Текст книги "Бонд, мисс Бонд!"

Среда

«Ко всему можно привыкнуть, даже к смерти, которая ходит за тобой по пятам», – философски думала Оля по дороге на работу.

Кроме невидимой смерти, по пятам за ней тянулись отчетливо видимые разнополые граждане в количестве, заведомо превышающем грузоподъемность троллейбуса. И хвост этот все удлинялся.

Сознавая растущую конкуренцию, Оля не мешкала и на ходу незаметно, без явного вызова, разминала плечи.

Для посадки в переполненный троллейбус в утренний час пик требовалось объединить в едином порыве собственные физические силы и родовую память, которая с революционных времен сохранила опыт штурма поездов крестьянами-мешочниками.

О смерти, которой ей (или не ей) грозила (или все-таки не грозила) «красная метка» Жанны Марковны, Оля уже почти не думала.

Правда, утром за завтраком она из опасения отравиться отказалась от вчерашнего бутерброда с рыбой, но «красная метка» тут была ни при чем. Солидарная с классиком, Ольга Павловна считала, что рыба должна быть только первой свежести, демократично применяя этот принцип не только к благородной осетрине, которой она отродясь не едала, но и ко всем плебейским жаберным.

И в мучительно поскрипывающий лифт она не вошла не потому, что побоялась смертоубийственным образом ухнуть в недра лифтового приямка девятиэтажки, а только ради пущего комфорта соседки, оккупировавшей кабину с целым выводком слюнявых мопсов на одной сворке.

В общем, не пугало здравомыслящую Ольгу Павловну невнятное зловещее пророчество.

А зря!

Неоднократно обрезанный, сто раз ломавший ветки, благословляемый за редкую тень и проклинаемый за густой пух старый тополь на углу отчего-то выбрал для окончательного сведения счетов с жизнью именно это декабрьское утро.

– Хр-р-р-р-ряссссь!

С оглушительным слоновьим храпом и чихом старый тополь переломился и рухнул поперек дорожки – к счастью, не настолько быстро, чтобы шеренга потенциальных пассажиров троллейбуса не успела брызнуть врассыпную.

– О боже! – пробормотала Ольга Павловна, созерцая присыпавшее ее сапоги древесное крошево. – О боже, боже! О боже, боже, боже!

– Чего встала, как мертвая?! – рявкнул на нее какой-то краснолицый дед. – Едешь? Шевелись!

Оля спохватилась и полезла в троллейбус.

Внезапное падение тополя произвело на нее самое тягостное впечатление.

Через сквер она бежала строго по осевой линии самой широкой аллеи, с нескрываемым подозрением косясь на елки по сторонам, а в школьном холле далеко обошла раскидистый фикус.

– Живая? – обрадовалась ее появлению Люсинда.

Она сидела за столом, с аппетитом завтракая творожными ватрушками с ванилью.

– Как видишь, – ответила Оля, с новым для нее чувством рассматривая цветочный горшок на шкафу.

Ведь свалится же он однажды кому-нибудь на голову, как пить дать!

– Вижу, – согласилась Люсинда и призывно потрясла шуршащим пакетом с выпечкой. – Бери плюшку! Можешь даже две взять, Ксю сегодня не будет, она на больничном.

– А что случилось?! – Оля приготовилась ужаснуться.

– Пока ничего, просто ее родственники на семейном совете решили, что постельный режим в родном доме – это сейчас самое безопасное времяпрепровождение для Ксю. Ее маман помчалась к ясновидящей, и та велела Ксюшу придержать, чтобы она не сновала туда-сюда, мешая ясновидящей разбирать запутанные линии мироздания.

– Мило! А я, значит, одна буду барахтаться в путанице линий? – насупилась Оля.

Она поняла, что семейство Ксю приносит ее в жертву, и почувствовала себя задетой, но вздернула подбородок и объявила:

– Мне нельзя на больничный, у меня завтра четвертные диктанты!

– Молодец, – похвалила ей аппетитно чавкавшая Люсинда. – Двум смертям не бывать, а одной не миновать!

– Девочки, по пятьсот рублей на похороны сдайте, пожалуйста! – встрепенулся при упоминании о смерти Александр Аркадьевич, копошившийся в недрах своего портфеля.

– Ну вот! – Люсинда расстроилась. – Скоро Новый год, нужны деньги на подарки, а тут – минус пятьсот рублей!

– Как тебе не стыдно! – прошипела сознательная Оля и полезла за кошельком.

– Мне не стыдно, мне жадно, – пробурчала бессовестная Люсинда, неохотно доставая портмоне. – Эх…

– Похороны завтра, в пятнадцать ноль– ноль, – сообщил Санаркадьич. – Надеюсь, все понимают, что явка строго обязательна!

Люсинда томительно долго отсчитывала сотенные бумажки, с большим нежеланием отдала их Санаркадьичу и, возвращаясь к своему столу, проходя мимо Оли, шепнула ей на ухо:

– Хоть ты пока не помирай, пожалуйста, совсем нет лишних денег на похороны!

Вероятно, это была просто шутка в духе черного юмора, но Оля обиделась.

В «красную метку» она по-прежнему не верила, но в ощутимо враждебном мире чувствовала себя крайне неуютно.

Вовсе не обязательно было идти за покупками самому, это прекрасно могли сделать секретарша или водитель, но Андрей хотел хоть что-то сделать лично. Он просто не мог упустить возможность сделать для Фантомаса хотя бы самую малость – ведь эти возможности были так редки!

Когда спец по сверхмалой авиации – бомж Петрович – на полном серьезе предупредил, что нынче большие листы папиросной бумаги купить очень трудно, поди их еще поищи, Андрей только хмыкнул. С его возможностями не составило бы труда быстренько прикупить целую папиросную фабрику, а нет – так он был готов безотлагательно взяться за изготовление нужной бумаги по древнему китайскому рецепту. Он даже жалел в глубине души, что такого подвига от него не требуется.

Для Фантомаса он без раздумий и с радостью совершил бы какой угодно подвиг.

На самом деле, оказалось достаточно зайти в магазин «Юный техник».

В советские времена этот специализированный магазин занимал весь первый этаж жилого дома напротив парка, однако с годами городская популяция юных техников уменьшилась в разы, и теперь товары для Самоделкиных занимали всего одну секцию. В остальных разместились дорогие механические и электронные игрушки, спортивные товары, галантерея и даже косметика.

И именно в галантерейный отел заскочила, стыдливо прикрывая ладошкой «стрелку» на коленке, раскрасневшаяся Ольга Павловна Романчикова.

Она отчаянно торопилась купить колготки и исправить возмутительный непорядок в своем туалете до того, как оставленные «под честное слово» восьмиклассники закончат писать внеплановое сочинение «Как я провел минувшие выходные», находясь под ненадежным присмотром глуховатой технички бабы Клавы.

В кассу стояла очередь. Ольга Павловна нервничала и, переминаясь с ноги на ногу, непредумышленно охватила этим процессом и чужую конечность: наступила на легкий, не по сезону, башмак какого-то гражданина.

– Осторожнее, девушка! – закономерно возмутился тот.

– Простите, ради бога!

Покаянно прижав к сердцу ладонь, Оля обернулась к обиженному гражданину и была неприятно удивлена:

– Это опять вы?!

– Учительница Ольга! – он тоже ее узнал. – Вы решили меня совсем без ног оставить?

– Я уже извинилась, – напомнила она, с досадою краснея. – И за вчерашнее, и за сегодняшнее!

– Опять попали в ДТП?

Свободной рукой Андрей бестактно указал на ее коленку, отмеченную предательской «стрелкой».

– Нет! Это бандитская пуля! – съязвила Оля и в свою очередь выразительно воззрилась на покупки собеседника. – Козьи ножки крутить собираетесь?

– Почему обязательно козьи ножки? Папиросная бумага, чтоб вы знали, вещь разнообразно полезная! – усмехнувшись, туманно и многозначительно ответил на это Андрей.

Ольге Павловне в его словах почудился некий вызов.

Можно было подумать, что собеседник обидно намекает на неискушенность простушки-учительницы, не имеющей никакого представления об увлекательных и даже, может быть, непристойных вариантах использования папиросной бумаги.

Хорошо воспитанное воображение Ольги Павловны закусило удила и понеслось…

– Вы покраснели, – констатировал Андрей.

– Здесь очень жарко, – огрызнулась она.

И тут же ее мысли приняли другое направление.

Здесь-то жарко, а вот на улице сегодня – ниже нуля. Между тем собеседник ее экипирован неподобающе легко: тонкие брючки, жиденький свитерок, потрепанные туфли…

Ольга Павловна сразу же вспомнила, что неимущие бездомные в холода утепляются газетами, и покраснела пуще прежнего, устыдившись своей черствости.

Ах, бедняга, так вот зачем ему целая пачка папиросной бумаги!

Андрей не понял, почему ехидная училка внезапно сделала жалостливое лицо и с неподдельным сочувствием осмотрела его кашемировую водолазку, превосходно пошитые костюмные брюки из тонкой шерсти и ручной работы мокасины из рубчатой акульей кожи.

Ольга Павловна тем временем с искренним стыдом припомнила, что накануне пассивно поспособствовала утрате ее собеседником жалкого транспортного средства типа велосипед, и ей стало нестерпимо стыдно.

Господи, какой позор! Она обидела убогого!

То есть убогим-то он не выглядел – вполне себе симпатичный мужчина лет сорока, бритый, мытый – видно, что следит за собой, из последних сил и средств.

Пахнет…

Она принюхалась.

Пахнет детским мылом! Ну да, оно же грошовое.

Одет, как уже отмечалось, не по сезону, но очень аккуратно.

Стрижка чисто номинальная – крайне незатейливый короткий ежик, не от крутого стилиста прическа, от дешевой парикмахерши с машинкой, но ему к лицу.

Само лицо – интересное, но бледное, под глазами залегли тени. Должно быть, недоедает, бедняга!

А ведь образованный, судя по всему, человек, не пьянь подзаборная, не иначе – жертва обстоятельств.

– Что это у вас с лицом? Оно перекосилось, – заметил Андрей, не подозревающий о том, что его записали в интеллигентные нищие. – Вы знаете, что это один из признаков инсульта?

– Слушайте, мне сейчас совершенно некогда, я ужасно спешу, у меня там дети сочинение пишут, – торопливо расплачиваясь в кассе, скороговоркой протарахтела расстроенная Ольга Павловна. – Мы могли бы с вами встретиться здесь вечером, ближе к шести?

– Так ведь магазин в семнадцать часов закрывается, – машинально напомнил ей Андрей, озадаченный этим неожиданным предложением.

– Тогда на том же месте, что и вчера, хорошо? – Ольга Павловна с извиняющейся улыбкой попятилась к двери. – Только вы обязательно приходите, ладно? Вы не подумайте чего плохого, это по делу и только в ваших интересах.

– Ну, ладно, – неуверенно согласился Андрей, которому еще никто никогда не назначал интересных деловых встреч под кустом в темном сквере.

Расплатившись за бумагу, он вышел из магазина и сел в терпеливо ожидавшую его машину с водителем.

– Поехали, Витя.

Из окна комфортабельного автомобиля он машинально высматривал предприимчивую училку и увидел ее на пешеходном переходе.

Ольга Павловна в развевающемся пальто и драных колготках маршевым шагом направлялась к родимой школе, деловито прикидывая в уме свои возможности по оказанию скорой гуманитарной помощи малознакомому нуждающемуся интеллигенту.

Девице Громовой срочно нужны были деньги.

Не сказать, чтобы таковая ситуация была для нее непривычной – регулярных папенькиных подаяний «на булавки» Марине всегда недоставало, но прежде в случае возникновения пиковой финансовой ситуации ей удавалось выпрашивать дополнительные пособия.

У папеньки денежек хватало, во всем отечественном птицеводстве не набралось бы столько кур, чтобы все склевать. И жадиной по отношению к любимым девочкам – жене и дочке – папенька не был. К сожалению, с некоторых пор он проявлял характер и с запозданием перевоспитывал транжиру и гулену Марину. Наказывал ее за неразумие и непослушание рублем, точнее, его отсутствием.

– Энди, вся надежда на тебя! Ты же не допустишь, чтобы твоя единственная сестричка умерла от голода? – требовательно спросила девица Громова старшего брата.

Андрей поморщился.

Во-первых, он терпеть не мог производных от своего имени: Энди, Эндрю, Анджей, Андрэ – вся эта иностранщина звучала невыносимо претенциозно и столь же глупо, как дурацкое прозвище Дрон, за которое он в школьные годы не одну наглую морду начистил до самоварного блеска.

Во-вторых, сестрица явилась к нему в офис в неподходящий момент и в неподобающем виде. На фоне аккуратно причесанных барышень в строгих костюмчиках патлатая девица Громова в бобровой шубке до пупа и драповых шортах поверх ажурных колготок, винтообразными путями уходивших в глубину замшевых ботфорт, смотрелась натуральной девицей по вызову.

Кроме того, от нее отчетливо попахивало вчерашним коньячком.

– Чего тебе, Маруся? – неприветливо поинтересовался Андрей, платя сестрице той же монетой.

Девица Громова терпеть не могла простонародные варианты своего имени.

– Денег, чего же еще! – чистосердечно призналась Марина. – Братской любви и заботы не прошу, возьму наличными.

– Сколько? – торопясь откупиться, любящий брат потянулся за портмоне.

Марина озвучила сумму.

– Сколько?! – удивился в меру любящий брат. – Это на пропитание? У тебя новая диета – полкило белужьей икры трижды в день?

Суммы, запрошенной жадной сестрицей, хватило бы, чтобы на месяц избавить от голода население небольшой африканской страны.

– Мне очень нужно, – сообщила Марина и самым непристойным образом оседлала стул, демонстрируя готовность навеки поселиться в офисе приличной фирмы.

– Кто бы сомневался, – проворчал Андрей. – Ты – просто воплощение большой нужды! Не дам я тебе таких денег, даже не надейся.

– А сколько дашь? – быстро спросила Марина, сообразив, что начался торг.

– Четверть.

– Три четверти!

– Четверть!

– Половину – и я до конца года не появлюсь в твоем офисе!

– До конца года осталось всего две недели, – напомнил Андрей, которому очень хотелось убрать сестрицу с глаз долой.

В приемной уже собирались участники важного совещания – сплошь приличные деловые люди. Девица Громова в их компанию не вписывалась категорически.

Девица Громова отлично вписалась бы в банду Махно – картинно стоя на декорированной пулеметом телеге и с гиканьем нахлестывая взмыленных лошадей.

– Ладно, я дам тебе треть, но только вечером, – пообещал Андрей. – А испаришься ты прямо сейчас.

– Договорились! – Кавалер-девица Громова лихо перебросила ногу через спинку стула и без промедления двинулась на выход пешим ходом. – Вечером – в шесть, идет?

– Нет, как раз в шесть не пойдет, – помотал головой Андрей. – В шесть у меня свидание с девушкой.

– С Куксей? – кисло скривилась Марина.

– Мою подругу зовут Ксюша, а не Кукся, – холодно напомнил ей Андрей.

– Кукся – это не имя, это ее суть, – ухмыльнулась его сестрица. – Твоя подруга – маменькина дочка, трусиха, плакса и рохля. Если ты женишься на ней, она испортит нам породу!

– Не твое дело.

– Как это – не мое дело?! Я не хочу племянников, бесхарактерных и вялых, как примороженные анемоны!

– А денег ты хочешь? – с намеком поинтересовался Андрей. – Крепких, как огурцы, зеленых долларов?

– Ухожу, ухожу, ухожу!

– То-то, – победитель ухмыльнулся. – Дверь за сестрицей уже закрывалась, когда он зачем-то добавил: – Кстати, свидание у меня вовсе не с Ксю.

Должно быть, Марина этого шокирующего признания не услышала, потому что дверь за ней закрылась.

– Андрей Павлович, все собрались! – в кабинет заглянула секретарша.

– Приглашайте, – разрешил он, пряча бумажник.

Что-что, а расписание школьных звонков Ксения Ивановна выучила как «Отче наш».

Если у тебя никотинозависимость, которую нужно скрывать от окружающих, а до ближайшего местечка, где можно укрыться с сигареткой, две минуты ходу по сильно пересеченной местности хозяйственного двора, расписание и регламент потенциальных перекуров запоминаются крепко-накрепко!

Ничего удивительного, что она позвонила ровно через минуту после завершения пятого урока первой смены. Этой минуты Люсинде как раз хватило, чтобы дойти до учительской. Оля подошла немногим позже и тоже успела на переговоры.

– Стоп, Ксю, Олька подошла! – увидев ее, обрадовалась Люся. – Включаю громкую связь!

– Ксюша, привет! – устало произнесла Оля, подойдя поближе. – Ты как там?

– Нормально, а ты?

– Она тоже нормально, – заверила Люсинда, не желая выпускать из рук бразды правления ситуацией. – Жива и здорова, хотя вчера вечером попала под велосипед.

– И что?

– И ничего. «Лошадь отделалась легким испугом», – процитировала Оля незабываемое из Ильфа и Петрова. – Но сегодня утром рядом со мной неожиданно упало старое дерево. Признаюсь, меня это взволновало. А у тебя что?

– Да, Ксю, что там у тебя? – повторила Люсинда.

– А меня появилась информация о вчерашнем ДТП, – невесело похвасталась Ксюша. – Папа в полиции был, узнал, что «шестерку» ударил грузовик, водителя которого не нашли.

– А грузовик нашли? – догадалась Оля.

– Сразу за мостом – брошенным, – подтвердила Ксюша. – Его владелец даже не заметил, что машину угнали, он свой транспорт каждый вечер на улице возле дома парковал, идиот! Говорит, думал так – кому эта развалюха понадобится? А кому-то понадобилась!

– Интересно, кому? – вслух задумалась Люсинда.

– Боюсь, этого мы не узнаем, – вздохнула Ксюша. – Папа сказал, полиция не будет землю рыть копытом. Типа, это была трагическая случайность.

– Кто бы сомневался, – пробормотала Оля.

– А твое ДТП с велосипедистом – случайность или как? – спросила Ксюша.

– Случайность, – уверенно ответила Оля. – Если честно, я сама виновата: стояла столбом посреди темной аллеи, вот он на меня и налетел.

– Налетчик, – фыркнула Люсинда, которой – по лицу видно было – очень хотелось понагнетать атмосферу, да как-то не с чего было.

– Да нет же, он вполне приличный человек, – возразила Оля с горячностью, которой и сама удивилась.

– Так-так! Все, Ксю, пока, позванивай! – Люсинда оживилась, как поросенок, почуявший трюфель. – А ты колись, Ольга Павловна: с чего взяла, что он – приличный человек?

Ольга вздохнула.

Она совершила ошибку, а Люсинда повела себя вполне предсказуемо и понятно: поспешила закончить сеанс громкой связи и перейти к интересной беседе тет-а-тет.

Определенно, если бы заслуженный мастер допроса Галина Викторовна Романчикова вела в пединституте практикум по развязыванию языков, Люсинда была бы у нее любимой ученицей.

– Я встретила его сегодня в магазине «Юный техник», – честно призналась Оля, экономя время и силы. – Я там покупала колготки, а он – папиросную бумагу.

– Он много курит? – остро прищурилась Люсинда.

– Не знаю.

– Или он курит вовсе не сигареты? – с суженными глазами Люсинда стала похожа на Чингисхана.

– Не знаю! – с досадой повторила Оля. – Но на наркомана не похож, если ты на это намекаешь, да и табаком от него вовсе не пахло.

– И тебе он понравился! – резюмировала Люсинда. – Я угадала? А ты не подумала…

– Я думаю, что мне пора бежать, сейчас звонок будет, – вывернулась Оля.

– Беги, беги, – проворчала Люсинда, провожая отступавшую подружку цепким взором с монголо-татарским прищуром.

Ей было совершенно ясно, что Ольга что-то недоговаривает, но добывать информацию методом промывания мозгов она не собиралась. Слишком уж это долго и неэффективно!

– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! – провозгласила любопытная Людмилексанна, решив немножко последить за скрытной Ольгапалной нынче же ввечеру.

– Что касается моего вчерашнего распоряжения…

Не договорив, Андрей покосился на скрипнувшую дверь. Возникший на пороге водитель-охранник Витя многозначительно пошевелил бровями и глубоко кивнул.

– Так, все свободны! – Андрей поспешно встал и в обход просторного стола для переговоров двинулся к двери.

По коридору он почти бежал, наступая на пятки Виктору, а в машине сразу же достал мобильник.

– Андрей, это просто невероятно! – загудел в трубке густой бас доктора Семина. – Они его склеили! Честно говоря, я сомневался, но эта штука и вправду похожа на шар, только бумажный, и он уже просох, и все готово, и ты давай поторапливайся, потому что Петрович уже идет разжигать костер, и… Мне отпустить с ним Диму? Он очень хочет!

– Я сейчас! Пять минут! – радостно проорал в трубку Андрей и от избытка чувств подпихнул локтем улыбающегося водителя. – Витя, прибавь газу, а то опоздаем! Ты слышал? Он очень хочет! Понимаешь? Хочет! Очень!

– Я понял, Андрей Палыч, понял, долетим, как на ракете!

Они успели вовремя.

Сияя глазами и до блеска отмытым и выбритым лицом, Петрович с хрустом ломал картонные коробки. Рукава нового свитера он закатал повыше и старался не прислоняться к мусорному контейнеру животом.

Тепло одетый Фантомас стоял рядом, с благоговейным восторгом взирая на рукотворное чудо – похожий на шар многогранник из папиросной бумаги.

Чудо, широко растопырив локти, держал доктор Семин. Лицо у него было напряженное и сосредоточенное, как во время серьезной операции.

– Вить, спички есть? – на ходу охлопывая себя по карманам, спросил Андрей.

– Зажигалочку дать могу!

– Мы сами! – отказался от помощи Петрович.

Он уже не робел в их присутствии и разговаривал веским тоном.

– А мы тоже хотим поучаствовать! – возразил Андрей и подмигнул зарумянившемуся Фантомасу.

– Тогда вот это держите, – Петрович сунул в руки Виктору жестяную трубу. – Ровно держи, прямо над костром!

– Горячий воздух по трубе зайдет в шар, и он полетит! – оживленно сообщил отцу Фантомас.

– Конечно, полетит! – Андрей взлохматил меховую оторочку на капюшоне детской куртки и решительно шагнул к мусорному баку. – Так, а мне что делать?

– Вы вот это колечко фиксируйте! Дима, иди сюда тоже, будешь стропы держать… Доктор, наша с вами задача – расправлять оболочку, понятно?

– Понятно! – доктор Семин заметно напрягся.

– Ты, с трубой! Ровненько держи… Ну, приступим!

– А не подпалим? – опасливо пробормотал доктор Семин.

Тонкая бумага сделалась желтовато-розовой и теплой, шар зашевелился, потихоньку натягивая стропы.

– Как живой! – восхищенно прошептал Фантомас.

– Ах вы, сволочи, морды пьяные, опять нашу мусорку подожгли?! – донеслось из-за забора.

– Вера Ивановна, заткнитесь! – не отрывая глаз от шара, рявкнул главврач.

Вера Ивановна послушно заткнулась.

– Отпускай! – скомандовал Петрович, и бело-золотистый шар гигантской медузой поплыл в глубины неба.

– Красота необыкновенная! – провожая его взглядом, растроганно сказал водитель Витя.

Андрей смотрел на сына. Фантомас смеялся, бил в ладоши и даже подпрыгивал.

– А в другой раз вы сделаете ракету! – сказал Андрей и требовательно посмотрел на Петровича. – Ведь сделаете же?

– Отчего же не сделать? Сделаем, – тот пожал плечами. – Бумага понадобится, картон тонкий, клей, фольга алюминиевая, что еще? Ага, липкая лента или пластырь…

– Будет вам пластырь! – кивнул доктор Семин.

– Трубочка пластмассовая, пробка, скрепки, гвоздик, винтик и гайка, – добросовестно продолжал перечисление необходимых деталей Петрович. – Ну и пара шариков воздушных – для двигателя.

– И полетит? Прямо в космос полетит?! – восхитился Фантомас.

– Хочешь в космос – полетит в космос! – пообещал Андрей и осторожно обнял сына за хрупкие плечи.

– Ну, все, кому-то пора в палату! – кашлянув, сказал доктор Семин.

– Дядя Юра, а вы завтра придете? – Фантомас настойчиво потянул Петровича за едва раскатанный свитерный рукав.

– Конечно придет! – поспешил ответить Андрей. – И завтра, и послезавтра… У дяди Юры теперь такая работа будет. Постоянная, на каждый день.

На крыльце центра они расстались – доктор Семин повел Фантомаса в палату, Андрей и Виктор пошли к машине.

– Ну? Чего стоим? Шагом марш за мной! – Андрей обернулся к замявшемуся Петровичу.

– Да я… Это… Ну, спасибо! – заторопился тот.

Белое пятнышко в черном небе видно было и из окна машины.

– У тебя вообще документы-то какие-нибудь есть? Или надо делать? – помолчав, спросил Петровича Андрей.

– Так, нету…

Перестав быть главным, Петрович снова заробел и смутился.

– Ясно, – Андрей потянулся за телефоном. – Ладно, это мы решим… Как зовут?

– Так, это…

– Забыл, что ли? – Андрей хмыкнул и деловито заговорил с кем-то: – Владимир Андреич, приветствую тебя! Помощь твоя нужна, буду очень обязан. Тут один хороший человек документов лишился, надо бы ему паспорт сделать… Как зовут?

– Так, Петрович…

– Юрий Петрович! – с нажимом подсказал водитель Витя. – А фамилия?

– Так, это…

– Юрий Петрович его зовут! – громко повторил Андрей для своего телефонного собеседника. – А фамилия…

Он покосился на второго пассажира и ухмыльнулся:

– Ты не поверишь, Владимир Андреич: Гагарин его фамилия! Юрий Петрович Гагарин. Да, почти как космонавт.

– Поехали! – широко ухмыльнулся водитель Витя и нажал на газ.

На светофоре как раз загорелся зеленый свет.

Не зная в точности, за кем из ее подружек увязалась смерть с косой, Люсинда чувствовала себя совсем как обезьянка из анекдота с ее коронной фразой: «Умные – налево, красивые – направо… А мне что, разорваться?!»

Рвать жизнь и душу, как матрос тельняшку, отчаянной Люсинде было не жаль, просто она понимала, что заведомо скудный результат погони за двумя зайцами одновременно вряд ли ее удовлетворит.

К счастью, Ксюша засела дома под прикрытием группы родственников, так что в догляде и присмотре теперь нуждалась только одна потенциальная жертва – Оля.

Подумав, Люсинда решила, что в стенах школы смертушка Ольгу не найдет.

Классическая Смерть-с-косой в обычном школьном коридоре уже через минуту забьется в угол за фикусом, крепко обнимая свое «орудие труда» и тихо поскуливая – черный балахон в отпечатках детских башмачков, капюшон заляпан жеваными бумажками, на спине ехиднейшей пародией на ангельские крылышки трепещет бумажка с надписью: «Я лох!»

В общем, в школе за Ольгу Павловну можно было не беспокоиться.

Дома ее пусть родня охраняет, это их святая обязанность.

А вот на улице Оля рискует, это уже очевидно: вчера – ДТП с велосипедом, сегодня утром – упавшее дерево… Логично было бы ожидать и нынче вечером какой-нибудь засады.

Вот, кстати: Оля собралась на встречу с каким-то сомнительным типом. А ну, как он и есть чрезвычайный и полномочный посол самой Курносой?!

В таком контексте намерение Люсинды проследить за Ольгой не только далеко выходило за рамки банального бытового шпионажа, но даже приподнималось до уровня подвига! В самом деле, разве это не благородно – презрев все-все собственные дела, неусыпно охранять подружку?!

Люсинде очень нравилась ее героическая роль.

Естественно, ей потребовалось должным образом экипироваться – нельзя же прятаться в кустах в белоснежном пуховике!

С одеждой и обувью проблем не возникло. Будучи учительницей начальных классов, Люсинда лично вела у малышей физкультуру, так что теплый спортивный костюм и кроссовки всегда лежали у нее в шкафчике. Предательские белые полоски на темно-синих штанах и такой же куртке Люсинда, попыхтев, аккуратно заклеила черной изолентой, позаимствованной у трудовика.

А вот головной убор у нее, к сожалению, имелся только цивильный – пушистая шапка из серебристого песца. В темном парке ее за версту будет видно, не спрячешься.

Подумав, Люсинда сбегала в «Юный техник» и прикупила там недорогую обновку: скромную трикотажную шапочку из черной шерсти.

– Никак, у девок новая мода пошла, – как-то непонятно прокомментировала ее покупку немолодая продавщица.

Маникюрными ножничками Люсинда аккуратно прорезала в вязаном полотне дырки для глаз, которые при классическом варианте носки шапочки даже не были видны под отворотом. Зато натянутая в омоновском стиле – до самого подбородка, – скромная шапочка сделалась зловеще эффектной.

В этом Люсинда убедилась во время примерки.

Восьмиклассник Пыжиков, с напускным смирением явившийся для выволочки к классному руководителю, заглянув в учительскую и увидев у зеркала поблескивающую изолентой Люсинду в спортивном костюме нинзя и черной шапочке «до плеч», поперхнулся заготовленной покаянной речью и ускоренно вернулся в народ с предупреждением: «Пацаны, похоже, сейчас будет серьезный шмон, у кого что лишнее – выбрасывайте срочно!»

И никогда еще мусорка в мужском туалете не ломилась от такого количества едва початых сигаретных пачек.

А пожилая ботаничка по прозвищу Мухоморина при виде Люсинды в бандитско-омоновском убранстве схватилась за сердце, так что пришлось отпаивать бедняжку чаем и вдохновенно что-то врать о костюме для новогоднего бала.

В карнавальном наряде секретного бойца, но без оружия, если не считать таковым связку ключей и пилку для ногтей, Люсинда минут за десять до ожидаемого выхода Ольги спряталась на детской площадке в соседнем сквере.

В качестве наблюдательного пункта она заранее наметила расписную фанерную избушку на детской площадке с окошками на все стороны света. Из-за сквозняка там было холодно, зато обзор открывался замечательный.

– Андрей Палыч, а дубленочку? – огорченно закричал в окошко Витя, тишайшим ходом катя вдоль сквера.

– Я сказал, стой и жди! – не оборачиваясь, огрызнулся Андрей и ускорил шаг.

Он опаздывал, было уже начало седьмого. Перед Новым годом пробки в городе разбухли безобразно, и рассчитать время в пути стало и вовсе невозможно.

Учительница Ольга уже высилась в оазисе света под фонарем, как аравийская пальма, прямая и длинная. При виде Громова ее лицо осветилось столь сострадательной улыбкой, что он непроизвольно заозирался в поисках того колченогого шелудивого песика, которому могла быть адресована эта сердобольная гримаса.

– Вы пришли! – вскричала Ольга и покачала головой, не одобряя легкость Громовской экипировки. – Пойдемте скорее в тепло!

– Да у меня там…

Андрей оглянулся на свою машину.

– Тут есть прелестная рюмочная! – решительно оборвала его Ольга, стартуя в другую сторону.

– Рюмочная?!

Громов искренне изумился.

Он покатал это слово во рту, как глоточек редкого вина, и с интересом прислушался к своим ощущениям.

У слова «рюмочная» был живой, сочный и стойкий вкус русской водки с бодрящими тонами чесночного сала и мажорной ноткой мятого соленого огурца.

Андрей не без сожаления вспомнил, что уже тысячу лет не пробовал ничего подобного.

– Вы, наверное, кодировались? – по-своему трактовала громовскую нерешительность чуткая и понимающая учительница Ольга. – Не волнуйтесь, мы спиртное пить не будем, только кофе. Там делают отличный кофе с молоком и бутерброды с колбасой, это, можно сказать, фирменное блюдо: я эту рюмочную уже тридцать лет знаю, и колбаса на бутерброде там всегда сантиметровой толщины! Держат марку!

– Удивительно, – пробормотал Громов, послушно топая в рюмочную.

Его спутница мало походила на алкоголичку с тридцатилетним стажем, но громко и восторженно расхваливала это легендарное заведение.

Оно и впрямь оказалось совсем рядом, буквально за углом, в нижнем этаже сталинского дома с такими могучими стенами, что полуметровые подоконники с внутренней стороны запросто можно было использовать как столики. Только сидеть рядом с ними пришлось бы на корточках, потому что никаких стульев в заведении не было. В двух небольших смежных комнатах теснились высокие круглые столики, идеально подходящие для небольших компаний, соображающих «на троих».