Текст книги "Лето, когда мы пропали"

Глава 9
Сейчас

Сегодня у нас первая встреча с правлением Дома Дэнни.

Донна организовала ее в последний момент, чтобы мы могли встретиться со всеми. Из всех мероприятий, к которым Донна хочет меня привлечь, – интервью, церемония открытия, гала-концерт по сбору средств – этой глупой встречи я опасаюсь больше всего. Даже спустя столько времени я не могу избавиться от тех первых впечатлений от высокомерных престарелых тетушек в закусочной. Как они сидели там и обсуждали, как многого мог бы добиться Дэнни без меня.

Самое паршивое, что они оказались на сто процентов правы. Я направляюсь к залу, но неловко останавливаюсь, когда вижу за столом Либби. Не уверена, как она меня примет.

Она замечает меня и встает с застенчивой неуверенной улыбкой. Она такая же милая, какой всегда была… и сильно беременна.

– Джулиет, – говорит она, обнимая меня. – Как я рада тебя видеть.

Я сглатываю. Приятно ее видеть, но в то же время болезненно. Она – еще один человек, с которым я крайне плохо обошлась.

– Прости, что пропала.

Под этим я подразумеваю: «Прости, что не появилась на твоей свадьбе; прости, что ни разу не ответила на твои звонки, письма или сообщения. Прости, что уехала из города, не сказав ни слова, и вела себя, словно ты для меня ничего не значила».

Она машет рукой.

– У тебя безумная жизнь! Не представляю, как ты все это выдерживаешь. Я за тобой слежу и чертовски горжусь.

Типичная Либби – такая добрая. Я бы на ее месте такой не была.

Опускаю взгляд на ее живот.

– Похоже, твоя жизнь вот-вот тоже станет безумной.

Она улыбается, взволнованно и смущенно одновременно.

– Это заняло какое-то время, – говорит она. – Но мы почти у цели.

Они с Грейди женаты уже больше шести лет, и я подозреваю, со слов Донны, что почти все это время Либби надеялась родить ребенка. Я могу представить, каково ей приходилось с миссис Поффстедер, которая похлопывала ее по плечу каждое гребаное воскресенье, утешала и в то же время вела себя, словно в этом была вина Либби. Интересно, куда эти старые клячи теперь ходят завтракать, когда закусочную снесли. Где они могут одновременно крепко держать Библии, поливать всех грязью и не оставлять чаевые?

В зале воцаряется тишина – это означает, что нам пора занять свои места. Либби хватает меня за руку.

– Мы можем как-нибудь пообедать, прежде чем ты уедешь? Я знаю, ты занята, но, если у тебя найдется для меня время, я бы с удовольствием поболтала.

– Было бы здорово, – говорю я. И я правда так думаю. Я бы с удовольствием пообедала с Либби, но совершенно точно не собираюсь этого делать. Я придумаю какой-то предлог или просто брошусь при необходимости под колеса автобуса. Почти любое мое общение в этом городе может обернуться ошибкой, но провести время с Либби? Это станет ошибкой почти наверняка.

Миниатюрная опрятная женщина встает перед собравшимися, натянуто улыбаясь.

– Большинству из вас уже известно, – начинает она, – я Хилари Питерс, новый исполнительный директор.

Она какая-то самодовольная, и сейчас, когда я уже не стараюсь быть одной из Алленов, я не собираюсь сдерживать порыв осудить ее за это.

– Позвольте для начала поприветствовать всех вас. Особенно наших звездных гостей – Люка Тейлора и Джулиет Кэнтрелл.

Мне кажется, или она произнесла слово звездные с ноткой сарказма? Я украдкой бросаю взгляд на Люка – хочу понять, беспокоится ли он на ее счет, но у него абсолютно непроницаемое лицо. У него всегда лучше, чем у меня, получалось прятать свои чувства. Хилари просит всех по кругу представиться, затем начинает что-то раздавать.

– В следующем месяце нам предстоит много дел, поэтому я созвала это собрание.

Ты не созывала это собрание. Донна созвала это собрание. Я сама видела, как Донна направила тебе гребаное приглашение.

Я изучаю план мероприятий, который она раздала. В основном это список интервью, и большинство из них организовано моим пиар-менеджером, включая церемонию закладки фундамента и гала-концерт.

– Теперь об интервью. Люк и Джулиет, я подумала, что будет любезно с вашей стороны, если вы оба всесторонне раскроете свою индивидуальность как приемных детей. Например, расскажете, где вы были до того, как Аллены взяли вас к себе, и где бы вы оказались, если бы не они.

Мы с Люком встречаемся взглядами. Большую часть правды о своем прошлом я тщательно подчистила, и он тоже. Нам не нужно, чтобы здесь это обсуждалось.

Я отодвигаю лист бумаги.

– Я была бы очень счастлива предоставить такое интервью для Дома Дэнни, но тот факт, что я была здесь приемным ребенком – Люк, кстати сказать, им не был – никогда не упоминался как часть стратегии.

Она покровительственно улыбается.

– Существует огромная разница между интервью, которое знаменитость дает с какой-то целью, и интервью, в котором звезда персонализирует свой опыт, чтобы читатели понимали, насколько он важен. Вы, конечно же, понимаете разницу?

Ах ты стерва.

– Я понимаю разницу. Однако обсуждать это – личное решение, которое я приму, когда придет время.

– Послушайте, Джулиет, – говорит она с натянутой улыбкой. – Я понимаю, это может вызвать у вас дискомфорт, но это будет многое значить для…

– Она сказала нет, – рычит Люк.

Хилари хлопает ресницами. Очевидно, нет Люка имеет вес, а мое – нет. Думаю, мне не стоит этому удивляться. Когда вообще кто-нибудь уважал мое мнение?

– Джулиет уже достаточно сделала для этого места. От нее больше ничего не требуется. И, как она упомянула, я не был приемным ребенком. Я просто провел здесь лето во время учебы в колледже.

– Так, но у вас же был сложный подростковый период, не так ли? – спрашивает она. – Возможно, вы могли бы подробно рассказать об этом…

– Давайте я сам буду решать, что хочу сказать, а Джулиет будет решать, что хочет сказать она, – продолжает Люк. – В первую очередь благодаря нам ваше мероприятие получает такое освещение в прессе.

Она хмурится, поглядывая на ближайших к ней членов правления с видом, который так и кричит: «Я вам говорила, у нас с ними будут проблемы».

– Ладно, давайте пока отложим это. Либби, вы можете нам немного рассказать, как продвигается подготовка к гала-концерту?

Либби улыбается. Она – сама доброта, прямо как Донна. Если бы попросила она, я бы, возможно, согласилась на интервью. Если бы попросила она, я, вероятно, согласилась бы почти на все, поэтому мне лучше держаться от нее подальше.

Она подробно рассказывает о плане проведения гала-концерта, который я по большей части не слушаю. На церемонии будет много людей, которых я бы предпочла там не видеть – особенно одного человека. Его бесит внимание, которое мне уделяют, и, возможно, он надеется подорвать мою репутацию. Вся затея крайне рискованная, и я не могу позволить себе забыть об этом.

Хилари прерывает Либби на середине, чтобы начать обсуждать церемонию открытия.

– Сначала слово возьмет Донна, – говорит она, – затем пастор прочитает молитву, я скажу речь, потом будет неплохо, если Джулиет споет «О, благодать», так как это был любимый христианский гимн Дэнни.

Я пристально на нее смотрю. Нет ни единого шанса, что я смогу справиться там с этой песней. Я ошеломлена тем, что она думает, будто у меня получится.

– Никто не упоминал, что предполагается мое выступление.

Взгляды присутствующих устремляются на меня и словно кричат: «Перестань создавать проблемы, Джулиет».

– Я подумала, вы не будете возражать, – говорит Хилари, проницательно улыбаясь. Я помню таких женщин, как она, среди десятков социальных работников, с которыми мне приходилось иметь дело в детстве. Она относится к тому типу людей, которые выбрали эту сферу не потому, что им не все равно, – они ее выбрали, потому что им нравится чувство превосходства.

– Учитывая ситуацию, я не уверена, что смогу выступить.

– Вы профессионал, не так ли? – спрашивает она. – Уверена, вы сможете с этим разобраться.

– Она сказала нет, – во второй раз вмешивается Люк. – Я бы порекомендовал вам прекратить попытки пренебрегать ее мнением, или узнаете, насколько меньше мы можем сотрудничать, чем сейчас.

Я шокированно смотрю на него. Люк уже не первый раз меня защищает.

Но я надеюсь, что, кроме меня, этого никто не замечает.

Глава 10
Тогда

ИЮЛЬ 2013

После наступления сумерек я еду с работы домой на велосипеде по прибрежной дороге. Стейси было не с кем оставить ребенка, и мне пришлось задержаться, но сейчас это все уже не важно – воздух благоухает, небо окрашено в персиковые и багровые тона, и у меня есть несколько минут для себя.

Крутя педали, я напеваю Homecoming. Вроде неплохо вышло. Дэнни бы подобрал прилагательное получше, чем грустная, если бы захотел. Люк в конце концов подтолкнул меня сыграть ее для всех тем вечером, и они были в восхищении, когда я закончила. «А я думал, Люк станет самым известным из всех нас», – сказал тогда Калеб.

Я чувствую, как внутренне становлюсь чуточку свободнее с каждым днем. Смогу ли я зарабатывать на жизнь пением? Прямо сейчас единственное, кем мне суждено стать, – это женой Дэнни. Не уверена, что мне этого достаточно.

Голова идет кругом от перспектив. Могла бы я позволить себе жить в Лос-Анджелесе? Но на что? С чего вообще нужно начать, чтобы тебя заметили?

Я так погружена в мысли, что не слышу свиста, пока машина не оказывается совсем рядом.

Прежде чем я успеваю оглянуться, чтобы оценить ситуацию, из машины вытягивается рука, хватает меня за рубашку и так резко дергает, что пуговицы разлетаются, велосипед теряет равновесие и бесконтрольно виляет. Сердце выпрыгивает из груди, и я в отчаянии вырываюсь. Незнакомец отпускает руку, и я отлетаю на обочину дороги. Шокирующая острая боль от ушиба пронзает бок, гравий впивается в кожу с ног до головы, а педаль велосипеда врезается в голень.

Мгновение я была оглушена, но когда впереди я увидела стоп-сигналы машины, адреналин вытеснил все – боль, шок, злость – на задний план. Потому что эти стоп-сигналы означают, что они не собираются уезжать.

Они возвращаются за мной.

Я не собиралась связываться с ними, когда была на велосипеде, и уж точно не хочу иметь с ними дело, лежа на обочине. Я с трудом поднимаюсь на ноги. Каждый миллиметр кожи кричит от боли, но я не обращаю на это внимания и пробираюсь к густым зарослям через дорогу, отчаянно спотыкаясь. Я скрываюсь из виду как раз в тот момент, когда они объезжают мой велосипед и останавливаются.

Не знаю, стоит ли мне бежать или постараться стоять неподвижно, но щиколотка опухает, и я не уверена, что смогу быстро двигаться. Я достаю телефон – руки трясутся. Двое парней выходят из машины и с минуту разглядывают заросли, ухмыляясь, как будто все происходящее – отменная забава. Я пригибаюсь ниже, пытаясь стать как можно меньше; слишком напуганная, чтобы даже вызвать полицию – они не успеют приехать, а звук клавиатуры может выдать мое местонахождение.

Приближается другая машина. Парни переглядываются, а я замираю. Сердце колотится, а они наконец садятся обратно в машину. Только когда они отъезжают, адреналин отпускает меня, и я падаю на землю, дрожа от холода в летний день. Хочется свернуться калачиком и лежать так, пока не почувствую себя лучше, но в прошлом мне не раз доводилось страдать от травм, поэтому я знаю, что чем дольше лежу не двигаясь, тем труднее будет восстановиться.

Я заставляю себя подняться на трясущихся ногах. Велосипеду конец, да и я так сильно напугана, что, скорее всего, все равно не смогла бы нормально ехать. Поэтому я иду пешком, прижимаясь к лесу на случай, если те парни вернутся.

Подозреваю, что у меня растяжение лодыжки, но продолжаю идти вперед, пытаясь запахнуть рубашку на груди. Слезы, которые наконец начинают стекать по лицу, не имеют ничего общего с болью. Я сомневаюсь, что в моей жизни наступит день, когда я перестану ожидать удара исподтишка; когда мне не придется идти, прихрамывая, в поисках безопасного места, неизбежно мучаясь вопросом, нет ли в случившемся моей вины.

Когда я добираюсь до дома, ребята уже вернулись после сёрфинга. Было бы проще, если бы они задержались. Дэнни поверит во что угодно, а вот Люка будет не так-то просто убедить.

Прихрамывая, поднимаюсь по ступенькам крыльца. Соберись, Джулиет. Ты не можешь просто войти и устроить там переполох.

– Джулиет? – зовет Донна, когда я открываю входную дверь. – Это ты?

Я глубоко вдыхаю.

– Привет! – кричу я. – Подойду через секунду! Мне нужно переодеться.

В моем голосе слышатся нотки, которых там обычно нет, – какая-то веселость и наигранность.

– Поторопись, милая! – кричит Донна в ответ. – Я готовлю пирог, и нужно перевернуть курицу.

«Ты опоздала», – подразумевают ее слова, и я судорожно вздыхаю.

Это того стоит? Это вообще чего-то стоит? Сегодня в закусочной женщина сказала сыну, что если он не будет учиться усерднее, то станет обслуживать столики, как я. Чарли назвал меня идиоткой. Два грубых старика спросили, сколько надо доплатить за чуток сахара после еды, и когда я им ответила, что сахар у них на столе, они засмеялись: «Мы не этот сахар имели в виду».

А что на другой чаше весов? Есть ли что-то стоящее во всем этом? Ничего. Но как, черт возьми, я смогу добраться да Лос-Анджелеса, если даже здесь не могу быть в безопасности?

Комок, который я изо всех сдерживала, поднимается к горлу и душит меня.

– Хорошо! – кричу я, прежде чем сглотнуть, – голос высокий и тонкий. – Одну секунду.

Я успеваю сделать один неуверенный шаг к лестнице, прежде чем из кухни появляется Люк, уставившись на меня быстро темнеющими глазами. Я крепче сжимаю рубашку, его взгляд следит за моим движением.

– Что, черт возьми, произошло?

– Ничего, – шепчу я. Соберись. Соберись. – Упала.

Он застывает.

– Какого черта ты мне врешь? Что случилось?

Донна выглядывает в коридор, и у нее округляются глаза, пока она вытирает руки о кухонное полотенце.

– Боже мой, дорогая, у тебя камешек прилип к… – Ее взгляд падает на блузку, которую я судорожно сжимаю руками. – О, дорогая.

Дэнни пересекает комнату и кладет ладони мне на плечи. Я втягиваю воздух от болезненного прикосновения.

– Рука, – шепчу я.

– Прости! Прости, – говорит он, отпуская меня. – Что произошло?

Я перевожу взгляд с него на Люка. Хочу соврать, но порванная рубашка меня выдает, а Люк, кажется, всегда видит, когда я вру.

– Какие-то парни пытались стащить меня с велосипеда по дороге домой. Я в порядке.

– Ты ни черта не в порядке, – рычит Люк. – Ты хромаешь, ты вся в ссадинах с ног до головы, и они порвали твою гребаную блузку.

Донна морщится от слов, которые он использует.

– Нам нужно вызвать полицию, милая?

Я быстро качаю головой.

– Нет. Ничего страшного не случилось.

– Черта с два не случилось, – рычит Люк.

Может, он и прав, но полиция не будет ничего предпринимать. Они, скорее всего, решат, что я сама виновата, и… может быть, так оно и есть. Может быть, мне следовало переодеться в другую одежду, прежде чем отправляться домой на велосипеде. Может быть, мне не следовало петь. Может быть, мне изначально не следовало садиться на велосипед.

– Я в порядке. Правда. Мне пришлось оставить велосипед. Кажется, у него рама погнулась.

– Ребята съездят за ним, – говорит Донна, прикасаясь рукой к моему здоровому локтю. – А я помогу тебе привести себя в порядок.

Донна ведет меня к лестнице, а Люк стоит и смотрит, как я иду, и сдерживает какой-то непонятный порыв, а потом наконец уходит прочь.

* * *

Донне приходится взять пинцет, чтобы вытащить частички щебня и стекла из кожи. Я кусаю губу, напрягаю бедра и впиваюсь ногтями в ладони, чтобы отвлечься от боли.

– Худшее позади, – наконец говорит она, и я выдыхаю от облегчения. Она включает для меня душ, но медлит, когда подходит к двери. – Если… все было хуже, чем ты описала внизу, ты можешь рассказать мне. Никому больше знать не обязательно.

Чувствую, как глаза наполняются слезами. Она думает, что меня изнасиловали, и не хочет говорить Дэнни, если это так.

– Хуже не было, правда. Они едва остановили машину.

Она с сомнением на меня смотрит. Она, наверное, думает, что, если все легко обошлось, мне не следует так расстраиваться. И, может быть, она права. Может быть, я так реагирую, потому что не всегда удача была на моей стороне и память оставила на мне свои следы. И кажется, я никак не могу их смыть.

Когда я спускаюсь, Дэнни с Люком на кухне. Люк встает, и Дэнни, глядя на него, следует его примеру. Я думала, ссадины будут выглядеть получше после душа, но на лице Люка написано совершенно обратное.

– Привет, милая. – Дэнни осторожно протягивает руку, дотрагиваясь до невредимого бока. – Чувствуешь себя лучше?

– Как новенькая, – отвечаю я.

Я смотрю на Донну и пытаюсь понять, какая ей нужна помощь.

– Не смей! – рявкает Люк.

– Я просто помогу…

– Джулиет, – говорит он приказным тоном, какого я от него никогда не слышала, – сядь.

– Да, милая, – настаивает Донна, – конечно. Тебе надо сесть.

Прихрамывая, иду к столу, а Люк движется к моему месту.

– Меняешься со мной местами, – требует он. С его места на дальнем краю стола мне будет трудно подскакивать туда-сюда во время ужина.

Я открываю рот, чтобы возразить, но его глаза так опасно темнеют, что я закрываю его обратно.

– Какая была машина? – спрашивает он.

Я поднимаю глаза. Даже если Аллены верят, что мир справедлив, я знаю, как на самом деле, и подозреваю, что Люк тоже. Люди лгут. Люди всегда будут спасать свою шкуру. Даже если я буду знать марку, модель и номер машины. Если опознаю родинку на внутренней стороне бедра парня, а у меня под ногтями будут частички его кожи, он все равно сможет заявить, что это был несчастный случай или недопонимание, и все ему поверят.

– Не имеет значения. Даже если бы я их знала, они все будут отрицать, скажут, что я сама упала с велосипеда.

– Я знаю, – отвечает он. – Я просто хочу, чтобы ты мне рассказала то, что видела.

– Машина серебристого цвета. Небольшая. Понятия не имею, какой марки. С досками для сёрфа на крыше.

– Ты кого-нибудь из них видела?

Я закрываю глаза.

– Я помню только того, кто схватил меня. – Еще одно черное пятно в моей памяти. У него был такой холодный взгляд. Он видел, что у меня течет кровь, видел раздолбанный велосипед, порванную рубашку, но все равно смеялся. – У него был пирсинг в брови. На костяшках тату. Это все, что помню.

Гаражные ворота открываются, сообщая, что приехал пастор.

Донна хмурится.

– Нам лучше прекратить говорить об этом.

Люк резко поворачивается к ней.

– Почему это?

Она моргает, удивленная его тоном, потом сглатывает.

– Потому что, я думаю, Джулиет предпочла бы, чтобы эта история осталась… между нами.

Нам всем требуется некоторое время, чтобы понять то, что она не сказала: если мы расскажем пастору, он упомянет это в проповеди. Он может подождать несколько месяцев, а потом сообщить буквально несколько подробностей, после которых ни у кого не останется сомнений, что это обо мне. «Молодая девушка едет на велосипеде домой после работы в закусочной», – скажет он, и все собравшиеся повернутся ко мне, вспоминая те недели, когда я ходила в синяках.

Скорее всего, они подумают, что я сама во всем виновата, и я не знаю, почему ненавижу их за это, ведь я сама так думаю. Логично это или нет, но у меня такое ощущение, что, будь я более достойным человеком, этого бы вообще не произошло.

Будь я такой девочкой, какой меня считают Аллены, разве ушел бы отец? Умер бы мой брат? Пришлось бы мне работать в закусочной, чтобы накопить денег и не стать бездомной после окончания школы?

Будь я той, другой, хорошей девочкой, поступил бы Джастин так, как поступил? Попытались бы те парни схватить меня?

Не могу отделаться от чувства, что я сама каким-то образом навлекла на себя все это.

– Какой штат? – спрашивает Люк. – Какого штата были номера?

Я качаю головой. Ответ не поможет.

– Калифорния, – тихо отвечаю я, когда открывается дверь.

Пастор смотрит на меня, сидящую на дальнем конце стола. Я даже не уверена, что сильнее привлекает его внимание – мои ссадины или тот факт, что я сижу не на своем месте и не смогу быть на подхвате.

– Что это?

– Джулиет немного поскользнулась на велосипеде, – быстро отвечает Донна.

Ноздри Люка раздуваются в безмолвном протесте.

– Ты упала? – спрашивает пастор. – На тебе был шлем?

Я качаю головой. Поверьте, пастор найдет способ сделать меня виноватой.

Пастор хмуро смотрит на Донну и на беспорядок на кухонном столе.

– Тебе не следовало все делать в одиночку.

Он не говорит, что ребята должны были помочь. Он имеет в виду: «Падение с велосипеда – не оправдание».

Я собираюсь встать, но вместо этого Люк поднимается на ноги.

– Я помогу, – говорит он.

И бросает на спину пастора убийственный взгляд.

* * *

Велосипед так поврежден, что ремонту не подлежит. Я скопила достаточно денег на новый, но пока не готова его купить. Теперь, находясь на улице, даже когда иду совсем недалеко, я постоянно слышу шепот, предупреждающий о чьем-то приближении. Поэтому я езжу на автобусе, что в два раза дольше, а пастор слегка холоден ко мне в те вечера, когда я не помогаю Донне, будто я специально это задумала.

После того случая Люк ходит на вечеринки один, а спустя неделю, когда я возвращаюсь с работы, он почему-то настаивает, чтобы я тоже пошла.

– Сегодня вечером на пляже намечается большая вечеринка, – говорит он. – Нам всем нужно пойти. Я подвезу.

Я хмурюсь. На пляже часто проходят большие вечеринки, и Люку никогда не было до них дела, поэтому я не понимаю, почему эта так важна. Раньше он всегда ездил один, ведь его вечеринки заканчиваются совсем не так, как у нас с Дэнни.

– Конечно, как скажешь, – весело соглашается Дэнни, даже не интересуясь, почему Люк меняет планы. Мне кажется, ему должно быть хотя бы любопытно.

Когда мы приезжаем на место несколько часов спустя, то видим сотни ребят и девчонок.