Текст книги "Я тебя приручу"

Элина Витина
Я тебя приручу

Глава 1

– Лифчик сними, – командует мне Даня, а сам продолжает хаотично бегать по квартире и собирать разбросанные вещи.

Испуганно замираю посреди кухни, надеясь, что мне послышалось. Он же не всерьез? Конечно, мой сводный брат и раньше позволял себе грязные намеки, но никогда не переступал черту. Данил всегда своего боялся отца. Вот только теперь отчим сбежал и защитить меня больше некому…

– Ну чего ты застыла? – злится он, когда понимает, что я не спешу выполнять его просьбу. – Футболку можешь оставить, а шорты и лифчик снимай. Живо! Ты видела этих амбалов? Мне надо, чтобы ты их хоть немного отвлекла. Никто тебя не тронет, хватит дрожать.

Осязаемый страх брата пугает меня еще больше. Пару лет назад он при мне до полусмерти избил двух соседских парней. Они были старше его и сильнее, но это не помешало ему превратить их лица в кровавое месиво. В него тогда словно берсерк вселился. Поэтому тот факт, что сейчас он в страхе мечется по комнате, заставляет меня трястись еще больше.

Я заторможенно киваю и даже тянусь руками к застежке бюстгальтера, но из-за того, что пальцы жутко дрожат, мне не удается справиться с крючками с первого раза.

– Ну же, сестренка. – Даня практически вплотную подходит ко мне и кладет руки на мое лицо. – Соберись. Ты же умная девочка! Должна понимать, что если эти люди заподозрят, что мы знаем, где отец, то нам кранты.

Я испуганно зажмуриваюсь, когда он еще больше приближается ко мне и ведет рукой по моей спине. Данил ловко расстегивает мой бюстгальтер сквозь футболку и моментально отстраняется, услышав требовательный стук в дверь. Я аккуратно стягиваю лямки через рукава и отбрасываю лифчик на диван. Вслед за ним, под одобрительное цоканье брата, туда же летят и мои шорты.

Остаюсь в длинной белой футболке, которую вполне можно было бы назвать целомудренной, если бы не одно но. Тонкий материал оставляет очень мало пространства для воображения…

– Кого там принесло? – громко спрашивает Даня, делая вид, что это не он две минуты назад разглядывал в темное окно огромный внедорожник у нашего забора. Судя по реакции, мой брат прекрасно знал, кого к нам принесло. И было очевидно, что он этих людей очень боялся.

– Дверь, блд, открой, – командует грубый голос.

Мне хочется броситься к брату и умолять, чтобы он проигнорировал это требование, но что-то мне подсказывает, что если мы не откроем дверь, то этот человек ее просто выбьет. Точнее, эти люди. В машине их явно было несколько.

Данил проворачивает замок и едва успевает отскочить перед тем, как кто-то пинает дверь внутрь.

Я громко сглатываю, когда наша крошечная прихожая наполняется людьми. Их трое.

Впереди идут двое мужчин, и моя кожа моментально начинает гореть от их взглядов. Я чувствую жжение, будто голые ноги покрываются волдырями, пока их глаза медленно скользят вверх и останавливаются на уровне груди, где сквозь тонкую ткань футболки четко выделяются соски.

– Это мы удачно зашли, – криво ухмыляется один из них. Второй ему поддакивает, но их веселье резко прерывает ледяной голос.

– Забыли, зачем пришли? – грубо интересуется третий мужчина. – Солод где?

От глубокого тембра его голоса меня буквально парализует страхом, но это не мешает мне разглядывать его из-под опущенных ресниц. Начинаю я снизу, и взгляд тут же упирается в дорогие кроссовки и черные джинсы. Его спутники одеты гораздо строже, на одном костюм с пиджаком, второй ограничился брюками и голубой рубашкой, но почему-то у меня нет ни малейших сомнений, что главный здесь именно он.

Дело не в одежде. От этого мужчины веет властью, деньгами и какой-то первобытной энергией.

Я робко поднимаю глаза выше и, рассмотрев в течение нескольких секунд его широкую грудную клетку, фокусируюсь на лице. Скулы и подбородок покрыты небрежной щетиной, а темные глаза заставляют поежиться и сделать шаг назад. Ворот черной рубашки расстегнут, будто мужчина целый день провел в офисе и сейчас пришел в бар выпить с друзьями.

Вот только наш дом не бар и это явно не дружеский визит.

– Солод где? – повторяет он свой вопрос. При этом смотрит почему-то не на моего сводного брата, а на меня. Его взгляд, в отличие от двух других мужчин, лишь мельком проходится по моему телу и фокусируется на лице. Но по коже все равно летит озноб, а губы предательски дрожат, когда я выдавливаю из себя тихое:

– Я не знаю.

– Когда вы видели его в последний раз? – вздыхает мужчина и кивает одному из своих людей, который тут же отделяется от дверного косяка, на который облокачивался, и уходит вглубь нашего дома.

Я жду, что Данил начнет тут же возмущаться такой наглости, но вместо этого он спокойно отвечает на вопрос:

– Три дня назад. Ушел на работу, как и всегда. Вечером не вернулся.

– В полицию заявили? – скептически спрашивает гость.

– Нет, – мотает головой Даня. – Ты же знаешь… в смысле, вы знаете… у него были определенные проблемы с законом.

– Все чисто, Мир, – возвращается мужчина, который проверял комнаты, рассчитывая, видимо, что мы прячем отчима где-то в шкафу.

Мир кивает, а я пробую на языке его имя. Мирон? Мирослав? Каким бы ни было его полное имя, но сокращенный вариант ему явно не подходит. Какой он Мир? Скорее полная противоположность. Война. Жестокая и беспощадная.

Дорогой одеждой и стильной прической ему не скрыть свою ауру. Хищник. Зверь. Страх во плоти.

Я вижу этого мужчину впервые, но каким-то шестым чувством понимаю, что сейчас от него зависит моя жизнь. На этот раз отчим ввязался во что-то серьезное.

У него и раньше были какие-то темные делишки, но сейчас он переплюнул самого себя. Это уже второй визит незваных гостей за эту неделю. Вчера к нам приходили трое других мужчин и тоже очень сильно хотели знать, где скрывается Роман Солодов, мой отчим.

– Воды налей, – командует мне один из мужчин, и, дождавшись одобрительного кивка брата, я иду на кухню.

К сожалению, короткая передышка заканчивается, так и не начавшись. Видимо опасаясь, что добавлю в воду какую-нибудь отраву, все четверо следуют за мной. На нашей скромной кухне им едва хватает места, но тем не менее они вальяжно располагаются на небольшом диванчике и двух табуретах. Только Мир остается стоять в дверях, брезгливо осматривая наш простенький интерьер.

– Стаканы возьми, не в деревне, – раздраженно выплевывает брат, и я едва не выпускаю из рук цветастые чашки. Тянусь к верхнему шкафчику за стаканами и только сейчас вспоминаю, что он заставил меня снять шорты.

Футболка безбожно задирается, и на пару секунд голоса за моей спиной смолкают, словно кухня погрузилась в вакуум.

Хватаю стаканы и, звонко грохнув их о стол, наливаю воду из кувшина с фильтром. Щеки при этом горят так, будто я превратилась в ходячий факел. Жар распространяется от корней волос до кончиков пальцев ног.

Поставив три стакана перед мужчинами, я предпринимаю попытку покинуть кухню, но грозный истукан в дверном проеме не спешит меня пропускать.

– Не мельтеши, – лениво командует он. – Мы еще не договорили.

Аккуратно присев на краешек дивана, я внимательно слушаю разговор мужчин. Точнее, пытаюсь слушать. На деле же мои зубы стучат так сильно, что заглушают не только их голоса, но и собственные мысли. Вчерашние гости выглядели куда менее цивильно, но тем не менее брат не вел себя с ними заискивающе. Да и меня не втягивал в разговор, наоборот, отправил в мою комнату.

Сейчас же, глядя, как мой нахальный и самоуверенный брат тушуется под взглядом Мира и его людей, я буквально пропитываюсь страхом. Чувствую, как он сочится из меня и обволакивает кожу липкой пленкой. И самое ужасное, в какой-то момент я осознаю, что окружающие это чувствуют. По крайней мере, этот самый Мир. Он слушает сбивчивый рассказ Данила об отце, но в то же время в фокусе его внимания нахожусь я.

Чувствую его взгляд не только кожей, но и где-то внутри. Будто невидимыми щупальцами пытается пробраться мне в голову и прочитать мысли. Да только что там читать? Страх? Безысходность? Думаю, эти эмоции и так написаны на моем лице. Так что, по идее, мне нечем его заинтересовать.

Но тем не менее, когда Данил просит меня проводить гостей, в моих руках оказывается визитка.

– Если вспомнишь что-то еще или брат начнет странно себя вести, позвони мне, – требует Мир. – Будь умной девочкой.

Я киваю, не решаясь поднять на него глаза, и рассматриваю визитку. Небольшой белый прямоугольник, на котором черным шрифтом написаны номер телефона и имя. Ратмир Бестаев. Ни профессии, ни перечня услуг… Просто имя и номер, будто эта визитка предназначена исключительно для тех, кто уже знаком с ее владельцем.

Что ж, приятно познакомиться, Ратмир Бестаев. Но мне кажется, мы оба знаем, что я тебе никогда не позвоню.

Глава 2

– Ушли? – выдыхает брат, когда я вновь захожу на кухню. – Черт, как не вовремя батя свалил! Эти бандюганы нам жизни не дадут! Будут таскаться сюда как на работу, бля!

Он хватает чашку со стола и наполняет ее доверху янтарной жидкостью. Я нервно сглатываю и молча начинаю мыть стаканы. Надо успеть закрыться в своей комнате до того, как он опьянеет.

Вообще, Данил редко пьет, в отличие от своего отца. Пока мама жила с нами, она хоть как-то его сдерживала, но ее болезнь доконала отчима больше, чем он хотел показать.

Впрочем, дядя Рома никогда не буйствовал. Засыпал всегда в гостиной перед телевизором, и максимум неудобств было – это переступать через его длинные ноги по дороге в туалет.

У его сына же от алкоголя полностью слетали тормоза. Он не раз попадал в переделки, но так как пить предпочитал не дома, то пьяным я его видела редко. Однако драки и потасовки на почве алкоголя были нередкой темой его споров с отцом. Вот только я привыкла все это пережидать в своей комнате с очередной книжкой.

Вычистив кухню до блеска, я как раз собираюсь уходить, когда Данил открывает дверцу под раковиной, чтобы выбросить пустую бутылку из-под виски, и тут же гневно спрашивает:

– Это что? Настя, это что, блд, такое, я тебя спрашиваю?

На ватных ногах подхожу к нему и понимаю, что он смотрит на визитку в мусорном ведре.

– Это он мне дал, – слегка заикаясь, отвечаю. – Но я не собиралась ему звонить. Ты же видишь, я ее сразу выбросила. Я бы никогда не стала… я бы не…

Его рука стальной хваткой смыкается на моем запястье, и он резко встряхивает меня, разворачивая к себе.

– Не смей, слышишь? Не смей мутить что-то за моей спиной! Ты без меня вообще никто, сама знаешь! Сейчас, когда отца нет, ты полностью зависишь от меня, слышишь? Ты и твоя никчемная мамаша! Только попробуй, бля…

– Я не буду! – испуганно визжу. – Я же выбросила визитку. Сразу! Я не собиралась ему звонить. Ты чего, Дань? Пожалуйста, отпусти. Мне больно.

Брат еще раз смеряет меня злым взглядом и, наконец, отпускает мою руку. Растираю запястье, чувствуя, что наверняка останутся синяки, и пячусь из кухни.

Следующие несколько часов я провожу в своей комнате. Ужасно хочется в туалет, но я не решаюсь выйти, пока брат не уйдет спать. Сейчас, глядя на то, во что превратились наши отношения, мне даже смешно вспоминать, что, когда мама и дядя Рома поженились, я была слегка влюблена в своего нового старшего брата. Мне тогда было четырнадцать, а Дане семнадцать. Взрослый сводный брат. Немного холодный и чужой. Красивый и обаятельный. Это ли не мечта любой девочки, увлекающейся подростковыми романами?

Правда, моя влюбленность продлилась совсем недолго. Ровно до того момента, как Данил понял, что мы с мамой в их с отцом жизни не временное явление, и перестал притворяться. Показал свое истинное лицо: жестокое и даже злое. За эти пять лет я успела повидать не один десяток зареванных девиц, дежурящих под нашими окнами, и каждый день мысленно благодарила брата, что в свое время он счел меня недостойной своего внимания.

Вот только за последний год многое изменилось. И его отношение в том числе.

С одной стороны, он продолжал относиться ко мне как к пустому месту, но его взгляды… Они изменились. Будто разом по достижении мною совершеннолетия с его глаз спала защитная пленка, которая определяла меня в категорию скучных малолеток. Я вдруг стала ему интересна, и это меня пугало.

Пока дядя Рома был дома, мне ничего не угрожало, но последние несколько дней напряжение между нами только нарастало, поэтому я практически перестала выходить из своей комнаты, выжидая, пока он уйдет, чтобы прибраться и приготовить еду.

Дождавшись, когда дом полностью погрузится в тишину, аккуратно выхожу из комнаты и бегу в туалет. Свет включать не решаюсь, поэтому пробираюсь на ощупь, благо дом у нас небольшой и это не так сложно. При условии, что на полу нет стеклянных бутылок, конечно. А сегодня они есть. По крайней мере, одна. И я, конечно же, благополучно о нее спотыкаюсь. Шепотом чертыхаюсь и тут же испуганно замираю, потому что боковым зрением замечаю какое-то шевеление на диване справа.

Вот черт! Данил заснул в гостиной!

Несколько секунд я стою, словно олень в свете фар, решая, что делать: нестись сломя голову в свою комнату или все-таки рискнуть. Но так как брат продолжает мирно посапывать, я все-таки продолжаю свой путь в ванную и даже наскоро принимаю душ. После липких взглядов наших гостей мне хочется до крови растереть кожу мочалкой, но я ограничиваюсь лишь парой минут, решив, что завтра, когда брат уйдет, дам себе подольше постоять под теплыми струями воды.

И именно тогда, когда я, наконец, расслабляюсь и теряю бдительность, осторожно следуя в свою комнату, из темноты летит хриплый голос Дани, а его руки дергают меня на себя.

– Попалась, сестренка!

Сердце за ребрами исполняет какой-то панический танец, а каждый волосок на теле встает дыбом от ужаса.

– Что ты делаешь? – заикаясь, шепчу я. – Пожалуйста, Дань, отпусти.

Губы, словно ядом, обжигает его дыхание с парами алкоголя, и несмотря на то, что его руки крепко сжимают мою талию, я до хруста в пояснице выгибаю спину, чтобы увеличить расстояние между нами. Падаю на его колени и дергаюсь, словно птица в клетке, чем, кажется, еще больше веселю его.

Глава 3

В гостиной темно, но тусклого света от ночного неба из окна хватает, чтобы рассмотреть его лицо. У брата безумный взгляд. Дикий. Сколько он, интересно, выпил? Данил громко дышит и какое-то время ничего не говорит. Сканирует мое лицо, хмурится, тут же улыбается и снова морщится, словно от боли.

Я продолжаю вырываться, отчаянно ерзая на его ногах, и вдруг натыкаюсь на что-то твердое. Секундная догадка, что он заснул с пистолетом дяди Ромы в кармане, сменяется колючим ужасом! Господи, лучше бы это было оружие! Но нет, судя по пылающим языкам пламени в его глазах, это совсем не пистолет, хотя я видела, как вчера он достал его из сейфа после визита первой делегации «гостей».

– Да-а-аня, – жалобно прошу, – отпусти меня.

– Не могу, сука, – хрипло протягивает он и касается языком моей скулы. Кожу будто кислотой обжигает, и я громко вскрикиваю, молотя ладонями по его груди. Никак не реагируя на эти удары, он перемещает свой язык на мой рот и толкается внутрь.

Борясь с отвращением, я раскрываю губы и впиваюсь зубами в его нижнюю губу. Данил громко матерится и, оторвав правую руку от меня, подносит ее ко рту.

Воспользовавшись моментом, я собираю все свои силы и снова пытаюсь вырваться. Бью его по лицу, царапаю кожу и, наконец, соскальзываю вниз. Моментально подскакиваю и начинаю бежать, когда он резко дергает меня за волосы и валит на пол.

Холодный линолеум жалит кожу спины и голые ноги, а сверху на меня будто ледяная плита наваливается. Я продолжаю отчаянно бороться, несмотря на то, что понимаю, что это бесполезно. Брат выше меня на голову и с подросткового возраста ходит в качалку.

Но я не могу сдаться, просто не могу.

Понимая, что удары в мускулистую грудь ничем мне не помогут, я царапаю ногтями его лицо и даже пытаюсь надавить на глаза. Это, наконец, заставляет его остановиться, и, изрыгнув на меня очередной поток ругани, он перехватывает мои запястья и заводит над моей головой. Придавливает мои руки к полу, а сам второй рукой хватает меня за подбородок и фиксирует голову.

– Не дергайся, хуже будет!

– Пожалуйста, не надо, – молю я, боясь, что он снова меня поцелует. – Не трогай меня.

Он убирает руку от моего лица и запускает ее под мою футболку. Сейчас на мне есть белье и шорты, но чувствую я себя еще более раздетой, чем несколько часов назад в присутствии гостей. Он шарит рукой по моему животу, сжимает грудь, запуская пальцы под тонкий хлопковый лифчик, и сопровождает все это какими-то бессвязными ругательствами.

Он пьян. Может, даже под кайфом. И нет в этом мире никого, кто бы мог мне помочь.

Наш дом находится в самом конце улицы, рядом живут алкаши, а через дорогу пустырь. Даже если я сорву горло криками, никто мне не поможет. Никто не придет. Я совершенно одна…

Меня накрывает новой волной парализующего страха. Тело каменеет, и, если бы не его свирепое, пропитанное алкоголем дыхание, я бы давно потеряла сознание. Лучше бы потеряла… Я просто хочу, чтобы все это закончилось. Пожалуйста!

Данил пытается стянуть с меня шорты, но тугая резинка не спешит поддаваться, и на секунду хватка на моих запястьях слабеет. Всего на мгновение. Но и его мне достаточно, чтобы воспользоваться шансом.

Я резко вырываю свои руки и пытаюсь встать, но задеваю бутылку, о которую споткнулась ранее. Вскрикиваю от отчаяния и бессилия. Почему? Почему все против меня?

А затем в каком-то безумном порыве, вызванном все тем же отчаянием и бессилием, обхватываю пальцами горлышко и заношу бутылку над головой брата.

В темноте я не вижу, куда попала, но, судя по тому, как его тело обмякает на мне, я не промазала. Снова падаю на спину под его весом, но бутылку из рук не выпускаю, готовясь нанести следующие удары. Правда, брат не спешит двигаться, а я аккуратно и мучительно медленно выползаю из-под него.

Все так же, с бутылкой в руке, я бегу к двери и щелкаю выключателем. Наша скромная гостиная тонет в ярком свете, но, несмотря на боль в глазах, я их не закрываю. Слишком рискованно.

Дрожа от страха, перевожу взгляд на пол рядом с диваном и вижу бездыханное тело брата. Наверное, какая-то часть меня надеялась, что, словно ночной кошмар, все это развеется с ярким светом.

Но нет. Брат лежит там, где еще минуту назад лежала я сама. Его рука неестественно вывернута под животом, все лицо исполосовано моими ногтями, а чуть выше виска расползается пятно крови.

В ужасе я подношу к лицу пустую бутылку от виски и с замиранием сердца смотрю на капли крови но донышке. Последняя надежда, что рана на его голове была еще до моего удара, рассыпается в прах.

Я знаю, что нужно пощупать его пульс, проверить, есть ли дыхание… но не могу. Как ни силюсь, не могу себя заставить подойти к нему. Я не вижу, поднимается ли его грудная клетка, не слышу ни единого звука, но с места сдвинуться не получается.

Это ведь была самооборона, да? Я защищалась. Я не виновата. Он пытался меня изнасиловать. Я просто защищалась…

Из глаз катятся слезы, а руки начинают дрожать до такой степени, что пальцы больше не в силах удержать бутылку. Она с грохотом падает на пол, но даже этот громкий звон не вызывает никакой реакции у Данила.

Я не хочу в тюрьму. Не могу. Кто позаботится о маме? Нельзя звонить в полицию. Просто нельзя… Но тогда что делать? У меня никого нет, никто мне не поможет…

Продолжаю громко всхлипывать и сползаю на пол по стене, когда вдруг вспоминаю о визитке Ратмира. Он сказал звонить, если появится отчим, а не если я случайно убью или покалечу кого-то, но выбора у меня нет… Я больше никого не знаю. Больше мне не к кому обратиться.

Глава 4

Ратмир

– Давайте девчонок вам подгоню, – предлагает Шамиль. – Сидите, блин, как на похоронах.

– Обойдемся как-нибудь без твоих блохастых. – Умаров бросает брезгливый взгляд на двух танцовщиц, которые в данный момент усиленно полируют шест на сцене своими длинными ногами.

– Сам ты блохастый, – возмущается Шамиль. – У меня все девочки проверенные, со справками.

– Заводчик, бля, – ржет друг. – Я так дочери щенка покупал в прошлом месяце. Тоже со справками и проверенный, а у него то глисты, то блохи, то с желудком проблемы. Задолбался уже по врачам возить.

– Да идите вы, – машет на нас руками и уходит к барной стойке.

В принципе, я его понимаю. Сегодня собеседники из нас так себе. С тех пор как Солод исчез, настроение ни к черту. Слишком много он знал. Слишком много людей подставится в случае чего…

Умаров, будучи майором ФСБ, обещал всячески посодействовать в поисках, но его ведомство тоже зашло в тупик. Как сквозь землю этот гад провалился!

Залег, падла, на дно… Ни требований, ни шантажа. В городе его точно нет. Мои люди бы его нашли. И дети его… строят из себя не пойми что, будто вообще о делах отцах ни сном ни духом. Сын еще хоть в каком-то адеквате, а падчерица словно прямиком с картины Васнецова сошла. Тоненькая такая, эфемерная. Будто дотронешься – и растает. Сама трясется от страха, но смотрит так, будто в душу заглянуть хочет. Зря старается… я свою уже давно продал. Нет больше ее.

Словно в насмешку над моими мыслями, в кармане вибрирует телефон. Номер незнакомый, но я без раздумий беру трубку. Как-то так получается, что даже мошенники и разводилы меня обходят стороной, а значит, всякие левые звонки из банков идут мимо.

– Ратмир? Ратмир Бестаев? – дрожащий голос проникает прямиком в ушную раковину. – Это Анастасия. Солодова. Вы приходили к нам сегодня вечером и дали мне…

– Я помню, – перебиваю сбивчивую речь девчонки. – Что ты хотела? Отец вернулся?

– Нет, отчим не появлялся. Но я… вы не могли бы приехать?

Тащиться на окраину города посреди ночи у меня нет ни малейшего желания, но я понимаю, что девчонка не стала бы звонить просто так. Прихватив с собой Умарова, выдвигаюсь по адресу, вспоминая обшарпанный скромный дом. Ремонта он не видел со времен царя Гороха, хотя внутри довольно уютно. Может, жена Солода постаралась, бабы обычно любят вбухать бабло в интерьер вместо того, чтобы починить протекающую крышу и заменить окна.

Когда мы выходим из машины, друг достает из кобуры табельный пистолет и кивает мне, чтобы я пропустил его вперед.

– С ума сошел? – шиплю на него. – Там девчонка совсем мелкая.

– Не такая уж и мелкая, – спорит он. – Падчерице Солода девятнадцать вроде. Ребята пробивали по ним всю инфу. Нигде не учится, не работает. Полностью на содержании отчима и братца. Неплохо пристроилась девка.

– Завидуешь? – усмехаюсь. – Тоже мечтаешь о должности содержанки?

– Иногда прям очень, – выдает настолько серьезным тоном, что даже не сразу понятно, шутит он или реальные мечты мне рассказывает. – Знал бы ты, как меня все это достало…

Развить тему мы не успеваем, потому что еще до того, как доходим до крыльца, входная дверь открывается и из нее показывается перепуганная девичья голова. Сейчас она еще больше похожа на девицу из сказки. Огромные зеленые глаза на пол-лица светятся каким-то лихорадочным блеском, на щеках алый румянец, а длинные темные волосы, которые в прошлый мой визит были собраны в аккуратный пучок, хаотично разбросаны по плечам и спине.

Но даже в таком состоянии она безумно красива. Ничего удивительного, что родственнички решили оставить ее исключительно для собственного пользования.

Невольно вспоминаю ее длинные ноги и упругий зад, который она с таким упорством демонстрировала нам сегодня вечером. Ее братец слишком очевидно пытался переключить наше внимание со своего отца на шлюшку-сестру. Реально думал, что, увидев ее прелести, мы забудем, зачем пришли? Придурок. Аппетитных девок вокруг полно, а бесстрашный кретин, который решил перейти мне дорогу, один такой.

– Я его убила, – шепчет девчонка, словно в бреду. – Случайно. Я просто… Господи, я его убила…

В этот момент ее взгляд падает на пистолет в руках Руслана, и румянец на щеках моментально смывается волной болезненной бледности.

– Ствол убери, – командую другу. Не хватало еще, чтобы она тут в обморок грохнулась. Девка и так, походу, рехнулась маленько. Словно заведенная повторяет по кругу слова о том, что убила кого-то, и трясется, словно заяц.

– Не истери, – рявкаю на нее, когда она не реагирует на более вежливые просьбы рассказать, что произошло.

Она испуганно кивает и, наконец, выдает:

– Он там…

Умаров не спешит прятать оружие, видимо до сих пор считая, что нас ждет западня, а я оттесняю ее от входа и захожу в дом. Свет горит лишь в одной комнате, поэтому я решительно направляюсь прямиком туда.

– Твою мать, – Руслан громко свистит и добавляет пару непечатных выражений, когда мы видим на полу ее брата. На виске у Солодова-младшего струйка засохшей крови, а все лицо разлиновано, будто он пытался настойчиво приручить дикую кошку. Перевожу удивленный взгляд на перепуганную скромницу и ее ногти. Они совсем не длинные, не чета новомодным наращенным когтям, которые в таком почете у современных девушек, но тем не менее сомнений в том, что именно она расцарапала физиономию братца, нет. Что ж они не поделили, интересно?

– Скорую вызвала? – угрюмо интересуется Руслан.

Девчонка отрицательно мотает головой и одними губами жалобно просит:

– Мне нельзя в тюрьму. Я не специально… я защищалась.

– Неплохо ты так защищалась, – протягивает он. – Как бы инвалидом братца не сделала. Будешь потом всю жизнь ему утку менять.

– Инвалидом? – выдыхает она. – Он… он не умер?

– Пока нет. – Друг убирает руку от его шеи. – Пульс есть, хоть и слабый. Сотряс наверняка будет. Черепно-мозговая…

И пока девушка переосмысливает информацию, Рус вызывает бригаду «скорой» и своих коллег.

– Мне нельзя в тюрьму, – снова заводит свою безумную пластинку, чем жутко меня раздражает.

– Я тебе зачем визитку дал? – строго спрашиваю. – Чтобы ты позвонила, если отчим объявится. А это что? Обычная бытовушка? Я похож на службу поддержки в кризисной ситуации?

– Я не знала, к кому обратиться… У меня никого нет. Совсем никого.

– Я-то здесь при чем? – искренне недоумеваю. Вот уж не думал, что внешне похожу на мать Терезу.

– Не бойся, – понимая, что утешитель из меня хреновый, вмешивается Руслан. – Скатаемся в отделение, дашь показания и вернешься спокойно домой. Братец придет в себя, и помиритесь спокойно.

– Мне нельзя домой, – дрожит она. – Вдруг они снова придут?

– Кто «они»? – осторожно переглядываемся с другом.

– Те люди, что приходили вчера. Они нам угрожали. Сказали, что если отчим не объявится… они нас… они нас убьют.

– Какие, блд, люди? – взрываюсь я. – Кто еще ищет этого мудака?

Где-то вдалеке раздаются первые отголоски сирен, и, выдав матерную тираду, я командую:

– Рус, разберись тут со всем. Девчонку я забираю.

– Э-э-э… куда забираешь? – возмущается друг.

– Мне надо, чтобы она ответила на мои вопросы, а твои коллеги вряд ли придут от этого в восторг.

И пока они оба пытаются осмыслить мои слова, я хватаю ее за руку и тащу на выход.