Текст книги "Страшные рассказы. Том II"

Шахматный автомат доктора Мельцеля

Пожалуй, ни одна демонстрация подобного рода не привлекала в обществе такого внимания, как Шахматный автомат Мельцеля. Где бы его ни выставляли, для каждого, кто способен мыслить, он неизменно становился предметом пристального любопытства. В то же время вопрос о его modus operandi[11]11
  Образ действия (лат.). – Прим. ред.


[Закрыть] до сих пор не решен. На эту тему не написано ровным счетом ничего, что можно было бы считать окончательным и решительным. Как следствие, нам повсюду встречаются индивиды, обладающие общей проницательностью и гениальными познаниями в механике, без колебаний заявляющие, что искомый автомат всего лишь машина, движения которой никоим образом не связаны с действиями человека и которая, как следствие, представляет собой самое удивительное, не знающее себе равных человеческое творение. И так оно наверняка и было бы, если бы они не ошибались в своем предположении. Взяв на вооружение их гипотезу, было бы в высшей степени абсурдным сравнивать этого Шахматного игрока с чем-либо подобным, как нынешним, так и былым. Это при том, что в мире существовало много самых замечательных и удивительных автоматов. О самых известных из них можно прочесть в «Письмах о естественной магии» Брюстера. Среди прочих в первую очередь можно упомянуть карету, придуманную господином Камю для забав маленького Людовика XIV, существование которой не вызывает ни малейших сомнений. В отведенной для опыта комнате ставили стол площадью около четырех квадратных футов, а на него – деревянный экипаж шести дюймов в длину, запряженный парой лошадок, сделанных из того же материала. На задней скамеечке сквозь опущенное оконное стекло можно было увидеть даму. На козлах держал в руках вожжи кучер, сзади на своих обычных местах располагались ливрейный лакей и паж. Стоило господину Камю коснуться пружины, как кучер тотчас хлестал кнутом, и лошади самым естественным образом бежали по краю стола, увлекая за собой карету. Оказавшись на самом краю, упряжка резко поворачивала под прямым углом влево и опять бежала по самому краю стола. Так продолжалось, пока она не оказывалась напротив кресла, в котором сидел юный принц. Там экипаж останавливался, паж спускался с запяток, открывал дверцу, дама сходила на землю, подавала суверену прошение и возвращалась обратно. Паж убирал скамеечку, игравшую роль подножки, закрывал дверцу и вновь поднимался на запятки. Кучер стегал лошадей, и карета возвращалась на прежнее место.

Упоминания заслуживает и Маг господина Майярде. Рассказ о нем мы приводим по уже упомянутым «Письмам» доктора Брюстера, который в основном почерпнул сведения о нем из «Эдинбургской энциклопедии».

«Одним из самых популярных механических устройств, попадавшихся нам на глаза, является сконструированный господином Майярде волшебник, специально задуманный с тем, чтобы отвечать на некоторые задаваемые ему вопросы. Облаченная магом фигурка представлена сидящей у подножия стены, в правой руке у нее волшебная палочка, в левой – книга. Вопросы, заранее подготовленные в некотором количестве, изображены на овальных медальонах; взяв один из них по своему выбору, чтобы получить на него ответ, зритель кладет его в специально оборудованный для этого ящичек, который тотчас задвигается с помощью пружины и остается в таком состоянии, пока не будет получен ответ. После чего маг встает, кланяется, описывает палочкой несколько кругов, заглядывает в книгу, будто глубоко задумавшись, и подносит ее к лицу. Старательно изобразив таким образом размышления над данным вопросом, маг поднимает свою волшебную палочку и стучит ею в стену у себя над головой; створки открываются и зрителю предстает надлежащий ответ на его вопрос. Затем дверь запирается, маг возвращается в исходное положение, ящик выдвигается обратно и возвращает медальон с вопросом. Всего таких медальонов два десятка, у каждого из них свой вопрос, на который маг дает весьма уместный и самый поразительный ответ. Они изготовлены из тонких медных пластин, имеют эллиптическую форму и очень похожи друг на друга. На некоторых из них вопросы написаны с обеих сторон, в таких случаях маг отвечает сначала на один, потом на другой. Если запереть ящичек, не положив в него медальон, маг встает, заглядывает в свою книгу, качает головой и садится обратно; створки двери при этом не открывается, а когда ящичек выдвигается, в нем, соответственно, ничего нет. Если положить в него сразу два медальона, то маг ответит лишь на ответ, изображенный на верхнем. После завода автомат может проработать около часа, ответив за это время примерно на полсотни вопросов. По утверждениям изобретателя, методы воздействия различных медальонов на машину с целью получить подходящий ответ на написанный заранее вопрос, предельно просты».

Еще более примечательна была Вокансонская утка. Выполненная в натуральную величину, она настолько копировала живую птицу, что все зрители ее за таковую и принимали. По словам Брюстера, она самым естественным образом копировала все позы и жесты, жадно ела и пила, повторяла головой и глоткой все присущие утке движения и, подобно настоящему пернатому, энергично мутила воду, вбирая ее клювом. Да при этом еще с невероятной достоверностью крякала. При воспроизведении анатомической структуры ее творец проявил редкое умение. В его автомате каждая косточка живой утки имела свое соответствие, а крылья в анатомическом отношении представляли собой точную копию настоящих. Он самым тщательным образом воспроизвел каждую полость, отросток и кривую, каждая косточка характеризовалась своими собственными движениями. Стоило бросить зернышко, как пернатое вытягивало шею, склевывало его и проглатывало, чтобы затем переварить[12]12
  В «Эдинбургской энциклопедии» в рубрике «Андроиды» можно найти исчерпывающий перечень главных автоматов как древних, так и современных. – Э. А. П. (Ш. Б.)


[Закрыть].

Если эти аппараты свидетельствовали о гениальности своих создателей, то что прикажете думать о счетной машине господина Бэббиджа? Что прикажете думать о выполненном из металла и дерева устройстве, способном не только рассчитывать астрономические и навигационные таблицы для каждой конкретно взятой точки, но и удостоверять математическую точность, благодаря способности исправлять собственные ошибки? Что прикажете думать о механизме, который может не только выполнять все вышеперечисленные операции, но и немедленно по получении печатать материальные результаты этих сложнейших расчетов, без малейшего вмешательства со стороны человеческого разума? По всей видимости, нам ответят, что описанная нами только что машина не идет ни в какое сравнение с шахматным автоматом Мельцеля и всецело его превосходит. Отнюдь, потому как ей, напротив, до него очень далеко; при том, однако, условии, что мы изначально примем на веру, будто этот Шахматный автомат во всех отношениях представляет собой машину и совершает операции без малейшего опосредованного вмешательства человека (чего с точки зрения разума нельзя допустить ни на секунду).

По своей природе арифметические и алгебраические расчеты незыблемы, определены раз и навсегда. При наличии определенных данных, в обязательном порядке следуют определенные результаты и избежать этого нельзя. Эти результаты ни от чего не зависят и подвержены влиянию лишь исходных данных. Поэтому на пути к финальному решению нуждающийся в проработке вопрос проходит либо должен проходить череду непогрешимых шагов, не терпящих никаких перемен и не подверженных видоизменениям. Приняв это предположение, мы можем без труда допустить возможность создания механизма, который, опираясь на исходные данные нуждающегося в решении вопроса, будет постоянно совершать планомерные, регулярные шаги к требуемому решению, не отклоняясь в стороны, потому что какими бы сложными эти движения ни были, они всегда строго ограничены и заранее определены. Совсем другое дело шахматный автомат. Здесь не может быть поступательного движения, определенного раз и навсегда. В этой игре нет ни одного хода, за которым неизбежно следовал бы какой-то другой. Позиция фигур на доске в тот или иной момент партии никоим образом не предопределяет их положения на любом ее этапе в будущем. Сопоставив первый ход в шахматах с данными алгебраической проблемы, мы сразу же поймем, сколь огромна между ними разница. В случае с алгебраическими данными, за ними неизменно идет следующий шаг, пребывающий от них в полной зависимости. Эти данные сами его и создают. Он может быть только таким, и никаким другим. Однако в шахматной партии первый ход отнюдь не влечет за собой строго определенного другого. Пока алгебраическая проблема движется к своему решению, незыблемость операций не вызывает ни малейших сомнений. Второй шаг является следствием исходных данных, третий – следствием второго, четвертый – третьего, пятый – шестого и так до самого конца, без каких-либо альтернатив. В то время как в шахматах чем дольше длится партия, тем неопределеннее становится каждый следующий ход. Да, совершаются те или иные ходы, но ни один из них нельзя назвать обязательным или неизбежным. Один зритель может советовать одно, другой совсем другое. Таким образом, здесь все зависит от личностных суждений игроков. Но даже если допустить (чего допустить нельзя никак), что движения Шахматного автомата сами по себе предопределены, их ход все равно обязательно нарушит противник. Так что никаких аналогий между операциями Шахматного автомата и счетной машины господина Бэббиджа проводить нельзя; и если нам уж так хочется назвать первый машиной, то придется признать его самым невообразимым изобретением человечества, не имеющим себе равных. В то же время первый прожектер шахматного автомата, барон Кемпелен, без зазрений совести называл его «самым обычным механизмом – безделицей, производящей столь волшебное впечатление только благодаря дерзости замысла и удачного выбора использованных средств, способствующих усилению иллюзии». Впрочем, подробно задерживаться на этом моменте нет никакой надобности. В том, что операции Шахматного автомата управляются разумом, нет никаких сомнений. Можно даже сказать, что данное утверждение априори доказуемо математически. Вопрос лишь в том, каким именно образом осуществляется человеческое вмешательство. Перед тем как переходить к рассмотрению данной темы, было бы весьма уместно привести здесь историю и краткое описание Шахматного автомата, ради удобства тех наших читателей, которые никогда не имели случая присутствовать на демонстрациях господина Мельцеля.

Шахматный автомат в 1769 году изобрел барон Кемпелен, венгерский дворянин из Пресбурга, впоследствии уступив его, вместе с секретом работы машины, нынешнему владельцу[13]13
  Статья была написана в 1835 году, когда господин Мельцель, незадолго до своей кончины, демонстрировал своего Шахматного игрока в Соединенных Штатах. Мы полагаем, что теперь (в 1855 году) он принадлежит филадельфийскому профессору Дж. К. Митчеллу. (Примечание редактора. – Ш. Б.)


[Закрыть]. Вскоре по окончании работы над аппаратом механического шахматиста стали демонстрировать в Пресбурге, Париже, Вене и других городах континента. В 1783 и 1784 годах господин Мельцель привозил его в Лондон. В последние годы автомат посетил крупнейшие города Соединенных Штатов. Где бы его ни выставляли, он неизменно возбуждал живейшее любопытство, и представители самых разных сословий неоднократно предпринимали попытки проникнуть в тайну его действия. Приведенная выше гравюра дает весьма сносное представление об облике, в каком его несколько недель назад могли лицезреть жители Ричмонда. В то же время правую руку на ящике надо выдвинуть немного дальше вперед; на нем должна стоять шахматная доска, но поскольку левая рука держит трубку, подушка должна быть скрыта от взоров. Когда Шахматный автомат перешел в собственность господина Мельцеля, тот внес некоторые изменения в его наряд, впрочем, весьма незначительные. К примеру, плюмажа на нем изначально не было и в помине.

В назначенный для демонстрации час поднимается занавес либо открывается двустворчатая дверь, вперед выкатывают машину, устанавливая ее в дюжине футов от переднего ряда зрителей, перед которыми натягивают веревку. В итоге взорам предстает фигура в турецкой одежде, сидящая перед большим ящиком, сделанным, по всей видимости, из клена и служащим столом. По первому требованию демонстратор выкатывает машину в любой уголок зала, ставит ее в любую указанную ему точку, а порой даже, пока разыгрывается партия, несколько раз меняет ее местоположение. Благодаря колесикам или небольшим цилиндрикам, с помощью которых автомат можно передвигать, дно ящика значительно приподнимается над полом, и зрителями просматривается все пространство под ним. Подушка, на которой восседает изваяние, намертво соединена с ящиком, на котором покоится шахматная доска, тоже неподвижно закрепленная. Правая рука Игрока вытянута на всю длину вперед под прямым углом с телом и небрежно лежит на краю шахматной доски ладонью вниз. Площадь доски составляет восемнадцать квадратных дюймов. В согнутой в локте левой руке Игрок держит трубку. Спина Турка прячется за зеленой драпировкой, которая заодно немного прикрывает спереди его плечи. Судя по внешнему облику, ящик разделен на пять отделений – три шкафчика равного размера и два выдвижных ящичка, расположенных под ними. Упомянутые выше наблюдения относятся к внешнему виду Автомата, каким он предстает на первый взгляд, когда его демонстрируют зрителям.

Тогда господин Мельцель говорит, что покажет собравшимся внутреннюю механику его Автомата. Вытащив из кармана связку ключей, он берет один из них и открывает дверцу, обозначенную цифрой 1 на гравюре, приведенной на странице 874, и тем самым дает присутствующим возможность рассмотреть его изнутри. Внешне все пространство там занято колесиками, шестеренками, рычажками и прочими механизмами, которые настолько скучены и так тесно жмутся друг к другу, что пространство за ними просматривается лишь на совсем незначительное расстояние. Не закрывая эту дверцу, Мельцель заходит за ящик, приподнимает мантию Игрока и отпирает другую, расположенную за первой, уже широко распахнутой. Затем подносит к ней зажженную свечу, одновременно с этим несколько раз двигая машину из стороны в сторону, и освещает ее ярким светом все внутренности шкафчика, в котором тоже обнаруживается великое множество механических элементов. Убедив присутствующих, Мельцель закрывает заднюю дверцу, запирает ее на ключ, вытаскивает его из замочной скважины, опускает мантию Турка и вновь выходит вперед. Как мы помним, дверца, помеченная цифрой 1, в этот момент остается открытой. Теперь демонстратор переходит к выдвижному ящичку, расположенному под шкафчиками; ведь хотя внешне и может показаться, что их там два, в действительности он только один, а две ручки, равно как и две связки ключей, служат единственно украшением. Когда он выдвигает его на всю длину, на небольшой подушечке взорам предстает полный набор шахматных фигур, перпендикулярно закрепленных на деревянном каркасе. Не закрывая этот выдвижной ящичек, а также шкафчик под номером 1, Мель цель открывает дверцы 2 и 3, которые, как в этот момент выясняется, представляют собой две створки одной-единственной двери, скрывающей собой одно и то же отделение. Вместе с тем справа от этого отделения (то есть справа от зрителя) есть еще один, отдельный отсек шириной шесть дюймов, заполненный всевозможными механизмами. Что же до главного отделения (главным отделением мы теперь будем называть часть ящика, которую можно увидеть, открыв дверцы 2 и 3), то оно обито темной тканью и из всей механики содержит в себе лишь две стальные детали в форме четверти круга, расположенные в верхних углах в его задней части. На днище этого отделения, в левом дальнем от зрителя углу, имеется небольшой выступ, тоже покрытый темно-зеленой тканью. Не закрывая дверцы 2 и 3, а также выдвижной шкафчик и дверцу 1, демонстратор заходит за главное отделение, открывает там еще одну дверцу и ярко освещает внутренности, поднеся зажженную свечу. Таким образом собравшиеся, казалось бы, могут видеть все внутреннее содержимое ящика. Не закрывая ни одну дверцу и не задвигая ящичек, Мельцель поворачивает автомат, поднимает мантию и таким образом демонстрирует спину Турка. На пояснице Игрока виднеется дверца площадью около десяти квадратных дюймов. Вторая, чуть поменьше, имеется на левом бедре. Внутри Игрока через все эти отверстия внешне просматриваются механические элементы. В целом каждый зритель теперь убежден, что смог увидеть и всесторонне рассмотреть все составные части автомата. После столь полной и открытой демонстрации внутреннего содержания аппарата его мозг в то же мгновение отвергает как чрезмерно абсурдную любую мысль о том, что там может прятаться человек, даже если до этого он такого и не исключал.

Поставив машину обратно на место, господин Мельцель сообщает присутствующим, что теперь автомат сыграет партию в шахматы с любым, кто решит с ним потягаться. Когда вызов принят, для противника ставят небольшой столик, но не рядом с веревкой и не перед ней, а в дальнем конце, чтобы всем присутствующим был хорошо виден автомат. Из ящичка достают шахматы, которые Мельцель, в общем случае, хотя и не всегда, расставляет своей собственной рукой на доске, представляющей собой попросту нарисованные на столе в нужном количестве клетки. Когда противник садится, демонстратор подходит к выдвижному ящичку, достает из него подушечку и подкладывает ее под левую руку автомата, предварительно взяв из руки трубку. Затем извлекает оттуда же шахматные фигурки автомата и расставляет на доске перед ним. После чего закрывает дверцы, запирает их на ключ, а связку вешает на дверцу под номером 1. Затем задвигает ящичек и наконец заводит машину, вставив ключ в отверстие с ее левого края (слева от зрителя). Первый ход делает автомат. Как правило, партия длится не более получаса; но если за это время она не закончилась, а противник настаивает, что, по его убеждению, может выиграть у Турка, господин Мельцель лишь изредка отказывается продолжать игру. Зримая – и наверняка подлинная – причина подобных временных рамок наверняка сводится к тому, чтобы не утомлять собравшихся. Само собой разумеется, что каждый ход противника, сидящего за отдельным столом, господин Мельцель, выступая в роли его представителя, повторяет на доске автомата. Аналогичным образом, когда ходит Турок, каждый его ход господин Мельцель повторяет уже на доске противника, на этот раз выступая в роли представителя автомата. Таким образом, демонстратору приходится постоянно переходить от стола к столу. Кроме того, он то и дело подходит к Турку, чтобы брать выигранные тем фигурки и постепенно ставить их на ящик слева от шахматной доски (слева от себя). Когда автомат колеблется в выборе хода, демонстратор порой подходит справа вплотную к нему и небрежно кладет на ящик руку. А порой особым образом шаркает по полу ногами, дабы заронить семя подозрения в тайном сговоре между ним и машиной в умы тех, кто не столько умен, сколько хитер. Все эти особенности наверняка представляют собой лишь привычную для господина Мельцеля манеру поведения, и если он даже отдает себе в них отчет, то пользуется лишь для того, дабы внушить зрителю ложную мысль о том, что его автомат – не более чем машина.

Турок играет левой рукой, совершая каждое движение под прямым углом. Иными словами, он направляет свою руку (облаченную в перчатку и естественным образом изогнутую) к фигуре, которой надо сделать ход, а когда она над ней зависает, опускает и во многих случаях пальцы завладевают ею без каких-либо трудностей. Но иногда, когда фигура стоит не совсем на своем месте, попытка автомата взять ее завершается безрезультатно. Когда подобное случается, вторую попытку он не предпринимает, его рука движется в первоначально задуманном направлении, будто пальцы держат фигуру. Указав таким образом, куда ее надо поставить, его рука ложится на подушечку, и тогда ход за него делает Мельцель. При каждом движении Турка внутри у него дребезжат механические части. Во время партии он время от времени вращает глазами, будто вглядываясь в шахматную доску, качает головой и произносит «шах», когда объявляет его королю[14]14
  Произносимое Турком слово «шах» представляет собой внесенное господином Мельцелем усовершенствование. В те времена, когда им владел барон Кемпелен, Шахматный игрок, объявляя шах, стучал по ящику правой рукой. – Э. А. П. (Ш. Б.)


[Закрыть].

Когда противник играет против правил, Турок энергично барабанит по ящику пальцами правой руки, резко качает головой, возвращает на место неправильно переставленную фигуру и присваивает себе право сделать следующий ход. Выиграв партию, он победоносно качает головой, снисходительно смотрит на собравшихся вокруг зрителей и отодвигает левую руку назад дальше обычного, чтобы пальцы оказались на подушечке. Обычно выигрывает Турок, хотя пару раз ему все же довелось потерпеть поражение. По окончании партии Мельцель по желанию еще раз демонстрирует присутствующим механизм ящика, в точности как в самом начале. После чего откатывает машину назад, и опускающийся занавес скрывает ее от глаз зрителей.

Попытки проникнуть в тайну Автомата предпринимались неоднократно. В общем случае мнение сводилось к тому, что человек к работе этого механического шахматиста не имеет никакого отношения, что тот представляет собой лишь машину и ничто другое – впрочем, люди более-менее сведущие это мнение зачастую не разделяли. В то же время некоторые высказывали идею о том, что машина каким-то образом управляется через ножки ящика. Другие, в свою очередь, уверенно говорили о магните. Что касается первого из этих суждений, нам на данный момент нечего добавить к тому, что уже говорилось ранее. Если же говорить о втором, то достаточно лишь еще раз повторить соображения, упомянутые выше, – машина перемещается на цилиндриках и по требованию любого зрителя ее во время партии можно ставить в любом месте зала. Предположение о магните тоже не выдерживает никакой критики, потому как если бы в роли фактора воздействия действительно выступал он, стоило какому-нибудь зрителю спрятать в кармане еще один магнит, как тот сразу нарушил бы работу всего механизма. К тому же демонстратор никогда не возражал, чтобы на все время показа его изобретения на ящик клали магнитный железняк, в том числе самый мощный.

Первая попытка объяснить действие автомата – по крайней мере из тех, которые нам известны – была предпринята в толстой брошюре, вышедшей в 1785 году в Париже. Выдвинутая автором гипотеза сводилась к тому, что машину приводил в действие карлик. Он предположил, что когда открывали ящик, карлик прятался, просовывая ноги в полые цилиндры (якобы являвшиеся составной частью механизма шкафчика 1, хотя в действительности это было не так), в то время как тело его полностью оставалось снаружи, спрятанное под мантией Турка. А когда дверцы закрывались, он изыскивал способ залезть в ящик, в то время как звуки, издаваемые различными частями механизма, позволяли ему делать это незаметно, да еще и закрыть за собой входную дверцу. После того как зрителям являли внутренности автомата и те никого там не видели, их, по утверждению автора брошюры, и в самом деле охватывала убежденность, что в машине никого нет. Вся эта гипотеза явно слишком абсурдна, чтобы заслуживать опровержения или комментариев, кроме того, заметим, что ей лишь в очень незначительной степени удалось привлечь к себе внимание публики.

В 1789 году в Дрездене вышла книга Джозефа Фредерика Фрейера, содержавшая в себе новую попытку объяснить эту тайну. Сей труд был весьма объемен и включал в себя множество цветных иллюстраций. Автор предполагал, что партию играл, совершая все движения автомата, «чрезвычайно грамотный малый, достаточно высокий и худой для того, чтобы прятаться в выдвижном ящичке непосредственно под шахматной доской». И хотя эта идея выглядела еще глупее предыдущей, высказанной его парижским коллегой, ее встретили немного лучше и до некоторого времени даже считали подлинным объяснением этого чуда, – пока изобретатель не положил спорам конец, позволив самым внимательным образом обследовать крышку ящика.

За этими нелепыми попытками все объяснить последовали и другие, не менее забавные. Вместе с тем не так давно некий анонимный автор, идя по пути рассуждений, которые вряд ли можно было бы назвать философскими, и двигаясь практически на ощупь, натолкнулся на весьма правдоподобное решение – хотя мы и не можем назвать его единственно верным. Поначалу его проиллюстрированная гравюрами статья вышла в одном балтиморском еженедельнике под названием «Попытка анализа Шахматного автомата господина Мельцеля». Мы полагаем, что эта статья представляла собой первую публикацию той самой брошюры, на которую в своих «Письмах о естественной магии» ссылается Брюстер[15]15
  Сэр Дэвид Брюстер полагает, что большое пространство за выдвижным ящичком существует, даже когда он закрыт, – иными словами, этот выдвижной ящичек представляет собой лишь имитацию. Но его гипотеза не выдерживает никакой критики. Подобный обман был бы тотчас раскрыт – выдвинув на всю длину ящичек, можно было бы сравнить его глубину с глубиной большого ящика. – Э. А. П. (Ш. Б.)


[Закрыть], называя ее идеальным и удовлетворительным во всех отношениях объяснением феномена. В целом результаты этого анализа бесспорно верны; но для того, чтобы Брюстер согласился узреть в них идеальное и удовлетворительное во всех отношениях объяснение, мы неизбежно должны предположить, что читал он их бегло и невнимательно. Из краткого изложения этого эссе, приведенного в «Письмах о естественной магии», не представляется возможным сделать ясный и однозначный вывод о том, насколько совершенен или несовершенен проделанный анализ, по причине скверного расположения и недостаточного количества подписей под гравюрами. Тот же недостаток присущ и самой «Попытке анализа» в том виде, в каком она предстала перед нами в первый раз. Предлагаемое решение представляет собой череду подробных объяснений (сопровождаемых гравюрами, причем все это занимает множество страниц), цель которых состоит в том, чтобы доказать возможность перемещения различных отсеков ящика, при котором человек, укрывшись внутри, во время демонстрации механизма может последовательно прятать части своего тела то в одном, то в другом из них, таким образом ускользая от внимания зрителей. Мы уже говорили и теперь собираемся доказать, что сам принцип, вернее, результат этого объяснения, несомненно, верен. Все время, когда публике демонстрируют внутренности ящика, в нем прячется человек. В то же время мы отвергаем все это многоречивое описание того, как должны перемещаться отсеки ящика, чтобы соответствовать движениям скрывающегося внутри человека. Отвергаем как чистую теорию, изначально принятую на веру, под которую впоследствии подгоняются обстоятельства. К этой теории нас не ведут и не могут вести никакие логически выводы. Каким бы образом это перемещение ни осуществлялось, оно на всех этапах демонстрации должно оставаться незаметным для зрителя. Показать, что определенные отсеки ящика могут двигаться тем или иным образом, еще не означает показать, что они в обязательном порядке именно так и передвигаются. В принципе существует великое множество других способов, с помощью которых можно добиться тех же результатов. Таким образом, вероятность того, что одно отдельно взятое предположение окажется единственно верным, представляет собой соотношение единицы к бесконечности. Однако в действительности особенность в виде подвижности отделений ящика не играет никакой роли. Абсолютно бессмысленно посвящать семь-восемь страниц доказательству того, чего не станет отрицать ни один человек в здравом уме: что могучий механический гений барона Кемпелена сумел изыскать способы закрывать дверцу или сдвигать стенку с помощью человека, непосредственно воздействующего на искомую дверцу или стенку, равно как и совершать другие операции с тем, чтобы зритель ничего не заметил, – что демонстрирует автор «Попытки», и что попробуем доказать мы, только в более полном объеме.