Текст книги "Грехи. Книга 2"

– Магнитофон? – удивился граф. – Зачем он тебе? – Элен положила себе на колени дипломат и, вытащив из него бобину с пленкой, потрясла ею в воздухе.

– Думаю, тебе стоит послушать.

Поначалу у графа просто отвалилась челюсть, затем он принялся хохотать.

– Дешевый трюк! – смеясь, воскликнул он. – Это даже неоригинально! Одна из твоих предшественниц уже пыталась проделать со мной такое!

– Неужели? – с невинным видом спросила Элен. – И что же она сделала?

– Записала на пленку наши любовные разговоры, а затем предъявила мне ультиматум.

– Интересно, какого рода?

– Не строй из себя невинность, – сердито оборвал ее граф. – Она требовала денежной компенсации… В противном случае обещала передать пленку моей жене. Ты ведь достаточно умна, чтобы понять, что это не сработает. Шантаж здесь абсолютно исключен, так как графиня давно знает о доме на бульваре Майо и что там происходит.

Элен опустила глаза.

– Не устраивай дешевых представлений, Филипп, – сказала она тихо.

– Это ты ведешь себя как дешевка! – бросил он. – А сейчас, полагаю, ты уже исчерпала отведенное тебе время.

– Я все же советую тебе послушать пленку, – настаивала Элен. – У тебя есть единственный шанс. Если у тебя нет магнитофона, можешь воспользоваться моим. Он в машине.

– У меня есть магнитофон в библиотеке. Пройдем туда. Элен проследовала за графом в богато обставленную двухъярусную библиотеку. Граф указал рукой на покрытый зеленым сукном стол, где стояла аппаратура.

– Хочу предупредить, Филипп, что это только копия, – проговорила она, заправляя ленту. – Оригинал хранится в сейфе у моего адвоката. Нет нужды говорить о том, что это совсем не тот человек, который организовывал встречу.

– Хватит угроз. Жми на кнопку. Пора с этим кончать. – Элен кивнула и с улыбкой нажала зеленую пластиковую кнопку.

Сначала слышалось только какое-то шипение, потом раздался звук шагов, скрип отодвигаемого стула. Наконец полилась прекрасная музыка увертюры к «Клитемнестре».

Элен взяла стул и села рядом с графом.

– Как тебе известно, мой покойный муж был великим пианистом, известным во всем мире.

– Охотно верю, – отозвался граф. – Лично я предпочитаю Горовица.

Элен пожала плечами.

– О вкусах не спорят, – сказала она. – Но давай лучше послушаем.

Внезапно музыка смолкла, послышался какой-то резкий звук, быстрые шаги, и наступила тишина.

– В самом деле, Элен…

– Еще немного, Филипп. – Элен жестом заставила его молчать. – Потерпи.

Теперь среди шипения безошибочно угадывался звук набираемого по телефону номера и снова быстрые шаги, потом трубку бросили на рычаг.

«Что ты делаешь?» – прохрипел кто-то.

Граф невольно подался вперед, сразу узнав голос сына. Элен удовлетворенно кивнула, но через минуту она совсем забыла о графе и унеслась мыслями в прошлое.

Спустя какое-то время Элен увидела, как вспыхнули глаза графа, но вот он поднялся и отвернулся к стеллажам с книгами, так что ей были видны только его опущенные плечи.

«…говорю тебе, несчастный случай! – кричал Юбер. – Он сам споткнулся!»

«Не верю тебе», – безжизненным голосом отозвалась Элен.

«Хорошо, не верь! – взвизгнул Юбер. – Да, я хотел убить его! Ты совершенно права. Хотел убить с того самого дня, как вы повстречались. Он был слишком стар для тебя! Он был чертовски старым и чертовски безобразным! Я рад, что убил его!»

Наступила пауза, затем послышался ее голос:

«Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?!»

«Само собой! Но если ты заявишь на меня в полицию, я буду все отрицать. Я скажу, что ты врешь! Он был хилым старикашкой, и даже женщина легко могла столкнуть его со скалы!»

Граф внезапно подскочил к магнитофону и сорвал бобину. Размахнувшись, он со злостью швырнул ее в стену. Он как-то сразу постарел и дрожащими руками вцепился в столешницу.

– Филипп, когда происходил этот разговор, я знать не знала, что магнитофон работает. Станислав записывал музыку, которую мы только что слышали, и, видимо, оставил аппаратуру включенной, когда я закричала, потому что Юбер напал на меня в саду.

Граф медленно выпрямился и повернулся к Элен.

– Юберу нет прощения. – В глазах его стояла боль, но взгляд был твердым.

– Не кажется ли тебе, что «непростительное поведение» – слишком мягкий термин для убийства?

– Меня совершенно не заботит, как ты квалифицируешь его поведение, но я не позволю себя шантажировать, – с достоинством ответил граф. – Никому, никогда и ни по какой причине.

Элен даже глазом не моргнула.

– Я уезжаю. Пленку можешь оставить себе. Как я уже говорила, оригинал у меня в сейфе. Я без труда сделаю сколько угодно копий. Могу разослать их в полицию, газеты и даже в «Иси Пари» и «Ле Монд интернасьональ».

– Ты не посмеешь!

– Не посмею? – хмыкнула Элен. – Посмотрим, Филипп.

Граф не проронил ни слова.

– Я привезла с собой все необходимые документы на покупку акций «Ле Эдисьен Элен Жано», – продолжала Элен. – Должна заметить, все они оформлены на имя Юбера и должны быть подписаны им, а не тобой. В контракте специально оговорено, что он ни при каких обстоятельствах не может продавать свои акции и должен в обязательном порядке посещать все собрания акционеров. Он обязан поддерживать со мной постоянный контакт и сообщать мне обо всех своих перемещениях, чтобы в. случае острой необходимости я могла легко найти его. Нет нужды говорить о том, что, если он нарушит хоть одно из этих условий, пленка немедленно попадет… скажем, так – в нужные руки. Граф по-прежнему молчал.

– К тому же десять процентов акций компании будут стоить всего один миллион франков. Это честная рыночная цена. Я владею девяноста процентами акций и, следовательно, вложила в корпорацию девять миллионов франков. Так что это вовсе не шантаж. Добавлю еще, что дивиденды будут выплачиваться ежеквартально.

– Ты прекрасно все просчитала, да? – с горечью спросил граф.

– Хотелось бы надеяться. Оставляю тебе документы, можешь показать их своим юристам. На решение этого вопроса я даю тебе семь дней. Если к концу срока я не получу подписанные документы и перевод на миллион франков в банк Ротшильда… – Элен беспомощно развела руками.

Граф ударил кулаком по столу.

– Мне они не нужны! – закричал он. – Я не позволю себя шантажировать!

Когда Элен ушла, он без сил опустился на стул. Внезапно на него навалилась усталость. Закрыв глаза, он долго сидел в полной тишине.

Через три дня, когда Элен вернулась в Париж, документы уже лежали у нее на столе. Она внимательно их просмотрела. Каждая копия была подписана Юбером де Леже и заверена одним из семейных юристов. Она позвонила в банк Ротшильда. На ее счет уже был переведен миллион франков. Итак, журнал «Ле Мод» приобрел свое будущее. Правда, дело принимало странный оборот. Она хотела торжества справедливости, а что получилось? Бессонными ночами она часто размышляла над этим. Было ли это действительно справедливое возмездие или просто-напросто месть? Спустя какое-то время она тем более не могла сказать ничего определенного.

Глава 11

Покинув Отеклок, Элен направилась в Сен-Назер. Она приказала шоферу остановиться на ночь в Рошфоре, в отеле «Субис». На следующий день, в полдень, они прибыли в Нант. И вот уже снова она едет по берегу Луары. День выдался пасмурным и серым, над землей нависли тучи; извилистая река в своем песчаном ложе в точности повторяла серые краски неба. В начале второго они уже достигли окраин Сен-Назера.

Как только она увидела дорожный указатель с названием города, странное чувство охватило ее. Она не сразу поняла, чем оно вызвано, и лишь потом до нее дошло, что это от стыда и испуга. Это был не просто страх от возможной встречи с тетей Жанин – нет, все было гораздо глубже Ведь любой встречный может узнать ее: школьные учителя, владельцы магазинов, покупатели, которые приходили в теплицу. В Париже она стала человеком, здесь же так и осталась просто Элен Жано, неловким ребенком, которого растила выжившая из ума старуха, державшая теплицы. Здесь ее всегда будут помнить именно такой, и тут уж ничего не поделаешь. Нельзя возвращаться туда, откуда когда-то уехал навсегда. Себе же хуже.

Элен посмотрела в окно. Город сильно изменился. Строились новые здания, особенно на окраинах. Ей невольно вспомнился Шульберг. И здесь жилые дома в новых кварталах здорово смахивали на коробки: та же холодная чистота, острые углы и оштукатуренные стены. Неужели красота уже не имеет никакого значения?

– Поезжайте к церкви, – попросила она водителя. Шофер сразу нашел церковь. Он медленно объехал обнесенный стеной церковный двор и подъехал к главному входу. Остановившись у обочины, помог Элен выйти из машины. Она нерешительно огляделась. На противоположной стороне улицы была мастерская каменщика, который специализировался на надгробных плитах и изваяниях. Рядом располагалась лавка флориста Эррио. Присмотревшись, Элен оторопела. Знакомое старинное здание было снесено, а на его месте выросло новое!

Элен решила заглянуть в магазинчик, но внезапно остановилась. Вместо привычной вывески «Эррио» над дверью висела вывеска «Жанин Пегюй». «Значит, старая дама процветает, – сделала заключение Элен, – и теперь царит во всем городе».

Она вернулась к машине. Увидев Элен, шофер быстро затянулся, намереваясь бросить окурок в канаву. Элен остановила его.

– Курите, – махнула она рукой. – Не могли бы вы оказать мне небольшую услугу?

– Да, мадам?

Открыв сумочку, Элен вытащила из нее несколько хрустящих купюр и протянула их шоферу.

– Купите мне цветов, пожалуйста. – Немного подумав, она добавила: – Какое-нибудь растение в горшке. Главное, чтобы было красиво.

Шофер кивнул, подождал, пока проедет машина, и скрылся в магазине. Через несколько минут он вернулся с горшком, завернутым в цветную папиросную бумагу.

– Спасибо. Я скоро, – бросила Элен, забирая цветы. Шофер проследил, как она скрылась за воротами кладбища. Элен смотрела на аккуратные ряды крестов и каменных памятников. Кладбище напоминало собой план некоего города: прямые чистые дорожки, прямоугольные участки земли, отделенные друг от друга мраморными или гранитными плитами. В центре каждой могилы располагался цветник или стояли каменные вазы для цветов. Обхватив купленное растение обеими руками, Элен смущенно осмотрелась.

Недалеко от нее в вырытой по колено яме стоял морщинистый старик. Что-то ворча себе под нос, он не торопясь делал свое дело.

– Простите, месье… – подошла к нему Элен. Старик перестал копать и, опершись на лопату, шумно отхаркался. Потом, утерев рукавом пот, улыбнулся девушке беззубой улыбкой.

– Скажите, вы, случайно, не знаете, где находится могила мадам Дюпре? – спросила Элен.

Могильщик задумчиво поскреб небритый подбородок, затем в глазах его вспыхнул живой огонек, и он махнул рукой в глубь кладбища.

– Это там, по ту сторону церкви. Третий ряд от стены, почти, что в самом центре. Там маленькая серая дощечка с черными буквами. Я хорошо запомнил могилу, потому что плиту положили, прежде чем осела земля.

Элен довольно быстро нашла могилу. Могильщик оказался прав: могильный памятник и гранитное ограждение были поставлены слишком рано и потому перекосились, а гранит даже треснул в трех местах. Могила выглядела запущенной, сквозь гравий пробивались сорняки. Элен посмотрела на соседние могилы. На той, что справа, был большой красивый цветник. Дорогое надгробие так и сверкало, а это значит, один из супругов все еще жив. Присмотревшись, Элен увидела аккуратную позолоченную надпись: «Пьер Пегюй. 1918—1955».

Элен посуровела, глаза недобро блеснули. Выходит, он умер. Неудивительно, что могила так хорошо ухожена тетей Жанин. Чья же еще преданность может быть такой слепой? Для нее Пьер был своего рода святым. Печально покачав головой, Элен вернулась к скромной могилке мадам Дюпре. Подоткнув дорогую юбку от Одиль Жоли, она опустилась на колени и принялась выдергивать сорняки. Потом врыла в землю глиняный горшок с розовой гортензией, отряхнула руки и оценивающим взглядом окинула свою работу: стало лучше, но тем не менее… Ладно, она зайдет в граверную мастерскую, ту, что через улицу, и закажет там ограждение и новое надгробие. Конечно, из мрамора. Мадам Дюпре всегда ценила качество.

Жанна аккуратно надрезала мелкую камбалу, посыпала ее солью и перцем и сбрызнула топленым жиром. Затем осторожно положила рыбу на чугунную сковородку и сунула ее в духовку. Какая-никакая, а еда.

С тех пор как родилась малышка Элен, дела шли не очень хорошо. До рождения ребенка она работала в ресторане «Маленький капрал». Потом, перед самыми родами, на ее место временно взяли новую девушку. Когда малышке Элен исполнилось шесть месяцев, Жанна вернулась в ресторан в надежде возобновить работу. Хозяин, месье Бовен, что-то мямлил, вертелся как уж на сковородке и, наконец, заявил, что не может уволить новую работницу. Жанна покорно кивнула и пошла, искать другую работу, но ничего нигде не было.

Размышляя над этим, она философски пожала плечами и оглянулась, услышав какое-то движение у себя за спиной. Оказывается, малышка Элен осторожно копалась в куче белья для стирки.

Склонив голову, Жанна с умилением стала наблюдать за дочерью. Казалось, она изучала маленькую частичку самой себя. Удивительно, что дети так быстро растут! Вроде бы только вчера родилась… Сейчас же больше, чем тогда, малышка Элен стала ее гордостью, ее радостью. Она только-только познавала жизнь: ее маленькие губки надувались, когда задача была неразрешимой, и расплывались в широкой улыбке восторга, когда ее удавалось, наконец, решить. Жанна считала кроху красивым ребенком, настоящим ангелом. Эти вызывающе рыжие волосы, огромные голубые глаза. Жанна в чем-то завидовала ей. Пройдет еще много лет, прежде чем она узнает, что семья у нее бедна и запах рыбы, которым пропахли стены их дома, не единственный запах на свете.

Более трех месяцев назад Эдмонд ушел из торгового флота и нашел себе работу на новом судостроительном заводе. Зарплата там была гораздо выше, и они оба радовались, но через два месяца компания обанкротилась. С тех пор Эдмонда словно подменили. Теперь он все свободное время проводил в тавернах. Только на прошлой неделе Жанна узнала, где он находит деньги: жена одного из приятелей потребовала у нее вернуть долг.

За спиной послышалось шипение. Жанна быстро оглянулась и тотчас выбросила из головы все горькие мысли. Вода в кастрюле на плите вся выкипела. Впрочем, картошка уже сварилась.

Неожиданно в дверь постучали. По телу пробежал холодок. Жанна прислушалась. Стук повторился. Интересно, кто это? У Эдмонда есть ключ. Должно быть, кто-то из его кредиторов. А вдруг хозяйка дома? Но она уже заходила к ней сегодня утром, пообещав заплатить в самое ближайшее время. Вздохнув, Жанна подхватила малютку на руки, бесшумно приблизилась к двери и осторожно посмотрела в глазок. Ей показалось, что она грезит. С радостным воплем она тотчас распахнула дверь.

– Элен! – закричала она.

– Жанна! – Элен, заключив невестку в объятия, осыпала ее лицо поцелуями.

С гордой улыбкой Жанна протянула ей девочку.

– Посмотри, кто к нам приехал, моя маленькая, – шептала она. – Твоя тетя.

Элен, взяв ребенка, стала с восторгом раскачиваться из стороны в сторону. Нежное личико девочки расплылось в довольной улыбке.

– Проходи, проходи, – пригласила Жанна. Все трое расположились на кухне.

Взяв со стола ложку, девочка начала стучать ею по столу, приговаривая в такт:

– Тетя Элен! Тетя Элен! Тетя Элен!

– Она знает мое имя, – удивилась Элен.

– Еще бы! Я говорю ей о тебе с самого первого дня. – Жанна сняла фартук и пригладила волосы. – Она уже знает около тридцати слов. Талантливая! – Жанна схватила Элен за руки и прижала к своей груди. – Мне так жаль Станислава! Я получила твое письмо и слышала обо всем в новостях. В то время народ здесь только об этом и говорил.

– Могу себе представить, – сухо заметила Элен.

– Мне очень жаль, что мы не послали даже цветы. – Жанна отвела взгляд и покраснела. – Я написала тебе письмо.

– Странно, я его не получила.

– Я не могла его послать, – смущенно ответила подруга.

Элен привлекла Жанну к себе. Ей вдруг все стало ясно.

– Неужели все так плохо? – спросила она. Жанна с несчастным видом кивнула и внезапно разрыдалась.

Элен ласково погладила ее по голове.

– Может, расскажешь? – спросила она. Жанна, кивнув, вытерла слезы и поведала обо всем. Элен молча ее, выслушала, а потом спросила:

– Но почему же ты не сообщила мне об этом? Я бы прислала вам денег.

– Эдмонд запретил. Он очень гордый.

– Смех, да и только! – рассердилась Элен. – Ведь мы одна семья. Он знает это не хуже меня.

– Пожалуйста, не говори Эдмонду, – спохватилась вдруг Жанна.

– Обещаю, – улыбнулась Элен. – Теперь всем твоим треволнениям пришел конец. Составь список кредиторов и дай его мне. Я сама обо всем позабочусь. Тебе даже не придется видеться с ними. Кстати… – Она раскрыла сумочку и вынула два толстых конверта. Один из них она протянула Жанне.

– Что это?

– Здесь деньги на билеты, новую одежду, новую мебель. Все должно быть новым.

– Не понимаю… о чем ты? – недоумевала Жанна. Элен протянула ей второй конверт.

– А здесь плата за обучение Эдмонда в Парижском университете.

– В университете? – Подруга тупо уставилась на конверт.

– Я забыла еще кое-что, – рассмеялась Элен. – Вас ждет квартира. Через улицу от Булонского леса.

– Но… – Жанна на мгновение лишилась дара речи.

– К сожалению, большего сделать не могу, – добавила Элен. – Мой бизнес только начинается.

– Журнал? – с благоговейным трепетом выдохнула Жанна.

– Да, журнал. Через несколько лет, когда Эдмонд получит образование, он будет мне помогать. Мне нужен юрист-международник, которому бы я безоглядно доверяла. Кстати, а где же брат?

Жанна опустила глаза.

– Наверное, в таверне.

– Ладно, – решительно сказала Элен. – Одевайся. Мы присоединимся к нему и угостим там всех за мой счет.

НАСТОЯЩЕЕ
Суббота, 13 января

Глава 1

Спрус-Пойнт находился в верховьях реки Гудзон в нескольких милях от Уэст-Пойнта. Его окружал чудесный старый парк, раскинувшийся по берегу реки, а высокая каменная стена отделяла от ухоженных лужаек железную дорогу.

Со стороны дороги поместье Спрус-Пойнт скрывалось за стройными голубыми елями, благодаря которым оно и получило свое название[1]1
  Spruce(англ.)– 1) ель; 2) нарядный.


[Закрыть]. Оно смотрелось так же, как и сотню лет назад, когда его хозяин, разбогатевший на добыче олова, воплотил в жизнь свой дорогостоящий каприз в неоклассическом стиле. После его смерти и бесконечно оспариваемого завещания этот «белый слон» был продан и превращен в учреждение для людей особого рода. Место осталось по-прежнему прекрасным, но было в нем что-то гнетущее. В сторожке у ворот всегда сидели охранники. Днем и ночью работала электронная система слежения, а стены, окружавшие частную собственность, были высокими и крепкими. В эпоху расцвета обитатели Спрус-Пойнта носили меха и сказочные драгоценности, а их прислуга – черно-белую униформу. Сейчас же обитатели выглядели отнюдь не элегантно, а персонал носил врачебные халаты.

Один из охранников, нагнувшись, заглянул в окно черного лимузина, подъехавшего к воротам.

Дама посмотрела на охранника через солнцезащитные очки.

– Миссис Бавьер, – произнесла она и нервно стряхнула пепел.

Охранник сверился со списком.

– Миссис Бавьер… есть такая. Вас ждут, мадам. Ворота распахнулись. «Кадиллак» покатил по гравиевой дороге между рядами голубых елей. В тени высоких деревьев дорога была темной и зловещей. Дама порывисто повернулась и посмотрела назад. Ворота за ними уже закрылись. Она невольно вздрогнула. Это место было тюрьмой. Тюрьмой, в которую она заперла своего… своего ребенка.

Разволновавшись, она прикурила новую сигарету. Руки ее дрожали. Как сейчас выглядит Уилфред? Она не видела его десять лет, с того самого дня, когда он родился.

Внезапно ее охватил озноб. А вдруг он ее узнает? Возможно, даже закатит сцену. Или набросится на нее, потому что совсем выжил из ума.

Лимузин подкатил к лестнице красивого, украшенного колоннами дома, и шофер, выйдя из машины, открыл заднюю дверцу. В полной прострации дама взяла черную кожаную сумочку и, запахнув норковое манто, вышла из машины.

На крытое крыльцо вышла пожилая женщина с каштановыми волосами и по-детски наивными голубыми глазами. На ней был туго накрахмаленный белый халат и черные туфли-лодочки.

– Миссис Бавьер? – спросила она дружелюбно. – Да, – хрипло выдавила дама.

– Меня предупредили, что вы сейчас подъедете. Я доктор Роджерс, врач вашего сына.

Дама как-то неловко кивнула. Впервые самоуверенность покинула ее.

– Моего… – она сглотнула, – моего… сына… Да.

– Пожалуйста, проходите, миссис Бавьер. Можем поговорить в моем кабинете.

Дама вслед за доктором поднялась по каменным ступеням. Если снаружи особняк был выдержан в духе неоклассицизма, то внутри оказался готическим. Бросались в глаза большие каменные колонны, темные панели на стенах и гнетущий сводчатый потолок. Внезапно женщина словно к месту приросла. Молодая няня вела по коридору маленького мальчика. Даже через солнцезащитные очки дама отчетливо видела его. Это, без сомнения, был мальчик, но при ближайшем рассмотрении… дама вся сжалась. Он был маленьким и толстым сверх всякой меры, глаза его были близко посажены и косили, лоб сплющен, изо рта вываливался язык.

– Простите, я на минутку, – бросила ей доктор Роджерс.

Дама лишилась дара речи и только молча кивнула.

– Привет, Стефан, – ласково обратилась к ребенку доктор. Она присела, заглянула мальчику в глаза. – Куда это ты собрался?

– Я иду в мастерскую, – с трудом произнес тот и растянул рот в подобии улыбки.

Дама в ужасе закрыла глаза. Господи, зачем она приехала сюда? Зачем разбудила зверя? Почему?

Но она знала почему. Битва с Элен Жано за компанию, ее желание уничтожить эту женщину разбередило старые раны. Ей захотелось напомнить себе, что Жано сделала с ее жизнью, заставив страдать одну, без Зиги.

– …и будь хорошим мальчиком, – напутствовала доктор Роджерс ребенка и тотчас вернулась к даме. – Извините, что заставила вас ждать.

Кабинет доктора Роджерс был маленьким, с низким потолком и темными панельными стенами. Металлические шкафы с картотекой и желтого цвета тиковый стол были здесь не к месту.

Доктор Роджерс указала даме на кресло, а сама села за стол.

– Должна вам сказать, меня очень удивило ваше желание увидеть Уилфреда, миссис Бавьер. Он у нас уже лет десять, и это первый ваш визит.

Дама молча открыла сумочку и дрожащими пальцами вытащила сигареты.

– Вы специально оговаривали, что не хотите, чтобы мальчик знал, кто вы, – продолжала доктор Роджерс. – Мы пошли навстречу вашему желанию. – Она с интересом посмотрела на даму. – А знаете, он очень на вас похож.

Дама вся сжалась. Негнущимися пальцами она вцепилась в ручки кресла и попыталась подняться.

– Пожалуйста, не пугайтесь. Уверяю вас, Уилфред вполне нормально развит физически. Если бы не его поврежденный мозг, он выглядел бы как любой другой мальчик его возраста. Вы пожалеете, если хотя бы не посмотрите на него.

– Где он сейчас?

– В мастерской.

– Вы хотите сказать, что… что… – Голос дамы сорвался.

Доктор Роджерс сложила руки на столе.

– Вы хотите спросить насчет того, что он там вместе со Стефаном? – подсказала она даме.

Та кивнула.

– Да, со Стефаном и другими нашими воспитанниками. В Спрус-Пойнте ремесла очень популярны. Стефан и Уилфред – настоящие друзья.

Дама молча курила.

– Не вижу ничего страшного в их дружбе. Мы такое только поощряем. И, кроме того, рядом с ними всегда хорошо обученный персонал. В общем-то, наши постояльцы совершенно безобидны. Для них Спрус-Пойнт не просто дом. Он для них целый мир. Только некоторые из них когда-то побывали во «внешнем мире», как мы его называем. Для наших детей мир состоит из пятнадцати акров земли, на которых расположено это поместье. Большинство ребятишек не имеют ни малейшего желания уезжать отсюда. За этими стенами они чувствуют себя в безопасности.

– А как Уилфред? – шепотом спросила дама.

– Уилфред задержался в развитии, а так вполне нормален. Он как-то выразил желание путешествовать.

Придвинувшись к столу, дама затушила сигарету.

– Я думаю, мне лучше…

– Конечно, миссис Бавьер. Я не собираюсь ставить вас в затруднительное положение. То, что вы выразили желание увидеть вашего сына, вовсе не означает, что вы обязаны взять его домой.

– Он знает… кто он?

– Он ничего не знает о своей семье.

– Он…

– Спрашивал? Да. Многие из наших постояльцев проявляют вполне естественное любопытство. Но, помня ваши инструкции, мы держим его происхождение в секрете. – Доктор Роджерс тепло улыбнулась. – Не хотите посмотреть на него?

Дама кивнула и с трудом поднялась. Хорошо, что она надела темные очки: не видно слез на глазах.

Доктор Роджерс повела ее в мастерскую. Открыв дверь, она поманила к себе пальцем одну из воспитательниц. В холл вышла хорошенькая молодая женщина в халате. Сняв очки, дама попыталась заглянуть в комнату, но та быстро закрыла за собой дверь. Доктор Роджерс представила даме Жанет Ковач, учительницу по гуманитарным наукам и ремеслам. Глаза Ковач почему-то вспыхнули, когда она посмотрела на даму.

– В чем дело? – спросила та.

– Нет, ничего, – смутилась учительница. – Простите. – Дама машинально снова надела темные очки. Судя по всему, доктор Роджерс отнеслась к этому с большим одобрением.

– Мы можем осмотреть класс, не привлекая особого внимания? – спросила она у Ковач.

– Не вижу никаких препятствий, – отозвалась Жанет. – Сейчас каждый занят своим делом. Думаю, вам лучше всего встать у двери: так вы не будете их отвлекать.

Учительница открыла дверь, и они вошли в комнату. У дамы закружилась голова. Для нее помещение выглядело, словно мастерская дьявола. Здесь рисовали, вышивали, плели макраме, занимались гончарным делом. Но отнюдь не от видов деятельности ее бросило в дрожь; люди, которые здесь трудились, их облик привели ее в ужас.

Здесь собрали уродов всех размеров и возрастов, умственно отсталых и дефективных. Правда, некоторые получили дефекты при рождении, другие приобрели их в результате несчастных случаев и болезней. В углу сидела маленькая девочка без рук и без ног – только голова и туловище. Зажатым в зубах фломастером она что-то старательно рисовала. Рядом с ней за гончарным кругом сидел Стефан, его и без того перекошенное лицо от усердия стало еще страшнее. У окна с видом на Гудзон сидел в коляске старик. Он страдал рассеянным склерозом. Тело его настолько скрючилось, что напоминало покореженный автомобиль. Дама не могла отвести от него взгляда.

Это и были безымянные обитатели Спрус-Пойнта. Все они знали только свои имена, фамилии их тщательно скрывались. Лишь те, кого привела сюда болезнь, знали, кто они. Все же остальные о своем происхождении ничего не знали. Не знала о них и дама. Ей было только известно, что все они из «хороших» семей. Их родители причисляют себя к высшим кругам, тем, кого можно встретить в светских журналах или реестре знаменитостей. Людям, которым принадлежало до пятисот корпораций, которые сделали себе имя в большой политике или в области искусства. По иронии судьбы обитатели Спрус-Пойнта должны были бы унаследовать самые большие богатства Америки. Увы, Спрус-Пойнт стал для них тюрьмой.

Дама внезапно обратила внимание, что человек в коляске служит натурщиком. Она посмотрела на холст и содрогнулась. Картина была ужасной и прекрасной одновременно. Изображение скрюченного, изломанного тела выглядело какой-то дикой абстракцией. Художнику удивительным образом удалось передать необузданную силу этого бесполезного, с искривленными конечностями тела. Но кроме силы, в картине чувствовались и справедливый гнев художника, и его сострадание. Слезы навернулись на глаза дамы, и тут у нее захватило дух: она увидела самого художника.

Он сидел к ней спиной, держа кисть в правой руке. У него были медвяные волосы – точно такого же цвета, как и у нее. Господи, подумала она, Уилфред! В ней поднялась волна материнской любви. Ей захотелось броситься к нему и прижать его к сердцу; захотелось просить прощения, обещать забрать домой, но она застыла как вкопанная.

Но вот он обернулся, и она почувствовала, как пол уплывает у нее из-под ног. Она ухватилась за дверной косяк.

Ретардация[2]2
  Задержка в развитии.


[Закрыть] Уилфреда была еще не самым худшим. Самым ужасным было его совершенное лицо. Теперь понятно, почему на нее так смотрела Жанет Ковач и почему доктор Роджерс одобрила ее темные очки.

Доктор Роджерс была совершенно права: Уилфред выглядел абсолютно нормальным и по жестокой иронии судьбы был очень похож на даму. Она готова была встретиться лицом к лицу с ужасным мутантом типа Стефана или с таким же скрюченным существом, как человек в коляске, но, казалось, природа компенсировала Уилфреду мозговую травму, подарив ему лицо необыкновенной красоты. Он был самым красивым мальчиком из всех, кого она встречала.

На какое-то мгновение он скользнул по ней взглядом. От взгляда его страдальческих глаз ее словно пронзило током.

Дама вцепилась в руку доктора Роджерс.

– Уведите меня отсюда, – хрипло прошептала она. – Ради Бога, уведите!