Текст книги "Кусочек для короля (Жанна-Антуанетта Пуассон де Помпадур, Франция)"

Елена Арсеньева
Кусочек для короля (Жанна-Антуанетта Пуассон де Помпадур, Франция)

Трудно поверить, что когда-то целомудрие этого человека было столь велико, что однажды он прогнал из Версаля камердинера, который принял в его апартаментах любовницу. В столь фривольном месте, как французское придворное окружение, человек целомудренный был совершенным нонсенсом. Тем паче – принадлежащий к роду Генриха IV, величайшего бабника своего времени… а может быть, правильнее будет сказать, всех времен и народов. Человек, о котором идет речь, был его праправнуком и внуком другого бабника – Людовика XIV. Теперь он взошел на престол под именем Людовика ХV, а невинность его все еще находилась при нем. Ну просто ужас!

Придворные дамы томились, смотрели на него горящими глазами и вертели перед ним всеми соблазнительными частями тела в надежде пробудить в нем желание, но король, казалось, не замечал их стараний, ничего не испытывал и продолжал как ни в чем не бывало играть в карты. Дошло до того, что перед его свадьбой с Мари Лещинской кардинал Флери, забросив все дела, был вынужден давать королю основы сексуального образования. Он показывал неприличные картинки, но молодой король что-то косоротился… Пришлось идти дальше: нашли скульптуру – дама в откровенной позе, – и монарху велено было потрогать ее, «чтобы не смутиться, когда польская принцесса, такая же невинная и скромная, как и он, окажется в его постели».

Наверное, все эти старания пошли на пользу, потому что король не смутился. Вот уж ни чуточки!

Вечером пятнадцатилетний Людовик XV оказался наконец наедине с женщиной. На следующий день герцог Бурбонский отправил Станиславу Лещинскому, отцу невесты, такое письмо: «Имею честь сообщить Вашему Величеству деликатные подробности, о которых следует хранить молчание. Они убедят Вас в том, что я осмелился в Вашем присутствии утверждать – королева бесконечно мила королю; это не придворная лесть. Да позволено мне будет довести до сведения Вашего Величества, что король, приняв участие в развлечениях и фейерверке, отправился в спальню королевы. Ночью он семь раз доказал ей свою нежность. Как только король изволил встать, он послал доверенное лицо, и оно мне это и передало. Когда я вошел к королю, он сам повторил мне переданное, описывая удовольствие, доставленное ему королевой».

Итак, Людовик XV начал-таки свою карьеру… И ему будет суждено продлить в веках славу своих предков-бабников, а с его именем всегда будет сопрягаться одно женское имя, однако не имя королевы, потому что королеве по праву рождения принадлежит не только король, но и власть. А вот если ты родилась вне трона, но жаждешь власти всем существом своим, то что тебе остается, если ты женщина?

Правильно – переспать с королем. Но не просто переспать, а сделать так, чтобы он в дальнейшем хотел управлять миром только из твоей постели.

Именно таким образом и поступила женщина, которая вошла в историю под именем мадам Помпадур.

Нет, не она вовлекла короля, который любил свою жену, в адюльтер. Желающих и до нее было огромное количество. Но Людовик неизменно отвечал:

– Королева куда красивее!

Однако… слишком уж фривольные нравы царили в ту пору при французском дворе. Вот небольшой анекдот, который поможет составить представление о том, что там творилось. Королевский стражник поднимался по Большой версальской лестнице следом за одной знатной дамой и набрался наглости сунуть руку ей под юбку. Дама сильно рассердилась, но виновник быстро сказал:

– О мадам, если у вас сердце такое же упругое, как и ваш зад, – я пропал!

Дама разулыбалась и простила бесцеремонность за комплимент.

Как раньше изумляла всех задержавшаяся невинность короля, так теперь возмущала и его верность жене. Это тоже был нонсенс, а посему кардинал Флери решил сделать короля более соответствующим распутному окружению и подсунул ему Луизу де Майи – старшую дочь маркиза де Несля. Согрешив больше из любопытства, чем по потребности, Людовик страшно расстроился, тем паче что его проделка стала известна королеве, и Мари ему отказала в ласках. Он всячески ее упрашивал, но королева, решив, что близость с ним небезопасна для ее здоровья, поскольку мадам де Майи знакома с придворными развратниками, все закутывалась в свое одеяло и притворялась спящей. В три часа раздраженный король выскочил из постели со словами:

– Я здесь в последний раз! – И вышел, хлопнув дверью.

С тех пор Людовик XV, оставив всякий стыд и сдержанность, стал открыто разгуливать с Луизой де Майи.

В XVIII веке народ был в курсе малейших деталей жизни своего правителя. Монарх жил тогда словно в стеклянном дворце. Поэтому всем стало известно, что король начинает входить во вкус: когда мадам де Майи представила двору свою сестру Полин-Фелисите де Несль, бывшую двумя годами ее моложе, король немедленно увлекся ею. В начале 1742 года король, начинавший уже привыкать к этой семье, заинтересовался третьей сестрой де Несль – герцогиней де Лорагэ. Юная особа не была очень красива, но обладала, как пишет историк того времени, «приятной полнотой форм, высокой и нежной грудью и округлым задом» (женщины именно такого типа считались особенно привлекательными в XVIII веке). Потом настал черед четвертой сестры де Несль, жены маркиза де Флявакура. Супруг ее был безумно ревнив, и королю не удалось затащить даму в свою постель. Пожав плечами, король обратил свой взор к последней сестре де Несль – Мари-Анне, вдове маркиза де Ла Турнеля. Вскоре за особые заслуги она получила по владение герцогство де Шатору. Связь эта длилась достаточно долго, любовники сварились, мирились… Однажды, во время примирения после затянувшегося разлада, они так пылко мирились, были так возбуждены, так несдержанны, что король оставил свою возлюбленную с приступом сильной головной боли и с высокой температурой – она серьезно заболела. Бедняжка так и не смогла оправиться – через две недели умерла.

После смерти мадам де Шатору Людовик XV растерялся. Исчерпав женские ресурсы семьи де Несль, он не знал, где ему искать любовницу. Придворные дамы, давно этого ожидавшие, перешли в наступление.

«Коридоры Версаля, – пишет современник, – наполнились прекраснобедрыми красотками, любыми способами, вплоть до самых бесчестных, пытались они привлечь внимание короля. Кто делал вид, что – ax! – разорвалось декольте, кто, будто по неосторожности, вздергивал юбки – продемонстрировать соблазнительные ножки; были и такие, что пользовались услугами любезных придворных, распространявших лестные слухи об их темпераменте и опыте. Больше всех старалась мадам де Рошешуар. Будучи ранее в несколько фамильярных отношениях с королем, прелестная герцогиня решила, что имеет право заменить мадам де Шатору. Дерзость ее была безгранична. Она целыми часами простаивала украдкой в углах за дверьми или пряталась за деревьями в парке – как раз там, где должен был пройти монарх. Как только он появлялся, она выскакивала из своего укрытия и устремляла на него страстные взоры. Раздраженный этим, Людовик XV не оборачиваясь проходил мимо. Потому и поговаривали, что она словно лошадь из малой конюшни – всегда на месте и никогда не нужна».

В начале февраля 1745 года в Версале готовился костюмированный бал. Во время подобных празднеств дозволялись определенные вольности. А вдруг именно в этот вечер король сделает свой выбор?

Те, кто был более других осведомлен о предстоящем событии, начали строить предположения, заключались пари; дамы, располагавшие определенными шансами, допускали до своих прелестей королевскую прислугу, лишь бы выведать, в каком костюме появится на балу король. Наконец просочилось: его величество будет одет деревом! Но тут другое известие неожиданно расстроило всех дам: Людовик XV решил пригласить на бал парижских буржуа. Самые прелестные горожанки, женщины, которых король никогда еще не видел, нигде не встречал, тоже будут танцевать в Версале…

Боже, какой поднялся переполох, какие пошли пересуды между знатными дамами! И тем не менее маскарад состоялся. В Большой галерее Версаля резвились под звуки приятнейшей музыки Арлекины и Коломбины, турки, армяне и китайцы, дикари, пастухи и колдуны… Здесь был весь двор и весь город. Вдруг распахнулись двери королевских апартаментов, и появились восемь персонажей, переодетых деревьями.

Они были одного роста и одного сложения. Который же из них король? Дамы, жаждущие высочайшего внимания, сходили с ума. Кто-то ошибся в выборе нужного дерева и переспал со стражником из охраны короля… Страсти кипели, накалялись!

Но в два часа ночи король выдал себя, обратившись с комплиментами к юной красавице в одеянии Дианы-охотницы. Она сняла маску – все узнали мадам Ле Норман д’Этиоль…

«Продолжая рассыпать все уловки кокетства, – пишет историк Сулави, – она затерялась в толпе, но из виду не скрылась. В руке у нее был платок, и то ли случайно, то ли специально она его обронила. Людовик XV торопливо поднял платок, но… он не мог пробраться к его владелице и со всей учтивостью, на какую был способен, бросил ей этот изящный комочек. В зале раздался смущенный шепот:

– Платок брошен!..

Все соперницы потеряли последнюю надежду».

Женщина, которую при всех выбрал король, была необыкновенно хороша собой. Светловолосая, с задорными голубыми глазами, со свежим и изящным личиком, одним из тех, что бледнеют от радостей любви. «Лишь один недостаток нарушал это совершенство. У нее были, – свидетельствует Сулави, – бледные, как будто обветренные губы; этот недостаток объяснялся привычкой постоянно их прикусывать – вот невидимые сосудики и порвались. Отсюда и грязный, напоминающий о моче цвет». Но к столь малому недостатку в конце концов можно привыкнуть и даже в бледных губах найти определенную прелесть.

Придворные дамы были в шоке – им предпочли горожанку!

Жанна-Антуанетта Пуассон (в замужестве мадам Ле Норманн д’Этиоль) была дочерью не торговца рыбой, как часто считали, судя по ее девичьей фамилии, а мелкого служащего в администрации снабжения армии, что, впрочем, ненамного лучше.

Когда Жанне исполнилось восемь лет, мадам Пуассон заметила ее красоту и воскликнула:

– Это кусочек для короля!

И ребенка стали звать не иначе, как Королевна.

Вот дочери сравнялось девять, мать отвела ее к гадалке, и та сказала:

– Ты станешь любовницей короля.

Предсказание обрадовало всю семью.

(Позднее, став фавориткой, Жанна-Антуанетта вспомнит о нем. В списке расходов мадам де Помпадур значится пенсия с пояснением: «Шестьсот ливров мадам Лебон, предсказавшей мадам де Помпадур столь замечательное будущее».)

После эпизода с оброненным платком Жанне не пришлось долго ждать. Людовик XV приказал Бине, своему камердинеру, доставить «кусочек для короля» в Версаль. Он так хотел отведать сей «кусочек», что у него случилась внезапная слабость. Прошло несколько дней, прежде чем король восстановил силы и смог доказать мощь переполнявших его чувств… Сулави пишет: «Несмотря на природную холодность, у красавицы был весьма прихотливый характер». Людовик XV был очарован, но Жанна Пуассон чувствовала себя ужасно неуверенной. Она боялась потерять все, так и не став фавориткой. Гениальная мысль пришла ей в голову – она написала Людовику XV: у нее очень ревнивый муж, а злые люди непременно расскажут ему об измене, и он жестоко ее накажет, она просит у короля защиты…

Простодушный король предложил ей укрыться в Версале. Она очутилась там в одно мгновение и устроилась в апартаментах, принадлежавших ранее мадам де Майи. Ну а несчастному супругу, который обожал Жанну-Антуанетту, пришлось примириться с потерей и покинуть Париж.

* * *

Избавившись от надоедливого супруга, мадам д’Этиоль облегченно вздохнула. Теперь нужно было завоевать расположение двора. Однако это, казалось, будет нелегко. Всех очень смущало ее происхождение и манеры ее отца. Так, однажды он пришел во дворец, куда был у него свободный доступ, и, натолкнувшись на закрытую дверь (его встретил новый камердинер), заорал:

– Негодник! Знай, что я – отец королевской шлюхи!

Таких слов никогда еще не произносили во дворце, и даже прислуга стеснялась их. Подобные инциденты только подливали масла в огонь, и фаворитка еще острее чувствовала непрочность своего положения. Титул, ей нужен титул, нужен больше всего на свете! Она умоляла об этом короля. Счастливый Людовик XV не мог отказать ей ни в чем. Он купил для нее титул маркизы Помпадур, земли в Оверни с двенадцатью тысячами ливров дохода, назначил фрейлиной королевы и наконец во время поста признал «официальной фавориткой».

Новоявленная маркиза была в восторге. Осуществились самые смелые ее мечтания! «Кусочек короля» попал в ту тарелку, куда и собирался. Однако Жанна-Антуанетта была из тех женщин, которым мало всего. Роль фаворитки короля казалась ей слишком незначительной – она желала добраться до власти и приложить свои хорошенькие ручки к управлению государством.

«Если бы она не вошла тогда в жизнь Людовика XV, – убежден историк Пьер де Нольха, – события развивались бы совсем в другом направлении: другая политика в вопросах финансовых, религиозных, а быть может, и в дипломатических отношениях. С этого времени женщина – умная и к тому же умеющая пользоваться своим умом – подчинила себе монарха, властителя королевства, относившегося к власти ревностнее, чем сам Людовик XIV».

А вот мнение другого историка, Анри Мартэна: «Это была первая подающая надежды премьер-министр женщина, появившаяся в Версале. Помпадур суждено оказалось править почти столько же, сколько Флери».

Похоже, что историки-мужчины попали под обаяние этой женщины, так же как и сам король. Опьяненная своей властью над ним, фаворитка повела себя как последняя выскочка: она пожелала, чтобы ей оказывали особые знаки внимания.

«Мадам де Помпадур, – отмечает герцог Ришелье, – потребовала, будучи любовницей, то, что мадам де Ментенон получила, являясь тайной супругой. В рукописях Сен-Симона она прочла о фаворитке Луи XIV: та, сидя в особом кресле, едва привставала, когда монсеньер входил к ней; не проявляла должной учтивости к принцам и принцессам и принимала их лишь после просьбы об аудиенции или сама вызывала для нравоучений.

Мадам де Помпадур считала своим долгом во всем ей подражать и позволяла себе всевозможные дерзости по отношению к принцам крови. Они почти все покорно ей подчинились – кроме принца де Конти, он холодно с ней обращался, и дофина, который открыто ее презирал…

Только и говорят, что о смехотворных заявлениях этой маркизы, обладающей неограниченной властью… Она действует, решает, смотрит на министров короля как на своих собственных. Нет ничего опаснее деятельности месье Беррье, лейтенанта полиции: он стал давать этой даме отчет обо всем, что происходит и о чем говорят в Париже, а между тем она мстительна, подвластна страстям, неумна и бесчестна».

Позже мадам де Помпадур потребовала, чтобы ее дворецкого наградили королевским военным орденом Сен-Луи – без этого, как ей казалось, он был недостоин ей служить.

Несмотря на титул, лоск, здравый ум, мадам де Помпадур будет совершать подобные мещанские оплошности в течение всей жизни…

Однажды маркиза пожелала быть официально представленной королеве. Мари Лещинская приняла ее исключительно любезно. После аудиенции она объявила:

– Раз уж королю нужна любовница, пусть ею лучше будет мадам де Помпадур, чем кто-нибудь другой.

Это помогло маркизе утвердиться при дворе. Обе женщины зажили в полном согласии, что было очень по нраву Людовику XV – он так боялся любых осложнений.

Чтобы заткнуть рот недоброжелателям, которые на каждом шагу обсуждали ее дурные манеры, Жанна-Антуанетта взяла в учителя маркиза де Гонто, признанного знатока придворного этикета. Зная, что король обожает всякие развлечения, она старалась изо всех сил, чтобы быть незаменимой устроительницей всякого рода праздников, балов и спектаклей. Кстати, сама играла и талантливо пела в дивертисментах.

Любовь к театру навела ее на мысль переряжаться и в личной жизни, чтобы удвоить пыл монарха. Во время свиданий с Людовиком XV она одевалась то молочницей, то аббатисой, то пастушкой. Ее даже видели дояркой с кувшином теплого молока!

«Эти усилия во имя любви делают ей честь, – уверяет один из историков, – ибо маркиза по природе своей была холодного темперамента, и ей стоило большого труда представлять из себя женщину страстную. Она прибегала к всевозможным ухищрениям, чтобы казаться таковой королю». Мадам дю Оссэ, преданная камеристка маркизы, в своих «Мемуарах» сообщает: «Мадам де Помпадур изо всех сил старалась нравиться королю и отвечать его страстным желаниям. На завтрак она ела ванильный шоколад. В обед ей подавали трюфели и суп с сельдереем. Подобное меню как будто разгорячало маркизу. Я однажды заговорила с ней о вреде, который это может причинить ее самочувствию, но она, казалось, меня не слышала. Я поделилась своей заботой с герцогиней де Бранка, которая, в свою очередь, высказала мадам де Помпадур опасения по поводу ее здоровья.

– Любезная моя подруга, – ответила та ей, – я дрожу при мысли потерять сердце короля, разонравиться ему. Мужчины, как вы знаете, придают большое значение некоторым вещам, а я имела несчастье родиться с холодным темпераментом. Я придумала для себя возбуждающую диету, и вот уже два дня, как этот эликсир благотворно на меня действует, или мне по крайней мере так кажется…

Герцогине де Бранка попалось на глаза стимулирующее лекарство, и она бросила его в камин.

Мадам де Помпадур запротестовала:

– Я не люблю, когда со мной поступают как с маленькой!

Тут же она разрыдалась и признала, что возбуждающие снадобья, безусловно, вредят ее здоровью. Когда герцогиня де Бранка ушла, она позвала меня и с глазами, полными слез, откровенно призналась:

– Я обожаю короля и так хочу быть пылкой с ним… Но, увы! Иногда он называет меня рыбой… Я готова расстаться с жизнью, лишь бы нравиться ему!»

В конце концов ее холодность в постели стала общеизвестна, и многие женщины снова принялись крутиться возле короля – на всякий случай.

Успехом увенчались усилия некоей мадам де Куазен: король стал ее любовником. Оскорбленная фаворитка прибегла к услугам почтмейстера Жанеля, который по должности своей перлюстрировал частную переписку и делал выписки, представляемые для ознакомления королю. Однажды маркиза вручила Жанелю листок и повелела:

– Вставьте эти строки в отрывки из писем, которые подаете королю. Если он спросит, кто написал, ответьте, что парламентский советник, и назовите какое-нибудь имя. Соблаговолите прочесть, что здесь написано.

А было там вот что: «Это верно, что у нашего монарха появилась подружка. Лучше бы он оставил прежнюю. Она тихая, никому не делает зла и уже скопила состояние. Та, о которой говорят, знатного происхождения и потребует привычного блеска. На нее придется тратить миллион в год – расточительность ее известна, – содержать приближенных к ней герцогов, воспитателей, маршалов, ее родных… Они заполонят королевский дворец и заставят дрожать министров».

Шитая белыми нитками уловка удалась. Людовик XV, будучи скупым, быстро оставил мадам де Куазен. Через несколько дней мадам де Помпадур говорила камеристке:

– Великолепная маркиза просчиталась – напугала короля своей привычкой к роскоши. Она постоянно просила у него денег… Представляете, чего ему стоит подписать вексель на миллион, ведь он с трудом расстается с сотней луидоров!

Едва была устранена мадам де Куазен, как группа враждебных маркизе министров попыталась попробовать на ту же роль графиню де Шуазе. Ей удалось вовлечь короля во грех, но только один раз. Та же участь ждала и мадам д’Эстрад. Ничто не могло пошатнуть могущества и влияния маркизы. Людовик XV безумно любил мадам де Помпадур – осыпал даму своего сердца подарками, одаривал землями, замками, драгоценностями, потакал всем ее капризам… Он уже не мог обойтись без ее общества. Когда короля снедала печаль, лишь Жанна-Антуанетта могла ее развеять. После обеда она пробиралась к нему по потайной лестнице, связывающей их апартаменты, и садилась за клавесин, чтобы спеть для него что-нибудь из опер или просто модную песенку. По вечерам она сидела с ним во главе стола в знаменитых «маленьких кабинетах» во время ужинов с множеством гостей. А ночью, по выражению одного из писателей того времени, «именно она была настоящей королевой Франции».

Мари Лещинская принимала подобное положение вещей с истинно христианским смирением. Известен такой исторический анекдот.

Однажды вечером мадам де Помпадур играла с ней в брелан. Когда часы пробили десять вечера, несколько смущенная фаворитка попросила разрешения прервать игру.

– Конечно, дорогая, идите, – добродушно ответила королева.

И мадам де Помпадур, присев в глубоком реверансе, побежала заниматься любовью с королем.

Шли годы, и могущество маркизы так укрепилось, что даже министры охотно учитывали ее мнение и ее указания. А для короля она стала политическим советником.

Мечта ее прорваться к настоящей власти сбылась!

Между тем шла война. Мадам де Помпадур боялась, что ее любовник отправится во главе войска в места сражений. Оставаться одной в Версале, где столько людей ее ненавидели? Нет, надо удержать возле себя короля! И она постаралась внушить ему мысли о мире. Обстоятельства ей помогли.

После падения Маастрихта Мари-Тереза и ее растерявшиеся союзники запросили мира. Франция, хозяйничавшая в Нидерландах, на момент переговоров находилась в наиболее выгодном положении и могла диктовать свои условия. Мадам де Помпадур, думавшая лишь о том, чтобы покончить со своими страхами, посоветовала королю не выдвигать никаких требований и отказаться от всех завоеваний, даже сдать трофеи…

Дурацкий мирный договор возмутил народ. Вольтер, желая выделиться, поздравил фаворитку: «Надо признать, что день подписания этого мира можно считать началом благоденствия Европы. Самое удивительное то, что он стал плодом постоянных советов молодой женщины самого высокого ранга, известной своим очарованием, редкими талантами, умом и завидным положением. Такова, видимо, судьба Европы, чтобы одна женщина (Мари-Тереза) начала эту затяжную ссору, а другая прекратила ее».

Это в общем-то недостойное для великого писателя письмо показывает истинную степень могущества мадам де Помпадур – ее прославляли даже за оплошности.

В то время маркиза была влиятельнее всех… кроме общественного мнения. Народ начинал ненавидеть ее. Люди никак не могли смириться с позорным миром, поэтому появились памфлеты в форме песен, названные «рыбными куплетами», ведь «Пуассон» в переводе с французского – «рыба». Они наводнили Париж. Вот пример:

 
Великие мира сего развращаются,
Финансисты обогащаются,
А Рыбы все укрупняются…
Лишь негодяи наслаждаются.
 

Ну что ж? Маркиза пообижалась, народ понегодовал – и все вернулось на круги своя. Стремительный триумф сей дамы впечатлил придворных. Понемногу все подчинились ей. Лишь двое – де Морепа и герцог де Ришелье – оказались ее противниками. Первый писал о мадам де Помпадур сатирические поэмы. Второй старался оттеснить ее, используя для достижения своей цели собственную любовницу – мадам де ла Пуплиньер.

Прознала ли об этом мадам де Помпадур? Она ли решила преградить путь сопернице, вызвав скандал? Возможно. Но в начале ноября 1748 года очень ревнивому мсье де ла Пуплиньеру (он даже бивал жену в припадках гнева, когда начался ее роман с Ришелье) внезапно стало известно, что связь его супруги с герцогом продолжается. И он выкинул неверную супругу на улицу. Мадам де ла Пуплиньер была посрамлена, и мадам де Помпадур не стоило больше ее опасаться…

Конечно, маркиза была неглупа. Но она была прежде всего женщина, а значит – расточительна. Людовику многие пытались открыть на это глаза, в частности, мсье де Морепа, министр морского флота, знай твердил:

– Сир, флоту нужны деньги. У нас не хватает кораблей, наши арсеналы разрушены, наши порты в запустении. Я не могу сдержать боли в сердце, видя, как строятся театры и залы для балета в то время, когда вашему величеству необходимы корабли.

И что же? Его слова стали известны маркизе, и Морепа получил приказ уехать: «Мсье, в ваших услугах больше не нуждаются. Передайте ваши обязанности мсье де Сен-Флорантену. Поезжайте к своей семье. Я освобождаю вас от надобности отвечать мне». Он отправился в ссылку на двадцать пять лет…

Победив таким образом врага, мадам де Помпадур облегченно вздохнула. Еще раз она доказала всему королевству свою власть. Однако и сама маркиза вышла из сражения с министром морского флота не без потерь: переживания, бессонные ночи, заботы потрепали ее и лишили прежней свежести – прелести ее увядали… А куплетисты уже сочинили дерзкий куплет:

 
С холодными глазами и длинной шеей,
Пустая внутри.
С желтой, увядшей кожей
И почерневшими зубами,
Безграмотная и безвольная,
С низкой, мелочной душонкой
И речами настоящей сплетницы, —
Кто же это? Это Пуассон.
 

Ознакомившись с памфлетом, Людовик XV и бровью не повел. Он и сам уже находил мадам де Помпадур несколько увядшей. К тому же у нее обнаружились неполадки по женской части, и врачи запретили ей «исполнять обязанности своего положения». Несколько месяцев монарх утешался с разными любовницами, предпочитая девственниц, которых украдкой приводили ему друзья.

Тайная полиция вскоре сообщила маркизе о королевских шалостях. Сразу оценив возникшую опасность, она, по словам историка, «решила удержать Людовика XV возле себя во что бы то ни стало, став наперсницей его увлечений». Хм, иметь власть над мужчиной с помощью других женщин… Оригинальная задумка!

Первой среди них была юная красотка по имени Луизон Морфи. Король поселил ее в домике, который стоял в парке, известном как Парк-с-Оленями. Это старое название Версальского квартала, построенного во времена Людовика XIV на месте парка с дикими зверями времен Людовика XIII.

Вот что пишет в своих «Исторических достопримечательностях» Ж. -А. Ле Руа: «Людовик XIII купил версальские владения и заказал строительство небольшого замка, чтобы оказаться среди лесов и спокойно предаться любимому развлечению – охоте. Прежде всего он позаботился о разведении недалеко от своего жилища зверей для потехи. Среди лесов он выбрал место, куда были приведены олени, лани и другие дикие животные. По его приказу там возвели стены, несколько сторожевых павильонов, и это место получило название Парка-с-Оленями. Прожив несколько лет в Версале, Людовик XIV к 1694 году увидел, с какой быстротой разрастался созданный им город. Пришлось пожертвовать Парком-с-Оленями. Луи XIV приказал снести стены, вырубить деревья, разрушить сторожевые постройки, выровнять почву. Проложили улицы, разбили новые площади. Участки здесь получили в основном выходцы из королевского дома. Но в царствование Луи XIV на новой территории были возведены лишь отдельные строения.

После смерти Луи XIV Версаль в течение нескольких лет оставался в запустении – здесь ничего не строили. Но когда Людовик XV скова переселился сюда, а с ним вернулся и двор, со всех сторон стали прибывать новые жители. Население Версаля – после смерти Людовика XIV здесь жили двадцать четыре тысячи человек – в первые пятнадцать лет правления Людовика XV удвоилось. С неимоверной быстротой возводились дома в квартале Парка-с-Оленями. Население этого квартала стало таким многочисленным, что назрела необходимость разделить приход на две равные части и создать новый, образующий сегодня квартал, или приход, Святого Луи».

Здесь многие состоятельные парижане имели дома, где могли тайно встречаться со своими подружками. Через парижского ростовщика Вале и король купил дом, где и поместил Луизон Морфи – с дамой для охраны и единственным слугой. Девушка прожила там около двух лет. Однажды вечером, в 1756 году, решив, что ей все позволено, к тому же подстрекаемая женой маршала д’Эстре, не любившей мадам де Помпадур, она игриво спросила короля:

– Как там поживает старая кокетка?

Людовик XV подпрыгнул – он не терпел неуважения к маркизе.

– Кто вас надоумил задать подобный вопрос?

При виде гнева своего повелителя Луизон расплакалась и выдала мадам д’Эстре. Через три дня жена маршала была выслана в свои владения, а мадемуазель Морфи, несмотря на то что уже успела родить Людовику XV дочь, навсегда покинула маленький домик в Парке-с-Оленями.

Он мог спать с кем угодно, но любить продолжал только маркизу… Поэтому частая смена красоток в Парке-с-Оленями не слишком сильно беспокоила ее. Пусть у них были тугие тела, но у нее – изощренный ум и очарование умной женщины. Да и красоты своей она отнюдь не утратила. И уж конечно – не собиралась выпускать из рук власть над королем! Она даже помогла однажды скрыть младенца, которого родила от короля какая-то девица, и поручила его своей камеристке дю Оссэ. Та позже вспоминала:

«Мадам де Помпадур нежно добавила:

– Мне нужно лишь сердце короля, и все эти девочки не отнимут у меня его. Я не была бы так спокойна, если бы какая-либо придворная дама или городская красавица вздумала завоевать его.

Я спросила мадам о том, знала ли эта юная особа, что отцом ребенка был король.

– Не думаю, – ответила она мне, – но он, кажется, слишком к ней привязался, и я боюсь, что ей об этом доложат. Обычно ей или другим говорили, что ее возлюбленный – польский мсье – родственник королевы, у которого есть апартаменты в замке. Это было выдумано из-за голубой ленты, которую король не всегда успевал снять».

Существует некое заблуждение, в котором повинны некоторые революционно настроенные памфлетисты-историки, в конце XVIII века искажавшие в отрицательную сторону многие факты из жизни королевской семьи. Считалось, что содержание Парка-с-Оленями было одной из основных причин развала финансов Франции. В действительности траты на содержание маленьких домиков составили за шестнадцать лет лишь несколько сот тысяч ливров. Это пустяк по сравнению с тридцатью шестью миллионами, в которые мадам де Помпадур обошлась Франции за девятнадцать лет…

Шло время, и чем дальше, тем больше маркиза чувствовала себя неуверенной. Она превратилась в какую-то сводню. Как сделаться совершенно незаменимой для короля, если не можешь лечь с ним в постель? Деятельность наперсницы была недостаточна для того, чтобы удержаться при дворе, к тому же король мог однажды влюбиться в какую-нибудь девушку из Парка-с-Оленями и сделать ее официальной любовницей. Мадам де Помпадур показалось, что она нашла выход: зная, как Людовик XV ненавидит работать, она решила стать незаменимой, освободив его… от забот власти. Хитрая и тщеславная, маркиза надеялась таким образом укрепить свою собственную власть, а может быть, вообще править единолично. До сих пор она была «серым» премьер-министром – теперь решила стать «серым» королем…