Текст книги "Давид"

«Много счастья не бывает… Только на одного. Счастье всегда есть только на одного. И, спасая его, мы, возможно, спасаем какую-то девчонку, которая влюбится в него и родит ребенка. И тем самым продлит наш общечеловеческий род», – размышления заставили трансгендера действовать.

Он нашел отличную веревку, как раз приготовленную для крепежа картин, и вместе с философом подошел сзади к сидящему политику. Трансгендер подумал, что неплохо было бы его удавить прямо сейчас. Но на такое тяжелое решение даже он – радикально настроенный – не мог пойти.

Они сделали все молча.

Политику заткнули рот кляпом, который сделал из собственного носового платка философ. Усадили на диван.

«Всё – игрушки закончились», – так подумал трансгендер. Так же подумал и философ. Так же подумал политик.

На всех троих внимательно, по диагонали от окна, посмотрел музыкант, и этот тревожный взгляд перехватил трансгендер. Он почувствовал недоброе.

Музыкант…

Этой ночью трансгендер и музыкант собрались бежать.

Точнее, трансгендер должен был обеспечить ему «гуманитарный коридор» – провести через светошумовые растяжки, заграждения с колючей проволкой, сторожевые вышки, автоматчиков, – и его образ трансгендера идеально для этого подходил. Он сможет разыграть любую сценку: и как женщина – защитит, и как мужчина – трахнет. Жизнь – такая сложная и такая простая одновременно! Ты вся состоишь из актерства! Ты вся лжива! Ты вся правдива в своем каждодневном подвиге! Ведь ты каждый день даешь надежду на жизнь!

Они прошли по переходу, ведущему от галереи к мосту. Необходимо было попасть на мост. Он выводил их к пристани. От пристани можно было бежать, то есть плыть на лодке к материку. Все просто! Так просто было в мирное время! А сейчас часы пробили ровно двенадцать. И они остановились у моста.

– Вот видишь, автоматчик, – шепнул ему музыкант на ухо.

– Вижу, значит так. Я притворюсь бабой… И все такое… А ты давай, двигай под мостом через речку. Другого варианта не вижу.

Несколько минут они внимательно смотрели на автоматчика. Да, сейчас, этой ночью, еще можно было бежать. И трансгендер это чувствовал. Он понимал эту ситуацию своим многогранным сердцем!

Они притаились на несколько минут, и трансгендер его напутствовал:

– Давай, музыкант, беги за всех нас! Беги отсюда – тебе виза не нужна…

– Но она и тебе не нужна! Ведь мы – американцы, летаем по миру без геморроя под названием виза!

– Я знаю многих, кто ради нее мать родную продаст!

– Я тоже знаю. И что ты хочешь мне сказать? Я не дурачок!

– Ничего. Просто… Есть понятия, которые вне времени… Есть ценности, которые вне времени…

– Транс… Не грузи меня – я понимаю тебя на все двести процентов. На двести процентов тех гробов, которые доставят нашим матерям уже с этой… новейшей войны – с войны Апокалипсиса. Но это сейчас – тренировочный день. Отматывай пленку на все события ровно на сто лет назад…

– А ты не такой глупый, как кажешься на первый взгляд…

– Мы все – не такие… И все носим маски… Маски – другие, а люди не меняются.

– Хорошо излагаешь…

– Я же музыкант! Все формы взаимообщения нам известны с древних времен.

– Ладно, музыкант. Тебе сейчас надо бежать. И запомни, все русские – шлюхи!

Музыкант обернулся:

– И американцы – все шлюхи! Ха! Ну ты даешь, транс! – И музыкант удивленно улыбнулся во все лицо и пополз вниз под мост, оттуда – на пристань, где еще можно было найти лодку – прочь из этого ада!

Автоматчика на мосту трансгендер предусмотрительно обезвредил тем, что вышел на мост, обнажив свои несравненные прелести…

Неслышными шагами трансгендер вернулся в дом, в котором была расположена галерея. Он прислушался к шуму внутри дома – тишина. Он посмотрел в угловое окно – никого не видно. Хорошо. Он пригнулся и сел на корточки у стены дома – ему так хотелось наконец подышать воздухом свободы!

Он так хотел убежать от самого себя! Он хотел изменить мир, который его окружал! Ничего ему не удалось толком… Вся жизнь в суете, на скорости, бездумно… Вот только он кого-то успел спасти… Наверное.

«Я сам – “Греческий сувенир”, – подумал он, и он посмотрел вверх, на звезды. Красивый строй созвездий завораживал и успокаивал. Он вспомнил, как его зовут. Как его звала в детстве мама. – Роберт. Да! Меня зовут, я все еще ношу имя, данное мне при рождении. Я – Роберт! Очень красивое имя для мужчины. Я и сам красив. Как моя мама…

Вот они – созвездия… Они все здесь. Большая Медведица, Скорпион, Близнецы, Дева… Ба! Да ведь сегодня же парад планет! Один раз в двенадцать лет! Какой я дурак! Сижу с этими дураками, а планеты двигаются! Они живы! Черт побери! Они живы! Они живее нас, живущих на земле!»

И трансгендер улыбался все шире и шире, шире и шире, шире и шире… Пока его одиночество не прервало першение в горле – кашель!

Трансгендер срочно вошел в дом и продолжил свой несвоевременный кашель.

Философ закричал:

– Наконец-то ты вернулся! Что, кашель? Это от чего?

Но тяжелый грудной кашель сдавил грудь трансгендера.

– Я сейчас заварю тебе отхаркивающее.

Они оба стали смотреть с тревогой на политика. Тот мычал и стучал ногами – видимо хотел сообщить что-то важное.

Трансгендер разрешил вытащить кляп изо рта политика, а философ продолжил готовить горячий напиток.

– Я не сказал вам самого главного. Сегодня ночью, в двенадцать часов ночи, произведен выброс отравляющих веществ.

– Очень позитивные новости, – заключил философ. – А в шесть утра будет ядерный взрыв? Я угадал?

Политик серьезно посмотрел в глаза философа. И ничего не ответил.

– Шут с ним, с дураком этим. Молись, философ, своим книжным богам… Готовься к худшему, – сдавленным голосом проговорил трансгендер.

У трансгендера пошла кровь горлом этой же ночью…

Неожиданно в дверь ворвались автоматчики. Взломали дверь, выбили стекла. Трансгендер, душимый кашлем, посмотрел на часы – четыре часа утра. Вовремя.

– А! – радостно прокричал политик. – Это вы! Я вас ждал, сержант Эмиль!

«Ну и имя у мужика – Эмиль, почти как Эмилия! Сейчас начнется трогательная сцена освобождения заложников», – подумал трансгендер и продолжил кашлять.

– Рад приветствовать вас, господин… мистер…

– Неважно. Развяжите руки и быстрей. Меня ждет мой катер…

– А с этими… что? – Сержант многозначительно посмотрел в сторону двоих.

– Оставь ты это барахло… – Он презрительно посмотрел в сторону двоих.

– А полотна?

– Что смотришь? Снимай со стен и грузи в грузовики! У тебя два часа! – проорал политик.

Суматоха и суета воцарились в помещении. Солдаты численностью двенадцать человек стали ловко орудовать в галерее. Подчистили все углы. Забрали даже веревки.

Политик обернулся на прощание.

– Ну что, пока? – И виновато посмотрел на трансгендера.

– Пока.

Политик направился к выходу из галереи.

– И не забудь подкачать пресс, политик! Я не люблю беременных мужиков! – через силу проговорил трансгендер.

– А что с этим? – кивнул сержант на философа.

– Философ, ты пойдешь со мной? – спросил политик, глядя в глаза философу.

Философ виновато посмотрел на трансгендера.

– Прости, идеальное тело, – выдавил он из себя. Поднялся со стула и поплелся вслед за политиком.

Выходя из дома, все надели противогазы.

Галерея опустела.

Сейчас, на этом острове, в этой галерее трансгендер, человек по имени Роберт, остался совершенно один. В холодном, большом, пустом помещении.

Его красивое нагое тело едва прикрывала набедренная повязка как из какого-то библейского сюжета. Его длинные черные кудрявые волосы струились по плечам, спине, не желая прятать свою красоту от стен… Его красота по-прежнему жила своей обособленной жизнью, не желая подчиняться законам времени. Его красота жила вне времени. Вне пространства. Вне барьеров.

Только голые стены смотрели на его красоту свысока, задумчиво и безразлично. В который раз. Совсем как люди…

«Философ… Я ошибся в нем. И искусство можно предать…» – подумал он и плотнее сжал челюсти от безысходности, которые в тот же миг разорвали сгустки крови, вырвавшиеся на свободу из глотки. Совсем как в древней истории с античным героем.

«Как пóшло! Хотя нет! Не пошло! Очень красиво! Я прожил, как хотел, как мог. И я любил!.. Я никогда не переставал любить красоту! И даже смерть моя пафосна! Среди останков истинной красоты…

М-м-м!.. Они, картины, прощались с избранными!.. А люди не поняли ЗНАКА! А меня боги остановили… Видимо, некому больше передать понимание красоты…»

На полу он нашел бумажную репродукцию скульптуры Микеланджело «Давид» – видимо, она отвалилась от задника какой-то картины, когда их только что кантовали солдаты. И кто-то вставил эту картинку туда… Загадка… Он закашлялся кровью… И продолжал смотреть на репродукцию…

А на стенах проступили кроваво-красные линии. На этих стенах, которые он только что восхвалял, проступили капли Крови.

Кровь рисовала картину за картиной, картину за картиной. И Роберт не успевал поворачивать голову, наблюдая это ТОРЖЕСТВО КРАСОТЫ!

Вот Гейнсборо, вот Реджинальд, вот Джорджоне: штрих за штрихом! И Кровь пульсировала и играла, как будто сама наслаждалась процессом рисования. Да! Сама Кровь, будто живая Душа, писала композиции на стене. На той самой стене, которая продолжала стоять и не падала. Стена… которую всю жизнь пытался пробить Роберт…

А Кровь стекала вниз на пол. Она вытекала все сильней и сильней и образовывала новые кровавые картины. Кровь стекала на пол и сгущалась вокруг трансгендера…

Роберт был спокоен. Он внимательно наблюдал за процессом написания картин Кровью.

А Кровь была беспокойна! Кровь – самостоятельная физическая субстанция – восстала! Кровь бурлила вокруг Роберта, как в котловине вулкана! Ярко-красные языки крови бились в конвульсиях на стенах этой галереи, и действия эти соединялись со стоном животных, гибнущих в соседнем зоопарке!

Животные в зоопарке умирали от газов, и их безумный взгляд говорил о страхе, нежелании умирать!

И кровь их, наполненная животным страхом, протекла по внутренним дренажным системам. Она проступала сквозь стены галереи и наполняла собой воронку, в которой лежал «греческий сувенир»! Эталон вечно живой мужской красоты – Роберт!

Картины на стенах писались кровью замученных животных… И стены эти отделяли животных от Роберта, и только кровь их смогла соединиться… Роберт ничем не мог помочь животным!

И кровь Роберта соединилась с кровью животных…

«Сакральная смерть… – подумал Роберт. – И я тоже… сакральный хрен…» – и усмехнулся.

Все живое, что еще шевелилось, говорило об одном – соединиться вместе перед смертью, стать одним целым, ведь так тяжело уходить в неизвестность одному!

Мир последней красоты уходил в неизведанные миры вместе с Робертом, и он стал проводником этой последней печальной радости живых существ из зоопарка – душ существ, запертых против своей воли в клетке…

Рука Роберта сжимала репродукцию Давида и утопала в воронке из крови, и только эта репродукция оставалась не тронутой кровью…

До конца торжества этого последнего фестиваля мужской гедонистической красоты «Греческий сувенир» оставалось меньше получаса…

…В шесть часов утра остров взлетел на воздух…

И на радиоактивных обломках острова, в песке, прижатый камнем, трепыхался бумажный листок с репродукцией «Давида» Микеланджело.

Из всех живых существ выжил только один мифический Давид…

(Продолжение во второй части)

Краш-тест
Производственный рассказ

Наши дни…

Где-то на планете в производственном помещении независимой комиссии по проверке качества автомобилей – производственный бокс Краш-теста.

При взгляде на эту машину поднимался не только дух, но росло и ширилось стойкое убеждение в правоте выбранной профессии – я на своем месте, черт побери, я – везунчик!

«Вокруг меня нет красивых шлюх, но есть красивые тачки! А эти волнующие ощущения так необходимы нам, мужчинам, чтобы уверенно идти по жизни! С ней… С красивой тачкой! На которую можно поймать и красивую шлюху…» – такие мысли роились в мозгах, черепных коробках присутствующих здесь мужчин.

Первым не выдержал Молодой:

– Я в туалет!

Все присутствующие обернулись в его сторону и ничего не сказали.

– Ну что? Ставим автомобиль с завода под номером один? – Первым очнулся механик Борис и задал вопрос инженеру по эксплуатации Роберту Стоуту.

Роберт внимательно посмотрел на список автопарка в компьютере и, сосредоточенно отыскав взглядом автомодель, пристально воззрился на нее.

Машина и вправду была шикарна – глаз не оторвать! Никто и не отрывал, но все медлили и растягивали время блаженства единения с… вечной красотой. Которая опять покоряла. Которая опять бросала вызов, как дорогая и недоступная шлюха!

– Ах! Черт побери! Умеют же у нас делать машины! М-м-м! Была бы машина бабой – женился бы на ней! Пополз бы на коленях в Неваду, лишь бы потрогать ее! – воскликнул от страсти Борис.

– Борис, а что? Давай, женись на ней! Ты и так не слезаешь с нее вот уже второй месяц! – улыбаясь, пошутил Роберт. Но в этот самый момент встревоженно стал нажимать на кнопки лэптопа. Компьютер завис. Легкий холодок паники пробежал по спине Роберта. «Что же это такое?! Нельзя! Нельзя ломаться! Сейчас, на тест-сессии! О, Боже! Нет! Нет! Пожалуйста, проснись, лэптоп!»

А вокруг продолжалось веселье…

– Это правда! Я влюбился! Ах! Люблю тачки больше баб! – ответил Борис, и в помещении раздался дружный смех.

– Помни, это – второй экземпляр! Первого уже нет – его разбили. А это последний – второй, – под внутренним напряжением тихо и сдержанно проговорил Роберт.

– Уже трепещу от страсти! Это как с бабами – можно выбирать до изнеможения! – взволнованно реагировал Борис.

В тест-боксе понемногу воцарилась тишина.

Роберт не спешил убивать «малышку»: и кайф она давала в последний раз, и лэптоп сломался. Куда уже спешить? Но что-то же надо делать?

Малышка весила полторы тонны – была изготовлена по спецзаказу: бронированный пол кабины, кузов, двери, весь металлический корпус машины. Усиленные титаново-карбоновые пластины – эта тачка была совершенным произведением искусства! И кто-то здесь понимал этот тонкий момент.

Роберт это знал, а потому не спешил, но сам хотел прожить с этой машиной несколько прекрасных мгновений бытия. На несколько минут он представил, как гладит ее лакированные бока. Как осторожно открывает двери: и кузова, и пассажирские. Как осторожно садится на мягкие кожаные кресла, как гладит руль, обшитый замшей. Сталь и кожа. Кожа и сталь.

И все исполнено в черно-сером цвете со стальным отливом.

Ну как тут не отдаться волне страстных чувств? Чистый гедонизм! И он вспомнил строчки своей жены:

 
В дремучий лес
Попал мой дух…
Оковами сковал испуг.
Засыпал солью бытия,
Не спи, не спи, душа моя!
 

Мужчины сидели в тест-комнате, и каждый из них проживал с этой машиной свою жизнь. Вот он любит ее, то есть водит ее каждый день. Вот он заботится о ней: моет ее щадящими шампунями, натирает ее бока замшевой тряпочкой, протирает стекла специальным составом. Вот он проводит рукой по ее капоту…

Все как с женщиной.

Но в отличие от женщины – не расстается с ней по доброй воле. Хотя… Нет. Расстается. Еще как расстается! Как подонок, который поиграл… и выбросил на помойку. Дорогую и красивую вещь… Ну чем я не мразь?! А-а?!

Всеобщее оцепенение прервал Роберт, который первым вышел из эстетической комы:

– Ну ладно. Подрочили глаза, а теперь начнем наше излюбленное занятие… Ник, – повернулся к третьему инженеру Роберт, – посмотри мой лэптоп. Это становится невыносимо! – перебил собственные мысли Роберт и протянул компьютер Нику.

– Так, – сказал, вздохнув, Роберт. – Борис, разве это не десятый пункт? Это – премиум-класс с десятого завода, а не с первого! – нажимая на последнем слове, проговорил Роберт. – Тебе не страшно?

– А почему мне должно быть страшно? Я сорок лет ставлю авто! Ха! Страшно должно быть Молодому, – бросил фразу в сторону исчезнувшего молодого сотрудника Борис.

Повисла пауза.

Наконец Роберт скомандовал:

– Хорошо. Ник, мне нужен мой лэптоп… Сейчас…

– Я понимаю, Роберт, понимаю, – растягивая слова, ответил Ник.

Раздосадованный Роберт занялся другими вещами. Встал и подошел к шкафу с датчиками слежения, тахографами, осциллографами, трансформаторами. Попытался с другого конца распутать затянутый узел. «Узел внутренних противоречий…» – самому себе напел Роберт.

Наконец, через двадцать минут, Ник протянул лэптоп Роберту:

– Попробуй! Я не гарантирую… Но попробуй! А вдруг получится.

Роберт подошел к столу и взял в руки лэптоп. Стал нажимать кнопки: что-то стало получаться – картинка восстановилась.

– Начинаем этап. Фиксирую время – шесть сорок пять. Время начала теста – восемь двадцать пять.

Второй тест пройдет в девять сорок пять. Меня больше всего беспокоят датчики слежения скорости – видимо, это вспышки на солнце. Магнитные волны рвут защитную оболочку в электрической цепи. Каждый раз приходится останавливать тест. А что нам скажет представитель производителя? – Роберт внимательно посмотрел на толстяка, уютно сидящего в глубине кожаного кресла. – Ведь полтора миллиона выбросить в трубу – это… это… не каждый решится на такой шаг! И эти страховщики!.. Адвокаты дьявола тут как тут, – Роберт обернулся – за дверями комнаты стояли трое белых воротничков.

Группа инженера системных решений независимой комиссии по проверке автомобилей премиум-класса Роберта Стоута сидела за пультами управления двигательными процессами в тест-комнате независимой организации, которая занималась тестированием производимых автомобилей во всем мире.

– Шины с тактильными измерителями меняем уже шестой раз, – произнес механик Борис. – Давление сбить или замедлим процесс?.. Лучше замедлить – декомпрессия неминуема! Обсадка стыковочных втулок на карданном вале изменилась: частота нервных импульсов у кукол снизилась. Общая температура внутри кабины стабилизировалась до плюс сорока двух градусов по Цельсию. Благополучно выходим на седьмой разряд… Снова перезаряжаем кабину… – технически точным, выверенным, отлаженным механическим голосом продолжал оглашать статистические данные инженер-конструктор Борис.

– Ребята, не выходим за регламент, помните об этом! – наблюдая за процессом, произнес Роберт, высокий брюнет с волосами, убранными в пучок. Он внимательно наблюдал поверх очков за процессом лобового столкновения тест-кабины с бетонной поверхностью стены. Шестьдесят четыре километра в час со сминаемым барьером и пятьдесят шесть километров в час с несминаемым, два боковых удара при скорости пятьдесят километров в час, и на тридцать километров в час о столб, и коронный удар сзади на скорости двадцать пять километров в час. Эти технические параметры закладывались в краш-тест будущего автомобиля.

«Я становлюсь сентиментальным, – неожиданно для себя подумал Роберт. – Но не больше, чем все здесь присутствующие. Эта кукла… Как ей помочь?» – так подумалось Роберту. Да. Это было зрелище не для слабонервных. Его группа внимательно наблюдала за процессом столкновения кукол в тест-кабине новенького авто. «Так делают все автогиганты, – самому себе говорил очевидную истину Роберт. – Наша организация не спит. Приходит ко всем. За новеньким авто».

Кукла двигалась туда, куда ее направляли. Ни больше ни меньше. Туда и обратно. Туда и обратно. Туда и обратно. И ни одного звука. Ах, нет! Был один звук. Звук лопающейся пластиковой черепной коробки куклы. И от этого звука было не по себе… Но в то же время за этим зрелищем было любопытно и даже садистически приятно наблюдать в замедленном режиме воспроизведения. Было в этом что-то сверхчеловеческое… Под завораживающую музыку Рихарда Вагнера разбиваются пластиковые черепа о бетонную стену. И таким образом в день по тридцать раз. Тридцать раз в день разбивались головы о стену. И я, Роберт, за всем этим внимательно слежу. За этой безумной, нечеловеческой красотой.

– Хорошо, что это только в реальности, – произнес сидевший рядом второй инженер электросетей Ник.

– Ребята, все помним, сегодня тест президентского люкса! Второго такого не существует! Первый был разбит на прошлой неделе в Латинской Америке! Второй – у нас! – И уже тише, про себя добавил: «И я чувствую ягодицами, что к нам за ним придут…»

– Мы здесь – новая реальность для этого мира! – с ноткой пафоса произнес вернувшийся из туалета Молодой сотрудник. Роберт краем глаза посмотрел в сторону Молодого, навязанного ему, Роберту, работника. Сотрудника, которого ему определили по блату.

Что еще выкинет этот Молодой? Тот, который опаздывал на работу, был небрежен с чужими вещами, болтал много лишнего. Одни минусы. И как от них избавиться? У Роберта это вызывало чувство протеста. И внутри него мгновенно вырастала стена против этого молодого, настырного, циничного человека. И он тратил очень много душевных сил, чтобы обезопасить самого себя от этого внутреннего врага, который каждый день и каждый час заползал в его черепную коробку…

– Что? Перерыв у нас будет когда-нибудь? – небрежно бросил фразу Молодой.

Ник и Роберт переглянулись, и Роберт недовольно произнес:

– Будет. Фазу испытаний пройдем… И все у всех будет – и покаяние, и искупление… – ответил он нехотя, продолжая нажимать на кнопки автоматики.

– …И веселье! – подхватил Молодой на ходу.

Этот тест с президентским люксом, с этой машиной премиум-класса, мучил Роберта весь месяц. Он стал раздражительным, плохо спал, и его жене приходилось несладко. Непросто было молча сострадать, оказывать поддержку. А Роберт удалялся. По ночам он вставал с постели, когда она засыпала на его плече. Уходил на кухню и строил там свои расчеты. Он сидел по несколько часов. И она, неожиданно для себя, просыпалась, шла на кухню. И садилась рядом с ним, засыпала на его плече. Для него было лучшим – чтобы она просто сидела рядом. Молча. И позволила ему достроить свои расчеты. Ведь от его технического решения зависел их будущий семейный бюджет. Она не могла дать ему больше, чем могла бы дать любящая женщина в этот ответственный для ее мужа момент. И просто ждала. Она просто безмолвно любила и просто молчала, тихо сострадая.

Уставшая его ждать, она встала. Но перед этим беззвучно поцеловала его в правое плечо, и капелька ее слезы проникла сквозь плотную, толстую ткань футболки. Он не заметил, и хорошо. Левой рукой Роберт погладил ее по голове, прижал к себе, поцеловал в голову и продолжил вычислять.

– Иди, иди. Я – скоро… – Ему надо было продолжить расчеты.

И так пролетала ночь. И следующая ночь. И следующая…

И он, снова невыспавшийся, шел на работу.

* * *

Двое в штатском. Допрос Роберта и Молодого

– Садитесь, – два спецагента развернули кресла для Роберта и Молодого. «Странно, – подумал Роберт, – вызвали меня и Молодого. Странно… Бориса и Ника не пригласили. Значит, их пытать будут отдельно от нас. Пытать?» – неосторожно подумал Роберт и перевел глаза на спецагентов.

– Так. В вашем досье, мистер Роберт, указано, что вы являетесь разработчиком программ для тестов. Скажите, а вы, лично вы понимаете степень ответственности, которая на вас возложена?

Этот допрос… Это начало допроса было таким неуклюжим, таким профанным, таким бездарным, что осознали это все здесь находящиеся, все четверо. Но отступать было некуда – тестостерон так и пёр из ушей, из ноздрей, из глаз этого быка из спецотдела по допросам. «Гестапо», – подумал Роберт и собрался с духом.

– Я осознаю степень ответственности, – коротко и лаконично ответил Роберт на поставленный вопрос.

– ???

– Но это авто, предназначенные для расхода…

– Для расхода? – В Молодого воткнулся колючий, неприятный взгляд спецагента. – Для какого расхода?

Молодой осознал в ту же секунду, что ему страшно. Очень страшно. Нестерпимо неприятный холодок опустился от головного мозга по спинному мозгу туда, вниз, в область седалищного нерва… Надо было что-то отвечать. И отвечать надо было правильно.

– Ну… Они предусмотрены к списанию. Так как… – медленно, с осторожной растяжкой произнес Молодой.

– Вам же говорили в автоконцерне, что лимузинов президентского класса всего две штуки! И лично вас, и лично вас (две повторенные фразы предназначались одному Роберту; агент повернулся к нему) извещали, что обращаться необходимо очень бережно! Очень аккуратно! Аккуратнее, чем с девочкой… Вы что, ничего не уяснили для себя? А-а?!

Властный, гнетущий, низкий тембр голоса спустил мозги Роберта и Молодого на землю. Растер мозги по земле до амёбного состояния. Гравитация зла победила.

В комнате воцарился страх. Молодой и Роберт сидели молча. Спецагенты тоже сидели молча. И кто-то за стеклом комнаты внимательно за ними наблюдал. Записывал звук. Фиксировал перепады температур тела.

– Сдать мобильные телефоны, – неслышно скомандовал второй спецагент, который был старше напарника.

Роберт и Молодой покорно повиновались.

Старший спецагент стал внимательно изучать содержимое смартфонов.

Обратил внимание на смартфон Роберта:

– Что это у тебя одна музыка. Музыка. Музыка. Ты что, музыкант, что ли?

– Да. Я – музыкант.

– А что ты делаешь здесь?

– Работаю.

– А музыка?

– А музыка звучит, – сдержанно-нейтрально ответил Роберт. Ему было неприятно обнажать душу здесь и сейчас перед властями его страны. «Зачем выворачить душу наизнанку, когда тебя не просят это сделать? Наверное, время сейчас еще позволяет так думать. Наверное, сейчас еще не слишком сложно жить…» Так подумалось Роберту.

– И на каком же ты инструменте играешь?

– На барабанах.

– На барабанах… – недовольно протянул старший спецагент. – Сыграй нам самый популярный мотив из трех нот.

Роберт понял, что сейчас от его исполнения зависит их жизнь: и его, и Молодого. Роберт выбрал польку. Веселый, зажигательный танец, который поднимает настроение.

– На чем играть? – Роберт спокойно спросил у спецагента.

– Ты – музыкант… Сам должен знать – на чем играть! – недовольно высказался спецагент.

Роберт положил руки на край стола и начал отстукивать такт за тактом. Такт за тактом. Такт за тактом… Эта мелодия была сыграна им молча, и в конце польки Роберт добавил свой коронный, фирменный знак – изюминку. В каждом сыгранном произведении на протяжении всей жизни он делал свои «изюминки». На этот раз, в критичный момент, когда жизнь висела на волоске, он решил резко поднять ладони – потер их друг о друга и стал щелкать костяшками пальцев, продолжая финал польки. И вот резко, в конце польки, он снова положил обе руки на край стола и утихающими постукиваниями удалил, растер, растворил звук в пустоте комнаты…

Вокруг воцарилась звенящая тишина.

Старший спецагент медленными движениями рук начал хлопать в ладоши. Скупо, с мертвыми глазами змеи, произнес: «Браво». На этих словах встал и вышел из комнаты. За ним последовал младший спецагент.

Роберт неслышно выдохнул.

* * *

Роберта и Молодого выпустили из комнаты в конце рабочего дня – в час ночи. Роберт не решился ехать на автобусе домой. Дорога… Тяжелый осадок в душе не давал ему покоя. Но надо было продолжать жить. Во что бы то ни стало надо было продолжать жить…

И он, нагруженный усталостью, пошел в близлежащий отель, где снял номер на одну ночь. Чтобы переждать. Чтобы никто не нашел. Его. Никто. А завтра снова на работу. Допустят ли?

Он вышел на улицу – и был неприятно удивлен суматохой: в час ночи по улице мчались кареты скорой помощи. Пожарные машины неслись под звуки сирен. Роберт посмотрел по сторонам – на горизонте, где-то в конце города, виднелся столб дыма: где-то что-то горело.

«Как это неприятно», – Роберт застегнул ворот куртки и обвязал шею нежнейшим шейным платком черного цвета, который ему подарила жена. «Теперь она меня нескоро увидит. Не скоро». Роберт предпочел не распространяться о своем местонахождении. И даже ей, близкому человеку, не нужно было знать, что с ним сейчас происходит. Он выключил все телефоны…

Завтра Роберт очень хотел докопаться до истины – что случилось с электропроводкой в тренировочном боксе? Президентский люкс, перекореженный на тест-контроле, необходимо было восстановить. Теперь это был вопрос его жизни. И молодой напарник в этом вопросе не помогал ему, а только мешал. Мешал своей безголовостью, чувством брезгливости к тяжелой и грязной, неблагодарной, монотонной работе автомеханика. Да. Роберт, Борис, Ник и другие, остальные члены команды контроля качества автомобилей, знали и умели и разобрать автомобиль, и собрать.

«А может, лэптоп?..» Догадка, как вспышка, озарила мозг Роберта.

Эта жизнь под капотом… Развлечение для уставших душ мужчин… Они любили мотор автомобиля – это сердце каждой машины. Любили заливать новое, чистое масло. Любили менять поршни. Любили чистить детали. Любили менять карданный вал. Но вот с колодками торможения всегда было непросто. Этот тормозной момент… Тормозной момент в жизни мужчины. В жизни женщины. Когда ты молод, то разгоняешься до шестисот километров в час. Когда солнце клонится к закату, появляются тормоза…

По естественным причинам. И по естественным причинам человек еле-еле выжимает сорок километров в час. До ближайшей автобусной остановки. И нет смысла менять колодки. Но это у человека, а как быть с машиной? Особенно с элитной? Иногда дорогое авто премиум-класса милее для сердца, чем дорогая женщина… В каком смысле дорогая женщина? В смысле дорогих платьев, дорогого макияжа, дорогих аксессуаров. И что бывает лучше: авто за миллион или женщина за миллион – это дело вкуса правообладателя кассового чека.

И Роберт вспомнил, как в комнате контроля качества Молодой истерически насиловал компьютер. Поймал кураж и в диком угаре повышал технические уровни сцепления колодок, разгон с места до одной секунды вместо трех. И с одной секунды развивать скорость в четыреста километров в час! Куда такое годилось?! Уволить Молодого нельзя было – он был сыном президента международного автомобильного гиганта. А Роберт был высококлассным инженером, который своим трудом, своими мозгами, своими руками добился такой хорошей, высокооплачиваемой работы.

– Не жми больше четырехсот! Не жми! Сожжешь колодки! Баран! Куда ты прешь?!

– Ты что сказал? А?! Ты на кого попер?! Я тебя в порошок сотру!

Роберт локтем откинул Молодого от приборной панели к стенке и начал изменять амплитуду движения авто.

– Ламборгини и Феррари решил поженить! – закричал он на Молодого.

Но было уже поздно… Президентский люксовый автомобиль был разбит всмятку, как яичница-болтунья.

Роберт снял очки, повернулся к Молодому и, схватившись за сердце, прокричал: «Что ты наделал! Что ты наделал!»

* * *

Через месяц кое-как ситуация в контрольной комиссии за качеством произведенных авто премиум-класса стала нормализоваться. Роберт по-прежнему ходил на работу. Так же на работу ходила вся его команда: и Борис, и Ник, и Молодой.

Нрав Молодого никак не изменился. Стал нахальнее, грубее. Роберт и не лез к нему со своими знаниями, но предпочитал вместе с Борисом и Ником подготавливать авто без участия Молодого и перспективного дарования.