Текст книги "Странный приятель. Тайна Врат"

Готор часто говорил на незнакомом языке. Ну не то чтобы совершенно незнакомом – иногда некоторые слова, а подчас даже фразы казались Ренки вполне узнаваемыми. Особенно когда Готор в бреду молился либо читал заклинания. По крайней мере, Ренки понял это именно так по обилию выражений, которые он постоянно слышал в храме. Он как-то никогда не задумывался о смысле этих слов, бывших обычным наполнением жреческой бубнежки. Но ему показалось, что когда Готор выкрикивал их со страстностью, граничащей со злобой, то вкладывал в них какой-то совершенно особый смысл.

Подчас друг говорил на нормальном языке про какой-то мир, который он называл «параллельным». Хотя как увязывалось со словом «мир» это пришедшее из древности математическое понятие, для Ренки так и осталось загадкой. Подразумевал ли он некий, пока еще неизвестный материк, весьма своеобразно расположенный по отношению к непонятно чему, или что-то еще? А может, это тот самый «горний» мир, из которого Готор пришел? Находящийся на небе как раз параллельно земле и никогда с ней не пересекающийся?

Недаром он так часто начинал молиться, поминая этот «параллельно-небесный мир», какие-то врата, а потом переходил на неизвестный язык и словно бы вел диалоги с какими-то могучими и сильными людьми, а может, и вовсе богами. Что-то спрашивал у них. Требовал. Злился и вновь начинал выкрикивать молитвенные слова. Но не благостно и степенно, как то подобает делать в храме, а словно сердясь на этих людей-богов за то, что те не хотят дать ответа.

Спустя еще неделю Ренки окончательно отпустили из госпиталя. А Готор к этому времени пошел на поправку, перестав впадать в беспамятство. В общем, жизнь налаживалась.

Главарь банды все еще был очень слаб и нуждался в постоянном уходе, однако лекарь оу Мавиинг уже перестал уповать исключительно на волю богов и возложил ответственность за дальнейшее его излечение только на себя самого.

Ренки пришлось заняться делами их небольшого отряда. И если с хозяйственной частью его сержанты справлялись достаточно уверенно, то написать с десяток рапортов и запросов мог только он. Нужно было подать официальный рапорт полковнику Шестого Гренадерского, в чьем подчинении формально был отряд Готора; генералу оу Краасту, в ведении которого находились все войска Зарданского плоскогорья; в Военную коллегию; в министерство финансов; в Королевское управление территорий (должны же они точно знать, что порт Лиригиса снова переходит в зону их компетенции); в Коллегию морских дел, чтобы известить их об успешной операции на море и испросить достойных наград для моряков, принимавших в ней участие.

Ну и конечно же он не мог не написать подробнейший рапорт военному министру с указанием точных данных о затраченных на всю эту операцию средствах и изложением своего взгляда на то, кто заслуживает поощрения, а кто – порицания.

Написал и о собственном самоуправном приказе Тайной службе относительно лодок и верфи. Дознаватель оу Диинк скрипел зубами от злости, но вынужден был подчиниться бумаге за подписью старшего цензора.

Возвращение лодок и передача верфи городской управе были обставлены как дар короля своим подданным. Полковник говорил, что все прошло очень торжественно и душещипательно. А жители порта отныне вдвое усерднее благословляют короля и военного министра и готовы на руках носить парней в зелено-красных мундирах Шестого Гренадерского полка.

– Хорошо, что тебя там не было, Ренки, – как обычно, чуть язвительно усмехнулся полковник. – Вас бы с оу Готором там точно разорвали на кусочки. Не веришь – спроси у оу Зоодиика. Он ведь тоже разделил бремя вашей славы и теперь удирает с утра пораньше в пустоши, чтобы его не нашли толпы восторженных поклонников.

Ренки и сам испытал это на собственной шкуре. Едва выйдя из госпиталя, он оказался окружен самыми разными людьми, источающими улыбки и приятные фразы (среди которых встречались даже и искренние) и норовящими похлопать его по плечу и пожать руку.

И пусть бы это были восторженные слова и улыбки оу Заршаа, необыкновенно гордого своей первой битвой, оказавшейся столь успешной и значимой. Пусть даже к его улыбке и примешивались бы нотки зависти – это была нормальная зависть одного искреннего человека к успехам и талантам другого.

А вот когда вокруг тебя начинают виться неправдоподобно дружелюбные люди, которые еще совсем недавно либо старательно не замечали тебя, либо, наоборот, не менее старательно окатывали презрением и пренебрежением, желая выслужиться перед генералом… От всего этого Ренки становилось очень противно и хотелось убежать подальше, туда, где его никто не знает в лицо и не будет бросаться навстречу с поздравлениями и страстным желанием пожать руку.

Увы, но убежать Ренки мог только в госпиталь к Готору. И жаловаться там исхудавшему, бледному, страдающему от головокружений и головных болей приятелю на свою горькую судьбу. А тот лишь улыбался в ответ и вставлял язвительные комментарии и характеристики разных персонажей.

И вот наконец в освобожденную бухту Лиригиса впервые за много месяцев вошел караван из четырех военных кораблей под тооредаанскими флагами. Но, к большому изумлению радостно встречающей его на берегу публики, повел он себя несколько странно.

Корабли не устремились сразу к причалам, а бросили якоря чуть в отдалении. От флагмана отошла шлюпка, спешно приблизившаяся к берегу. С нее соскочили несколько офицеров и направились в сторону штаба Шестого Гренадерского полка. А потом под взглядами изумленной публики к причалам проследовали все свободные офицеры этого полка, полковые музыканты и рота почетного караула.

Только тогда флагман подошел к причалу и по спущенному трапу на землю Лиригиса сошел высокий худой человек в жреческом одеянии, с необычайно прямой спиной и властным взглядом высокого королевского сановника.

Развернулось на ветру знамя. Зарокотала барабанная дробь, а трубы выдали нечто весьма грозное и бравурное. Тут не то что людям военным, но даже и простым рыбакам стало понятно, что таинственный пассажир не может быть не кем иным, кроме как всемогущим верховным жрецом, советником короля, старшим цензором Тайной службы и военным министром одновременно – Риишлее. И слух об этом каким-то неимоверным образом мгновенно облетел и весь городок, и армейский лагерь под его стенами, и даже, кажется, за считаные секунды донесся до армии генерала оу Крааста, расположившейся примерно в сотне верст дальше к западу.

Долетел этот слух и до Ренки, который все утро проторчал в тихой гавани, именуемой госпиталь, дабы навестить друга и скрыться от назойливых почитателей. Слух влетел в палатку Готора вместе с Гаарзом и переполошил всех даже в этой обители тишины и покоя.

– Чего делать? – растерялся Ренки, вскакивая с табурета, на котором сидел, и, как обычно, пытаясь получить совет от своего более опытного товарища. – Наверное, надо пойти на пристань… Поприветствовать и все такое!

– Расслабься и садись обратно, – лишь усмехнулся Готор, которому не так давно сменили «фасон» повязки на голове, в результате чего стали видны глаза пациента. – Там, на пристани, встречающих полно и без тебя. И если только ты не собираешься протискиваться к Риишлее, расталкивая локтями старших офицеров, то от тебя там сейчас будет немного толку. В конце концов, если бы оу Дезгоот считал, что твое присутствие там необходимо, за тобой бы послали. А раз нет… Ты – человек служивый, без приказа и не почешешься.

– Но… Ты же сам говорил, что Риишлее сейчас вроде нашего вождя и мы должны…

– В первую очередь – показать себя людьми умными, – подхватил Готор. – Исполнительных у него и так хватает. Короче, – обратился он уже к Гаарзу, – собери всех наших. Пусть приведут себя в порядок и пасутся где-нибудь недалеко отсюда. Ты, Ренки, пожалуй, можешь сходить в штаб и доложить дежурному, что тебя можно будет найти именно тут. Если я что-нибудь понимаю в жизни, то, когда Риишлее покончит с официозом и изыщет свободное время, он сам заявится сюда навестить раненого меня, потому что куда-то идти самому мне оу Мавиинг не позволит, и военному министру это наверняка хорошо известно. И вот еще что, Гаарз, притащи из наших запасов пару бутылок самого дорогого вина. И о закусках каких-нибудь позаботься. Столик походный из моей палатки сюда же принеси и стул разыщи пофорсистей. Кажется, я видел такой у оу Заршаа. Попроси одолжить на время. И да, бумаги, что я храню сам знаешь где, тоже захвати.

– А может, он велит отнести тебя к себе? – предположил Гаарз. – Тока зря тут переполох поднимать будем?

– Куда к себе? – усмехнулся Готор. – Тут у него пока еще достаточно проверенного и надежного места нет. Разве что на корабле. Но на корабль он меня не потащит, потому что и без того есть тихое местечко, где мы можем поговорить без лишних свидетелей. В этой палатке. Ты, Гаарз, когда побежишь наших искать, намекни почтеннейшему оу Мавиингу о возможном скором визите высокого гостя. Полагаю, наш лекарь будет за предупреждение благодарен. А мне рубаху принеси чистую. Риишлее, конечно, на это наплевать, но сам жест он оценит. Вот только Ренки нашего нам толком приодеть не во что. Был у него парадный мундир, да и тот он умудрился изорвать да изгваздать в таком спокойном и тихом местечке, как Фааркоон. Ладно-ладно! Не делай такое возмущенное лицо. Этот, что на тебе, пусть и с зашитыми дырками после абордажа, но хотя бы чистый. Но реально – уделать та-а-акой мундир!.. Скока мы там за него деньжищ отвалили? – Готор печально покачал головой.

Ренки тоже опечалился и, в отличие от Готора, который лишь по-дружески подкалывал приятеля, вполне искренне.

К отбытию из Мооскаа на Зарданское плоскогорье у него было три мундира. Два вполне обычных, привезенных еще из армии. А один, сшитый уже в столице, и правда стоил бешеных денег, и Ренки в глубине души очень им гордился, надевая только по очень торжественным случаям. Увы, но после его приключений в Фааркооне слово «парадный» из «родословной» этого мундира можно было смело вычеркивать. Нетрудно отстирать и вычистить дорогую ткань и вновь украсить ее золотым шитьем. Но дырки… Нет, их, конечно, тоже можно заштопать или наложить заплатки. Только ни один светский щеголь не позволит себе носить штопаную одежду. Какой бы дорогой ни была ткань, это уже постыдно.

О «порушенной репутации мундира» Ренки сожалел куда больше, чем о собственных синяках и ранах, полученных в той же заварушке. Готор знал про эту печаль приятеля. И старательно ее высмеивал, дабы (как он сам объяснял) изгнать из его души демонов привязанности к дорогим безделушкам.

Гаарз убежал, Ренки тоже сходил в штаб, доложился (там царил такой бедлам, что, кажется, дежурный толком и не понял, о чем ему вообще говорят). Потом вернулся. Застал Готора спящим (такое с ним частенько бывало в последнее время, но оу Мавиинг утверждал, что это только к лучшему).

Сидеть рядом было скучно. Уйти – невозможно. А завалиться на соседний тюфяк и тоже вздремнуть чуток означало предстать перед Риишлее в помятом мундире…

И все же Ренки умудрился погрузиться в дрему, сидя прямо на табурете и уперев подбородок в руки, сложенные на эфесе шпаги. Так что когда за тонкими стенками палатки раздались громкие голоса, он вскочил с опухшими глазами, слегка взъерошенный и с весьма бестолковым видом.

Он вылетел из палатки и едва нос к носу не столкнулся с самым могущественным после короля человеком Тооредаана.

– Я тоже рад вас приветствовать, лейтенант, – с легкой насмешкой глядя на растерявшегося Ренки, произнес Риишлее. – Вольно. Тянуться передо мной вы будете на завтрашнем построении, а сегодня в этом нет необходимости. Так что? Пригласите войти?

Ренки отошел в сторону, вежливо придерживая кусок ткани, прикрывающий вход в палатку, и, быстро оглядевшись, многозначительно кивнул стоявшему чуть в отдалении Таагаю.

Тот кивнул в ответ. И тотчас же в палатку внесли накрытый столик и удобное плетеное полукресло.

– Хм… – понимающе усмехнулся Риишлее. – Похоже, мой визит не застал вас врасплох, судари. И хотя после штабных приветствий в меня вряд ли влезет еще хоть капля вина, мне приятно видеть вашу предусмотрительность. Впрочем, смело наливайте себе.

– Благодарю вас, ваше священство, – улыбнулся в ответ Готор. – Но мне пока рановато лечиться подобными лекарствами Да и оу Дарээка, думаю, потерпит.

– Кстати, как ваше здоровье, сударь? – обеспокоено спросил верховный жрец. – И что с глазом?

– Знаю, – вздохнул Готор, – слегка косит. Окружающие пытаются скрыть это от меня, но недостаточно умело, хотя и старательно. Пришлось разглядывать свое отражение в полированной серебряной ложке. Не самый лучший вид. Остается утешаться, что все могло быть намного хуже. Кстати, я немного удивлен. Вы тут один?

– Это все ваш лекарь, – искренне заулыбался Риишлее. – Судя по количеству доносов на него в Тайную службу – весьма достойный человек! Люди из моей свиты и так бы не сунулись куда не надо. Но он весьма умело смог отогнать пытавшихся увязаться за мной военных. Думаю, я могу попросить ваших сержантов присмотреть за окрестностями палатки?

Ренки выскочил, чтобы отдать соответствующее распоряжение, а когда вернулся, застал Риишлее и Готора мирно беседующими. Разговор шел о состоявшейся осаде. Готор говорил, а верховный жрец внимательно слушал, задавая наводящие вопросы.

Оу Дарээка тоже быстро привлекли к разговору, но пока в основном в качестве подставки-подавалки разных наглядных пособий вроде чертежей Готора, которые надо было извлекать из большущей, чуть ли не полсажени высотой, плотной папки. Потом Ренки рассказал про изготовление и перевозку брандеров и конечно же про ночное нападение на кредонский флот.

– Что ж, судари, – подвел итог Риишлее, – вы не только оправдали мои надежды, но и сумели их превзойти. И, как ни странно, особенно вы, лейтенант оу Дарээка. Нет, в вашей храбрости я и раньше не сомневался. Но то, как вы повели себя по отношению к имуществу жителей порта и даже не побоялись надавить на Тайную службу… Это достойно отдельной награды. Которую вы, впрочем, не получите. Но мое мнение о вашей ценности для королевства, и без того весьма высокое, поднялось еще выше. Кстати, про награды. Конечно, будут, и немалые. Знаки на погон, повышение в чине, деньги и даже земли. Но сейчас у вас есть очень нечасто встречающийся в жизни шанс попросить для себя что-то у человека, достаточно наделенного властью, чтобы выполнить любое ваше разумное желание. Так что? Какие у вас есть заветные мечты?

И тут Ренки вдруг растерялся. Спроси его об этом Риишлее года три-четыре назад, и он бы без раздумий ответил, что мечтает поступить в Офицерское училище. А вот сейчас… Нет, Ренки, конечно, все так же мечтает когда-нибудь стать генералом, а то и командующим всеми войсками Тооредаана, одержать множество громких побед, вернуть королевству Орегаарское герцогство, а еще лучше – вообще когда-нибудь выгнать всех кредонцев с континента.

Это была большая и светлая мечта. Но ведь Риишлее говорил не о юношеских мечтаниях, а о «разумных желаниях». Просто попросить назначить себя генералом и поставить командовать армией? Разумностью тут даже и не пахнет. Да и, по большому счету, чего стоит карьера, не заработанная, а выклянченная у сильных мира сего?

Что там еще было в наборе заветных желаний оу Ренки Дарээка? Жениться на той таинственной блондинке (правда, Ваар назвал ее имя – графиня Крааст), лица которой даже и не разглядел? Она почему-то по-прежнему тревожила сердце молодого офицера. Но скорее как некий образ прекрасной девы из романов, чем как реальный человек. Да и просить у Риишлее женить его на какой-то девице… Достойно ли это офицера?!

Чтобы Готор выздоровел и его рана обошлась без последствий? С такими вопросами можно обращаться только к богам. А Риишлее хоть и весьма близок к ним, но все же не бог.

А в остальном – и попросить-то нечего.

– Ну, про мои мечты вы вроде и так знаете, – послышался голос Готора. – Я хотел бы продолжить поиски древних артефактов… А что касается оу Дарээка…

– Признаться, – тяжело вздохнул Ренки, – ничего иного, кроме как новый мундир, мне в голову и не приходит. Ну и, конечно, чтобы мы все вместе, вшестером, продолжили служить Тооредаану на том поприще, которое нам укажут!

– Ладно, – усмехнулся Риишлее. – Чувствую, что застал вас врасплох. Так что оставляю свое обещание в силе – исполнить одно ваше разумное желание, когда таковое у вас действительно возникнет. А пока – отдыхайте. Завтра у вас будет очень торжественный день.

Глава 5

– Слушай, Готор, а что такое параллельный мир?

Ренки и сам не смог бы вспомнить, с чего это он так расхрабрился, чтобы задать подобный вопрос. Наверное, обстановка была такая – располагающая к откровенности.

Светлая ночь при полной луне, да еще и посреди моря. Несильный, но уверенный ветерок наполняет паруса и дает ощущение прохлады… Ренки в такие ночи обычно всегда плохо спалось, и потому он выбрался на палубу корабля, следующего в Фааркоон, чтобы подышать немного прохладным ночным воздухом и полюбоваться безбрежными просторами неба и океана, прежде чем возвратиться в свою крохотную душную каютку.

Тут же он застал и Готора, который сидел на канатной бухте, неспешно прихлебывал из бутылки и любовался луной и океаном.

– Тоже не спится? – поинтересовался друг.

– Ага, – ответил Ренки, пристраиваясь рядом на каком-то ящике. – Мне в такие ночи обычно всегда не спится. Знаешь, еще там, дома, в полнолуние я частенько пристраивался у окна и чуть ли не всю ночь смотрел на луну и звезды, засыпая только под утро. А потом получал трепку от отца за то, что на занятиях двигаюсь как сонная муха.

– Он тебя хорошо гонял, – одобрительно кивнул Готор. – А я вот, признаюсь, в детстве был жутким лентяем, особенно по утрам. Сколько меня ни заставляли делать зарядку, так и не смог пересилить свою лень. Отец, а он у меня тоже был из военных, жутко злился. Поначалу-то я и заниматься начал всякими такими вещами, только чтобы отца умаслить. А потом как-то втянулся. Но встать с утра пораньше и хотя бы отжаться полсотни раз для меня до сих пор тяжкая мука.

– Ну-у-у… – дипломатично высказался Ренки. – Зато ты очень умный и много знаешь.

– Эх, если бы, – с печальной улыбкой человека, простившего себе все недостатки, ответил приятель. – Был бы умный – не назначили бы лабораторной крысой.

– Кем? – удивился Ренки.

– Да не важно. Долго объяснять, – лениво махнул рукой Готор.

Они помолчали какое-то время, любуясь удивительной картиной огромных белых парусов, плывущих сквозь звезды.

– И все-таки я не понимаю, – прервал молчание Ренки. – Почему ты отказался от майорского чина?

– Первый лейтенант – тоже неплохо! – ответил Готор. – Ты ведь тоже вроде от капитана отказался?

– Я отказался, потому что ты отказался. Мне выше тебя по званию быть не положено. Так почему?

– А смысл? – спокойно спросил Готор. – Чем выше взлетаешь, тем больший груз приходится тащить и тем уже тропинка под ногами. И глубже пропасть по краям тропы, и гуще стаи стервятников, мечтающих тебя в эту пропасть сбросить. Мне кажется, мы и так с тобой взлетели просто фантастически. Надо притормозить, а то еще лоб расшибем.

Ренки невольно вспомнил торжественное построение Шестого Гренадерского полка. При развернутом знамени, охраняемом отрядом ветеранов-капралов с ритуальными протазанами в руках. С капральством барабанщиков и трубачей впереди, отдающих боевые сигналы безупречно исполняющим строевые команды солдатам в отчищенных по такому случаю от зарданской грязи зелено-красных мундирах и с отполированным до блеска оружием в руках.

Рядом со знаменем Шестого виднелись и знамена Четвертого, Седьмого и Четырнадцатого мушкетерских полков, формально тоже участвовавших в сражении. Хотя даже если сложить весь наличный состав этих полков, из них едва ли можно было бы сформировать полноценный батальон. Еще чуть дальше выстроилась абордажная команда матросов. Своего знамени у них, конечно, не было, но и они смотрелись достаточно торжественно с сияющими от гордости физиономиями.

Военный министр Риишлее принял доклад полковника оу Дезгоота как командира отличившейся части. А затем – доклады полковников трех мушкетерских «полков» и второго лейтенанта оу Дарээка, командовавшего абордажной командой. Под накатывающееся волной «ура» министр обошел воинский строй, вглядываясь отеческим взором в лица солдат и ловя на себе их почтительно-восторженные взгляды.

Ну а потом, естественно, началось самое сладкое. Все четыре полка, участвовавшие в осаде, получили булаву на знамя. Булавы на погон удостоились и полковники. Офицеры же и унтер-офицеры получили по топору. Простым солдатам пообещали денежную премию и тройную порцию отличного вина.

А матросы и солдаты, отличившиеся в абордаже, были награждены специальным морским значком – якорем, перекрещенным с мушкетом и абордажной саблей, соответствующим армейскому топору.

Наконец, дошла очередь до главных «именинников». Готор получил вторую булаву, Ренки – высший флотский знак – сломанную мачту, перекрещенную с парой сабель, аналог армейской булавы, а сержанты – по топору. Плюс офицеры были повышены в звании и теперь стали первыми лейтенантами. А сержантам, которым, ввиду их простонародного происхождения, повышаться уже было просто некуда, отныне торжественно пообещали платить двойной оклад.

И в конце, когда Ренки уже почти было обиделся на то, что их неоценимый «полководческо-административный» вклад в победу остался незамеченным, Риишлее приколол на их с Готором офицерские погоны по маленькой короне – знаку королевского доверия.

Что означал этот значок? Ренкии то не смог сразу вспомнить. Вроде бы он давал даже право требовать личной аудиенции короля. Или подчинять себе чиновников всех иных ведомств королевства, стоящих наравне или ниже в табели о рангах. Значком этим награждали так редко, что мало кто вообще помнил, какие привилегии это дает. Но все знали, что это и впрямь очень и очень почетно!

На этом дождь наград не закончился. И уже позже, с глазу на глаз, Риишлее объявил им, что каждому офицеру выделяется поместье, причем не где-нибудь в диких западных джунглях, а во вполне обжитых окрестностях Фааркоона с его чудесным климатом и плодородными землями. Сержанты, в свою очередь, могут рассчитывать на фермерские участки в тех же краях. Более того, Риишлее пообещал, что все эти земли будут находиться по соседству.

Затем военный министр, не без сожаления посмотрев на качающегося от слабости оу Готора, сообщил, что всей команде дается отпуск для дальнейшего излечения, который и следует провести в Фааркооне, в своих новых поместьях.

Потом они отобедали втроем, что тоже было немалой честью. И за время обеда Риишлее старательно выспрашивал их мнение по поводу ведения дальнейших боевых действий. Впрочем, Готор был осторожен с советами, постоянно ссылаясь на недостаток информации. А Ренки хватало ума следовать его примеру, так что разговор не задался.

Лишь в самом конце Готор предложил что-то конкретное, как он сам это назвал: «стратегию непрямых действий» и «партизанскую тактику». Которая, как понял Ренки из пояснений друга, в основном сводилась к операциям, подобным тем, что они проводили в позапрошлом году вместе с ротой Бида. К нему, как и к полковнику оу Дезгооту, и следовало обратиться в случае необходимости как к большим специалистам по этой части.

А еще следовало «рубить» линии снабжения оторвавшихся довольно далеко от баз кредонских войск. И следовать вполне понятной любому опытному фехтовальщику стратегии, при которой надо заставить противника делать по пять – десять шагов на каждый один твой с целью измотать и лишить сил.

Риишлее выслушал этот совет достаточно благосклонно, и на этом обед закончился. Уставшего и бледного как полотно Готора отнесли обратно в госпиталь. А Ренки, убедившись, что с приятелем все в порядке, оправился в свою палатку, где и нашел на койке прекрасно сшитый мундир цветов своего полка. Когда и где люди из свиты всемогущего военного министра смогли его достать на Зарданском плоскогорье, было настоящей тайной, граничащей с чудом…

– Знаешь… – внезапно ворвался голос Готора в воспоминания Ренки.

В принципе друг уже несколько минут как начал говорить, но Ренки слушал вполуха. И надо же было такому случиться, что именно на этой фразе он вернулся в реальность.

– Знаешь, – задумчиво глядя в небо, повторил Готор. – У вас тут вообще удивительная луна. Такая крупная, яркая и более насыщенного оттенка желтого.

– А у вас какая? – удивленно спросил Ренки, подразумевая, что луна одна над всей землей.

– А у нас, – расслабленно сказал Готор, – она поменьше. И какая-то более белая, что ли.

И тут вот Ренки решился задать вопрос, который мучил его уже довольно продолжительное время.

– Слушай, Готор, – сказал он, также смотря в небо. – А что такое параллельный мир?

– Откуда ты?… – вздрогнул Готор. – Хотя понятно…

– Ты не подумай чего, – поспешил пояснить Ренки. – Я не специально подслушивал или… Ну, ты сам понимаешь! Просто… Я никому не расскажу. Даже Риишлее и самому королю. Даже если ты и впрямь пришел с неба!

Только договорив, Ренки осознал, что именно сказал. Фактически сейчас он признал Готора своим вождем даже в большей степени, чем короля. Старая система мировоззрений и приоритетов сломалась, причем, как это частенько и бывает, сломалась внезапно и с оглушительным хрустом.

– А-а-а, – махнул рукой Готор. – Не бери в голову. Собственно говоря, это не такая уж и великая тайна, как я понял. Просто мне и самому трудно понять все эти вещи. Так что надеяться, что поймет и поверит кто-то другой… Проще уж выдумать более-менее правдоподобное вранье. Но раз ты сам напросился – слушай.

Готор сделал большой глоток из бутылки и передал ее Ренки, словно бы предлагая перед долгим рассказом подкрепиться.

– Параллельные миры… Ну представь себе книги, стоящие на полке. В каждой – целый отдельный мир. Хотя ваша литература еще не настолько разнообразна… Но тем не менее. И вот, в каждой книжке свой мир и свои герои. И доблестный герой из одной из них никогда не сможет влюбиться в прекрасную деву из другой. И дракона из третьей не убьет, даже если как раз у него есть для этого подходящий меч-драконоубийца. Все живут в своих книжках-мирах. И вдруг что-то происходит и появляется этакая лазейка. Портал, нора, червоточина… Называй как хочешь. Нет, – внезапно оборвал себя Готор. – Бестолково как-то объясняю, потому что и сам толком не понимаю, что это такое. Я вообще не физик ни разу. Короче, у нас уже давно подозревали, что миров, подобных нашему, огромное множество. Некоторые считали, что они абсолютно идентичны, вплоть до того, что в каждом из них, к примеру, должен жить свой оу Ренки Дарээка. А другие думали, что различия должны быть просто космических масштабов. Я, кстати, тоже к последней версии склоняюсь. Если в природе не существует даже двух одинаковых травинок, наивно думать, что могут быть абсолютно одинаковые миры. Впрочем, это пока тоже не важно. Не бери в голову. Важно то, что лет шестьдесят назад наши ученые смогли обнаружить первые материальные доказательства этой теории. И это открыло дорогу большой программе по изучению непонятного явления.

– Так вы, значит, – спросил Ренки, слегка придавленный грандиозностью нарисованной картины, – теперь свободно можете лазать через эти норы по самым разным мирам? Это поистине удивительно! Говорят, что у нас чуть ли не с каждым годом открывают новые земли, и этих неизведанных земель еще осталось очень много. А тут… Столько миров, и каждый… А сколько их всего, кстати?

– Не так все просто, – улыбнулся Готор. – Миров этих может быть бесконечное множество. За шестьдесят лет исследований мы так еще и не научились не только попадать туда, куда хотим, но и вообще уверенно пробивать червоточину хоть куда-нибудь. Из десяти попыток обычно срабатывают шесть-семь, и никто пока так и не смог убедительно объяснить почему. Все это вообще началось совершенно случайно. Тогда проводили эксперимент с… Эх, в твоем языке даже слов и понятий таких нет. В общем, очень грандиозное исследование, которое при удачном исходе могло бы приоткрыть многие тайны мироздания. Чтобы тебе понятнее были масштабы: в нем были задействованы сотни людей, а вложенных средств хватило бы на то, чтобы вооружить штук десять таких же армий, как у Тооредаана, и еще осталось бы на небольшой флот. Тогда вообще не скупились тратить деньги на науку, особенно если это касалось войны. Только все пошло не так. Реактор запустили, энергия начала вырабатываться. И тут вдруг вспышка, дым, крики, паника, завывают сирены, срочная эвакуация персонала. А когда все более-менее улеглось, посреди зала прыгал жуткий дикарь в кожаных доспехах, выкрикивал нечто воинственное и потрясал копьем. Тут-то многие и обрадовались, что эксперимент курировали военные и исследовательский комплекс охраняла чуть ли не целая дивизия спецназеров. Короче, повязали дикаря. И начали разбираться, что же произошло.

Готор протянул руку, взял у Ренки бутылку, хлебнул из нее и передал обратно.

– У меня и сейчас перед глазами его образ стоит, – как-то очень задумчиво продолжил он, глядя прямо перед собой невидящим взором. – Великий вождь Эгииноасиик из рода Серых Курганов. Но потом все его просто Эвгением Сидоровичем звали. Почему «Сидорович», лучше не спрашивай – это большая тайна. Но уважение к себе он внушить умел такое, что я даже не осмелился разузнавать. Представь себе: могучий старик с идеально прямой спиной и таким взором, что у случайных генералов ноги подгибались. До самой старости инструктором в спецгруппе охраны проработал. И даже когда ему, наверное, за девяносто лет перевалило, не расставался с оружием и мыслил вполне ясно. А насчет меня… Я, знаешь ли, всегда к языкам способности имел. Может, оттого что фамилия у меня была Говоров. Это на вашем означает вроде как «умеющий говорить». Жил себе лет до восемнадцати, не тужил и ничем особенным из числа других сверстников не выделялся. Мотался с семьей по гарнизонам, гонял в футбол, хулиганил помаленьку, но и книжки читал, ходил в секции самбо и бокса, как почти все ребята в военном городке. Ну вот разве что интересно мне было языки учить, особенно древние, потому как еще и историей сильно интересовался. Мать у меня учительницей была, причем и английский с немецким преподавала, и историю с географией. В военных городках такое совмещение было нормальным. После школы все думал, куда идти – на историка или на иняз. Отец уговорил меня попробовать пойти в Военный институт, там, дескать, языкознатцы тоже нужны, а поступить по знакомству будет легче Я попробовал, вылетел со второго курса за дисциплинарный проступок. Попытался поступить в университет, но тут меня на срочную забрили. Короче, так я на спецкомплекс и попал. Как выяснилось, совсем даже не случайно. А Эвгений Сидорович, оказывается, был моим дедом. Раньше-то я про него только мельком слышал, потому как он со спецкомплекса никогда не отлучался, а отец вечно по гарнизонам мотался. Да и отношения у них, кажется, были не самые лучшие, раз отец, когда женился, фамилию жены, ну, моей матери, взял. Правда не уверен, что у деда фамилия вообще была. Хотя ведь что-то в паспорте ему должны были написать?! Увидев деда, я впервые и заподозрил, что не совсем чистокровный русский, – уж больно видок у него был диковатый. Да и говорил он с небольшим акцентом. Впрочем, тогда из мутных пояснений я понял, что дед происходит из какого-то малого сибирского народа, представителей которого всего-то и осталось может десятка два-три. Меня это, впрочем, как-то не сильно обеспокоило – мы, русские, довольно многочисленны, и физиономии у нас разные. Немного отличающееся от всех лицо даже делало меня… как бы это сказать… более запоминающимся! Куда больше я огорчился, когда попал сюда и понял, что вот тут я как раз имею очень даже обычную, я бы даже сказал простецкую, внешность. Слушай, – внезапно опять встрепенулся Готор, вынырнув из глубин своих воспоминаний. – Я тут, кажется, чересчур далеко закопался. Ты вообще понимаешь, о чем я говорю?