Электронная библиотека » Элис Токлас » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 11 июня 2019, 11:01


Автор книги: Элис Токлас


Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +
6

Мы решили включиться в добровольческую деятельность в военной сфере. Идя как-то по улице Пирамид, на противоположной стороне я внезапно увидела грузовик Форд, за рулем которого сидела молодая американская женщина в униформе. Я сказала Гертруде: «Минуточку, пойду-ка я поинтересуюсь». Меня отвели к председателю Американского Фонда помощи раненым французским солдатам, миссис Изабель Лэтроп, приятной женщине в розовой шляпе, какую носят на пикнике. Несмотря на ее несерьезный вид, она обладала страстью в работе и способностью к эффективному управлению своей организацией.

Она выслушала меня и сказала: «Да, вы можете работать у нас, но вы должны иметь грузовик Форд, чтобы развозить медикаменты по госпиталям – все наши грузовики используются только их владельцами. Но если вы готовы в ожидании грузовика заняться составлением списка распределяемых по госпиталям материалов, можете начинать прямо сейчас».

Гертруда написала своему двоюродному брату Фреду Стайну, прося его прислать грузовик. Я же начала работать. Медикаменты продолжали поступать и отсылаться, и все были заняты. Уильям Гуин, которого я знала еще мальчиком в Сан-Франциско, пошел добровольцем в сербскую армию, получил ранение при отступлении сербских войск и был комиссован; он принимал и вскрывал ящики, составлял лист госпиталей. Ему помогал пожилой экс-адмирал, выполнявший ту же работу, но медленнее.

В начале 1917 г. от Фреда прибыл Форд. Гертруда училась по вечерам водить машину под руководством Уильяма Кука в его же такси Рено. Она отвезла Форд, в котором мы восседали на ящиках, прибывших с машиной, в ближайшую мастерскую, чтобы переделать кузов.

Наконец, нас уведомили, что мы можем прийти и забрать переделанный грузовик. Въезжая в Париж, Гертруда застряла между двумя трамваями, идущими в противоположном направлении, машину пришлось стаскивать с рельс. Следующим утром я не дала Гертруде и минуты на размышление. Мы отправились на улицу Пирамид сообщить миссис Лэтроп, что готовы приступить к работе.

Нам вручили лист медикаментов и других материалов для доставки в госпиталь в Сан Клу, наша первая поставка. Там нас естественно приняли радушно; я подписала все нужные бумаги и на следующее утро вручила их миссис Лэтроп. Она поинтересовалась, где мы предпочли бы открыть базу. Я назвала город Перпиньян, у нас там есть знакомые.

Мы отправились туда одним холодным снежным утром с атласом-путеводителем «Мишелин» и многочисленными картами. Первую ночь провели в Солье, где владелец отеля вызвал у меня неприятные ощущения, выглядел как немец. Но он только носил немецкую одежду, которую привез из Потсдама; там он служил главным поваром при императоре. Он приготовил для нас простой, но вкусный обед.

На следующее утро опять в путь. У Арнеле-Дюк, спускаясь в снегу по крутому холму, мы вынуждены были остановиться – дорогу перегородила процессия уток. Искусство вождения у Гертруды тогда еще не включало преодоление неожиданных обстоятельств.

В Перпиньяне мы устроились в небольшой, тихий отель с весьма дружественной атмосферой. Владелица отеля предложила мне воспользоваться большой и пустой комнатой на первом этаже около входа. Ящики из нашего фонда прибыли на станцию, и Гертруда впервые имела возможность оценить, какое максимальное количество ящиков можно загрузить в грузовик. Мы проделали несколько рейсов, пока не доставили в отель весь груз. Я разработала систему сортировки материалов, не прибегая к помощи докторов или медсестер. У меня, например, был ящик с пятьюстами термометров. Его не следовало никому показывать, Каждый захочет заиметь один, нуждается ли он в данную минуту или просто хочет запастись на будущее. Ящики вскрывались, проверялись и размещались на полу штабелями, но так что они образовывали ступеньки, по которым я могла взбираться.

С определенными трудностями, но я выучилась и стала профессиональным работником.

В Перпиньяне расположилось множество госпиталей разных размеров. В некоторых размещали эвакуированных раненых и туберкулезных сербских солдат, пострадавших при отступлении. У них был жалкий, печальный и смиренный вид.

Жена Джо Дэйвидсона с помощью американских друзей открыла госпиталь для американских офицеров, мы часто встречались с ней и ее матерью. Она посоветовала мне не обращать внимания на директора военного госпиталя в Перпиньяне, который попросит медицинские материалы – он их не раздаст, а будет держать для себя. Я сказала, что он уже известил меня, что нуждается в шелковых пижамах.

Вилли Данбэр Джюитт с женой жили недалеко от Перпиньяна в укрепленном замке, который он купил, увидев объявление в архитектурном журнале. Они жили вместе с матерью жены, миссис Прендергаст. Он был родом из Сан-Франциско, жена – из Нью-Орлеана. Ее мать, ярая южанка французского происхождения, верила во французский католицизм, как то предписывалось движением Французское Действие. Мне она была интересна, но Гертруда находила ее скучной.

С супругами Джюитт мы посетили госпиталь, который они так щедро поддерживали. Затем провели ночь в их замке. В замке имелась потайная подземная темница, из которой Вилли Данбэр Джюитт выуживал с помощью веревки с крюком на конце бесчисленные старинные предметы – железные решетки, подсвечники, но не мебель. Если там и была когда-то мебель, то вся сгнила. Он подарил нам пару металлических каминных подставок для дров, которые мы взяли с собой в Париж, в конечном итоге отдав их Дженет Скаддер для дома, который она построила.

Миссис Джюитт был практичной и неутомимой. Вилли Джюитт был менее практичен. Однажды он отправился в Испанию, привез оттуда пару королевских мулов в серебряной упряжи и разъезжал по окрестности к восторгу местных жителей.

В ожидании дополнительных поставок, я получила письмо из нашего общества в Париже со списком высланных материалов, но к моему разочарованию, подписанное миссис Фрэнсис Шоу, председателем. С миссис Шоу, привлекательной швейцаркой, членом комитета я встречалась в Париже. «Что случилось с миссис Лэтроп?» – спросила я Гертруду. Это настораживало. Но ничего не произошло, случайная описка, допущенная миссис Шоу. Миссис Лэтроп оставалась главой фонда.

Риверсальт, место рождения маршала Жоффре, был недалеко от Перпиньяна. Мы съездили туда и я попросила фотографа сделать снимок дома, в котором маршал родился. С этой фотографии я сделала тысячу открыток и отослала в Соединенные Штаты с целью сбора средств для нашего общества. Миссис Лэтроп такой шаг понравился и принес нашему фонду дополнительные пожертвования.

По окончанию работы мы вернулись в Париж. По дороге я дала Гертруде кусок холодной курятины в одну руку, пока она другой, чтобы не терять времени, управляла. Во время пути кто-то рассказал, что американская армия сегодня вечером будет в Невере. При подъезде к городу мы неоднократно встречали разрозненных американцев, но не останавливались, пока не добрались до города.

Первым же офицером, у которого Гертруда спросила направление, оказался Тарн МакГрю, старый приятель, с которым мы встречались у супругов Жако. Он обратился к Гертруде: «Я попрошу двух солдат посторожить ваш автомобиль, а вы выступите перед группой солдат – тех, кто только прибыл и кого надо проинформировать о том, что надлежит знать о Франции». В тот вечер все хотели знать, как далеко линия фронта, ожидая услышать пушечную канонаду и зреть убитых немцев.

На следующее утро мы отбыли в Париж, где получили новое задание – в Ним. Комитет снабдил нас сопроводительным письмом к начальнику тамошнего военного госпиталя, и мы вновь поехали. Когда добрались до Нима и предъявили документы, жена главного хирурга пригласила нас посетить их дом следующим утром и познакомиться с некоторыми докторами, проживавшими в городе. Мы посетили дом мадам Фабр, где доктора, некоторые с женами, собрались вокруг большого стола за чаепитием. Мадам Фабр поинтересовалась у меня: «Много ли жителей-французов в Сан-Франциско?». Я ответила: «Двадцать пять процентов населения имеют французские корни». «Остались ли они хорошими французами?». «До такой степени, что некоторые из них отсылают своих дочерей в Париж, в школу Сакре Кер для обучения». Мадам Фабр повернулась ко мне спиной и только тогда я сообразила, что она из протестантской семьи. Позднее, однако, мы подружились.

На станции в Ниме мы устроили приемный покой для раненых солдат. Две монахини готовились к их приему и обеспечению прибывших горячими напитками. Гертруда пришла им на помощь.

Монахини водрузили на плиту огромный котел с шоколадом, приготовили обычные армейские оловянные кружки для раздачи, а я принесла медикаменты и сигареты. В то время была нехватка табака и в армии и у гражданского населения, поэтому сигареты оказались ценным товаром. В госпиталях солдаты курили то, что выдергивали из своих матрасов.

Мы регулярно появлялись на станции, получая прибывшие медикаменты. Однажды нас уведомили, что пропадает большая партия груза и нам следует немедленно явиться. Мы пришли, я побеседовала с начальником станции и объяснила ему, что получатель груза – Красный Крест, а не мы, как же я могу его принять. «Ну вот, – сказал он, – это халатность Американского Красного Креста, допускающая такое расточительство».

Мы познакомились и привязались к мадам Тибон, жене префекта города Гарда. Она очень расстроилась поведением Американского Красного Креста: «Вы должны что-то предпринять». Но мы возразили: «Это не наша обязанность».

У мадам Тибон был красивый сын, который, как я полагала, увильнул от военной службы. Мадам Тибон объяснила мне позднее, что он был еще молод для военной службы, но у него есть разрешение родителей отправиться на войну, как только исполнится 18 лет. Я была несправедлива по отношению к Жаку.

Однажды мы посетили Марсель, где в армейском гарнизоне Гертруда запаслась бензином и шинами для автомашины. Там, в небольшом ресторане с необычайно вкусной едой официант спросил, чего я еще пожелала бы. Я ответила: «Да, сигареты». И прежде чем мы ушли, он принес мне таинственный пакет, завернутый в газету, и сказал: «Они тут». Я заплатила вполне умеренную плату за обед и спросила, сколько я должна за сигареты. Он ответил: «Все, мадам, включено в счет».

На Рождество мы посетили Экс-эн-Прованс чтобы устроить праздничный обед для одиноких, заброшенных английских солдат, расквартированных там. Несколько воспитательниц-англичанок из Перпиньяна доставили продукты к обеду. Поскольку было холодно, мы предложили им переночевать в отеле, а уехать следующим утром. Мисс Ларкине, самая красивая из всех девушек, рассказала мне после вечеринки: «Офицер, расположившийся в соседней со мной спальне, когда я вошла, постучал в стенку и спросил: «Должен ли я зажечь свой огонь?». На что я сказала: «Надеюсь, ты не ответила». «О, нет, конечно, нет».

Однажды на станции мы встретились с сэром Хью Манро и его двумя дочерями, которые в Тарасконе распределяли английские посылки. Младшая, Кармен, была небольшого росточка, миловидной. Сестра была высокой, держала себя с большим достоинством и носила большие бриллиантовые серьги, несколько странно контрастирующими с ее голубой хлопчатобумажной униформой Красного Креста.

В то же время, когда мы познакомились с семейством Манро, мы встретили квакера Ковентри, который мгновенно же влюбился в обеих сестер Манро. Он служил в сербской армии и в Ниме у него был друг Матич, сербский офицер, бывший студент-юрист в Экс-эн-Прованс. Мы взяли обоих в поездку по госпиталям, пристроив на подножке автомобиля. Когда автомобиль попадал на скверный участок дороги, Матич соскакивал с подножки как птица, чтобы уравновесить машину. Гертруда и я спросили, пойдут ли они на пикник, если я устрою. Матич ответил: «Спасибо, но нет. Американцы любят кушать на открытом воздухе, но все, что я прошу – крышу над головой».

Сэр Хью Манро спросил Гертруду, интересуется ли она живописью. В ответ Гертруда рассмеялась: «У меня большая коллекция современной живописи». Сэр Хью ответил: «Моя живопись не современная, но коллекция большая. У вас какие художники?». Она ответила. «А у меня картины Тициана, Рубенса, Рембрандта». Пока он перечислял, Кармен шепнула мне: «В Англии об этом никто не знает, потому что семья никогда не платила за них налоги».

Объявили, что около Нима будут расквартированы американские солдаты. Для их лагеря уже выделили территорию. Это были солдаты с Юга и среди них были солдаты-негры. Гертруда заметила доктору Фабру: «Ждите трений между южанами и неграми». «Что вы имеете в виду?» – спросил доктор Фабр. «Они не любят друг друга», – ответила Гертруда. «Я нахожу это совершенно нецивилизованным», – сказал доктор Фабр.

Каждодневные новости с фронта воодушевляли все больше. Союзники продвигались к Страсбургу и к нашему удивлению однажды утром объявили о перемирии. Я была в шоке: «Что, немцев уже победили?». У меня навернулись слезы облегчения. «Успокойся! – сказала Гертруда. – Ты не имеешь права показывать слезы сочувствия тем французам, чьих сыновей больше не будут убивать».

Миссис Лэтроп прислала телеграмму, интересуясь, знаем ли мы немецкий язык. Если да, то мы должны закрыть нашу базу, немедленно вернуться в Париж и готовиться открыть такой же пункт помощи в Эльзасе. С ответом мы не колебались: обе говорим по-немецки и вернемся в Париж как можно скорее.

Я раздала оставшиеся бинты и медикаменты монахине, которая возвращалась в Иерусалим. Во время войны монахинь попросили поработать во французских госпиталях, но после войны у этих монахинь не было достаточно денег, чтобы платить за униформу, как того требовало французское правительство. Монахиня взяла продукты, а в ответ дала какие-то маленькие медали, которые хранились у меня, пока немцы их не забрали во время Второй мировой войны.

В Париже мы оставались недолго. Гертруда и я купили меховые авиаторские куртки и вязаные свитера. Уложили все в автомобиль и одним заледенелым утром направились в Эльзас. Провели первую ночь в маленьком отеле, где нам выделили номер, который в следующую ночь предназначался для мисс Маргарет Уилсон, дочери Президента. Меня предупредили, чтобы на полу не было никаких следов – ни духов, ни талька, ни пудры – у них нет времени чистить полы перед ее утренним прибытием.

Во второй половине дня мы нагнали французскую армию, тоже следовавшую в Эльзас, и попали из-за нее в передрягу. Лошади, везшие полевую кухню, взбунтовались и столкнулись с автомобилем. В результате погнулась тяга рулевого управления, разбился ящик с инструментами, находившийся на подножке. Я вышла из автомобиля, собрала инструменты. Лошади разбили также и стекло, поэтому, когда мы добрались до Нанси, автомобиль уже носило из стороны в сторону по всей дороге, а меня до неприличия покрыло грязью.

В Нанси мы направились в штаб нашей организации, где нас тепло приняли, но были поражены нашим видом. Мы перекусили, отправились спать, и, встав рано, осмотрели место сражения. После ленча в известном и шикарном ресторане Вебер мы продолжили наш путь к Малхаусу, месту нашего будущего штаба.

Очень скоро мы оказались в безлюдной местности. Дорога была унылой и голой, приводной ремень вентилятора лопнул. Гертруда попробовала скрепить его шпилькой. В этот момент на дороге навстречу нам появился французский армейский автомобиль. Гертруда помахала ему. Я сразу же заметила, что шофером был солдат, а на заднем сидении – два генерала. Я сказала: «Осторожно, моя дорогая, там генералы». «Неважно», – ответила Гертруда.

Солдат спросил разрешения у своих офицеров исправить наш автомобиль, они кивнули в знак согласия. Водитель подошел к автомобилю, посмотрел: «О, у меня есть нечто получше, чем шпилька». В мгновение ока он соединил ремень и вернул его на место. У меня был запас сигарет от Британского Красного Креста, из которого я выделила ему достаточное количество для выражения своей признательности.

В Малхаусе мы предъявили свои рекомендации, одну – французскому директору, ответственному за сеть госпиталей. Он решил нас передать в руки главного хирурга, чтобы тот смог подыскать нам подходящий отель. Выбранный отель был замечательным, но, как выяснилось, уже был отведен для французских офицеров и туда мы не смогли попасть. Нам порекомендовали небольшой эльзасский отель, в котором мы и провели всю зиму.

Мы приступили к распределению одежды среди эльзасцев, возвращающихся из Германии в родные дома, откуда они были переселены немцами во время войны. Нам выделили большое здание гимназии, где мы распаковали ящики и распределяли одежду. Гертруда бегло, хотя и неправильно изъяснялась по-немецки, но эльзасцы ее понимали. Я пыталась оживить правильный немецкий язык, которому училась, и услышала как эльзаска, ожидавшая своей очереди, сказала стоящей рядом женщине: «Она пруссачка». Гертруда была в восторге.

Среди людей, пришедших с нами познакомиться, была мисс Шим-мель, молодая, хотя и весьма старомодная эльзаска. Гертруда срифмовала Himmel Himmel here comes Schimmel[50]50
  Небо, небо вот идет сивая лошадь (англ-нем.).


[Закрыть]
.
Она всегда прерывала нас, но была очень доброй и очень услужливой. Ее брат удрал из Эльзаса и присоединился к французской армии.

Однажды на дороге из двигателя послышался необычный звук. Гертруда вышла взглянуть, в чем дело. В этот момент мимо проходили два американских солдата и спросили, могут ли они помочь. Гертруда сказала: «Да, я не думаю, что это серьезно, но небольшой звук есть». Они опустились на колени, и не успели мы опомниться, как они сняли двигатель, осмотрели, почистили детали и поставили его на место. Им потребовалось столь мало времени, что мы с Гертрудой изумились.

Весной, возвращаясь в Париж, мы заехали повидаться с Милдред Олдрич. Милдред приятно удивилась, увидев нас. Мы обменялись увиденным и услышанным за время войны. Служанка Милдред призналась нам по секрету, что во время войны мисс Олдрич отдала все деньги, заработанные ее бестселлером «Вершина на Марне»[51]51
  Hilltop on the Marne (1915) – роман американской писательницы Милдред Олдрич (1853–1928).


[Закрыть]
. Она отдала их жителям Хилтопа, благодаря которой, по ее словам, их заработала – раненым маленького госпиталя и семьям, чьи мужчины были ранены или убиты.

На следующий день после ленча мы были в Париже. Город, как и мы, был печальнее, чем до нашего отъезда.

7

Машина Гертруды превратилась, по выражению Жако, во второсортный катафалк, и он посоветовал Гертруде немедленно приобрести новый двухместный Форд. Мы отправились на завод Форда и заказали такой. Спустя короткое время нас уведомили, что автомобиль прибыл. Гертруда с гордостью управляла им. Мы восседали очень высоко. Как и до войны, автомобилям, за исключением частных, не разрешалось ездить в Булонском лесу.

Однажды примерно в это же время мы попали в пробку на бульваре Сен-Жермен около церкви Сен-Жермен де Пре. Я увидела, как Гертруда очень вежливо отвешивает поклон какому-то человеку, снявшему шляпу и поклонившемуся ей. У меня не было времени разглядеть его лицо. Я обратилась к ней: «Кто это был?». «Лео». Она не слышала о нем и не получала от него ничего в течение всех военных лет. Я сказала: «Не может быть!». «Да, это был Лео». Вернувшись домой, Гертруда набросала портрет «Как она поклонилась своему брату»[52]52
  How She Bowed to Her Brother (1931).


[Закрыть]
. Лео еще сохранил свою величественную походку, не историческую, скорее мифологическую.

У меня не было служанки, но была femme de ménage, довольно странная, не больно приветливая, хороший работник, со слегка деформированной фигурой. К моему удивлению, она спросила, может ли она работать как visitandine[53]53
  Визитандинки – монахини Ордена Св. Марии, посещавшие больных и немощных бесплатно.


[Закрыть]
, и я естественно не возражала. Мне было скорее любопытно, особой надежды я не питала. Она приступила к приготовлению теста. Я не вмешивалась, хотя мне казалось, что она делает это не совсем правильно. Затем она сказала: «Когда у меня не получается готовка, я молюсь, прошу деву Марию помочь мне. И я знаю, как сделать правильно густой майонез». Я подумала, что когда она прерывается, чтобы помолиться, стряпня остается без надзора и тогда молитва уж точно требуется.

Наш дом заполнили друзья. Среди художников – Маркусси. Вернувшись с фронта, он купил небольшой автомобиль. Однажды в пробке на Оперной площади он остановился и, выйдя из машины, принялся регулировать движение – полицейские то ли не вернулись с фронта, то ли были убиты. Маркусси вполне успешно справлялся со своими обязанностями, пока его не окликнул прохожий: «Кто вы такой, чтобы нами распоряжаться?». «Кто я? – ответил Маркусси. – Тот, кто вернул вам Эльзас и Лотарингию».

Как получилось, что мы познакомились с Элмером Харденом, я не знаю, но он стал частым посетителем. Страстный читатель, он многое знал на память, выучил «Затерянный рай». Харден вернулся с войны и изучал музыку. Он рассказал, что когда попал на передовую, где уже на поле валялись убитые и раненые американцы, он слышал, как французский офицер выкрикивал: «Веди их другой дорогой, чтобы им не пришлось ступать по раненым и убитым соотечественникам».

Харден позднее серьезно влюбился в танцовщицу Ля Аргентина. Он никогда с ней не заговаривал, хотя видел ее ежедневно. Когда она умерла, он каждое утро посещал кладбище и клал цветы на ее могилу.

Харден повсюду ходил со своим большим другом Пьером. Спустя годы они пришли взглянуть на квартиру на улице Кристин до того, как мы туда въехали. Ковры были нарезаны, но еще не уложены. Элмер с Пьером увидели их и инструменты, оставленные рабочими на полу. «Что это такое? – спросил Харден. – Неужто вы собираетесь накрывать коврами такой прекрасный пол?». Паркет на полу назывался «Версальским паркетом». Я ответила: «Конечно, именно так, я не собираюсь больше снимать каждое пятно на натертом полу и, кроме того, с ковром всегда теплее». Харден сказал: «Это преступление, я запрещаю это делать, Элис, это преступление!». То же вымолвил и Пьер, только вежливее: «Пожалуйста, не надо». Я сказала: «Я не могу приглашать полотера каждый день натирать полы». Харден сказал: «Я буду платить ему, не думай об этом».

Кейт Басс была родом из того же города, что и Харден – из Медфорда, Массачусетс. Она была очень симпатичная, не молодая, но очень веселая. У нее в свое время был роман с Эзрой Паундом, против которого Гертруда ее отговаривала.

Мне помнится, она провела год в Париже, будучи более-менее невестой то ли египтянина, то ли турка. У нее было приятное имя – Кейт Мелдрэм Басс, но Кейт Басс звучало вполне по-шекспировски.

Кейт Басс привела к нам Альфреда Креймборга познакомить с Гертрудой. Креймборг и Гарольд Лоб приехали из Нью-Йорка, чтобы издавать в Париже журнал «Брум». Гарольд Лоб был сыном богатых родителей и у него были средства для этого. Креймборг обладал мягкой поэтической душой. После выпуска нескольких номеров они переехали в Рим. Кто-то тогда выразился так: маленькие журналы рождаются, чтобы публиковать свободную поэзию.

Жак Липшиц был то русским, то поляком, в зависимости от войны, которую он прошел. Он приехал во Францию, устроился и принял французское гражданство.

Липшиц сделал бюст Жана Кокто и приступил к бюсту Гертруды Стайн. Все жаркое лето она посещала его студию, где солнце просто обжигало, и позировала ему.

Его жена, Берта, прекрасно готовила и приглашала нас несколько раз пообедать с ними в студии. Однажды мне надо было видеть Гертруду. Я поднималась по ступенькам. Повернувшись и видя, как Берта спускается по ступенькам, я посторонилась, чтобы дать ей место, лестница была узкой. Я поздоровалась с ней. Она не обратила на меня внимания, будто не видела и не слышала меня и не знала, что я здесь. Иногда мне кажется, что тут замешано колдовство, пришедшее вместе с африканской слоновой костью и деревянными украшениями, которые Липшиц находил для нее.

В какой-то год друг Липшица пригласил его посетить Пальму де Майорка. Когда Липшиц покидал Париж, то заметил в антикварном магазине, расположенном в подвале дома, где была его студия, две головы, выполненные в стиле ранней готики. Поскольку у него не было ни су, чтобы их приобрести, он осторожно спрятал их за двумя старыми креслами, дабы никто не смог найти до его возвращения. Когда ему заплатили за элегантную скульптуру тореадора, он вернулся в Париж с заработанными деньгами и направился прямо в антикварный магазин, извлек и купил обе скульптуры.

Из Чикаго приехал Шервуд Андерсон со своей второй женой, Теннесси, и Поль Розенфельд. Сильвия Бич привела всех троих к Стайн по просьбе Шервуда. Я помню Теннесси, сидящую за большим столом в студии, слушая, что говорят другие, не принимая участия в общем разговоре.

Это был первый приезд Шервуда в Париж. После возвращения в Чикаго они развелись.

В следующий раз Шервуд появился в Париже с третьей женой – Элизабет Пралл. С ними были сын и дочь Шервуда от первого брака. Когда кто-то на корабле спросили Мими, красивую и похожую на отца, как ее мать готовила чай, она ответила: «Уверена, что не знаю». До поездки на корабле они не встречались.

Джон, младший сын Шервуда Андерсона, готовился стать художником. Когда его отец, мачеха и Мими возвращались в Америку, он в одночасье стал независимым и художником. Он проснулся с этой мыслью накануне их отбытия. Он часто навещал Гертруду, и она привязалась к нему.

Ральф Черч появился у нас благодаря Шервуду Андерсону. Миссис Черч, его мать, была очень красивой женщиной, но Шервуд сказал: «Она меня раздражает». Она обычно посылала Гертруде самые красивые желтые розы. Когда Гертруда умерла, садовод в Нью-Джерси выводил для нее желтую розу. Они никогда не стали абсолютно желтыми. «Они должны быть большими, желтыми и пахнуть», – говорила она.

Ральф Черч был философом и защитил докторат по философии в Оксфорде. Когда Хемингуэй приехал в Париж, Шервуд Андерсон дал ему рекомендательные письма к Черчу и Гертруде. Черч не предпринял никаких усилий, чтобы встречаться с Хемингуэем и не расспрашивал о нем Гертруду. Позже Гертруда сказала: «Черч, дай мне взглянуть на твою ладонь». И удивленно добавила: «У тебя сильно развито любопытство. Как же ты не проявил никаких усилий, чтобы разузнать о Хемингуэе?». «Ну, – ответил Черч, – я ждал, когда сам решу, что я думаю о нем». Они не были друзьями, Черч и Хемингуэй.

Вскоре после окончания войны супруги Джюитт посетили Париж. Мы навестили их в отеле и там по случаю встретили одного молодого рыжего человека и одного брюнета – Роберта Коутса и Ман Рэя, соответственно.

Май Рэй смотрелся как индусский монарх в миниатюре, очень претенциозным, каковым совсем не был, был прост. Он пробивал дорогу в жизни и спросил Гертруду: «Не согласитесь ли вы позировать мне? Хотелось бы сделать вашу фотографию». Как обычно, она сказала: «Конечно». Она всегда говорила, что готова попробовать все хотя бы раз.

Ман Рэй дал адрес своего отеля на улице Деламбре. Комната, где он собирался фотографировать Гертруду, была маленькой клетушкой, спальней в крошечном отеле, но там уместились все его камеры, провода и осветительное оборудование. Он сделал там первую из многочисленных фотографий Гертруды, очень хорошую.

С того самого дня Ман Рей сделал столько фотографий Гертруды, что однажды, смеясь, заметил: «Я стал вашим официальным фотографом». А когда он увидел снимок Гертруды, сделанный мною в поле, даже разозлился и сказал, что он считал себя ее официальным фотографом и какое отношение к этому имею я.

Со временем Маи Рэй вернулся в Америку и в Париж наезжал только с визитами.

Гертруда особенно привязалась к Роберту Коутсу. У него был приятный бархатистый голос и манера джентльмена. Он принес свою первую книгу «Пожиратель темноты»[54]54
  The Eater of Darkness (1926) – роман американского писателя Роберта Коутса (англ.
  Coates Robert Myron, 1897–1973).


[Закрыть]
. С ней произошла неприятность – Вирджил Томсон одолжил ее, единственный экземпляр, естественно подписанный автором, и потерял. Я видела его объявление об этой книге в «Нью-Йорк Геральд» и сказала Гертруде: «Он обязан ее найти». Но он не нашел.

Лишь несколько лет тому назад Коутс прислал мне из Америки репринт этой книги. Она оказалась интересна, как я и запомнила ее в первый раз, даже интересней – захватывающе, напряженно и драматично. За прошедшие годы он написал много замечательных романов, а его новостные сообщения по искусству и короткие рассказы печатались в «Нью-Йоркер». Они все замечательны.

Позже он появился в Риме, где я с ним встретилась снова. Его жена великолепно танцевала с нашим хозяином.

Гертруда и я были частыми гостями у нашей хорошей приятельницы Милдред Олдрич. Случилось так, что она внезапно лишилась своего скромного дохода. Выяснилось, что это не был подарок от ее друга, как мы все полагали. Деньги поступали от ее старого поклонника и его богатой жены. Мы нашли человека, хорошего друга этой пары, и спросили, почему перестали поступать деньги. Ответ был таков: «Моя жена в преклонном возрасте, у нее развилось скряжничество, я тоже в ее списке людей, которым сокращены привилегии, даже не могу пользоваться машинами. Мне приходится ходить на станцию пешком, если надо побывать в Нью-Йорке».

Мы побеседовали с каждым, кто мог бы помочь Милдред с деньгами. Все то жаркое лето мы пытались изыскать фонды для Милдред. Наконец было решено, что Гертруда должна обратиться к редактору «Атлантик Мансли». К сожалению, он не поставил всю заметку в журнал, но получил пожертвования, а одна дама пожертвовала 500 долларов, приехала в Париж познакомиться с нами и сказала: «Если этого недостаточно, я могу дать больше».

Милдред, конечно, была вне себя от необходимости жить на подачки публики. Она рассказала Гертруде, что когда впервые узнала, что доход прекратился, она оповестила библиотекаря американской библиотеки в Париже и просила его прийти и забрать ее книги – она не была уверена, что сможет жить на Хилтопе. Гертруда сейчас же отправилась поговорить об этом с библиотекарем, и он сказал: «Если она после своей смерти завещает нам свои книги, тогда мы о них позаботимся сейчас». Милдред согласилась.

В библиотеке есть, во всяком случае, до последнего времени была, комната для ее книг. Их у Милдред скопилось много, некоторые представляют значительную ценность как первые издания или как уже не издающиеся. Ее сохранившиеся письма – часть она уничтожила – завещаны Гертруде.

Уильям Кук приезжал в своем маленьком автомобиле к Милдред и забирал ее на праздники – Рождество, Новый Год, день Благодарения и 4 июля. Он вспоминал, что Милдред была интересной пожилой леди, но трудным гостем.

Однажды Амелия, служанка Милдред, позвонила, что у Олдрич инфаркт. Олдрич всегда оставалась на ночь одна, Амелия появлялась по утрам. Когда Амелия пришла, она нашла Милдред на полу. Амелия послала за местным доктором. Гертруда позвонила Куку, и мы втроем поехали туда. Кук полагал, что лучший уход ей обеспечат в Американском госпитале в Нейи. За Мидред там заботливо ухаживали, но она вскоре умерла. Кук и Гертруда позаботились об устройстве похорон.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации