Текст книги "В поисках меча Бога Индры. Книга вторая. Сеча за Бел Свет"

В поисках меча Бога Индры
Книга вторая. Сеча за Бел Свет
Елена Александровна Асеева

Насладитесь купавостью, величием и живописностью русского языка.

© Елена Александровна Асеева, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Имя… всего тока несколько звуков, каковые сказывают о тобе як о личности, каковые определяют твой человечий лик. Ты у то, верно, попомнишь, шо таки просты звуки кои дарованы родителями, аки наше имечко, назначають судьбину, направляють по той али иной дорожке… по тому али иному пути, тропе, стёжке, оврингу.

Або усё дельце не в имени?

Не в у тех простых звуках…

А у том як спряла для тобе волоконце судьбы высоко во Небесных Чертогах Богиня Судьбы Макошь. Спряла, а помочницы ейны Доля с Недолей неглядючи завязали на них вузелки. Водна, добренькие, на счастье да вудачу, а другая, злобненькие, на горесть и напасти.

Або ня будем у том винить Богиню Макошь да ейных помочниц, не будем на них серчать гутаря, чё усё они так предначертали.

Можеть свову жизть, свову дороженьку ты ужо и сам собе избрал. Не пожелал ты иттить по Солнечной стёженьке, незатейной такой, заурядным камушком голышом вустланной. Пожёлал ходють по серебристому Лунному оврингу, присыпанном сверху золотом и самоцветными камушками. А можеть поддалси уговорам злобных дасуней и ступил на Чорну тропу ЧерноБоже.

Чавось там мерекать, верно, будять так бачить, шо усё неспроста в эвонтой жизти.

И имя, оное родителями дадено, и волоконце судьбы, сплятёное Макошью и безсумления тобой выношенный, обмозгованный выбор торенки.

Глава первая. И сызнова у путь

Чрез три денька опосля того, як возвярнулися от Богов Подземного Мира Борюша и евойны соотчичи, хворенький Гуша совершенно поправилси, у Сома на щеке образовалася плотна корочка, да и рука Быляты покрылась таковой же, а водяны булдыри на ней точно втянулися обратно такося и не лопнув. Ну, и потомуй как усе собя чувствовали терпимо, а Гуша нанова приступил к своему излюбленному занятию, так-таки поеданию усего порхающего и ползущего, порешили отправлятьси у путь.

Ранёхонько поутру отрок выпустил из Боли-Бошкиного киндячка Ёжа, каковой на крохотульку замер на месте, да покрутив своей мордочкой управо и улево, опосля поверталси маленечко на сиверъ, да тихонько запыхтев, побёг у том направлении. И странники, без задержу, тронулися вслед за той мудрой животинкой. Токмо тяперича упереди сех шёл Борилка поелику оказалося, шо евойна рука, та сама, длань коей Озем покрыл тонешенькими смарагдовыми паутинками, вельми шибко притягивала ко себе усё жёлезное. Так чё меч вставленный у ножны, шагающего попередь мальца, Быляты усяко мгновение выгибалси и мешал тому иттить. Энту чудну невидаль заметили ищё будучи на постое, кадысь Борюша притянул ко себе нож, оный нарезаючи мясо, вудерживал у руках Крас. Нож ентов сице резво выскочил из рук парня и крепенько прилип к поднятой уверх ладошки мальчонки, чем ужось до зела сех поразил. Засим того дивного прилипания, воины опробовали руку отрока на стрелах и мечах. И усяк раз, стоило тому протянуть рученьку ко железу, як воно васнь живенькое тулилося к длани мальчика.

– Эвонто како-то волшебство, – столковалися воины и обмотали ладонь мальчугана рваным куском киндяка.

У тем самым киндяком, который был для тёплу подстелен под Борила, и иже, як выяснялось, Орёл выпросил, в отсутствие мальчугана, у киндяка Боли-Бошки для Гуши. Обаче судя по у тем дырам кои были на дарованной одёже, дух, охраняющий ягодны места у лесу, как и прежде посчитал, шо нужды у нём не имаитси. А посему на эвонтой вещи дюже мало оставалось добрых мест, заплат также не имелось, оно как их, ентих значить заплат, было не к чему пришить. Поелику его, у тот дарёный киндяк, порвали на коротки тряпицы и обмотали длань отроку, и раненну руку Быляты.

Почитай четири дня Ёж вёл странников на сиверъ, а после взял немного левее, вроде как стараяся выровнить ход и вдругорядь направить его на всток. Чрез день стёжки путники узрели слева от собе удали горы. Вглядевшись у них Борила пояснил чё то каменные кряжи, покрытые в основном мхами, травами да невысокими деревцами. У то, по-видимому, были горы Подземных Богов, потому Ёж и вел их на сивер, стараяся обойтить владения Озема и Сумерлы.

К вечёру того ж дня горы осталися позади, и лишь выпирали из оземи своими кособокими, словно кривенько срубленными взлобками. А Ёж продолжил движение на всток, на восход Ра. И у том указание топали ащё три денька, пару разочков встречая у тех землях стада большеньких схожих с турами животинок и мамунов. Каковые, одначе, близко ко людям не приближалися и вуходили задолзе до того, як Крас аль Орёл вуспевали вынуть стрелу из туло.

Обаче, у тех краях землица-матушка принялася менять цвета, да и покров. И коли раньче на ней окромя мхов, да стлаников ничавось не росло, а вуродливые берёзки и ивы выглядели мудрённо изогнутыми и болестными. То днесь, на почве, сначала по чуть-чуть, а дальче усё больче и больче стали появлятьси зелёны, густы травы, у которых хоронилися всяки разны цветы весьма лучистых цветов, да изумительного аромату. Особлива много у той, с тонкими, вострыми перьевыми концами, травушке росло ярко-жёлтых цветочков, они высились над зелёной полстиной и приветливо кивали своими, с ноготок, головками, собранными будто у гроздья. От тех неприметных покачиваний соцветий увысь едва заметной златой дымкой подымалси сладчайший дух мёда. Пряталися в травах, и не мнее, дивные, упервые встречающиеся цветы с тёмно-малиновыми, розовыми и плавыми соцветиями. Попадалися низенькие кустарники со коротенькими веточками, словно покрытые сверху воском, да с маханькими, мясистыми листочками. Деревов у той сторонушке ноли и не зрелось, хотя оземь тутася была приподнята и образовывала низкие таки холмики. Нешироки реченьки кучно испещрили земли вкруг и вяло… лениво тянули свои холодны, прозрачны воды. Часточко здеся шли додолы, не таки мощные и рьяные с громом и молниями як у бероских просторах, а таки моросейки… сыплющие мельчайшу мжицу, бывающу при ненастье, внегда серо-бурые тучи плотно закрывали от людей небосвод и красно солнышко.

У эвонтом крае с кажным пройденным днём становилось теплей, и Бог Зимнего ветра Позвизд туто-ва паче не лётал. Он вроде як восталси позади, васнь заплутавши у тех скалистых горах, владыками оных были Боги Подземного мира. А у ентих землях чаще видал Борюша других сынков СтриБога. В основном Асура Югъного и Всточного ветров.

Югъный был до зела молод и красив, судя по сему, то был самый меньшой ветер из сынов СтриБога. Его почитай жёлты кудерьки доходили до плеч, и у них были вплетены тоненьки колосья ржи, пошенички, метёлочки овса, до соцветия девичника. На безбородом и безусом лики, прозрачно-желтоватого цвета, ярко-голубые очи гляделися бойко да по-озорному так чё чудилось тот ветерок-отрок, не намного старче Борилки, сотрит со небес. Полупрозрачные одеяния смаглого свечения, несли на собе жар солнца. И кадысь Югъный неслышно смеясь або сияючи вулыбкой, скользил над путниками, их обдавало лёгкими крохами песчинок и полуденным зноем. Одёжа ветра, словно долги полотнища, следовавшие за ним, смотрелися широкими сполохами, кои чуть зримо дрожали, мерцали, то лучисто, то бледно, а то нежданно зачинали сверкать махунечкими рдяными искорками огоньков.

Всточный ветер, супротив свово меньшого шалуна братца, зрилси и постарче, и посурьёзней. Евойны густы рыжи волосья и таки ж вусы да брада заслоняли своей длинной усё одеяние, так чё було непонятно ово ли энто бородища, ово ли одёжа такая редрая. Смурно поглядывая на странников ветер усё ж жалел их, а посему прилетаючи усяк раз кадыличи их опаливал палящим зноем Югъный, сдувал с них песчиночки да являл воздух паче свежий, чистый принося у нём малу влажность. Эвонтов самый сквозной ситник вон иноредь сбрасывал на путников, несильно встряхиваючи головой. И тадыличи малешенький бусенец сыпалси и с брады, и с долгих, вроде як заплетённых у девичьи косы вусов.

Чем дальче продвигались люди, тем более поразительной становилась живописность той местности. Зелень трав правивших тама не вуступала по цвету смарагдовому камню, кый видывал у Подземном мире Борил, а ихняя густота и пышность вустилала землицу утак плотно чё поражала очи странников своей однородностью. По мере ходу уперёдь к зелени трав прибавилися чудные низкорослые злаковые, помахивающие метёлочками, точь-у-точь как у овса, рыхлые, напоминающие подухи, с сочными, зелёными листочками… растеньица, названия которых никто не ведывал.

По брежине неглубокой реченьки, катящей свои воды навстречу путниками, инолды встречалися низки кустарнички в высоту едва достигающие локтя. Кора у кустиков снизу ствола была серой, а порой и почитай, шо чорной. Яйцевидные, мелки да гладки листоньки усыпали гибкие ветоньки. Ентовы кустики оченно шибко смахивали на иву, да токмо дюже малюсенькую.

Вжесь сами брега речушки, да и само ейно донышко, ровненько тако было уложено плоскими, у длань ширшиной, камушками лощёными и гладкими, точно у то водиченька так-таки трудилася прокладываючи свово русло да жёлая бёжать по дивному таковому узбою. Край усё больше принимал вид гористой стороницы. Хотя поколь у та возвышенность була невысокой, и гляделась ровными пятачками с поместившимися окрестъ них приземистыми курганами.

Опосля двух денёчков пути по ентой землюшке, Борила нежданно узрел удали каки-то паче высоки взгорья. Эвонти хребты встали по окоёму вроде як стяной и напоминали чем-то загнуту дугу. Обаче у те горы высилися весьма далёко и их окромя мальчоночки покеда никто не мог усмотреть. Поелику воины решили, шо у там, у тех взлобках, и находитси град Торонец, кый лёжал не у болотных землях, як калякалась в бероских байках, а ужось много дальче их, и кажись был окружён горами.

На энту ноченьку расположилися недалече от речушки, посторонь низкого кургана, у то был даже не курган, а такой пологий вал. В энтих местах живности было дюже много. Упавые олени усыпанные свёрху белым краплением пежин совершенно не пужалися людей и паслися будто домашние, токась изредка отрываяся от сочных трав и зекая глазьми на странников. Инде казавшиеся бараны аль козы не больно отличалися от диких своих собратьев, живущих у бероских землях. Мелькали у зелёных травах: серы зайцы, красноваты лисы, волки, да схожие с волками звери, токмо более малорослые, чем их сродники. А ужось птицы водилось туто-ва видимо невидимо… куропатки, тетерева, утки, гуси и даже лебеди.

Евонти волшебны птицы, точно также як и гуси, важно вытянувши шеи, пролетали разрозненными косяками как раз у направлении показавшихся возвышенностей. Гусей путники подстрелили, с энтим управилси Орёл, а лебедей, по понятным причинам, не тронули. Оно як у бероских преданьях гутарилось чё у ту распрекрасну птицу могуть оборачиватьси лебедины девы. Духи обладающие вещей силой и подчиняющие себе саму матушку-природу, вызывающие бури, дожди, град, собирающие купно грозовы тучи, да любующиеся посылаемыми Перуном молниями. Ведь само имя лебедь – значить светлая, блестящая, таки и гляделися энтовы благолепные духи, тадысь, внегда скидывали с собе крылушки и пёрышки, да оборачивалися купавыми дивчинками. Да, ащё бачили беросы, шо лебедины девы то онсица аки дочурки Бога Поддонного мира, какового кликали Ящером и егойной жинки Белорыбицы.

Глава вторая. Божественна помочь

Кадыличи Бог Ра, токмо выводил своих златых волов у небесну лазурь Борилка пробудилси, чавой-то его васнь толкнуло управо плечо. Мальчик повернул главу и увидал сторонь собе Гушу. Шишуга лёжал на боку и почивал, при том горестно стеная, выгибаючи нижню губу и бухаясь мощным лбом у плечо мальца. Борилка чичас же подскочил с расстеленного охабня, на кыем кочемарил, и вусевшись, склонилси над ликом Гуши, вперившись глазьми у него, испужавшись того, шо можеть соратник нанова захворал.

– То чё Борюшенька? – услыхал отрок взволнованный глас Сома, долётевший до него из-за почитай прогоревшего костерка, затепленного вчерась повечёру.

– Да, во… – Перьвёл взор мальчуган с такого ужось свычного и вроде как приятного для очей лица шишуги да взглянув на Сома, дозоревшего нынче, молвил, – чёй-то Гуша стонеть, може занедужил вдругорядь?

Сом с таковой светлой кожей лица, добрыми, голубоватыми глазьми и белокурыми волосьями, усами да брадой расплылси у улыбке. Ожог на его щёке совсем прошёл, осталось на коже, посторонь широкого носа чуть свёрнутого у бок, лишь бело пятнышко с ноготок не больче. Белокура бородка справа гляделась маленько короче чем слева, оно як там её опалил злобный огонь Цмока, и тяперича вона сызнова отрастала, кое-где ищё топорщившись словно плотными короткими колючками.

– Эвонтов жук, шишуга значить, – качнув главой, отозвалси Сом. – Усё ноченьку лез к тобе… Жалси и жалси, верно, опосля Ворогухи вон тока и чуеть защищённость обок тобе. Ты, Боренька, возьми охабень да перьйди почивать к Красу або Орлу, у те точно на тобе сверху не залезуть.

– Ни-а, не хочу паче кочумать… Вжесь я вроде як и выспалси, – ответствовал воину малец, и, поднявшись с охабня на ноги, испрямилси да повёл плечьми, сгоняючи с них усякий сон.

Мальчуган не вуспел ищё как следуеть оправитьси, як шишуга (точно поджидаючи кады Борила подымитьси) не раскрываючи очей, протянул руку, и, нащупав охабень, поспешно натянул его на собе, укрывшись им, ноли по саму выпученну нижню губёнку.

– Эвонто жук каковой, – негромко отметил Сом, да чуть слышно загреготал.

Борилка оглянулси и узрев аки укуталси в евойный охабень шишуга, вцепившись у вечь руками, да прижавши ко себе, чё отрывать, по-видимому, було бесполезно, а можеть даже и опасно, для такой нужной у стёженьке одёжи, задорно, поддерживаючи воина, засмеялси. Токась смех мальчонки зазвучал не дюже громко, а так приглушённо, абы не пробудить усё ащё почивающих соотчичей, расположившихся окрестъ одного ужесь затухающего костерка.

– А чаво, дядька Сом, можете мене сходють за теми кустиками на бережину речки? – кивнув на угли костра, по оным еле заметно приплясывали рдяные, горящие капли огня, вопросил отрок и медленно обошёл шишугу, который скумекав, шо охабень не отберуть, расслабилси и спустив с губы одёжу униз, довольно засопел.

– Неть, не надоть, – прогутарил Сом и протянувши уперёдь ногу, носком сапога ковырнул угли, и те тихонько зашипев, выпустили из собе кумачовы искорки увыспрь. – Невдолге и так усем подыматьси… Оно тогды робятки сходють, нарубять, а ты б луче подремал. Аль садись обок покалякаем о том… о сём.

Борила наново пошевелил плечьми, раздумываючи у чё тако деять, да меже тем обозреваючи удивительну землю лежащу вкруг него. Прямо пред ним, находилси пригорок, эвоно был таковой длинный бугор, чем-то схожий с крепостной стеной, шо окружали грады бероские. И мальчугану сице пожелалось взбежать на него, впасть у густу, зелёну, мягку травоньку и насладитьси восходом красна солнышка… Да взлететь тудыличи не в сапогах, у которых нынче изо дня в день хаживали, из ночи у ночь почивали. А утак босиком, як ходил вон у своей деревеньке Купяны раскинувшейся на реченьке Суж, с раннего утречка до поздней ноченьки, с вясны по овсень.

И немедля мальчик присел на примяту травку подле Сома, торопливо скинул с ног сапоги, снял плотно обёрнутые суконки, да сложив у одно местечко, подвярнувши штанины до колена, также резво поднялси. Вон опёрси стопами о желды, ласковенько, правым большим пальчиком, огладил залащенный, тонешенький отросточек, выглянувший с под евойных зелёных собратьев и широко просиял, вощутив теплоту живого создания когды-то сварганенного самим Сварогом. Отрок сделал пару шажочков уперёдь, на морг замерев на месте, почуяв тепло идущее и от Мать-Сыра-Земли Богини усего живого, и от самой ейной детоньки, травиночки. А засим торопливо возвернулси к тому месту иде почивал, отчавось беспокойно закряхтел Гуша, спужавшийся чё чичас отберуть охабень. Токмо Борила не тронул охабень, вон склонилси над своей котомкой, и, развязав снурки, распахнул её поширше. Тихонечко приветствуя мальчугана, запыхтел из киндяка Ёж, застрекотал ванов червячок дар Кострубоньки.

Бережно приподняв Ёжа, малец левой рукой нащупал у самом низу котомки кугиклы, да скоренько достав их отнуду, крепенько сжал… Сжал васнь страшась их обронить, або потерять связь с родными просторами бероских земель, столь далёких и таких любых, кые будуть безлетно обитать у энтом вунструменте, кады-то варганенным из простой тонкой куги. Прикрыв котомочку, мальчишечка разогнул спину и глянул в улыбающееся лицо Сома, неотрывно следящего за евойным движением. И расплывшись вулыбкой в ответь, прытко побёг, тудыкась… увысь на пригорок.

Землица, прикрытая густыми травами, оные почитай достигали колен отрока, нежно прикасалась к босым плюснам, она ласкала его кожу и по-матерински одаривала прохладными лобызаниями. Борилка, точно кака птиченька, взлетел на тот бугорок и остановилси на егось покатой макушке. У там у дали… в предрассветной тусклости утра он узрел усё таки ж низки взгорья, у окоёма оканчивающиеся тёмными, выпирающими из оземи пежинами сливающимися с серо-златым небушком.

Лёгенький ветерок, эвонто, по-видимому, Всточный пролетел сувсем близёхонько и коснулси своим одеянием лица мальчика, подкинув уверх его длинны светло-пошеничные волосья, обдав свежим дыханием землицы и осыпав, околот него, в травы прозрачны росинки. Энти капельки попадав у смарагдовые растеньица у миг утопли в них, омыв своей чистотой их благолепные глади тел. Токмо не усе росинки стекли по долгим тоненьким травам, овые из них зацепилися за края и повисли, заблистав светозарными, златыми боками в каковых отражались выходящие на небосвод солнечны лучи. Мальчишечка зачурованно глазел уперёдь, таче перьводил взор и сотрел на пригорки, шо соседничали с тем на котором он стоял. Дивная сторонушка, чистая и светлая лёжала сторонь ним, справа перькатывая воды струилась речушка. То громко, то тихо она перькидывала водицу, ударяя ейной капелью по ровности каменьев, пела песню вольную и счастливую, и чудилось Бориле у том распеве приветствовала вона подымающегося у поднебесье Асура Ра и его созидающий солнечный воз.

Долзе так стоял мальчуган можеть приглядываясь, прислушиваясь к энтому краю, а може просто любуясь им. Вон глубоко вдыхал насыщенный прохладой бодрящий воздух, наслаждаясь тишиной нарушаемой инде лишь протяжным, сонным окриком совки, оная издалече тихонько посвистывала: «Сплю… ю… ю! Сплю… ю… ю!», словно посмеиваясь над мальцом. Сплюшка, тюкалка, зорька так величала ту малу совушку беросы. Занеже как часточка на «сплю» откликалась тюкалка раскатистым «тю… ю… ю». Занеже как и на утренних зорях, и опосля восхода красна солнышка посвистывала зорька, приветствуя зачинающийся день.

Штаны Борилки у там идеже он их подвертал намокли, а права штанина и вовсе от бегу, развертавшись, спустилася к долу. Мальчик медленно приложил к губам грани кугиклы и несильно дунул у дырочки. И враз по землице… эвонтой… вроде як и чужой, не родной тому простому, бероскому отроку, и усё ж единой, кликаемой одним обьчим именем Бел Свет прокатилися знакомы напевы его далёких предков, в жилах каковых сочилась, васнь по узбоям, юшка воинов, кровь самого быкоподобного Асура Индры.

Неторопливо выводил Борюша родные с малолетства напевы, и перьплеталася у них упавость бероской земли и любовь, грусть и тоска по сродникам, свет кый нёс он в своей детской да ужотко точно повзрослевшей душе. И улетала та погудка тудыличи, у приволье, к тем самым тёмным пежинам, шо доколе виделись тока отроку и напоминали то ли горы, то ли град.

Тишь наступила вкруг тех мест, смолкла не тока сова-зорька, казалася стихла, да понесла бесшумно свои воды, реченька пужаясь нарушить возникшу благодать.

И тадыкась нежданно лба мальца коснулись тёплы лучи льющиеся от воза Ра… Сияющие, златые полосы дотянулись до зелёных с карими брызгами очей. И Борилка усмотрел выходящих с под тёмных пятен взгорей, раскинувшихся впреди, волов тянувших восхитительно пылающий солнечным светом воз со стоящим на нём Богом Ра. Асур возвышалси на златом возу и в упор глядел на мальчонку. На евойном лучисто-золотом лице, полыхающем на вроде огня, увидал мальчик махунечьки, белы капельки васнь вспыхивающих искорок, которые проносилися у разных направлениях. Златые кудри Ра струились за ним по глади неба, а долги вусы и брада, ово ли от бойкого ветра, ово ли оттого, шо Бог торопилси, зацепившись за одеяние, висели днесь на евойном плече. Унезапно Ра чуть-чуть приоткрыл уста и выдохнул отнуду изогнуту, семицветну радугу, каковая будто лесенка пролегла от рта Асура да резко вдарилась своей светозарностью у глаза отрока. И немедля Борила услыхал слова… да не просто слова, а разгадку… имя того меча Индры, которое сице и не смог припомнить як не старалси.

Вон расслышал то имечко, и от нечаянности свершившегося сей миг прекратил выграть на кугикле, обомлел. Сердце у евойной груди захолонуло от волненья. И тады ж конец радуги скользнул по лицу отрока и Бога да вуся она опустилася тонюсеньким прозрачным лучом на травы обратившись у крупны капли водицы. Мальчуган ищё раз повторил про собе поведанное Богом и звонко загреготал, радостно и громко. Утак, абы тяперича, непременно, пробудилися соотчичи и узнали, чё разгадка у его руках. Узнали и поклонились великому Богу, который защищаеть, даруеть и любить Бел Свет и кажного кто туто-ва живёть… не важно человек ли то, зверь, птица, жучок, деревцо або мала травинка.

– Аття! Аття Асур Ра! – загамил отрок… громко… громко… шоб непременно вуслыхал Бог. – Аття тобе за помочь!

Мальчик шагнул уперёдь, словно жёлал у тем шагом, покрыть дальни дали до Ра и низко до самой оземи поклонилси Асуру, дотронувшись рукой до мокрых трав да встряхнув с них остатки радуги-росы, перьливающейся семью цветами, униз.

– Борюшенька, чаво… чаво тако стряслось? – обеспокоенно гикнул Сом и поднялси с землицы, встав на ноги.

Мальчуган ищё раз поклонилси Ра, и кадысь увидал аки Бог широкось просиявши, чуть заметно кивнул ему у ответь, развернулси и побёг униз с пригорка к Сому, размахиваючи на ходу кугиклами. Воины от звонких криков Борилки враз попросыпались, да повскакивали с мест, а узрев радостно лико мальчика и сами осклабились, засветилися.

– Усё… усё… ведаю то имя меча Индры! Ведаю! – кликнул малец, подбежавши к Сому и раскрывши объятья, крепко обымал того. – Ведаю, дядька Сом. Мене Ра егось молвил… эвонто як.

– Вжесь енто точнёхонько гутаренто, эвонто як, – нежно прижав к собе мальчика и погладив его по вихрастым, густым волосьям, согласилси Сом. – А я позорути вроде як радуга из небушка на оземь впала.

– Впала… впала, – вторил воину мальчуган, и, втянул в собе знакомый, и ставший точно родным запах Сома, да тутась же выскочив из егойных объятий, обозрел обступивших их соотчичей. – И Ра мене молвил… Помог мене, от то б я бы николиже не докумекал… николиже.

– Значить надоть и нам поблагодарить Асура, – заметил Былята и первым из спутников поклонилси восходящему Солнцу, зычно сказав, обращаяся к Богу, – аття великий Ра за твову помочь! Светишь ты нам из году у год, из веку у век, пособляешь и спасаешь… щедро даришь тепло и жизть! Благодаря доброте твоей божественной живём мы у Бел Свете! Аття тобе за усё то чё даруешь по теплоте своей души нам! – прокалякал тот говорок Былята и ащё раз преклонилси пред Асуром.

А следом за ним усе другие воины, и ано соня Гуша, токмо абие подскочивший с лежака, и конча Борилка поклонились Богу, благодаря за столь неоцениму помочь да признавая евойну доброту и величие. Асур Ра, хоть и оченно занятый своей многотрудной работой, обаче приметил проявленно ко нему почтение да в ответ послал таковым малешеньким на его взгляд, токась не менее дорогим для его души, людям махонисту полосу солнечного света, оная в мгновение ока просушила усе желды и ноли до колена сыры штанины мальчоночки.

– У токась чаво ты так Болилка гломко смеялси? – недовольно вопросил Гуша, не вуспели странники ищё толком разогнуть от поклона спины. – Сначала иглал на вэнтой своей тлостинке камышовой, таче смеялси, гамил… Ты коль кочемалить не хошь так нечегось длугих подымать. Иглает он, гамит, сувсем никогось не почитаешь… Да коли б ты лос следи шишуг тобе за тако скверный поступок, тобе б… ты б…

Гуша нежданно, так и не досказав, прервалси, судя по сему, обдумываючи у чем таким страшным можно пугнуть до зела смелого отрока. Но докумекать ему так и не удалося, оно как недалече от негось, лёниво помахивая крылами, пролетела здоровенна бабочка. Размах ейных крылов был почти с ладошку отрока, таки большуще бабочки не обитали у бероских краях. А посему ими засегда любовались воины и Борила, и засегда им радовалси шишуга излавливая да отправляючи у роть, а засим гутаря, шо вони дюже сладки. А ента бабочка була ослепительно жёлтая, ейны крылья блистали усякими разными оттенками эвонтого цвета, начиная от светлогу и кончая смаглым. Сами же края крыльев являли ноли, шо бурый цвет… Узрев таку сласть, Гуша резво позабыл о всяких нравоучениях и кинулси вслед за добычей. Водним прыжком вон перьмахнул чрез костерок, чуть було не сбив с ног Орла, и выхватил несчастну жертву лялизкой прямось с полёту за крыло. Язык немедленно влетел обратно у распахнутый роть, а шишуга прикрыв от довольству глазищи веками, принялси неторопливо шамать свову снедь.

Усё то произошло так молниеносно чё, по-первому, Борилка ано не уразумел отчавось Гуша смолк, а внегда воглянувшись узрел жующего шишугу, по-доброму просиявши, произнёс:

– Я играл не на тростинке, а на кугиклах. Оно як вельми люблю вэнтов вунструмент и когды вон звучить, слышатси мене просторы да дубравушки наши бероские.

– Дублавушки… плостолы… у то усё добленько, – отметил Гуша и закрутил своей большенькой головёшкой у поисках новой жертвы. – У то усё добленько кадыличи ты выспалси и ладно пожвакал.

И не мешкая ни мига Гуша, здоровенными прыжками, понёсси на пригорок, на макушке коего до того стоял Борил, а ноне зависая над раскрывшимися пред красным солнышком жёлтыми, алыми, белыми цветами в обилие парили синие, голубые, зекрые и васильковые бабочки, по виду не намногось меньче чем у та каковую сжувал шишуга.

– Эт, Гуша у одном прав, – закалякал Гордыня, и посотрел услед шишуге ужесь доскакавшему, будто жёребёнок, до вершины кургана и днесь своим длинным, липким языком принявшегося излавливать таковых купавых бабочек. – Надоть и впрямь пожущерить. Так чё, ну-тка Орёл и Крас ступайте к реченьке принёсите водицы, а я да Сеслав подрубим у тех кустиков, абы кушанье приготовить.

– А можно и мене с Орлом и Красом сходють… Вони воду наберуть, а я искупаюся? – вопросил Борилка у Быляты, у оного усе ащё немногось болела обожжённа рука нонече покрытая тонкой розово-белой кожицей.

Старшина воинов зекнул зелёно-серыми глазьми на мальчоночку и расплывшись у улыбке, кивнул, разрешаючи тем самым итить скупнутьси, да ласковенько огладив дланью свову густу ковыльну браду, пробалабонил:

– Если токмо не взмёрзнешь. Оно як водица до зела бодрящая.

– Ни-а, – подсигнув увыспрь от радости, откликнулси отрок. – Я вчерась её пробывал, ту водицу… она ничевось… ладненькая.

– Ну, коли, ладненькая, то окупнись, – изрёк вступивший у молвь Сеслав.

И потомуй как Орёл и Крас, взяв у руки кубыни, ужотко направилися к речке, Борюша немедленно сорвавшись с места побёг за ними, на ходу сымая с собе пояс, рубаху да развязывая гашник, вставленный под кромку на поясе штанов. Обогнавши по пути, неспешно идущих, робят малучаган приблизилси к бережине реченьки, к которой вёл маленечко пологий спуск, и, бросив вечи на травушку, чё подступала прямо к гладким каменьям, вбежал у воду. Да враз попридержал свову поступь, затаивши дух.

Ух! вже до чавось водица була холодна. Вона на маленько даже обожгла кожу ног. Обаче капельку опосля малец, по природе крепкий, обвыкси и сделал несколько шажочков по дну реки… восторожных таковых… медленных, оно як стопы вельми бойко по тем ровненьким голышам скользили. Течение реченьки лениво влекло воды свёрху, но ближе ко дну дюже порывисто утягивало за собой, желаючи сбить отрока с ног. Одначе мальчик маленечко покачиваясь усё ж выстоял и неторопливо дойдя до средины реки, иде вода дошла до колена, остановилси. Неторопливо сице, абы не свалитьси Борила развернулси, и, вставши лицом навстречу течению, замер, набираясь храбрости для нырка под водицу.

– Борюша, вылазь, – окликнул егось с брега Крас, набирающий воду у кубыни, чуток повыше того места, идеже находилси мальчишечка. – Вода льдяна… увесь перьмёрзнешь.

У то Крас вернёхонько бачил, вода чудилось льдяной, васнь её токась тронул своим зачурованным посохом Мороз сын Богини Мары… Трескун, Студенец, Зюзя, Морок, як его ищё кликали – Асур зимы, снега и холода. Обаче Бориле ужо весьма хотелось окупнутьси, шоб ощутить на коже лёгкие струящиеся потоки дарующие чистоту тела и бодрость духа! Потоки наполненные жизтью и природной силой, кои сотворены для продолжения усего сущего на Бел Свете, кои являютси жизненным колом наряду с землёй, огнём и воздухом.

– Ух! – довольно дохнул мальчуган и резво впал у воду.

Борилка, набравши воздуха полну грудь, сувсем на малеша, нырнул углубь речки, вопустивши под воду не токмо тело, но и голову, опершись ладонями обеих рук и пальцами ног о каменисту гладкость дна. Студёны струи хлестнули мальчика у лико мелкими капелями брызг, оные враз выскочили с под каменьев. Потоки водицы вжесь обняли мальчонку со усех сторон, наполнив кожу и тело благодатью и источником жизти. И тады ж унезапно Борюша уловил под дланями едва ощутимое колебание оземи, будто б гдей-то шло мощное стадо мамунов, а може ано не шло, а бежало. И энтов гул, дребезжание разносилося по матушке-землице отдаваяся дрожью у руках мальца.

Поспешно вынырнув из речки, вынув оттудася уначале главу, а засим и усё тело, обаче ищё опираяся руками о донышко, Боренька застыл… затих… Да вгляделси тудыличи, откеда и катила свои воды реченька, напряжённо стараяся узреть чё-нить у прозрачной дали, оканчивающейся тёмными пежинами гор. Однозвучный топот множества копыт явственно ощущалси под дланями и казалося мальчишечке, шо реченька перьбрасываючи прозрачно-голубые воды чёй-то ему шепчет. И у том шепотке, который перьмешивалси с ейным звонким журчанием, перьстукиванием капель о гладеньки бока камушков, чудилси Борилу говорок женский. Нежданно в воде мелькнуло почитай прозрачно лицо младой, хупавой дивчинки. Её светло-голубые очи воззрилися словно из глубин речных, а длинны серебристы кудырявы волосья задели руки мальчика.