Текст книги "Искушение вампира (сборник)"

Глава 5
Мир и дом

Когда створки лифта захлопнулись и кабинка мягко поползла вверх, Настя закрыла глаза и задумалась. Как она теперь появится дома? Что скажет маме? Что будет с ней днем и что вообще теперь с ней будет?.. «Может, пока не поздно, нужно найти кладбище и устроиться там в каком-нибудь склепе?» – размышляла Настя. Насколько она знала, готических кладбищ в их городе не водилось. Как-то они с приятельницей, начитавшись чего-то романтического, поехали на местное кладбище. Был конец марта, снег еще не везде растаял, зато там, где его не было, ноги чуть не по колено проваливались в жидкую грязь. Унылые оградки и криво торчащие из земли металлические таблички – все выглядело до того убого и как-то сиротски, что всякая мысль о романтике немедленно бежала из головы, к тому же Настя порядком замерзла и, вернувшись домой, долго растирала окоченевшие, потерявшие чувствительность ноги. Нет, что ни говори, на кладбище ей вовсе не хотелось. Девушка открыла глаза и встряхнула головой: это просто верх несправедливости этого мира – ее так называемый учитель превратил ее в монстра и даже не позаботился о том, чтобы просветить, как с этим дальше жить. Очень мило!..

Лифт остановился, двери разошлись. По клубам сигаретного дыма, которого в коридоре было, кажется, уже больше, чем воздуха, Настя догадалась, что мать ждет ее, прежде чем увидела ее. Мама вообще много курила, а когда волновалась – особенно, зажигая сигарету от сигареты.

– Ну, наконец-то! – воскликнула она, шагая навстречу дочери. – Где ты была?

Девушка привычно опустила голову. Может быть, лучше и вправду было пойти на кладбище… По крайней мере, не пришлось бы изворачиваться и сочинять…

– Я из гостей. Была на дне рождения. У Наташи… Она… моя коллега по музыкальным увлечениям, ты ее не знаешь, – сказала она, выходя из лифта.

Настя нервничала, опасаясь, что мать вот-вот почувствует неладное.

– Извини, что я сегодня нагрубила, – торопливо добавила она, проходя в квартиру. – Я не хотела…

Мама вздохнула:

– Ох ты, горе мое луковое. Ты же понимаешь, я тебе только добра хочу. Сама знаешь, как нужно сейчас образование. Я ведь не о себе – только о тебе думаю! Этот концерт был очень важен для нас. Я так в тебя верила. Вот, даже платье заказала заранее…

Насте стало стыдно. Ей часто становилось стыдно в присутствии мамы, которая одна, без отца, вырастила ее, целые дни проводила на работе, стремясь создать в семье хоть какой-то достаток. Мама всегда с готовностью приносила себя ради Насти в жертву. Она так и не вышла вторично замуж – никаких мужчин в доме, чтобы не травмировать дочь «новым папой», почти ничего не покупала себе – лишь самое необходимое, остальное – для Настеньки. Что уж говорить, особых требований к дочери не предъявлялось: только учиться и оставаться скромной девочкой. И от этой маминой жертвенности Насте было тяжело. Она, словно тяжкий груз, лежала на ее плечах, на корню уничтожая открытость и доверие между матерью и дочерью, – как могла Настя проявить себя настоящую, когда мама поставила на себе крест и ожидала, что ее дочь вырастет идеальной. С каждым годом эта ледяная стена все росла и крепла. Девушка чувствовала себя неблагодарной тварью, но никак не могла избавиться от постоянного чувства искусственности и неловкости. Как было бы хорошо, если бы они жили просто так, без этой жертвенности. В конце концов, Настя не языческий идол, жертвы ей не нужны.

– Да, мам, я знаю, – протянула она и принялась стягивать с ног чужие туфли. Все-таки хорошо, что она не чувствует боли. Туфли оказались, наверное, на размер меньше, чем требовалось, и будь Настя человеком, она бы умерла в них.

– А что это на тебе? – запоздало удивилась мама.

Настя заметила, что она принюхивается, не пахнет ли от дочери алкоголем, и чуть не расхохоталась. Ну конечно, самое страшное, что только может представить себе любящая мать, – это то, что ее дочь станет алкоголичкой! Судя по всему, Насте это теперь не угрожает.

– А платье мне одолжили. Там все девочки были нарядно одеты, не сидеть же мне среди них, как клуше, в старых джинсах?! – оправдывалась она.

«Нет, мамочка, я не алкоголичка. Я всего лишь вампир!»

Подумав об этом, Настя хихикнула, но тут же состроила серьезное лицо.

– Я же говорила: не стоит брать чужие вещи. Тем более такие дорогие, – мама укоризненно покачала головой. – А где твоя куртка? Неужели ты так и шла?

– Ах куртка… Я ее испачкала и оставила у Наташи. Завтра заберу. И не волнуйся, меня подвезли на машине.

– Вот как? И кто же?

– Один знакомый мальчик.

Настя замолчала. Мама тоже безмолвно стояла напротив нее, ожидая продолжения. И, когда продолжения, против ожидания, не последовало, снова вздохнула:

– Ну хорошо. Ступай попей чаю и ложись, а я уже пойду спать. Ты же знаешь, во сколько мне вставать… Уже ночь, а я так и не ложилась… – она протяжно зевнула.

Настя прекрасно понимала, из-за кого мать не ложилась спать, но вместе с тем была рада, что мама слишком устала, чтобы чрезмерно наседать с вопросами. Главное – продержаться до завтра, а там она уже что-нибудь придумает.

– Не буди меня утром. Нам завтра ко второму уроку, я сама себе будильник поставлю, – соврала девушка.

Мама кивнула, повернулась, чтобы идти в свою комнату, и вдруг удивленно остановилась.

Дымчато-серая ласковая кошка Алиса стояла в конце коридора и, выгнув спину и взъерошив ершиком хвост, напряженно смотрела на них.

– Алиса, девочка, что с тобой? – удивилась мама.

Настя сделала шаг по направлению к кошке, но та громко и угрожающе зашипела.

– Кажется, совсем с ума сошла, – процедила сквозь зубы девушка и направилась на кухню.

Что ж, хотя бы в одном фильмы оказались правы: животные чуют таких, как она. Жаль, раньше они с Алисой были друзьями, и кошка любила дремать на Настиных коленях, сладко мурлыча и благодарно вылизывая шершавым языком хозяйкины руки. Теперь это навсегда осталось в прошлом, исчезло, как страничка из дневника, унесенная порывом холодного ветра. Было – и нет. Горько, но, как говорится, снявши голову, по волосам не плачут.

Настя включила холодную воду, умылась и прошла в свою комнату. Алисы нигде не было видно. Наверное, укрылась в маминой спальне. Тем лучше.

Как это странно и страшно – входить в свою привычную комнату. Ты изменился, а она – осталась прежней. Те же светлые обои с нарисованными на них сочными апельсинками, оранжевая «детская мебель» – мама покупала ее, когда Насте еще было семь, сидящие на шкафу куклы – Барби-фея, Барби-русалка, большая фарфоровая кукла с румяными щечками, в обшитом рюшечками передничке, цветок фиалки на окне в горшочке, расписанном неумелой Настиной рукой, стол, компьютер – тоже не слишком новый, зато милый, оклеенный смешными яркими наклейками, полки с любимыми книгами – чего здесь только не было: от иллюстрированных энциклопедий до фэнтези, кровать, застеленная веселеньким ярко-желтым покрывалом…

Девушка остановилась на пороге комнаты, не решаясь войти. Перед ней, словно на картинке, предстала вся ее незамысловатая жизнь. Та, куда теперь уже не было возврата.

В доме царила тишина, и только тикали механические часы в маминой спальне. Настя четко различала этот звук, а еще, если прислушаться, тихое мамино дыхание. Мама уже спокойно спала. Она еще могла спокойно спать.

Настя шагнула к себе и плотно закрыла дверь.

Интересно, что делают вампиры ночью? Летают, распугивая случайных прохожих хлопаньем огромных кожистых крыльев? Тенями скользят по улицам, влекомые жаждой крови и тепла?.. Только теперь Настя остро осознала, что ее и вправду влечет тепло. От него бывает больно – вспомнить хотя бы обжигающие прикосновения Вадима – и вместе с тем от него можно на время согреться, притушить ту сосущую ледяную пустоту, что по-хозяйски обосновалась внутри ее. Настя когда-то читала про бесконечный пустой космос – там нет ни воздуха, ни жизни, только холод и одиночество – на много тысяч световых лет. Сейчас она сама стала таким космосом.

Спать не хотелось, но, так и не решив, чем занимаются ночью правильные вампиры, Настя по привычке разобрала постель и легла. Она бесконечно долго лежала, глядя в белый потолок, не думая ни о чем, словно в полусне. Сознание постепенно гасло, как оставленный без присмотра костер…

Разбудила Настю боль. Такое ощущение, как будто кто-то тычет факелом ей в лицо. Девушка прикрыла лицо руками. Боль не проходила.

«Свет! Меня жжет солнечный свет!» – сообразила она и кинулась зашторивать плотные занавески. Хорошо, что у нее в комнате именно такие, а не какой-нибудь воздушный тюль.

Но и этого оказалось недостаточно. Неприятное ощущение и теперь не исчезло. Пришлось с головой завернуться в одеяло. И только Настя проделала это, как тут же заснула – вернее, провалилась в пустоту. Без снов, без ощущений, без эмоций.

– Настя! Что с тобой? Ты заболела?

Одеяло сползло с лица, и лба коснулась горячая мягкая рука.

– Да ты же ледяная! Я вызову врача! – всполошилась мама.

– Не надо врача, – Настя села на кровати.

В комнате было совсем темно. Очевидно, уже вечер, не меньше семи, мама пришла с работы и обнаружила ее спящей.

– Я что-то устала. Вернулась из школы, сделала уроки и прилегла, – соврала девушка. – А теперь ничего, уже лучше.

От мамы веяло теплом. Прекрасным заманчивым живым теплом. Это тепло было нужно Насте как воздух. Нет, больше, чем воздух, ведь она, кажется, теперь не дышала.

«Подойди ко мне! Согрей меня!» – думала Настя, глядя на маму.

И та тут же приблизилась, села на кровать и прижала Настину голову к своей горячей груди.

– Бедная моя девочка! Ты себя совсем не жалеешь! Нельзя же так много заниматься!

Настя вдыхала знакомый запах, исходивший от мамы. У нее опять начинала кружиться голова – но не так, как во время танца с Вадимом. Теперь чувство было более оформлено и… носило выраженный гастрономический характер. У мамы, как и у самой Насти, были светло-рыжие волосы и очень тонкая белая кожа, под которой просвечивали все жилочки. Вот они – прямо перед Настиными глазами. Несмотря на царящую в комнате темноту, девушка видела их все до единой. Мама обнимала ее, а девушка слушала биение ее сердца, набатом отдававшееся в ушах, и почти наяву видела красную кровь, струящуюся по венам… В горле опять стало сухо. Подчиняясь требовательному звериному инстинкту, она потянулась поближе…

И словно очнулась.

Резко оттолкнув маму, Настя вскочила на ноги.

– Это какое-то сумасшествие!.. – пробормотала она, пытаясь удержать рвущегося наружу хищника – зверя, которому хотелось преследовать добычу и убивать, жадно глотая горячую живую кровь, каждой клеточкой впитывая страх и боль своей жертвы. – Это пройдет. Пройдет. Я вполне нормальная. Я могу взять себя в руки. Меня нечего бояться…

– Ну ты как, наверное, проголодалась? Будешь есть? – Мама как будто ничего не заметила. Или она и вправду ничего не заметила?..

Настя в ужасе посмотрела на нее, не зная, счесть ли эти слова издевательством.

– Я приготовлю тебе яичницу с ветчиной, зажаристую, как ты любишь. Хорошо? – спросила мама, поднимаясь.

– Д-да, – выдавила из себя Настя.

– Ты только посмотри, наша Алиса совсем с ума сошла. Второй день уже сама не своя, – продолжала как ни в чем не бывало мама, – сегодня она меня испугала. Шерсть вздыбленная, мяукает. Как будто пытается мне что-то сказать, а что – я и не понимаю. А тут подхожу к твоей двери и вижу, что Алиса ее всю когтями исцарапала. Не понимаю, что с ней.

Она пожала плечами и ушла на кухню, откуда тут же послышался плеск льющейся воды и хлопанье холодильника: мама взялась за приготовление яичницы.

А Настя подошла к двери и увидела на ней глубокие борозды. Кошка долго царапала и кусала ее, видимо пытаясь пробраться в комнату. Как раз днем. В то время, когда Настя спала. Интересно, зачем? Ярость вскипела в девушке, как пузырьки в бокале шампанского. Она уже знала, что Алиса ей теперь не друг, но только теперь поняла, что отныне пушистая любимица стала ее врагом.

– Алиса! Кис-кис! – позвала Настя, но проклятая кошка, разумеется, затаилась.

Девушка прошла в мамину спальню, заглянула под диван, за кресло и за занавески – кошки нигде не было.

– Ну ничего, – пробормотала Настя, – я найду тебя, и будет хуже. Уж лучше бы тебе сразу же появиться на зов.

Серая провокаторша обнаружилась в коридоре в тот момент, когда она собиралась проскользнуть на кухню под защиту к маме.

Настя, сама удивляясь собственной быстроте и ловкости, преградила ей путь и загнала кошку в угол. Обе – и кошка, и хозяйка – прекрасно чувствовали, что дело принимает нешуточный оборот. Девушка и не сомневалась, кто выйдет победителем, но едва она наклонилась к Алисе, кошка вцепилась когтями в руку хозяйки, а затем, воспользовавшись ее секундным замешательством, серой молнией метнулась прочь. Все это проходило в странной тишине. Ни Настя, ни Алиса не издали ни звука. Как настоящие враги, они знали, что не стоит ждать ни помощи, ни пощады.

– Глупая кошка, – с досадой пробормотала девушка.

– Настя, иди есть, все готово, – мама, улыбаясь, выглянула из кухни. У ее ног отиралась хитрая Алиса. Она словно нарочно дразнила Настю, всем своим видом говоря: «А вот и не достанешь!»

Все еще кипя от злости, девушка прошла на кухню, где на столе стояла тарелка с яичницей. Один ее вид вызывал у Насти брезгливость и омерзение. Эта маслянисто блестящая пленочка на желтке, отвратительная розовая ветчина, покрытая капельками расплавленного жира, – какая гадость! И как она могла любить такое раньше?!

Настя сидела над остывающей яичницей, ковыряясь в ее ярко-желтых глазах-желтках вилкой, а мама увлеченно рассказывала что-то о работе. Дождавшись, когда мама наконец закончит рассказ и выйдет из кухни, девушка вывалила отвратительную еду в ведро и вымыла тарелку.

– Мам, я пойду погуляю, – сказала она, когда мама вернулась на кухню.

– Так поздно? – забеспокоилась та. – Посмотри, на улице уже совсем темно.

– Я ненадолго, – соврала Настя, уже прекрасно зная, что раньше утра она вряд ли вернется. – А ты ложись спать. Я возьму ключи.

Мама стояла посреди кухни, держа в пожелтевших от никотина пальцах сигарету и нервно щелкая зажигалкой, зажатой в другой руке. Видно было, что ей ужасно хочется задать какой-то вопрос и вместе с тем она отчего-то боится это сделать.

«Сейчас спросит, что со мной случилось», – испугалась Настя.

– Это связано с тем мальчиком, который тебя подвозил? – наконец проговорила мама, и девушка с облегчением вздохнула.

– Да, – небрежно бросила она и пошла одеваться.

Роли в их семье поменялись самым кардинальным образом.

Стоило Насте только открыть входную дверь, как мимо нее промелькнула серая молния. Алиса стремглав выскочила из опасной квартиры и скрылась в коридоре. Девушка хотела было броситься вслед за кошкой, но, подумав, пожала плечами. Поле боя осталось за ней, и то ладно. А поесть она себе найдет. Кого-нибудь покрупнее Алисы.

На улице было сыро. Только-только закончился дождь, и воздух напитался влагой, словно губка. Над землей стелился туман, и зажженные фонари казались небрежными акварельными мазками, нанесенными на асфальтово-серый холст ночи. В небе были натыканы тусклые горошинки-звезды и забытой лампочкой висела половинка старой-старой луны.

Настя стояла посреди двора, оглядываясь и принюхиваясь. Она видела ночь словно другими глазами. Она и вправду изменилась. Еще вчера она была слишком напугана произошедшим, чтобы замечать что-то, кроме своих переживаний, но вот сегодня картинка развернулась во всей полноте, ожила, наполнившись красками и звуками.

Старый двор обещал ей невиданные чудеса, улица звала, манила навстречу неизведанному. Если бы только Вадим был рядом! Если бы он мог разделить с ней восторг новых открытий!

«Все решается легко, – подумала Настя, мягко ступая по блестящему от дождя тротуару. – И как эта простая мысль не пришла мне в голову еще вчера? Мне нужно осторожно подготовить его, разузнать у учителя, как сделать человека вампиром, – и все сразу наладится. Мы будем вместе. Навсегда. На целую вечность! Это будет история идеальной любви. Что может быть прекраснее, чем вечная любовь? Настоящая история любви Ромео и Джульетты начинается как раз в тот момент, когда оба умирают».

Эта мысль привела девушку в отличное настроение. Она достала из кармана мобильник – ах да, он, бедняжка, был отключен еще со вчерашнего вечера – и включила его.

Двадцать неотвеченных вызовов! Ну ничего себе! Семнадцать из них – вчерашние, от мамы, а три сегодняшних – от Сони. Тоже понятно – подруга беспокоится о том, что Настя не появилась в школе. Кстати, о школе. Надо бы позвонить хотя бы той же Соне и наплести чего-нибудь, а то начнут ее искать, поднимут суматоху, расстроят маму… Сейчас это совершенно ни к чему.

Думая об этом, Настя набрала номер подруги. Та ответила на вызов так быстро, словно только и ждала Настиного звонка.

– Привет! Ты куда пропала? Что-нибудь случилось? – В голосе Сонечки звучало неприкрытое любопытство. Ее можно понять. В жизни Петровой тоже ничего не происходило, совсем как у Насти до недавнего времени.

«И не надейся!» – хотела ответить Настя, но сдержалась и, изобразив горестный вздох, произнесла:

– Ой, Соня, я заболела. Передай в школе, что недели две точно не приду.

– Что с тобой? – обеспокоилась та. – Тебя навестить? – спросила она так, что не оставалось сомнений: навещать больную ее вовсе не тянет.

– Н-нет, пока не надо. Это вирус. Очень заразный.

«Кстати, очень подходящее определение вампиризму. Надо бы запомнить», – отметила Настя.

– А-а, – протянула Петрова, – ну тогда давай выздоравливай, – и торопливо повесила трубку.

«Какая же Соня дура! – подумала Настя. – Похоже, она боится, что заразится прямо через телефонную трубку! Как хорошо, что теперь я прекрасно обойдусь и без ее компании!»

Девушка вышла к детской площадке, села на спинку лавочки, поставив ноги в черных сапожках прямо на сиденье – с имиджем пай-девочки было окончательно покончено, – и набрала номер Вадима.

– Привет, – промурлыкала она в трубку, когда на другом конце нажали прием.

– Привет, – отозвался он, в его голосе звенели то ли серебряные колокольчики, то ли льдинки.

– Это… – Настя замялась, вспоминая, назвала ли она вчера свое имя… да и нужно ли оно, имя, вообще? Какой в нем прок? Вот учитель называет себя просто учителем. Почему бы не придумать что-нибудь столь же простое и элегантное?..

– Да, я узнал тебя.

– Я бы хотела встретиться с тобой сегодня. – Настя тряхнула волосами, входя в роль роковой соблазнительницы: не зря же красавиц так и называют – женщины-вамп.

– Я бы тоже очень хотел встретиться с тобой. Я думал о тебе все это время.

– Вот и отлично. Сможешь подъехать к моему дому через полчаса?

– Да, – ответил он.

– Тогда до встречи!

Настя ликовала. Ликовала. Ей определенно нравилось ее новое тело. Сильное, гибкое. Все складывалось прекрасно. Хорошо, что учитель сделал ее такой… Что-то, кстати, давно его не было видно. Вообще-то так не поступают. Как там было у Антуана Экзюпери: «Ты в ответе за того, кого укусил»? Нет, конечно, не совсем так, но суть одна. Он оставил ее разбираться с новыми проблемами в одиночку, даже не поинтересовавшись, где она собирается ночевать… в смысле, наоборот, проводить день, укрываясь от солнца. А если бы она, как идиотка, осталась на улице и была сожжена рассветными лучами – неужели его это совершенно не интересует?!

Девушка огляделась: а вдруг учитель сидит на ближайшем дереве и наблюдает за ней, но никого не обнаружила.

«Ладно, – махнула она рукой, – неважно».

Глава 6
И пошел снег…

– Эй, а у тебя десяти рублей не найдется? На пиво не хватает, – с пьяной откровенностью прервал Настины мысли чей-то голос.

Настя удивленно подняла взгляд. Рядом с ней, у скамейки, стояла девушка немногим старше ее самой, в задрипанной курточке и натянутой по самый нос шапке. Это была Светка, весь двор знал, что она, несмотря на свои восемнадцать или двадцать (свой возраст не помнила, пожалуй, даже она сама), что называется, употребляет.

Настя собиралась было отмахнуться от нее, привычно сунув мятую десятку, но потом в ее голову пришла иная идея. Вот, подумалось ей, совершенно бесполезный и даже вредный человек. Живет себе, коптит небо и не делает абсолютно ничего. Никакой пользы. Так почему бы ей не поделиться тем, что у нее есть? Тем более что Настя возьмет у нее совсем немного крови. Чуть-чуть, эта пьянь даже не заметит! При этой мысли Настино горло дернулось. Она бросила быстрый взгляд вокруг. Никого. И только в отдалении скользили темные силуэты запоздалых прохожих. Если что-то случится, никто и не увидит. А Светка наверняка не так изворотлива, как эта серая тварь Алиса.

– Помогать ближнему своему – благое дело, милочка, – Настя широко улыбнулась.

К счастью, было слишком темно, чтобы Светка могла заметить и расшифровать эту улыбку.

«Вы делаете успехи, милая барышня. Сами видите, охота – это совсем несложно», – наверняка похвалил бы ее учитель.

– Вот, возьми, – Настя наугад выудила из кармана смятую купюру и, не глядя, протянула девушке.

Светка взяла деньги, и тут Настя быстрым движением прильнула к ее шее. Светка попыталась вырваться, но только забилась в Настиных руках, как бьется в сетях паука глупая муха.

Тепло. Надежность. Жизнь…

Густая горячая кровь щедрым потоком лилась в ее горло, наполняя тело безмерной радостью. Какая же она была дура, что так долго отказывала себе в удовольствии вкусить настоящую кровь! Кровь той бродячей собаки не шла ни в какое сравнение с человеческой, как нельзя сравнить жидкий сок из ламинированного пакетика с натуральным, только что выжатым густым соком.

Тепло и блаженство растекалось по всему Настиному телу. Голова приятно кружилась. Вампирам не нужен алкоголь – кровь пьянит похлеще!

Она пила и пила, как истомленный жаждой путник в пустыне, целиком отдавшись волнующему и чудесному чувству. Такой эйфории Настя еще никогда не испытывала!..

«Надо бы остановиться, – мелькнула в голове мысль. – Еще немного, буквально пару глотков – и все», – пообещала себе она…

Когда Настя насытилась, то поняла, что девушка беспомощно висит у нее на руках. Она попыталась прислушаться. Кажется, ее сердце не билось.

– Малокровная какая-то, – пробормотала Настя, отбросив от себя тело. Девушка упала и осталась лежать в нелепой позе, точь-в-точь сломанная игрушка.

Зато Настя почувствовала, что сил у нее прибавилось. Она прошлась по площадке, разминая руки и ноги, мигом взлетела на вершину детской лесенки и уселась там, довольно оглядывая окрестности. Внутри было приятно и тепло. Тепло наполняло ее с ног до головы – такое уютное, такое родное. Настя почувствовала к выпитой девушке почти сестринскую любовь. Та так много ей дала!

Прикоснувшись к щекам, девушка поняла, что они стали теплее. Чудо жизни, отнятое у другого, наполнило ее тело, разрумянило щеки, добавило блеску глазам и уверенной ловкости движениям. Весь мир, казалось, послушно лежал у ног, ночь ласково раскрывала ей свои объятия – и она могла все! Почти все!

В кармане завибрировал мобильный.

– Я подъехал. Ты где?

– Сейчас подойду! – обрадовалась Настя и, спрыгнув с лесенки, поспешила к дороге, позабыв о лежащем у скамейки теле.

Вадим, открыв дверцу машины, неотрывно смотрел на нее.

– Какая же ты красивая! – тихо сказал он, когда она подошла поближе. – Знаешь, ты даже красивее, чем вчера.

Настя улыбнулась, обошла машину и села рядом с ним.

– Ну, куда поедем? – спросила она, поправляя, глядя в зеркало, волосы.

– Сюрприз.

Он отвез ее в маленькую студию, расположенную в крохотном, словно гараж, одноэтажном здании на окраине города.

– Вот здесь я провожу большую часть времени, когда не занят по учебе, – сказал Вадим, пока Настя с интересом разглядывала висящие на стене гитары, синтезатор и какое-то, кажется, звукозаписывающее оборудование.

– Здесь ты и пишешь свои песни? – спросила она.

– Иногда, – улыбнулся он. – На самом деле чаще всего они приходят ко мне сами, не спрашивая о времени, но лучше всего придумывается, когда я иду или еду куда-нибудь.

– И ты никогда не думал связать свою жизнь с музыкой?

Лицо Вадима тут же стало серьезным.

– Я должен стать врачом, понимаешь? Чтобы жизнь проходила не зря. Мне нужно помогать людям, – ответил он, машинально взяв одну из гитар и тихонько перебирая струны.

– Зачем тебе это? По-моему, нужно жить для себя и делать то, что тебе действительно нравится. – Настя с наслаждением потянулась. Теплая кровь струилась в ее венах, согревая, давая чувство уверенности и благополучия. – Вот я до недавнего времени тоже пыталась жить для других… для своей мамы, которая, видите ли, возлагала на меня всяческие надежды. И что? И ничего! Зато как же хорошо быть свободной!

Вадим отложил гитару и нахмурился.

– Настя, мне кажется, ты не такая, какой хочешь сейчас показаться. Я помню, как ты приходила и слушала мои песни, – его губы тронула легкая улыбка, – ты была такая красивая! Я смотрел на тебя, и мне становилось светлее. Знаешь, мне даже нравилось, что мы с тобой незнакомы, но словно понимаем друг друга, будто ведем не слышный никому диалог. Ты удивительная, чуткая… Я видел это по твоим глазам, по тому, как ты слушала…

Настя молчала, не зная, что и сказать на это.

– Погоди, я сейчас, – Вадим подошел к стоявшему в углу маленькому холодильнику и открыл его. – Будешь сок? У меня есть апельсиновый, манговый и из маракуйи. Очень вкусный, я его чуть ли не по коробке каждый раз покупаю.

– Нет, спасибо.

– А пирожные? Ты любишь пирожные? Я постеснялся спросить, какие ты предпочитаешь, и купил разных. Есть эклеры, есть корзиночки и есть еще венгерская ватрушка. Рекомендую – совсем-совсем свежая, мягкая и посыпана сахарной пудрой.

Вадим растерянно улыбался и просительно смотрел на нее. Какой же он милый чудик! Даже жаль расстраивать его.

– Нет, спасибо.

Вадим явно расстроился.

– Ты… на диете? – спросил он.

– Ну да. Я питаюсь очень… избирательно, и как раз недавно… поужинала.

– Я не знал и вот думал произвести на тебя впечатление…

В том, как он признавался в этом, было что-то умильное и трогательное. Он был старше, но Настя вдруг почувствовала себя так, как будто превосходила его в возрасте и жизненном опыте.

– Ты славный, – сказала она, обнимая Вадима за плечи.

Лицо его сразу просветлело.

– Я так рад, что ты есть в этом мире! – сказал он серьезно. – Как хорошо просто знать, что ты существуешь. Смотреть на тебя, касаться рукой. Я хочу всегда быть рядом с тобой. Знать твои радости и печали, согревать, когда ты мерзнешь, стирать поцелуями с лица слезы и разделять с тобой твою улыбку.

«Ты пришел слишком поздно. Поезд уже ушел, и только холодный ветер гонит умершие листья по опустевшему перрону, – подумалось Насте. – Или еще не поздно? А вдруг все еще возможно?» – тут же мелькнула в голове сумасшедшая мысль.

– Ты нужен мне! Мне нужно твое тепло и твое биение сердца! Мне очень нужно твое умение жить! – выпалила Настя, прижимаясь щекой к его горячей груди и слушая взволнованный стук сердца, доносящийся через тонкую ткань свитера.

Он крепко обнял ее, прижимая к себе, и легко коснулся поцелуем виска.

– Сыграй, – попросил он Настю, кивнув на синтезатор.

Та пожала плечами и, чувствуя, будто попала на экзамен, подошла к инструменту и включила его. Руки привычно легли на клавиши и бодро побежали по ним, воспроизводя отрывок из Бетховена. «Вроде неплохо. Тридцать вторые у меня получаются бойчее и лучше», – с удовольствием подумала Настя и тут случайно посмотрела на Вадима.

Его лицо было грустным и даже каким-то расстроенным. Прямо как у Мананы Гурамовны. Старая грузинка, правда, обычно еще уныло покачивала головой.

Хватит! Надоели ей все эти мэтры и ценители музыки! Они достали ее еще при жизни и теперь не отставали и после смерти! Хватит! Хватит! Хватит!

Настя изо всех сил стукнула кулаком по клавишам так, что они издали громкий жалобный звук, а сам инструмент покачнулся.

– Не расстраивайся, – Вадим шагнул к ней и накрыл ее холодные пальцы своими теплыми руками. – Давай попробуем сыграть вместе. Что-нибудь совсем простое. Извини, с техникой у меня неважно, – он немного смутился, – я, собственно, и не ходил в музыкальную школу. Сам учился, подбирал что-то…

Они принялись играть в четыре руки, и, как ни странно, происходящее все больше затягивало Настю. Ритм ей подсказывало громко бьющееся сердце Вадима, ее вели тепло его рук и его страсть…

Может быть, им дали на двоих всего одно сердце?..

…Они вышли из студии. Шел мелкий колючий снег. Он падал и падал, сверкая в свете фонаря, равнодушно и неумолимо, двор уже был припорошен снегом.

Когда-то Настя любила первый снег…

Вадим отвернулся, чтобы закрыть на замок дверь, а Настя сделала шаг и… оказалась лицом к лицу с учителем.

– И ты его еще не съела! Ну, сколько же можно тянуть, неразумный котенок? – спросил он, в плотоядной улыбке обнажая белые острые зубы.

Вадим отвез ее домой.

Мама уже спала, Алиса так и не объявилась, и Настя в затихшей квартире долго сидела, разглядывая любимые книги. Но на этот раз созерцание их не приносило ей обычного удовольствия, даже самых любимых, которые раньше девушка перечитывала всегда, когда ей было грустно или одиноко. Радость исчезла из них, словно кто-то выключил свет. Все стремительно менялось. И в первую очередь она сама. Вещи утрачивали свой смысл, привычные занятия обесценивались.

Настя подошла к полке, где лежала косметичка, и достала из нее свой любимый шоколадный бальзам для губ. Раньше его запах сводил ее с ума, а губы хотелось облизывать, чтобы почувствовать кончиком языка горько-сладкий вкус шоколада. Зачерпнув пальцем маслянистую массу из красивой жестяной баночки, Настя поднесла ее к носу и вдохнула запах. Ничего. Он не пробуждал в ней ни эмоций, ни даже воспоминаний. Пустота. Девушка принялась мазать бальзам на губы. Ощущение жирной массы на губах показалось ей отвратительным, и она тут же стерла ее тыльной стороной ладони, а затем долго вытирала руку.

– Дурацкий бальзам! – крикнула она и в раздражении бросила коробочку на пол, затем подняла и, открыв окно, выбросила во двор.