Текст книги "Акции небесного электричества"

Елена Нестерина
Акции небесного электричества

Холодно, очень холодно было в Москве этим ноябрем. С самого начала месяца часто и помногу шел жесткий мелкий снег. Промерзший ветер нес его по широким улицам, разметал в переулки, шлифовал им до благородного блеска накатанные дорожки на тротуарах.

В один из ледяных дней, когда на свистящей улице легкие не успевают согреть попавший в них ветер, к расселенному аварийному дому, затерявшемуся в старых новостройках Москвы, подъехала облава.

В доме жили. И серьезно рисковали при этом – тот, кто не имел в столице прописки или регистрации, после облавы обязательно ставился перед выбором: или получать срок за тяжкое нарушение регистрационного режима, или, подписав добровольно-принудительный контракт, отправляться в дальнее-дальнее Подмосковье. Там, среди сырых талдомских лесов, стояли вредные-вредные, но очень полезные столице предприятия. Там работали на износ. Получали, конечно, зарплату – не наличными, а переводом на пластиковую карточку (действующую, правда, только в том городе, где работник был прописан). К концу контракта набегала приличная сумма, забирай и иди себе, то есть отправляйся на малую родину, – отъезд с завода и возвращение в порт приписки отслеживались. Но как набегали деньги, так и убегали силы – наступал этот самый полный износ организма.

Всеми способами нужно было стараться не попасть туда, а грозило это только жителям не-Москвы и не-Области, которые приезжали в столицу охотиться за деньгами. Ведь деньги по-прежнему водились только там. Эти чужие Москве были не нужны – своим рабочих мест не хватало.

Зато очень пригождались Области. Эти люди были Сила, рабочая нужная сила.

В Москве уже давно нельзя было иначе – новый закон оказался суровым, повернутым добрым лицом к тем, кто вовремя успел стать в столице «своим», и лицом беспощадным – ко всем остальным.

* * *

Юля проснулась, но глаза открывать не спешила, потому что слышала – Володя чем-то гремит, а значит, зажигает керосинку. Холодно, лучше еще чуть-чуть полежать на кровати из высоких ящиков и благодарно-жарких армейских одеял. Юля поправила на голове шерстяной платок, сладко повернулась на другой бок и, вытянув шею, понюхала воздух. Скоро запахнет едой – и вот тогда можно будет обрадоваться новому дню.

И правда. Вот в холодном воздухе понесся дух теплой рыбы, рыбы горячей, даже слегка подгорающей рыбы. Юля открыла глаза – Володя улыбался и широко махал ей сковородкой.

Юля выбралась из одеял, слезла с шаткой кровати, сразу обулась в крепкие ботинки.

– Юля! Я жду тебя. – У Володи был замечательный голос. На такой голос хотелось бежать с края света.

И сам Володя был очень красив. Стать бы ему артистом. Но он выучился на геодезиста – умел замерять землю, которой до его голоса, лица и тела не было никакого дела. Пока он жив, конечно, не было.

Юля любовалась своим Володей. Выпила воды, которую он дал ей. Выпила еще, посмотрела на белое дно чашки, еще раз выпила. Сняла платок, поцеловала Володю, улыбаясь ему и рыбе, отскочила в самый дальний угол крошечной самодельной комнаты и совершила несколько упражнений зарядки, которым позавидовала бы заядлая фитнес-женщина.

Рыба ждала, подергиваясь на сковородке, снятой с огня. Она не остывала, хотя уже должна была – ведь в комнате, кроме керосинки, не было обогрева.

Ждал и Володя. Он никогда не ел без своей Юли.

Вот они подсели к рыбе. Но тут топот, крики и треск послышались с разных сторон. Кто-то истошно кричал, упираясь, кто-то кричал, напирая. Кто-то громко бежал по коридору, ближе к комнате-городухе, еще ближе…

Треск и грохот усилились. Под ударами вот-вот должна была упасть дверь.

– Всем оставаться на местах! Не двигаться! – Ломавших дверь было двое или даже больше. Кричали они со стопроцентной верой в успех.

Дверь вылетела, но пока она держала оборону, Володя выбил заложенное фанерой и заткнутое тряпками окно, схватил свою большую куртку, завернул в нее Юлю – и выкинул на улицу. Через секунду за ней полетела Юлина сумка. И рыба.

Выглянув в окно и убедившись, что Юля жива, не разбилась, Володя крикнул:

– Я найду тебя! Я позвоню! Не бойся! Жди, Юля!

Через мгновение звуки послышались уже другие: облава настигла Володю. Кричал он теперь другое – отвлекающее от мысли о том, что Володя в комнате был не один, что надо бы поискать беглеца на улице. Берите типа только его, Володю. Его и брали.

* * *

Такой успешной операции давно не проводилось. Больше тридцати человек, нелегально обитающих в Москве и отбивающих хлеб у законных ее жителей, удалось задержать и доставить в специальный отдел.

В основном это были артисты и музыканты – Юлины друзья. Володя-геодезист вообще-то искал другой доли, когда-то он грузил мешки с цементом на стройке пристройки к ночному клубу, где выскочившая отдохнуть в перерыве между номерами наемная танцовщица Юля на него и налетела. До этого Володя жил на строительном складе, но появление Юли изменило его жизнь.

Очень изменило.

– Будем бороться с тем, что мы бедные и ненужные, – сказал он как-то Юле, стоя у построенного клуба и глядя на сияющие хром и пластик автосалона, где в тепле и уюте носились среди покупателей и начальников работники и работницы. – И что впереди нас ждет наемное рабство.

Они начали пытаться добывать деньги в Москве – городе будущего.

Юле и Володе посчастливилось жить в благостное время – после окончательной победы либеральных сил в правительстве люди стали свободными. Вживление микрочипов – пакостное нововведение, казавшееся поколению родителей Володи и Юли чем-то из мира фантастики, было отменено как нарушение прав человека.

Да, с чипами было не забалуешься. Несанкционированный въезд на территорию приоритетной зоны страны фиксировался со спутника, оттуда же поступал сигнал – и нарушитель блокировался. Не сунешься. Никак. А сейчас гайки раскрутили – и Москва стала возможна. Оказалось возможным попасть в нее.

Они и попали.

* * *

У Юли не было другого выбора.

Она вылетела из окна второго этажа и упала на кучу строительного мусора, засыпанную снегом. Куча была неровной, бугристой, так что дробленый кирпич, щебень и куски арматуры дали о себе знать Юлиным спине и бокам. Еще Юля разбила лицо, но осталась жива и ничего не сломала. Володя знал, что делал, когда бросал ее на землю. Знал, на какую землю, знал, зачем бросал. Володя…

Юля вскочила на ноги, куртка слетела. Снова завернувшись в нее и привычным движением набросив на плечо ручку сумки, Юля побежала вдоль дома. Что происходит? Всех хватает полиция? Или выборочно? Надо узнать, что там, с той стороны.

Пока Юля бежала, стихли крики, послышался рев машин; вот он сошел на нет – уехали… Юля решила вернуться в сгороженную Володей комнатку, которая ей казалась самой теплой в доме.

Но хорошо, что она не успела обойти дом и зайти со стороны подъезда – мелькнула одна фигура в сером бушлате, вторая, третья. Это была охрана. Если Юля сунется, ее моментально схватят тоже. А Володя велел ждать. Неужели он выберется? Неужели не попадет на заводы? На заводах плохо – заводы отбирают жизнь, и никакая страховка не спасет здоровье неценных рабочих: на место павшего заступит следующий, их ведь полная страна. Грустное медицинское заключение отправится по месту прописки, а вместе с ним письменные соболезнования и скорбный сувенирный подарок от правительства. Плюс предложение забрать усопшего в десятидневный срок – проезд бесплатно, за счет страховки покойного работника.

Володя, Володя… Неужели ему удастся? Как хорошо бы было, если бы ему повезло! Повезло бы если бы…

Повезло. Но как ему могло бы повезти? Если не завод, то что? Интим-услуги по новому трудовому законодательству могли предоставлять только те, кто начинал свое обучение этому еще с детства, как балету, и трудился на данном поприще, тщательно охраняемый медициной. Здоровье нации не должно ставиться под угрозу. Было сказано столь решительное «НЕТ» призраку смертельных болезней – что он испугался и отступил куда-то на окраины миров. Спрос на услуги был большой, рынок трудящихся на этом фронте огромный – и все с хорошим образованием и вполне легально, поэтому нелегалов-индивидуалов сурово теснили с рынка – и ждали их или те же заводы, или рабочая тюрьма за полярным кругом. Поэтому можно было не переживать за то, что Володю принудительно заставят эти услуги оказывать. Учиться поздно, а так не возьмут. Хотя наверняка услуги легче, чем завод…

Легче… Как московский подпольщик-нелегал со стажем, Юля знала и еще один способ приложения сил этих самых подпольщиков. Небольшие аптеки – яркие, лучезарно манящие позитивными словами о здоровье, призывами приходить за лекарствами именно к ним. Бесплатные, совершенно бесплатные аптеки. Возьми, больной, себе лекарство, лечись на здоровье. Да, оно экспериментальное, поэтому и даром, без гарантии. Пойдет на пользу: приди, расскажи, врач бесплатно тебя осмотрит. Ну а не пойдет на пользу то лекарство, что он выпишет, – приходи за другим, ради счастья будущих поколений их производится много. Если уже не сможешь прийти – значит, не повезло… Пусть только родственники или знакомые сообщат о смерти – похороны за счет завода-изготовителя, вскрытие и тщательное изучение причины смерти – тоже. Вот на такую работу завербовывали – жить при заводе и испытывать на себе то, что затем появляется в аптеке и испытывается последующими счастливцами. Аптек бояться нечего – там продается почти до конца испытанное, проверенное. Но еще одна проверка не помешает. Поэтому они и существовали – бесплатные.

Юля и Володя обходили стороной такие аптеки. И если вдруг болели – шли за лекарством в аптеку дорогую, но первой категории настоящести. Ну или хотя бы второй, где если и были лекарства поддельные, то не все или частично настоящие. Хотя многие думали: эх, пропадать все одно, а вдруг поможет экспериментальное лекарство? Для людей же делается… Володя и Юля не слушали этих отчаянных. Да и, по счастью, не болели.

«Только бы, – думала Юля, – Володя не попал в отряд тех, кого завербуют на фармацевтический завод! На первичные испытания – только бы не туда! Хотя у него отличное здоровье – но ведь можно его сначала испортить, а потом начать лечить новыми лекарствами?! Не думать об этом, не думать!» – так командовала она, пробираясь вдоль стены. Пробираясь и оглядываясь – вдруг вернутся, вдруг схватят и ее…

Нужно было уходить, скорее уходить прочь отсюда.

Недалеко от места своего падения Юля подобрала зарядное устройство от мобильного телефона. Володя позаботился, выбросил в самый последний момент. Он хотел с ней связи. Телефонно-мобильным способом. Хотел – значит, уверен. Володя… А когда взгляд Юли упал на жареную рыбу, леденеющую на крупчатом снегу, горячие слезы удержаться в глазах больше не смогли. Володя, хороший Володя спас ее, а сам… Где он сейчас сам?

Он отличался от всех танцоров и артистов, к которым Юля тоже когда-то прибилась. Володя был белокур, высок и красив, он делал больше, чем говорил, а говорил меньше, чем улыбался. Он хотел хорошей жизни для Юли и для себя. И он умел держать обещания. В его взгляде было величие, обитатели дома актерского братства смотрели на Володю как на принца. Потому что короля у них не было.

Некому, кроме Володи, было верить Юле в этой жизни. Некого ждать. Юля была преступницей – она покинула свой маленький умирающий городок и отправилась за деньгами в столицу. Она нарушила визово-регистрационный режим – правила игры, которые придумали знающие дело люди, спасавшие переполненную столицу страны от остальных жителей страны. Страна против страны. И в эту страну Москву тянуло. Тянуло многих – вот ту же Юлю, виноватую в том, что она не смогла наладить себе жизнь там, где родилась. Это чувство вины и не позволяло ей и подобным субъектам качать права. Позволяло лишь таиться, приспосабливаться и выживать.

А ничего, это Юля давно поняла, люди не ценят дороже игры. Игра помогала тем, кто платит, жить интересно – поэтому у нее бывала работа.

Чтобы не рыдать на пустыре, не умереть тут же от одиночества, голода и отчаяния, у Юли тоже должна была получиться своя игра. Да, она дождется Володю, она переиграет этот город, она выживет. На мобильном телефоне еще есть деньги, и срок их истекает чуть меньше чем через месяц, как раз тридцатого декабря. С потенциальными нарушителями не церемонилась теперь и телефония – номера не зарегистрированных опять же в столице граждан быстро отслеживались и блокировались, так что вернуть эти номера к жизни можно было, только наведавшись на малую родину, в тот самый порт приписки. А купленные в Москве карточки имели вот такое свойство – сжигать деньги через месяц. Сколько бы на счету ни было.

Телефон должен работать, ожидая Володиного звонка. Юля должна жить. Юля должна работать. Юля должна.

Она застегнула куртку, съела верную рыбу, вкусную даже в замерзшем виде. Держась ближе к ограде, чтобы ее не видели охранники оцепления расселенного дома, Юля побежала вперед. Там было легче выйти к дороге незамеченной.

Подтянув застежки и сделав большую мужскую куртку поменьше, чтобы не привлекать внимания нероскошным внешним видом, Юля заторопилась вдоль забора заброшенного студенческого кладбища. Когда-то студенты массово бунтовали. И сначала были жестоко подавлены (и оказались здесь), затем записаны в герои, а вот сейчас просто прощены и забыты за неактуальностью их экстремистских идей. Кладбище тоже подвергалось сносу: слишком дорого иметь в черте города не заселенную никем площадь. Гудели за забором экскаваторы, рычали трактора. Но кладбище Юля прошла быстро – оно было маленьким. Прошла – и направилась к бесплатному подземному переходу (на центральных улицах таких уже было раз-два и обчелся, а здесь все же окраина).

Скоро она затерялась в толпе.

* * *

Всякие разговоры были запрещены. Задержанные во время облавы стояли сейчас вдоль стены длинного коридора. Между ними прохаживались вооруженные охранники. Медленно очередь подтаивала на одного человека – того, кто следующим заходил за черную пластиковую дверь кабинета. Больше очередь его не видела: человек уходил через кабинет в другую дверь дальнейшим этапом.

Там, в кабинете, выясняли личность преступника и определяли его судьбу на ближайшее и, насколько заслужит, отдаленное будущее.

И была судьба у всех, оказывается, разной.

Судьба Володи выглядела неплохо. Подтянутый молодой человек офисного типа в гладко сидящем костюме вошел в кабинет вслед за ним. Молодого человека кабинетные люди приветствовали с явным почтением. Он уселся за стол в дальнем углу, раскрыл компьютер и с интересом принялся рассматривать что-то на его мониторе.

Володе задавали вопросы, он отвечал. Да, отвечал, собираясь с мыслями, потому иногда подозрительно коротко, а пару раз даже невпопад. Володя думал сейчас о том, как же это будет происходить – то, когда ему придется подороже продавать свою жизнь. И не очень-то хотелось ему это представлять. Да и делать тоже. Жить вот хотелось. Но как-нибудь хорошо и свободно.

– Повернитесь, я вас сфотографирую, – произнес молодой офисный человек.

– Я? – Володя резко поднялся со стула.

– Повернитесь, а не прыгайте, – сказал, словно дернул Володю за край одежды, лейтенант, который его допрашивал.

Володя уселся ровно, несколько раз прожужжала фотокамера.

И уже через три минуты его направили через проходные комнаты кабинетных лабиринтов сидеть дальше – в узком пенальчике без окон. Рядом с ним, стараясь не присматриваться к шагающим охранникам, ждали будущего молодые ребята. Володя знал двоих из них – жителей артистической коммуны.

Через минут сорок, когда к очереди в пенальчике прибавилось еще трое, молодой человек-начальник пришел к ним с легким свежемагазинным скрипом красивой обуви. Вооруженная охрана проводила новобранцев, а в том числе и Володю, в неизвестность – до чистого блестящего микроавтобуса.

Из-за странного волнения – вот как, оказывается, колотит судьба, когда лепит твое будущее чужими руками, – Володя не успел прочитать, что написано на борту автобуса. Название фирмы ведь, скорее всего. Но какой? Куда выбрал его офисный красавец?

Закрытый автобус уже вез по московским улицам притихшую рабочую силу, которая сидела сейчас в удобных креслах – через одного с работниками службы охраны.

Володя оторвал взгляд от окна с красивой решеткой – убежать было нельзя.

* * *

В этой школе учили на господ. Желающие обучаться платили за долгосрочные или ускоренные курсы – и прилежно подъезжали на занятия, паркуя машины на удобной стоянке рядом со зданием школы. Дорого стоило такое обучение. Но еще дороже обходилось нанять настоящих слуг, которые обучались в этой же школе. Дорого это было, да, но престижно.

Сюда-то и попал Володя. Вернее, его добровольно-принудительно завербовали, отметив его стать, определенно симпатичное лицо и прочие явные достоинства.

Слуг давно было можно. И даже нужно – они помогали людям справляться с жизнью. Еще никто не смог внятно доказать, что эта профессия нарушает гражданские права и попирает основы демократии.

Так что вот уже неделю с лишним геодезист Володя учился быть профессиональным слугой. Он пока еще сам не мог понять, хорошо это или плохо, и в основном занимался исследованием путей возможного бегства. Охранялось тут все на славу, мышь, казалось, не прошмыгнет. Однако на второй же день после долгого тренинга почтения и угодливости Володе удалось усыпить бдительность двух преподавателей и, проскочив мимо многочисленной охраны, позвонить с городского телефона, стоящего на столе в кабинете, Юле на мобильный.

Юля была жива и свободна. Она услышала, что Володя попал мимо всех заводов, – и курсы слуг показались ей раем и избавлением.

Да и Володе сразу же тоже.

– Я вырвусь, Юля, я постараюсь! – быстро говорил он в трубку, внимательно следя за дверью. – Ты береги себя и будь на связи! Потому что я тебя точно люблю.

Володя говорил чистую правду. Да и к чему было врать из несвободы на волю?

* * *

Луиза Мардановна давно жила госпожой. Учиться ей было не надо. Жизнь ее складывалась весьма удачно. Ей вовремя был куплен хороший русский муж, так что из женской половины богатого родного дома она с успехом переселилась в центральную мужниного. Дома менялись, увеличиваясь в размерах, рождались дети – две дочери и сын. И всем сейчас было хорошо – старшая дочка вышла замуж в Англию, средняя жила дома. Тут же, в Москве, находился и девятилетний сын.

Луиза Мардановна беспокоилась: последний, самый новый дом был всем хорош. Но приближались новогодние праздники, а с ними визиты гостей. А какой господский дом без прислуги? Хотя бы человек десять – и не приглашенных людей на время проведения праздников, а постоянных домашних работников, преданных хозяевам душой и телом. Вот это было стильно, вернее, это было так и надо. Тех четырех человек, которые прислуживали сейчас, оказывалось явно недостаточно. Луиза Мардановна планировала заняться подбором вплотную – а потому поручила его специалистам.

Но главное – Луизе Мардановне был необходим личный камердинер. Такие были у жен ее братьев. Имел камердинера даже муж Луизы. А у нее не было.

И вот теперь его тщательно учили – ведь именно Володя приглянулся Луизе Мардановне после того, как она посмотрела на компьютере кусочек его урока, а затем демоверсию домашнего слуги Владимира, который еще не должен был выставляться на продажу. Недоучился. Но госпожа Луиза Мардановна остановила выбор на стройном белокуром красавце – и менять своего решения не собиралась.

– Оформите мне вот этого, – махнула ручкой Луиза Мардановна, ощутив прилив радости жизни. Она всегда чувствовала эту радость, когда выбирала что-то для покупки, и ее выбор ей нравился.

Пока оформляли документы, Володя смотрел на свою первую хозяйку – на маленькую черноглазую женщину с кудрями, длинной жилистой шеей и тощим лицом, которое, и это явно было заметно, постоянно подвергалось тщательному, но непоследовательному уходу.

«Лучше бы купила себе новое лицо, а не меня», – с неприязнью подумал Володя, и глупую женщину, для которой игра в госпожу была важнее, чем игра в молодую красавицу, жалеть не собирался. Тихая Луиза Мардановна была противная.

И скоро Володя начал служить, не оставляя попыток найти путь для побега. В доме господ все было спокойно. Хозяин бывал там редко, с позднего вечера до утра. А в основном по комнатам бродили Луиза Мардановна, двое ее детей и слуги.

Главное, как дали понять Володе, который был теперь вынужден тоже таскаться по дому вслед за госпожой, – хорошо прислуживать хозяйке, и тогда через месяц ему купят регистрацию и начнут платить жалованье.

Остальные слуги отнеслись к Володе без особого интереса, не звали к объединению против угнетателей – не подговаривали на бунт, не подсмеивались над тем, что взрослый мужчина работает служанкой. Это в сериалах прошлых лет слуги шумно тусовались в кухне и подсобных помещениях, обсуждали хозяев, судьбоносно вмешивались в их жизнь и даже иногда имели счастье пробиться в господа. Сейчас люди держались за рабочие места так, что не позволяли себе ничего лишнего. Или это они были так хорошо образованны – решил Володя: ведь в отличие от него самого все окончили учебное заведение для слуг и имели безупречное профильное образование. В то время как он сам успел получить лишь основные навыки. И теперь был вынужден учиться без отрыва от производства.

Володя качественно производил услуги. Даже супруг хозяйки, вызвав к себе, похвалил его – таким тоном, как хвалят хорошего сотрудника. Ведь сотрудник – равный всем прочим, тогда как слуга уже нет. Володя был уверен, что хозяин будет пытать его на предмет выявления того, оказывает ли Володя своей хозяйке интим-услуги или не оказывает. И составлял в уме речь, объясняющую, насколько это невозможно. А параллельно думал, как ему придется себя вести, если Луиза Мардановна этих услуг возжелает. Но наверняка подобное или жестоко каралось этим миром (Володя так пока еще и не выяснил), или, что более вероятно, для этого привлекались более квалифицированные специалисты. Так что он успокоился, а выслушав похвалы, еще и обрадовался. И проникся симпатией к хозяину дома, но больше ни разу не попался ему на глаза.

Зато госпожа Луиза Мардановна наслаждалась. Жизнь ее стала окончательно счастливой, осмысленной и обставленной правильно. Она встречалась с подругами, подруги хвалили выбор и говорили Луизе, что завидуют, – хотя на самом деле понять их было трудно. Молодые женщины, обсуждающие своих взрослых детей, пугали Володю. Как общаются с ними мужья? Как проявляют уважение? Спокойный супруг Луизы Мардановны был тих и галантен. А мужья подруг, интересно, какие? Находясь всегда возле хозяйки, Володя слышал разговоры о том, как страдали когда-то жены, удачно прорвавшиеся замуж и запертые в рабстве подобных богатых домов. Бедные!.. Дома со временем стали из богатых знатными, а дочери тех страдалиц – достойными невестами, выгодными партиями. И вот они, эти дочери, перед Володей. С ужасом ахали подруги Луизы Мардановны, вспоминая страдания своих матерей: ведь их самих совершенно невозможно было обидеть, бросить или даже игнорировать, променяв на любовницу. Семья следила строго. Пойти поперек семьи Луизы вряд ли кто-то бы решился (хозяйка не раз повторяла это с гордостью), ее подруги также отличались родовитостью и статусом своих семей – так что мужья знали, на что шли, когда выбирали в супруги столь ценных невест. А значит, заключали подруги, жизнь их дочек будет еще более лучезарной. Вот что значит вовремя завоеванные права!

Володя слушал-слушал, удивлялся – впрочем, не забывая держать на лице выражение угодливой мужественности. Он терпел, просто терпел, уверенный, что при первой же возможности сбежит из холуев. Терпел, как терпели, наверное, разведчики в тылу врага, вынужденные надевать самые разные, в том числе и такие, личины. Так думал про себя прислужник Володя. Продолжая прислуживать.

Звонить Юле удавалось редко. Володя вспоминал ее милое лицо – и еще труднее ему было переносить презрительную физиономию хозяйской дочки по имени Джульетта. Пугали длинная, жилистая, как у матери, шея молодой девушки, большой рот, который почти никогда не двигался, что бы Джульетта ни говорила, только толстые губы чуть смыкались и размыкались, пропуская звуки. И особенно пугали длинные ресницы – обычная девичья гордость. С ними у господской дочки был явный перебор. Если с бровями бороться было можно – выдрать, и все дела, то с ресницами сложнее. Черные и мохнатые ресницы казались Володе шевелящимися на лице Джульетты глазными усами…

И сегодня с самого утра он то и дело видел ее возле себя. Прислуживая госпоже Луизе – то следуя за ней, когда она демонстрировала свой дом приехавшей в гости старшей дочери и ее мужу, то подавая шаль, когда она сидела за письменным столом и зябла, не согревшись хорошо сваренным кофе, поднося чулки и меняя ей обувь, – хороший слуга Володя то и дело натыкался на Джульетту. Она разговаривала с сестрой и матерью на их родном шерстяном языке, чего-то требовала, плакала.

Когда после очередной порции разговоров Джульетта выскочила из комнаты мамаши и убежала прочь, госпожа Луиза на что-то наконец решилась.

– Владимир, подойди, – велела она Володе. – Я хочу поговорить с тобой. Сядь.

Она махнула костистыми пальчиками в сторону козетки.

Речь пошла о том, чего Володя и подозревать даже не мог. Начинался театр жизни.

Без предварительной пригласительной открытки, которую обычно в лучших домах Москвы присылают со слугой, Джульетту позвали в гости. Просто позвонили и пригласили. Порядочная девушка ни за что не отправилась бы по такому приглашению. Но все дело в том, что это были почетно богатые родственники мужа Луизы, которые находились в Москве проездом. Всего лишь три дня они планировали пробыть в бывшем родном городе – и затем лететь на Южный полюс: в этом году это было самым модным местом для встречи Нового года. И следующий их визит в Москву планировался не раньше чем через несколько лет. Сегодня, в последний день пребывания в Москве, они устраивают вечеринку для своей дочери – девушки, которая на несколько лет младше Джульетты. Она горит желанием повидать сестричку и повеселиться по-московски.

Но нужен кавалер, с которым девочка Джульетта могла бы появиться на этой вечеринке. Такой кавалер, которого смело можно было бы представить родственникам под видом жениха. Джульетте давно пора замуж, жениха так до сих пор и не подыскали, но выдающиеся родственники об этом знать не должны. Когда же жениха наконец найдут и эти родственники, приехав на свадьбу, увидят, что он не тот – страшного ничего не случится. Будут знать, что девочка недостатка в претендентах в мужья не испытывала. Того отвергла, согласилась на предложение этого. Жизнь.

В общем, Володя должен был сыграть роль будущего отвергнутого жениха. А о том, что он простой слуга, никто из собравшихся не узнает. Ведь все они до этого его никогда не видели. Вызывать парня из эскорт-услуг нецелесообразно: а вдруг его кто узнает, вдруг кто-то из знакомых тоже пользовался подобными услугами – всякое может случиться. И тогда репутация Джульетты… Эх…

– Я заплачу тебе, – сказала Луиза Мардановна Володе и назвала сумму. – Ты самый… ну… симпатичный из слуг, Джульетта тебя знает. И ты, я надеюсь, оправдаешь мое доверие. Я знаю, что это не входит в твои обязанности. Но просить тоже не буду. Это мое распоряжение.

Володя представил, как целый вечер рядом с ним будут шевелиться щетинистые ресницы Джульетты, и… согласился!

Да. Потому что решил – он сбежит! Это будет отличный, практически единственный шанс. Не будет Луиза Мардановна просить! Ну и не надо! Игра в господ заканчивается.

– Во что я должен быть одет? – спросил Володя. Он взялся играть расчетливо-делового мужчину. Да, пусть расчетливого – но именно такому и будут доверять. – На чем мы поедем? Кто шофер? Так, мне обязательно нужно иметь с собой паспорт. Паспорт, сами понимаете, с самой лучшей московской регистрацией. Это не лично мне – это для безопасности вашей же дочери. Я не знаю, можно ли сделать регистрацию в течение этого дня. Если нет – то, госпожа, лучше, не подставляя девочку, отправить Джульетту одну.

– Да-да, – кивала, соглашаясь, Луиза Мардановна. И вертела головой: – Нет-нет! Одна никак! Я сейчас позвоню.

Она позвонила супругу. Тот телефонировал Луизе Мардановне через полчаса. Шофер с Володиным паспортом отправился в путь: в этом удобном и спокойном мире для человека мелких административных проблем не существовало. Да и с женихом вышла неувязка временная. Такой восхитительной невесте подходящий жених обязательно сыщется. Просто вот такая накладка…

Устранимая.

– И деньги – дайте мне всю сумму вперед, – улучив момент, Володя обратился к Луизе Мардановне, натянув на лицо сладенькую улыбочку дамского угодника. Сейчас нужно показаться негодяем – это разозлит госпожу хозяйку и… тут же усыпит ее бдительность. – Сами понимаете, дочка у вас не топ-модель – так что за моральный и эстетический ущерб…

Госпожа Луиза Мардановна взвилась до потолка. Мальчик-раб критикует ее дочку! В глубине души она понимала, что Володя прав. Красота стоит денег. А ее видимость тем более. А потому согласилась – когда Володин паспорт с регистрацией вернулся, выдала стопку наличных.

Теперь Володе нужно было дождаться вечера, прибыть на вечеринку, улучить момент – и бежать!

Весь остаток дня он слушал инструкции госпожи-матери. Джульетта в предвкушении триумфального вечера моталась туда-сюда по дому, а с обеда заперлась в своих комнатах с создателями красоты и очарования.

Володя тоже был пострижен под господина, одет, для бодрости напоен рюмкой коньяка, надушен, в меру напомажен и…

Подъехала машина. Под ручку с меховой Джульеттой кавалер и раб Владимир вышел из дома.

Госпожа Луиза Мардановна, ее сын, старшая дочь и зять смотрели на него из окон второго этажа. Конечно, они больше любовались чернокудрой Джульеттой, которая очень даже ничего смотрелась рядом со стройным спутником. Она сама это понимала, а потому была весела. И даже миловидна.

За тонированными стеклами угадывалась Москва – темная в ярком свете предновогодней радости. Володя улыбнулся Джульетте, вытащил специальный хозяйский мобильный телефон, посмотрел на экран. Тридцатое декабря, семнадцать двадцать пять. Отсчет времени начался.

* * *

В это же время Юля, милая Володина Юля, тоже смотрела на экран мобильного телефона. Помимо времени и числа на экране было сообщение о том, что сегодня – срок нового платежа. Месяц прошел. Срок действия карточки заканчивался. Если деньги не внести, номер заблокируется. А новая карточка для приезжих – о-го-го какая дорогая. Так что оптимальнее продлить действие старой карты, то есть внести деньги на счет. Такой уж был тариф – иных, более удобных, приезжим, как уже говорилось, теперь специально не продавали. Деньги Юля собрала, но не все. Оставалось всего-то сто рублей найти – и можно идти в сервисный центр.