Текст книги "Парадигмы субъектности"
Автор книги: Елена Косилова
Жанр: Философия, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
М. Шелер
Гуссерль оказал огромное влияние на философию XX века, его много комментировали, но у него было много и непосредственных учеников. Рассмотрим Макса Шелера и его очерк «Положение человека в космосе»[22]22
Шелер М. Место человека в космосе //Проблема человека в западной философии. М., 1988 г.
[Закрыть].
Шелер разбирает «инструментальный» интеллект высших животных, обезьян, кажущееся приближение к уровню человека. Он анализирует, как инструментальный интеллект решает задачи и что будет, если мощь этого инструментального интеллекта повысить до уровня человека. Его утверждение: сложность решаемых задач возрастет, но человека так не получится, ум человека устроен принципиально иным образом. Для инструментального интеллекта, даже очень высокого, не доступны отвлеченные задачи, то есть те, которые не несут выгоды. Если бы обезьяна могла говорить, и если ее спросили бы, что она может сказать, например, про банан, она ответила бы: банан вкусный. Ей в голову не пришло бы раздумывать о «банане самом по себе», о «сущности» банана, о его субъективном явлении и объективных свойствах. Характеризуя ум человека, Шелер употребляет гуссерлевское понятие «идеация». Идеация – это усмотрение сущности предмета, как бы попытка понять, что он представляет собой «на самом деле» – не как вещь в себе, конечно, а пусть как явление нам, но в отвлечении от наших потребностей и отношений. Мы можем любить бананы и не любить яблоки, но мы выстраиваем их классификации объективно, изучаем их внутреннее строение и так далее. Ум человека может отвлекаться от инструментально-интеллектуальных возможностей и ставить общие, научные и философские вопросы. Приводит он также пример из этики: Будда когда-то был принцем, и в его дворце не было ничего, что могло бы натолкнуть его на грустные мысли, там только веселились. Но однажды он вышел за ограду и увидел нищего, больного и умершего – и он постиг «зло вообще» и стал искать выход. Он не вернулся во дворец, потому что наличие в мире «зла вообще» требовало и взывало к нему. Он достиг просветления. Вот на это, на просветление в смысле Будды, и не способен самый высокий инструментальный интеллект.
* * *
Тема 5. Субъект в экзистенциализме
Экзистенциализм совсем не похож на феноменологию, она очень теоретична, а он – учение жизненное. И тем не менее, они в корне весьма связаны. Хайдеггер и Ясперс, два энтузиаста экзистенциализма начала двадцатых годов 20 века, были учениками Гуссерля. Чему он их научил? Может быть, стоит сказать, что это некоторый особый взгляд на человека. У Гуссерля было «эпохе», отвлечение от содержания и внимание к структуре, формальной форме сознания. У Хайдеггера и других экзистенциалистов это тоже, можно сказать, формальное описание структуры бытия человека.
Надо специально оговориться о терминах. Хайдеггер не любил, когда его относили к экзистенциализму и считал, что разработал фундаментальную онтологию. Мне кажется, в данном случае вопрос названия и самоназвания не принципиален. Такие исследователи, как О. Больнов, достаточно убедительно показывают общее у Хайдеггера с Кьеркегором и Ясперсом[23]23
Больнов О. Философия экзистенциализма. Спб.: Лань, 1999.
[Закрыть]. Другое возражение от него же более существенно: он считал, что его учение не о субъекте. Он никогда не употреблял этого слова и даже слова «человек» – писал вместо этого dasein, присутствие.
…введение ближайшей данности Я и субъекта в принципе промахивается мимо феноменального состава присутствия. Всякая идея «субъекта» онтологически влечет за собой – если не очищена предшествующим определением онтологического основания – введение еще и subiectum, с каким бы воодушевлением при этом ни восставали против «душевной субстанции» или «овеществления сознания»[24]24
Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. С. 46.
[Закрыть].
Однако мы с самого начала были готовы к тому, что одна и та же проблема может называться разными словами. И как раз наша проблема у Хайдеггера есть. И «как человек думает», и особенно «что надо думать».
Существование
Вообще пафос экзистенциалистского учения о субъекте можно представить так: отсутствие сущности, свобода выбора себя, ответственность, а также – бегство от свободы. Саму эту дилемму, сущность – существование, сформулировал Ж.-П. Сартр в знаменитой фразе «Существование предшествует сущности». Это означает, что человек рождается без всякого наперед заданного содержания. Он строит себя сам с нуля. Это радикальное утверждение, с которым научное мировоззрение не согласно, но экзистенциалисты не останавливались перед антисциентизмом. Вот какими словами пишет об этом Хайдеггер:
«Сущность» этого сущего лежит в его быть. Что-бытие (essentia) этого сущего, насколько о нем вообще можно говорить, должно пониматься из его бытия (existentia). «Сущность» присутствия лежит в его экзистенции. Выделимые этом в сущем черты поэтому суть не наличные «свойства» некоего так-то и так-то «выглядящего» наличного сущего, но всякий раз возможные для него способы быть и только это[25]25
Там же. Пар. 9. С. 42.
[Закрыть].
Основная идея экзистенциализма взята из феноменологии: человек конституирует свой смысл сам. Это касается не только смысла предметов, процессов и высказываний, как это было в феноменологии, но и смысла всей жизни. Экзистенциализм постулирует свободу. Свободный человек сам решает, как строить свою жизнь. Экзистенциалистские учения различаются отношением к трансценденции, исходя из чего делятся на религиозный и атеистический экзистенциализм. Однако для каждого из них важны такие проблемы, как смертность человека, его отношение к другим людям, его отношение к его собственному бытию, ответственность перед собой и перед самим бытием за свой выбор. У истоков экзистенциализма стоял С. Кьеркегор. От него идет само понятие «философия существования» (экзистенции). Далее следует назвать Ясперса. Заимствуя тройную структуру существования от Кьеркегора (а также более широкого понимания тело – душа – дух), он строит свою онтологию так: нижняя ступень – это физической мир, его изучает наука. Сам Ясперс по образованию был врач, так что отношение его к науке было не отрицательное, но и главным путем познания он ее не считал. Физический мир вообще не главное в его понимании жизни. На второй ступени находится экзистенция. Это мир человека, его отношений. Ясперс очень высоко ценит человеческую коммуникацию. Человек и философствует не в одиночестве, а в диалоге с другими людьми. Из вещей этого мира коммуникация – самая лучшая и важная. Третий уровень – мир трансценденции, мир Бога. Метод познания этого мира у Ясперса, как ни странно, называется метафизикой, хотя под этим он понимает просто философствование. Ясперс был человек, неравнодушный к религии, но до абсурдности веры, в отличие от Кьеркегора, не доходил.
М. Хайдеггер
В самом начале «Бытия и времени» Хайдеггер, прежде чем ввести проблематику времени, останавливается на пространстве и пишет, что бытие человека – это бытие-в-мире, или бытие-в. Однако было бы неверно говорить, что тут речь идет о физическом трехмерном пространстве. Оно, говорит Хайдеггера, не «присутствиеразмерно». Физическое пространство – это категория, а вот что говорит Хайдеггер:
Бытие-в-мире – это не категория, это экзистенциал, то есть способ понимания бытия. Под миром он понимает то же, что Гуссерль понимал под «жизненным миром»: общественные, культурные структуры. Например, физический мир, в котором мы находимся – это такая-то аудитория на таком-то этаже в доме по такому-то адресу. Но наш жизненный мир – это философский факультет МГУ, такая-то группа, одногруппники, занятия и перемены, предметы, лекции, семинары и экзамены. Можно ли сказать, что мы находимся «в» этом мире? Это другое, непространственное измерение предлога «в». Иногда Хайдеггер пишет «при» мире.
Хайдеггер вводит понятие «забота», Sorge. Это понятие у него произошло от гуссерлевской интенциональности. Интенциональность Гуссерль часто объяснял на примере физических предметов, а Хайдеггер строит учение о бытии в мире, поэтому предметом заботы становятся дела, а не вещи. Вещи, наоборот, имеются в виде «подручности», мы не заботимся о них, пока они не сломались. Обращение с подручным как раз можно трактовать как манипуляцию без интенциональности. Забота в это время направлена на что-то еще. Можно сказать и без терминов, на обычном языке: орудия труда не обращают на себя внимания, в фокусе внимания находится цель.
Бытие дазайн в мире – это жизнь, деятельность.
В этом Хайдеггер смыкается с деятельностным подходом, который развивался в психологии как раз в эти годы (например, Пиаже). Одновременно эта деятельность является и познанием. Здесь очень важное слово «открытый» (entdeckten) мир. Мир для нас исходно раскрыт, понятен, известен, мы «всегда уже» находимся в состоянии его толкования, его понятности. И только какой-то случай может заставить нас обратить особое внимание на мир. Стихийное бытие в мире – это такое бессознательное понимание, бессознательное знание.
Ближайший вид обращения есть однако, как было показано, не только лишь внимающее познание, но орудующее, потребляющее озабочение, у которого есть свое собственное «познание»… У греков был уместный термин для «вещей»: pragmata, т. е. то, с чем имеют дело в озаботившемся обращении (praxis)[28]28
Там же, с. 67.
[Закрыть].
Основываясь на этой интуиции Хайдеггера, что деятельность и стихийное познание предшествуют сознательному познанию, отечественный философ Б.Г. Гутнер написал книгу «Образы удивления»[29]29
В итоге книга вышла под другим заглавием: Гутнер Г. Б. Начало и мотивация научного познания: Рассуждение об удивлении. М.: ЛЕНАНД (Изд. гр. URSS), 2018. 197 с.
[Закрыть]. Там он показывает, как то, что сначала было инструментом, становится предметом, и это происходит тогда, когда мы перестаем пользоваться этим стихийно, а некоторым образом отодвигаем это от себя. Тогда мы переходим из «всегда-уже-понятности» в некое состояние продуктивного непонимания.
М. Хайдеггер: Подлинное и неподлинное, Das Man
Хайдеггер пишет: к каждому обращен зов бытия, но не все его слышат. Отсюда естественно следует идея подлинного и неподлинного бытия. Подлинное бытие – это не пассивное раздумывание о бытии, как могло бы показаться. Человек всегда чем-то озабочен, и Хайдеггер не предлагает становиться индийским йогом. Отличие подлинного бытия от неподлинного он описывает на примере отношения ко времени. Со временем он практически отождествляет само существование субъекта, поэтому отношение ко времени – это отношение всегда к своему времени и к самому себе. Первично и важнее всего отношение к будущему.
Подлинное отношение – это решимость осуществить в нем свой проект. Необходимо помнить о смерти и строить проект таким образом, чтобы он учитывал возможность смерти в любой момент:
Смерть есть самая своя возможность присутствия. Бытие к ней размыкает присутствию его самую свою способность быть, где дело идет прямо о бытии присутствия.[32]32
Там же, с. 267.
[Закрыть]
Кроме смерти есть много и других рисков. В будущее надо смотреть с открытыми глазами. Более того, человек, пишет Хайдеггер, сам понимает себя из того, на что направлена его забота. Поэтому закрыв глаза ему приходится ждать и того, чем он сам станет через какое-то время. Он не творит себя, а существует в ожидании того, что с ним произойдет.
Очень важна оппозиция подлинного и неподлинного настоящего. Настоящее ведь неуловимо, это краткий момент. Но тем не менее мы его проживаем в определенной настроенности к бытию и миру. Хайдеггер говорит, что, вообще говоря, в настоящий момент всегда осуществляются потенциальные возможности прошлого, и неподлинный модус отношения к настоящему – это пассивное приятие этой актуализации, искание в ней возможностей для того, что тебя заботит. В отличие от этого пассивного проживания подлинное отношение к настоящему – это отношение к нему как неповторимому моменту бытия, раскрытость к тому, что происходит в «мгновение ока».
Концепция Других у Хайдеггера удивляет мизантропией. Он делает упор на неразрывность субъекта и Других, на то, что мир субъекта – это более мир Других, нежели, скажем, предметный мир.
«“Другие” означает не то же что: весь остаток прочих помимо меня, из коих выделяется Я, другие – это, наоборот, те, от которых человек сам себя большей частью не отличает, среди которых и он тоже… Мир присутствия есть совместный-мир. Бытие-в есть со-бытие с другими. Внутримирное по-себе-бытие есть соприсутствие»[33]33
Там же, § 26, с. 118.
[Закрыть].
У Хайдеггера почти нет ни слова про позитивные модусы бытия с Другими. Зато знамениты его обличения того бытия с Другими, которое он считает наиболее частым и естественным:
«… присутствие как повседневное бытие с другими оказывается на посылках у других. Не оно само есть, другие отняли у него бытие. Прихоть других распоряжается повседневными бытийными возможностями присутствия… «Кто» тут среднего рода, das Man» [§ 27].
Термин das Man нельзя точно перевести на русский. Суть тут в том, что немецкая конструкция man, обозначающая неопределенно-личную конструкцию, субстантивируется в существительное. Примерно это переводится «все» или даже «все те, кто делает, как все». Бибихин предпочел перевод «люди».
«Das Man всегда тут как тут, но так, что оно же всегда ускользает там, где человек прорывается к решению. Однако, поскольку das Man всегда предоставляет человеку всякие суждения и решения, оно снимает с самого человека ответственность. Das Man как бы устраивает так, что к нему всегда можно обратиться. Das Man очень легко за все отвечает, потому что лично никому ни за что отвечать не надо. Везде и всегда было Das Man, но не было никого конкретно»[34]34
Heidegger M. Sein und Zeit, S. 127 (Перевод мой. В переводе В. Бибихина это с. 127: «Люди всегда на подхвате….»).
[Закрыть].
Конечно, трудно отрицать, что мы очень часто ориентируемся на то, как делают «все». «Почему ты поступаешь в институт?» – «Все поступают, я что, хуже?» «Почему ты выходишь замуж?» – «Все выходят, я что, хуже?» «Почему ты много работаешь?» – «Все зарабатывают как люди, я что, хуже?» Das Man приводит субъекта к тому, что Хайдеггер называет «падение»: утрачивается сознание собственных возможностей бытия, другими словами, голова забивается суетой.
В чем же позитив? Как узнать, что делать, к чему стремиться? Определенно не у Других.
Характеристика экзистенциально набросанного собственного бытия к смерти позволяет подытожить себя так: заступание обнажает присутствию затерянность в человеко-самости и ставит его перед возможностью, без первичной опоры на озаботившуюся заботливость, быть самим собой, но собой в страстной, отрешившейся от иллюзий людей, фактичной, в себе самой уверенной и ужасающейся свободе к смерти[35]35
Там же, с. 266.
[Закрыть].
Бытие само обращается к присутствию, присутствие слышит зов Бытия. Он прежде всего воплощается в совести:
Имеется ли с другой стороны вообще необходимость еще специально ставить вопрос, кто зовет? Ответ на него для присутствия не так же ли однозначен, как и на вопрос о призываемом в зове? Присутствие зовет в совести само себя. Это понимание зовущего может быть более или менее живо в фактичном слышании зова[36]36
Там же, с. 275.
[Закрыть].
Понятно, что для этого требуется избавиться от всех тех помех, при помощи которых Das Man топит присутствие в падении, в повседневном забвении бытия. Прежде всего, избавиться от самого Das Man. Избавиться надо, конечно, не от людей. Избавиться надо от того безличного зомбирования, которому Das Man подвергает субъекта. Не потому поступать в институт, что так делают «все», а затем, чтобы делать то, что интересно именно тебе, то, в чем именно твое призвание – расслышать, к чему зовет тебя зов Бытия.
Ж.-П. Сартр и А. Камю
Оба они атеисты, и трудно удержаться от того, чтобы не назвать их авторами мрачными, хотя они иногда пытались сделать вид, что это не так (экзистенциализм это гуманизм, а Сизифа надо назвать счастливым). Сартр – автор книги «Бытие и ничто» и прекрасных литературных произведений. Он был согласен с Хайдеггером, но при этом, можно сказать, не верил в положительный пафос подлинности. Он прекрасен в описании неподлинности, например, самообмана. Он рисует официанта, который во всем похож на официанта, сам себя принимает за официанта, всем своим видом показывает, что он исключительно официант.
«Рассмотрим вот этого официанта кафе. Его движение – живое и твердое, немного слишком точное, немного слишком быстрое; он подходит к посетителям шагом немного слишком живым, он наклоняется немного слишком услужливо, его голос, его глаза выражают интерес слишком внимательный к заказу клиента; наконец, это напоминает попытку имитации в своем действии непреклонной строгости неизвестно какого автомата и в том, как он несет поднос со смелостью канатоходца и как ставит его в постоянно неустойчивое равновесие, постоянно нарушаемое и восстанавливаемое легким движением руки и локтя. Все его поведение нам кажется игрой. Он старается координировать свои движения, как если бы они были механизмами, связанными друг с другом; даже его мимика и его голос кажутся механическими; он показывает безжалостную быстроту и проворство вещей. Он играет, он забавляется. Но в кого, однако, он играет? Не нужно долго наблюдать, чтобы сделать об этом вывод: он играет в бытие официанта в кафе.»[37]37
Сартр. Бытие и Ничто. М., 2004. С. 93.
[Закрыть]
Казалось бы, если официант считает себя официантом, то где здесь самообман? Однако Сартр говорит: этот человек именно ошибочно принял себя за официанта, он забыл, что он прежде всего человек. Он отказался от целого спектра возможностей, он не свободен, а играет роль. Это отказ от свободы, бегство от нее, потому что свобода трудна. Бегство от свободы, от связанных с ней выборов и ответственности – это излюбленная тема экзистенциалистов.
Важнейшую роль в сознании Сартр отводит Ничто. Когда-то еще у Гегеля была идея, что человек – это такой субъект, который может сказать «Нет». Даже если, скажем, беспристрастная логика велит думать так-то, то человек может отказаться от этого, он будет тогда ошибаться и упорствовать в ошибке. Это, конечно, плохо, но в этом его свобода. Животное всегда будет действовать правильно, но это только потому, что у него записана программа внутри, а человек все-таки свободен. «По сравнению с животным, которое всегда говорит «да» действительному бытию, человек – это тот, кто может сказать ему «нет». Он своего рода «аскет жизни», вечно протестующий против всякой действительности. Человек всегда стремится прорвать пределы своего наличного бытия и бытия окружающего его мира»[38]38
Шелер М. Положение человека в космосе. В.: Проблема человека в западной философии, М., 1988 с. 65.
[Закрыть]. Этот пафос противоречия как основы свободы близок Сартру. Ничто, которое он противопоставляет бытию – это то «нет», которое человек носит в себе. Здесь мы видим одну интересную идею, которую позже увидим в совсем другом контексте.
* * *
Тема 6. Элиминативные парадигмы
Теперь мы перейдем к совсем другой партии рассуждающих о субъекте. Это или учения о том, что субъекта как такового вообще нет, или о том, что субъект материален и детерминирован.
Парадигмы, которые мы сейчас будем обсуждать, будут так или иначе близки к психологии. Исторически психология тесно связана с философией, и до сих пор многие психологические учения сохраняют связь с философскими теориями, а также есть и философские учения, связанные с психологией. Сейчас это прежде всего философия сознания, которая неравнодушна к когнитивной психологии. А в начале XX века это была пара бихевиоризм – логический бихевиоризм.
Логический бихевиоризм
Бихевиоризм – это большая психологическая школа, девиз которой – изучать поведение, а не внутренние переживания, не мышление, не бессознательное и не сознание. Они были категорически против использования интроспекции. Пользоваться надо только объективной регистрацией наблюдаемого поведения, то есть, по сути, движений. Это начало XX века, торжество неопозитивизма и физикализма. Насколько я понимаю, бихевиоризм появился изначально именно в психологии, а не философии, как реакция на неудачу интроспеционизма и недовольство психоанализом.
Логический бихевиоризм – это учение философское, но ясно по своему названию, что они мыслят себя близкими к психологическому бихевиоризму. Есть мягкое и жесткое крыло логического бихевиоризма, или, другими словами, слабая и сильная программа. Слабая программа ЛБ – это не онтология, а, по сути, просто методология соответствующей психологии. Они заявляют, что внутренние психические процессы изучать невозможно и поэтому не нужно. Тогда это было очень широкое движение. Сейчас в психологии бихевиоризм сошел на нет, в биологической психологии объективными считаются биологические данные, а что касается гуманитарной психологии, то исследователи пользуются опросниками, анкетами и изредка глубинными интервью. Ну, кое-какие данные и в бихевиористских исследованиях были получены.
Сильная версия логического бихевиоризма – это учение онтологическое. Оно состоит в утверждении, что ментальными терминами не следует пользоваться, так как у них в принципе нет референтов – ментальных состояний, т. е. ментальные состояния («больно», «радостно») являются иллюзией. Сильной версии придерживались основоположники психологического бихевиоризма Э. Торндайк и Дж. Уотсон, представитель необихевиоризма Б. Скиннер, у которых она служила идеологической базой экспериментального метода; философскую разработку этой версии осуществили Гемпель и Райл. По мнению Райла, употребление ментальных терминов в естественном языке является так называемой категориальной ошибкой: гипостазированием, наделением некой сущностью слова, которое обозначает на самом деле способ поведения или предрасположенность к поведению.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
