Текст книги "Бабуся"

– Зачем ты наклепал на себя, Петрок, что не можешь работать наравне с настоящими рабочими, – заметила ему как-то бабуся. – Ты работаешь у меня даже больше других и будешь получать настоящее жалованье.

– Нет, сударыня, денег брать от вас я не могу… Сам чувствую, скоро совсем потеряю силу… За что же вы тогда кормить меня будете? Пусть денежки, что вы мне предназначили, у вас остаются на то время, когда я задаром за печкой только хлеб жевать буду, да вот еще когда хоронить придется…

Лучшим удовольствием для Петрока было, когда бабуся звала его к себе в праздник в комнату, и он садился среди детей, слушал чтение и сам читал вслух, так как он был грамотный, а-за тем он начинал свои бесконечные рассказы о походах, о жизни на юге где он провел много лет, о разных случаях из своего прошлого, обильного приключениями.

Так бабуся мирно поживала со своими ребятами; крепко привязались они друг к другу. Только однажды, да и то ненадолго, их мирная жизнь была несколько нарушена самым неожиданным образом. Бабуся послала Костю верхом на лошади на постоялый двор находящейся верстах в пятнадцати от её деревни, купить белой муки для предстоящего праздника рождества. Вдруг Костя, гораздо раньше срока, пронесся мимо окон, привязал лошадь наскоро у забора, вбежал в комнату весь бледный и растрепанный и с плачем повалился в ноги старушке.

– Что с тобою? – закричали в испуге дети и бабуся. Все знали Костю за парня нетрусливого и далеко не слезливого и подумали, что над ним стряслась какая-нибудь большая беда.

– Бабуся! Бабуся! Не поезжай с ней! Мы не пустим тебя! – болтал он, не помня себя от горя, и горячие слезы падали ему на грудь и руки.

– Я ничего не понимаю, что такое?

– На постоялом какая-то барыня лошадей кормит, скоро сюда будет… она расспрашивала о тебе… Сказала, что за тобой едет, тебя к себе возьмет, потому что тебя здесь, будто некому и похоронить… А мы то зачем? Не уезжай, бабуся, не оставляй нас…

– Так ты оттого так и перепугался? Ах, глупенький, глупенький, – ни к кому я не поеду! Нет никого у меня ближе вас! – И Александра Николаевна вспомнила свою дальнюю родственницу, которую она когда-то хорошо знала за особу, очень бесцеремонную и падкую до наследств. Несколько месяцев тому назад та написала ей очень трогательное письмо, в котором просила ее приехать в Москву, переселиться к ней навсегда, давала самые торжественные клятвы покоить её старость, утешать в одиночестве, с честью похоронить и оплакать, когда придет время. Александра Николаевна ничего не отвечала на это чувствительное послание, и родственница, вероятно, нашла более удобным повидать ее лично, подействовать на нее словом. Осипова на первых, же порах высказала ей, что никогда не оставит Макаровки, и при ней продолжала вести ту же скромную, незатейливую жизнь среди детей, к которым она была привязана всей душой. Чувствительная родственница изумлялась её времяпрепровождению, косо и брезгливо поглядывала на ребят, державших себя в доме полными хозяевами, и бесцеремонно высказала в глаза доброй старушке, что среди грубой обстановки она сама «опустилась», повторяя это выжжете с голоса помещиков которые были недовольны приемами бабуси. Осипова была слишком небогата, чтобы задавать угощения своим соседям, которые прежде навещали ее: все её средства, за удовлетворением необходимых нужд, уходили на книги детям и на вспомоществование старым, больным и увечным. К тому же, с течением времени, она всё более и более теряла способность занимать гостей. Зато как привязаны были к ней деревенские детишки! И было за что! Она не только с ними болтала, читала и попивала чаек… Когда она совершенно оправилась от своей тяжелой болезни, она начала учить их грамоте. Поступал кто-нибудь из них в школу, и тут она не упускала его из виду: хорошо идет, – она старается определить его в учебное заведение повыше, хлопочет, пишет старым знакомым, снабжает мальчика, если есть какая-нибудь возможность, деньгами на путешествие; с менее способным сама занимается в праздничное время, когда он приходит домой. И теперь еще жива и всё так же любима старая, добрая бабуся.