Текст книги "В Москву за билетом в Торонто. Повесть"

Бахруз вышел из комнаты. В прихожей его ждала дочь. Ей было 14. Она была достаточно взрослая, чтобы уже понимать, что такое разлука. Ее переполняли эмоции, равно как и глаза переполнялись слезами. Она плакала и за себя и за мать. Нармина была самым откровенным и искренним человеком в их уже не существующей семье. Отец с дочерью долго стояли в прихожей, обнявшись, не обращая внимания на время…

– Хочешь выпить? – предложил Эмиль, – я припас кое-что.

– Да ты что, Эмиль?! Залететь хочешь! На каждом углу «гаишники» стоят, – воспротивился Бахруз.

– Да я о тебе, Бахруз. Я сам не буду. Выпей, станет легче, – настаивал Эмиль.

Бахруз отпил пару глотков виски из фляги Эмиля. Напиток приятно растекся, обжигая нутро и побеждая скопившееся напряжение.

– Мне нравилось приходить к вам, – сказал Эмиль, проезжая мимо дома, где жил Бахруз.

Бахруз не ответил. Он в последний раз пригубил флягу, закрыл и положил ее в бардачок. Его по-прежнему беспокоили мысли о правоте и несправедливости. Сдавалась, а затем заново боролась совесть. Он не мог осознать, что он разведен. Он по-прежнему болтался между мирскими желаниями и ответственностью отца и мужа. Он в последний раз бросил взгляд на окна своей бывшей квартиры. На окна, откуда он грезил о будущем и совсем не предполагал, что будущее требует жертв за мнимую сказку.

– Блин! Бахруз, и здесь пробка, – выругался Эмиль. – Придется прорываться через Чапаева.

– Чапаева? – спросил Бахруз, – там сейчас бум торговцев.

– Другого выхода нет, – ответил Эмиль, озадаченный поисками путей «прорыва» к аэропорту.

– Вот так всегда в Баку, – подумал Бахруз, – избегая маленькие пробки, все непроизвольно создают большие.

Эмиль свернул на брусчатку. Легендарный «01» затрясся, задребезжал.

– Эмиль, мы не развалимся? – стал подначивать друга Бахруз.

– Быстрее мы с тобой, старые развалюхи, развалимся, чем моя красавица, – Эмиль трясся больше, чем его машина, но упрямо не переставал ее хвалить.

Друзья въехали на улицу Чапаева. Улица была длинная и достаточно широкая. Однако широту ее съедали торговые точки и большое количество машин. На Чапаева размещался импровизирован-ный рынок, в основном, сельхозпродукции. Труженики села со всей страны стекались к этому рынку, чтобы предложить бакинцам все то, что было взращено их непосильным трудом. Жители Баку всегда отдавали предпочтение рынкам больше, чем маркетам и более крупным торговым центрам. Страсть бакинцев придти на базар пораньше и купить самое свежее находила понимание со стороны жителей села, которые, в свою очередь, старались до вечера избавиться от скоропортящегося товара и выехать из города за новой партией овощей и фруктов. Торговля шла бойкая, и настолько, что многие труженики села не замечали, как отходы их торговли разносятся ногами бакинцев по всему городу. Сельхозпродукцию на рынок доставляли, в основном, посредством личного транспорта. Овощи и фрукты становились главными «пассажирами» в салоне автомобиля. Парковались труженики села как повезет, или как договорятся, или кто кого победит в кулачном бою. Иногда победителю награда не доставалась. За волю к победе его награждала полиция, которая появлялась внезапно, как за грешниками в кинофильмах появляются «адовы» слуги.

– Ну, чего застрял, лопух! – Эмиль, высунувшись из окна, кричал хозяину машины, которая под завязку была забита хурмой.

– Он тебя не видит, Эмиль. У него даже нет бокового зеркала, – сказал Бахруз, первым заметивший недостаток обзора.

Эмиль расходился в эмоциях: «Ну как в этом городе быть! Куда ни кинешься – везде проблемы с людьми».

– Много людей в городе. Все хотят выжить, и мало рынков, где можно купить подешевле и продать побыстрей, – с пониманием отозвался Бахруз.

– Неужели нельзя придумать, как помочь всем нам, населяющим эту грешную землю, – шипел, негодуя, Эмиль.

Наконец обладатель хурмы нашел место, куда приткнуться.

Друзья постепенно прорывались к большой дороге. Они проезжали сквозь строй торговых рядов, постепенно выдвигающихся на проезжую часть, при этом занимая и тротуар. Продавцы мастерски воздвигали фруктовые витрины, заботливо протирая каждый фрукт. Бахруз всегда находил разницу между тружеником, который продает свое, и торговцем-перекупщиком. Торговец всегда не уступчив и не любезен.

– Сколько людей, Бахруз, – заметил Эмиль, – и все хотят, чтоб каждому повезло, одному купить за гроши, а другому – продать подороже.

– К вечеру все разойдутся, – успокоил друга Бахруз.

– И все уедут из города? – спросил Эмиль с надеждой в голосе.

Бахруз улыбнулся в ответ.

– Вот именно, что никто этого не знает, – ответил Эмиль на свой же вопрос. – Извечная проблема села и города. Я никого не виню, – продолжал Эмиль. – Я понимаю этих людей – всем надо жить. Но эти ребята обладают странной особенностью: один раз встав на чье-то место, они с него не сходят. Вбиваются как клинья в чужую землю, имея при этом свою землю.

Эмиль нервничал, «кипел», периодически ударял по сигналу.

– Я же не приезжаю к ним и не остаюсь надолго. Я живу в своем городе, забочусь о нем, прежде всего, своим поведением. Так у них ведь отсутствуют понятия чуткости и вежливости. И потом, городские жители многого не хотят. Отчий дом в Баку и дачу у моря. Это все, что надо для полного счастья. А этим ребятам подавай все и сразу – родимый край с полями и тракторами, леса со зверьем и пушниной и Баку в услужение, с его бездонным бассейном городских удовольствий.

– Я солидарен с тобой, Эмиль, – заговорил Бахруз, внимательно выслушав продолжительную тираду друга. – Это естественное желание людей – быть поближе к другим людям. А где много людей, там всегда не хочется быть последним. Они приезжают, чтобы расширить свой успех, ибо село – понятие ограниченное. Но село – это земля, а не квартира в городе, которую ты можешь продать и только разделить свое добро, но никак его не приумножить. Ребята же из деревень знают цену земле, она может, на худой конец, картошкой накормить. Так что кормилицу ни один дурак не продаст. Земля кормит, а они копят на квартиру в Баку. В один прекрасный день они приезжают в Баку и покупают на накопленные деньги квартиру. После они покупают дачу и берег моря, хотя им мил деревенский ручеек. И после всего им наплевать на то, за кого ты их считаешь. Достигнув бакинских благ, эти ребята становятся невосприимчивыми для всяческих слов презрения. Они покупают все то, что ты любишь, потому что им по нраву покупать и продавать чужое, а любить они продолжают свою землю-кормилицу.

Бахрузу не понравились собственные мысли. Он подумал, что нельзя так рассуждать при человеке, который родился в этом городе, и должен сегодня остаться в нем один, без друга, который сегодня уезжает в другой город, чтобы жить по-другому.

– Просто надо продолжать жить и быть уверенным, что все скоро изменится. Каждый найдет, что-то свое и довольный уедет к себе домой.

Последние слова Бахруза удивили Эмиля, он многозначительно улыбнулся.

– Ну все! Вырвались! – Эмиль вздохнул.

Старенькая машина стала набирать обороты и побежала легко, оставляя за собой город – вечно родной и славный.

Эмиль остановился на светофоре. Рядом, почти впритирку проплыл «Лексус». В Баку таких, изящно вплывающих в промежутки, называют «милиметровщики». «Лексус» проехал изящно, но остановился нагло – перекрыл обзор всем остальным, а точнее, только Эмилю.

– Видал наглеца, – встрепенулся Эмиль, и стал объезжать четырехколесную роскошь, – хочу ему в глаза посмотреть.

Эмиль был настроен решительно. Сделав неплохой маневр на своей «красотке», Эмиль оказался впереди, но только некорректно, боком к «Лексусу». Друзьям предоставилась возможность обозревать лицо хозяина дорогущей машины.

Из окна «Лексуса» «вывалилась» очень большая бритая голова и вытянулась очень большая рука. Парень был достаточно крупным. Он улыбался, ехидно и нагло. Свисщая рука парня напоминала массивный ковш экскаватора. Большой перстень на его пальце дополнял мечтательный образ современной молодежи.

– Козел! – процедил Эмиль. – Явно оттуда, судя по габаритам.

– Откуда? – спросил Бахруз, вглядываясь в великана.

– Да все оттуда же. Где летом жарко, как в Африке, а зимой холодно, как на полюсе. И как он похож на моего бывшего шефа, как брат-близнец. Такой же викинг африканский.

– Почему на «бывшего», Эмиль? – встревоженно спросил Бахруз.

– Да ушел я из фирмы. Вернулся обратно в институт.

– Почему, Эмиль?

Бахруз знал, с каким трудом Эмилю досталось это место на фирме. Это было его место по призванию. Он с детства отличался изобретательностью и смекалкой. Он был главным инженером на фирме, производящей медицинское оборудование.

– Достали они меня, брат. Создаешь им нечто, до чего сами допереть не могут, а потом в один прекрасный день выясняется, что он просто в игры играет и об имидже думает. А на самом деле ему больше нравится куриные окорочка продавать, потому что он в этом лучше разбирается, чем в производстве. Недавно приехал сын шефа из Америки. Хмыреныш редкий. Дохлый такой, вредный, злой и гнусавый. Привел его отец на фирму и говорит: «Эмиль Искендерович! Сделайте из него человека». Сам-то он в госструктуре работает, в офисе появляется крайне редко. Так вот, Бахруз, с появлением этого сынка и начались мои проблемы. Стал этот парень путаться под ногами, совать свой нос куда не надо, даже пытался указания давать, отменяя мои. Потом стал приставать с какими-то вопросниками, диаграммами, которым ему там за океаном обучили, динамику какую-то высчитывать. Короче, достал всех своими причудами. А недавно, на производственные деньги, понавесил в офисе камеры и стал следить за персоналом. Отоспится до 12-и дня, приедет в офис, просмотрит запись и давай всех дергать. Говорю ему: «Сынок, здесь Баку и люди другие, они не понимают твои новомодные методы. Это все мешает работе». – «Это у вас, в совковом периоде, все было сложно, со всеми цацкались. Сейчас профсоюза нет, никто нянчиться не будет. Не нравится? Пошел вон!». Ну, как тебе, Бахруз, такие разговоры? – Эмиль был крайне возбужден. – Я ему объясняю: «Сынок, это отрасль, а не базар, здесь нужны специальные знания, подобных специалистов трудно найти, надо быть более тактичным, гибким с людьми». А он мне: «Я за деньги Вам новых работяг найду». Представляешь, мне поступают заказы, а он решил играть в грозного начальника. На днях, мне надо было набрать на компьютере объемную техническую документацию. Дал объявление в газету. Приходит по объявлению девушка. Молодая, вся такая видная. Начинаю собеседовать с ней, как вдруг врывается этот гаденыш: «Эмиль Искендерович, можно Вас на пару слов?». Выхожу я к нему, а он мне: «Эмиль Искендерович, знаете, а папа велел мне собеседования с кандидатами на работу проводить». – «Я уже начал, со следующим будешь беседовать ты». – «Нет! Пожалуйста, выполняйте распоряжения папы». В душе я сам себе говорю: «Да я тебя, и папу твоего, и фирму вашу, в придачу, на дне Каспия видел». Махнул рукой, вернулся к себе и говорю девушке: «Пройдите в соседний кабинет, там с Вами продолжат собеседование, только скажите мне, Вы работать умеете на компьютере?» Она, помявшись, отвечает: «Если честно, то совсем малость». Чуть позже прохожу мимо кабинета шефа, а там, гаденыш развалился в кресле отца и вовсю с этой девицей беседы ведет:

«А Вы помните Фарика из 9-го «Б», он на Заре женился, сейчас они в Лондоне живут». Представляешь, Бахруз? У меня здесь завал работы, а этот паршивец школьные деньки вспоминает. Потом повел девушку провожать и у двери говорит ей: «Ну, все, Зара, договорились! Завтра выходите на работу, а детали сегодня вечером где-нибудь в укромном месте обсудим». Вот так вот, брат! Я тут как папа Карло бегаю, а он здесь кадрить решил. Захожу к нему и говорю: «Ты что, с девушками на улице познакомиться не можешь, здесь, на производстве решил этим заняться?» Ты даже не представляешь, что мне этот сукин сын отвечает: «А чего напрягаться, если сами приходят». Меня как молнией шарахнуло, говорю ему: «Ты что себе здесь позволяешь, ты как себя ведешь, ты где вообще находишься?!» Короче, меня понесло, думал, удавлю. А этот сопляк мне в ответ: «Я у себя, и на своем производстве,

а Вы наймит, и знайте свое место». И тут, Бахруз, меня понесло. Схватил я его за грудки, козявку легковесную, и поволок его к выходу. Вечером в офис приехал шеф. Созвал всех на совещание, кроме меня. Я понял, что пора уходить. Ты же знаешь, как наши начинают отчуждать – они не здороваются. Со мной не поздоровались. Я стал собираться. Дал последние указания и хотел было уйти, как секретарша пригласила меня к шефу. Встретил он меня, конечно, как всегда отменно. Стал обхаживать усаживать, тоже мне, артист. Начал красиво. Говорил обоснованно и корректно, чувствовалась министерская школа: «Знаете, Эмиль Искендерович, дела у меня сейчас идут не важно. Думаю, продавать бизнес». Я опешил: «Как продавать? Мы только начали. Заказов набрали, людей привлекли, под лизинг влезли, чтобы оборудование пробрести, а Вы решили закрываться?» – «Ну и что. От заказов откажемся. Ничего страшного в этом нет, найдут себе других подрядчиков. Людей не обидим – заплатим. А с лизингом я разберусь, все равно ответственность за него лежит на моем министерстве. Так что не беспокойтесь». Представляешь, Бахруз! Каков гусь! Я многое уже сделал – поднял производство, в районах люди продукцию ждут, больницы не открывают, деньги уплатили наперед, а он мне говорит: «Ничего, всех пошлем к такой-то матери». «Вы знаете, – не отстаю я от него, – хотя бы давайте отделаемся от заказов, которые уже в процессе производства, а с остальными я сам разберусь». – «А сколько Вам надо времени на все это?» – «5 – 6 месяцев». И тут он мне возразил: «Да Вы что? Буду я играть с Вашими железками, всякими там шкафами и кроватями. Продам к чертовой матери все и сразу и даже глазом не поведу. Пусть потом другие разбираются». – «Так нельзя, – говорю я ему, – город-то маленький, как потом людям в глаза смотреть будем». И тут он, нагло рассмеявшись мне в лицо, ответил: «Вот Вы и смотрите, а я и без того весь день на работе сижу, а по вечерам отдыхаю там, куда «совестливых» не пускают». Сижу я, брат, весь такой на нервах и не знаю, что ответить. Он это почувствовал. Поднялся. Подошел к шкафу. Достал бутылку коньяка. Уселся, и стал разливать: «Пейте! Эмиль Искендерович. Давайте я Вам кое-что расскажу. Когда мне было десять лет, я на летних каникулах в городе мороженое продавал. Отец мне соорудил такую небольшую коробочку желтого цвета, куда я вместе с сухим льдом накладывал мороженое. Мое излюбленное место продажи мороженого было рядом со зданием ДОСААФа на улице Хагани. Благо, мой отец тогда договорился с постовым на этой улице способствовать процветанию моего «бизнеса». А я, в свою очередь, ему каждый день, по вечерам, подносил по 3 рубля в знак «благодарности». Скажу я Вам, что торговля не всегда шла бойко. Не доверяли многие прохожие маленькому мальчику с его желтым чемоданчиком. Кто обходил меня, как прокаженного, кто насмехался бессовестно. А я стоял и стоял, как проклятый. Временами из ДОСААФа вываливали ребята моего возраста, чтобы испытывать маленькие моторчики своих маленьких самолетиков. Вокруг них собиралась толпа сверстников и сверстниц. Все как завороженные смотрели на то, что они делают. Эти ребята тогда мне казались очень взрослыми и умными – я им завидовал. Потом люди отходили от них и натыкались на меня с моим желтым чемоданчиком, и мой позор усиливался от этого контраста. Однажды вечером, я сказал отцу, что больше мороженое продавать не буду, а хочу авиамоделизмом заниматься. Отец тогда посмотрел на меня очень пристально, то ли с удивлением, то ли с сожалением, и сказал: «Завтра пойдешь на свое место и будешь продолжать продавать мороженое, потому что ты за это место платишь деньги, которые тебе достаются нелегко. И запомни мои слова – деньги в руках мужчины словно сабля, которой можно разрубить все преграды и запреты. Поверь отцу, такая сабля по жизни очень нужна. Пусть эти умники ходят и крутят свои пропеллеры, как хвосты коровам. Жизнь покажет, кому и что достанется». На следующий день я вернулся на свое место, но в руках, мысленно, у меня уже была сабля, а у этих умников – коровьи хвосты. Прошли годы. Денег становилось больше, а сабля острее. Много кого я ею «порубил», и много чему меня научила жизнь. Я выкупил у города этот кружок ДОСААФ и папашину водяную лавку, в которой он работал. Из ДОСААФа я сделал банк, а из лавки – табачный магазин. И вот на днях встречаю я рядом с банком одного из тех умников. Идет, озирается, головой качает. Говорю ему: «Как дела? Не узнал?» С трудом, конечно, но он признал меня. Спрашиваю его: «Чем занимаешься, где работаешь?»

– «На буровой в море». – «Опять крутишь?» – «Что кручу?» – «Ну, что-нибудь, как всегда». – «Не я, а установка крутит».

– «Понятно, что не ты». – «А ты где сейчас?» И знаете, Эмиль Искендерович, тут «взмахнул я своей саблей» и ответил ему: «А я стою перед своим банком и иногда слышу, как звучат ваши моторчики». И представляешь, Бахруз, сразу после этих слов, прямо мне в лоб, задает вопрос: «А Вы что конструировали, Эмиль Искендерович». – «Я корабли собирал», – отвечаю я ему. А он, подлец, стал раскатываться хохотом: «Вот я в точку попал, и в Вас я не ошибся, как у меня здорово получается таких как Вы распознавать», – говорит он мне, скаля зубы. – «Каких таких. Вы уточните, пожалуйста», – спрашиваю я его. – «Моделистов, вы все похожи, а главное, вы все несговорчивы. Вот и в министерстве у меня, есть один из ваших, отделом IT руководит. Несговорчивый такой, аж иногда стукнуть его хочется и уволить по статье». – «И что же Вас сдерживает?», – спрашивают я его. – «Нужен он министерству». – «Ах, значит, Вам все-таки нужны моделисты», – отвечаю я ему. – «Да, представьте себе, что нужны», – ухмыляясь, отвечает он мне с наглой ухмылкой. – «Просто каждый должен заниматься своим делом», – говорю я ему. – «Знаете, Эмиль Искендерович», – отвечает он мне, – «как говорил мой покойный отец: «все мы стремимся к деньгам, которые требуют почтения. Так прежде чем поклониться деньгам, надо склониться перед людьми.

И еще надо уметь договариваться, и ладить, чтобы было, на что кусок хлеба купить. И с детьми тоже надо уметь ладить. Вы же отец, должны понимать, как с детьми нелегко. Думаю, Вы понимаете, кого я имею в виду». – «Понимаю, о ком Вы. И считаю, что ему здесь пока не место», – отвечаю я ему, а сам чувствую, что близится развязка. А он в ответ: «Давайте, я Вам кое-что объясню раз и навсегда. Я всю жизнь торговал, всем и вся. Это хорошо, но уже не актуально, а точнее, не престижно при моих возможностях. И потом, надо вкладывать не в барахло, а в производство барахла, чтобы и производство стоило не дорого,

а барахло приносило много денег. Это все, что касается всей моей затеи. А теперь о самом главном. У меня один сын. Наследник. Ему надо учиться жить и, в отличие от многих своих сверстников, ему надо научиться приумножать свое добро, и естественно, научиться править своим хозяйством. Так, что, я думаю, что Вы, как человек неглупый, понимаете меня. Это все его и ему здесь решать, как и с кем поступать». – «Ну, это же не в бирюльки играть, – говорю я ему, – это производство, тут свои сложности и проблемы, которые надо решать, обладая специальными знаниями. И потом, иногда надо входить в положение людей и понимать ситуацию. А он что, «машет вашей саблей», без разбора, а я после него людей успокаиваю, упрашиваю вернуться». Вот тут-то, Бахруз, он и разошелся. Явно, мое сравнение ему пришлось не по нраву: «Да что мне ваши люди – хлам безмозглый. Были бы мозги, имели бы свои предприятия, а не горбатились бы на чужого дядю». – «Они не хлам! – отвечаю я ему, – а достойные люди, все высококлассные специалисты и каждый на своем месте». – «Это мне решать, кому быть здесь, а кому – за проходной, – говорит он мне, словно полубог, – и запомните, люди всегда неблагодарны». – «А Вы пробовали их уважать?» – спрашиваю я его. – «Представьте себе, Эмиль Искендерович, пробовал, и сейчас, сидя в этом кабинете, пытаюсь Вас уважать, но Вы меня не хотите понять. Вы выказываете мне свою несговорчивость и упрямство, тем самым раздражаете меня – владельца всего этого, как Вы там выразились, «производства». А бизнес я продам. Хватит, наигрался мальчик. Пусть едет обратно в Европу, доучиваться, здесь ему скучно». Смотрю я на него, Бахруз, и хочу понять, как такие Бога не боятся, что творят такую безответственность. «Люди не рабы, – говорю я ему, – у них есть права, с ними так нельзя поступать». – «Да, люди не рабы, но и не все – хозяева, – отвечает он, – как говорил какой-то там великий: «каждому свое, а кому-то больше». И как говорит мой министр: «игроки всегда ищут борцов, чтобы играть, а борцы всегда ищут борьбу, чтобы бороться». Так что, Эмиль Искендерович, вот Вам я здесь кое-что подготовил». И достает он из пиджака конверт, и небрежно так бросает на стол. «Возьмите, это Вам». И тут, Бахруз, я почувствовал ту самую «саблю бесчестия», вознесенную над моей головой. «Давайте, я Вам тоже кое-что скажу напоследок», – говорю я ему. «Знаете, чего у меня больше чем у Ваших друзей, у Ваших родственников и у Вас лично? У меня больше достоинства, чем у вас у всех, вместе взятых, денег и добра нажитого. Возьмите эти деньги, да приложите к ним немного своих, и откройте кружок авиамоделизма, и пошлите туда своего сына. Уверен, он там многому научиться. А Вам лично посоветую не прятать далеко Ваш желтый чемоданчик. А то, кто знает, как жизнь повернется». Теперь я опять работаю в институте, и как прежде, сижу на своем месте, которое нужно мне и, может быть, госбюджету.

«Жизнь полна принципов, – размышлял Бахруз, – одни ищут честные принципы, другие хватают все, что прибьется к их порогу. И так всю жизнь, одни прожигают жизнь в поисках достойного,

а другие тащат домой все то, что незатейливо лежит на поверхности».

– Времена изменились, Эмиль! Мы этого не заметили и не могли, честно говоря, заметить. Мы не привыкли к таким отношениям. Мы слепы к неравноправию. А на дворе уже давно другие времена, другие принципы, и люди чуждые нам, хоть и говорят с нами на одном языке.

– Но я же хотел как лучше, Бахруз, хотел принести ему прибыль, и притом значительную, – Эмиль возмутился и замотал головой.

– Но она ему не нужна, такая прибыль, где он и его чадо на задних рядах. Он готов потерять массу денег ради того, чтобы быть правым. На деньги некоторые хотят купить не только роскошь, но и право быть всегда правым.

– Значит, у него уже предостаточно денег, раз он ими бросается ради собственной прихоти, а точнее, ради собственной глупости. Ну, это же неразумно, Бахруз?! Промышленность – это технологии, здесь нельзя останавливаться.

– Ты прав – это развитие, но, Эмиль, развитие не всегда комфортно. Это риск – значит нервы, и это контроль – значит постоянное присутствие. Все это хлопотно, чисто, эмоционально.

А потом, это большие деньги, которые ему достались долгими муками собирательства и притом всяческими методами. Не думаю, что он стал бы возиться с твоими идеями ради их воплощения.

– Урод! – Эмиль злобно процедил сквозь зубы. – Откуда такие только берутся!

– Эмиль! – Бахруз попытался успокоить друга. – Они такие же, как и мы, просто мы все разные. Природа наделяет нас внешними и умственными особенностями, иногда яркими, а иногда обычными. И никто в этом не виноват, что яркое всегда заметнее. Однако деньги делают всех яркими, но кого-то только на время. Все знают, что деньги в Баку не постоянны, они имеют особенность перетекать из одного кармана в другой. И пока они у него есть – он светится в свое удовольствие. А ты вот такой весь стоишь перед ним – умный мальчик-авиамоделист – зависть его детства —

и толкуешь ему про развитие, про честь и совесть. У подобных людей все отношения строятся на личной выгоде. С ними спорить

о подобных вещах чревато, они могут обидеть своими деньгами. Для них деньги – это как кожа: чем больше, тем толще. Знаешь, Эмиль! Порой большое достоинство мешает видеть чужие преимущества. Наше поколение бакинцев никогда не смирится с положением материального неравноправия. Мы привыкли к равенству во всем, особенно в общении. Мы думаем, что если ты бакинец, то о какой-либо разнице не может быть и речи. Это иллюзия. Она местами выручает, но только на время, которого у нас с тобой осталось очень мало. Время подавляет своими особенностями. Жизнь часто стала взывать к совести, испытывать гордость. Это плохой признак. Значит, люди стали непорядочными или стали жить по новым правилам. Сейчас трудно быть гордым. Ибо если не питать гордость удачей, она может убить, съедая.

Друзья молчали. Машина плавно катила по дороге. Эмиль предавался молчанию. Его лицо было расслабленное и довольное. Бахруз успокоил его. У него это часто получалось – вселять в друга уверенность. Сегодня Бахруз переживал за друга. «Все будет хорошо, – подумал Бахруз, – сила обстоятельств всегда заключена в наших недоразумениях, просто, всему свое время». Он был уверен, что он в силах изменить положение, как свое, так и друга. По жизни везет тогда, когда везет друзьям, а не везет, когда друзья ищут новых друзей. Бахруз всегда искал ответы на многие вопросы, но только никогда не задавал себе вопрос, с кем ему дружить еще.

– Я тебя вызову! – Бахруз первый нарушил молчание.

– Я буду ждать, – ответил Эмиль, понимая, о чем идет речь. – Ты только там будь осторожнее.

– Хорошо брат, буду! – заверил друга Бахруз. – Я знаю, Эмиль, что мне сейчас нужно. Как тогда, в нашем с тобой детстве. Каждый раз, когда я спускался во двор, я знал, что во дворе, если мы вместе, мы короли. Когда я выходил на улицу, я знал, что у меня есть друзья и я неприкасаемый. А теперь, когда я покидаю наш город, двор и нашу улицу, я осознаю, что я останусь один, наедине со своими соображениями и умением выживать собственными силами. Это испытание, которое я должен пройти один, и достойно. И тогда у меня все будет – и дом, и двор, и друзья рядом. Илона говорит, что в Канаде все, как в Баку – все такие же приветливые.

– Да просто туда уже пол-Баку переехало, и сегодня еще один туда намылился поехать, – удачно пошутив, Эмиль рассмеялся.

Друзья смеялись, вместе ощущая крепкую дружбу и веру в свое будущее.

– Бахруз! У тебя телефон звонит, – Эмиль слышал в своей машине лучше, чем Бахруз. Старый двигатель всегда приучает слух владельца к своим «неповторимым трелям».

– Это Москва, Сергей звонит, – сказал, оживившись, Бахруз.

– Привет, братишка, рад тебя слышать, – звучно начал диалог Бахруз.

– Привет, Бахруз, – ответил Сергей. – Я тоже рад тебя слышать, ну, как у тебя дела?

– Да вот, уже подъезжаем к аэропорту.

– Это понятно, что ты едешь, потому что хорошо слышно, на чем ты едешь и с кем. Передай Эмилю, что у него клапана стучат и что пора менять машину.

– Сергей говорит, что твоя машина самая лучшая, а клапана крайне хорошо отлажены, – оторвав мобильник от уха, Бахруз по-своему передал слова Сергея.

– А ты у него спроси, где обещанная им новая торпеда для машины, которую я жду уже целый год. И еще ему скажи, если ему не нравится моя машина, то пусть летом, когда приедет, ездит на такси.

Эмиль говорил громко, рассчитывая на хороший слух Сергея.

– Хмырь! Когда приедешь? – Эмиль громко крикнул в салон.

– Передай ему, тогда, когда он машину поменяет, – ответил Сергей Бахрузу.

– Сергей говорит: «как всегда, в середине сентября», – Бахруз хорошо справлялся с ролью доброго переводчика.

– Тогда жду середины сентября и новую торпеду для моего «коня», – Эмиль не сбавлял повышенный тон голоса, полагая, что будет также услышан другом-москвичом.

– Передай ему, что я привезу ему его торпеду. Я ее уже давно купил, просто некому везти. Теперь, Бахруз, насчет тебя! – голос Сергея стал серьезнее. – У Оксаны все готово, вчера говорил с ней, ждет тебя. Надо будет кое-что подписать и сфотографирова-ться. Илона с ней разговаривала. Уточняли ее данные. Видишь, как женщины тебя любят, одна хлопочет в Америке, а другая в Москве, ты один, а их две, и обе свободны. Так что держись – будут атаковать.

– Я их всех люблю, – ответил Бахруз, ни на минуту не сомневаясь в искренности своих слов.

– Бахруз! Вот еще что, не вздумай выбросить свой авиабилет, он может нам еще пригодиться. Билет нужен для регистрации. Времена сейчас в Москве не добрые – лихие, особенно, для «нетипичных». Я сам иногда боюсь заговорить рядом с милицио-нером, чтобы избежать проблем – акцент бакинский выдает, хотя я «типичный» и с российским паспортом. Так что строго здесь с этим, особенно в Москве. Город-рай, вокруг которого бродят наказанные.

– И террористы, вроде меня, – ловко вставил Бахруз.

– Да, вроде тебя и Эмиля, – добавил Сергей. – Скажи, когда мне быть в Домодедово? – спросил Сергей.

– Думаю, в начале второго, – ответил Бахруз.

– Хорошо! Тогда до встречи. И передай мои объятия братану Эмилю. Скажи ему, если меня уважает, пусть поменяет машину. Я помогу. Двадцать пять процентов от стоимости машины с меня, за летние развозы.

– Эмиль! Сергей хочет тебя обнять, и помочь тебе купить новую машину, – Бахруз в очередной раз по-дружески переиначил смысл.

– Пусть лучше обнимет от моего имени Оксану и летом привезет торпеду.

– Слышал, Серега?! – спросил Бахруз.

– Услышал! Опять он за свое. Он за столько лет так и не успокоился по поводу Оксаны. Ладно, скажи ему, что я ей передам его пожелания. А точнее, это сделаешь ты сам, когда приедешь. Ей это будет очень приятно. Ну все, Бахруз! С Богом! Буду ждать.

– До встречи, Серега, – попрощался Бахруз.

Бахруз, неожиданно для Эмиля, положил руку ему на плечо.

– Все у нас будет хорошо. Как всегда, пока мы есть. Так что, ты не тоскуй. Нам повезет. Мы не просто желаем удачу, мы ее пытаемся заслужить.