Текст книги "Золотые желуди"

Елена Щербакова
Золотые желуди

© Е. Щербакова, 2023

© Интернациональный Союз писателей, 2023

Елена Щербакова

Золотые жёлуди

 
Свет не мил царёву другу,
Хоть повеситься на дубе.
Для свершения оного
Он верёвку взял из дома,
И направился он в лес,
За бурьяном вдруг исчез.
Ждать бы с поездом органа.
Флейта не отпустит манну.
Нет кубышки, нет и мюслей,
Как конёк, не встали гусли.
Карта жизнь тузом не кроет.
Вот верёвка уж с петлёю
Натянулась на сучок.
Ваня, эх ты, дурачок,
Уж занёс своей рукою…
Миг – и лёгкою стрелою
Ваня остановлен был.
Выстрел мастерски пронзил
Узел, и письмо от друга
Угодило прямо в руку.
– Что за мелкие орудья?
И не ядра, и не прутья!
Открывает он письмо.
Там ль не порох под тесьмой?
Только пишет то царевич,
Что каприз какой-то девич
В государстве всех донял.
Во всём царстве карнавал.
«Бабы бесятся все с жиру.
И казна пошла по миру.
Все закрыли сундуки,
Заморозили тюки.
А в окне блестит слюда.
Не проникнет люд туда.
Будто льдина – не дворец,
Свету будто бы конец.
Эту шорную болезнь
Лечат там, где бабья спесь.
И ещё нашёлся фокус:
Аист бусы фирмы «Крокус»
Из кишок всем вынимает,
Ими женщин украшает.
Людоед есть невидимый,
Может применить и силу.
И не знаешь, где и мера,
Танцевать для обогрева.
Вот сиди теперь жуком
Под травинкой, под суком.
По сусекам ходят лисы,
А старухи чешут плисы.
И дворец не стал дворцом.
Люди-кони, псы, вазон,
Люди, также и цветы –
Все умрём от чехарды.
Сестры моются в печи.
Ну а мне кругом молчи.
Срам! Закрыли бы все ставни,
Но объявлен Колываний
Государственный обет,
И у крепости клеврет
Стоять будет у ворот,
Их на ржавый гвоздь запрёт.
Я забыл уж свою маму.
А солдаты в этом сраме
Меж собою уж дерутся –
Так до сердца доберутся.
Колывановых делов
Стало много средь дворов.
Сослужи-ка ты мне службу,
Отыщи невесту в дружбу».
Нет царевича главою.
Он для всех летит стрелою.
Человек – теперь стрела,
Где-то на траве легла.
И задумался Иван.
У ноги его каштан,
Как орешек, в нём росток.
И надежда в нём чуток
Подыграла. Так и быть.
Знать, царевича женить
Уж пора, ему невесту
Отыскать из поднебесья.
Что сидеть, как на печи,
У каштановой свечи?
Подбегает к Ване пёс.
У него блестящий нос.
Говорит пёс: «Как дела?
Мокрой верба отцвела.
Я тебе ведь пригожусь.
Только с силой соберусь».
«В чём же будет твоя помощь?»
«Светлячок выходит во нощь.
И смотри во все глаза.
Вот где жизни железа.
Знай, талантов в нём семя.
Загорится вся земля.
Если в миг один раскроют,
Вспыхнет алою зарёю
Ночью тёмной целый луг.
Враг исчезнет, злой недуг.
Эта сила всех сильней.
Но средь тысячи огней
Не найдёшь ты светлячка.
Знай, невеста с маячка
Подает всегда сигнал.
Ты, наверно, уж узнал,
Где она». – «Ни дать ни взять
И не слышать – не видать».
И задумался тут пёс,
Дело важное, всерьёз.
Отгорят каштана свечи,
Если не было с ней встречи.
Так, без звёздочки её
Плохо станется житьё.
Тут не станет желудей.
Море умерших людей
Сгубит дуб без огонька,
Пустит жизнь, как с молотка.
 
 
«Ты меня зовёшь к клевретам!» –
Отвечаю я на это,
Что невесте сейчас плохо,
В полотенце Чёрном сохнет
В Колывановом дворце,
Бледна, даже не в лице.
Ей, конечно, бы тиун
Помог. «Кто? Тот кот-хвастун?! –
Ощетинился тут пёс. –
Спутал с другом ты мой нос!»
Потянулся запашок,
Набок пёс. Иван мешок
Запрокинул за плечо:
«Ставни выкажут ещё,
Сбоку кто у Колывана.
Разумел я за баяном:
Он невесту так отпустит,
Щедро, просто, как капуста».
 
 
Вот Иван подходит к башне,
Будто день царит вчерашний.
Всё знакомо, как дарю,
Колыванову царю.
«Это что же, свет иной
Явно встал передо мной?» –
Тут Иван оторопел,
Верить и глазам не смел.
Чёрт, как скат, вдруг вылетает.
Он давно Ивана знает.
Хочет руки он схватить.
Только колет, даже мстит.
С того Ваня перепугу
Позабыл, что надо другу
О невесте хлопотать.
Чёрт вокруг него летать.
«Что летаешь, старый гад?
Или знаешь, где тут склад
Гвоздей ржавых Колывана?»
Не собьёшь с пути Ивана.
Пыльных ящиков дворец!!!
И пришёл ему конец.
Эй!!! А чёрт в ответ:
«Спит невеста много лет.
Спать теперь ей не мешай!»
«Эй, чертяка, улетай! –
Погрозил Иван на чёрта. –
Мигом твой волшебный хвост
Станет так, простоволос.
Вот от этого ежа
Потеряешь без ножа».
 
 
Резко дёрнул Ваня дверь.
У невесты, видит, зверь.
Чёрный этот толстячок
Хрипит, будто старичок.
Блестят зубки, как белки,
И играет, как мальки,
В глазах гнев, что цепь сорвёт
И на части разорвёт.
Плюнул Ваня: «Футь! Уйди!
Что свалился на пути?!»
Тут невеста и вздохнула,
Ручки-ножки потянула.
И открылись её очи:
«Ох, спала я долго очень!»
А Иван: «Я тоже. Ах!!!»
Поднимает на руках
Он невесту. Им пора
Торопиться со двора.
 
 
Вот бегут, а лес всё гуще.
И беды как будто пуще.
Подымался ураган.
Ведь прознал всё Колыван.
А Иван всё тихо гонит,
Что невеста и не стонет.
Знал Иван, есть где-то дуб.
Он как крепость, он как сруб.
Сбережёт дуб от погони.
В желудях златых огоний
Столько, что и Колыван
Отойдёт за много стран.
Этих не перелопатить дел,
Как бы против ни хотел.
С желудями дуб в огне
На ветвях и на земле.
Ореол, как колесница,
То царевичу и снится.
Он в траве лежит стрелой.
Хочет он давно домой.
И приходит тут невеста.
Ваня-друг ей ищет место,
Где царевич стал стрелой.
Трава ж скошена косой.
Тут отчаяться всем надо,
Из кустов, сверкая, в лапах
С желудями пёс бежит
И дорожку золотит.
И царевич тот сигнал
Будто сердцем угадал.
«Эй, – кричит Иван, – для дружбы
Сослужил тебе я службу».
Ну а дальше всё понятно…
Всем на пир – и то приятно.
Ваня был тот приглашён
И совсем не удивлён.
И весёлый пир бьёт зорька,
Точно сполохи скатёрки.
Тучки в блёстках, будто в мушках.
Над столом летают мушки.
Подают один сигнал:
Этот бал совсем не бал.
Подбежали тут рояли
И мустангами поржали.
На гусиное перо
Сели гости, как в бюро.
На насест такой колючий
Льют раствор один горючий,
Называется чернила,
Подают всем сразу мыло
Под названьем «Ляпота».
Вот такая красота.
И запел тут петушок,
Налетай на пирожок.
За медовый целый сток
Бутербродов спрятан бок.
Шлягер на столе сплошной
На тарелочках с икрой.
И как будто целый стог,
В вальсе кружится пирог.
Из него вина фонтан
Бьёт ключом – вот шарабан!
Только есть одна ловушка.
Облысеет и макушка
От такого пирога.
Встанут черти на рога.
Тут себя и испытай
И загадку разгадай.
Есть и бусинка одна.
«Всё» – одни твои года.
«Ничего» – так много лет –
По ней выбранный ответ.
А на ягодках, на ложках
Человечки, свесив ножки,
На тартиночках сидят
И во все глаза глядят.
Этот маленький народец,
Из фантазий иноходец,
Бродит по твоей рубашке,
Точно по лугу букашки.
Вот какое смехотворство.
Даже странное потворство!
Дамы спрятались в корсет.
Человечки – прыг в букет.
Тут пришли одни мундиры.
И цветов одни корзины
Все заставили витрины.
Тут поднялся ветерок,
Уличив один порок.
Он и карты приоткрыл,
И горбун объявлен был.
Тут хохочут все до давки,
Разломились даже лавки.
Позови сюда трибун,
Чтоб в мундире тот горбун
Приукрасил этот пир.
Человечков целый мир
У него там за спиной.
В бубен шут бьёт озорной.
На полатях все лады
Водят будто из воды.
Будто мир весь голубой,
Солнце встало над землёй.
Точно жёлудь, так ядрёно
Разливает поимённо
Своё солнышко вино.
Вот оно, само оно.
 

Самописчее перо[1]1
  Первое сказочное стихотворение Е. Щербаковой «Самописчее перо» было написано под влиянием замечательных работ мастера-резчика по дереву Станислава Красинского (в стихотворении «Терем» есть такие строки: «Захожу я в терем деревянный, // Там резная сказка замерла…»).


[Закрыть]

 
Делать нечего – безделье,
Хоть давно-то я в нужде.
Здесь как будто бы похмелье.
Сочиняю я в труде.
 
 
Всё частушками балую
Про князей да про народ.
А потом иду пирую.
На устах не сохнет мёд.
 
 
Что пришёл в избу я эту?
Стул стоит и лавка. Стол.
Вот запомнить бы примету,
Чем Перун забытый зол.
 
 
Я-то знаю, это байки,
И христосуюсь потом.
За окошком птичек стайка.
Конь в салазки запряжён.
 
 
Покатаемся, поедем
Мы с девицами гулять.
А пока что до обеда
Можно мне чуть-чуть поспать.
 
 
Что за сон мне был к обеду?
Дарят будто мне Перо,
Если выпью я за это
Из бочонка всё вино.
 
 
А Перо-то непростое,
Самописчее – вот как!
Может расписать житое
И хозяйство поправлять.
 
 
Что ж, а если это правда,
Вещим, может, был тот сон,
То за дело скорей надо
Приниматься. Всем поклон.
 
 
Сбегаю сейчас в подвал я,
Прихвачу с собой вино.
– Эй, кто в горнице?.. – Молчанья
Не терплю. Так и само
 
 
Дело сделается. Плата
Не нужна, как в сумке вошь.
Здесь богатая палата,
Что вина не разберёшь.
 
 
…Вот и сбегал. Кубок полный.
Я налил туда вина.
И глотнул – я снова сонный.
И совсем не до письма.
 
 
Скоро высплюсь – не затея.
И под голову рука.
Без труда и не потея,
Напишу я с потолка.
 
 
Открывается окошко.
Ой! Какие здесь дела!
Только сплю уже немножко.
Расскажу всё из письма.
 
 
…Я проснулся. Что же было!
Мне аж тяжко в голове.
С рук как будто горе сплыло,
Веселюсь – но не в себе.
 
 
Будто девушка Голуба
Всё смеялась под окном.
Целовал её я в губы
И стихи писал пером.
 
 
Сундучок сейчас открою.
Сколько свитков и бумаг!
Вот одно, его не скрою
И читаю – не дурак.
 
 
«Она любит и милует
И собою хороша…»
Здесь поэма, может, будет,
Как жена его нашла.
 
 
На бумаге раскидал я
Нравы всякие людей.
Там капризы, горе, жалость.
Это ж свиток из идей!
 
 
Хорошо я сохраню всё
И закрою в сундучок.
Вина много колдовского,
А пока что я молчок!
 
 
Наливаю снова чашу.
Что же будет в этот раз?
Не забыл родню я нашу.
Засыпаю я сейчас.
 
 
…Что же было! Бой-сраженье.
Шла как будто бы война.
В окне видел отраженье.
Лебедь-девушка была.
 
 
Полошила всё руками
Под цветным она платком.
И скажу я между нами –
Был немножко я влюблён.
 
 
А за окнами огнями
Погорели города.
Секлись копья с топорами.
Кровь пролилась – вот беда.
 
 
Но героев не забыли,
Про победу доказав,
В письме все они прослыли,
Силу, доблесть показав.
 
 
Сколько ж много там историй –
И про трусов-подлецов,
И про полк большой, что море,
Про героев-молодцов,
 
 
Про врага, что мучил долго…
Вот что, Лебедь, не люблю.
Сколько этих книг на полках!
Не хочу писать, молю.
 
 
Смелых, бравых увидал я.
Все вернулись на конях.
Тех героев славу знал я.
Вот что делал я на днях.
 
 
Сколько здесь я пребываю!
Уж не помню я родню.
Что за дело? Прозябаю…
И последнюю я пью.
 
 
Сон опять слепил ресницы.
Утопил в объятьях он.
Что я вижу – там девица.
Ну, конечно, это сон!
 
 
…Я проснулся, где ж подарки?
Вот сундук – там серебро.
Видел город я богатый,
Где веселье и добро.
 
 
Город, может, тот волшебный.
Там спокойное житьё.
Рады все, и день там светлый.
Здесь закончу я питьё.
 
 
Сундуки я забираю,
Где подарки для жены,
Письма и Перо, я знаю,
Забываю, что всё сны.
 
 
Нагостился у Перуна.
Ну, крестись скорей, писец.
Гусляр дёргать станет струны.
Вот и делу тут конец.
 

Чудо-пряник[2]2
  «Чудо-пряник» Е. Щербакова сочинила в Литинституте, когда заведующая кафедрой объявила, что студентам нужен не только кнут, но и пряник, и поставила всем студентам зачет автоматом. «Пряник был у нас в зачет…» – в этих строках речь идет именно об этой истории.


[Закрыть]

 
Славный царь страны одной
Заболел вдруг головой.
Он найти не мог лекарство
И забыл, как править царством.
 
 
Он лежал, болел в постели.
Слаб был целые недели.
И сказала одна бабка:
– Надо пряник тебе сладкий.
 
 
Ешь одну ты ерунду,
Впал в такую худобу,
Что болит и голова.
О тебе пойдёт молва,
 
 
Царство что в развал введёшь.
– Ну, об этом ты уж врёшь.
Прикажу испечь я пряник.
Эй, послушай-ка, посланник,
 
 
О приказе объяви,
Что в короткие я дни
Чудо-пряник на стол жду,
Что излечит худобу.
 
 
И посланник в тот же час
Выполнять спешит приказ,
Чтоб про пряник расчудесный
Разослать везде известья.
 
 
Вот пришли к царю юнцы.
– Где же пряник, молодцы?
И дают они отчёт:
– Пряник был у нас в зачёт.
 
 
Все в отличниках мы, в первых.
На бумагах все в примерных.
Пряник любим этот мы.
Мы оплот твоей страны.
 
 
Для тебя он – награжденье…
«Что?! – воскликнул с восхищеньем
Царь и сразу взял диплом. –
Только что теперь с умом?
 
 
Снова шумно в голове.
Пряник срочно дайте мне!» –
Царь от горя застонал,
И у трона он упал.
 
 
Всполошились все тогда
И сбежались со двора
Накормить царя на пире.
Про хозяйство аж забыли.
 
 
И несут ему к столу
Мёд, приправы и халву,
Пироги, вино и водку,
Чтобы царь всё ел в охотку.
 
 
«Уж отведайте вы это.
Были все мы за обедом.
И знак качества на всём,
Точно с пряником живём».
 
 
«Всё это давно отрава!
И скотина не желала
Есть, что пряником зовёте.
Это, люди, всё вы врёте!»
 
 
Царь расстроился не в шутку.
И не спит какие сутки.
Так в стране наступит мор!
Будет жить в ней враг и вор!
 
 
Что же делать? И тут бабка:
«Знаю, кто ест пряник сладкий.
Молодца не свалит водка.
Вот для царства-то находка!»
 
 
«Это кто тот молодец?
Ну! Позвать же наконец!»
Это был Иван-простак.
В огороде сеял мак,
 
 
Разводил своих он пчёл,
И пекла ему на стол
Марья, верная супруга,
Чудо-пряник к чаю с другом.
 
 
Хоть Иван был и простак,
На все руки был мастак.
Чудо-пряник давал силы.
Мысли умные крепил он.
 
 
Про него всё царь узнал,
Сел на трон и приказал,
Чтобы царство процветало,
Рецепт пряника чтоб знала
 
 
Повариха во дворце.
Сразу просветлел в лице
Царь и чудо-пряник ждёт.
Слюнки потекли уж в рот.
 
 
– Что ж, поем за свой народ!
Может, голова пройдёт.
 

Медальон[3]3
  Идея сказки «Медальон» была задана С. Хохловым, образы кота, бабы Ёги, гусли – золотые струны, чудо-платок, текст полностью созданы Е. Щербаковой. Сергей создавал идею к сказке на основе пролога, написанного его отцом, Олегом Хохловым.


[Закрыть]

В тридевятое царство, где правит царь Фрол, прибывают послы со свитками и дарами. Но народу тревожно, как будет править молодой царь, где бы ему взять хорошего писца и мудрого советчика. Брат, царевич Иван, обещал ещё отцу помогать Фролу. Секреты старого царя крепко хранятся в старом сундуке, который сторожат придворные звери. Иван понимает, что секрет раскрывать нельзя и надо бы изобрести новое средство, чтобы оно помогало в управлении царством. Он хочет пойти к бабе Ёге, которая знает много головоломок, и выведать всё про них. Но на пороге его останавливают мать-царица и сестра, понимая, что Иван идёт на риск. Только невеста Ивана знает, что все ухищрения бабы Ёги ничего не стоят, и Иван не пропадёт, если она вышьет путеводный платок, что поможет без страха выведать все Ёгины ухищрения.

 
В тридевятом славном царстве,
В достославном государстве
Жил когда-то старый царь,
Православный государь.
Два царевича, без спора
Государева опора,
Неотлучно при отце
Жили с ним в одном дворце.
Старый царь недолго правил –
Вскоре мир земной оставил,
А на царский трон взошёл
Старший сын – царевич Фрол.
Брат его Иваном звался,
Государю обещался
Быть советчиком при нём,
Помогать ему во всём.
Прежний царь завёл обычай:
Гость ли, воин ли с добычей,
Лицедей или купец,
Удалой ли молодец
Или люд какой с полона –
Прежде все к царю с поклоном.
Тот гостям всегда был рад,
Для него всяк гость как брат.
Царь встречал гостей учтиво,
Говорить велел правдиво,
Где кому бывать пришлось,
Что увидеть довелось.
При царе подьячих свора,
Грамотеи, нету спора,
Всё услышанное тут
Мигом в свитки занесут.
Свитки те в сундук дубовый
Клали под замок пудовый
И вручали ключ царю.
Тот, взяв ключ: «Благодарю» –
Говорил всегда подьячим
(Не могло ведь быть иначе),
И потом в резной ларец
Убирал ключ царь-отец.
Было так, и так осталось,
Ничего не поменялось.
Царь младой, ой, молодца,
Чтил традиции отца!
Год прошёл, а может, боле…
Вот однажды в синем море
Показались корабли –
Флот с торговыми людьми.
Три ладьи под парусами –
Да с удалыми гребцами
Мирно к пристани плывут.
Пушки с крепости – салют.
Взбудоражен град-столица,
И у пристани толпится,
Позабыв на время труд,
Многоликий шумный люд:
Бабы в пёстрых сарафанах,
Ребятня в рубахах рваных,
Чуть поодаль мужички,
Сунув руки в кушачки.
Стих салют. Толпа кричала.
Лодки подошли к причалу.
Люд на пристани застыл…
Сходни стукнули в настил;
Гости на берег спустились,
Пред толпою поклонились
И, улыбки всем даря,
Ко дворцу пошли царя.
Люди малость потеснились,
Пред гостями расступились
И создали им проход
Вплоть до царских до ворот.
Гости важные богаты,
Чинно в царские палаты
Пышной свитою идут
И дары царю несут.
Тихо толк ведут миряне:
«А купцы-то басурмане –
Руку ведь на лик Христа
Не подняли для креста…»
Во дворце купцы сокрылись,
Разом все зашевелились,
Разбредаясь по домам
К неоконченным делам.
Люд степенно разошёлся,
Всё ж один мужик нашёлся,
Думку высказав мирян:
Всяк купчина – басурман…
 

 
На язык б подать словечко,
Чтоб горели ярко свечки,
Чтоб проведать про весь свет.
Ждали все такой ответ.
Что с бесценною иконой
Молить Бога, как без стона?
Вот бы свету дать гудок –
И прозрел бы снова Бог.
И писцы катают Фролу.
В свитках их бы дать отпору.
Сел читать на царский трон
Их, вымарывая, он.
От чего ж плясать прикажешь?
Просто так ведь не расскажешь.
Поди, бойкий вон петух,
Подкупает всем он слух.
Иноземный говор странный
Будто бы врачует раны.
Вообще, незнамо что.
Что за Божье существо?!
Тут Иван подходит к Фролу.
Чтобы не было крамолы,
Говорит он: «Вон сундук –
Тайный клад, как верный друг.
Спят в нём знания и мысли,
Чтобы попусту не кисли,
Не страдали впопыхах.
Все умения в руках
Сохранились в свитках тех,
Дары самых важных вех.
Тонкость в них и ухищренья,
Что не хватит многих рвений
Укротить зверюшку-мишку,
Что живёт под его крышкой.
И не выкрасть тот сундук,
Не сойдёт то ни с чьих рук.
Ведь его из года в год
Мирно сторожит енот,
Спит, сложив на пупе лапы.
Отогреть их также рады
Обезьяна, серый кот.
Только к ним подход не тот.
Обезьяны длинный хвост
На порогах точно мост.
И привыкли наступать
На него. А ей кричать.
Это вовсе не язык.
У неё скорее бзик
На казённую управу
Заиметь кричать забаву.
Ну а кот – совсем дымок.
И линяет он не в срок,
То чернеет, точно ночь,
Что пройти к нему невмочь.
То светлеет, словно день,
Спит, мешаясь, словно пень».
Заявил тут всем енот:
«Я же вам не идиот.
Свитки всем уже известны.
Сочините снова песню».
Тут Иван в раздумье впал:
«Разве царь здесь разобрал?
Я же делу помогу.
Ёгу я спрошу». – «Ягу?»
«Нет же, Ёгу, той, что ум
Точно жирный толстосум.
Самодержный басурман
Не поддастся на обман».
«Отчего зовут так – Ёга?»
«Ёга – это значит “строго”.
Про Ягу совсем забудь.
Наследила та на путь.
Про неё давно известно.
Ёга ж в колкостях нелестно
Утаила тонкий смысл.
Не узнаешь – станешь лыс».
Кот сбивает с ног Ивана:
«Пропадёшь ты от обмана.
Лучше жить без перемен.
Предлагаю я обмен».
«Ты раскрой же свой сундук».
«Дело стоит стольких мук!»
И Иван кота за шкурку
Подцепил, как будто турку:
«Не мешай!..» – А сам таков.
Дело стоит сапогов.
Выбегает мать-царица.
«Не пущу! – кричит сестрица. –
Выйти к людям – на беду.
В окнах вымоем слюду».
Только вот головоломка.
В мороз лютый думать ломко.
Баба Ёга на печи
Про все ведает ключи.
И в сторонке лишь невеста
Не находит себе места.
Знает, баба Ёга врёт,
От неё не уведёт
Жениха. Царевна знает
Все секреты, вышивает
Их цветами на платке,
Путь укажет на мотке
И в узорах оградит,
Чтоб не встретился бандит
На пути Ивана к Ёге.
Сбережёт платок в дороге.
И подумал тут Иван:
«Я в обиду не отдам
Ни себя, ни мать, ни брата.
Ведь вся Русь – моя палата.
Даром, что ль, вести игру?
И не надо мне дыру,
Там, где умничает Ёга».
«Хапать научились много», –
Красный попугай в углу,
Как словесную метлу,
Подобрал насмешки метко,
Раскачал он даже клетку.
Эта птица – злобный шут.
«Ведь тебе веками врут, –
Подпевает попугай, –
Про династии узнай.
Наш же попугайский род
Аж семнадцатый идёт.
Что сидеть тут, у окошка,
Это место только кошки».
В день субботний спрыгнул с печки
Сам Иван, сошёл с крылечка.
И как вкопанный он встал,
Будто столб пред ним упал.
«Это что же за соринка
Мне испортила картинку? –
Тут Иван подумал прежде, –
Ведь всегда я жил в надежде.
А тут нате вам – бревно,
И не видно ничего».
Пулей выскочил Иван
Из завала – ураган
Его кудри закрутил
И на землю повалил.
Закричала тут сестрица.
Аж скривило люду лица.
И Ивана на кровать
Уложили срочно спать.
Спит Иван и дни, и ночи.
Люд какой-то ходит прочий
У палат, язык немеет.
Крови нет, моча не греет.
И кричит сестра: «Беда!»
Только знахарка одна
Говорит: «Я полечу.
И летать же научу
В снах и мыслях я Ивана.
Будет жить он без обмана
И сквозь стены проходить,
Как клубка поймает нить,
Наведёт на верный путь
Слово-заступ – пяткой в грудь».
Говорит сестра: «Умора,
Все проведала ты норы.
А сама ж как без лица,
Творить ходишь без конца,
Принимая всякий облик.
Не поймать – так много облак
Надувает небосклон».
«С Богом», – знахарка поклон
Отдаёт царевне, зная,
Что судьба совсем не злая.
Не находит Ваня места,
Всё не видится с невестой.
Вот проблема, вот гнойник.
Тут проникнул он в тайник,
Слышит, в чёрный понедельник
Мешки грузит старый мельник.
«Что за дьявольский вертеп?!
Я ж хотел горячий хлеб.
Давно вижу близоруко.
И молюсь я, как за друга,
На Иисуса о невесте.
И со мною она вместе.
Кто ж лукавый, дальнозоркий?
Чёрт устроил тому порку.
К бабе Ёге старый ход.
Знай, кто в шутку всё берёт,
Может обойти его.
Юмор – словно шашки го.
Юмор – словно бы наука,
Так уходит напрочь мука.
Для кого она подножка.
А кому и по лбу ложкой.
Как разбитый Ёгин нос.
Но другой есть перенос.
Йогурт ест моя невеста.
Невесть что полезло с теста:
Кислота, мразь, слякоть, пар –
Вот уныния удар.
Кисло так взирать на свет.
И, не чуя своих лет,
Стал я дряхлым, как старик,
Нос повесил и поник.
Хоть бы ставни приоткрыть.
Да сестрица сразу выть:
“Мне надует одно место.
Стану Боговой невестой,
Богоматерью потом…”
Да порочный её дом.
Врёт она, так не зачать
Ей от Бога. Придёт зять
К брату Фролу и ко мне».
У Ивана по спине
Пробежали вдруг мурашки.
Начинаются кондрашки:
Ёга кличет дочерей,
Локон скинула с плечей.
И, сутула, как вопрос,
Начинает свой допрос:
«Эй, докладывай, Чувичка!
Про какие ты привычки
Стрельцов выведать смогла?»
«Знаю, Ёжка, ты Яга.
Повсеместно стали стычки.
Обращаться вроде клички
Люд к царю давно привык.
Вот какой идёт язык».
«Ну а ты, Чумичка, что же
Мне расскажешь?» – «Как негоже
Блох гонять по письменам.
Ляпы, кляксы – что за срам!
Ведь читают всё до точки.
Понимают между строчек.
Ляпов в них не видит глаз.
Их найдут на сотый раз.
Сколько я голов срубила,
В грязном море утопила.
Прорубь эта – на тот свет.
Не увидеть месяц, нет,
В ночном небе нет улыбки.
Жизнь измучили ошибки».
«Ну а ты скажи, Чувырла,
Что за ширла, что за мырла
Лепит, мнёт дома, дороги
И вывертывает ноги?»
«Я слякуху, я слепуху
Насылаю. Люди пухнут
И раскидывают яд.
Люд у аспида богат.
Это злая остановка.
Душит аспид слабых ловко.
Людям слабым, налегке
Висеть только на суке».
В дверь вошёл кот и тихонько
На дерюжку сел в сторонке.
Вот молчанка – вот беда.
И не будет красота
Украшать теперь Царь-град.
Царство ведь окутал гад.
Говорит Иван учтиво:
«Оседлаю Кологриву.
Во всю прыть я полечу.
Мне задача по плечу».
Взмыл Иван в далёкий мир.
На земле творится пир,
Видит – войны и чума.
Видеть страх – быть без ума.
И сказал Иван: «Я чуть
Окунулся в эту муть.
Только дальше не пойду.
Пусть огонь войдёт во Тьму
И сожжёт всю грязь и зло».
Вдруг по небу понесло
С тягой весь греховный смрад.
Лишь у терема сидят
Голубка два и… она.
«Выпей чарочку вина, –
Говорят Ивану. – Это!
Вам бы погулять по свету.
Вам б поспать. И по рукам».
А Иван: «Я был уж там.
Вы идите, где был я.
Ждёт теперь меня семья».
Мои ноги уж не те,
И судьба на бороде
Расписалась во всю ширь,
Что гадать? Как в монастырь,
Бедный странник, посторонний,
Ваня входит, и свет горний
Рассылается в окно.
Храм – невеста у него.
Вот дивление же миру!
Доверяясь только клиру,
Подпевают и хоры
Во весь голос – вот дары
Слышать только поднебесье,
Не потрогали чтоб бесы.
Ведь избранник – Божий царь,
Православный государь.