Текст книги "Завороженные. Следствие ведёт Рязанцева"

Глава третья

Так было и раньше. Ещё в школе. Когда заканчивался учебный год – на каникулы уходили с радостью. Весь июнь был наполнен играми и развлечениями. В июле друзья чаще всего разъезжались кто куда, и Лена бралась за книги. За месяц перечитывалась не только предписанная школой обязательная литература, но и то, что было гораздо интересней: «Робинзон Крузо», «Всадник без головы», «Три мушкетёра» и ещё гора всяких затёртых до дыр книжек. В августе снова возвращались друзья, и теперь это были посиделки по вечерам с рассказами о том, кто, где был и какие необычные истории там приключились. Появлялась томящая грусть, скучалось по школе, хотелось, чтоб скорей наступило 1 сентября, и снова началась вся эта учебная круговерть, пусть даже с двойками и замечаниями в дневнике.

То же чувство томящей тоски Лена ощутила и сейчас, открывая дверь в свой кабинет. Нет, даже раньше, сразу же, с первыми звуками будильника, и потом, всю дорогу это покалывание в кончиках пальцев, и в душе – непонятное волнение, как будто она впервые входит в это серое здание с табличкой «Следственный комитет».

Она робко постучала в кабинет Махоркина. Сашка – любимый, родной, она уже успела соскучиться по нему. Захотелось незаметно проскользнуть внутрь, подойти сзади и укусить за мочку уха. Когда она так делала – он впадал в ступор. Удивлялся – как, откуда она узнала, каким чувством определила это его уязвимое место.

Лена приоткрыла дверь и вздохнула, кабинет был полон сотрудниками. Проскользнуть незаметно не удастся, а уж укусить… ладно, укушу потом.

Вошла и сразу заулыбалась. Знакомые лица уже давно стали родными, и видеть их всех она была рада. Радость от встречи вызывал даже противный Волков, бронзовый, почти обугленный, он вполне бы сошёл за афроамериканца, если бы не длинный нос и тонкие губы, ну и скулы, конечно, хотя у негров, кажется, скул вообще нет. Ах, ну да, он же у нас гасконец.

Судмедэксперт Игорь Волков первым отреагировал на появление Рязанцевой.

– О! Наяда пожаловала. Что-то вы с Махоркиным бледненькие какие-то. Ну и стоило ради этого на курорт ехать? То ли дело я на даче. Вот каким должен быть загар.

Длинные ноги-палки, торчащие из бахромы обрезанных до колен джинсов, и такие же костлявые и длинные руки были покрыты загаром цвета горького шоколада.

– Не напоминай мне про дачу, – болезненно скривился оперативник Виктор Котов, который ненавидел свою дачу вместе с комарами, оводами, тёщей и полевыми работами. – Стыдно признаться, но я даже обрадовался этому двойному убийству, теперь хоть у меня отмазка есть. Пока не раскроем, на дачу не сунусь, пусть сами там со своими заготовками возятся, а то – «достань банки из подвала, отнеси банки в подвал». Вот на фига, вы мне объясните, впахивать два, а то и три месяца, чтобы потом ещё два месяца всё это мариновать, солить, парить, жарить, в банки укладывать, стерилизовать и забивать всем этим подвал.

– А чтоб было, – произнес Олег Ревин скрипучим старческим голосом, подняв вверх указательный палец. Получилось смешно.

– Во… чтоб было… а ещё потому, что своё. – То, что эта тема давно раздражает Котова, было заметно по его раскрасневшемуся лицу. – И, главное, ведь никто это потом не ест. Ну, к Новому году откроем баночку с огурцами на оливье и всё. Подвал уже забит банками, по которым можно историю садоводо-огородничества изучать. – Виктор обвёл присутствующих выразительным взглядом и расчертил руками воздух, условно изображая полки подвала. – Вот десять банок сливового повидла с надписью 2005 год, ага, значит, в том году уродила слива, а вот 2007 с вишнёвым компотом…

– Ни фига себе у тебя запасы. Сам не ешь, так мне неси, у меня дачи нет, а вишнёвый компот я с детства люблю, – на этот раз нормальным, своим голосом произнёс Олег.

– Подождите, а что за двойное убийство? – прервала диалог оперативников Рязанцева.

– Тут пока вас не было, у нас новое дело нарисовалось. Убита старушка – Изольда Гаевская и её внучка Виктория Огневушкина. Ограбление. Из квартиры исчезли старинные драгоценности. Трупы обнаружила подруга – Анжелика Семыгина. Она же вызвала милицию, и она же рассказала нам о ценностях. Чего и сколько – точно не знает, говорит: подруга иногда надевала то серьги, то колечки, то браслеты, но всю коллекцию полностью ей никогда не показывали, поэтому общую сумму похищенного установить пока не представляется возможным.

– Что стало орудием убийства?

– Пистолет Вальтер Р99. – Волков присел на подоконник и заболтал ногой. Синий кед с ярко-лимонными шнурками 48 размера, мерно покачивающийся взад-вперёд, гипнотизировал. – Девчонка убита в упор. Пулевое ранение в область живота. Бабка убита выстрелом в голову.

– Мы восстановили картину происшествия, – подхватил рассказ Котов. – Судя по всему, девочка вышла убийце навстречу, когда он позвонил в дверь. Замок не сломан, значит, открыла сама. Тут либо человек был знакомый, либо убийца представился каким-нибудь сантехником или газовщиком, как это обычно бывает. Старушку убили на кухне. По всей видимости, она услышала выстрел, но в силу возраста (а ей, так, за между прочим, девяносто три года), не успела дойти до двери. Преступник застрелил её с порога. В квартире всё перевёрнуто, шкафы выпотрошены, видимо, долго искали и, наверное, нашли, потому что нам обнаружить ценности не удалось.

– Кстати, у погибшей мочки ушей разорваны. Преступник сорвал с неё серьги, причём уже с мёртвой, – продолжая болтать ногой, добавил Волков.

– Что-то у нас одни огнестрелы. – Лена посмотрела на Махоркина.

– Где это у вас? – тут же заинтересовался любопытный Волков.

– Да так… есть у нас ещё одно преступление, которое имеет непосредственное отношение к семье Елены Аркадьевны. Убийство в дачном посёлке. Я уже запросил дело, когда его переведут нам, будем работать по нему параллельно с этим.

– Ух, ты, – обрадовался Волков и замотал ногой сильнее прежнего. – Котов, внемли, твоя тема.

– Ты бы лучше ластами своими не болтал, ну и языком заодно, а то сквозняк образуется, – огрызнулся оперативник.

– Давайте пока определимся с дальнейшими действиями, – не обращая внимания на дежурную перепалку сотрудников, продолжил Махоркин. – Первым делом надо допросить подругу. А, кстати, где родители этой Огневушкиной?

– По рассказам подруги, родителей нет, умерли с разницей в полтора года. Отец был ликвидатором Чернобыльского взрыва, получил сильнейшую дозу облучения, умер в 2000 году, когда девочке было десять лет. Мать после смерти мужа впала в тяжёлую депрессию, через год у неё обнаружили рак, а ещё через полгода похоронили и её. Девочку забрала к себе бабушка по линии матери. Она единственная из всех родственников проживала в России. Все остальные живут на Украине.

– Елена Аркадьевна, допросите ещё раз подругу. Надо пригласить художника и попробовать по описанию нарисовать те драгоценности, которые Семыгина видела на Виктории Огневушкиной. – Лена кивнула. – Когда рисунки будут сделаны, передашь… передадите их Котову и Ревину, – Махоркин посмотрел на оперативников, – ну вы знаете, что с ними делать. Ломбарды, комиссионки, антикварные магазины – на тебе, Олег. Объявлениями в газетах и интернете занимаешься ты, Виктор. Заодно и на интернет-аукционы загляни, преступники сейчас продвинутые пошли, не гнушаются интерактивом. Тем более там легко скрыться под псевдонимом. Как только поступит «Дачное дело», жду вас снова в моём кабинете. Думаю, часам к четырём оно уже будет у меня на столе, я позвоню. Всё, все свободны. – Сотрудники двинулись на выход. – А вас, Елена Аркадьевна, я попрошу остаться.

– Ну, наконец-то, – Лена обвила руками шею Махоркина. – Ты заметил, как Волков стрельнул в нас глазами? Похоже, штандартенфюрер Мюллер, конспирация – не ваш конёк.

– Ну и чёрт с ним. – Махоркин захватил широкими ладонями её лицо, склонился и поцеловал. Поцелуй был долгим, как будто он пил и не мог напиться. – Я соскучился.

За дверью послышались шаги, и тут же без стука ввалился Волков. Лена едва успела отскочить в сторону. Судмедэксперт хитро прищурился.

– Чего тебе? – Махоркин попытался состроить недовольное выражение на лице. Получилось не очень.

– Так я вам фотки забыл отдать, с места убийства.

– Хорошо, давай и иди уже. – Махоркин вырвал стопку снимков из рук судмедэксперта и передал Рязанцевой

– Ох, простите, что я помешал вам деньги прятать, – съязвил долговязый «гасконец», ещё минуту потоптался на месте из вредности и неспешно покинул кабинет.

– Вот же… – На этот раз Махоркин решил не рисковать и закрыл дверь на ключ.

Лена перелистывала фотографии, и по лицу было понятно, что она уже вся погружена в тему убийства.

– Лен…

– Саш, глянь. – Лена протянула снимки. – Ты ничего не замечаешь?

Махоркин взял фотографии и стал внимательно разглядывать страшные картины преступления. Но ничего не обычного в них не было. Сколько таких снимков он уже пересмотрел за 10 лет службы.

– Ничего необычного… Что тебя зацепило?

– Трупы. Видишь. Лица обеих накрыты, у внучки курткой, у бабушки кухонным полотенцем.

– Да, действительно… – Махоркин поднял глаза на Лену, – ты хочешь сказать…

– Точно также были прикрыты лица Погонезовых.

– Нет, ну этого не может быть… где Москва и где Сочи… это чистой воды совпадение.

– Саш, ты веришь в такие совпадения? Я нет.

– Но почему ты решила, что лица обязательно накрыли, может просто так получилось, что куртка упала с вешалки на лицо. Вот, посмотри, сколько там одежды висит, как раз над трупом.

– Ага, и кухонное полотенце тоже?

– Полотенце могло быть в руках у старушки, падая, она им взмахнула, ну, а куда полетит тряпка никому не ведомо. Говорю тебе – это совпадение. Подумай сама, не может один и тот же человек совершить одновременно два преступления в разных точках страны.

– Одновременно не может, согласна. А когда произошло это убийство?

– В прошлый понедельник. – Махоркин глянул на календарь, на котором по морским волнам бежала золотоволосая девушка. Июльскую страничку он хотел перевернуть ещё утром, начинался август, но, посмотрев на картинку, передумал. – Двадцать четвёртого.

– А Погонезовых убили тридцатого. Целая неделя разницы.

– Ты хочешь сказать, что кто-то совершил убийство в Москве, потом отправился в Сочи, чтобы там немного пострелять?

– А почему нет?

– А зачем? Зачем так далеко ехать, если и в Москве есть ещё, чем поживиться.

– Я не знаю зачем, но, если мы чего-то не знаем, то это совсем не означает, что такого не может быть. Но не совпадение это. Точно тебе говорю.

– Вот же ты упрямая.

– Да, но от моего упрямства пользы больше, чем вреда. Кстати… – Лена взметнула бровями. – Насчёт совпадений. Мы вчера со Светкой вечером гуляли в парке. И над нами каркнула ворона.

– И что? – заулыбался Махоркин.

– Светка говорит, что это знамение.

– Так уж и знамение? – Улыбка расплылась ещё шире.

– А ты не смейся, Светка между прочим того…

– Что значит того?..

– Умеет предсказывать события.

– Да, ладно.

– Не веришь? Я ей вот тоже не поверила, как и ты – начала про совпадения говорить, а теперь думаю, нет, права Светка.

– И что же она предсказала?

– Ну не она сама, а сны её. Знаешь, в ночь, когда на даче произошло это ограбление с убийством, ей приснился вещий сон.

– И что? Она видела убийцу?

– Не знаю. Говорит, что женщину видела, красивую и страшную одновременно.

– Как это?

– Ну, бывает такая красота – жуткая, дьявольская, роковая.

– Ты лучше скажи, как мама твоя, а то мне без тебя одиноко по вечерам, не с кем по парку погулять, крик ворон послушать и сказки про ужасно красивых роковых женщин, – Махоркин потянул её к себе.

– Да ну тебя. – Лена игриво оттолкнула мускулистое тело. – С мамой всё уже хорошо. Скоро выпишут.

– Отлично, значит скоро моему одиночеству конец.

Он снова притянул её к себе, и в это время в дверь постучали.

– Да что же это такое? – недовольно буркнул Махоркин и направился к двери.

– Александр Васильевич, вот дело, которое вы запрашивали, – протянул папку дежурный, – только что доставили.

– Оперативно, – похвалил неизвестно кого Махоркин.

– Ещё бы, – ухмыльнулся дежурный. – Всем в отпуск охота, и лишний висяк ни к чему. Сбагрили за милую душу.

– Давай скорее, – Лена вырвала папку из рук дежурного и плюхнулась на стул. В первую очередь её интересовали фотографии. Перед тем, как прочитать материалы, лучше посмотреть на картину происшествия свежим взглядом. Она несколько раз перелистала фото, подняла глаза на Махоркина и протянула один из снимков. – Смотри!

На фотографии в неестественной позе лежал пожилой мужчина с огнестрельным ранением в живот. Лицо мужчины было накрыто ковриком.

Глава четвёртая

Уличный фонарь так светит в окно, что даже можно не включать свет. Прогретый за день дом после заката начинает отдавать тепло внутрь, и в комнате становится нестерпимо душно. Хочется наконец выключить кондиционер, раскрыть окна и дышать. Аромат августовского вечернего воздуха, как слоёный пирог. Нижний слой ещё пахнет тёплым асфальтом и высохшей травой, средний источает тонкий аромат ночных фиалок, а сверху воздушный слой взбитого безе, в котором намешано и солнце, и пение птиц, и жужжание каких-то мошек, хаотично клубящихся в жёлтом свете фонаря. Самое время поставить на балконе журнальный столик, попивать чай с жасмином, любоваться звёздами и делиться переполняющими тебя мыслями или внимать чужие.

– Надо ехать на дачу, в городе становится невыносимо, дышать нечем, – Евгения Анатольевна раскрыла расшитый золотыми пайетками чёрный веер и царственно замахала им перед лицом.

– Я боюсь, – тут же откликнулась Светлана.

– Мам, ты только из больницы, – напомнила Лена.

– Ну и что? Когда-то же надо туда поехать, так чего откладывать? Ребёнок, вон, – женщина кивнула в сторону спальни, где мирно посапывал внук, – в духоте мается, да и для моего сердца не лучший вариант – сидеть в душной квартире.

– Женя, ну правда, не стоит тебе опять на это смотреть. Там ведь так всё и осталось лежать. Пол в крови. Надо сначала порядок навести. – Попытался остановить рвущуюся в бой супругу Аркадий Викторович.

– Вот и поедем наводить порядок.

– Нет, мам. Отец прав – не стоит тебе. Давай мы завтра со Светкой с утра туда съездим, приберём всё, а ты с Жекой и отцом к вечеру приедешь.

– А разве тебе не надо на работу? – Света недоверчиво покосилась на сестру.

– Так это и будет по работе. Я взяла дело дяди Пети на расследование, мне надо всё самой там осмотреть. Мам, а кроме иконы, что-нибудь ценное на даче было? Могли они кроме оклада ещё что-нибудь прихватить?

– Да что там брать? Я ж на даче ничего ценного не храню.

– А я всё-таки побаиваюсь, – мялась Светка. – У тебя оружие есть? Вам, вроде, положено.

– Есть, есть, не бойся, будем вооружёны до зубов: швабрами, вениками и вёдрами. Если что – отобьёмся.

На уборку ушло три часа, к двенадцати всё было вымыто, разложено по своим местам и ничего уже не напоминало о происшедшем.

– Ну вот, звони маме, пусть выезжают, а то мне на работу пора.

– Ты что, меня одну оставишь их дожидаться?

– Свет, ну вот, чего ты такая трусиха?

– Ага, а вдруг он вернётся. Говорят же, что преступник всегда возвращается на место преступления.

– Не всегда. Так говорят про маньяков, а тут орудовал обычный грабитель.

– Обычный? Ничего себе. Дядю Петю убили. Ты просто на своей работе очерствела, привыкла к убийцам и уголовникам.

– Всё, началось…

– А что? Не так, что ли? Для тебя работа дороже нас.

– Не могу же я не ходить на службу. И как, по-твоему, я могу расследовать это преступление, сидя возле вас?

– А и не надо сидеть, сейчас родители приедут, ты поезжай, а вечером после работы возвращайся. Одних нас здесь не оставляй.

– Свет, я Саше обещала, как маму из больницы выпишут, так я к нему перееду.

– Ничего. Подождёт твой Махоркин, никуда не денется. Ты о маме подумай, у неё сердце, а у меня ребёнок маленький. Неужели твой Махоркин не может подождать? А я думаю, так даже лучше. Вам будет дополнительный стимул найти преступника. Как только поймаете убийцу, так сразу к нему и переедешь.

– А если не найдём?

– Ты найдёшь, я знаю, и я тебе в этом помогу.

– Ты?! – Лена рассмеялась. – Это как? Во сне увидишь?

– Смейся, смейся, а я уже придумала.

– Что придумала?

– А вот не скажу, пока ты мне не скажешь, что вам уже известно.

– Свет, во-первых, нам пока мало, что известно. Дело нам передали только вчера, и ничего существенного мы ещё не успели предпринять. Во– вторых, есть такое понятие – тайна следствия, и не могу я информировать о ходе расследования всех подряд, как ты не понимаешь?

– Ну тогда и я тебе рассказывать не стану, а своё расследование проведу. У меня теперь тоже своя тайна следствия будет.

– Да знаю я твою тайну – одна ворона каркнула, другая на хвосте принесла.

– Издеваешься, – обиделась Светлана, – теперь точно не скажу.

– Да пойми ты, следствие – это сложнейшая работа, в ней значение имеют только факты, которые и служат доказательством. Сны твои к делу, как говорится, не пришьёшь.

– А вот и зря. Где не может очевидное, сможет невероятное.

– Ну конечно. Ладно, можешь не рассказывать, но я тебя предупредила, лучше не лезь.

– А я и не лезу… – Хранить тайны Света не умела. Она поёрзала на стуле, достала из кармана телефон, потыкала туда пальчиком и, не выдержав, ткнула им Лене под нос.

– Вот.

С дисплея смотрело странное мужское лицо. Странными были глаза, чёрные дыры зрачков излучали яркий малиновый свет. Лицо впечатляло. Несмотря на то, что Лене сразу стало понятно – снимок обработан в фотошопе, но качество было очень хорошим, явно приложил руку профессионал.

– Что это?

– Не что, а кто. Это тот, кто поможет нам раскрыть преступление.

– Да ты что?! Неужто Эркюль Пуаро? Хотя нет, у Пуаро усики, а у этого вместо глаз лампочки. Хотя, что-то общее есть, такой же округлый череп, глубокие залысины, зачёсанные назад волосы.

– Знаешь что?.. – Света вскочила со стула.

– Что?

– Это сам Эдвард Касталиди, между прочим.

– А почему не Запашный?

– Потому что он не дрессировщик, а экстрасенс.

– Ах, экстрасенс, да как же я сама не догадалась?

– Потому что ты не смотришь телевизор. Эдвард Касталиди победитель третьего сезона «Битвы магов и чародеев».

– Это что ещё за битва такая?

– По ТН6 показывают, я ни одного выпуска не пропустила. Всего было шесть сезонов, в третьем «глаз» взял Касталиди.

– Какой ещё глаз? – опешила Лена.

– Кубок такой, называется «Всевидящее око». Его вручают победителю.

– А он один только глаз взял? А то на фото у него два светятся.

– Фото – это всего лишь реклама. Ты лучше послушай. Победители всех сезонов переходят на новый уровень, участвуют в другой передаче, называется – «Следствие ведут экстрасенсы».

– Надо же, раньше следствие вели знатоки, а теперь знатоки ушли в «Что? Где? Когда?», и расследованиями занялись экстрасенсы. Пожалуй, пора мне увольняться с работы.

– Да ты выслушай сначала, а потом будешь иронизировать. Так вот, в новой передаче они раскрывают преступления. Простые люди, как мы с тобой, например, пишут письмо, в котором рассказывают свою историю, к ним приезжает съёмочная группа, и всё это расследование происходит под камерой.

– Светка, ты как маленькая. Неужели ты во всё это веришь? Да ведь там всё постановочное, по сценарию, и эти экстрасенсы по большей части шарлатаны.

– Шарлатаны? А ты забыла, что тебя в детстве после операции к бабке возили? Забыла, кто тебя от припадков истерики вылечил, или ты маме тоже не веришь?

Лена помнила. В два года она чуть не умерла. Боль от воспалённого аппендицита мучила несколько дней, но врачи никак не могли найти причину. «Пинка болит», – кричала девочка, а врачи разводили руками. Через неделю загноившийся отросток разорвало. В операционную девочку привезли, когда ноготки на её ручках уже приобрели синюшный отлив. Лену спасли, но после тяжёлого наркоза начались припадки. На любой внешний раздражитель девочка закатывала истерику, падала на пол, билась об него ручками и ножками, и вывести её из этого состояния было трудно. Участковый врач сказала, что это «испуг», современная медицина такое не лечит, и посоветовала найти «бабку», которая заговорит болезнь.

В заброшенном селе Меренешты нашлась старушка, у которой не было медицинского образования, да и никакого образования вообще не было. Что делала ворожея, какими словами заговаривала сидящую на стуле девочку, никто не знает. Лена была слишком мала, чтобы понимать, что происходит, а родителей бабка предусмотрительно из комнаты выпроводила.

Перед уходом старуха сунула в руки матери куриное яйцо.

– Я на него нашептала, дома разобьёшь яйцо в воду, тогда и узнаешь, отчего у неё испуг приключился.

Деньги за проделанную работу брать отказалась.

Вечером мать набрала таз воды, позвала отца и разбила, переданное старушкой яйцо. Жёлто-белая слизь, плюхнувшись в воду, вытянулась в форме медицинского шприца.

На следующий день мать сходила на рынок, накупила продуктов, уложила их в корзинку и отвезла в Меренешты. С тех пор припадки у девочки прекратились.

– Ладно, убедила. Допустим этот твой… как его?

– Касталиди.

– Он что, грузин?

– Нет, это псевдоним, на самом деле его звать Эдуард Костоломов. Но ты не сомневайся, экстрасенс он настоящий. Я про него всё узнала. Там история очень странная, я бы даже сказала,, мистическая. Его в семь лет молния ударила. Разряд угодил в нательный крестик, который оставил у него на груди ожог в виде креста. Мальчика спасли, а вскоре после этого он стал видеть странные сны.

– Ну, прямо, как ты…

– Ну, почти. Только у меня сны подсказывают, а ему показывают то, что будет или то, что было. Он видит не только происходящие события, но и людей, которые в них участвовали. Со временем он начал развивать этот свой дар, достиг многого, стал лечить гипнозом и даже открыл свою школу экстрасенсорики.

– А теперь он ещё и преступления раскрывает. Обалдеть! Ну, а тебе-то он зачем нужен, этот Касталиди? Ты что, хочешь в его школу вступить?

– Нет, я хочу к нему на приём сходить, но одна я побаиваюсь, вдруг он меня заколдует.

– Ага. В лягушку.

– Пойдём вместе. Пусть он посмотрит своим всевидящим оком и скажет, кто убил дядю Петю. И ещё меня очень интересует, что за женщина мне приснилась. Вдруг она и есть убийца.

– Вряд ли.

– Почему?

– Потому что женщины редко так ведут себя. Нет, конечно, среди слабого пола тоже немало воров и убийц, но действуют они обычно по-другому. Женщинам присущи коварство и хитрость, а так прямолинейно могут вести себя только мужчины.

– Тебе лучше знать, но, чем чёрт не шутит, давай сходим к нему завтра на приём, я уже записалась.

– Когда это ты успела?

– Вчера. Пока ты на работе была, я тоже без дела не сидела.

– Ладно, уговорила. А теперь давай уже, звони родителям, а то мне из-за тебя выговор влепят. У меня на четыре часа допрос назначен.

– Не влепят. Я просто уверена, что Касталиди нам поможет. Вот увидишь, тебя ещё и наградят. И Махоркина твоего тоже. Кстати, а почему бы ему не пожить у нас на даче. И вы вместе будете, и нам дополнительная охрана не помешает. А что? Будете вдвоём на работу ездить, на его машине за полчаса долетите, а вечером вместе назад сюда. А? Как я придумала?

– А что? Это мысль. И, кажется, впервые за весь день, действительно толковая.

– Вот же ты – зараза малая. Лучше бы мне спасибо сказала.

– Спасибо, спасибо, – улыбнулась Лена.

Вывод о том, что Анжелика Семыгина говорит чистую правду, можно было сделать по её позе. После просмотра в отпуске сериала «Обмани меня», Лена заинтересовалась темой внешних проявлений скрытых эмоций и углубилась в изучение языка тела. Она перечитала кучу статей в Интернете и даже начала подумывать о написании диссертации на эту тему, в чём Махоркин её горячо поддержал. Вернее, он сам же и подтолкнул к этой мысли.

Открытость девушки читалась в лёгком наклоне головы, в чистом, открытом взгляде, в прямой спине, расстегнутом вороте блузки. Лена помнила, что полагаться на мимику лица надо в последнюю очередь. «Те части тела, что расположены близко к голове, легко контролируются, и потому возможна симуляция эмоций», – так было написано в одной статье. Лена посмотрела на ноги Семыгиной. Ноги, как ноги, не вытянуты, не поджаты. Стоят ровненько, коленки скромно сжаты, ступни чуть разведены. Всё это усиливало впечатление. Хотя подозрения в адрес девушки у Лены всё-таки имелись. Семыгина присутствовала на месте преступления, когда приехала милиция, больше того, она же, по её словам, и обнаружила трупы. Да и про ценности тоже знала только она. Тут тебе и мотив – зависть. Установлено, что дверь погибшая Вика Огневушкина убийце открыла сама. И, по словам всё той же Семыгиной, именно её она и ждала.

– У нас была важная встреча назначена на семь часов. А у меня, как назло в последнюю минуту каблук сломался, пришлось к сапожнику идти.

– Расскажите мне всё подробно, хорошо бы прямо по минутам, во сколько вы вышли из дома, сколько времени провели у сапожника и в котором часу пришли к подруге.

– Ой! – Лика приложила ладонь к груди (признак искренности и прямодушия) и бархатистым голосом продолжила: – Я могу вам это точно всё рассказать, дело в том, что я очень боялась опоздать и потому каждую минуту смотрела на часы.

– Хорошо. Давайте составим хронологию ваших перемещений. Итак, во сколько вы вышли из дома?

– В шесть часов пять минут. Я на настенные часы глянула, когда из дома выходила, думала пораньше за Викой зайти, а тут нога возьми, да подвернись. Каблук хрясь и отвалился. Не совсем, а повис на кончике. Мастерская у нас через дорогу, это ещё минут пять. Оттуда я вышла в шесть тридцать пять. До дома Вики быстрым шагом, а я почти бежала, десять минут.

– Значит, в дверь вы позвонили приблизительно без пятнадцати шесть, правильно?

– Да, я, когда в подъезд вбегала, снова на часы глянула.

– Вы ей звонили? Предупреждали, что задержитесь?

– Да. Вернее она сама мне позвонила в половине шестого. В это время я ещё у сапожника была. Я сказала, что буду через пять минут.

– Вы же говорите, что пришли без четверти шесть.

– Я специально её обнадёжила, она стала ругаться, что из-за меня мы можем пропустить встречу… и ещё пригрозила, что, если через десять минут я не появлюсь, она сама пойдёт, ждать не станет.

– А что за встреча такая важная?

– Понимаете, мы с Викой в театральный поступаем, а там конкурс большой, без протекции шансов пробиться почти нет, а тут один режиссёр пообещал нам помочь, назначил встречу, чтобы всё обговорить. Но не получилось… – Лика опустила глаза в пол и замолчала.

– А что за режиссёр? Как фамилия?

Лика подняла глаза и застывшим взглядом посмотрела на Рязанцеву, потом быстро заморгала.

– Не знаю.

– Как не знаете?

– Он не представился, просто сказал, что режиссёр.

– Так может хоть телефон оставил? На случай созвониться?

– Нет, он спешил. Бросил только – «завтра в семь в кафе „Театральное“ и всё».

– После случившегося вы с ним больше нигде не пересекались?

– Нет. После случившегося поступать в театральный я передумала. Хочу юристом стать и, если вы не найдёте убийцу Вики, я сама его найду.

– Лика, а откуда у Вики старинные украшения? – Лена ещё внимательней посмотрела на девушку, пытаясь уловить малейшие изменения в мимике.

– Это не её, это бабушкины. Она из старинного дворянского рода. Вика, начиная с шестнадцати лет, получала украшения в подарок, но не все сразу, а по одной штуке. Так у неё появились по очереди сначала колечко с рубином, потом золотые часики, а на восемнадцать лет бабка ей бриллиантовые серёжки подарила.

– А всю коллекцию вы видели?

– Нет. Хотя однажды, когда бабушки не было дома, Вика показала мне шкатулку, в которой хранились драгоценности. Очень красивая шкатулка, вся такая инкрустированная вензелями.

– С замком?

– Что?

– Шкатулка запиралась?

– Нет, вернее, да.

– Так нет или да?

– У шкатулки был замок и даже ключик. Но ключ из замка не вынимали. Бабушка боялась, что, если закроет и спрячет ключ, то может забыть, куда его положила. Она старенькая, у неё уже с памятью проблемы начались.

– Вы сможете хотя бы приблизительно описать то, что было в шкатулке?

– Скорее всего, нет. Когда Вика шкатулку открыла, в двери раздался скрежет, бабушка из собеса вернулась, я лишь мельком взглянуть успела, Вика шкатулку захлопнула и назад в сервант задвинула.

– А кто ещё знал об украшениях?

– Не знаю. У них родственники все на Украине остались и те по линии отца Викиного. А из подруг у Вики только я была.

– Анжелика, мы сейчас пригласим художника, вы ему опишите сначала украшения, которые видели на Виктории, а затем портрет того самого режиссёра, с которым должны были встретиться.

– А зачем художник? Я вам сама всё нарисую, я в художку пять лет ходила.

– Замечательно. Вот бумага и карандаш, рисуйте.