Текст книги "Черный Лев"

– Ранулф, – робко начала она, когда они остались одни. Он резко дернулся.

– Ну как? Смирилась с богатым мужем? Будешь терпеть мои ласки, мечтая о другом? Или уже успела как следует узнать его?

– Джайлз никогда ничего для меня не значил.

– А вот парень, похоже, иного мнения. Не мог же он все придумать!

– Значит, мог! В детстве мы играли вместе и часто беседовали о будущем, но я всегда твердила, что не знаю, кто будет моим мужем. Он, по-видимому, считает иначе.

– А мне кажется, что все было не так. Мальчик любил тебя, но ты его отвергла, поскольку искала добычу побогаче. Охота оказалась удачной, и ты принесла к столу самого графа Мальвуазена. Перечислить тебе мои имения, рыцарей, количество золотой посуды и остальные богатства, которыми я владею?

– Прекрати! Я ни в чем не виновата. Он всего лишь глупый мальчишка с наивными мечтами и абсолютно мне безразличен. Это тебя я…

– Любишь? – саркастически усмехнулся он. – Хочешь сказать, что любишь меня? Ну же, позволь мне услышать от тебя нежные слова! Может, они уймут гнев Льва и снова сделают его нежным и податливым в твоих маленьких ручках.

Она обратила на него ледяной изумрудный взгляд:

– Я никогда не лгу. И сейчас не могу сказать, что люблю тебя или когда-нибудь полюблю.

Одним движением руки он сорвал с нее простыню и невольно застыл при виде совершенного тела, подобного которому ему еще не доводилось видеть.

Лайонин заметила, как изменилось его лицо, и гнев ее сменился страхом. Ибо она впервые узрела лицо Черного Льва, вынуждавшее сильных мужчин покорно падать на колени. Поверить невозможно, что он способен так смотреть! И вот теперь этот взгляд обращен на нее!

Лайонин инстинктивно попыталась прикрыться руками. Но стальные пальцы сильно сжали грудь. Слишком сильно. Жесткие губы смяли ее нежный рот. Мощное бедро раздвинуло ее ноги. Она попыталась сопротивляться, но он словно ничего не замечал.

Она царапалась, визжала, но он лишь что-то невнятно бормотал. Жестокий поцелуй длился так долго, что она начала задыхаться. Он навалился на нее всей тяжестью, и она вскрикнула от острой боли. Из глаз хлынули слезы. Но он продолжал вонзаться в нее с такой яростью, что, казалось, вот-вот разорвет.

Наконец он замер, и боль немного утихла, но потом опять стал двигаться, и боль вспыхнула вновь. Шли минуты. Ранулф входил в нее медленно, до конца, и где-то глубоко вспыхнула искорка наслаждения. Но тут он тяжело задышал и с новой энергией вонзился в нее. Она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть.

Лайонин не знала, сколько прошло времени, прежде чем он содрогнулся и обмяк, придавив ее к перине. Она самозабвенно обняла его, забыв о ссоре. Но он откатился на другой край кровати и не сказал ни слова. Не взглянул на нее. Лайонин поняла, что гнев его не утих.

Она отодвинулась как можно дальше от него и заплакала.

Глава 6

Ранулф сидел перед умирающим огнем, не замечая, что плащ соскользнул с бронзовых плеч, не ощущая холода. Он вновь наполнил чашу вином и осушил, почти не чувствуя воздействия крепкого напитка. Он не ожидал, что девушка окажется невинной.

Покрасневшие глаза не отрывались от рдеющих углей. Последние недели все происходило слишком быстро, и теперь он корчился от отвращения к себе. К собственному бесчестью. К полному отсутствию самообладания и контроля над собой.

Он снова приложился к чаше, когда услышал за спиной прерывистое дыхание. Осознав, что она чиста, он заколебался. Попробовал загладить собственную жестокость, но не получилось… Страх и ненависть в ее глазах разожгли ярость с новой силой.

Когда мальчишка кричал, что она принадлежит ему и вышла замуж ради графского золота, Ранулфа охватили такой гнев и жажда насилия, что перед глазами запылали алые всполохи. Он потерял способность мыслить связно. Хорошо еще, что незнакомая женщина увела его жену, иначе страшно подумать, что бы он наделал.

Его жена! Да, он женился на ней, хрупкой девочке, чьи глаза не давали ему покоя. Да, она доказала, что чиста… в одном отношении. Но что, если она действительно желала того мальчишку? На чьей стороне правда? Ее или Джайлза? Время покажет… а сейчас… он представлял череду унылых дней рядом с расчетливой, хитрой женой. Жизнь больше не сулит ничего хорошего.

Неяркое зимнее солнце осветило комнату, отчего в ней, казалось, стало еще холоднее. Ранулф встал и оделся, стараясь не смотреть на спящую жену. Натянув сапоги, он наконец подошел к кровати, глядя на спутанные волосы и щеки с засохшими следами слез.

– Пора вставать. Мы скоро уезжаем, – тихо сказал он. Глаза Лайонин широко распахнулись. В них было столько страха, что он отвернулся.

Лайонин шевельнулась и поморщилась от боли во всем теле, как оказалось, покрытом синяками. Так это и есть акт любви? Тот, который мать назвала радостным единением? Но удовольствия было мало. Зато много боли и страданий.

Она поспешно начала одеваться. Муж стоял у окна и смотрел сквозь щели в ставнях. Втайне она была благодарна за то, что он не пожелал взять ее снова.

– Я готова, – пролепетала она, ожидая нового взрыва гнева. Он обернулся, и Лайонин даже растерялась при виде его пустого взгляда и равнодушного лица.

– Мои люди ждут внизу. Вскоре мы тронемся в путь. Твои вещи собраны?

Лайонин гордо вскинула подбородок:

– Все собрано, господин.

Он легко коснулся ее талии, и она невольно дернулась: еще свежа была память о вчерашних пытках. Они вместе спустились вниз, и Ранулф помедлил, прежде чем приветствовать ожидавших людей.

– Твоей вдовьей частью будет замок Гетан. Он стоит примерно двенадцати участков земли, которые я обычно отвожу рыцарям за верную службу.

Она даже не поняла, почему его слова так рассердили ее. Ведь он предлагал ей в дар великолепный замок! Но она задохнулась от гнева.

– Мне не нужны твои владения, – процедила она, сверкнув глазами.

– А я не желаю… Он вдруг осекся.

– Тебе возместят все, что ты потеряла, – уже мягче ответил он.

Лайонин молча смотрела на него, кипя бешенством. На языке так и вертелись ругательства, подслушанные у отцовских слуг. Она потеряла куда больше, чем несколько капель крови, запачкавших простыни, когда согласилась выйти за этого человека. Очевидно, он считал, что может купить весь мир. Значит, богатые совсем не похожи на простых людей.

– Тебе не дано возместить мне то, что я потеряла, – коротко бросила она, скривив губы, и грациозно вплыла в знакомый фамильный зал.

– Брат мой! – воскликнул Джеффри. – Приятно видеть, что ты пережил эту ночь.

Его глаза сверкнули, но тут же потеряли блеск при виде новобрачных, молчаливых, серьезных, не смевших коснуться друг друга. На девушку было страшно смотреть. Значит, они уже успели поссориться, и он был уверен, что во всем виноват Ранулф.

Поэтому Джеффри взял Лайонин за руку и отвел в сторону:

– Похоже, все плохо, маленькая сестричка?

Она не ответила, и он вдруг потерялся в кристально чистой глубине озер зеленого огня. Боже! Она была так красива, что на какой-то миг все мысли о брате вылетели у него из головы. Джеффри тряхнул головой, чтобы избавиться от любовного тумана.

– Жить с моим братом нелегко, его преследует слишком много призраков.

Губы ее чуть дрогнули в улыбке, так и не согревшей ее глаз.

– Я его жена и не думаю, что мое счастье или отсутствие такового столь уж важно. Уверена, – добавила она, бросив косой взгляд на Ранулфа, беседовавшего с Мелитой, – что буду достойно вознаграждена за все, что делаю. А теперь прошу меня извинить. Я должна попрощаться с матушкой.

Только тогда Джеффри увидел в ее глазах подобие какого-то выражения.

Лайонин ехала верхом на маленькой гнедой кобылке, пытаясь не думать о печальном прощании с родными и неприглядном будущем, ожидавшем ее. Она скакала впереди рыцарей, но позади молчаливого мужа, чьи мысли так и не сумела разгадать.

– Ваше сиятельство, могу я представить «черных стражей»?

Лайонин взглянула в улыбающиеся глаза приземистого темноволосого, но красивого рыцаря и, радуясь возможности отвлечься, обернулась к людям Ранулфа.

– Тот, что с рыжей бородой, – Герн. Дальше идут Роджер, Гилберт, Сэнневилл, который считается у нас большим шутником, Хьюго Фиц-Уоррен и Малард.

Каждый рыцарь почтительно кланялся при упоминании своего имени. Все приветливо смотрели на нее, и настроение Лайонин немного улучшилось.

– А ваше имя, сэр?

– Корбет, к вашим услугам. И я не шучу, поскольку готов исполнить любое желание госпожи, ибо нет ничего важнее, чем служить ей.

Лайонин не сдержала смеха, и Хьюго заметил, как окаменела спина Ранулфа.

– Может, Сэнневилл и большой шутник, но вы, сэр, – льстец чистой воды.

– Мадам, вы должны верить мне. Пока я не узрел сияния этих изумрудных глаз, увы, был также косноязычен, как лошадь. Ни одна дама не могла пробудить во мне красноречие. Именно вид столь несравненной красоты и звук вашего мелодичного смеха освободили меня от оков безмолвия, – с низким поклоном объяснил Корбет. – Я ваш вечный слуга.

Пораженная Лайонин снова обернулась к остальным:

– Он всегда такой?

– Всегда! – хором заверили они, широко улыбаясь.

– Лорд Ранулф! – окликнул Сэнневилл. – Приглядите за женой, поскольку Корбет, кажется, уже стал поливать ее своим медом.

Громкий хохот мгновенно оборвался при виде разъяренного лица Ранулфа. Лайонин мгновенно ощутила страх, который он успел внушить людям, и поэтому постаралась отныне смотреть только вперед.

Они остановились на ужин, и Ранулф, крепко обняв ее за талию, снял с седла.

– Ты не слишком устала?

– Нет, – пробормотала она с вымученной улыбкой. – Но я рада, что на сегодня наше путешествие закончено. А ты? Здоров? Твои глаза…

Она, засмущавшись, отвела взгляд. Ранулф, не ответив, повел ее к дереву и оставил там, а сам принялся отдавать приказания рыцарям и слугам. Вскоре он вернулся к ней с узелком, в котором лежали холодное мясо, хлеб и сыр. Развязал его и протянул ей. Воздух между ними потрескивал от напряжения.

– Далеко ли до твоего острова? – спросила она наконец.

– Пять дней езды, но ночевать мы будем в гостинице. Его темные глаза смотрели на нее. Жесткие. Непроницаемые.

Она потянулась за кусочком сыра, случайно коснулась егоруки и затаила дыхание. И сама не поняла, как очутилась в его объятиях. Его лицо было совсем близко. Теплое дыхание овевало щеки. На этот раз глаза мужа сказали ей все. Он так отчаянно хотел снова поверить ей… Но боль оставалась. Стальной шип, скрытый в его мозгу, старая рана, затянувшаяся, но таившая под шрамом островок гнойного яда.

Она видела молчаливую мольбу, с которой он смотрел на нее, и ответила единственным способом, который знала: прижавшись губами к его губам. Сладостная музыка птичьего пения слилась с накатывающими волнами желания, которое охватило ее. Запах травы смешивался с ощущением нежности прикосновения губ Ранулфа. Его руки поддерживали ее, не давая ногам подкоситься.

Она не замечала никого, кроме мужа… Но какой-то инстинкт заставил его отстраниться и взглянуть на жену, хотя его ладонь по-прежнему придерживала ее затылок, а большой палец ласкал висок. Лайонин неохотно открыла глаза, потерлась головой о его ладонь… Какой маленькой она себя чувствовала рядом с ним!

– Мне хотелось бы верить, – прошептал он и, когда она попыталась что-то сказать, приложил палец к ее губам. – Я сам узнаю. Слова слишком легко слетают с губ. Боюсь, в этих маленьких ручках оказалось слишком много того, что принадлежит мне.

Лайонин не знала, почему все тело пронизала дрожь страха. Словно предчувствие темного зла посетило ее.

Они заметили языки огня еще до того, как увидели высокие стены донжона замка Бедфорд. Лайонин поразила стремительная реакция людей. Пришлось пришпорить кобылку, чтобы не отстать отлетевших вперед вороных коней. Казалось, вся деревня пылает ярким пламенем, и вопли сервов и животных, погибающих в нестерпимом жару, ошеломили Лайонин.

– Иди в донжон! – прогремел Ранулф с искаженным от гнева лицом.

– Я могу помочь! – прокричала она в ответ, увидев бегущего по двору ребенка. И попыталась было спешиться, но стальная рука Ранулфа перехватила поводья. Отблески огня на миг превратили его в непонятное, неземное существо, пришедшее прямо из ада.

– У меня нет на это времени. Повинуйся мне!

Она не смогла не подчиниться и повернула нервничавшую лошадку к внутреннему двору, ворота которого были закрыты: очевидно, обитатели замка пытались хоть как-то защититься от огня.

У ворот не было никого, кроме привратника: все тушили пожар. Лайонин нашла конюшни и на секунду остановилась, глядя, как огонь пытается перебраться через низкую ограду в поисках пищи, нового топлива, способного насытить его прожорливое чрево.

Лайонин решила расседлать лошадь и поискать часовню, чтобы помолиться за безопасность людей.

– Так и знал, что он не позволит своему бесценному сокровищу подходить близко к смерти и разрушению, – прошипел над ухом знакомый голос.

Лайонин подскочила от неожиданности:

– Джайлз?! Что ты здесь делаешь?

Она нервно огляделась. Рев огня даже здесь казался оглушительным. А может, это собственные страх и паника грозили захлестнуть ее?

– Не считаешь же ты, что я легко откажусь от битвы за любимую? Я не настолько равнодушен.

– Почему ты последовал за мной?

– На это легко ответить.

Джайлз жадно пожирал глазами ее тело. Лайонин, стараясь не выдать волнения, прислонилась к деревянной перегородке стойла. Выхода нет. И невозможно сбежать от обезумевшего мальчишки.

– Я бы признал поражение, будь игра честной, но как мне состязаться с богатствами твоего графа? А я ставил выше тебя лишь одну Пресвятую Богородицу, но ты все это время замышляла предать меня.

– Джайлз, ты ошибаешься, – уверяла она, вжимаясь в перегородку, словно в ней, как по волшебству, могла появиться дверь. В конюшне стало еще жарче, и кобылка нервно переминалась с ноги на ногу.

– О, тебе нет нужды меня бояться. Я не причиню тебе зла. Слишком хорошо я тебя узнал. И, узнав, потерял то, о чем мечтал.

Его взгляд упал на ее тяжело вздымавшиеся груди.

– Но ты продала себя, так, может, и мне продать то немногое, что осталось? Помнишь это?

Он взмахнул перед ней клочком пергамента. Лайонин недоуменно вскинула брови.

– Это одно из твоих писем.

– Я не писала тебе.

– Это верно. Но Люси проговорилась, что ты часто записывала истории и сказки. Помнишь Гилберта?

Лайонин пожала плечами. В Лоренкорте не было ни одного Гилберта. Но тут из глубин памяти всплыл один случай…

Она молча смотрела на грязную руку, державшую пергамент.

– Это ты поджег деревню, – прошептала она.

– Да! – рассмеялся он. – И рад, что теперь ты знаешь, как далеко я способен зайти, чтобы получить желаемое.

Он нежно провел ладонью по ее плечу.

– Разбогатев, я куплю несколько таких женщин, как ты.

– Джайлз… – начала она.

– Молчать! – крикнул он, размахнувшись, и она отвернула голову в ожидании удара. Но Джайлз отступил и помахал клочком пергамента.

– У меня пять таких писем, и было очень легко изменить «Гилберт» на «Джайлз». Прочитать, какое нежное любовное послание ты адресовала мне?

Лайонин покачала головой. Теперь она все поняла. В детстве она была большой мечтательницей, и снисходительный отец разрешил единственному ребенку научиться читать. Только она изучала не риторику, не писание, а маленькую книгу рыцарских романов, тайно приобретенную в Лондоне ее матерью. Лайонин без конца перечитывала сборник и умоляла странствующих менестрелей рассказывать все новые истории. Вскоре она стала сочинять их сама и часто перелагала на музыку и пела родителям в спокойные вечера. Не так давно она придумала себе возлюбленного, сильного и храброго молодого рыцаря, и стала писать ему письма. Она знала, что держит Джайлз в руке, уже причинившей так много бед. Это конец всем надеждам на счастье с мужем; тонкая нить, связывающая их, не выдержит очередного удара.

– Лайонин, твои мысли так легко прочесть. Неужели он настолько тебе не доверяет?

– Чего ты хочешь от меня? – устало спросила она.

– Золота.

– У меня нет ничего, кроме одежды. Он ничего мне не дал.

– Не считай меня глупцом.

Он выглянул за дверь конюшни, увидел, что пламя больше не поднимается над каменной стеной, и вновь повернулся к Лайонин:

– Вижу, твой муж усмирил пожар быстрее, чем я предполагал. Слушай меня. Он очень устал и вскоре крепко заснет. И тогда ты сбросишь мне драгоценности из мешочка у него на поясе.

– Нет! Я не могу!

– Попробуй только ослушаться! Или хочешь стать вдовой?

– Ты сам не знаешь, что несешь! Забыл, что он – Черный Лев?

– Зато ты помнишь! – прошипел он. – Да, я не похож на этих знатных рыцарей. Они живут по правилам, которые не имеют для меня смысла. Как, по-твоему, я пробрался в замок? Никто не обращает внимания на простого крестьянина. Думаешь, он заметит серва, проходящего мимо? Ничего и не заподозрит, пока я не воткну ему нож между ребер.

У Лайонин отнялся язык. По спине пополз холодный озноб, медленно кравшийся, подобно скользкой ядовитой сороконожке.

– А, значит, я верно рассчитал! А теперь мне пора. Делай, как сказано, и не думай меня предать!

Он оставил ее почти без сознания, дрожавшую всем телом. Что ей теперь делать?

Она пробралась в опустевший донжон, пытаясь двигаться скорее, но так и не смогла. Грузно опустилась на стоявший в углу табурет и прислонилась к холодной стене.

Ах, если бы она послушалась Ранулфа! Уехала бы с ним сразу после венчания. Если бы не вышла вечером в сад… Как жаль, что нет матери рядом! Она так одинока! И никого, кроме мужа, который яростно овладел ею ночью, а днем предложил перемирие, которого ни в коем случае нельзя нарушать!

Джайлз, конечно, безумен. Ни один нормальный человек не способен на такие поступки! Теперь она ясно видела то, чего много лет не замечала. Недаром Мелита говаривала, что дочь всегда рада пригреть бездомных и калек, будь то поросенок, щенок или человек, и, как смеясь утверждали все, превращала ворону в павлина.

Но Джайлз… Она вспомнила, как впервые увидела его. Мальчишка скрывался в темном углу, боясь собственной тени, подавленный превосходством двух старших братьев-красавцев, хотя обожал прелестную семилетнюю девочку, названную в честь львицы и любимую всей округой. Лайонин почти не взглянула на двух старших мальчиков, зато немедленно пригрела Джайлза, маленького, спотыкавшегося на каждом шагу: тонкие ноги почти не держали его.

Сэр Джон громко запротестовал, когда дети, хоть и ровесники, но невероятно разные во всем, неожиданно взялись за руки и вышли во двор, под апрельское солнышко. Но Мелита успокоила его, и они долго смотрели вслед парочке.

Следующие десять лет Лайонин и Джайлз почти не разлучались. Однажды девушка услышала, как отец Джайлза жаловался, что сын никогда не бывает дома, что от него нет никакой пользы и он вынужден постоянно наблюдать, как малышка требует и теребит мальчишку, пока тот не сделает так, как она пожелает. Сэр Джон больше всего удивлялся тому, что она не умоляла и не просила. Сам он делал все возможное, чтобы заставить Джайлза сесть на коня, но все было напрасно.

– То есть как это ты не можешь ездить верхом? Я же могу! – хвасталась восьмилетняя девица. – Живо в седло, и перестань ныть!

Она не терпела никаких уверток и извинений, и на глазах сэра Джона болезненный парнишка превратился в здорового подростка.

Лайонин пыталась сосредоточиться на настоящем, отречься от воспоминаний, когда-то таких сладостных, но сейчас низведенных до уровня грязи на лондонских улицах. Конечно, -даже в то время она замечала кое-какие мелочи, беспокоившие ее, но не хотела ни видеть их, ни помнить. Вроде того котенка, оцарапавшего Джайлза. Она содрогнулась при мысли о том, как один из псов, облизываясь, шарил В тростниках в поисках оставшихся костей.

Перед глазами встали покрытые рубцами бока лошади, имевшей несчастье сбросить Джайлза, сожженная едва не до кости рука крестьянской девушки, которая упала в огонь, споткнувшись о его вытянутую ногу.

Она потерла кулаками глаза. Но в нем были и хорошие качества, перевешивавшие таившееся в нем зло.

Топот копыт во дворе заставил ее пошевелиться. Лайонин поднялась медленно, с трудом, как измученная старуха, и, встав на ноги, поглядела в сторону двери. Там стоял один из «черных стражей»: она не помнила, как его зовут.

– Миледи, с вами все в порядке? – тихо спросил он, и она вспомнила самого спокойного и молчаливого из рыцарей. Малард. Это Малард.

Она кивнула ему и каким-то образом сумела изобразить улыбку, но сразу заметила, что ничуть его не убедила. Малард продолжал тревожно смотреть на нее.

– Я могу чем-то помочь? – выдавила она.

– Да. Нам нужно поесть. Куда девались все служанки?

Лайонин растерянно огляделась, пораженная тем, что, несмотря на весь этот ужас, весь последний час жизнь по-прежнему продолжалась.

– Не знаю. Пойду поищу вам еду, – пробормотала она и в сопровождении рыцаря направилась к двери.

Кухня была выстроена отдельно от главного здания, чтобы уменьшить риск пожара. В воздухе стоял горький запах дыма, но Лайонин ничего не замечала. Не видела, как страж пристально оглядывает пустой двор. И, конечно, не отметила, что Малард присматривается к одинокому серву, с трудом ковылявшему к лошадям. Рыцарь задумчиво покачал головой: что-то ему не понравилось.

Лайонин нашла на кухне одну из судомоек, повисшую на шее молодого парня, и собственные беды неумолимо встали перед ней. Она рассеянно послала парня помогать тушить пожар, а девушку заставила готовить ужин. Через некоторое время еда уже была уложена в несколько корзин, которые предстояло отнести голодным мужчинам.

Малард отыскал слуг из замка, и вскоре освежеванная овца уже крутилась на вертеле. Лайонин помогла Маларду нагрузить телеги, и он не протестовал, когда она села рядом с кучером. Рыцарь молча вскочил в седло. Лайонин хотелось чем-то занять себя. Все, что угодно, лишь бы задержать момент, когда ей придется принять решение.

Огонь уничтожил больше половины деревни и, поскольку стена в нескольких местах обвалилась, уже подбирался к лесу. Где-то в той стороне слышался голос Ранулфа, громкий, властный, отдававший приказы, которых невозможно было ослушаться. Лайонин подтолкнула возницу, и тот направил лошадей на звуки его голоса.

– Что ты тут делаешь? – рассердился Ранулф. – Немедленно назад, в донжон!

– А раненые? Я хотела бы им помочь.

Втайне она ужаснулась его внешности: на закопченном лице сверкали только белки глаз.

– Не надо. Монахи уже здесь.

Только сейчас она заметила грубые коричневые одеяния, выбритые тонзуры и людей, склонявшихся над ранеными и обожженными. Лайонин молча кивнула и ни слова не сказала, когда возница вернулся на внутренний двор. Ранулф на миг приостановился и посмотрел ей вслед, не зная, что и думать. Но пожар не дал ему времени на размышления.

Лайонин снова пошла на кухню – убедиться, что все работают. Но долгое путешествие и сегодняшние переживания так утомили ее, что она, едва передвигая ноги, потащилась в каменную башню.

– Ты подумала над моими словами? – внезапно спросил неизвестно откуда появившийся Джайлз.

– Ты не можешь требовать ничего подобного! Мы были когда-то друзьями. Как ты посмел пойти против меня?

Молодой человек выступил из тени. Голубые глаза лихорадочно блестели.

– Это ты отвернулась от меня. Я был для тебя ничем, прежде чем ты вообразила себя языческим божеством и решила мою жизнь за меня.

Он шагнул ближе, и выражение его лица изменилось. Перед ней стоял прежний Джайлз.

– Помнишь ту гнедую кобылу, которая сбросила тебя в воду? Не будь меня рядом…

– Не напоминай мне о давно прошедших днях, – бросила она, резко повернувшись к двери. Но рука Джайлза сжала ее запястье.

– Я слишком хорошо тебя знаю. Так ты теперь призовешь на помощь стражу? Не думай, будто я настолько глуп, чтобы прийти сюда без помощников! Моя поимка и смерть избавят тебя от моего присутствия. Но ты видела, сколько людей вертится вокруг твоего мужа? Знаешь ли ты, кто из них предан мне? Кто убьет его, если мне причинят зло?

– Я тебе не верю.

В его глазах загорелся огонь безумия.

– Собираешься проверить, насколько я честен? Ты когда-нибудь уличала меня во лжи? Лайонин… – пробормотал он, касаясь рыжеватого локона. Лайонин поспешно отстранилась, и лицо Джайлза исказила уродливая гримаса. – Пойми, пара драгоценных камней ничего для него не значит. Ты сама видела, что его одежда расшита дорогими каменьями.

– Оставь меня.

– Да, я оставлю, но берегись всех, кто оказывается вблизи твоего мужа. Жажда золота соблазняет самых верных рыцарей.

Он улыбнулся, видя, что она поняла его намек на измену одного из «черных стражей».

– Ночью, когда он уснет, я стану ждать под окном. Если тебя не будет, утром он получит либо письмо, либо нож в живот, – пожал плечами Джайлз. – Думаю, тебе не понравится ни то ни другое.

Он молниеносно исчез, а Лайонин медленно поковыляла к самой большой спальне и стала умываться и готовиться ко сну. Она должна довериться Ранулфу. Рассказать о планах Джайлза.

Боже, как далек тот счастливый, проведенный с Ранулфом день, когда она назвала его своим Львом! Тот человек все бы понял. Всему поверил. Если бы Джайлз не напился и не наговорил глупостей в день их свадьбы! Нет, она не хотела повторения еще одного приступа ярости.

Вынимая зеленый бархатный халат из дорожной сумки, брошенной кем-то в комнате, она вытащила маленький мешочек. Тот, в котором хранились драгоценности Ранулфа. Кто-то по ошибке положил его в ее вещи.

– Нет! – громко сказала Лайонин, заталкивая его обратно в сумку. Нельзя начинать супружескую жизнь со лжи и обмана!

Она в отчаянии заломила руки. Что же делать? Взгляд ее упал на обручальное кольцо. Лайонин рассеянно провела пальцем по сплетенным рукам.

Уже за полночь во дворе послышались шум, лай собак и плеск льющейся воды. Мужчины вернулись и теперь смывали с себя сажу.

Лайонин не шевелилась, чувствуя, как колотится сердце.

При свете факела, горевшего в коридоре, в дверях обрисовался силуэт Ранулфа. Его широкие плечи, казалось, поникли от усталости. Он подошел к очагу, протянул руки к огню, и она заметила, что у него влажные волосы. И тут Ранулф повернулся к ней, так неожиданно, что она вскрикнула, заметив, как его рука тянется к мечу.

– Ты не спишь? – безразлично спросил он, слишком измученный, чтобы выказать какие-то эмоции вроде радости или недовольства. – Уже почти рассвело, Тебе нужно поспать.

– Я… я хотела поговорить с тобой.

Ранулф опустился на стул у очага и сжал ладонями голову. Он даже думать не в состоянии. Перед глазами стояли обгоревшие тела, разинутые в безмолвном крике рты, обугленные кости.

– Это не может подождать до завтра? Я на ногах не держусь.

– Конечно, конечно.

Она не станет обременять его своими бедами. Никакие драгоценности того не стоят. Она поднялась, подошла к нему и коснулась мокрого черного локона, нежно, осторожно, не зная, как он прореагирует. Он взял ее руку и потерся о нее щекой, едва не содрав кожу колючей щетиной.

– Спасибо, – тихо сказал он, и она сморгнула непрошеные слезы.

А когда Ранулф поднялся и пошел к кровати, она поняла, что должна делать: избавиться от Джайлза. Связь между ней и Ранулфом была еще слишком хрупка, а письмо, в котором она, не стесняясь, писала о своей любви к воображаемому рыцарю, легко разрушит ее.

Она услышала, как скрипнули ремни, когда Ранулф лег в постель.

– Иди ко мне, – сонно позвал он.

– Сейчас. Только подложу дров в огонь.

Как и предполагала Лайонин, он почти сразу же повернулся на бок и задышал глубоко и ровно. Лайонин быстро отыскала мешочек, вынула гладкий твердый камень и бесшумно подошла к забранному ставней окошку. Оставалось только приоткрыть ставню и уронить камень. Руки ее тряслись, но она убеждала себя, что поступает правильно.

Когда она разжала пальцы, внизу послышался легкий шум. Девушка быстро повернулась к спящему Ранулфу, но тот даже не шевельнулся.

Все еще дрожа, она сняла халат и легла рядом с мужем. Застывшая, неподвижная, невероятно остро ощущавшая его непривычную близость. Он подвинулся к ней, и большая рука легла ей на шею. Лайонин, задыхаясь, попыталась освободиться от тяжести, но он стал ласкать ее, так и не открывая глаз. Шершавая ладонь шарила по ее обнаженному телу. Молча, без единого слова он подмял ее под себя, и Лайонин сжалась от страха в предчувствии неминуемой боли.

Он раздвинул ее ноги мощным бедром, и горячие слезы обожгли ее глаза. При первом же выпаде боль вернулась с новой силой, и она ощутила себя беспомощным зверьком, попавшим в лапы льва. К счастью, на этот раз все закончилось быстрее, но она еще долго не спала. Слезы одиночества и отчаяния все катились из глаз, заливая волосы на висках.

Ранулф, как всегда, проснулся на рассвете. Лайонин лежала на боку, лицом к нему. Ему пришло в голову, что во сне она выглядит еще моложе и прелестнее. За два дня их брака он не успел провести с ней достаточно времени наедине. Слова мальчишки не давали ему покоя. Джайлз словно подслушал речи его первой жены и повторял их почти дословно. Он так хотел верить Лайонин, что она не пыталась его обмануть, не притворялась, не лукавила. Он ведь не просил любви… Нет? Чего же тогда ему надо? Похоже, женщины либо боялись его, прославленного Черного Льва, либо желали его золота. Он припомнил, как отец говаривал когда-то, что его старший сын так же способен убить человека, как стать победителем в рыцарском турнире. Интересно, что сказал бы отец сейчас? Как отнесся бы к сыну, которого готовили в священники, а он стал грозой всей Англии? Тем, кого многие боятся, некоторые ненавидят и почти никто не любит.

И все это из-за женщины.

Лайонин пошевелилась во сне, вернув его к настоящему. Он снова бросается в битву, без одежды, доспехов и вооружения. И вряд ли те раны, которые он получит на этот раз, так скоро заживут. Он коснулся ее щеки, погладил ушко, затейливую розовую раковинку. Ее глаза распахнулись, и он потрясение осознал, что в них плещется страх.

Лайонин увидела мягкий изгиб губ, нежность во взгляде и сразу разгадала его мысли. О нет, она не готова к новой боли!

Она поспешно спрыгнула с кровати, накинула халат, встала на колени у очага и принялась нервно ворошить угли железной кочергой. Что, если Ранулф позовет ее в постель? Он ее муж, и она не вправе ему отказывать.

Ранулф повернулся на спину и хмуро уставился на пыльный балдахин. Она имеет основание его бояться. В первую ночь он взял ее жестоко и грубо, причинив боль. Как обидно, что она впервые познала именно такую любовь… Но сегодня, в замке Эйлсбери, он все исправит. И покажет, какова может быть любовь между мужчиной и женщиной…

Он повернулся на бок и подложил ладонь под щеку, наблюдая за ее порывистыми движениями, очевидным стремлением избегать его. Завтра он спросит ее, что она почувствовала после той ночи.