Текст книги "Мужчина мечты"

Мужчины и женщины, кружившиеся в танце, напоминали Лукасу того дрессированного медведя. Их движения были резки, неестественны и, конечно, отрепетированы. Платья на женщинах различались только по цвету, совершенно одинаковые по стилю и покрою. Мужчины, на его взгляд, выглядели столь же нелепо, все как на подбор облаченные в торжественно черное, как в униформу. Черт побери, у них даже ботинки были одинаковые! Нормы и правила общества, полного условностей, в котором они жили, были их цепями, и Лукас вдруг почувствовал, что ему даже немного жаль их. Никогда им не узнать ни настоящих приключений, ни свободы, ни открытых просторов. Они поживут, потом умрут, но так и не поймут, что потеряли.

– Отчего вы так сморщились, Лукас? – поинтересовался Моррис, старший из двух англичан, и внимательно уставился на него в ожидании ответа.

Лукас кивком показал на танцующих и проговорил со своим мягким протяжным кентуккийским выговором, который так забавлял собеседников:

– Я вот думаю, что среди них нет ни одной белой вороны.

Моррис в замешательстве покачал головой: было очевидно, что он не понял смысла этого замечания, – и более проницательный Хемптон пояснил:

– Это он о танцующих.

– Ну и?.. – все еще не дошло до Морриса.

– Ты разве сам не замечаешь, как похожи одна на другую женщины? У всех волосы завязаны тугим узлом на затылке, и почти у каждой из этого узла торчат во все стороны дурацкие перья. Да и платья не различить. А все эти хитроумные проволочные каркасы у них под юбками, чтобы задницы выглядели более привлекательно… Да и мужчины тоже не лучше: все как на подбор…

Хемптон повернулся к Лукасу:

– Воспитание и образование совсем лишили нас индивидуальности.

– Но Лукас тоже одет официально, как и мы, – выпалил Моррис с таким видом, будто эта мысль только что пришла ему в голову.

Этот низкорослый коренастый мужчина с редеющими волосами и в очках с толстыми стеклами имел свое твердое мнение по любому вопросу и был убежден, что его исключительная миссия – служить адвокатом самого дьявола и оспаривать любую точку зрения, которую выскажет его лучший друг.

– Туалеты, против которых ты вдруг ополчился, идеально подходят для балов, Хемптон. А в чем бы ты хотел видеть джентльменов – в сапогах и кожаных штанах?

– А что? Было бы весьма оригинально, – огрызнулся тот и, прежде чем Моррис сообразил, что ответить, повернулся к Лукасу и переменил тему: – Вам, наверное, хочется поскорее вернуться в свою долину?

– Да, – охотно подтвердил Лукас и впервые за весь вечер улыбнулся.

– Значит, вы завершили все свои дела?

– Да, почти все.

– Вы разве не завтра уезжаете?

– Завтра.

– И когда же собираетесь закончить то, что не успели, если у вас осталось так мало времени? – удивился Хемптон.

Лукас пожал плечами:

– Осталось всего одно небольшое дело, так что успею.

– Вы забираете Келси с собой? – поинтересовался Хемптон.

– Именно из-за него я и приезжал в Лондон. Мальчик уже в дороге: вместе с братьями направляется в Бостон. Они выехали позавчера.

Келси – самый младший из троих сводных братьев Лукаса. Двое старших, Джордан и Дуглас, были уже вполне закаленными переселенцами и обрабатывали свою землю в долине. В последний приезд Лукаса в Англию Келси был еще слишком мал, и пришлось оставить его с гувернерами еще на два года. Сейчас ему почти двенадцать. Интеллектуально мальчик очень развит: уж об этом Лукас позаботился, – а вот эмоционально – благодаря этому сукину сыну, наследнику семейного состояния, – совершенно заброшен.

Теперь уже не имело значения, готов ли Келси к суровой жизни на природе: мальчик просто умрет, если не покинет Англию.

– Жаль, что Джордан и Дуглас не остались на сегодняшний вечер, – заметил Моррис. – Им бы понравилось – здесь полно их друзей.

– Они сами изъявили желание уехать вместе с Келси, – объяснил Лукас.

А еще они были полны решимости как можно скорее вывезти мальчика из Англии. Едва наследник подписал все необходимые бумаги об опекунстве, они сразу отправились в путь, опасаясь, что он передумает или запросит еще бо́льшую сумму в обмен на собственного брата.

В Лукасе опять начала закипать злоба. Черт побери, как же ему самому не терпелось поскорее уехать из Англии! Во время войны с Югом он попал в тюремную камеру размером не больше чулана. С тех пор у него появилась боязнь замкнутого пространства и стало казаться, что он сойдет с ума, если не выберется оттуда. На том, однако, мучения его не прекратились, и жизнь поставила его перед новым ужасным испытанием, о котором он даже не мог подумать без того, чтобы его не прошиб холодный пот. Да, война здорово изменила его. Он не мог больше выносить тесных помещений. У него перехватывало горло и становилось трудно дышать. И вот сейчас это чувство опять начинало расти. В его глазах Лондон быстро превращался в тюрьму, и он не мог думать ни о чем другом, кроме как поскорее выбраться на свободу.

Лукас достал карманные часы и щелкнул крышкой: до полуночи осталось двадцать минут, совсем немного – надо потерпеть, раз обещал.

– Как жаль, что я не могу поехать с вами! – неожиданно выпалил Хемптон.

Моррис сквозь толстые очки покосился на приятеля как на умалишенного:

– Ты шутишь? А как же масса обязательств. Или для тебя титул и земли ничего не значат? Не могу поверить, что ты это серьезно. Никто в здравом уме ни за что не променяет Англию с ее богатыми возможностями и перспективами на другую страну.

Морриса, как видно, сильно задело столь пренебрежительное отношение к родине, и он принялся стыдить Хемптона, но Лукас больше не прислушивался, поскольку заметил в другом конце зала этого сукина сына, наследника. Уильям Меррит-третий, законный первый сын, был старше Лукаса, незаконнорожденного, на три года. Их отец приезжал в Америку еще совсем молодым и там вскружил голову юной невинной деревенской девушке. Он клялся ей в вечной любви, заманил наконец в постель, а потом решил сообщить, что дома, в Англии, его дожидаются жена и сын. И вот теперь этот самый сын стал точной копией своего родителя, то есть сущим дьяволом, который заботился лишь о собственных желаниях и удовольствиях. Преданность роду и семейные ценности не имели для него никакого значения, но поскольку он обладал всеми преимуществами первого сына, ему по наследству перешли земли, титул и все имеющиеся средства. Его отец не побеспокоился о том, чтобы обеспечить других своих законных сыновей, а первенец не собирался с ними делиться. Джордана, Дугласа и Келси просто вышвырнули на улицу.

Джордан первым отыскал Лукаса и попросил о помощи: хотел приехать в Америку и начать новую жизнь. Лукас не испытывал желания впутываться в это дело: Джордан и его братья были ему совсем чужими, так же как и мир благополучия и роскоши, в котором они привыкли жить, – но оттолкнуть Джордана не сумел, даже не задумываясь почему. А потом приехал Дуглас, и Лукасу было уже слишком поздно что-либо менять. Потом, съездив в Англию, он увидел, как обращаются с Келси, и понял, что просто обязан освободить из этих пут и самого младшего брата.

И это стоило Лукасу цены, которую придется заплатить, – собственной свободы.

Вальс закончился громким крещендо как раз в тот самый момент, когда Моррис завершил нравоучения. Музыканты поднялись и церемонно раскланялись под гром оваций, внезапно аплодисменты оборвались.

Пары, все еще толпившиеся в центре зала, повернулись в сторону входа, среди гостей воцарилось молчание, и Лукас, заинтригованный поведением толпы, тоже обернулся. В этот момент Моррис слегка толкнул его локтем:

– В Англии не все столь ужасно. Взгляните-ка, Лукас: вот вам доказательство.

Это было сказано с таким восторгом, что Лукас вовсе не удивился бы, увидев у входа в зал саму королеву английскую.

– Хемптон, подвинься, а то ему за тобой не видно, – приказал Моррис.

– Да Лукас на целую голову выше многих в этом зале, – пробормотал Хемптон. – Он и так все увидит. А еще я не могу ни на секунду оторвать взгляд от этого прекрасного создания и уж тем более никуда не собираюсь двигаться. Боже милосердный, она явилась! Да, смелости ей не занимать, этого у нее не отнимешь.

– Вот вам и белая ворона, Лукас, – объявил Моррис с гордостью.

Молодая леди, о которой шла речь, стояла на верхней ступеньке лестницы, что вела вниз, в бальный зал. Англичане вовсе не преувеличили: она действительно была прекрасна. Даже целомудренное ярко-синее платье с присборенным воротом, умеренно открытое и не слишком плотно облегающее фигуру, не могло скрыть плавных линий ее тела и белоснежной кожи.

Красавица была совершенно одна, и, судя по едва заметной улыбке на губах, ее ничуть не беспокоил переполох, вызванный ее появлением. Похоже, не беспокоило леди и то, что туалет ее уже несколько устарел: юбка не стояла колом, и под ней явно отсутствовало хитроумное проволочное сооружение. Волосы не были уложены на затылке в тугой узел, а свободно спадали мягкими золотистыми волнами на нежные плечи.

Она была совершенно не похожа на других дам в бальном зале, и, возможно, именно это приковало к ней восторженное внимание всех присутствующих. Она была свежим дуновением совершенства.

Такое прелестное зрелище не могло оставить Лукаса равнодушным. Он инстинктивно зажмурился и тут же открыл глаза, но она никуда не исчезла. Он не видел, какого цвета у нее глаза, но был уверен, что голубые… светло-голубые.

Он вдруг почувствовал, что ему трудно дышать: грудь словно тисками сдавило, а сердце пустилось вскачь. Черт побери, ни дать ни взять юнец, молокосос. Позорище!

– Она и в самом деле белая ворона, – согласился Хемптон. – Посмотрите-ка на маркиза, вон там, в дальнем углу зала: я могу поклясться, что даже на таком расстоянии читаю желание в его глазах. Мне кажется, его молодая жена тоже это заметила. Вы только полюбуйтесь, как она на него уставилась. Боже, это просто восхитительно! Я очень надеюсь, что этот злодей наконец получит по заслугам. О, простите меня, Лукас! Мне не следовало в столь неуважительном тоне отзываться о вашем сводном брате.

– Я не считаю его родственником, – возразил Лукас. – Он всех нас оставил без гроша. И вы правы, Хемптон: справедливость непременно восторжествует.

Хемптон посмотрел на него с любопытством:

– Вы меня заинтриговали: что же вы знаете такое, чего мы не знаем?

– Может, он уже наслышан о том унижении, – вмешался Моррис и, не дожидаясь, подтвердит это Лукас или опровергнет, поспешил описать ситуацию, на тот случай, если он все-таки незнаком с ней во всех подробностях: – Это прелестное создание в синем с пленительной улыбкой на губах когда-то было помолвлено с вашим сводным братом – впрочем, я уверен, что уж об этом-то вы знаете. Все было гладко, пока он ухаживал за ней, а она, такая юная и чистая, безусловно, находила его весьма привлекательным, но потом, за две недели до свадьбы, он сбежал с ее кузиной, Джейн. На торжество уже было приглашено больше пятисот человек, и, конечно, всем пришлось сообщить, что свадьба отменяется. Это событие должно было стать гвоздем сезона. Можете себе представить, какой резонанс вызвала его отмена, да еще буквально через несколько дней после объявления! Позор!

– Видите, как Джейн теперь жмется к Уильяму? – хмыкнул Хемптон. – Но ведь это просто смешно. Уильям даже не пытается скрыть свои похотливые мысли. Я не удивлюсь, если он уже раскаивается. Джейн всего лишь бледная тень того, что он упустил, так ведь?

Но Лукасу было не до смеха.

– Уильям просто идиот.

Хемптон кивнул в знак согласия:

– Я презираю Уильяма Меррита. Он проходимец и плут. Он не только одурачил моего отца, но еще и унизил, всем об этом рассказав.

– А как Уильям поступил со своими братьями! – вставил Моррис.

– Ведь он едва не погубил Джордана и Дугласа, верно? – добавил Хемптон.

– Да, именно так, – кивнул Моррис. – Но сейчас он за все расплатится и никогда в жизни не будет счастлив. Джейн такая же мразь, как и он сам: вот уж парочка так парочка. По слухам, она беременна, и мне заранее жаль этого младенца.

– Так они особенно и не скрывали свою связь, даже когда он был помолвлен, – сказал Хемптон. – Но Джейн еще пожалеет. Она-то думает, что Уильям унаследует огромное состояние.

– А разве нет? – удивился Лукас.

Хемптон отрицательно покачал головой:

– Об этом скоро станет известно всем. Он не богаче нищего. Этот недоумок играл на бирже и потерял все до последнего фунта. Его земля теперь принадлежит не ему – банкирам. Вероятно, он рассчитывает на то, что Джейн получит солидное состояние, когда умрет старая леди Степлтон. Она долго болела, но, как я понял, опять чудом поправилась.

Вновь зазвучала музыка, и толпа переключилась на танцы. Леди Тейлор, грациозно придерживая подол платья, сошла вниз по ступенькам. Лукас, не в силах оторвать от нее глаз, сделал шаг в ее сторону, остановился и опять посмотрел на карманные часы: еще десять минут. Всего каких-то десять минут – и он свободен.

Лукас с удовлетворением вздохнул и улыбнулся. Улыбалась и Тейлор, в точности исполняя волю бабушки. Едва переступив порог зала, она, приказала себе улыбаться, и, бог свидетель, никто ни словом, ни делом не сотрет улыбку с ее лица.

Она будет веселиться вместе с остальными, как бы это ни было похоже на агонию, и не поддастся отчаянию. Ей надо думать о будущем: в ней нуждаются осиротевшие крохи.

Все свободные джентльмены наперегонки бросились к ней, но Тейлор не обратила на них внимания и окинула взглядом зал в поисках своего кавалера. Первыми увидела кузину Джейн с Уильямом, но тут же отвела глаза в сторону. Сердце забилось чаще: господи, что делать, если они вдруг подойдут к ней? Что им сказать? Тейлор почему-то не подумала, что увидит их здесь: так переживала за бабушку, что ей это и в голову не пришло, других забот хватало. Как ни странно, днем ей стало лучше, и Тейлор, когда уходила от нее, была полна надежды, что и на этот раз все обойдется.

Какой-то пылкий юноша, которого она точно где-то встречала, только не могла вспомнить где и когда, принялся умолять ее подарить ему танец, но Тейлор вежливо ему отказала. Ее вдруг привлек чей-то высокий пронзительный смех. Обернувшись, Тейлор увидела коварное лицо Джейн, а потом заметила, что какая-то юная леди бросилась к выходу. Тейлор узнала ее: Кэтрин, младшая дочь сэра Коннана, лет пятнадцати от роду, не старше.

Замужество не изменило характера кузины, и Кэтрин только что стала ее очередной жертвой. Тейлор, глядя на расстроенное лицо девушки, подумала, как низко пали ее родственники: получать огромное наслаждение от жестокости. Ее буквально выворачивало наизнанку, но в теперешнем душевном состоянии она просто не знала, как с этим бороться, и остро ощущала собственную беспомощность и бесполезность. Она и раньше понимала, что не вписывается в высший слой великосветского общества Англии, и, возможно, поэтому всегда витала в облаках и зачитывалась дешевыми романами. Да, она была мечтательницей, как справедливо укоряла ее бабушка, но вовсе не считала, что это так уж плохо. Действительность подчас бывала настолько отвратительна, что одно лишь и спасало: умение отвлечься и помечтать, убежать от реальности.

Больше всего на свете Тейлор любила романтические произведения. К сожалению, единственными героями, которых она знала, были удалые персонажи Даниель Бун[1]1
  Даниель Бун – американский первопоселенец и охотник, народный герой, командир ополченцев во время Войны за независимость США (1775–1781). – Здесь и далее примеч. ред.


[Закрыть] и Дэви Крокетт[2]2
  Дэви Крокетт – американский путешественник, офицер и политик, герой множества легенд.


[Закрыть]. Их давно уже не было в живых, но романтические легенды, которые окружали их жизни, до сих пор завораживали писателей и читателей.

Леди Эстер говорила, что внучке пора спуститься на землю, поскольку считала, что героев больше не осталось.

Печальные размышления Тейлор были прерваны резким толчком, от которого она едва устояла на ногах. Юная леди Кэтрин неслась к лестнице в состоянии такого отчаяния, что не замечала ничего вокруг.

Тейлор остановила обезумевшую девушку:

– Стойте, Кэтрин!

– Прошу вас, не задерживайте меня! – взмолилась бедняжка.

По лицу ее бежали слезы, но Тейлор не собиралась отпускать ее.

– Успокойтесь, не надо никуда убегать: потом будет еще труднее показаться людям. Вы не должны позволять Джейн так с вами обращаться.

– Вы просто ничего не знаете! – простонала Кэтрин. – Она сказала… она всем говорит, что я…

Тейлор легонько сжала ее руку, чтобы девушка успокоилась:

– Не обращайте на нее внимания. Если вы покажете всем, что вам безразлична и она сама, и то, что она говорит, никто и никогда ей не поверит.

Кэтрин, достав платок из рукава платья, вытерла лицо и прошептала:

– Это было такое унижение! Не знаю, чем я провинилась, чтобы так на меня напуститься.

– Вы молоды и очень хороши собой, – улыбнулась Тейлор. – Вот она и злобствует. Не следовало с ней слишком сближаться – в этом ваша ошибка. Но ничего, вы переживете, как пережила я. Уверяю вас, Джейн уже подыскивает новую жертву, чтобы кого-то сделать несчастным. Собственная жестокость добавляет ее жизни красок. По-моему, это отвратительно.

Кэтрин с усилием улыбнулась:

– О да, леди Тейлор, вы совершенно правы. Кстати, она только что заявила, что вот эти сапфиры, которые сейчас на вас, должны принадлежать ей.

– Вот как?

Кэтрин кивнула:

– Она утверждает, что леди Эстер совсем рехнулась и…

– Меня не интересует, что говорит Джейн! – резко перебила ее Тейлор.

Кэтрин смутилась и, опустив голову, прошептала:

– Она наблюдает за нами.

Тейлор даже не повернула головы: ничего, еще немного, и она вырвется из этого кошмара!

– Кэтрин, могу ли я попросить вас об одной услуге…

– Все, что угодно! – с жаром пообещала девушка.

– Наденьте эти сапфиры.

– Простите?

Тейлор расстегнула ожерелье, вынула из ушей серьги и протянула Кэтрин.

Недоумение на ее лице так позабавило, что Тейлор не сдержала улыбки.

– Вы шутите! Да они наверняка стоят целое состояние! Джейн сойдет с ума, если увидит их на мне.

– Это будет достойная месть ей? – Тейлор усмехнулась, и смех Кэтрин эхом прокатился по залу.

Он был таким чистым, искренним и радостным, что у Тейлор поднялось настроение, она помогла девушке надеть драгоценности и назидательно проговорила:

– Никогда, ни при каких условиях не допускайте, чтобы богатство стало для вас более значимым, чем уважение к себе и чувство собственного достоинства, иначе неминуемо станете такой же, как Джейн. Ведь вы же этого не хотите?

– Боже милостивый, ни за что на свете! – выпалила Кэтрин. – Обещаю, что не поставлю свою жизнь в зависимость от богатства. По крайней мере, постараюсь, чтобы не оно решало мою судьбу. О, я чувствую себя настоящей принцессой в этом ожерелье! Это нормально – так чувствовать себя?

– Ну конечно, – усмехнулась Тейлор. – Я рада, что оно вам нравится.

– Я попрошу отца спрятать ваши сапфиры в надежном месте, а утром сама их вам доставлю.

Тейлор покачала головой:

– Нет-нет, вы не поняли: я их вам дарю. Мне вообще больше такие драгоценности не понадобятся.

У Кэтрин подкосились ноги:

– Но… как же…

Щедрость Тейлор настолько ее поразила, что девушка неожиданно разрыдалась.

– Я вовсе не хотела, чтобы вы плакали, – стала успокаивать ее Тейлор. – Вы прекрасны, Кэтрин, как в сапфирах, так и без них. Утрите слезы, а я пока присмотрю вам партнера для танца.

На глаза попался молодой Милтон Томпсон, и Тейлор направилась к нему, а через минуту они с Кэтрин уже кружились в танце.

Девушка сияла от счастья, хихикала и кокетничала – в общем, опять стала самой собой, прелестной пятнадцатилетней девочкой.

Тейлор была удовлетворена, хотя и ненадолго. Так где же ее кавалер? Решив обойти зал, держась подальше от кузины, Тейлор продолжала улыбаться. Если сейчас никого не увидит, то просто-напросто уйдет. Как элегантно явилась, обратив на себя внимание всего зала, так элегантно и уйдет. Она и так слишком много улыбалась сегодняшним вечером, и бабушка не узнает, что пробыла она здесь всего пятнадцать-двадцать минут. Мадам наверняка одобрила бы ее действия.

Уйти далеко, однако, ей не дали: дорогу преградили три приятельницы-доброжелательницы – Элисон, Дженнифер и Констанс. Все они учились когда-то в школе благородных девиц и с тех пор были неразлучны. Элисон, будучи на год старше остальных, считала себя наиболее опытной, воспитанной и утонченной.

Она и подвела всю компанию к Тейлор.

– Тейлор, дорогуша, выглядишь прекрасно! – поприветствовала Элисон, высокая, немного неуклюжая шатенка с карими глазами. – Я, безусловно, просто меркну рядом с тобой.

Тейлор улыбнулась: подруга всех называла дорогушами, явно полагая, что это делает ее светской дамой до мозга костей.

– Только не ты: все меркнут рядом с тобой, – возразила Тейлор, зная, что именно это Элисон и хотела услышать.

– Тебе нравится мое новое платье? Отец отдал за него целое состояние: твердо решил выдать меня замуж в этом сезоне, даже если это его разорит.

Забавная откровенность Элисон немного отвлекла Тейлор.

– Уверена, любой будет счастлив познакомиться с тобой.

– Единственный, кто меня интересует, даже не смотрит в мою сторону, – призналась Элисон.

– Она чего только не делала, чтобы привлечь его внимание, – вставила Дженнифер и, заправив выпавшую из прически черную прядку за ухо, добавила: – Можно, конечно, попробовать упасть перед ним в обморок…

– А если не поймает? – возразила Констанс. – Оставь в покое свои волосы, Дженнифер: уже всю прическу испортила, – и надень очки, а то, оттого что щуришься, вокруг глаз будут морщинки.

Дженнифер не обратила внимания на замечания Констанс и продолжила:

– Правда, отца Элисон хватит удар, если этот джентльмен начнет за ней ухлестывать.

Констанс так энергично кивнула, что ее короткий непослушный локон аж подскочил:

– Да, он самый настоящий шалопай.

– Дорогуша, он взрослый мужчина, – упрекнула ее Элисон.

– К тому же с темной репутацией, – добавила Констанс. – Тейлор, а это розовое платье меня не бледнит? Дженнифер говорит, что к моим рыжим волосам и веснушкам не подходят никакие оттенки розового, но мне так понравилась эта ткань…

– Ты прелестна в нем, – ответила Тейлор.

– У него и правда небезупречная репутация, – согласилась Элисон. – Но как раз в нем меня это больше всего и привлекает.

– Мелинда говорила, что он каждую ночь проводит с новой женщиной, – не унималась Констанс. – Представляете? Он может заполучить любую – вот такой он…

– Обольстительный? – предложила Элисон как вариант.

Констанс покраснела.

– Должна признаться, есть в нем какая-то грубая привлекательность. Он такой… огромный. А глаза у него совершенно необыкновенные – темно-карие, почти черные.

– Так о ком мы все-таки говорим? – спросила Тейлор, заинтригованная.

– Мы пока не знаем его имя, но он сейчас здесь и не уйдет до тех пор, пока нас не представят друг другу, – пояснила Элисон, обмахивая лицо веером. – Есть в нем что-то греховно-эротическое… Заявляю: стоит на него взглянуть, у меня сердце екает.

Тейлор вдруг заметила, что Дженнифер смотрит на нее как-то странно: неужели с состраданием?

– Что-нибудь случилось, Джен?

– О, Тейлор, ты такая смелая: пришла сюда, не испугалась!

Элисон шлепнула подругу по плечу кончиком веера:

– Ради бога, что ты несешь? Мы же договорились не упоминать об этом!

– Но раз уж напомнили… Тейлор, как ты?

– Честно говоря…

Больше она сказать ничего не успела; Дженнифер прервала ее зловещим шепотом:

– По слухам, Джейн ждет от него ребенка. Он за тобой ухаживал, а с ней спал.

– Тебе обязательно было это говорить? – рассердилась Элисон.

– Она имеет право знать, – парировала Дженнифер.

– Но мы тогда не знали, – вмешалась Констанс, – а то обязательно сказали бы тебе, Тейлор. Мы бы не допустили, чтобы ты вышла замуж за такого негодяя.

– Мне совсем не хочется…

И опять ее перебила Дженнифер, не дав закончить мысль:

– Он, кстати, здесь. Я видела, как Джейн вцепилась в него, как только Тейлор вошла, и до сих пор не отпускает. За свои грехи Уильям Меррит заслуживает виселицы.

– Не хочу о нем говорить, – удалось наконец вставить Тейлор.

– Ну разумеется, – согласилась Элисон. – Запомни мои слова, дорогуша: придет время, и ты поймешь, как тебе повезло.

– Мы будем с тобой, – пообещала Констанс. – А если кому-нибудь придет в голову что-нибудь ляпнуть, быстро поставлю на место.

– Спасибо, – поблагодарила Тейлор, – но я вовсе не кисейная барышня, так что не стоит волноваться: в обиду себя не дам.

– Ты все еще не остыла к нему? – с сочувствием спросила Дженнифер.

– Остыла, причем…

– Ну конечно, не остыла: только теперь она его ненавидит! – категорично заявила Констанс.

– Нет, это вовсе не… – опять попыталась объяснить Тейлор.

– От любви до ненависти один шаг, – встряла Дженнифер. – Мне кажется, после такого можно возненавидеть всех мужчин вообще, а не только Уильяма Меррита.

– Никогда не считала, что ненависть способна…

– Ты просто обязана его ненавидеть! – заявила Констанс.

Тейлор решила, что, раз не получается ничего объяснить, лучше сменить тему, и выпалила, прежде чем ее успели перебить:

– Я каждой из вас написала письмо, в котором поделилась очень важной новостью.

– Это зачем еще? – удивилась Элисон.

– Новостью? Какой новостью? – сгорала от любопытства Констанс.

Но Тейлор только покачала головой:

– Придется подождать до завтра: ближе к вечеру вы получите письма.

– А нельзя поделиться этой новостью сейчас? – попросила Дженнифер.

– К чему такая таинственность? – присоединилась к подруге Констанс.

– Никаких тайн. Просто иногда легче написать то, что хочешь сказать, чем…

– Давай-ка выкладывай все, Тейлор, – потребовала Элисон.

– Ты просто не имеешь права оставлять нас в подвешенном состоянии, – подхватила Констанс. – Вообще-то письма обычно пишут, когда уезжают.

Тейлор уже пожалела, что сказала о письмах, и заметила:

– Это сюрприз.

– Нет-нет, ты просто обязана сказать нам, – потребовала Элисон. – Ты не уйдешь из этого зала, пока не скажешь. Я ведь не засну, если не узнаю.

Тейлор опять покачала головой, но по лицу Элисон было видно, что она все равно не отстанет, и тут ей на помощь неожиданно пришла Констанс. Заметив среди танцующих леди Кэтрин, она узнала сапфировое ожерелье у нее на шее и тут же повернулась к подруге с вопросами.

Тейлор стала объяснять, почему подарила девушке драгоценности, а Лукас тем временем с другого конца зала наблюдал за ней.

Его буквально зажали в кольцо джентльмены и наперебой задавали вопросы о жизни в Америке. Кое-что его забавляло, а что-то раздражало, но всех до одного интересовали индейцы: как много их убил Лукас? Правда ли, что они едят людей? Он терпеливо отвечал на не самые глупые вопросы, но то и дело поглядывал на часы. Его не особенно волновало, тактично это или нет: с наступлением полуночи он покинет зал. Осталось всего несколько минут отвечать на вопросы. Он как раз рассказывал о своем ранчо, окруженном горами (индейские племена сиу и апрасаки выделили им с братьями участки земли), когда заметил, что этот сукин сын, наследник семейного состояния, оттолкнул руку жены и направился к Тейлор, но она пошла за ним следом.

Тейлор тоже заметила его и, похоже, была готова бежать. Лукас видел, как она наклонилась, чуть приподняла край платья, потом опустила и выпрямилась: видимо, все же передумала.

Нет, никто не должен заметить ее паники, даже лучшие подруги, поклялась себе Тейлор и опять заставила себя улыбнуться. «Это унижение». Она знала: именно так все говорят про ее несостоявшуюся свадьбу. И сейчас все они ждут, что она будет вести себя униженно. Ну так вот: видит бог, она не доставит им такого удовольствия.

Элисон без умолку что-то говорила, но Тейлор не слушала, однако, чтобы не обижать подругу, делала вид, что ей очень интересно: кивала, когда-то останавливалась перевести дух, и все время улыбалась.

Они были совсем близко. Уильям пробирался между танцующими парами, а Джейн цеплялась за него, изо всех сил стараясь не отстать.

Тейлор, возможно, и справилась бы с паникой, если бы не видела выражения лица своей кузины. Джейн была в ярости, и это не предвещало ничего хорошего.

Тейлор по-настоящему испугалась, и ее благородного намерения твердо выдержать все до конца хватило не больше чем на пару минут. Разумеется, придется бежать: изображать вежливость по отношению к своей кузине не входило в ее планы. Кузине и кузену, поправила она себя: ее бывший жених теперь приходится ей родственником.

Лукас, заметив панику в ее глазах, прервал свой рассказ об индейцах на середине фразы и торопливо выбрался из толпы окружавших его мужчин. Моррис и Хемптон поспешили за ним следом.

– Тейлор, боже мой, что с тобой? – испугалась Элисон, потрясенная видом подруги.

– Она задыхается! – Констанс озабоченно наморщила лоб и склонилась к Тейлор, стараясь понять, что происходит.

– Но почему? – удивилась и Дженнифер.

Тейлор глубоко несколько раз вздохнула, пытаясь успокоиться, и заметила:

– Я думаю, мне пора уходить.

– Но ты ведь только что пришла, – возразила Дженнифер.

– Да, но…

– Боже милостивый, он идет сюда! – шепнула Элисон в смятении и принялась нервно поправлять рукава своего платья.

Констанс украдкой взглянула через ее плечо и чуть не задохнулась от волнения, а потом обернулась к Тейлор и прошептала:

– О, кажется, ты дождалась. Хоть матушка и заявила, что он самый большой грешник, в умении восхитительно говорить, лениво растягивая слова, ему не откажешь.

– А тебе это откуда известно? – язвительно поинтересовалась Дженнифер.

– Я слышала, как он говорил с Хемптоном, – пояснила Констанс.

– Так ты подслушивала! – гневно обвинила ее Дженнифер.

– И что с того? – весело пожала плечами Констанс.

Тейлор оглянулась определить расстояние до выхода. От свободы ее отделяло добрых тридцать футов, и если бы удалось быстро добраться до лестницы, она сумела бы…

– Тейлор, да ты просто обязана поговорить с ним! – заявила Элисон.

– Да вы что, все с ума посходили? Я не собираюсь с ним разговаривать. С чего вы взяли, что в Уильяме Меррите есть хоть что-то привлекательное? – едва ли не выкрикнула Тейлор.

Подруги дружно обернулись и едва ли не хором удивленно проговорили:

– Уильям? А кто говорит об Уильяме Меррите?

– Ты что, намерена улизнуть? – спросила Элисон.

– О боже, Уильям тоже идет сюда, – прошептала Дженнифер. – Теперь понятно, почему Тейлор хочет сбежать.

– Вовсе нет, – возразила та, и пусть это была неприкрытая ложь, но она скорее сойдет в могилу, чем признается в собственной трусости. – Просто не желаю участвовать в этом фарсе. И если вы позволите, то я…

Констанс схватила ее за руку, не давая уйти, и прошипела:

– Ты не можешь взять и удрать! Ты этим вызовешь только жалость, что недопустимо.

– Кто-нибудь обязательно должен нас познакомить, – раздался голос Элисон.

– Может, Моррис? – предложила Дженнифер, чуть отступив, чтобы Элисон не задела ее веером, которым размахивала перед лицом, и добавила: – Ну разве он не красавчик?