Текст книги "#ракдурак. Мой внезапный старт новой жизни"

Как жить с болезнью

Когда ты узнаешь, что у тебя рак, – это шок, словно ведро ледяной воды на голову, внезапно прогремевший фейерверк, в общем, ощущения не из приятных. В этот момент сложно сохранить спокойствие. Я, например, хотела уехать домой, и все тут. Мне врачи говорят, что необходима операция, и как можно скорее, а я только и делаю, что повторяю: «Хочу домой».

Все реагируют по-разному: кто-то не хочет лечиться, кто-то впадает в истерику, кто-то, наоборот, удивительно спокоен. Я почти не плакала, ходила кругами по больнице, а потом по квартире и говорила всем: «Да я здорова, все будет хорошо, я не чувствую себя больной».

Во всяком случае, я не вспоминаю те дни как что-то ужасное, я и мои близкие старались жить обычной жизнью. У нас даже была игра: я называла себя человеком с привилегиями, а меня за это заставляли что-нибудь делать, скажем, заваривать чай на всех. Они не принимали моей особенности и в то же время ни на секунду не давали усомниться в том, что я вылечусь.

Первые две недели решили многое, а вернее – все. Людей, на которых можно было опереться, было четверо: мой друг, он же лечащий врач, мои родители и близкая подруга.

Из дневника

Друг-врач

Пообещал, что вылечит меня. Сделал мне идеальный шов, запрещал реветь, ибо опухну и стану некрасивая, шутил, просто был рядом и вообще вел себя как настоящий мужчина.

Папа

Часто беседовал о силе воли и о том, что человеческие возможности безграничны, рассказывал примеры из своей жизни. Сказал, что я его дочь, в конце концов, и должна себя вести достойно.

Мама

Не плакала ни при мне, ни вообще, и даже крепко спала по ночам. Она умница, вела себя со мной как будто ничего не случилось, даже когда я уже мучилась жутким кашлем и одышкой, температурила по 3–4 раза в день. Мама! Ты самая лучшая!

Подруга

О-о-о, это создание в первый же день посылало меня куда подальше и говорило, что я все придумываю и накручиваю себя! Когда же она поняла, что все действительно серьезно, просто таскала мне домой сладости, а один раз обошла полрайона в поисках свиных ушек, пила со мной капли Зеленина из рюмки. Сидела у меня до ночи, пока я не засыпала, или ложилась спать рядом.

P.S. Было очень много чего страшного и смешного. И рыдала я им в трубки, за что получала по шее и вынуждена была собираться. И поступки были с их стороны, за которые слов благодарности не найдешь.

Первым человеком, который оказался рядом со мной, был мой друг, он провел со мной весь тот день, когда я узнала о диагнозе. Мне и вправду повезло – я попала в руки настоящих профессионалов, так еще и мой близкий друг, которому я доверяла на миллион процентов, был в их числе.

Помню, как я ждала результатов первых снимков и разговаривала с ним:

– Ты серьезно думаешь, это пневмония? – Я была уверена, что при пневмонии обязательно должна подниматься высокая температура и мои 37–38 °C никак ей не соответствуют.

– Да, ты же везучая, наверняка это пневмония или бронхит.

– А если нет? Что если это что-то серьезное?

– Я тебя вылечу. – Он сказал то, что желает услышать каждый человек, столкнувшийся с серьезным заболеванием.

Несмотря на то что мне было страшно, я еще ничего не понимала, поэтому присутствие рядом моего друга было лучшим, что могло в тот момент случиться. Я благодарила его за все, что он сделал для меня, а он думал, что я с ним прощаюсь, и начинал на меня кричать. Но я планировала более продуктивно провести свою жизнь, даже если она окажется короче, чем хотелось бы.

В тот день мы позвонили моей маме. Вернее, он позвонил, потому что я не знала, как об этом сказать родителям: я их единственная дочь и считаю, что мама и папа такого испытания не заслужили.

– Лене нужно будет завтра приехать в больницу, мы должны сделать ей операцию. Не волнуйтесь, скорее всего, ее заболевание лечится медикаментозно – химиотерапией, – это, видимо, особый врачебный дар – умение правильно преподносить информацию.

Мама какое-то время помолчала, а потом спросила:

– Медикаментозно или химиотерапией?

– Химиотерапией, – он говорил очень спокойно, я и сама поверила, что все просто и совсем не страшно. А вот мама рассказывала, что у нее в тот момент затряслись ноги, руки и вообще все, что может трястись.

– Откуда это? – конечно, она сразу поняла, что речь идет о раке.

– Бог его знает, – как и все, он не знал ответа на этот вопрос.

Не знаю, что чувствует мать, когда болен ее ребенок, но, думаю, ей тяжелее всех.

Вторым человеком, который узнал о диагнозе, была моя мама. Она каждый день была рядом во время лечения, улыбалась мне, когда было больно и страшно, держала меня за руку, а иногда просто молчала рядом. Честное слово, не знаю, что чувствует мать, когда болен ее ребенок, но думаю, ей было тяжелее всех. Вы себе даже не представляете, какая она у меня сильная! Я просто не могла себе позволить расклеиться рядом с ней. Если она не плачет, то какое право имею на это я? В тот момент, когда мы ей позвонили, она была занята, но спросила: «Хочешь, я приеду?» Я ответила, чтобы она занималась своими делами, и уверила ее, что я в порядке.

Затем о диагнозе узнала моя подруга. Я позвонила ей и, не вдаваясь в подробности, рассказала о своих «не очень хороших анализах». Потом попросила ее отпроситься с работы и составить мне компанию – мне нужно было сделать полис, который требовался для проведения операции. Сначала она убеждала меня, что я себя накручиваю, рассматривала снимки и повторяла, что это все какой-то бред.

– А кровь? Кровь у тебя брали? – Почему-то она была уверена, что именно по этому анализу можно многое определить.

В общем, она была позитивна, много шутила и отказывалась слушать любое упоминание о болезни. Заплакала только через несколько часов, когда потихоньку до нее дошла вся серьезность происходящего:

– Лен, ты что, раком умудрилась заболеть?

Я попросила не произносить в моем присутствии слова «рак»; это стало одним из наших правил и после – мою болезнь мы называли только лимфомой.

Как проходит день обычного человека, заболевшего раком? Понятия не имею, но лично я ездила по городу и ела фаст-фуд. Ну а что?

Последним узнал папа. Он был на работе, и мы не хотели заставлять его нервничать, ждали, когда он приедет домой. Мама позвонила ему и попросила не задерживаться.

– Что-то случилось? – видимо, маму предательски выдал голос, потому что папа почувствовал неладное. – С Леной что-то случилось?

– Да, приедешь домой, поговорим.

Папа сразу подумал об онкологии, но побоялся спросить.

Как проходит день обычного человека, заболевшего раком? Понятия не имею, но лично я ездила по городу и ела фаст-фуд. Ну а что? Осознание случившегося приходило медленно, может, поэтому и не осталось ощущения какой-то большой трагедии.

Папа довольно стойко принял известие о моей болезни, хотя всю следующую ночь что он, что я глаз сомкнуть не смогли.

Тем же вечером ко мне приехал мой друг-врач:

– Знаешь, кто будет твоим лечащим врачом?

– Ты?

– Да.

Это была единственная хорошая новость за тот день.

Мы тогда смеялись, что надо же было столько лет дружить, чтобы теперь я попала именно к нему на лечение. Такой вот поворот судьбы – мы познакомились, когда он был студентом-медиком, я даже пару раз приезжала к нему в больницу просто так поболтать, где слушала кучу врачебных баек… И про онкологию мы часто разговаривали, кто б знал, что однажды будем обсуждать и мою болезнь.

– Ты меня напугала сегодня, – он к тому времени уже узнал, какое лечение понадобится именно мне, но в подробности не вдавался.

На следующий день мы с родителями поехали в больницу вместе. Я была против, не хотела, чтобы они нервничали, но потом поняла, что быть рядом со мной для них будет спокойнее.

Итак, я была в окружении четверых людей, которые создали мирок, в котором я была окружена любовью и вниманием. Никто не строил иллюзий, что лечение будет легким; все знали – предстоит тяжелое испытание, но обещали быть рядом. И свое обещание они сдержали.

Друг-врач с самого первого дня и до аэропорта находился рядом. Он много шутил, хлопал меня по спине, если я начинала кашлять, – своеобразная шутка, вроде я просто поперхнулась, а не кашляю, потому что мое легкое работает только наполовину. Когда я уезжала лечиться в Москву, он не мог поехать со мной, поэтому в аэропорту вручил мне медведя. Эта игрушка пробыла со мной в палате на протяжении всего лечения.

В первые дни было страшнее всего: проводили первые обследования и находили все больше и больше сопутствующих заболеваний – например, моя тахикардия оказалась связана с тем, что сердце зажато конгломератом лимфоузлов и в нем, как и в легком, скопилась жидкость. В один из таких дней подруга и сказала мне те слова, которые запали в мое часто бьющееся сердце: «Татаркина, ты не можешь нас всех подвести! Ты не имеешь права нас бросить!» Я это понимала. И ни на секунду не планировала сдаваться, потому что слишком хотела жить.

О маме я еще не раз расскажу, потому что она-то натерпелась больше всех. Знаете, ухаживать за человеком, который серьезно болен, очень тяжело и морально, и физически, а если это твой близкий человек – тяжело вдвойне. У нее это получилось мастерски, моя мама словно наперед знала, как нужно себя вести. Поверьте, молодые девушки, приболевшие лимфомой, бывают очень вредными!

Мои родители – главный образец силы воли для меня. Я каждый день чувствовала у себя за спиной тех, кто никогда не даст мне упасть. Права же была моя подруга, что уж этих ребят я точно подвести не могла.

Окружение очень важно, даже у самого сильного человека не получится собраться с духом, если вокруг все плачут и не верят в него. В меня очень верили несколько человек, даже когда не верил больше никто, даже когда я сама пыталась опустить руки – тут же получала таких лещей! Друг-врач обычно звонил и говорил: «А ты что, помирать собралась? Будешь ныть, я с тобой разговаривать перестану!» Они просто не оставляли мне шансов впасть в депрессию. Стыдно быть слабой, когда рядом такие близкие. Они до сих пор говорят, что я сильная, и я им не устаю каждый раз повторять, что силы у меня есть в первую очередь благодаря тому, что они рядом.

В первые дни было страшнее всего: проводили первые обследования и находили все больше и больше сопутствующих заболеваний.

На самом деле страшно всем: и близким, и самому заболевшему человеку. Но болея лимфомой, я была действительно счастлива, и это не пустые слова. Скажу больше – такой счастливой я не была еще никогда. Счастье определяется не обстоятельствами, а нами самими. А уж быть здоровым и при этом счастливым человеком – вообще проще простого.

Очень многие люди спрашивали меня, как помочь своим близким, оказавшимся в подобной ситуации. Исходя из своего опыта, могу сказать одно: очень важно знать, что в тебе нуждаются, что есть ради кого и ради чего жить, бороться и вылечиться. Находитесь рядом, но не орите в ухо: «Держись!» (Кстати, да простят меня все, но это самое дурацкое пожелание! Если было бы за что держаться, все бы зубами вцепились, но ведь не за что, да и никто никуда и не падает.) Не надо жалости, относитесь к заболевшему человеку как к здоровому, ведь никому не хочется чувствовать собственную неполноценность. Если вы хотите оказать какую-то помощь, просто окажите ее, без лишних слов. На предложение «Тебе что-то нужно? Если что, обращайся!» откликнутся единицы. Мне было очень тяжело просить о помощи, а она зачастую очень нужна.

И еще. Если я просила возможности побыть одной, я действительно этого хотела. Давайте немного воздуха своим приболевшим, иногда им хочется тишины и самостоятельности.

Не надо жалости, относитесь к заболевшему человеку как к здоровому, ведь никому не хочется чувствовать собственную неполноценность.

Главное – не переставайте искренне верить в их выздоровление, каждый день радоваться малейшим положительным изменениям, искать хорошее во всем. Знайте, что завтра все может измениться. Моя любимая фраза – «самый темный час перед рассветом», сколько раз я повторяла ее про себя и дожидалась-таки своего рассвета!

Я не могу не рассказать о своем секретном оружии: очень часто мы смеялись над тем, над чем стоило бы поплакать. Это, кстати, отличительная черта многих приболевших. Может быть, чувство юмора – сверхспособность, которую дает химиотерапия? Но где тогда свобода выбора? Я бы выбрала возможность левитации, или остановки времени, или вселенскую женскую мудрость.

P.S.

Не можете повлиять на какую-то ситуацию в своей жизни? Примите ее. Пусть она неприятная, тяжелая и, кажется, не имеет решения – просто примите ее, живите с ней, «подружитесь» с ней, и вы сами не заметите, насколько проще станет справляться с проблемой, которую вы воспринимаете спокойно. Начните с мелочей, примиритесь с шумными соседями, избавьтесь от негатива по отношению к нелюбимому преподавателю, постарайтесь найти хорошее в тяжелой работе.

Выздоравливают только те, кто верит

Когда я только узнала свой диагноз, то обошла, кажется, сотню врачей. Среди тех, кто готовится к химиотерапии, гуляет шутка: «Ты полностью здоров, ну, кроме рака, конечно». И это правда, перед началом лечения необходимо пройти обследование у всех специалистов. Его нельзя начинать при сопутствующих заболеваниях, даже кариес нежелателен, потому что после химиотерапии часто практически полностью ослабевает иммунитет, и если в организме есть какая-то «проблема», то осложнения бьют, как правило, именно по ней.

Когда я проходила первые обследования, один из врачей запросил дополнительную проверку результатов, а отложив очередное заключение, сказал мне:

– Ты, главное, верь! В лечение верь и во врачей своих верь («Вера во врача – ценнейшее лекарство» – Б.Е. Вотчал, советский терапевт), твой настрой – это половина успеха. Знаешь, когда мне говорит пациентка: «Ну, сделаете мне операцию, но это же вряд ли поможет!», мне становится обидно. Потому что лечение – это совместная работа врача и больного – 50 % того, что сделаю я, и 50 % того, как будет настроен пациент. Выздоравливают только те, кто искренне верит.

Онкологи – самые романтичные врачи в мире. Казалось бы, люди с железными нервами и волей, те, кто абсолютно беспристрастен и верит исключительно фактам, но именно от них я чаще всего слышала, какая важная составляющая лечения – мой собственный настрой. Мой лечащий врач часто повторяла: легче тем, кто оптимистично настроен, а не получается чаще у тех, кто копается в себе и ищет во всем негатив. Врач достался мне вообще невероятный, с первого же дня она находила правильные слова, чтобы успокоить меня.

Я ни разу не представляла себе другого исхода, кроме как выздоровление.

Бывают такие периоды лечения, когда держишься на морально-волевых качествах. Если в эти моменты ныть, никому лучше не станет, и в первую очередь себе – если не можешь изменить ситуацию, то слезы тут точно не помогут. Я ни разу не представляла себе другого исхода, кроме как выздоровление. Не знаю почему, но другие варианты просто не укладывались в моей голове.

Мне немыслимо повезло с врачами, и с первым – близким другом, и со вторым, которого я считаю онкологом от Бога.

Степень доверия к врачам, которые меня лечили, у меня зашкаливает. Если бы нужно было написать какую-нибудь бумажку, вроде: «Я доверяю свою жизнь такому-то и такому-то, они вправе лечить меня на свое усмотрение…», я бы, не раздумывая, ее написала. Это доверие невозможно переоценить, а ведь когда дело касается собственной жизни, шутить опасно.

Во всем есть свои плюсы. Даже в болезни, как бы абсурдно это ни звучало. Плюс в том, что ты начинаешь понимать разницу между настоящей проблемой и ситуациями, вообще не заслуживающими внимания. Между прочим, довольно-таки неплохой навык для счастливой жизни. Многие проблемы решаемы, а плохая погода, начальник-козел или отсутствие денег и вовсе не стоят нервов.

Если обстоятельства складываются не так, как вам того хочется, скорее всего, в этом виноваты только вы сами. Когда случается что-то, из-за чего я начинаю паниковать, то просто останавливаюсь на секунду и прямо вслух спрашиваю: «Разве это проблема?» И если ответ отрицательный (а так бывает почти всегда), спокойно ищу рациональные пути решения (а они чаще всего существуют). Вот, например, когда из какого-нибудь кабинета выходит моя ровесница и говорит по телефону: «У меня второй рецидив!» – это проблема, вот это страшно. Что касается всего остального, то я не боюсь опоздать на самолет, сходить лишний раз в магазин, выкинуть сломавшуюся вещь. Заодно перестала привязываться к вещам.

Во всем есть свои плюсы. Даже в болезни, как бы абсурдно это ни звучало.

Важных вещей в жизни очень мало, и, как бы банально ни звучало, что-то действительно значимое чаще всего не материально.

Диагноз мне поставили за четыре дня. Это большая удача, часто онкологический диагноз подтверждают очень долго, иногда месяцами. Врачей в этом винить не за что, скорее всего, они до последнего как раз-таки хотят исключить диагноз «рак» и приходят к нему только в конце, когда других вариантов уже не остается. Так или иначе, эта история не про меня. Я узнала все одним днем, и на молитву «пусть это будет все, что угодно, только не лимфома» у меня было буквально минут 20, а потом все надежды разбились о строгое заявление: «У тебя есть пара дней, чтобы собраться и прийти в себя. Тебе предстоит тяжелый год!»

Диагноз мне поставили буквально за четыре дня. Это большая удача, часто онкологический диагноз подтверждают очень долго, иногда месяцами.

Моя жизнь изменилась: за один день, еще вчерашняя Лена даже не подозревала о том, что ее ждет. Кроме того, она не ведала, что рак – это постоянное ожидание: результатов анализов, врачей, химии, – все ждешь, ждешь и ждешь. Приходится стараться сохранять спокойствие, других вариантов нет. Первое время в онкоцентре я не понимала, почему все так спокойны, никто не плачет; со временем поняла, что все просто держатся и ждут.

Когда мою биопсию отправили на иммуногистохимию, я спросила у своего друга-врача:

– Когда я начну лечение? – Я была готова начинать в тот же день.

– Я думаю, где-то через месяц. – Ответил он совершенно спокойно.

– Что? А что мне делать этот месяц?! – Я не знала, куда себя деть.

– Живи, я тебя как твой врач ни в чем не ограничиваю!

В моей семье никто и никогда не болел раком, ни у кого из близких знакомых тоже такого диагноза не припомню.

Через пару недель были готовы результаты обследования, которые показали, какая именно «дамочка» меня посетила. Мы пошли их забирать вместе с моим другом, а по пути встретили врача, который делал анализ. Он сказал:

– У меня пациент в ремиссии 15 лет с таким же диагнозом, – и я подумала, что это знак, и забрала свои стекла. (Анализ отдается на медицинских стеклах, которые потом повторно можно использовать несколько раз для уточнения диагноза.)

В моей семье никто и никогда не болел раком, ни у кого из близких знакомых тоже такого диагноза не припомню. Сказать, что мы испугались (особенно, конечно, полной неизвестности), – ничего не сказать. Нас спасло то, что мы правильно оценили ситуацию и поняли, что главное – принимать обдуманные решения. Первый вопрос был связан с местом лечения. Варианты, которые первыми приходят в голову, – это Германия и США, там, говорят, лучшие специалисты; но лимфому успешно лечатполучать основное лечение я уехала в Москву. и в нашей стране.

Итак,  Впервые попав в отделение химиотерапии гемобластозов, я отправилась в кабинет к своему лечащему врачу.

– Ты замужем, дети есть? – Она листала мою историю болезни.

– Нет.

– Не бойся, у нас все девочки рожают! Все будет хорошо. Лечиться долго, полгода, ты знаешь?

– Вы сказали то, о чем я боялась спросить! – Я правда боялась, что после лечения не смогу иметь детей.

– Подстригись. Волосы выпадут. – У меня предательски навернулись слезы на глазах, а она улыбнулась: – Это нормально, почти все плачут. Отрастут.

В ступор меня ввела пункция костного мозга, я и не знала, что моя болезнь чревата еще и его поражением.

Теперь все обследования начались заново, и это бы ничего, но болезнь стала как-то резко прогрессировать и мое самочувствие ухудшилось. Каждый, у кого брали биопсию, знает, что болезнь отвечает неприятными симптомами, когда ее тревожат. Я начала очень сильно кашлять, стала тяжело спать и иногда дышала и слышала, как страшно хрипит легкое. Я не могла долго ходить, а лестницы вообще стали особым испытанием, почти задыхалась, поднимаясь по ним, да еще и температура поднималась раза три в день, постоянно приходилось носить с собой парацетамол. Мама тогда стоически делала вид, что не замечает, как я иногда задыхаюсь, а я-то думала, что хорошо это скрываю. Кроме того, усилились боли в животе и все чаще они отдавали в поясницу.

В ступор меня ввела пункция костного мозга, я и не знала, что моя болезнь чревата еще и его поражением. Процедуру положено проводить под наркозом, поскольку врачи считают ее слишком болезненной. Сначала я хотела отказаться от наркоза, но потом здравый смысл победил. К счастью, мой костный мозг не был поражен, в противном случае потребовалось бы его пересадка. Я по-прежнему не читала заключения исследований, поэтому, когда находили очередные болезни, сильно расстраивалась. Я-то думала, что у меня всего-навсего пара воспаленных лимфоузлов, а, оказывается, результаты показывают более неприятную картину.

Кардиолог во время исследования, не сдержавшись, почти закричала:

– Боже, где твое сердце?

– Что?! – Я чуть не подскочила на кушетке.

– Тихо-тихо, у тебя что, лимфома? Это лимфоузлы бликуют… У тебя сердце сжато ими со всех сторон. – Это была одна из тех врачей, которая настолько искренне волновалась за меня. – Да, тебе нужно скорее начинать лечение, после первого же курса химиотерапии станет легче.

Следующим был кабинет УЗИ. Когда в твоем теле «сто пятьсот» воспалений, невольно начинаешь понимать, когда врач что-нибудь обнаруживает: если он во время исследования останавливается и что-то печатает, скорее всего, это размер той самой находки. Врач, обследовавший меня, останавливался много раз. Когда я наконец-таки вышла из кабинета и ждала результата, он попросил зайти снова:

– Мне нужно проверить твои ноги[7]7
   Исследование сосудов на предмет выявления их тромбозов, что встречается при онкологических заболеваниях и требует их медикаментозной профилактики в дальнейшем.


[Закрыть].

В такие моменты сердце уходит в пятки: ноги до этого мне еще не проверяли. Слава богу, в них болезни не было. Но пока я ждала свою очередь на УЗИ, из соседнего кабинета вышла молодая девушка – опустилась прямо на пол и заплакала. Я хотела подойти, но, вспомнив себя, подумала, что сама бы вряд ли в такой момент готова была принять помощь от постороннего человека.

Онкологический центр – это та же больница, только люди здесь чаще плачут, чаще улыбаются; это место, где либо испытываешь сильнейший страх и горе, либо познаешь величайшее счастье излечения. Я видела сотни людей и с абсолютно пустым взглядом, и с самыми счастливыми улыбками. Хотя радуются тут чаще всего тихо. Как-то неуютно громко сообщать о своих «успехах», когда рядом находятся люди, которым радоваться, возможно, нечему.

Я искренне радуюсь за каждого, кто получает хорошие анализы!

Еще была проведена ПЭТ[8]8
   Позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ) – один из видов КТ, во время которой внутривенно вводят небольшое количество вещества (меченая радиоактивным изотопом глюкоза), которое накапливается в активно делящихся «злокачественных» клетках, оно скапливается в местах «воспалений», и на снимках «светятся огоньком» злокачественные образования в организме.


[Закрыть]. Ничто в мире не отрезвляло меня так, как эта процедура. Она была нужна, чтобы определить степень распространения болезни. Обычно лимфоузлы воспаляются только в области средостения (сердца и легких), в моем же случае был еще довольно большой конгломерат в брюшной полости. В общем, первый снимок и заключение ПЭТ я не смогла заставить себя посмотреть. Недавно этот рентген все-таки попался мне на глаза – зрелище, конечно, ужасающее. Половина моего тела была поражена, как там все это помещалось и при этом оставалось незамеченным, врачи понять не могли, а я и подавно.

Передо мной одна женщина получила свое заключение после проведенной процедуры и твердила врачам:

– Вы представляете? Ничего нет! Ничего нет!

Я искренне радуюсь за каждого, кто получает хорошие анализы! Но как это режет ухо, когда знаешь, что твой анализ покажет совсем другое.

О том, что мне поставили третью стадию опухолевого процесса, мама узнала из социальной сети и проплакала всю ночь.

Врач, которая расшифровала мои снимки, возилась с ними почти до закрытия больницы. Дойдя где-то до середины, она вышла ко мне со словами:

– Это невозможно! Погуляй еще пару часов, там очень много описывать!

– У меня лимфома? Вы не нашли ничего нового? – Я очень боялась, что окажется поражено что-нибудь еще. Какие только мысли ни крутились в голове в тот момент!

– Это лимфома, у тебя вовлечено левое легкое, оно немного светится, но все должно пройти вместе с болезнью… Там очень много. Знаешь, что лечение может длиться до двух лет? Тебе бы войти в ремиссию.

– Я вылечусь. – На тот момент у меня был очень боевой настрой.

Забрав заключение, я сразу отдала его лечащему врачу – не читала сама и не показывала маме. Я вообще не отдавала никакие заключения родителям, так что они не знали ни размеров опухолей, ни их количества. О том, что мне поставили третью стадию опухолевого процесса, мама узнала из социальной сети и проплакала всю ночь.

– Что-то изменилось от того, что ты узнала? Я стала себя хуже или лучше чувствовать? Мама, пойми, это просто цифра[9]9
   Зачастую при современных методах терапии стадия заболевания не всегда определяет прогноз. – Прим. онколога.


[Закрыть]! – я пыталась рационально объяснить неважность этой информации, но мама есть мама!

Хотя, если честно, когда я получила результаты первого ПЭТ, то сама плакала в коридоре больницы. Мне позвонил тогда мой друг:

– Что там у тебя? Чего ревешь-то? Помирать, что ли, собралась? – Он вообще не особо любит, когда я плачу или расклеиваюсь.

– Мне сказали, что лечение может занять два года… Там так много всего, ты знал?

– Тебе назвали реальный срок! Тебе же не сказали, что ты неизлечима! Если ты будешь плакать, я не буду с тобой разговаривать! Мне не доставляет удовольствия общаться с нытиками. И нам еще на море ехать, лето впереди.

Действительно, у нас был уговор поехать на море еще до того, как я заболела. В общем, оказалось, что мой друг еще и неплохой мотиватор.

Из дневника

Онкологический центр представляет собой совершенно жуткое здание клиники-башни[10]10
   Это точно – жуткая архитектура! – Прим. онколога.


[Закрыть], когда я первый раз увидела его, у меня аж мурашки побежали по коже. До сих пор все, кто приходит в гости, говорят, что с виду это очень неприятное здание.

Я ехала сюда с одной целью – выздороветь. И довольно бодро провела тут первый день, на следующий день мне предстояло пройти ПЭТ. Потом медсестра предупредила, чтобы я не обнимала и не целовала близких в течение дня, на мое «почему?» она ответила: «Радиация», – я так и не поняла, шутит она или нет.

Здесь могут просто заговорить с тобой в лифте или коридоре, сказать что-то вроде – потерпи, все будет хорошо. Иногда именно этих слов не хватает.

Я вообще ничего не знала о раке и химиотерапии, кроме того, что сильно тошнит и выпадают волосы, а про рецидив и ремиссию – только из американского кино.

Перед первой химиотерапией я пришла к своему лечащему врачу и попросила ее со мной поговорить. Она подвинула в мою сторону стоящий рядом с ней свободный стул:

– Говори.

– Мне страшно. У меня был такой боевой настрой, я приехала выздоравливать. А сейчас так много тех, кто говорит, что я неправильно настроена, неправильно воспринимаю болезнь. ПЭТ показал так много воспалений…

Я вообще ничего не знала о раке и химиотерапии, кроме того, что сильно тошнит и выпадают волосы, а про рецидив и ремиссию – только из американского кино.

– Ты боишься, потому что ты не знаешь, что тебя ждет. У тебя есть шанс, и ты обязана им воспользоваться. Слушай только меня, если ты будешь делать то, что я говорю, – я тебе помогу.

Я желаю каждому, кто заболел или давно болеет, услышать от своего лечащего врача эти слова: «Я тебе помогу!» Тогда это было важнее всего на свете – рядом со мной был человек, который сказал, что может мне помочь.

Сколько бы ни было людей вокруг, с болезнью всегда остаешься один на один, а значит, чувство одиночества становится постоянным спутником. Ты один заходишь на обследования, получаешь результаты анализов, тебе капают твою порцию химиопрепаратов, в конце концов, это в твоем организме растет эта «штука». Даже когда тебя держит за руку самый близкий человек, как бы сильно он ее ни сжимал, к сожалению, помочь он ничем не может и сражаться с врагом, который живет внутри твоего собственного организма, нужно самому. В общем, лучшее, что я могла услышать на тот момент – это что бороться со своим недугом я буду не одна.

Я желаю каждому, кто заболел или давно болеет, услышать от своего лечащего врача эти слова: «Я тебе помогу!»

Так вот. Когда ждешь результат анализов вроде ПЭТа, понимаешь, что люди совершенно зря обижаются друг на друга, ссорятся, плетут какие-то интриги и т. п. Так и хочется сказать: «Живите и отдыхайте!» Без ПЭТа, без врачей, без этой опухоли, которая с каждым днем занимает все более серьезные позиции в организме. Зачем мы сами придумываем себе ограничения и запреты? Какие могут быть вообще комплексы? У тебя большой нос? Соберись! Ты им дышишь!

Я ни в коем случае никому не желаю познать, что такое страшная болезнь. Просто я была зависима от своего здоровья, ограничена физически, и ничего не могла поделать с этим при всем своем желании. Относительно здоровым же людям ничто не мешает быть свободными и счастливыми и не заморачиваться по поводу всякой ерунды. Возможно, многим стало скучно со мной, зато мне, после того, через что пришлось пройти, – спокойно.

Очень многое решает вера человека в себя, отношение к себе. Если вы не верите, что вылечитесь, вам никакой врач не поможет. Зато если ваша вера не уступает бронепоезду, держу пари, вопреки всему, вы будете здоровы. Когда я заболела, у меня было два пути: болеть со всей силы, быть несчастной и смертельно больной, а еще лысой, весящей 39 кг дамой без будущего и личной жизни – или выздоравливать и быть слегка стройной барышней 25 лет, с экстремальной прической и миллионом возможностей впереди.

Когда ждешь результат анализов вроде ПЭТа, понимаешь, что люди совершенно зря обижаются друг на друга, ссорятся, плетут какие-то интриги и т. п…

Неважно, здоровы вы или болеете, директор собственной фирмы или наемный рабочий, неважно, сколько вам лет и растут ли «ноги от ушей», – важно то, как вы себя ощущаете. Я видела людей со средним достатком, которые влюблены в свою работу и семью, и топ-менеджеров, которых окружающие считают полными неудачниками. А сколько раз вы видели пары, когда «они совершенно не подходят друг другу» или «что он в ней нашел»? Дело не в красоте, любая девушка становится в сотню раз красивее, если она уверена в себе. А ведь за это не нужно платить, как за дорогие шмотки и косметику. Улавливаете, о чем я?