Текст книги "Кольцо князя-оборотня"

Охотник
Январь

Встреча длилась больше двух часов. За молитвой последовала проповедь, из которой Егор узнал, что все без исключения люди грешны и мир тоже грешен, равно как и католическая церковь. Слушать было интересно, пророк оказался неплохим ритором, он даже не поленился вовлечь в беседу первые ряды. Дама в пальто шепотом пояснила Егору, что это – обыкновенное явление, Пророк и целитель всегда открыт для своей паствы. Вот такой он хороший человек.

В последнем Альдов крепко сомневался. Хорошие люди не отбирают чужой бизнес и не угрожают в случае отказа продать ребенка в публичный дом. И вообще хорошие люди творят добро бесплатно. Но все сомнения Егор держал при себе – еще нужно убедиться, что это именно тот самый «целитель».

– Как он верно говорит! – Дама вздохнула и промокнула слезинки платочком. – Вы обязательно должны прийти к нему со своей проблемой.

– А с чего вы взяли, что у меня проблема?

– Я вижу, – трагическим шепотом произнесла она. – Он открыл во мне способность видеть! У вас на сердце черная туча, это большое горе, очень большое. Возможно, чья-то смерть. О да, я вижу призрак смерти! Он парит над вами! Это Ангел! – взвизгнула она. – Пятый ангел вострубил над челом твоим! – Палец-веточка уперся в грудь Егору. Он совершенно растерялся, соседка забилась в странном припадке, затряслась всем телом, глаза закатились, руки вцепились в Егорову куртку, а кривой рот продолжал выплевывать слова:

– Дух… Птица… Женщина-птица. Глаза ее – вороньи крылья, волосы ее – вороньи крылья… Душа ее – душа зверя… волку волчье, птице птичье… печатью запечатано… крепко слово… одному не выжить, силой не удержать…

– Да помогите же! – Егор попытался подняться, но сумасшедшая соседка повисла на нем, подобно гире, она кричала что-то про зверя, ангелов бездны, суд божий, баранов и козлищ, которых зачем-то нужно разделять. – У нее припадок!

– Это не припадок. – Альдов так и не понял, как здесь оказался Пророк. – На нее снизошел Дух Святой.

Пухлая белая ладошка легла на лоб женщины, и та затихла.

– Она говорила…

– Я слышал. Это откровение святого Иоанна Богослова.

– Пятый ангел.

– Апокалипсис. Семь ангелов. И седьмой ангел вострубил, и раздались на небе громкие голоса, говорящие: царство мира соделалось Царством Господа нашего и Христа и будет царствовать во веки веков. Зря вы сюда пришли, Егор Мстиславович.

– Знаете, Егор Мстиславович, я ведь не имею никакого отношения к вашим проблемам. – Андрей сидел в кресле расслабившись, словно разговор ну совершенно его не напрягал. Впрочем, это и разговором назвать-то нельзя было, так, болтовня одного собеседника и невнятное рычание другого. А мордоворот, подпиравший стену, следил, чтобы рычание не перешло в действие.

Странно, что охранник один и «крыша» до сих пор не появилась. Либо Пророк тянет время и подмога уже на подходе, либо он действительно уверен, что беседа пройдет мирно. Как и в прошлый раз, шут представился Андреем. Тогда, в зале, Альдов не на шутку перенервничал, но целитель не стал ни убегать, ни звать охрану, а предложил мирно поговорить. Потом, после представления. Нет, Андрей назвал представление сеансом и поговорить предложил «после сеанса», прозвучало смешно и как-то по-честному, Егор согласился.

– Егор… Ничего, что без отчества?

– Ничего.

– Так вот, Егор, скорее всего, вы не поверите, но тот эпизод… это не то, чем я мог бы гордиться.

– А у вас есть чем гордиться?

– Как и у любого человека. – Андрей налил вина в бокал и, пригубив, блаженно зажмурился. – Хорошо. Жизнь, знаете ли, она из мелочей складывается. Дом, камин, бокал вина… Хотите?

– Нет, спасибо.

Вино перекатывалось в пузатом бокале тяжелым сгустком крови. У него даже цвет был подходящий – густо-красный, почти черный, как у роз, которые кладут на могилу. Егор ненавидел розы и вино тоже возненавидел, как и этого человека, что наслаждался жизнью за его, за Егоров счет.

– Где моя дочь?!

– Не имею понятия. Ни малейшего. Даже не догадываюсь. Спокойно, Егор Мстиславович! Спокойно. Я больше чем уверен, что с вашей дочерью все в порядке. – Андрей поставил бокал на столик. – Сами подумайте, стал бы я продолжать, если бы… Ну, мне было бы проще вернуть девочку, в конце концов, особой ценности она не представляет, а проблем создает много, но девочка не у меня.

– А у кого?

– Не знаю. Поверьте, я в этом деле человек совершенно случайный. Да, признаю, ваша супруга посещала мои занятия…

– Не бесплатно, конечно.

– Конечно, – согласился Пророк. – У каждого свой бизнес, вы автокосметику продаете, я надежду. Томила была очень щедра, и мне было достаточно того, что она платила. Но последнее время Томила, как бы это правильно выразиться, несколько разочаровалась в моем учении… Более того, она даже подумывала о том, чтобы совсем разорвать отношения… отмечу, исключительно деловые. – Андрей покосился на мордоворота у стены, словно оценивая, сумеет ли тот оградить его драгоценную особу от посягательств со стороны Альдова, ежели таковые последуют. Видать, предстояло вытащить на свет вещи неприятные, вот Пророк и опасался за сохранность собственной шкуры. Не зря опасался, надо сказать, Егор едва сдерживался, уговаривая себя, что сведения, которыми готов поделиться этот шут, сейчас важнее всего остального, тем более что морду Пророку он еще успеет набить. Непременно успеет и непременно набьет.

– Думаю, мы бы разошлись спокойно, я не ищу лишних неприятностей, а они всенепременно возникли бы, если бы я стал препятствовать Томиле. Она у вас женщина нервная, но умная и упрямая, такие умеют душу наизнанку выворачивать… В общем, я очень удивился, когда она попросила меня о помощи. Она хотела уйти от вас, но боялась, что вы отберете девочку, вот и придумала дурацкий план с похищением. Я подчеркиваю – никакого похищения не было и быть не могло.

– А что было? – Сердце рухнуло куда-то в желудок и теперь нервно трепыхалось, раздавленное чудовищной ложью. Томочка придумала уйти от него и забрала Юльку? Андрей врет. Он всегда врал. И в тот вечер, когда заставил подписать документы, угрожая расправиться с Юлькой, и сегодня тоже. Томочка не могла поступить так.

– Было бегство. Своеобразный развод и раздел имущества. Ваша жена получила недвижимость, вам осталась фирма. По-моему, справедливо. Что с вами, Егор Мстиславович? Вам плохо?

– Да. Нет. Нормально. – Воздух дрожал перед глазами сотней мелких капель, но стоило сфокусировать взгляд, и капли расплывались серой мутью. Егор хотел заглянуть в глаза пророку, говорят, по глазам можно понять, говорит твой собеседник правду или лжет, но фигура Андрея плыла в серой мути, и лицо казалось плоским грязно-розовым блином, где уж тут глаза рассмотреть. Альдов моргнул, пытаясь прогнать наваждение, тщетно, голова кружилась, а в висках стучало.

– Выпейте. – Андрей заботливо сунул в руку бокал. Что там? Кажется, вино. Точно, темно-красное, почти черное, густое, похожее на кровь вино. Егор послушно глотнул и не почувствовал вкуса.

– Где она? – Стук в висках медленно, но верно перерастал в головную боль, а вино кислотой разъедало желудок изнутри.

– Кто? А, жена ваша? Не знаю. Нет, Егор, вы не думайте, мне нет резону вас обманывать, если бы я знал, я попросил бы за информацию денег, но я не знаю. К слову, вряд ли вас это утешит, но я отказал ей. Я достаточно четко осознаю, куда можно лезть, а куда не стоит. Но к просьбе вашей супруги присоединился один человек, которому я просто не мог отказать. Бумаги мне вручили, снабдив определенными инструкциями, которые я и выполнил. Не буду отнекиваться, заплатили мне неплохо.

– Значит, вы своего рода посредник? – К Альдову возвращалось сознание, а вместе с ним и способность здраво оценивать ситуацию.

Андрей кивнул.

– А угрозы?

– Средство убеждения. Поверьте, вашу дочь я и пальцем не тронул, более того, я имел честь видеть ее лишь во время моих визитов в вашу квартиру.

– Она уже не моя.

– Печально, – развел руками Пророк, – но, к сожалению, ничем помочь не могу.

– А зачем нужен был этот трюк… с усыплением?

– Ну, во-первых, меня попросили, во-вторых, неужели вы на самом деле полагали, будто я повезу вас к дочери? Другого способа избавиться от вашего общества я не придумал, а то средство, поверьте, оно достаточно безвредно… Правда, вы долго спали.

Егор потер виски. Да, конечно, спал он очень долго, трое суток, кажется, он до сих пор не поверил, что эти мифические трое суток были, да и как они могли быть, если он не помнит. Чудная штука – память, он помнит, как отрубился, помнит, как очнулся и долго доказывал патрулю, что вовсе не пьян, а между этими двумя событиями – пустота длиною в семьдесят два часа. Или больше, время-то он не засекал.

– Клиенту необходимо было реализовать… недвижимость, а ваше присутствие вносило определенные неудобства. Поверьте, с вами поступили довольно мягко, все могло быть гораздо, гораздо хуже.

– Что, убили бы?

– Я? Я – нет, я такими делами не занимаюсь.

Странно, но Альдов ему поверил. Конечно, человек, который нашел свой собственный и почти законный способ отъема средств у населения, не станет марать руки кровью.

– Я не занимаюсь, – повторил Андрей, – а вот тот человек… у него связи имеются, и я не поручился бы, что… Вам не стоит заниматься поисками дочери, Егор Мстиславович, это мой вам совет, в конце концов, у вас осталась фирма, а деньги… Еще наживете, мирские блага преходящи.

– Что за человек обратился к вам?

– Простите, Егор Мстиславович, – Пророк мгновенно посерьезнел, – но этого я вам сказать не могу.

– А если…

– Если вы на деньги намекаете, – перебил Андрей, – то оставьте их себе, пригодятся. Если угрожаете – ваше право, конечно, но угрозы совершенно меня не пугают, ну ни капельки. Зато я очень хорошо представляю, на что способен ваш, скажем так, оппонент. Он пристрелит сначала меня, а потом вас. Или наоборот, что, впрочем, не играет особой роли, часом раньше, часом позже… А я жить хочу. Я поэтому и согласился помогать ему, а сейчас вот и с тобой разговоры разговариваю, вместо того чтобы выгнать, убеждаю тебя, дурака, успокоиться. Плюнь на все. Живи нормально, купи себе новую квартиру, жену заведи такую, чтобы любила и в рот смотрела, а не по мужикам бегала. Слышишь?

– Слышу. – Егор поднялся. Забыть, значит, и жить дальше? Хороший совет, над ним стоит подумать. Возможно, Егор и подумает, и забудет. Все забудет, от всего открестится, и от Юльки, и от Томочки, и от Сергея, и от Татьяны, которой уж точно все равно, найдет он убийц или не найдет. Наверное, так проще. Но вот правильнее ли?

Охотник
Март

На кладбище было удивительно спокойно и тихо. Шел снег, уже март на дворе, а он все идет и идет, и не видно ни конца, ни края колючей белой круговерти. Зато мир вокруг казался светлее, хотя вечер уже и того и гляди этот обманчивый свет придавят ранние сумерки. Альдов присел у могилы. Алые до черноты розы смотрелись чуждо и нелепо, и Егор решил, что в следующий раз принесет белые. Белые розы на белом снегу. Татьяне понравится. Отчего-то ему очень хотелось, чтобы розы понравились. Смешно, она и увидеть-то их не способна.

Наверное, нужно что-то сказать. В прошлый раз какая-то старушка, похожая на больную, исхудалую по зимнему времени ворону, долго и назойливо объясняла Егору, что нельзя просто так стоять и молчать, с мертвыми нужно разговаривать.

О чем? Что он ей скажет? Извини, тебя убили потому, что я недостаточно быстро приехал? Или: потому, что втянул твоего брата в собственные проблемы? Или: о Сергее до сих пор нет новостей? Или: ваша квартира сгорела… На следующий же день после разговора с Андреем. Пожарные говорили об утечке газа, о коротком замыкании, искре, взрыве и несчастном случае, а Егор был уверен – следы заметают. И пророк исчез. Может, тоже убили? Впрочем, «любимого ученика» Альдов не жалел, тот сам нарвался на неприятности, но с Андреем исчез последний шанс отыскать Юльку. Наверное, не надо было уходить тогда. И драку затевать не стоило, взрослые люди контролируют свои эмоции. А Егор не сумел. Ударил, широко, с размахом, и со злобной радостью внимал боли в запястье и слушал истеричный визг Андрея. Тот обеими руками закрывал разбитую физиономию и орал, высоко, на одной ноте.

Потом били Егора. Тот громила, что стоял у стены, пытался оправдаться в глазах шефа. Альдов защищался, но все равно проиграл – у громилы было больше веса, мускулов и обретенного в уличных драках опыта. После драки Егор лечился и думал, когда вылечился, – работал и снова думал. Пустые мысли, пустые надежды… Закурить, что ли? Но прилично ли курить на погосте? И какого вообще он тут стоит?.. В кармане задребезжал мобильник, ну вот и повод появился, чтобы уйти.

– До свидания, – пробормотал Альдов, отводя глаза. Снежная труха невесомым белым саваном укрыла розы.

– Да! – Мелкое тельце телефона норовило выскользнуть из онемевших от холода пальцев, и Егор решил, что завтра же приобретет новую трубку, такую, которую не придется по полчаса в кармане искать. Трубка отозвалась Пашкиным голосом:

– Привет, Альдов, ты где?

– На кладбище.

– А… – Пашка на секунду заткнулся, переваривая полученную информацию. – Все страдаешь?

– Страдаю. Чего надо?

– Поехали в кабак.

– Поехали, – согласился Егор. А почему бы и нет, он же никому ничего не должен, он имеет право отдохнуть. Или, если отдохнуть не получится, хотя бы напиться в приятной компании. Да и с Пашкой посоветоваться не мешало бы.

У ворот Егор обернулся – кладбище тонуло в сумерках и мутной снежной зыби, сквозь которую дрожащими серо-черными пятнами проступали силуэты деревьев, памятников и крохотной старой церкви. Он так ни разу туда и не заглянул.

Ведьма
Январь

Я мерзла. Зимой я всегда мерзну, такой уж уродилась, но сегодня было особенно холодно, это потому, что не топят, то ли экономят, то ли волю закаляют. И есть хочется. Может, согласиться? Подписать бумаги? Но Андрей больше не требовал подписей, он вообще ничего больше не требовал, просто приедет, заглянет в дом, точно желая убедиться, что я еще жива, и снова исчезает на неделю-две, оставляя меня на попечение сестры Виктории.

Ненавижу. И ее, и Андрея, и весь этот замкнутый мирок надуманного благочестия и плохо спрятанной ненависти. Должно быть, людям на роду написано ненавидеть, причем не важно кого, лишь бы было куда выплеснуть все дерьмо из своей души. Я стала таким вот громоотводом. Конечно, они уверены, что я хуже их, потому что они праведницы, а я ведьма.

Каждый день слышу это слово. Ведьма, ведьма, ведьма… Я ленюсь, потому что ведьма. Я хочу есть, потому что ведьма. Я плохо молюсь, потому что ведьма. Я все делаю назло им, потому что ведьма. Нет, теперь мне уже все равно, привыкла.

Дверь заскрипела, и в дом ввалилась сестра Виктория.

– Сидишь? Пол подмела? – Виктория плотно прикрыла дверь, но все равно я кожей ощущала, как вьется, крадется по полу холод.

– Подмела.

– Печь отчего не затопила?

– Так вы ж не велели. – Я старалась не смотреть ей в глаза, сестра Виктория не выносила прямых взглядов, зато очень ценила послушание. Вздохнув всей своей огромной тушей, она скинула тулуп, присела у печи и сноровисто принялась запихивать в черную пасть дрова.

– Ну, чего глазами зыркаишь? Иди вон воды принеси. Тулупу только накинь, а то морозно.

Улица встретила колючим холодом и вытоптанным снегом. Идти надо было к колонке, хотя я и сомневалась, что колонка работает на таком морозе, тогда придется снег топить. Но мне повезло, стоило нажать на рычаг, и из кованого носика в ведро полилась вода.

– Привет.

Я обернулась. Юлька. Надо же, решилась со мной заговорить. В руках у нее ведро, значит, тоже за водой пришла.

– Как дела? – поинтересовалась она.

– Нормально. – Глупый у нас разговор получается. Она рассматривает меня, я ее.

– Ты за водой, да?

– Да.

– И я. – Она шмыгнула носом. – Вчера снег шел.

– Шел.

– Ты сердишься? – вдруг спросила Юлька.

– Я? – Сержусь ли я? На нее? Наверное, нет, я слишком устала, чтобы на кого-либо сердиться, тем более на нее. Она просто верит людям, которым верить нельзя. – Не сержусь.

– Спасибо. – Юлька улыбнулась, совсем как раньше, открыто, по-человечески. – Настя, мне очень нужно тебе рассказать… Только пообещай, что ты никому не скажешь?

– Обещаю.

– Я беременна! – Она сияла от счастья. Господи, неужели такое возможно? Ей же всего-навсего четырнадцать. Или пятнадцать? Впрочем, какая разница, она чересчур юна, чтобы… Но от кого? Ну, конечно, Андрей, у кого еще хватит цинизма и наглости совратить этого ребенка. Догадываюсь, ему почти не потребовалось прикладывать усилий – я же помню, какими глазами она на него смотрела. А он воспользовался детской влюбленностью. Скотина!

– Что ты сказала? – переспросила Юлька.

– Ничего. Я рада за тебя… – А что я могла еще сказать? Что она слишком молода, что ее идеал – козел и сукин сын, что я совсем даже не рада и?.. Ох, скотина. Какая же он скотина!

– Ты не представляешь, – продолжала щебетать Юлька, – как я счастлива! Ты поможешь ведро донести?

– Помогу. – Странно, что ее вообще заставляют работать, хотя Андрея же нету, вот кто-то и пользуется. Или еще не знают? Надо подсказать ему, пусть определит ее в больницу, пусть обследуют, еще ей отдыхать надо и питаться нормально, витамины опять же не помешают.

Ведро я поставила у порога – оказывается, Юлька тоже переехала и теперь обитала в покоях Пророка.

– Ты иди, – попросила девочка, зябко кутаясь в белую шубу, – а то…

– Понимаю. Ну, до свидания.

– До свидания.

Сестра Виктория если и заметила мое долгое отсутствие, то виду не показала, только велела еще и за дровами сходить. А на следующее утро приехал Андрей.

Неприятный инцидент был забыт. Утром Алексей был вежлив и весел, Эльжбета Францевна улыбалась, лишь Ядвига вымучивала улыбку. Чуть позже Федор отметил и странную бледность, и нехарактерную для девушки молчаливость, она послушно отвечала на все вопросы Алексея, но в то же время сама заговаривать с ним не желала, будто опасаясь повторения вчерашней ссоры.

Эльжбета Францевна сразу после завтрака укатила в город, забрав с собой Ядвигу и Элге. Федор, которому не слишком хотелось оставаться в замке, изъявил желание сопровождать дам, но Эльжбета Францевна вежливо отказалась.

Опустевший дом вызывал неизъяснимое чувство одиночества, и даже компания Алексея показалась не такой уж и неприятной. Некоторое время сидели молча. Луковский делал вид, будто рассматривает обстановку кабинета, а князь притворялся, что верит внезапно проснувшемуся интересу к мебели. Но молчание затягивалось и действовало на нервы. Первым не выдержал Алексей.

– Как спалось, ваше сиятельство? – поинтересовался князь. Федору почудилось, что за одним вопросом скрывается другой, но вот какой именно?

– Никак не могу привыкнуть к этому… Этому… – Луковский искал подходящее объяснение звуку, что тревожил его сон.

– Вою?

– Чему?

– Вы, скорее всего, говорите о волчьем вое. Такой заунывный, неприятный звук.

– Это волки? – искренне удивился Федор. – Неужели эти отвратительные звуки издает живое существо?

– Волки. Если только вы не верите в оборотней, как моя сестра.

– Не верю.

– И я не верю. Ни в оборотней, ни в ведьм, ни в проклятие. Выдумки это.

– А ваша сестра…

– Чересчур французскими романами увлекается, да и делать здесь больше нечего, только придумывать себе приключения, которых не было. – Вздохнув, Алексей предложил: – Как насчет партии в бильярд?

– С превеликим удовольствием. – Федор был согласен на что угодно, лишь бы не сидеть, тупо уставившись в стену.

Бильярдная оказалась просторной и удобной, и стол фабричный, относительно новый.

– Из столицы выписали. Во что доставка обошлась, даже не спрашивайте. – Алексей нежно погладил полированный бок. Стол был хорош, такой и в клубе поставить не стыдно, не то что в захолустном поместье вроде Крепи.

– Отец лично выбирал. Он любил играть.

– А вы?

– И я люблю. Только не с кем. Матушка хоть и умеет, но отказывается, Ядвига не умеет и учиться не хочет, а с соседями у нас не те отношения, чтобы… Не любят нас соседи, Федор Андреевич, потому на приглашения да визиты особо не рассчитывайте.

Князь неторопливо выкладывал на зеленое сукно тяжелые бело-желтые шары.

– Отчего? – поинтересовался Федор. В бильярдной ему нравилось, здесь царила атмосфера игры, дело даже не в столе, киях или резном ящике, в котором хранились шары, дело в обстановке – все строго, удобно и приятно на вид. Интересно, есть ли у него шансы? Несомненно. Князь сам признался, что играть здесь не с кем, следовательно, навыки Алексей подрастерял, а вот Федор в Петербурге считался неплохим игроком.

– Да из-за пустяка. Старуха, пока здесь жила, со всеми соседями рассориться умудрилась, с каждым вторым судилась. А поскольку многие дела решались в ее пользу, – Алексей нервно улыбнулся, – то соседи в конце концов объединились в своей обиде и изгнали бабушку из общества. Выбирайте.

Луковский долго и придирчиво осматривал кии, но сумел-таки подобрать по руке. Алексей легким кивком одобрил выбор.

– Разбивайте! – приказал князь. Федор слегка волновался, ему хотелось показать свое умение и хоть как-нибудь реабилитироваться в глазах князя за позорное вчерашнее падение. Затем мысли о вчерашнем дне отошли на второй план, освобождая место простому удовольствию от игры. Игралось легко, шары летели туда, куда нужно, да и Алексей оказался довольно умелым противником.

– Значит, с соседями вы отношения не поддерживаете?

– Пытались. После смерти старухи, но сами знаете, как это бывает. Поползли слухи, вспомнились старые обиды, старые ссоры… Партия! Еще?

– Не откажусь. Вы хорошо играете.

Князь поклонился.

– Матушка мечтает вывезти Ядвигу в столицу, хотя бы на один сезон…

– Жизнь в Петербурге дорога, – заметил Федор, примериваясь к шару, как и следовало ожидать, сложный удар не получился, но промах лишь раззадорил.

– Дело даже не в деньгах. – Алексей обошел стол, выбирая удобную позицию. – Бабушка оставила Ядвиге неплохое приданое, однако, чтобы блистать на балах, как того хочется сестричке, нужно сначала на эти балы попасть. В Петербурге к провинциалам относятся весьма… снисходительно.

– Доводилось бывать в столице?

– Учился. – Удар князя был точен, и шар влетел в лузу. – Служил.

– И вернулись? – Федор совершенно не представлял, кто, будучи в здравом уме, способен обменять великолепие столицы на здешние унылые равнины.

– Вернулся. Удивлены? Урганские топи умеют привязывать к себе. Хотел бы уехать, да не могу. Улететь бы, но крыльев нет. Не знаете, у кого украсть можно?

– Что?

– Крылья, – совершенно серьезно ответил князь. – Согласно пророчеству, все князья Урганские умирают на болотах. Или это не пророчество, а проклятие?

– И как, исполняется? – Беседа скользила по краю лезвия. Алексей улыбался, но Федор ощущал напряжение, скрытое внутри этого странного человека.

– Да. Отец мой от ран скончался у ворот Крепи. Дед умер во время охоты. Прадед исчез бесследно… Надо у Элге спросить, она точно скажет, проклятие или предсказание. Ведьма черноокая. – Светло-рыжие глаза князя лихорадочно блестели. – Она – вторая половинка, она в силах разорвать этот чертов круговорот.

– Вы о чем? – Проклятие, заклятье, Элге, ведьма, круговорот… Федор совершенно запутался в сумрачных мыслях дикаря. Впрочем, негоже князя дикарем называть, дикари в столице образование не получают.

– О жизни. Не правда ли, здесь все дни похожи друг на друга. Идут, идут, и вот, через год ли, через два, ты уже увяз в круговороте и не понимаешь, куда подевалось прожитое тобою время. Весна, осень, лето одинаковы. А вот зима другая. Впрочем, сами увидите. Скоро уже. – Отбросив кий, точно ненужную игрушку, князь направился к выходу из комнаты. Но партия же не доиграна! Нет, не стоит ему мешать, внезапно понял Федор, этот человек безумен, хоть и не осознает собственного безумия. Эти перепады настроения, это нарочитое хамство и разговоры о предсказаниях говорили о болезни разума, давней и, скорее всего, неизлечимой. А Элге, она тоже часть его безумия? Алексей не злился на нее, говорил с печалью и, пожалуй, надеждой. На что же он надеялся?

– А с волками-то что делать? – Бог с ним, с бильярдом, решил Федор, но он не желает еще одну ночь слушать заунывное волчье пение.

– Ничего. – Алексей обернулся. – Что с ними сделаешь? Пускай воют себе, а зимой облаву устроим. Желаете на оборотня поохотиться, а, ваше сиятельство?