Текст книги "Миссия Амальгама"

Глава 6

– Добро пожаловать в чистилище… простите, в святилище космонавтов, – Мишка Пурга решительно шагнул к центрифуге, которая только что отработала свою программу и завершала последний медленный оборот по инерции. – Крутите барабан, господа, я ставлю всё на… кто у нас там? Без пяти минут кандидат биологических наук Антон Хлебников, после знакомства с которым вы уже никогда не забудете, как отличить тычинку от пестика…

Без пяти минут кандидат, впрочем, выполз из центрифуги с видом отнюдь не героическим, пошатнулся и упал на колени под прицелом Мишкиной камеры, обдав пол остатками «космического» завтрака. Мишка замешкался: чувство прекрасного в нём требовало немедленно прекратить съёмку, а чутьё стреляного папарацци намекало, что нельзя упускать такой до крайности жизненный кадр.

– Стоп! Переснимаем!! – грохнул из динамиков глас режиссёрский. – Приведите площадку в порядок. Капитан Орлов, запустите центрифугу ещё раз с кем-то более… выносливым. На тридцать секунд будет достаточно. Переделаем только сцену выхода.

Пока юркий клининговый робот подчищал следы конфуза, Орлов пытался высмотреть в зале атлетическую фигуру Дамира, но потом вспомнил, что парня с утра мучают попытками отснять лавстори с Ритой. Ха, да проще два магнита соединить одноимёнными полюсами, хотя чем чёрт не…

– Слава, вперёд.

Давай, карго Порожняк, я же вижу, как ты, заваливший намедни добрую половину интеллектуальных тестов, рвёшься хоть в чём-то показать свою удаль. А пока оператор вновь разливается соловьём про чистилище, радуясь удачному каламбуру, можно выиграть несколько жалких минут на жизнь без карнавальной маски…

– Антон, можно тебя на пару слов?

Биолог с видом побитого пса предстал пред очи капитана. Да, он опозорился сам и опозорил команду. Что, если режиссёр всё-таки решит пикантности ради оставить сцену с его, Хлебникова, участием?

– Приношу извинения, товарищ Орлов, – слова биолога отдавали едва заметной кислой горечью, – я ведь по-настоящему хотел тренироваться, не для камеры. Мы же… полетим, верно?

– А я не распекать тебя выцепил, Тоха, – доверительно сообщил ему на ухо Орлов. – Но впредь давай так. Днём, на съёмках, делаем всё на от… цепись. Вечером, без посторонних – работаем по-настоящему. Будет сложно, но других вариантов нет. Мне тут и так уже сказали, что я, мол, сам чересчур заигрался и актёров почём зря мучаю. Как только киношники свалят – объявляю общий сбор команды, нужно обсудить всё это. Надеюсь, ребята поймут меня правильно.

***

Вечером в павильоне было уже пустовато. Киношная братия порядком подрассосалась по домам, оставив на площадке только один мягкий желтый софит да хромакей со стулом перед ним. В тени сидел режиссер, обмахиваясь газеткой. Орлов посматривал на него изредка, зная, что заполученный сейчас в руки планшет ему никто не даст даже на ночь. А тут информация настолько специфическая, что надо кровь из носа, а если не стащить все это, то хоть запомнить по максимуму.

– Где вы все это нарыли? – тихий вопрос Орлова рикошетит от бока «Харона» и улетает куда-то в темноту под потолок ангара.

Режиссер только тихо смеется и качает головой. Ну да, ответ очевиден. Кто-то бы назвал это все «историями героев», но часть фактов Орлов знал про свою команду из закрытых листов досье, а вот все остальное… Спецслужбы, не иначе.

Подноготная. Грязь по колено. Старые скелеты, играющие в покер на взведенных нервах. Страшное оружие, которое превратит самую фальшивую ноту игры в чистую и звонкую трель «ти триол» настоящей злости, радости, гнева и ужаса.

Ветер Анастасия. Детдом. Шрам через всю спину.

Заневский Оникс. Кличка – Инь. Хакер. Плохая наследственность. Пра-пра-пра… [рябит в глазах] …внук Кристиана Вебера.

Заневский Янис. Слишком частые контакты со сторонниками оппозиции. Волчья лапа на ауре.

Зосимов. Изгнание из семинарии, за то, что доказывал невозможность непорочного зачатия.

Костиков. Трансляция зарубежной музыки на рабочих частотах дорожной полиции. Условный срок.

Лебедянская Маргарита. Проведение нелегальных абортов, продажа полученного физиологического материала в центры косметологии.

Лисов. Авария. Пост-травматическое стрессовое расстройство.

Мессер. Смерть подопытного в лаборатории. Странное стечение обстоятельств.

Орлов быстро перелистал импровизированный «Молот ведьм» до своей фамилии, перебирая в голове все свои грехи. Нет, слава богу, до главного киношники в его жизни не добрались, а сам он это не расскажет им и под пытками.

Ниже мелькают еще фамилии, взгляд успевает выцепить строчку: «Рамазанов Дамир, какая-то девушка из высокогорного аула и кунаки другого влюбленного джигита, летящие в пропасть», – а на площадку уже идет Андре Соньер в своей вечной черной летной форме с серебряными застежками на груди. Show must go on1919
  Queen – Show must go on


[Закрыть].

Повинуясь приглашению режиссёрской руки, Соньер угнездился на стуле. На фоне цвета майской травы он больше напоминал эльфа, что рисуют обычно в честь Бельтайна. Эльфа, который сейчас попал в лапы киношников и должен выдать этим спецам и танец на отлично, и златые шпоры, и рубашку разодрать на тощей груди. Орлов отвел взгляд. Его, капитана, жалели. Да, черт побери, жалели, не ставили вот так лицом к лицу с объективом, не втягивали в дрязги, отрываясь на остальных доверчивых душах. И вот Соньер первый.

– Знаете, у нас бывают такие вставки в ходе серии, – осторожно начал режиссер, не показывая, впрочем, лица на свет. – Там актеры говорят о своих мечтах… Ну, в рамках сценария, конечно. Немного рассказывают о себе. Вы читали сценарий?

Соньер кивнул. Своим пилотским чутьем определив, где находится капитан, он старался смотреть теперь только туда, благо, что это было чуть в сторону от камеры.

– Вы готовы это сказать?

– Готов, – пожал плечами Андре. – Спрашивайте. Я про всё подряд залпом, как ваш Пурга, не умею.

Тихое «мотор идет» как напоминание о реальности или скорее иллюзорности происходящего. Орлов сжался в кресле. Да, это даже хуже, чем первый ряд перед экраном.

– Тогда расскажите о себе.

Соньер ещё раз пожал плечами, коротко вдохнул, дёрнул уголком рта и выдал на автопилоте:

– Все зовут меня как им угодно, я называю себя Стрижом. В десять лет поступил в лётную школу-интернат, в семнадцать досрочно получил права управления флаером. На этом, как видите, не остановился.

– Почему вы расстались с вашей первой девушкой?

Вопрос был задан режиссером слишком быстро. Орлов заметил, как пилот, потеряв из-под ног и почву, и подъемную силу крыла, растерянно смотрит в объектив, а оператор потирает сухие ладони, и звук от этого противный, как от пенопласта по стеклу. А сам Андре мучительно пытается справиться с судорогой в плече, потому что следующую фразу он должен произнести с этакой фамильярной вальяжностью, а напряжённые плечи этому никак не способствуют. И получается уже не легкомысленно, а почти трагично:

– Потому что мы с ней не сошлись… в постели.

– Что вас не устроило в ней?

– Видите ли, – пушистые ресницы пилота задрожали, и Орлов, для которого по сию пору оставалось загадкой, была ли девушка-то, сочувственно подался вперёд, ещё секунда – и он тронет зарвавшегося режиссёра за плечо, но Соньер вдруг переплавил нерешительность в злость на самого себя, а злость – в невыносимо долгий убийственный взгляд, от которого дрогнули руки оператора, и на миг смазалась картинка в видоискателе камеры. – Это я её не устроил.

– А кто бы в проекте устроил вас, Андре?

Две бездны тёмного пламени прожигают линзы кинокамеры, выбивают пиксели на светочувствительной матрице, а в эфире – молчание, молчание, молчание…

– Не могу.

Тишина. И снова шепот «мотор идет». Утекают деньги сквозь пальцы. Деньги здесь всё – затраченное электричество, напряг в мышцах оператора, гигабайты памяти на полнящейся флэш-карте и, конечно, время режиссера.

– Говорите, Соньер. Вы же подписали часть сценария, касающуюся вас. Мы и так дали вам поблажку – самому выбрать того, кто… м-м… понравится. Или тогда, быть может, вам будет легче на камеру рассказать одну историю из вашего прошлого, Андре, – голос режиссера уже просто лунный мед, цветущая таволга, концентрация которой такая, что тошно и нечем дышать. – Мы в курсе, знаете ли… Странная семья, домик около Лиона, розовый сад, любимый кнут в руках отца…

Ни один мускул на точёном лице пилота не дрогнул, но его пальцы впились в подлокотники с такой силой, словно под ними был не мягкий поролон, обитый кожей, а потная, пульсирующая плоть режиссёрской шеи.

Орлов хватал ртом воздух, пытаясь, наконец, вдохнуть. Пальцы сами скользили по экрану планшета, добираясь до страницы французского пилота. Что там за дрянь, что за гадость они придумали про этого парня, хрустальную безотказную душу, главную жемчужину команды… Нет. Рука замерла. Орлов для верности даже глаза закрыл. Не хочу знать. Не-хо-чу. А перед глазами уже мелькают кадры будущей сенсационной серии, только жаль, поставят фоном какую-нибудь попсу, а надо бы эпичное «Lost Kingdom». Чтоб горело. Чтоб жгло напалмом.

– Я согласен сказать, кто мне мил, – Андре ударил в последнее слово что есть силы. – Но не могу это сделать. Выкручивайтесь, как хотите.

И режиссёр выкрутился. Режиссёр выкрутился так, что Орлов не выдержал и хрустнул костяшками пальцев, и никуда было не деть этот звук, ставший лучшим фоном для контрольного вопроса и короткого ответа.

– Предположим, вам снова пятнадцать, Соньер. И вам не хватает каких-то жалких трёхсот тысяч франков… на лечение матери. Так с кем бы из ребят. Вы. Согласились. Переспать. За эти деньги?!

В неравной борьбе с флэшбэками из собственного прошлого у пилота срывает к чертям хвалёный самоконтроль, отточенный сначала присутствием вечно пьяного отца, которому достаточно любого повода, чтобы взорваться, потом – бесконечными тренировками в лётной школе: не знающий снисхождения учитель, коллективные облавы и жестокие насмешки однокашников – за то, что не обманулся иллюзией их дружбы, за то, что посмел взлететь выше всех. Чёрная маслянистая вода ночных кошмаров прибывает в чертоги разума – как водится, из-под кровати, и сознание маленького, избитого, невыносимо беспомощного Андре отчаянно бьётся о стены черепной коробки; на мясистое лицо режиссёра накладывается сухой профиль врача, и обе маски расцветают улыбками, ибо получили желаемое, а мама будет, будет, будет жить…

Не выдержав, Андре закрывает глаза, и сбившегося дыхания ему хватает лишь на одно имя.

– Оникс.

И мысль, отрывистая как пистолетный выстрел, как удар отцовского кнута, добивает парня до спазма в груди, от которого его пополам ломает в кресле. Нет, если случится с Ониксом, если и вправду придется… Он не будет, не будет жестоким, он не сможет, он же такой же, наш…

Орлов рывком поднялся с кресла, стал лицом к камере, закрывая своего пилота от объектива и не обращая уже никакого внимания на режиссерские вопли.

Дыши, Соньер.

И прости… что все так.

– Раз уж вы маячите тут перед камерой, Орлов, – процедил режиссёр, глядя капитану прямо в глаза, – то, быть может, вам интересно будет знать, что на прошлой неделе по настойчивому требованию продюсерского центра мы добавили новое развлечение для телезрителей. Онлайн-голосование за того или иного персона… простите, члена команды. Вашей команды. И, коли уж мой планшет оказался в ваших руках, разверните приложение в левом углу. Можете даже скачать себе сегодняшнюю сводку, не стесняйтесь. Она вам пригодится, когда будете разговаривать с ребятами: сами увидите, кому из отстающих стоит намекнуть, чтоб побольше проявляли себя. А уж за сюжетами у нас не заржавеет.

Чувство собственного достоинства Орлова, порядком измочаленное за прошедший месяц в целом и за каких-то жалких полчаса в частности, из последних сил прохрипело:

– Зачем вам эта… фаллометрия, а?!

Режиссёр хищно усмехнулся куда-то в сторону.

– Помните, что делали в древности с гладиаторами, которые не удостоились поднятого вверх большого пальца цезаря?

«Выпендрился, индюк медийный. Ну и что, прикажешь мне лично расстреливать тех, кто не в фаворе у толпы?!»

– У нас, слава богу, не средние века, – доверительно подмигнул капитану режиссёр. – Но задумка такова, что ребята сами, на общем совете, должны будут выгнать тех, кого телезрители сочтут самым слабым звеном. Всё-таки у нас неосоциализм на дворе, мнение общества следует учитывать. Да, помнится, вы же сами недавно стих рассказывали: «Потеряешь сознание – выйдешь вон2020
  Анна Закревская «Шестнадцатый рассвет»


[Закрыть]»? Что-то там дальше бы…

Звон в ушах накрыл Орлова девятым валом, внезапно и неотвратимо. Тошнотворная, бьющая по сетчатке зелень хромакея заполнила собой обзор, и, чудом сохраняя равновесие, уже почти не слыша самого себя, капитан глухо рыкнул:

– Сохр-ранит кинохроника старт р-ракеты… Что за кадром останется – отболит2121
  Анна Закревская «Шестнадцатый рассвет»


[Закрыть]… А тепер-рь пр-р-рочь…

И только когда за свалившим в туман режиссёром хлопнула дверь, Орлов позволил себе упасть на колени и отключиться в надёжных руках Соньера.

***

«Программирование по Ониксу», последний зачёт, провалили все и с треском, удостоив парня звания «незаменимый». Обидно было до чертиков. Лосев ради интереса ходил на пересдачу, прекрасно понимая, что не валит его Оникс, ни в коем случае, но требует такого погружения в код, что алгоритм выбора вдруг обретает плоть и кровь, разрываясь в твоих руках на две половины, под которой равно платить по каждому из счетов2222
  Звездный Странник «Ваш баланс равен…»


[Закрыть].

Как бы там ни было, марафонская дистанция экзаменов осталась позади, не так уж важны стали оценки и баллы, потому что в сухом остатке у каждого было нечто более ценное – знания о собственных козырях и слабостях. Знание о том, над чем нужно поработать и о том, чего в себе терять никак нельзя. А сегодня, по меткому выражению того же Оникса, вновь настало время «гонять тушки».

– Ты готов ко всему по дороге домой из школы, проработан в деталях любой сценарий, – доносилось из кают-компании. – Если взрыв, ты знаешь, как полетит осколок, знаешь, где спрятаться от цунами…2323
  С. Аксёнов – Переходя дорогу


[Закрыть]

Капитан Орлов читал любимые стихи, тренируя голос. Ребята один за другим переодевались в кинетические костюмы, выходя на финальную предполётную тренировку. Играя мышцами, застыл у самого края бассейна бортинженер Дамир Рамазанов, в шутку пихнув щуплого связиста Ромку, отчего Ромка с громким плеском сверзился в воду, вынырнув под звонкий девичий смех. Смеялась Рита Лебедянская. На втором плане подпирала стенку Настя Ветер, на лице которой боролось сочувствие к Ромке и желание от души посмеяться вместе с медиком.

– Ну наваляй же мне хоть раз, товарищ Костиков, – воззвал Дамир, подмигнув в ближайшую из скрытых камер. – Не видишь, что ли, как девчонки над тобой ржут? Эй, Рита, на кого ставишь?

Лебедянская манерно повела плечами, поджав ярко накрашенные губы.

– Или ты силой интеллекта привык давить? – несло бортинженера. – Тогда тебе к Насте…

– Отставить разговорчики! – привычно грохнул Орлов, появившись на вышке, словно чёртик из табакерки. – Постр-р-роиться!..

– …у неё грудь как раз под размер компьютерной мышки, – шепнул Дамир Ромке, полагая, что сделал это тихо, но эхо мощного выдоха Рамазанова разнеслось над водой, заставляя всех и каждого помимо воли предаться мыслям о дальнейшем развитии сценария. Если из скупых фраз съёмочной группы сложить хоть какое-то подобие паззла, то «Харон», пройдя через чёрную дыру, должен вывалиться в другой вселенной, где чудом обнаружится планета, подозрительно похожая на Землю. Что там выдумают по поводу местного населения – второй вопрос, но вот то, что исследовательская миссия по сути своей тянула на бета-версию Ноева ковчега, было ясно всем. Тем более странным казалось решение кадрового вопроса – ведь варианты «чисто мужская команда» и «половина на половину» были по какой-то причине забракованы режиссёром. Ещё капелька паранойи – и можно будет вообразить, как на фоне зарастающего мхом «Харона» тот же Дамир дерётся со Славкой Порожняком за право отыметь Риту, а тысячи землян ежевечерне пялятся на всё это безумие, засев перед экранами интервизоров с тарелкой жирных чипсов в руках…

– Ты спасёшь и спасёшься от бедствия и теракта, выручат скорость реакции и везучесть2424
  С. Аксёнов – Переходя дорогу


[Закрыть], – в отличие от Дамира, капитан Орлов умел говорить одними губами, в следующий миг с лёгкостью переходя на взрывной гром команд. – Пошли!!

Одинаковые чёрные костюмы, непроницаемые маски на лицах. Прямо хоть сейчас играть в «мафию», только девчонок ещё можно отличить друг от друга по цвету волос – рыжее пятно вокруг Жени, синее – вокруг Риты, пепельно-русое вокруг Насти. Распущенные русалочьи пряди – страшное нарушение правил, но чем не поступишься ради красивой картинки в видоискателе и о-о-очень приличной суммы. Как раз такой, чтобы в частном порядке заключить контракт с поставщиком высокоэнергетического топлива, раз уж государство бросило своих коней на переправе. И на мороженку ребятам хватит, пожалуй.

– …но тебя ожидает иная участь, – прикрыв глаза, Орлов с вышки наблюдает, как девятнадцать чёрных стрел уходят под воду, которая до сегодняшнего дня заменяла им невесомость, и занимают свои места согласно билетам, простите, должностям. Прожекторы под потолком выключаются целыми секциями, словно кто-то отменил электричество на всей планете, и тем заметнее становится мерцание синих и красных огней разбуженного под водой тренажера – точной копии основных модулей «Харона». Ко всему не подготовишься, но…

Три, два, один.

– …обдаёт водой поливальный трактор2525
  С. Аксёнов – Переходя дорогу


[Закрыть].

Старт программы.

Рита любила плескаться в воде, будь то душевая комната или солёный океанский прибой. Плывешь по жизни белой лебедушкой, рассекаешь тихие волны и любуешься своим отражением. И восхищенные взгляды мужчин для тебя привычны, а ядовитая зависть женщин не причиняет вреда. Родители гордились твоими первыми шагами, первыми грамотами в олимпиадах, первыми победами… И по-прежнему ты их кумир, их звездочка. Ни слова поперек твоей воли участвовать в космическом шоу. Восхищение на лицах, горящие глаза и шепот в телефонную трубку: «Ритуля наша среди избранных… молиться за нее будем».

Мужчинам давно нечем тебя удивить. Ты медик, ты знаешь, как они устроены. Как работают их примитивные мозги, куда смотрят их алчные глаза и тянутся слишком сильные порой пальцы. Они падали перед тобой, рано созревшей школьницей, на колени, провожали до дома с дискотек, засыпали цветами-подарками-конфетами в надежде купить твою благосклонность. Напрасно.

Все, что они могли и могут тебе дать – эксперимент. Надоедливые игрушки. Одеты по-разному, заходят с разных сторон, а внутри одно и то же инстинктивное желание заарканить, подчинить, запереть. Не бывать этому. И не задерживается белая лебедь ни с одним надолго, не вьет гнезда. Мечта о независимости – путь к звездам. Только работа даст все то, чего не могут дать мужские объятия, о чем лгут мужские обещания…

Но здесь, на тренажёре «Харона», под толщей воды, где заранее выигран конкурс мокрых футболок – читай, гидрокостюмов, в расчетливый мозг белой колпицы залетает мысль, прямая как стрела и тупая как нож старого хирурга на покое. Не все из этих разношерстных представителей мужского народонаселения, каждый из которых может быть смело описан всего тремя словами, залипают на твое тело. И ладно капитан – он на вышке во всех смыслах. Как минимум двум мужикам из этой команды на тебя плевать. Двум Заневским, черт знает как обошедшим запрет на участие родственников в одном составе. Тот, который светленький, похоже, не испытывает проблем на этом фронте, просто плюс к плюсу не притягивается. А Оникс… В горле у Риточки-звездочки противно пересохло. Внутри поднималась волна спортивного азарта. Достигаем новых целей? Всегда.

Ты бы стал отличным экземпляром в моей коллекции, Оникс. Как тот породистый голубь, который настолько искорежен желаниями заводчика, что непонятно, как еще дышит и летает. Мне ты непонятен, Заневский-темный. Потому и так интересен. А с недавних пор ты меня откровенно пугаешь. И одно это заводит сильнее, чем все афродизиаки вместе взятые.

***

Понаблюдав для приличия за тренировкой, капитан некстати вспомнил присказку про «горного орла на вершинах Кавказа», прыснул в кулак и отчалил с вышки в свой кабинет. Смех вышел у него неестественным и даже мрачным. Странное это было ощущение – ненужности происходящего. Солнце светит, птички поют, ребята делом заняты, и сам ты носишься как угорелый в секторе пары квадратных километров, но ничего из этого не в силах сдвинуть с места камень, залегший на дне души еще десять или больше лет назад. Хоть в силовую батарею залезь, пропусти через себя разрядные двадцать четыре киловольта, хоть влей в себя бутылку «Трофейного», – камень не сдвинешь, на вопрос не ответишь.

Зачем. Все. Это?

Орлов заставил себя встать перед узким прямоугольником зеркала и открыть глаза. На него устало и вопросительно смотрел поджарый стареющий офицер космических войск, которому заоконный солнечный зайчик прицельно подсвечивал седину на виске и радужку цвета питерского неба.

Орлов вздохнул и отвернулся. Никто и не может дать ответ «Зачем». Потому что его просто нет. А все эти «чтоб было не хуже, чем у соседа», «жизнь даётся один раз и прожить её нужно так, чтоб на небесах кипятком описались», «я должен стараться ради детей / родителей» – не более, чем костыли, ремни безопасности, которыми мы сами пытаемся пристегнуть себя к скальным камням, чтобы не сорваться в пропасть небытия.

И это, черт побери, истина в последней инстанции. Смогут без тебя обойтись и других полюбят так же искренно, умрут родители и жизнь прожитая вычитается с баланса как не твоя, а соседи и вовсе помнят тебя, только когда кроют матом у межи. А что касается небес… Гагарин в космос летал и бога не видел, а нам как бы и вовсе на аудиенцию не надеяться. Сами себя под дых ударим и камнями забьем, было бы желание.

Ну вот зачем, действительно, сдалась тебе эта черная дыра, Орлов? Хочется или вернуться с победой – мол, и не такие видали дали, или… не вернуться вовсе. Чтоб те, кто останется на земле, сложили красивые легенды о твоей пусть не самой легкой, но все же обыкновенной жизни, чтобы вдруг нашли глубокий, почти героический смысл в каждой абсурдной мелочи, из которых было составлено твое существование, капитан? Только ты, кажется, подзабыл за это время, что уже не один. И что команда состоит не из клонов, в которых методом «копировать – вставить» вложили твой образ мыслей и мотивацию лететь.

Орлов рванул ворот кителя. Редко, очень редко он позволял себе скатываться до такого реализма, что хуже повода сходить к психотерапевту. Обычно так накрывало только после проводов на пенсию кого-нибудь из старых друзей или поминок по бывшим начальникам. И в такие минуты он чувствовал незащищенную, голую до мяса спину, потерявшую единственную опору – расстрельную стенку надежды. Легкая добыча для церковников, партийных и всякого сброда, сбегающегося поживиться твоей силой с гнилым болотным привкусом безнадежности. Остается только крикнуть «мне все равно» и идти на исповедь под грязную полу возрожденца.

И исповедь состоялась. Правда, с тем, кто был космически далёк от какого бы то ни было духовного сана. Не проронив ни слова, Орлов впустил в каюту Валеру Лисова, который рывком скинул вечный свой белый халат, едва оказавшись за пределами обзора коридорных камер. Под халатом у медика обнаружился реанимационный набор в виде двух стопок и невесть откуда взятого «Arran gold». Лисов выставил коньяк на стол, для приличия пригладил влажные после подводной тренировки волосы и глянул в узкое окошко, из которого можно было с высоты третьего этажа обозревать всю съёмочную площадку.

– Видовое гнездо, дарагой, продаю почти задаром, – неумело спародировав кавказский акцент, выдал Орлов и тут же, без перехода, нырнул до дна. – Жалеешь, что ввязался во всё это, Валер?

Пару секунд медик молчал, затем отрицательно помотал головой – мол, нет, не жалею. Орлов свинтил крышку с бутылки и начал разливать ликёр.

– А знаешь, – Лисов прищурился на суетящихся внизу людей, – это даже к лучшему, что у нас нет времени остановиться. Днем – съемки, до глубокой ночи – тренировки. На сон всего ничего, просто дойти до кровати и упасть. Я, как врач, конечно, должен протестовать против этого издевательства.

– А у нас есть выбор? – тихо уточнил Орлов.

– Выбор есть всегда, – Лисов помолчал и оттарабанил пальцами по стеклу начало «Песни пленниц», и сразу хор в голове Орлова подхватил «улета-ай на крыльях ве-е-тра».2626
  А. П. Бородин, опера «Князь Игорь», сцена «Половецкие пляски».


[Закрыть]

А врач, набрав в легкие побольше воздуха, вдруг рубанул с плеча.

– Им подумать некогда, Женя. Им ведь есть что оставлять на Земле. Они заигрались в отщепенцев, а все их «ах, я пуст и мертв внутри» решаются одной поездкой на неделю за триста километров от цивилизации. Я же знаю, как люди хотят жить. А ты не героев собрал, а трусов. Которые не могут свои проблемы решить, поэтому бегут от них.

Орлов подавился на вдохе и сипло закашлялся. Картина маслом «здрасте, я ваша тетя». И какого ты, Лис, меня лупишь под дых? Решил проявить врачебную милость, добить, чтоб побыстрее отмучился?

– И что делать предлагаешь? – капитан почти на автопилоте попытался отбить удар.

Лисов тихо хмыкнул.

– Запрети им покидать территорию НИИ. Они же постоянно домой отлучаются, когда съёмок нет, сам знаешь. Тех, кто сломается и станет нюни разводить, тебе придётся выкинуть. Для их же блага. Лучше меньше, да лучше, помнишь, Женя?

Орлов прикрыл глаза и медленно кивнул. Голова у него вдруг стала лёгкой-лёгкой. Странная это была невесомость, а ведь ещё не пригубили даже.

– Ничего, ты вырастешь или сдохнешь, – прозвучало вместо первого тоста. – Вариантов два, и любой устроит…2727
  Нордическая – Вне игры


[Закрыть]

Капитан и начальник медицинского сектора молча напивались в орлином гнезде. Внизу ребята проверяли себя на прочность. Близилось время первого голосования «на вылет».

А в игре всегда остаётся тот лишь, кто спокоен, весел и жизнестоек2828
  Нордическая – Вне игры


[Закрыть].