Текст книги "Флот и Фолкленды. Архипелаг раздора. История Англо-аргентинского военного конфликта 1982 года"

Таким образом, к моменту начала Фолклендского вооруженного конфликта Аргентина и Чили все еще находились в состоянии острой политической конфронтации. Это «противостояние на два фронта» привело к тому, что значительные контингенты аргентинской армии, специально подготовленные для ведения боевых действий в условиях холодного климата, в том числе 6-я и 8-я горнопехотные бригады, а также 11-я пехотная бригада и подразделения спецназа8787
  Хасинто Элисео Батиста, боец элитного отряда «командос анфибиос», запечатленный на самом известном фотоснимке первого для Фолклендской войны конвоировавшим пленных британцев с автоматом «Стерлинг-пэтчетт» в руках, на вопрос журналиста, был ли он на Мальвинах после 2 апреля 1982 г., ответил: «Нет, мы постоянно патрулировали на континенте из-за чилийской военной угрозы».


[Закрыть], оказались скованными на чилийской границе. Великобританию же это побудило к сближению с Чили перед лицом общего врага.

Лицемерность, самонадеянность и заблуждения

Вот два вопроса, которые должны возникнуть у читателя, обратившегося к теме Фолклендского вооруженного конфликта:

На что рассчитывала Аргентина, ввязавшись в военный конфликт с крупной европейской индустриальной державой?

Почему Великобритания, несмотря на наличие очевидных признаков готовящегося аргентинского вторжения на Фолклендские острова, не осуществила никаких упреждающих военных и политических мер?

На поверку, во-первых, аргентинское дело – с учетом удаленности от Великобритании района боевых действий и фактического состояния ее вооруженных сил и общества – не было настолько безнадежно в военном отношении, как это на первый взгляд может показаться с высоты современного послезнания8888
  Для подтверждения достаточно привести факт, что аналитики командования Атлантическим флотом ВМФ США в начале конфликта считали более вероятной победу Аргентины. Такие же неверные оценки делали и военные специалисты в Москве.


[Закрыть]. Во-вторых, аргентинцы пребывали в уверенности, что воевать не придется. Как и британцы. Причем обе стороны сами ввели себя в заблуждение тем, что выдавали желаемое за действительное. Британцы – в силу лицемерности их менталитета, аргентинцы – из самонадеянности, свойственной южной натуре.

Создается впечатление, что руководство Великобритании принципиально не хотело видеть признаков нарастания военной напряженности. Так уже было в 1950 году в Корее. Тогда Государственный департамент США в официальном заявлении ограничил американский оборонный периметр на Тихом океане Алеутскими островами, островом Рюкю и Филиппинами, что могло быть расценено как исключение Корейского полуострова из сферы государственных интересов Соединенных Штатов, а южнокорейская и американская разведки настойчиво не замечали развертывания северокорейских войск на границе. В итоге историки спорят, была ли это вероломная агрессия северокорейских коммунистов или хитроумная американская провокация с целью получить повод для открытия военных действий против КНДР. Нет никаких прямых указаний на то, что миссис Тэтчер хотела войны с Аргентиной, однако карты легли так, что применение силы в ответ на аргентинское «нарушение мира» было единственным вариантом, способным снять политическую проблему Фолклендов на многие годы вперед. Причем если в мирное время каждый миллион фунтов стерлингов, потраченных на оборону островов, мнился разорительным для госбюджета, то война списывала какие угодно, на два порядка большие, расходы.

В начале весны 1982 года хватило бы послать к островам пару атомных подводных лодок – хороший ход, на который аргентинцам было нечем ответить. Он дал бы британским политикам возможность выиграть время и прийти к какому-то приемлемому политическому решению. Однако, во-первых, для посылки подводных лодок требовались достаточно веские основания, чтобы исключить «порожний» вариант, ранее имевший место в 1977 году. Во-вторых, субмарины не могли находиться в Южной Атлантике бесконечно. В-третьих, этого «приемлемого политического решения», как показали предшествующие пятнадцать лет бесполезных переговоров, просто не существовало, либо британцы были к нему абсолютно не готовы. Следовательно, события рано или поздно должны были принять тот оборот, который они приняли в конце марта 1982 года.

Британская уловка, придуманная для самих себя, заключалась в игнорировании очевидной информации. Как желчно пишет в книге «История катастрофических провалов военной разведки» бывший офицер британской разведывательной службы Джон Хьюз-Уилсон про своих соотечественников: «Британцы пользуются среди соседей репутацией лицемеров… если какая-либо идея кажется им неприемлемой, они либо отвергают ее как вовсе несуществующую, либо вкладывают в нее совершенно иной смысл, который как раз вписывается в рамки проводимой в данный момент политики». Еще одним препятствием для усвоения поступающей развединформации являлось пристрастие жителей Британских островов излагать суть дела в витиеватых неопределенных формулировках, допускающих двусмысленное толкование. В частности, именно в таких выражениях был составлен отчет Объединенного комитета разведывательных служб по фолклендскому вопросу, следствием чего стало преуменьшение существующей угрозы и решение министра иностранных дел лорда Каррингтона не поднимать тему в Комитете по обороне и внешней политике.

Вопросы внешней разведки в Соединенном Королевстве (в противоположность России, где привыкли видеть в такой роли исключительно людей в погонах) по большей части находятся в ведении Министерства иностранных дел, что, по единодушным критическим отзывам представителей других правительственных структур, наделяло это ведомство «огромными возможностями манипулировать информацией и уклоняться от ответственности». Тем не менее в конечном итоге именно Форин-офис был назначен виноватым в том неловком положении, в котором оказалось британское политическое руководство 2 апреля 1982 года, а для самого министра иностранных дел это обернулось уходом в отставку.

Представитель МИДа (обычно замминистра) председательствовал в Объединенном комитете разведывательных служб (Joint Intelligence Committee (JIC)), МИДу же подчиняется Секретная разведывательная служба (Secret Intelligence Service, она же МI-6). Та самая, от лица которой в популярной кинофраншизе спасал мир британский суперагент Джеймс Бонд. Две другие разведывательные структуры – это Центр правительственной связи (Government Communications Headquarters (GCHQ)), ответственный за ведение радиоэлектронной разведки, и Разведывательное управление Министерства обороны (Defence Intelligence Staff (DIS)). Разбором и анализом поступающих от этих служб разведданных занималась Группа текущей разведывательной информации по Латинской Америке (The Latin America Current Intelligence (LACIG)), которая в период с июля 1981 по январь 1982 года восемнадцать раз собиралась на совещания, но фолклендский кризис ни разу не стоял в ее повестке дня. Даже когда подготовка к вторжению вышла на финишную прямую, а эфир наполнился интенсивным радиообменом, ни одна из этих служб не смогла вовремя обнаружить и правильно интерпретировать намерений аргентинской стороны. И это при том, что в описываемый период британцам были доступны аргентинские военные шифры8989
  Для шифрования радиограмм аргентинские военные использовали оборудование известной швейцарской криптографической компании Swiss Crypto AG, не подозревая, что с начала 1970-х годов данная организация находилась под контролем ЦРУ (история, в частности, описывается Грегом Миллером в статье, опубликованной в газете «Вашингтон пост» 11 февраля 2020 года). Британские спецслужбы, по всей вероятности, получили доступ к аргентинским военным шифрам от американцев. Причем, как сообщает полковник Хьюз-Уилсон, британцы могли дешифровать аргентинские военные сообщения еще до начала Фолклендского конфликта.


[Закрыть]. А те немногие достоверные тревожные сообщения, которые поступали с мест, зарубались аналитиками и не достигали заинтересованных должностных лиц.

Реальные «джеймсы бонды» оказались совсем не похожи на киношных и полностью провалили дело. В то время Аргентина, – как пишет об этом Хьюз-Уилсон, чтобы хоть как-то оправдать их некомпетентность, – «находилась где-то в нижней части британского списка приоритетов в отношении сбора разведданных» и даже считалась союзником в борьбе с коммунизмом. Резидентом МI-6 в регионе являлся Марк Хиткот, который был «объявленным» сотрудником британской спецслужбы и вместе со своими аргентинскими коллегами противостоял советской и кубинской разведкам. И, конечно, находился «под колпаком» у SIDE9090
  Secretaría de Inteligencia (Секретариат разведки) – высший орган разведки Аргентины, осуществлявший как разведывательную, так и контрразведывательную деятельность.


[Закрыть], а британская агентурная сеть в Аргентине если и существовала, то ее эффективность уподоблялась описанному в романе Грэма Грина «Наш человек в Гаване».

Разведывательное управление Министерства обороны черпало информацию от аккредитованных за рубежом военных атташе. Однако первостепенная задача военного представительства в Аргентине определялась в стимулировании импорта британской оборонной продукции, а не сборе разведывательных сведений. Полковник Стивен Лав, возглавлявший военную миссию при британском посольстве, как пишет об этом Хьюз-Уилсон, «не мог позволить себе такую роскошь, как поиск секретной информации; если бы он занимался тайным шпионажем, посол Уильямс выслал бы его из Буэнос-Айреса ближайшим рейсом». Впрочем, Лав имел возможность использовать открытые источники и свою вхожесть в военные круги. Получаемая им информация постепенно складывалась в тревожную картину, и беспокойство полковника Лава росло с каждым днем. В начале 1982 года он даже за собственный счет совершил путешествие на Фолклендские острова (посольство отказалось оплатить ему эту поездку), хотя теоретически они не входили в зону его ответственности. Доклад Лава был датирован 2 марта 1982 г. В нем содержалось предостережение об ужесточении аргентинского политического курса, сопровождаемое подробным анализом возможных вариантов силовых акций. Этот документ был разослан в Разведывательное управление Министерства обороны, в подразделение MI-6, занимающееся Латинской Америкой, и Робину Фирну, чиновнику МИДа, ответственному за Фолкленды, а также Рексу Ханту, губернатору Фолклендских островов. Однако по возвращении в Лондон после войны Лав обнаружил, что его доклад не был распространен и не предпринято никаких адекватных действий в связи с его предупреждениями.

Тревожный сигнал поступил и от командира судна ледовой разведки «Эндьюренс» кэптена Николаса Баркера, который в ходе посещения аргентинской военно-морской базы Ушуая в конце январе 1982 года получил крайне холодный прием. Командир ВМБ контр-адмирал Орасио Саратьеги, его давний знакомый, отказал во встрече (по другим сведениям, просто отсутствовал на месте) и запретил подчиненным «обращаться с британцами запанибрата». Как позже это описывал Баркер: «Они отказались, играть с судовой командой в футбол и даже предоставить нам поле для матча с местной гражданской командой. Совсем не так, как было в предыдущие заходы, особенно при визите в Пуэрто-Бельграно двумя месяцами раньше… В отсутствие контр-адмирала Саратьеги я вызвал капитана 1 ранга Руссо, который сообщил, что я нахожусь в мальвинской зоне военных действий. Я засмеялся и спросил, с кем воюют аргентинцы. „С вами“, – ответил он без всяких эмоций и затем быстро перевел разговор на другую тему». Баркер известил обо всем в Лондон, но там посчитали, что он нарочно сгущает краски, стремясь добиться отмены решения об отзыве «Эндьюренса» из Южной Атлантики.

Центр правительственной связи со штаб-квартирой в Челтнеме, занимавшийся радиоперехватами, являлся службой, полностью свободной от каких-то конъюнктурных или политических предубеждений, однако не имел постоянных пунктов сбора информации в Южной Америке, а среди его сотрудников очень немногие владели испанским. К тому же перехват аргентинских радиопереговоров не входил в число его приоритетных задач. Наиболее ценным источником информации являлись радиоперехваты, осуществляемые «Эндьюренсом». А еще некоторые материалы подкидывали американские коллеги по цеху.

Также британцы могли иметь доступ к разведданным Национального управления воздушно-космической разведки США, использовавшего разведывательные спутники KH-9, KH-11 и самолеты-разведчики SR-71. Передаточным звеном служил британский Объединенный центр воздушной разведки (Joint Air Reconnaissance Intelligence Centre (JARIC)) на авиабазе Брэмптон в Кембриджшире. Однако никаких полезных разведданных об Аргентине за первые три месяца 1982 года по этому каналу не поступало. Вряд ли стоит этому удивляться, если принять во внимание, что в период холодной войны американские спутники следили преимущественно за советскими объектами в Северном полушарии, а не за Южной Атлантикой.

В актив спецслужб Аргентины следует занести успешно «скормленную» британцам дезинформацию о совместных с Уругваем морских маневрах, под видом которых готовилась десантная операция и производилось развертывание сил. Другим важным фактором, позволившим сохранять предстоящую военную акцию в тайне, были ее ограниченные масштабы. Аргентинцы готовились взять спорные острова силой, но не оборонять их. Поэтому не было всего того «сосредоточения кораблей, орудий, складов, самолетов и людей для вторжения на Фолкленды», как сгущает краски в своей книге критически настроенный полковник Хьюз-Уилсон. Серьезные меры по организации обороны Мальвин стали предприниматься уже после захвата островов, оказавшись перед фактом отправки к ним британского оперативного соединения. Исходно же величина задействованных сил и объем воинских грузов были более чем умеренными, так что военные приготовления могли успешно маскироваться под аргентино-уругвайские морские учения, военные мероприятия местного масштаба и демонстрацию с целью оказание политического давления.

В итоге даже утром 30 марта, когда Центр правительственной связи подтвердил, что к Фолклендским островам направляется соединение аргентинских боевых кораблей с девятьюстами морскими пехотинцами на борту, а подводная лодка «Санта-Фе» получила приказ высадить на острова отряд спецназа, группа текущей разведывательной информации по Латинской Америке МИДа пришла к заключению, что «вторжение не является неизбежным». Аргентинские военные приготовления были расценены, цитируя слова посла Уильямса в Буэнос-Айресе, как выражение стремления «предпринимать активные действия по разрешению конфликта, предоставляя событиям развиваться своим чередом и продолжая наращивать свои силы в регионе».

Что касается аргентинцев, то они строили свои представления о намерениях потенциального противника не на основе разведданных, поскольку британцы зачастую сами плохо понимали, чего хотят, а посредством интерпретации цепочки «внешнеполитических сигналов», которые с британской стороны на самом деле не носили никакой «смысловой» нагрузки, а являлись следствием внутренних трений и рассогласованности действий властных структур. В качестве таких «сигналов» принимались:

– флегматичная реакция МИД Великобритании на аргентинскую высадку на острове Туле в конце 1976 года (в действительности являлась выражением намерения во исполнение резолюций Генеральной Ассамблеи ООН восстановить прерванный переговорный процесс);

– отсутствие сколько-нибудь серьезных шагов по экономическому развитию Фолклендских островов в соответствии с предложениями, выдвинутыми в докладе правительственной комиссии лорда Шеклтона, к 1981 году доклад был фактически окончательно положен под сукно;

– сдача на слом в 1980 году последнего британского полноценного авианосца «Арк Ройял»;

– информация о сокращении корабельного состава ВМФ Великобритании, изложенная в «Белой книге по вопросам обороны» 1981 года (по факту, как и следующий пункт, не имела никакой иной подоплеки, кроме снижения государственных расходов);

– объявленное 30 июня 1981 года и подтвержденное Маргарет Тэтчер при выступлении в палате общин 9 февраля 1982 года решение об отзыве из Южной Атлантики до конца марта 1982 года судна ледовой разведки «Эндьюренс»9191
  Утверждается, что некий сотрудник аргентинского посольства даже имел наглость позвонить в британский МИД и поинтересоваться, следует ли расценивать решение об отзыве «Эндьюренса» как выражение капитуляции Великобритании в территориальном споре с Аргентиной. Смущенные сотрудники Форин-офис ответили, что они тут ни при чем, что решение принято министерством обороны – и это было правдой. Хотя надо отдать должное британскому МИДу, его руководство настойчиво возражало министерству обороны, однако то парировало в типичной для него резкой форме: «Форин-офис собирается платить из своего кармана два миллиона фунтов в год за содержание судна? Нет? Тогда все вопросы к премьер-министру».


[Закрыть];

– принятие Закона о британском гражданстве от 30 октября 1981 года, по которому жители Фолклендов не имели полного британского гражданства и были ущемлены в правах (данный закон выражал стремление министерства внутренних дел ограничить миграцию из колоний);

– разговоры о возможном закрытии научно-исследовательской станции Британской антарктической службы на о. Южная Георгия;

– в начале 1982 года в аргентинской прессе появился «вброс», что если очередная попытка Аргентины добиться решения на переговорах с Лондоном провалится, Буэнос-Айрес уже в текущем году возьмет острова силой; британский МИД оставил эту подначку без реакции.

В совокупности все это привело к выводу о том, что Фолклендские острова больше не нужны Британии, и ее готовности отдать их без сожаления и тем более ответного применения силы.

Существовало и еще одно значительное обстоятельство, о котором практически ничего не пишут, вероятно, из политкорректности, в современных исследованиях по истории Фолклендского конфликта. А именно характерный для аргентинских военных ярко выраженный сексизм, известный также как «мачизм». В связи с избранием в Великобритании премьер-министром Маргарет Тэтчер большая часть аргентинского генералитета испытывала самонадеянные иллюзии, что государство, во главе которого стоит женщина, не решится на полномасштабное вооруженное противостояние с Аргентиной, управляемой «настоящими мужчинами».

Кроме всего прочего, большие ожидания связывались с начавшимся после прихода в Белый дом президента Рональда Рейгана потеплением отношений с Соединенными Штатами. Американцы видели в Аргентине перспективного союзника в борьбе против распространения коммунистического влияния на континенте, ради чего были готовы закрыть глаза на нарушения в ней прав человека, тогда как аргентинцы ожидали, что те окажут им политическую поддержку на международной арене и давление на Великобританию в фолклендском вопросе. При этом в американском политическом истеблишменте существовало достаточно мощное проаргентинское лобби. Наиболее горячим сторонником Аргентины была Джин Киркпатрик9292
  Политические воззрения Дж. Киркпатрик в достаточно откровенной форме были изложены в нашумевшей статье «Диктатуры и двойные стандарты», опубликованной в 1979 году в журнале Commentary, в которой она жестко критиковала находившихся тогда у власти демократов за «предательство» дружественных США правых диктаторских режимов, которое было на руку левым просоветским режимам. Статья обосновывала необходимость применения двойных стандартов в отношениях с антикоммунистическими правительствами. «Традиционные автократические режимы, – утверждала она, – менее репрессивны, чем революционная диктатура. Они податливее либеральным изменениям, более совместимы с американскими интересами».


[Закрыть], являвшаяся постоянным представителем США в ООН и членом Совета национальной безопасности. Напомним также, что две страны были связаны Межамериканским договором о взаимной помощи 1947 года. Соответственно, естественная для нашего современного послезнания безоговорочная поддержка, оказанная Великобритании Соединенными Штатами, в исходной расстановке сил не являлась свершившимся фактом, и в ближайшем окружении Рейгана происходили ожесточенные споры по этому вопросу.

Последним, и довольно неоднозначным, событийным звеном стала состоявшаяся 18 марта 1982 года высадка на остров Южная Георгия (также являющийся предметом территориального спора между Аргентиной и Великобританией) бригады сборщиков металлолома, нанятых аргентинским торговцем утильсырьем Константино Давидоффым и доставленных туда вспомогательным судном ВМФ Аргентины «Баия Буэн Сусесо». Целью их пребывания на Южной Георгии заявлялась утилизация старых китобойных судов и оборудования, и скорее всего, так оно и обстояло на самом деле. И все было бы хорошо, если бы аргентины не пренебрегли обязанностью зарегистрироваться в местном магистрате и не водрузили над своим лагерем национальный флаг. Это вызвало резкую британскую реакцию как на месте, где от них потребовали спустить флаг и убираться с острова, так и в сфере межгосударственных отношений, что в дальнейшем вылилось в т.н. «кризис вокруг Южной Георгии» и посылку обеими странами военных судов с вооруженными людьми на борту. Британская желтая пресса трубила, что атомные подводные лодки со дня на день выйдут в боевой поход и не позднее 10 апреля будут в фолклендских водах. Однако вопреки запальчивому тону дипломатических нот, на деле отношение британского правительства к этим событиям оставалось сдержанным, тогда как в аргентинском стане они оказали будоражащее действие и привели к назначению даты ввода войск на Мальвины на 1 апреля. Это решение было приняло военной хунтой вечером 26 марта.

Хотя в ходе кризиса вокруг Южной Георгии там не было сделано ни одного выстрела, в докладе следственной комиссии генерала Раттенбаха9393
  Комиссия по анализу и оценке ответственности за конфликт в Южной Атлантике (исп. Comisión de Análisis y Evaluación de Responsabilidades del Conflicto del Atlántico Sur (CAERCAS)), возглавляемая генерал-лейтенантом в отставке Бенхамином Раттенбахом. Составленный ею итоговый документ известен как Informe Rattenbach (Доклад Раттенбаха).


[Закрыть] его называют «южноатлантическим Сараево», спровоцировавшим британцев «принять радикальные меры», а аргентинцев – начать военные действия, не будучи как следует к ним подготовленными. «Реакция аргентинского правительства, – указывается в докладе, – была официально оформлена 26 марта и заключалась в том, чтобы продвигать захват островов, а не откладывать его до наступления более благоприятных обстоятельств. Это действие было ошибочным, учитывая, что запланированная стратегия могла быть применена в будущем. Следует напомнить, что этого ждали 149 лет, и ничто не предполагало наличия препятствий для ожидания более благоприятной возможности».

На самом деле британское правительство, как уже выше отмечено, было настроено не настолько решительно, сколь это казалось из Буэнос-Айреса, и если кто-то в его составе даже и имел заинтересованность в эскалации конфликта, первые «радикальные меры»9494
  Выводы, что кризис вокруг Южной Георгии «нельзя решить только дипломатическим путем» и что напряженность касается не только Южной Георгии, но и Фолклендов, с вытекающими распоряжениями был сделан Маргарет Тэтчер после беседы с лордом Каррингтоном только 29 марта, первая атомная подводная лодка, «Спартан», отправилась из Гибралтара на юг 1 апреля.


[Закрыть] последовали, когда аргентинский десант уже находился в море, тогда как вопрос об истинной мотивировке форсирования аргентинской хунтой захвата Фолклендов, несмотря на все проведенные расследования и исследования, по-прежнему остается открытым. Официальным объяснением, изложенным членами хунты в составленном ими после войны «Докладе бывших главнокомандующих», было воспрепятствовать «намерению Великобритании использовать инцидент на Южной Георгии для оправдания присутствия британских военно-морских сил в Южной Атлантике, в сопровождении позиции, не связанной с переговорами, ставящими под угрозу собственную переговорную позицию Аргентины».

По словам адмирала Анажи в интервью британскому журналисту Хью Скалли, приводимым в сборнике «Фолклендская война» Эндрю Дормана, Майкла Кэндиа и Джиллиана Стэрка, последней каплей явились разведданные о том, что британская субмарина «Суперб» направляется к Фолклендам: «Мы интерпретировали выход атомной подводной лодки из Гибралтара 26 марта как отправку ее на юг, и что британцы станут держать ее на станции в течение неопределенного периода времени, поэтому операция не сможет быть начата до сентября, и у нас остается всего около двенадцати дней, чтобы это исправить» (на самом деле лодка проследовала не на юг, а на север, и 16 апреля ошвартовалась в Фаслейне). Не известно, в какой степени можно верить этим откровениям аргентинца9595
  В собственной статье «Мальвины: справедливая война. Подробности аргентинско-британского кризиса 1982 года», написанной в 1985 и опубликованной в Boletín del Centro Naval №766 в 1992 году, адмирал Анажа старательно замалчивает обстоятельства принятия злополучного решения, сосредотачивая внимание читателя на обосновании справедливости действий Аргентины и вероломности «британской агрессии».


[Закрыть]. В любом случае тут не все однозначно. Во-первых, хотя кризис вокруг Южной Георгии и ассоциированная с ним субмаринофобия сыграли вескую роль, могли быть и другие факторы. Во-вторых, не вполне ясны обстоятельства и причины его возникновения.

Существует как минимум четыре версии. Одна из них состоит в том, что инцидент на Южной Георгии являлся очередной политической провокацией с целью оказания давления на Великобританию и продолжавшей события пятилетней давности на острове Туле. В этом случае рисуется абсурдная ситуация, что аргентинцы сами устроили провокацию и сами же на нее поддались. Однако все встает на свои места, если принять во внимание, что внутри хунты не было полного единства позиций: адмирал Анажа выступал в роли «ястреба», генерал Лами Досо – скептика, а глава хунты Галтьери, хотя и был убежденным сторонником силового решения фолклендского вопроса, тем не менее испытывал определенную нерешительность. Тогда логичным объяснением может стать стремление главнокомандующего ВМФ «раскачать» остальных. В другом своем послевоенном интервью Анажа признался (со слов беседовавшего с ним американского адмирала Гарри Трейна, записанных журналистом Майклом Чарлтоном), что использовал ложный «военный стартер» (информацию об отправке британской АПЛ), чтобы «продвинуть план действий в чрезвычайной ситуации, потому что понимал, если он этого не сделает, то не сможет сделать никогда». Причастность самого Давидоффа также остается под вопросом, но вероятнее всего, торговца металлоломом использовали втемную. Третья версия, в соответствии с принципом «Бритвы Хэнлона», предполагает, что случившееся было результатом аргентинской неорганизованности и конфликта амбиций различных военно-морских структур. И, наконец, четвертая версия, наиболее маргинальная, но имеющая хождение в аргентинской публицистике, объявляет Давидоффа завербованным британским агентом-провокатором9696
  Самые радикальные сторонники теории заговора зачисляют в британские агенты не только Давидоффа, но и самого адмирала Анажу, ссылаясь на обстоятельство, что в его карьере была должность военно-морского атташе в Лондоне.


[Закрыть].

Другим, возможно, более существенным фактором, дамокловым мечом нависшим над хунтой, был резкий рост протестного движения в стране. Всеобщая забастовка с массовой демонстрацией у президентского дворца была назначена лидерами профсоюзного движения на конец марта. Негодующие граждане требовали отстранения военных от власти, демократии и повышения зарплат, назревал социальный взрыв, и тянуть с вторжением до мая, а тем более до июля, оказалось уже невозможным. Несмотря на всю антинародность хунты, она была не готова отдать приказ стрелять по толпе, поэтому зависела от общественного мнения. Только срочный возврат Мальвин мог перевести гнев аргентинцев в «правильное» русло, заставив их в едином патриотическом порыве обожать ранее ненавистного президента-генерала.

И, наконец, еще одной вероятной причиной видятся опасения, что в Лондоне, несмотря на принятые меры строгой секретности, в какой-то момент прознают об аргентинских приготовлениях и усилят оборону островов. Поэтому решили нападать в той степени готовности, как есть, и как можно скорее. Тем более что по всем вышеперечисленным признакам в правящих кругах Соединенного Королевства не горели желанием ввязываться в большую драку, а, возможно, и вовсе дожидались благовидного случая, чтобы навсегда распрощаться с обременительной заморской территорией.

В любом случае оккупировать Фолкленды, а затем договариваться об условиях их перехода к Аргентине считалось более сильной позицией, чем просто вести переговоры. И даже в современной аргентинской публицистической риторике сквозит просто-таки детская обида, что после красиво проведенной «бело-голубыми» операции по овладению архипелагом британцы развязали войну вместо того, чтобы просто уступить спорные острова.