанный кружевами, и она полулежала на парчовой софе. Слуги не докладывали о его прибытии; он вошел в комнату как человек, имеющий на это полное право, и, закрывая за собой дверь, с юмором заметил:

– Дорогая Каролина, у вас новый привратник. Это вы приказали ему захлопнуть дверь у меня перед носом?

Она протянула ему руку.

– А он действительно пытался это сделать, Маркус?

– Нет, – ответил его светлость. – Нет. Меня еще не постигла столь постыдная участь.

Он взял ее руку и поднес к своим губам. Она сомкнула пальчики вокруг его кисти и привлекла его вниз, к себе.

– А я уж было подумал, что мы ведем себя чересчур официально, – с улыбкой заметил он и поцеловал ее.

Все еще не отпуская его руки, она сказала насмешливо-печально:

– Быть может, нам стоит вести себя официально – теперь, милорд.

– Значит, вы все-таки приказывали привратнику захлопнуть передо мною дверь? – вздохнул его светлость.

– Нет. Но ведь вы женитесь, разве нет, Маркус?

– Женюсь, – признался Рул. – Но еще не завтра, к вашему сведению.

Она улыбнулась, но улыбка ее быстро увяла.

– Вы могли бы предупредить меня, – сказала она.

Граф открыл табакерку и сунул в нее большой и указательный пальцы.

– Мог, конечно, – сказал он и завладел ее рукой. – Новая смесь, моя дорогая, – пояснил он, просыпал понюшку на ее снежно-белое запястье и втянул ее носом.

Миледи отняла у него руку.

– Разве не могли вы предупредить меня заранее? – повторила она.

Он закрыл табакерку и посмотрел на нее сверху вниз, все еще добродушно, но в глубине его глаз вспыхнули огоньки, при виде которых ей вдруг стало зябко. А потом ее охватил гнев: она прекрасно понимала его молчание – он не собирался обсуждать с ней свою женитьбу. Нарочито небрежным голосом она произнесла:

– Полагаю, вы скажете, что меня это никоим образом не касается.

– Я не настолько груб, Каролина, – мягко возразил его светлость.

Она почувствовала себя одураченной, но все-таки сумела выдавить улыбку.

– Действительно. Я слышала, что вас называют самым сладкоречивым мужчиной в Англии. – Протянув руку к свету, она залюбовалась своими перстнями. – Но я не знала, что вы подумываете о женитьбе.

Миледи окинула его мимолетным взглядом и торжественно-насмешливым тоном произнесла:

– Видите ли, я думала, что вы любите меня, меня одну!

– Хотел бы я знать, – заметил его светлость, – какое отношение к этому имеет моя женитьба? Я весь у ваших ног, дорогая. Самых красивых, надо отметить, какие я когда-либо видел.

– А повидали вы их немало, готова держать пари, – суховато отозвалась миледи.

– Дюжины, – жизнерадостно подтвердил его светлость.

Она не собиралась говорить того, что сказала в следующее мгновение, но слова эти невольно сорвались у нее с языка:

– Однако при том, что вы у моих ног, Маркус, предложение вы сделали другой женщине.

Граф поднес к глазу монокль, разглядывая фигурку паяца дрезденского фарфора, стоявшую на каминной полке.

– Если вы купили ее как Кендлера[35]35
  Кендлер Иоганн Иоахим (1706–1775) – немецкий скульптор. С 1731 года – модельер фарфоровой мануфактуры в Мейсене. Автор столовых сервизов с богатым декором в стиле рококо и фарфоровой скульптуры (статуэтки служанок, ремесленников, актеров, фигурки зверей и птиц, религиозные композиции, портретные бюсты и т. п.).


[Закрыть], любовь моя, то, боюсь, вас обманули, – заметил он.

– Ее мне подарили, – нетерпеливо бросила она.

– Какой кошмар! – сказал его светлость. – Я пришлю вам вместо нее превосходную пару танцоров.

– Вы чрезвычайно любезны, Маркус, но мы говорим о вашей женитьбе, – сердито заметила она.

– Это вы о ней говорите, – поправил он. – Я же пытался… э‑э… сменить тему.

Она поднялась с софы и нетерпеливо шагнула к нему.

– Полагаю, – затаив дыхание, проговорила она, – что прекрасная Мэссей недостойна такой чести?

– По правде говоря, дорогая, скромность не позволяет мне надеяться, что прекрасная Мэссей… э‑э… всерьез задумалась бы о браке со мной.

– Быть может, и нет, – ответила она. – Но, думаю, причина не в этом.

– Видите ли, – задумчиво протянул его светлость, – брак – очень скучная и утомительная штука.

– В самом деле, милорд? Даже брак с благородным графом Рулом?

– Даже со мной, – согласился его светлость. Он посмотрел на нее со странным выражением в глазах, которое никак нельзя было принять за улыбку. – Видите ли, дорогая моя, говоря вашими же словами, вам пришлось бы любить меня – меня одного.

Миледи была настолько поражена, что лишилась дара речи. Даже под слоем румян стало заметно, что на щеках у нее расцвел жаркий румянец. Неловко рассмеявшись, она отвернулась и принялась бесцельно переставлять розы в одной из ваз.

– Это действительно было бы очень скучно, – сказала она и искоса взглянула на него. – Или вы ревнуете, милорд?

– Никоим образом, – безмятежно откликнулся граф.

– А если бы я была вашей женой?

– Вы так очаровательны, дорогая моя, что мне наверняка пришлось бы ревновать, – с поклоном ответил его светлость.

Миледи была слишком умна, чтобы и далее продолжать разговор на эту тему. Она и так опасалась, что зашла слишком далеко, и, какую бы досаду ни вызывала у нее его женитьба, она вовсе не хотела оттолкнуть его от себя или, паче чаяния, нажить в его лице врага. Одно время она вынашивала надежду стать графиней Рул, хотя и прекрасно сознавала, что общество сочтет такой союз скандальным. Сейчас она вдруг поняла, что Рул озадачил ее. Она уловила блеск стали и догадалась, что под беззаботной внешностью скрывается нечто неуловимое и весьма неожиданное. Она-то воображала, что сможет обвести его вокруг пальца; и вот впервые ее посетили сомнения, и она поняла, что должна вести себя крайне осмотрительно, если не хочет навсегда потерять его.

А этого ей уж никак не хотелось. Покойный сэр Томас, в свойственной ему эгоистичной манере, распорядился своим капиталом таким образом, что ей вечно недоставало свободных денег. Сэр Томас не испытывал сострадания к женщинам, обожавшим фараон[36]36
  Азартная карточная игра.


[Закрыть] или бассет. К счастью, граф Рул не разделял его предубеждений и ничуть не возражал против того, чтобы оказать денежную помощь леди, оказавшейся в стесненных обстоятельствах. Он никогда не задавал неприятных вопросов по поводу азартных игр, и его кошелек всегда был к ее услугам.

Но сегодня он удивил и даже напугал ее. Она и подумать не могла, что он догадывается о существовании соперника; как оказалось, он прекрасно осведомлен о нем, и не исключено, что знал обо всем с самого начала. Ей придется быть осторожной; а уж ей ли не знать, как обстоят дела между ним и Робертом Летбриджем!

Никто и никогда не говорил об этом в открытую, никто не подозревал о том, откуда просочились слухи, но все знали, что некогда Роберт Летбридж страстно добивался руки леди Луизы Дрелинкурт. Ныне Луиза благополучно была замужем за сэром Хэмфри Куэйном, ее репутация оставалась безупречной, но в ее молодости были и такие деньки, когда весь город буквально гудел сплетнями и пересудами о ней. Всей истории целиком не знал никто, зато всем было известно, что Летбридж влюбился в нее без памяти и даже просил ее руки, в чем получил отказ, но не от самой леди, а от ее брата. Факт сей изрядно удивил общество, поскольку, несмотря на свою отвратительную репутацию («первый повеса на весь город, любовь моя!»), никто и предположить не мог, что именно Рул решительно воспротивится этому союзу. Тем не менее он, очевидно, настоял на своем. Об этом знали все. А вот того, что случилось потом, в точности не знал уже никто, хотя каждый готов был поделиться своими соображениями на этот счет. Скандал замяли со всей тщательностью, концов было уже не найти, но в свете поговаривали о похищении. Кое-кто утверждал, что это было вовсе не похищение, а сознательное бегство на север, к границе, в сторону Гретны[37]37
  В 1753 году английский парламент принял закон, по которому молодые люди не имели права заключать брак без согласия родителей до достижения ими 21 года (возраста юридического совершеннолетия). Однако закон имел силу только на территории Англии, поэтому многие несовершеннолетние пары, не получившие родительского благословения на брак, отправлялись в Шотландию. Первой шотландской деревушкой, которая попадалась беглецам на пути из Лондона, была именно Гретна-Грин. По шотландским законам, чтобы вступить в брак, достаточно было в присутствии двух свидетелей объявить себя мужем и женой. Ни пастор, ни другое должностное лицо не обязаны были присутствовать при таинстве бракосочетания.


[Закрыть]. Все могло быть действительно так, вот только беглецы не добрались до Гретны-Грин – в упряжке графа Рула всегда ходили быстроногие лошади.

Одни говорили, будто двое мужчин сошлись на дуэли где-то на Большой северной дороге[38]38
  Дорога из Лондона в Эдинбург.


[Закрыть]; другие уверяли, будто в руках у Рула была не шпага, а хлыст, но последнее представлялось маловероятным, поскольку Летбридж, несмотря на свое далеко не безгрешное поведение, лакеем не был. Жаль, конечно, что никто не знал всей правды, но эта история имела замечательно скандальный привкус. Но ни один из трех участников драмы никогда не упоминал о ней, и даже, как говорили, если леди Луиза и бежала с Летбриджем однажды ночью, то ровно сутки спустя она благополучно оказалась в гостях у своих родственников в Грэнтаме. Правдой было и то, что Роберт Летбридж пропал из виду на несколько недель, но затем вновь объявился, как ни в чем не бывало, ничуть не напоминая отвергнутого возлюбленного. Город сгорал от нетерпения увидеть, как они с Рулом поведут себя при встрече, каковая непременно должна была состояться рано или поздно, но любителей скандалов вновь ожидало разочарование.

Ни один из них не проявил ни малейшей вражды по отношению к другому. Они мирно обменялись ничего не значащими репликами. Если бы не мистер Гарри Кру, который собственными глазами видел, как Рул вылетел из города на своей скаковой двуколке в крайне неурочное время – за два часа до полуночи, то даже самые закоренелые сплетники вынуждены были бы признать, что вся эта история – не более чем чья-то досужая выдумка.

Но леди Мэссей не разделяла всеобщего заблуждения. Она была знакома с лордом Летбриджем настолько хорошо, что готова была заложить все до единого свои великолепные бриллианты, чтобы утверждать – его отношение к графу Рулу было приправлено чем-то бóльшим, нежели обычное нерасположение.

Что до Рула, то он ничем не проявлял своих чувств, но она отнюдь не намеревалась потерять его, слишком явно и благосклонно принимая ухаживания Роберта Летбриджа.

Закончив составлять букет, она обернулась, и в глазах у нее блеснули искорки горького юмора.

– Маркус, дорогой мой, – беспомощно сказала она, – у меня есть заботы и поважнее! Я проиграла пятьсот гиней в мушку[39]39
  Карточная игра, весьма популярная в XVIII веке.


[Закрыть], и эта гадкая Селестина назойливо требует от меня уплаты долга! Что мне делать?