Текст книги "Великие морские сражения XVI–XIX веков"

Глава 3
ХАРАКТЕР ВОЙН – ВОЙНЫ ОГРАНИЧЕННЫЕ И НЕОГРАНИЧЕННЫЕ

Вторая классификация, к которой нас привела политическая теория войны, была впервые сформулирована Клаузевицем, и ей он придавал исключительно большое значение. Поэтому представляется целесообразным рассмотреть его взгляды несколько подробнее, но вовсе не потому, что есть необходимость рассматривать континентального солдата, каким бы он ни был заслуженным, как непререкаемый авторитет для моряков. Причина как раз в обратном. Именно скрупулезный анализ его идей на этот счет покажет нам, какая огромная, затрагивающая самую суть разница между немецкой или континентальной школой стратегии и британской или морской школой. Кстати, последнюю многие авторы считали несуществующей. Полезно лишний раз подчеркнуть вред этого утверждения, и главной целью настоящей и последующих глав будет отражение того, как и когда даже величайшие континентальные стратеги оказывались неспособными понять характерные концепции, являющиеся традиционными для британцев.

В классификации, о которой идет речь, Клаузевиц разделял войны на ограниченные и неограниченные. При ее формулировке он учел не только материальную природу цели, но и определенные моральные соображения, на значение которых в войне он указал первым. Другие авторы, такие как Жомини, пытались классифицировать войны по специфическим целям, во имя которых они велись, но Клаузевиц, посвятив много времени вдумчивому изучению войн, пришел к выводу, что такое разделение не является философским и не связано ни с одной рациональной военной теорией. Было очень важно, является ли война позитивной или негативной, но ее специфическая цель, например «отстоять права», «помочь союзникам» или «отвоевать территорию», не имела никакого значения.

Какой бы ни была цель, жизненно важным вопросом является интенсивность, с которой дух нации сконцентрировался для ее достижения. При составлении военного плана очень важно правильно определить, что цель войны значит для воюющих сторон, какие жертвы они готовы принести ради нее и на какой риск готовы пойти. Клаузевиц утверждал следующее: «Чем меньше жертв мы требуем от нашего противника, тем, предположительно, меньше средств сопротивления он будет использовать. Чем меньше средств использует противник, тем меньше средств потребуется нам. Аналогично, чем меньше масштаб у нашей политической цели, тем меньше ее ценность для нас и тем легче нам от нее отказаться». Так политическая цель войны, ее первоначальный мотив не только определит для обеих воюющих сторон мишень для сил, которые они намерены использовать, но также станет критерием интенсивности прилагаемых усилий. В заключение Клаузевиц утверждает, что могут существовать войны самых разных степеней важности и затрачиваемой энергии, от войны на уничтожение до использования отрядов наблюдателей. Также и в военно-морской области может завязаться борьба не на жизнь, а на смерть за господство на море, или противостояние, не выходящее за пределы блокады.

Такое рассмотрение проблемы было, конечно, существенным отступлением от теории «абсолютной войны», над которой начал работать Клаузевиц. Согласно этой теории «абсолютная война» была идеальной формой, которой должны достичь все войны, а те, которые ей не соответствуют, являются несовершенными – им недостает истинно военного духа. Но, осознав, что в реальной жизни моральный фактор всегда перевешивает чисто военный, Клаузевиц четко увидел, что основывает свои построения на чисто теоретической базе, не принимающей в расчет человеческий фактор. Он понял, что неверно принимать за основу стратегической системы идею о том, что существует одна модель, которой должны соответствовать все войны. В свете своей итоговой оценки человеческого фактора он определил, что войны подразделяются на две четко обозначенные категории, к каждой из которых следует подходить по-разному, не обязательно с позиций «абсолютной войны».

Клаузевиц понимал, что существовал один класс войн, в которых политическая цель была настолько важна для обеих воюющих сторон, что во имя нее они шли на все. Но есть и другая группа войн, где цель менее важна, иначе говоря, ее ценность для одной или обеих воюющих сторон не настолько значительна, чтобы тратить ради нее большие средства и проливать кровь. Войны, попадающие в эти классы, он назвал «неограниченными» и «ограниченными». При этом Клаузевиц имел в виду не то, что силы воюющих сторон не будут тратить максимум энергии, а то, что может существовать граница, переходить которую нет никакого смысла. Речь идет о некой точке, достигнув которой, задолго до того как силы сторон будут полностью истощены, разумнее отказаться от цели, чем продолжать тратить на ее достижение энергию, время и деньги.

Необходимо очень четко эту разницу видеть – из-за ее поверхностного сходства с той разницей, о которой уже упоминалось, – на нее Клаузевиц указал в начале своего труда. Речь идет о различии между тем, что он назвал характером современной войны, и характером войн, предшествовавших Наполеоновской эпохе. Нельзя забывать, утверждал он, что войны его времени были войнами между вооружившимися нациями с тенденцией направить весь народ на линию огня, в то время как в XVII и XVIII веках войны велись регулярными армиями, а не всем народом. Разница вполне реальна и предполагает далеко идущие последствия, но не имеет никакого отношения к разнице между ограниченной и неограниченной войной. Война может вестись по наполеоновской системе ради ограниченной или неограниченной цели.

Внести ясность поможет современный пример. Русско-японская война была развязана ради ограниченной цели – утверждения прав на территорию, которая не являлась собственностью ни одной из воюющих сторон. Военное противостояние велось по современным канонам двумя вооруженными нациями, а не только регулярными армиями. Но для одной воюющей стороны цель была настолько ограниченной, что это заставило ее отказаться от продолжения войны задолго до того, как ее силы окончательно истощились. Расходы средств и людских ресурсов оказались столь велики, что игра, как говорится, не стоила свеч.

Различие между ограниченной и неограниченной войной Клаузевиц считал чрезвычайно важным, имеющим большее значение, чем ранее установленное им различие между негативным и позитивным характером цели. Ему потребовалось много времени, чтобы прийти к пониманию этого. Его величайший труд «О войне» почти целиком основан на концепции обороны или наступления в применении к наполеоновской идеальной или абсолютной войне. Новая идея пришла к нему уже в конце, когда он достиг зрелости, всю свою жизнь изучая войны. Она возникла в процессе его попыток применить свои стратегические построения к практике разработки военного плана перед лицом угрозы со стороны Франции. Клаузевиц начал ее рассматривать только в заключительной части «О военных планах». К этому времени он уже оценил первый практический результат, к которому вела его теория. Ему стало ясно, что различие между ограниченной и неограниченной войной подразумевало значительную разницу в методах ее ведения. Когда цель неограниченна и, следовательно, потребует от противника использования всей его военной мощи, очевидно, исход борьбы возможен только после окончательного разгрома задействованных противником сил. Если нет обоснованной надежды это сделать, добиваться цели силой было бы ошибочной политикой, иными словами, ввязываться в войну не следует. В случае же ограниченной цели нет необходимости в полном уничтожении вооруженных сил противника. Своей цели можно достичь, захватив ее, и, воспользовавшись элементами силы, заключенными в обороне, создать такую ситуацию, когда противнику слишком дорого обойдется борьба за цель, которая того не стоит.

Именно в этом и заключается большая разница между фундаментальными постулатами военного плана. В случае неограниченной войны главное стратегическое наступление должно быть направлено против вооруженных сил противника; в случае ограниченной войны, даже если цель позитивна, в этом нет необходимости. Если условия благоприятны, достаточно будет сделать сам объект стремления военной целью главного стратегического наступления. Понятно, что таким образом Клаузевиц пришел к теоретическому различию, которое модифицировало всю его стратегическую концепцию. Вполне логично, что больше не существовало одного вида войны – абсолютной – и одной истинной цели – вооруженных сил противника. Эта глубокая научная теория сразу подтвердила свое большое практическое значение, поскольку продемонстрировала различие, из которого должна исходить фактическая работа по составлению военного плана.

Подтверждением глубины и надежности этих взглядов является тот факт, что Жомини пришел к почти идентичным выводам независимо от Клаузевица и следуя совсем другим путем. Его метод был абсолютно конкретным и основывался на сравнении фактов, полученных путем наблюдений, но привел его так же уверенно, как абстрактный метод его соперника, к выводу о двух разных классах цели. «Всего целей две, и они различны, – писал он. – Одну можно назвать территориальной или географической… другая, в противоположность первой, заключается единственно в уничтожении или дезорганизации вражеских сил, при этом территориальные вопросы роли не играют». В первой категории своей первой главной классификации «о наступательных войнах для установления прав» он рассматривает то, что Клаузевиц назвал «ограниченными войнами». Приводя в качестве примера войну Фридриха Великого за Силезию, Жомини утверждает: «В такой войне… наступательные операции должны быть пропорциональны имеющейся в виду цели. Первая акция, естественно, – это захват территорий, о которых идет речь» (заметьте, что это вовсе не прямой удар по главным силам противника). «Затем, – говорит он, – можно продолжать наступление, в зависимости от обстоятельств и имеющихся сил, чтобы получить желаемую территориальную уступку, угрожая врагу на его земле». В этом, по сути, заключается и доктрина «ограниченной войны» Клаузевица: сначала – территориальная стадия, во время которой осуществляется попытка захватить географический объект, затем – стадия принуждения, в процессе которой оказывается общее давление на противника, имеющее целью заставить его принять навязанную вами неблагоприятную ситуацию.

Очевидно, что такой способ ведения войны в корне отличается от применяемого Наполеоном, и это нам наглядно продемонстрировали Клаузевиц и Жомини, два апостола наполеоновского метода. Дело в том, что оба корифея видели и знали слишком много, чтобы не понимать: наполеоновский метод применим только при наличии явного физического или морального превосходства. Рассматривая такую ситуацию, оба настаивали на использовании экстремальных средств в наполеоновской манере. Нельзя сказать, что они рекомендовали именно высший путь, предпочитая его низшему. Будучи ветеранами-штабистами, а не чистыми теоретиками, и Клаузевиц, и Жомини понимали, что воюющая сторона иногда должна находить высший путь, находящийся за пределами ее сил или за пределами усилий, на которые готова нация для достижения цели. А поскольку оба были практиками, они тщательно изучали потенциальные возможности низшего пути, на случай если превратности войны заставят по нему следовать. Они обнаружили, что эти потенциальные возможности при определенных обстоятельствах весьма велики. В качестве случая, когда более низкая форма оказалась самой подходящей, Жомини привел наполеоновскую кампанию 1812 года против России. По его мнению, Наполеону следовало начать с малого, с ограниченной территориальной цели. Неудачу французского императора он объясняет неправильным использованием метода, который между тем был вполне уместен в его войнах против Германии, однако не смог достичь положительного результата в российских условиях.

Зная, как высоко было мнение Наполеона о Жомини, которого он считал непревзойденным мастером военной науки, важно упомянуть, что его взгляды на два характера войны игнорировались современниками. Еще более любопытен факт, что практически то же самое было и с Клаузевицем, считавшим, что эта классификация является ключевой. Это может объясняться тем, что различие не очень четко сформулировано в его первых семи книгах – а только они были оставлены автором в более или менее законченном состоянии. Только в своей восьмой книге «О военных планах» он, наконец, отметил чрезвычайную важность различия, к которому так долго шел. В ней Клаузевиц дал очень четкую формулировку, правда, сама книга, к сожалению, так и не была завершена. Однако вместе с рукописью он оставил «замечания», в которых предостерег от рассмотрения своих более ранних книг, поскольку он полностью выражал развивающиеся идеи. Из этих замечаний также ясно, что Клаузевиц считал предложенную классификацию чрезвычайно важной, верил, что она поможет справиться со всеми трудностями, которые встречались в предшествующих работах. Они, по его мнению, были вызваны исключительной приверженностью к наполеоновскому методу ведения войны. «Я рассматриваю первые шесть книг, – писал он в 1827 году, – как сбор материала, еще неоформленного и требующего повторного рассмотрения. В процессе пересмотра два вида войн будут выделены более четко, и все остальные идеи обретут ясность, точность и определенность в применении». Очевидно, автор был неудовлетворен теорией абсолютной войны, с которой начал. Новое открытие убедило его, что теория не сможет служить стандартом для всех характеров войн. «Будем ли мы, – писал он в 1827 году в восьмой книге труда „О войне“, – удовлетворены этой идеей, чтобы применять ее ко всем войнам, как бы сильно они ни различались?» На свой вопрос Клаузевиц в той же книге ответил отрицательно. «Вы не можете определить требования всех войн, основываясь на наполеоновском типе. Принимайте к сведению этот тип и его абсолютный метод, чтобы использовать его, когда сможете или когда будете должны, но всегда помните, что существует два характера войн».

В записях того времени Клаузевиц впервые осмыслил упомянутое выше различие и определил два характера войны следующим образом: «Во-первых, те, в которых цель – поражение врага, независимо от того, стремимся ли мы добиться его политической гибели или хотим только разоружить и вынудить заключить мир на наших условиях. Во-вторых, те, в которых наша цель – просто осуществить некоторые завоевания на границах своей страны, или сохранить их для себя, или превратить их в предмет торговли при обсуждении условий мира». В восьмой книге он намеревался тщательно разработать всеобъемлющую идею, которую сумел постичь. Об этой книге Клаузевиц говорил: «Ее основная цель – доказать две указанные выше точки зрения, с помощью которых все будет упрощено и в то же время получит дыхание жизни. Этой книгой я хочу внести ясность в суждения стратегов и государственных деятелей, и, по крайней мере, показать, какова цель действия, и обозначить главные вопросы, которые должны рассматриваться в войне».

Этот замысел так никогда и не был реализован. Возможно, именно поэтому прозорливый анализ Клаузевица многими игнорировался. Восьмая книга дошла до нас в фрагментарном виде. Весной 1830 года, в тревожный момент, когда Пруссия собирала все силы для еще одного самостоятельного сражения с Францией, Клаузевиц был призван на службу. Оставленные им части книги «Военные планы» он называл «грубо расчищенной дорогой сквозь массу с целью обратить особое внимание на величайший момент». Он говорил, что намерен «привнести дух этих идей в первые шесть книг» и увенчать свой труд, скрупулезно разработав и конкретизировав прозорливые положения о том, что война есть форма политики и что, являясь таковой, она может быть ограниченной и неограниченной.

Степень, в которой ему удалось внедрить свою новую идею в умы людей, каждый волен оценить для себя; но сам факт сомнению не подвергается. Зимой, принимая во внимание угрозу со стороны Франции в отношении Бельгии, Клаузевиц составил военный план, основанный не на наполеоновском методе, в котором главной стратегической целью являются вооруженные силы противника, а на захвате ограниченного территориального объекта и навязывании Франции невыгодного контрнаступления. Революционное движение в Европе разрушило Священный союз. Пруссия не только оказалась практически в одиночестве против Франции, но и сама была измотана революцией. Принять высшую форму войны и пытаться уничтожить вооруженные силы противника она не могла. Но в ее силах было использовать более низкую форму войны и, захватив Бельгию, принудить Францию к такой изматывающей борьбе, что успех был вполне реален. Точно такой же была попытка начать Семилетнюю войну. Аналогичный метод помог японцам достичь успеха в войне с Россией. Но что самое поразительное, подобным образом при схожих обстоятельствах Мольтке в 1850 году составил свой первый военный план, направленный против Франции. Он придерживался взглядов, которые, как полагал Жомини, должны были быть наполеоновскими в 1812 году. План предусматривал не нанесение прямого удара по Парижу или главным силам французской армии, а оккупацию Эльзаса – Лотарингии и удержание этой территории до тех пор, пока изменившиеся условия не дадут ему необходимое превосходство для перехода к более высокой форме войны или навязывания выгодного мира.

В завершение следует отметить, что созревшим плодом наполеоновского периода являлась теория войны, основанная не на единичной абсолютной идее, а на двойственном различии ограниченной и неограниченной войны. Какую бы практическую важность мы ни придавали этому различию, невозможно не признать ясные и выразительные утверждения Клаузевица и Жомини. А практическая важность – это уже следующий вопрос. Можно справедливо возразить, что в континентальной войне, несмотря на примеры, приведенные обоими классическими авторами, она не слишком велика. Но следует помнить, что континентальная война – не единственная форма войны, в которой решаются международные вопросы. Ознакомившись с последним вопросом, которого достигли Клаузевиц и Жомини, мы в действительности находимся только на пороге открытия. Нам придется начать с того места, где они остановились, и понять, насколько сильны их идеи в современных условиях мировых имперских государств, для которых море стало непосредственным и жизненно важным фактором.

Глава 4
ОГРАНИЧЕННАЯ ВОЙНА И МОРСКИЕ ИМПЕРИИ – РАЗВИТИЕ ТЕОРИИ КЛАУЗЕВИЦА И ЖОМИНИ ОБ ОГРАНИЧЕННОЙ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ ЦЕЛИ И ЕЕ ПРИМЕНЕНИЕ В УСЛОВИЯХ СОВРЕМЕННЫХ ИМПЕРИЙ

Уже упоминавшиеся немецкие военные планы, основанные соответственно на оккупации Бельгии и Эльзаса– Лотарингии, и замечания Жомини о гибельной русской кампании Наполеона прекрасно иллюстрируют важную мысль, к которой пришли континентальные стратеги, следуя по пути, указанному Клаузевицем. Далее нам предстоит рассмотреть ее реализацию в современных имперских условиях, и прежде всего те случаи, в которых присутствует морской фактор. Мы увидим, насколько невелико продвижение вперед в сравнении с далеко идущими последствиями для морской и, главное, островной державы.

Ясно, что сам Клаузевиц никогда не осознавал всей значительности своей блестящей теории. Его взгляды ограничивались сухопутной составляющей, и ограничения континентальной войны, судя по всему, не позволяли в полной мере понять сформулированный им принцип. Проживи он достаточно долго, несомненно, сумел бы доработать теорию до ее логического завершения, но смерть прервала работу, и теория ограниченной войны осталась в зачаточном состоянии. Следует отметить, что на протяжении всей своей работы Клаузевиц говорил о войне между двумя граничащими между собой континентальными народами. Нетрудно догадаться, что в войне такого типа принцип ограниченной цели может редко, если может вообще, утвердиться в совершенной точности. Сам Клаузевиц изложил его абсолютно ясно. Рассматривая случай, когда «уничтожение врага», иными словами, не ограниченная война является непосильной задачей, он указывает, что при этом совершенно не обязательно переходить к обороне. Действия могут оставаться позитивными и наступательными, хотя целью будет не более чем «захват части вражеской территории». Клаузевиц знал, что такой захват может настолько ослабить позицию противника и укрепить свою, что позволит добиться выгодного мира. История знает множество подобных случаев. Кроме того, автор указывает, что такая форма войны чревата большими недостатками. После захвата имеющейся в виду части территории наступательные действия, как правило, приостанавливаются. Приходится переходить к обороне, и остановка наступления, как уже раньше указывалось, является пагубной, хотя бы только по причинам морального порядка. В дополнение к этому нередко оказывается, что после достижения территориальной цели ударная группа войск настолько далеко ушла от основных сил, оставшихся дома, что оказалась неспособной достойно встретить врага, если он будет в состоянии нанести ответный удар. Это и произошло в аустерлицкой кампании, где целью австрийцев было отделить Северную Италию от наполеоновской империи. Австрия нацелила свои главные силы под командованием эрцгерцога Карла на захват желаемой территории. Наполеон немедленно нанес удар по Вене, уничтожил оставшиеся дома войска и занял столицу раньше, чем эрцгерцог сумел преградить ему путь.

Вывод заключается в следующем: поскольку любая стратегическая атака оставляет собственные объекты незащищенными, необходимы какие-либо резервы для их обороны. Поэтому ясно, что, если целью является ограниченный территориальный объект, оборона потребует намного больше сил, чем если бы атака была направлена на главные силы противника. В неограниченной войне атака будет сама по себе защищать все необходимые объекты, вынуждая противника сосредоточить все свои силы для ее отражения. Поэтому Клаузевиц отмечает: оправданна ограниченная форма или нет – зависит от географического положения цели.

Британский опыт и поныне подтверждает выводы Клаузевица. Но далее он утверждает, что чем ближе цель к своим границам, тем безопаснее эта форма войны, поскольку наступательные действия одновременно прикрывают свою страну. В качестве примера он приводит Фридриха Великого, начавшего Семилетнюю войну с оккупации Саксонии, что существенно укрепило оборону Пруссии. О действиях британцев в Канаде[8]8
  Имеется в виду англо-американская война 1812–1814 годов, итогом которой стал отказ США от притязаний на территорию Канады.


[Закрыть] он не говорит ничего. Взгляды Клаузевица были сугубо сухопутными, и ему даже не пришло в голову проверить свою доктрину успешными действиями, когда послужившая целью территория была очень далеко от границ страны и наступление никак не прикрывало оставшиеся дома объекты. Сделав это, он непременно убедился бы, что случай с Канадой намного убедительнее в отношении ограниченной войны, чем случай с Саксонией. Более того, он сумел бы увидеть, что трудности, которые, несмотря на его веру в свое открытие, сопровождали попытки его применить, объясняются тем фактом, что выбранные им примеры вовсе таковыми не являются.

Когда Клаузевиц постиг эту идею, единственным видом ограниченных целей, которые он имел в виду, были, по его собственным словам, «завоевания на границах вражеской страны», такие как Силезия и Саксония для Фридриха Великого, Бельгия в его собственном военном плане и Эльзас – Лотарингия в плане Мольтке. Сейчас очевидно, что такие цели не являются действительно ограниченными, и тому есть две причины. Во-первых, такая территория обычно является органической частью вражеского государства, иначе говоря, настолько важна для него, что он захочет использовать неограниченные усилия, чтобы ее сохранить. Во-вторых, у противника не будет ни одного стратегического препятствия для использования всех своих сил, чтобы достичь этой цели. Для того чтобы полностью удовлетворить концепции ограниченной цели, необходимо одно из двух условий. Первое: она должна иметь не только ограниченную площадь, но и ограниченную политическую важность; второе: она должна быть стратегически изолирована или поддаваться практической изоляции посредством стратегических операций. Если это условие не выполняется, любая из воюющих сторон, и Клаузевиц сам это видел, в силах при желании перейти к неограниченной войне и, игнорируя территориальную цель, нанести удар в место сосредоточения сил противника и заставить его прекратить свою деятельность.

Кроме того, если мы будем рассматривать войну только между граничащими государствами, в которой целью является захват территории на одной из границ, мы не получим «родовой» разницы между ограниченной и неограниченной войной. Граница между ними в любом случае нестабильна и не способна придать классификации основательность. Собственно говоря, здесь вопрос в степени, а не в виде. Если, с другой стороны, мы будем рассматривать и войну между мировыми империями, разница сразу же станет органичной. Владения, лежащие за морями или в удаленных концах малозаселенных территорий, попадают в совершенно другую категорию, нежели ограниченные цели, рассматриваемые Клаузевицем. История показывает, что они никогда не обладают такой же политической важностью, как территории, являющиеся органичной частью европейской системы, и могут быть изолированы с помощью военно-морских операций, при создавшихся условиях для действительно ограниченной войны.

Жомини подошел к этой мысли, но четко ее не сформулировал. В главе «О великих вторжениях и дальних экспедициях» он указал, что далеко не безопасно применять условия войны между граничащими друг с другом государствами к тем случаям, когда воюющие стороны разделены большим пространством – сухопутным или морским. Он пребывал в нерешительности, рассматривая морской фактор, чувствовал, что он создает существенную разницу, но так и не сумел разобраться, какую именно. Его концепция взаимодействия флота и армий никогда не поднималась выше их фактического сотрудничества в пределах взаимной досягаемости на удаленном театре военных действий. Жомини имел в виду помощь, оказанную британским флотом Веллингтону на Пиренейском полуострове, и мечты Наполеона об азиатских завоеваниях, причем столь далекие экспедиции считались в то время невозможными, разве что в сотрудничестве с мощным флотом, который мог бы обеспечить для армии вторжения последовательные передовые базы. О значении изолирующих и превентивных функций флота он не упоминал.

Даже при рассмотрении заморских экспедиций, к которому он пришел в итоге, его понимание проблемы не стало четче. Интересно, что чисто континентальный взгляд так и не позволил ему правильно оценить проблему, и, посвятив более тридцати страниц перечислению заморских экспедиций, Жомини, как и Клаузевиц, даже не упомянул о завоевании Канады. Именно оно является основным примером того, как слабая военная держава добилась успеха, используя ограниченную форму войны, и навязала свою волю сильной державе, сумев действиями военно-морского флота обеспечить безопасность своей страны и изолировать территориальную цель.

Чтобы получить точное представление о действительно ограниченных целях, нам придется покинуть континентальные театры и перейти к смешанным или морским войнам. Следует рассмотреть такие случаи, как Канада и Гавана в Семилетней войне, Куба в испано-американской войне, когда с помощью военно-морских операций стала возможной полная изоляция цели. Необходимо также упомянуть о таких примерах, как Крым и Корея, где достаточная изоляция была достижима благодаря протяженности и сложности вражеских наземных коммуникаций, а также стратегической ситуации поставленной на карту территории.

Эти примеры также могут проиллюстрировать и выделить второй отличительный признак такой войны. Как уже было сказано, чтобы цель считалась действительно ограниченной, необходима сила не только для изоляции, но и для обеспечения обороны дома, способной поставить заслон неограниченному контрудару. Во всех упомянутых выше случаях это условие существовало. В них воюющие стороны не имели общих границ, что чрезвычайно важно. Не приходится сомневаться в том, что, если две воюющих стороны имеют общую границу, более сильная из них всегда может перейти по своей воле к неограниченной войне.

И не важно, насколько удалена ограниченная цель и насколько просто ее изолировать. Процесс возможен и в том случае, когда воюющие стороны разделены нейтральным государством, потому что на территорию слабой нейтральной страны всегда можно вторгнуться, если цель достаточно важна. Когда нейтральное государство является сильным, всегда остается возможность сделать его союзником.

Таким образом мы приходим к последнему высказыванию – о том, что ограниченная война возможна только между островными государствами или государствами, разделенными морем, и только когда государство, желающее начать ограниченную войну, имеет преимущество на море и может обеспечить не только изоляцию удаленной цели, но и невозможность вторжения противника на свою территорию.

Мы, наконец, пришли к истинному смыслу и величайшей военной ценности того, что мы называем превосходством на море, и имеем возможность прикоснуться к секрету успеха Англии в борьбе с государствами, многократно превосходящими ее в военной силе. Очень хорошо, что в первую очередь этот секрет открылся англичанину. Но следует отметить, что без доктрины Клаузевица смысл известного изречения Бэкона не до конца понятен. «Определенно, – говорил великий елизаветинец об опыте первой имперской войны, – кто имеет преимущество на море, обладает большой свободой и волен принимать такое большое или такое малое участие в войне, какое захочет. Те же, кто сильнее на земле, тем не менее постоянно попадают в затруднительное положение». Трудно точнее определить важность доктрины Клаузевица. Ее основная истина обозначена ясно: ограниченные войны зависят не от вооруженной силы воюющих сторон, а от количества этой силы, которое они могут или хотят собрать в решающем сражении.

Остается только сожалеть, что Клаузевиц не мог взглянуть на мир глазами Бэкона и всесторонне доработать свою доктрину. Он стремился сформулировать теорию, которая объяснила бы все войны, и верил, что сделал это, но так и не узнал, каков был его успех и насколько широка область, которую он сумел охватить. Судя по всему, Клаузевиц до самого конца не был уверен, что нашел объяснение одной из самых непостижимых проблем истории – английской экспансии, – во всяком случае, насколько она была обязана успешным войнам. То, что маленькая страна со слабой армией сумела захватить самые желаемые районы земли, причем сделать это за счет величайших военных держав, – это парадокс, с которым военные державы мириться не желали. Явление казалось делом случая – случайностью, не имеющей никакой основы в основных законах войны. Именно Клаузевиц, сам того не подозревая, открыл объяснение этого явления, разъяснив нам силу, присущую ограниченной войне, когда условия и средства благоприятны для ее использования.