Текст книги "Пятеро детей и Нечто"

Глава десятая. Скальпы

Вероятно, этот день прошел бы успешнее, если бы Сирил не читал «Последнего из могикан». Прочитанная история крутилась у него в голове за завтраком, и, выпивая третью чашку чая, он мечтательно сказал:

– Хотел бы я, чтобы в Англии жили краснокожие… Только не взрослые, а маленькие, как раз такого роста, чтобы мы могли с ними сражаться.

В тот момент никто с ним не согласился, но никто и не обратил большого внимания на его слова. Но когда дети спустились в песчаную яму, собираясь попросить сто фунтов двухшиллинговыми монетами с профилем королевы Виктории, чтобы на этот раз все прошло гладко (они сочли сумму в сто фунтов разумным желанием, не грозящим неприятностями) – выяснилось, что они снова попались! Потому что очень сердитый и сонный псаммиад проворчал:

– Оставьте меня в покое! Ваше сегодняшнее желание уже исполнилось.

– Я не знал, – удивился Сирил.

– Ты что, не помнишь, что попросил вчера? – еще ворчливее сказал песчаный эльф. – Ты попросил позволения загадывать желания, где бы ты ни был. И сегодня утром ты уже загадал желание, и оно исполнилось.

– Неужто? – спросил Роберт. – И что он пожелал?

– Значит, вы забыли? – С этими словами псаммиад начал закапываться в песок. – Не берите в голову, скоро узнаете. Желаю вам вволю повеселиться! В хорошенькую же историю вы вляпались!

– Мы всегда так или иначе в нее вляпываемся, – грустно сказала Джейн.

Самое странное заключалось в том, что никто не мог вспомнить, чтобы утром чего-то желал. Слова о краснокожих никому не запомнились.

Утро выдалось очень тревожным. Дети пытались вспомнить, чего же они хотели, никому ничего не вспоминалось, и все каждую минуту ожидали чего-то ужасного. Все очень волновались, ведь из слов псаммиада поняли, что пожелали, мягко говоря, чего-то неблагоразумного. Несколько часов прошло в мучительной неопределенности, и только перед самым обедом Джейн споткнулась о «Последнего из могикан»: книга валялась на полу вниз обложкой. Антея подняла ее, воскликнула:

– Теперь я знаю! – И осела на ковер. – Ой, Киска, какой ужас! Ему понадобились индейцы… Сирилу… Разве ты не помнишь, что он сказал за завтраком? Он сказал: «Хотел бы я, чтобы в Англии жили краснокожие», – и теперь они тут живут, и собираются снимать скальпы с людей по всей стране, точно тебе говорю!

– А может, они появились где-то в Нортумберленде или Дареме, – успокоила Джейн.

Ей трудно было представить, что если с людей снимут скальпы в такой дали, им все равно будет очень больно.

– Даже не надейся! – сказала Антея. – Псаммиад сказал, что мы вляпались в историю. Значит, индейцы придут сюда. А вдруг они снимут скальп с Ягненка?

– Может, на закате скальп снова отрастет? – предположила Джейн, но без своего обычного оптимизма.

– Ни за что! – сказала Антея. – То, что получается в результате наших исполнившихся желаний, не исчезает. Посмотри на эти пятнадцать шиллингов! Киска, я собираюсь кое-что разбить, и ты должна отдать мне все свои деньги до последнего пенни. Индейцы придут сюда, как ты не понимаешь? Этот злобный псаммиад так и сказал. Ты поняла, что я задумала? Побежали!

Джейн ничегошеньки не поняла, но покорно последовала за сестрой в мамину спальню.

Антея взяла тяжелый умывальный кувшин с потрясающим узором из аистов среди высокой травы, отнесла его в гардеробную и осторожно вылила воду в ванну. Потом отнесла кувшин обратно в спальню и бросила на пол. Как вам известно, если случайно уронить кувшин, он обязательно разобьется. Но если бросить его нарочно – ничего подобного не дождешься. Антея трижды роняла кувшин, а он все не бился, поэтому в конце концов ей пришлось взять отцовский обувной рожок и хладнокровно расколотить им кувшин. Это было ужасно.

Потом она взломала кочергой семейную коробку-копилку. Джейн сказала, что так поступать нехорошо, но Антея сперва плотно сжала губы, а после ответила:

– Не глупи, речь идет о жизни и смерти.

В коробке оказалось не так уж много – семь шиллингов и четыре пенса – но у девочек на двоих нашлось почти четыре шиллинга. Итого, как легко можно подсчитать, набралось больше одиннадцати шиллингов.

Антея завязала деньги в уголок носового платка и скомандовала:

– Пошли!

Сестры побежали на ферму. Антея знала, что фермер в тот день собирался в Рочестер, и вообще-то четверо детей договорились, что он возьмет их с собой. Они условились об этом в тот счастливый час, когда верили, что получат от псаммиада сто фунтов двухшиллинговыми монетами, поэтому пообещали заплатить фермеру по два шиллинга с каждого за поездку. Теперь Антея поспешно объяснила, что они не могут поехать, но не возьмет ли фермер вместо них Марту и малыша? Мужчина согласился, хотя был недоволен, что заработает всего полкроны вместо восьми шиллингов.

Девочки помчались домой. Антея была взбудоражена, но держала себя в руках. Впоследствии, вспоминая то время, она признала, что действовала осмотрительно и быстро, как прирожденный генерал. Достав из углового ящика своего стола маленькую коробочку, она пошла искать Марту. Та застилала стол скатертью и была не в лучшем настроении.

– Тут такое дело, – сказала Антея. – Я разбила кувшин с водой в маминой комнате.

– Чего еще от тебя ждать. Вечно что-нибудь натворишь, – ответила Марта, со стуком ставя на стол солонку.

– Не сердись, Марта, дорогая, – сказала Антея. – У меня хватит денег, чтобы заплатить за новый кувшин… Если ты будешь настолько добра, что купишь его. Твои двоюродные сестры держат посудную лавку, ведь правда? И мне бы хотелось, чтобы ты съездила за кувшином сегодня, на тот случай, если мама завтра вернется домой. Ты же знаешь, она сказала, что может приехать.

– Но вы сами едете в город, – удивилась Марта.

– У нас не хватит на это денег, ведь мы потратимся на новый кувшин, – сказала Антея. – Но если ты возьмешь Ягненка, мы заплатим за ваш проезд. И знаешь, Марта, я отдам тебе свою шкатулку, если ты поедешь. Посмотри, она ужасно красивая – инкрустирована настоящим серебром, слоновой костью и черным деревом, как храм царя Соломона.

– Понятно, – сказала Марта. – Нет, мне не нужна шкатулка, мисс. Ты просто хочешь сбыть с рук милого Ягненка на вторую половину дня. Не думай, что я не вижу тебя насквозь!

Марта так метко попала в точку, что Антее сразу захотелось все отрицать. Ни к чему было служанке знать так много. Но девочка придержала язык.

Марта положила хлеб на стол с такой силой, что он упал с доски.

– Я просто хочу, чтобы ты раздобыла кувшин, – тихо сказала Антея. – Ты ведь поедешь, правда?

– Ну, так и быть, соглашусь – только на этот раз. Но имейте в виду, чтобы никаких возмутительных проказ, пока меня здесь не будет!

– Фермер уезжает раньше, чем думал, – нетерпеливо сказала Антея. – Тебе лучше поскорей одеться. Пожалуйста, надень то прелестное фиолетовое платье, Марта, и шляпку с розовыми васильками, и желтый кружевной воротничок. Джейн закончит накрывать на стол, а я умою и одену Ягненка.

Умывая сопротивляющегося Ягненка и торопливо наряжая его в лучшую одежду, Антея время от времени поглядывала в окно. Пока все шло хорошо – никаких индейцев.

Когда поспешно и суетливо Ягненок и начавшая возмущенно краснеть Марта были выставлены за ворота, Антея глубоко вздохнула, сказала:

– Он в безопасности! – А потом, к ужасу Джейн, бросилась на пол и разрыдалась.

Джейн не понимала, как человек может быть таким храбрым, прямо как генерал, а потом вдруг сдуться, словно воздушный шарик, проткнутый булавкой. Конечно, лучше не падать духом, но обратите внимание – Антея держалась молодцом, пока не добилась задуманного. Она вывела дорогого Ягненка из-под удара. Антея не сомневалась, что краснокожие обязательно появятся у белого дома, а раз повозка фермера не вернется до заката, она могла себе позволить немножко поплакать. Отчасти она плакала от радости, потому что дело было в шляпе.

Минуты три она рыдала, а Джейн с несчастным видом обнимала ее и каждые пять секунд повторяла:

– Не плачь, Пантера, дорогая!

Потом Антея вскочила, с силой вытерла глаза уголком передника (они оставались красными весь день) и пошла рассказать обо всем мальчикам. Но как раз в этот миг кухарка позвонила, зовя к обеду, и поговорить не получилось, пока не подали жаркое. Когда кухарка вышла, Антея приступила к рассказу, но оказалось большой ошибкой говорить о чем-то захватывающем людям, которые едят жаркое с картошкой. В еде как будто было нечто такое, отчего мысль о краснокожих казалась плоской и нереальной. Мальчики посмеялись и назвали Антею глупышкой.

– Я почти уверен: еще до того, как я сказал про индейцев, Джейн пожелала, чтобы сегодня был прекрасный денек, – сказал Сирил.

– Не желала я такого, – отрезала Джейн.

– Ну, если бы индейцы должны были появиться… – продолжал Сирил. – Пожалуйста, передайте соль и горчицу, а то картошка что-то в горло не лезет… Если бы они должны были появиться, они бы уже давно тут кишели, сами знаете. Точно вам говорю – Джейн пожелала прекрасного дня.

– Тогда почему псаммиад сказал, что мы вляпались в хорошенькую историю? – спросила Антея.

Она была очень сердита. Она знала, что поступила благородно и предусмотрительно, и после всего, что она сделала, нелегко было стерпеть, что ее называют глупышкой… Тем более имея на совести такой тяжкий груз, как опустошенную копилку и вытащенные оттуда семь шиллингов и четыре пенса, в основном медяками.

Наступило молчание, во время которого кухарка убрала грязные тарелки и принесла пудинг. Как только она удалилась, Сирил снова заговорил:

– Конечно, я не хочу сказать, что Антея поступила плохо, убрав отсюда до вечера Марту и Ягненка. Но что касается краснокожих… Ну вы же прекрасно знаете, что желания всегда сбываются моментально. Если бы здесь должны были появиться индейцы, они бы уже были здесь.

– А по-моему, они уже здесь, – сказала Антея. – Как вам известно, индейцы любят прятаться в подлеске. И, по-моему, ты очень вредный.

– Индейцы в самом деле почти всегда прячутся, ведь правда? – вставила Джейн, стремясь всех помирить.

– Неправда, – едко ответил Сирил. – И я не вредный, просто говорю, что думаю. А я думаю, что разбить кувшин с водой было очень глупо; что же касается копилки, по-моему, ты совершила преступление. Не удивлюсь, если тебя за такое повесят, если кто-нибудь из нас проболтается.

– Заткнись, а? – сказал Роберт, но Сирил не унимался.

Дело в том, что в глубине души он чувствовал: если индейцы и вправду появятся, то только по его вине, поэтому не хотел в них верить. А ничто так не портит настроение, как попытки не верить в то, что в глубине души считаешь правдой.

– Это просто идиотизм – говорить об индейцах, когда вы сами видите, что исполнилось желание Джейн, – заявил Сирил. – Посмотрите, какой сегодня прекрасный день… О!

Он повернулся к окну, чтобы показать, какой сейчас прекрасный день, и остальные тоже повернулись… А потом Сирила как будто сковало льдом, и остальные тоже резко смолкли. Потому что за окном дети увидели выглядывающее из листвы смуглое лицо с орлиным носом, плотно сжатыми губами и блестящими глазами. Лицо, разрисованное разноцветными узорами. А еще они увидели длинные черные волосы, и воткнутые в них перья!

Все до единого разинули рты и забыли их закрыть. Пудинг на тарелках белел и остывал. Никто не мог пошевелиться.

Голова с перьями в волосах исчезла, и чары рассеялись. Мне жаль, но Антея очень по-девчоночьи воскликнула:

– Ага, вот видишь! Что я говорила!

Пудинг утратил всякую привлекательность. Поспешно завернув свои порции в старую газету, дети спрятали их за смятым бумажным украшением на камине и побежали наверх, чтобы провести срочный совет.

– Мир, – любезно сказал Сирил, когда они добрались до спальни матери. – Пантера, прости, если нагрубил.

– Ладно уж, – ответила Антея, – но теперь ты понял, что я была права!

Однако в окно больше не удалось высмотреть ни одного индейца.

– Что будем делать? – спросил Роберт.

– Мне приходит в голову только одно, – ответила Антея – общепризнанная героиня дня. – Переодеться в индейцев, уж как получится, и выглянуть в окна или даже выйти на улицу. Может, они подумают, что мы могущественные вожди большого соседнего племени, и… И не сделают нам ничего плохого, опасаясь ужасной мести.

– А как же Элиза и кухарка? – спросила Джейн.

– Ты забываешь, что они ничего не могут заметить, – напомнил Роберт. – Они не заметили бы ничего необычного, даже если бы их скальпировали или поджарили на медленном огне.

– Но если с ними такое сотворят, на закате они снова будут в порядке?

– Конечно. Нельзя же скальпировать или сжечь заживо человека так, чтобы он этого не заметил – не сейчас, так завтра. А раз такое сделать нельзя, значит, и сделать это не получится, – сказал Сирил. – Думаю, Антея предложила дело, но нам понадобится куча перьев.

– Я спущусь в курятник, – предложил Роберт. – Там одна из индеек приболела, я смогу состричь с нее перья, а она и внимания не обратит. Ей так плохо, что ей, кажется, уже все равно, что с ней будет. Дайте ножницы.

Тщательно проведенная разведка показала, что на птичьем дворе индейцев нет.

Роберт ушел и спустя пять минут вернулся – бледный, но с большим пучком перьев.

– Послушайте, все очень серьезно, – сказал он. – Я сре́зал перья и уже повернулся, чтобы выйти, как вдруг увидел индейца: он, прищурившись, смотрел на меня из-под старой куриной клетки. Я начал махать перьями и кричать, а потом удрал, прежде чем он смог скинуть с себя клетку. Пантера, сними поскорее цветные одеяла с наших кроватей, ладно?

Удивительно, как здорово можно замаскироваться под индейца с помощью одеял, перьев и разноцветных шарфов. Конечно, ни у кого из детей не было длинных черных волос, зато к учебному году им купили много черного ситца, чтобы обернуть школьные учебники. Братья и сестры нарезали ситец широкими полосами, а полосы настригли бахромой и закрепили на головах желтыми лентами, снятыми с воскресных платьев девочек. Под полосы воткнули индюшачьи перья. Куски ситца получились очень похожими на длинные черные волосы, особенно когда кончики бахромы стали слегка закручиваться.

– Но наши лица совсем не того цвета, – сказала Антея. – Мы бледные, а у Сирила вообще лицо цвета замазки, уж не знаю, почему.

– Ничего подобного, – возмутился Сирил.

– Настоящие индейцы красновато-коричневатые, – поспешно вмешался Роберт. – Думаю, нам надо сделаться чисто красными – у них такой цвет самый престижный.

В доме не нашлось ничего краснее охры, которой кухарка натирала кирпичный пол на кухне. Дети размешали охру в блюдце с молоком, как это делала кухарка, а потом тщательно разрисовали друг другу лица и руки, пока не сделались красными, как любой индеец, если еще не краснее.

Они сразу поняли, что выглядят ужасно, когда Элиза, встретив их в коридоре, громко завопила. Такая беспристрастная оценка очень их обрадовала. Поспешно сказав Элизе, чтобы она не глупила – они всего лишь играют, четверка замотанных в одеяла, украшенных перьями самых настоящих краснокожих смело вышли навстречу врагу. «Смело» – я пишу только из вежливости. Но в любом случае, они и вправду вышли из дома.

Вдоль живой изгороди, отделявшей сад от улицы, виднелся ряд черноволосых голов с густыми головными уборами из перьев.

– Это наш единственный шанс, – прошептала Антея. – Лучше действовать самим, чем ожидать их леденящей кровь атаки. Мы должны изо всех сил притворяться индейцами. Как в картежной игре, когда делаешь вид, будто у тебя на руках тузы, которых в действительности нет. Кажется, это называется «блеф». Сейчас или никогда. Ура-а!

С дикими боевыми кличами (они звучали настолько похоже на индейские кличи, насколько можно было ожидать от белых детей, лишенных предварительной практики) братья и сестры вырвались за ворота и в воинственных позах встали перед индейцами. Индейцы оказались примерно одного и того же роста – не выше Сирила.

– Очень надеюсь, что они говорят по-английски, – сказал Сирил, не меняя высокомерной позы.

Антея знала, что говорят, хотя не могла понять, откуда ей это известно. Она захватила с собой привязанное к трости белое полотенце – флаг перемирия, и сейчас начала размахивать им в надежде, что индейцы поймут, что она имеет в виду. Очевидно, они поняли, потому что самый смуглый шагнул вперед и заговорил на превосходном английском:

– Вы хотите начать переговоры? Я Золотой Орел из великого племени Обитателей Скал.

– А я – Черная Пантера, – ответила Антея в порыве вдохновения, – вождь племени мазаватти. Мои братья… В смысле, мое племя… В смысле, мазаватти засели под прикрытием вон того холма.

– А кто эти могучие воины? – спросил Орел, поворачиваясь к остальным.

Сирил ответил, что он великий вождь Белка[6]6
  По-английски «белка» – «squirrel» – звучит похоже на «Сирил».


[Закрыть] из племени монинг-конго. Видя, что Джейн в замешательстве сунула в рот большой палец и явно не может придумать себе имя, он добавил:

– А этот великий воин – Дикая Кошка. В наших землях ее зовут Киска Ферокс, и она вождь огромного племени фитизи.

– А ты кто, о доблестный краснокожий? – спросил Роберта Золотой Орел.

Застигнутый врасплох, тот ляпнул первое, что пришло в голову:

– Я – Бобс, начальник конной полиции Кейпа.

– Как ты понял, – сказала Орлу Черная Пантера, – стоит нам только свистнуть, как наши воины примчатся в таком множестве, что сомнут ваши ничтожные силы. Сопротивление бесполезно. Поэтому возвращайся в свои земли, о мой краснокожий брат, и выкури трубку мира в своих вампумах со скво и шаманами, и нарядись в самые яркие вигвамы, и наслаждайся трапезой из сочных свежевыловленных мокасин.

– Ты все перепутала, – сердито пробормотал Сирил.

Но Орел только пытливо посмотрел на Антею и сказал:

– Твои обычаи отличаются от наших, о Черная Пантера. Призовите же свои племена, чтобы мы могли торжественно заключить перемирие перед всеми, как подобает великим вождям.

– Обязательно призовем, – пообещала Антея. – Они явятся с луками и стрелами, томагавками и ножами для скальпирования, и всем, что велит обычай, если вы немедленно не уйдете.

Она говорила довольно храбро, но сердца всех детей бешено колотились, и у них стало перехватывать дыхание. Потому что настоящие, хоть и маленькие, краснокожие окружали их, подходя все ближе, пока братья и сестры не оказались посреди толпы сердито бормочущих людей со смуглыми жестокими лицами.

– Ничего не получится, – прошептал Роберт. – Я знал, что так и будет. Мы должны рвануть к псаммиаду, только он сможет помочь. А если не поможет… Что ж, наверное, на закате мы оживем. Интересно, когда снимают скальп – это и вправду так больно, как пишут в книжках?

– Я снова помашу флагом, – сказала Антея. – Если они отступят, убежим.

Она замахала полотенцем, и вождь приказал своим людям отойти. Затем, бросившись туда, где индейцев было поменьше, четверо детей прорвались сквозь их ряды и побежали. Они сбили с ног полдюжины индейцев, замотанных в одеяла, перепрыгнули через них и припустили прямиком к песчаной яме. Сейчас не время было выбирать безопасный путь, по которому спускались к карьеру повозки. Дети перемахнули через край ямы и стремительно ринулись вниз по желтым и бледно-фиолетовым цветам, по сухой траве, мимо норок береговых ласточек, прыгая, цепляясь, спотыкаясь, падая, а под конец – покатившись кубарем.

Золотой Орел и его люди настигли их как раз там, где накануне утром дети видели псаммиада. Задыхающиеся, все в синяках, беглецы стали ждать своей участи. Вокруг сверкали острые ножи и томагавки, но страшнее всего был жестокий блеск в глазах Золотого Орла и остальных индейцев.

– Ты солгала нам, о Черная Пантера из племени мазаватти, и ты тоже, Белка из племени монинг-конго. И Киска Ферокс из фитизи и Бобс из конной полиции Кейпа тоже лгали нам, если не языками, то молчанием. Вы солгали, прикрывшись флагом перемирия бледнолицых. Здесь нет ваших племен. Ваши племена охотятся где-то далеко отсюда.

Орел с жесткой улыбкой повернулся к другим краснокожим.

– Какова будет их участь?

– Разведем огонь! – закричали его соплеменники, и сразу дюжина добровольцев принялась искать хворост для костра.

Четверо детей, каждого из которых держали два сильных маленьких индейца, бросали вокруг отчаянные взгляды. О, если бы только появился псаммиад!

– Вы хотите снять с нас скальпы, а после поджарить? – в отчаянии спросила Антея.

– Конечно! – ответил краснокожий, скосив на нее глаза. – Так всегда делается.

Индейцы окружили детей кольцом и уселись на землю, наблюдая за пленниками. Наступила зловещая тишина.

Затем по двое, по трое, начали возвращаться те, кто отправились на поиски хвороста – с пустыми руками. Они не смогли найти ни одной хворостинки! Вообще-то в этой части Кента еще никому никогда не удавалось набрать хвороста для костра.

Дети вздохнули с облегчением, но вздох закончился стоном ужаса, когда вокруг засверкали ножи. В следующее мгновение каждого из четверки схватил индеец. Братья и сестры зажмурились, стараясь не закричать и ожидая ужасной боли. Но боли не было, а в следующий миг их отпустили, и они упали, дрожа. Ничего у них не болело, только головам стало непривычно прохладно. В их ушах звенели дикие боевые кличи, и, рискнув приоткрыть глаза, дети увидели, что четверо врагов дико танцуют, прыгают и кричат, размахивая скальпами из длинных черных волос. Пощупав головы, пленники убедились, что их родные скальпы все еще на месте. Бедные невежественные дикари действительно скальпировали детей, но сняли с пленников скальпы из черной ситцевой бахромы!

Братья и сестры бросились друг другу в объятия, рыдая и смеясь.

– Скальпы наши, – нараспев сказал вождь. – Как плохо держатся на головах белых их жалкие волосы! Они оказались в руках победителей без борьбы. Без сопротивления бледнолицые отдали свои скальпы покорившим их Обитателям Скал! О, как мало значит так легко завоеванный скальп!

– Через минуту они снимут с нас настоящие скальпы, вот увидите, – сказал Роберт, пытаясь втереть в волосы красную охру со своего лица и рук.

– Нас лишили права свершить справедливую и пламенную месть! – продолжал вождь. – Но есть и другие пытки, кроме ножа и костра. И все же самое верное – зажарить врага на медленном огне. О странная, неестественная страна, где нельзя найти хворост, чтобы сжечь своего врага! Как хороши бескрайние леса моей родной земли, где огромные деревья растут на многие тысячи миль вокруг, где можно срубить их и сжечь. О, как бы я хотел, чтобы мы снова оказались в родном лесу!

В мгновение ока вокруг четырех детей закружился песок, и все до единого индейцы исчезли, повинуясь желанию своего предводителя. Должно быть, псаммиад все это время был рядом и исполнил желание вождя.

* * *

Марта привезла кувшин с изображением аистов в высокой траве и вернула Антее все ее деньги.

– Двоюродная сестра дала мне кувшин бесплатно; она сказала, что он продавался в паре с умывальным тазиком, но тот разбился.

– О, Марта, ты такая милая! – выдохнула Антея, обнимая ее.

– Да, – хихикнула Марта, – и лучше наслаждайся этим, пока я здесь. Как только твоя мама вернется, я скажу ей, что увольняюсь.

– Марта, ты ведь уходишь не потому, что мы так плохо себя вели? – в ужасе спросила Антея.

– Не потому, мисс. – Марта захихикала еще громче. – Я выхожу замуж за лесника Билла. С тех пор, как вы вернулись домой от священника, где вас заперли на колокольне, Билл уже не раз делал мне предложение, и сегодня я осчастливила его согласием.

* * *

Антея положила семь шиллингов и четыре пенса обратно в копилку и наклеила бумагу на то место, которое взломала кочергой. Она очень радовалась, что сумела скрыть следы взлома, и по сей день не знает, полагается ли за кражу денег из копилки смертная казнь или нет.