Текст книги "Такой я была"

– Хорошо, Иден. Откуда ты сейчас? – Эту графу я не заполнила.

Я открываю рот, но сначала не могу произнести ни слова. Мисс Салливан снова мне улыбается.

– Из столовой. Но у меня нет пропуска в библиотеку, – признаюсь я, чувствуя себя беглой преступницей. Смотрю на нее через стойку, и глаза застилают слезы.

– Ничего страшного, Иден, – спокойно отвечает та.

Вытираю глаза рукавом.

– Знаешь, кажется, у меня было средство от пятен, – женщина показывает на зеленые пятна на моей рубашке. – Зайдем ко мне в кабинет?

Она открывает дверцу за стойкой и пропускает меня внутрь, закрывая за нами дверь кабинета.

– Садись.

Мисс Салливан роется в одном из ящиков стола, вытаскивая ручки, карандаши, маркеры. В кабинете светло и тепло. Стол в углу целиком заставлен комнатными растениями. На стенах развешаны плакаты, посвященные книгам и библиотекарям. С одного из плакатов, самого большого, на котором крупными буквами написано «ЧИТАЙ», на меня смотрит улыбающийся президент с книгой в руках. На другом написано: «Комната без книг – как тело без души. Цицерон».

– Ага. Вот и он! – Женщина протягивает мне пятновыводитель-карандаш. – Всегда держу его под рукой. Я очень неуклюжая, вечно что-нибудь на себя проливаю. – Она с улыбкой смотрит, как я покрываю мягким кончиком карандаша пятна на рубашке.

– Не отправляйте меня обратно на обед, пожалуйста, – умоляю я. Я в полном отчаянии и слишком устала, чтобы притворяться, что это не так. – Может, во время обеда я могла бы вам помогать? Как считаете?

– Иден, мне бы очень хотелось согласиться, – нахмурившись, отвечает мисс Салливан. – Но, к сожалению, в обеденное время у нас и так уже много помощников. Хотя ты прекрасно бы нам подошла, я правда так считаю. А ты не хочешь помогать в другое время? Например, вместо самостоятельных занятий?

– А точно нет мест в обед? Я правда совсем-совсем не могу больше ходить в столовую. – Я чувствую, что у меня снова наворачиваются слезы.

– Можно спросить почему?

– Это… это личное.

Правда в том, что это унизительно. Слишком унизительно: ты приходишь в столовую и вынуждена прятаться, но несмотря на это в тебя швыряют едой, и ты ничего не можешь поделать, а твои друзья слишком боятся вступиться и за тебя, и за себя. И ты тоже не можешь себя защитить, потому что на тебя только что напали в собственном доме, в собственной постели – в единственном месте, где ты должна чувствовать себя в безопасности. Вот почему это личное. И вот почему я не могу правдиво ответить на вопрос «почему», особенно этой женщине, которая так ласково на меня смотрит и ждет, что я отвечу, а она сможет как-то помочь. Она не сможет помочь, поэтому я кашляю и повторяю:

– Это личное.

– Понимаю. – Мисс Салливан грустно улыбается и опускает голову, разглядывая свои ногти. Интересно, она правда понимает или просто говорит то, что принято говорить в таких ситуациях?

Я уже хочу встать и уйти, но тут выражение ее лица меняется. Как будто она решила взять меня в помощники, несмотря ни на что. Как будто она хочет сжалиться надо мной.

– Знаешь, у меня есть идея, и, может быть, тебе это будет интересно, – говорит женщина.

Я придвигаюсь ближе, балансируя на самом краешке стула.

– Я хочу создать что-то вроде книжного клуба. Собираться будем в обеденный перерыв. Любой, кто хочет почитать что-то помимо школьной программы, сможет присоединиться. Своего рода дискуссионный клуб для друзей, понимаешь? Ты хотела бы принять участие?

– Да! Конечно, да, да. Я очень люблю книги! – И немного успокоившись, добавляю: – То есть… я люблю читать, и книжный клуб – это было бы здорово. – Я с трудом заставляю себя замолчать.

– Что ж, отлично! По школьным правилам в клубе должно быть не менее шести участников. И для начала подумай: кому-то из твоих друзей это может быть интересно?

– Да, думаю, я знаю двоих… ну, одного точно.

– Что ж, это уже кое-что. Если ты действительно хочешь участвовать в этом, придется тебе немного заняться организацией, понимаешь? Ведь я буду играть роль советника, помощника, а клуб, по сути, является ученической группой, и управлять ею должны сами ученики. Это ваш клуб, а не мой. Ясно?

– Да, конечно. И что мне нужно сделать, чтобы все организовать?

– Для начала можешь напечатать листовки и развесить их по школе. Посмотрим, сколько человек нам удастся привлечь.

– Это я могу. Могу даже прямо сейчас!

Мисс Салливан смеется.

– Прямо сейчас не нужно, хотя твой энтузиазм меня радует! На самом деле, это вовсе не обязательно, я просто предложила. Подумай, если хочешь, не спеши.

– А я уверена. Я правда хочу устроить книжный клуб!

– Ладно. Значит, договорились. Я подготовлю все бумаги, что скажешь?

– Отлично! – выкрикиваю я высоким дрожащим голосом, и еле сдерживаюсь, чтобы не перепрыгнуть через стол и не броситься ей на шею. – Это же просто здорово!

Я сразу же начинаю заниматься листовками и к концу школьного дня обклеиваю ими все стены.

В субботу утром ровно в десять раздается звонок в дверь.

– Я открою! – кричу я из спальни, но мама меня опережает. Она распахивает дверь как раз в тот момент, когда я влетаю в гостиную.

– Доброе утро, а ты, наверное, Стивен! Заходи, не мокни под дождем.

– Спасибо, миссис Маккрори, – Стивен с опаской заходит в дом, и вокруг его ног тут же образуются лужицы. Я знаю, что маму это бесит, но она не подает виду.

Стивен Райнхайзер протягивает маме дождевик и зонтик. Я наблюдаю за ним. За тем, как Стивен, знающий меня лишь с одной стороны, переступает невидимую границу, чтобы узнать меня совсем с другой.

– Кроссовки можешь оставить на коврике, – предлагает мама. Хочет удостовериться, что он снимет мокрую обувь, прежде чем ступить на ее драгоценный ковер. В нашем доме в обуви не ходят. Стивен остается в носках и выглядит смущенным. Я понимаю, что у него тоже есть свои границы.

– Привет, – наконец произношу я с улыбкой. Он улыбается в ответ, испытав облегчение при виде кого-то знакомого. – Заходи. Я решила, что мы позанимаемся здесь, за столом.

– Конечно, – мямлит он в ответ и следует за мной в столовую.

Мы садимся, и Стивен достает из рюкзака тетрадь. Я выравниваю стопку книг про Колумба, которые набрала в библиотеке.

– Что изучаете, Минни-мышка? – В проходе между кухней и гостиной вдруг возникает папа с кружкой горячего кофе в руках.

От испуга Стивен подпрыгивает на стуле, оборачивается и смотрит на него.

– Пап, это Стивен. Стивен, это мой папа. У нас доклад по истории, тема – Колумб.

Мысленно умоляю папу, чтобы поскорее уходил. Они с мамой оба слишком всполошились, потому что ко мне пришел мальчик. Я заранее их предупредила, что Стивен – не мальчик в смысле мальчик, мы просто учимся вместе. Я вообще не воспринимаю Стивена… в таком ключе. Мне кажется, я уже никогда никого не смогу воспринимать в таком ключе.

– Колумб – герой или злодей? – добавляет Стивен.

– О. Хмм. Отлично. – И папа с улыбкой уходит в гостиную.

– Что за «Минни-мышка»? – шепотом спрашивает Стивен.

– Тебе лучше не знать, – я закатываю глаза.

– Ты перестала ходить в столовую? – Это звучит как вопрос. – Прости.

– За что?

– За то, что случилось в понедельник. За обедом. Я мог бы за тебя заступиться. Точнее, должен был заступиться. Ненавижу этих придурков.

Я пожимаю плечами.

– Мара рассказывала про книжный клуб?

Одноклассник кивает.

– Хочешь присоединиться? Нам нужны люди. Минимум шесть участников. Мисс Салливан очень милая. Всю неделю разрешала мне сидеть в библиотеке вместо столовой. – Пытаюсь убедить его, что в библиотеке круто, гораздо круче, чем на самом деле. – Думаю, она все понимает.

– Что понимает?

– Ну… как все в школе устроено. Что все делятся на дурацкие группировки и должны следовать бессмысленным правилам. Понимаешь, о чем я? – Я осекаюсь: порой я забываю, что нам, вообще-то, нельзя об этом говорить. Мы просто должны примириться с положением вещей. И принять, что у всех такие же проблемы, как у нас. И что это наши проблемы. Хотя на самом деле нет.

Стивен как-то странно смотрит на меня.

– Ты же понимаешь, о чем я? – повторяю я.

Как можно не понимать? Он себя-то видел? Чудик чудиком. Толстый. И друзей у него нет.

– Да, – медленно отвечает он. – Да, понимаю. Просто мне никто об этом так в лицо не говорил, наверное. – Одноклассник смотрит на меня так, как никогда еще не смотрел: как будто я ему Америку открыла, поведала самый большой в мире секрет.

– Ну ты все-таки подумай про книжный клуб. – Я делаю паузу, чтобы перевести дыхание. – Ну что, займемся Колумбом?

– Да, – рассеянно отвечает он.

– Есть идеи? – Пытаюсь увести разговор от опасной темы и перейти к нашему докладу. – Он герой все– таки? Или злодей?

– Не знаю, – Стивен все еще погружен в свои мысли. – Я читал в интернете, что Колумб не был первооткрывателем. Индейцы жили в Америке до него, это ясно, но еще раньше Америку открыли викинги. И африканцы. И даже китайцы.

– Я тоже об этом читала.

– Кажется, Колумб был не первым, а последним, кто открыл Америку, – смеется Стивен.

– Точно, – соглашаюсь я. – А я успела просмотреть еще и эти. – Открыв одну из библиотечных книг, я протягиваю ее Стивену. – Ты знал, например, что Колумб похищал людей, отрезал им уши и носы и отправлял обратно в родные деревни в назидание другим? – Я показываю ему одну из иллюстраций в книге. – Колумб и его люди творили, что хотели.

Стивен читает книгу.

– Вот именно. Воровали еду, золото, брали людей в рабство, насиловали… – При этом слове я вздрагиваю, но Стивен продолжает читать. – Черт. Тут написано, что рабам приказывали вернуться с таким количеством золота – столько добыть никому не по силам. И тем, кто приносил меньше, отрезали руки и оставляли истекать кровью! А беглых рабов выслеживали с собаками и сжигали заживо! Да они были просто больные, – говорит Стивен и смотрит на меня.

– Значит, мы определились – Колумб был злодеем, так?

– Однозначно, – кивает он. – И с какой стати мы празднуем Колумбов день? Нужно его отменить. – Одноклассник улыбается.

– И правда. Бывает, кого-то принято считать невероятным человеком, героем, но все это ложь. На самом деле истинное лицо «героя» может оказаться совсем другим, – замечаю я.

Стивен снова кивает.

– Вот именно.

– Этот человек может оказаться чудовищем. Но никто не хочет замечать этого. Все предпочитают верить лжи и не видеть, сколько бед он натворил. И как же несправедливо, что злодеям сходит такое с рук и они никогда не поплатятся за содеянное. Потому что все по– прежнему верят… – Тут я замолкаю, чтобы перевести дыхание. Заметив растерянность на лице Стивена, понимаю, что говорила не только о Колумбе.

– Да, – отвечает Стивен. – Я… знаешь, я полностью с тобой согласен.

– Хорошо. Отлично.

– Слушай, а давай знаешь что сделаем? – Его глаза загораются. – Нарисуем плакаты с Колумбом и его шайкой в стиле «разыскивается особо опасный преступник». И перечислим все их преступления. Как тебе идея? – с улыбкой спрашивает он.

– Мне нравится, – я улыбаюсь в ответ.

Обеденный книжный клуб. Так я его назвала. На следующей неделе у нас первое собрание. С пакетами для бутербродов устраиваемся в дальнем углу библиотеки – за столом рядом с устаревшей бумажной картотекой, которой никто больше не пользуется. Мара, Стивен, я и еще две девятиклассницы: одна из девочек выглядит словно ученица начальных классов. В начале года она перевелась из католической школы, но продолжает одеваться так, будто по-прежнему учится там: накрахмаленная, застегнутая на все пуговицы блузка, поверх нее колючий шерстяной свитер и всегда юбка в пол. Вторая девочка жует прядь своих волос. Вид у нее совершенно отсутствующий; кажется, она даже не понимает, зачем мы собрались.

– Не хватает одного участника, – сообщаю я, надеясь, что затея с клубом не провалится, так и не успев реализоваться.

Мисс Салливан смотрит на меня, и я понимаю, что от этого шестого участника зависит все: ей это известно не хуже моего. Она смотрит на часы. Минутная стрелка касается отметки один час.

– Время еще есть, – произносит мисс Салливан, как бы отвечая на мои мысли. – К тому же нестрашно, если в первый день все шестеро не соберутся.

И в этот момент к столу подходит тощий суровый на вид парень, которого я раньше никогда не видела. У него бледная кожа и черные волосы с выкрашенными под цвет его ярко-васильковых глаз синими прядями. Нам нем прикольные очки в толстой оправе, а в нижнюю губу вставлены два серебряных колечка.

– Вау, – шепчет мне Мара, улыбаясь во весь рот.

– Что? – шепотом спрашиваю я.

– Ничего… просто «вау», – отвечает она и продолжает на него пялиться.

– Камерон! – здоровается мисс Салливан. – Рада, что ты решил прийти.

– Хм… – говорит он и отодвигает соседний со Стивеном стул. – Хм, да. Привет.

– Отлично, – начинает мисс Салливан, явно обрадовавшись пополнению нашей компании. – Тогда, может быть, начнем? Предлагаю сначала представиться по очереди, сказать пару слов о себе, о своих интересах и о том, что привело вас сюда. Давайте я буду первой. Меня зовут мисс Салливан, ну это вы знаете, – она смеется. – Я школьный библиотекарь, но у меня есть жизнь и кроме работы, хотите верьте, хотите нет! Например, я помогаю приюту для бездомных животных и беру на передержку собак, пока им ищут новых хозяев. Что касается этого клуба, я уже говорила Иден, что он ваш и мне хотелось бы, чтобы вы сами устанавливали правила. Мне кажется, было бы здорово иногда почитать просто для удовольствия, не только произведения из школьной программы, и обсудить прочитанное не на уроке. Здесь мы можем говорить о проблемах, которые редко обсуждаются в рамках обычного сорокаминутного урока литературы.

Она указывает на меня, как бы говоря: теперь твоя очередь. Я тут же немного съеживаюсь под пристальными взглядами.

– Меня зовут Иден… то есть Иди. Или Иден. Я… я просто люблю читать. – Я пожимаю плечами. – Решила, что неплохо было бы организовать книжный клуб, – язык у меня заплетается. Мисс Салливан ободряюще кивает головой. А я себя ненавижу. Поворачиваюсь к Маре и молча умоляю ее прервать меня, заговорить, сказать что угодно.

– Меня зовут Мара, – дружелюбно произносит подруга, улыбаясь и показывая свои новые ровные зубки. – Я учусь в девятом классе. Занимаюсь музыкой и играю в оркестре. Люблю животных, – добавляет она, и это выходит у нее так естественно. Ну почему я не додумалась сказать то же самое? Я ведь тоже играю в оркестре. И люблю животных – да я их просто обожаю! – Так, что еще? Мне кажется, книжный клуб – отличное занятие в обеденный перерыв. Куда более приятное и спокойное, чем обед в столовой! – Она тихо усмехается, и все улыбаются в ответ. Особенно новенький. Мара толкает меня ногой под столом – мол, ты это видела?

– Спасибо, Мара. Кстати, нам в приюте не помешали бы волонтеры, – с улыбкой добавляет мисс Салливан. А я удивляюсь: как людям удается вести себя так нормально? Откуда они знают, что говорить и делать? Как это у них получается?

– Меня зовут Камерон, – влез впереди двух других девочек новенький. – Я здесь первый год. Интересуюсь искусством. И музыкой, – парень с улыбкой поворачивается к Маре. – Я тоже люблю читать. – Он переводит взгляд на меня. – И собак тоже люблю, – Камерон смотрит на мисс Салливан и улыбается.

Та отвечает ему искренней дружелюбной улыбкой.

– А я Стивен, – тихо бормочет Стивен. – Иди рассказала мне про книжный клуб, и я подумал – хорошее занятие вместо обеда в столовой! О, и я тоже люблю искусство, – добавляет он и смотрит на Камерона. – Увлекаюсь фотографией. Снимаю для школьного ежегодника.

– Круто, чувак! – Камерон одаривает Стивена своей сияющей улыбкой. Кажется, новенький залез на мою территорию – сначала любезничал с Марой, потом с мисс Салливан, теперь вот со Стивеном… И мне улыбается – мол, смотри, я хороший парень.

Он замечает, что я разглядываю его, пытаясь понять, что за игру он затеял. Уж не знаю, с каким выражением я его изучала, но его улыбка меркнет, и парень смотрит на меня жестче, видимо, в свою очередь, пытаясь понять, с какой это стати я хочу его разгадать. В это время девочки тоже рассказывают о себе, и мне стоило бы послушать их, но я не могу себя заставить.

– Спасибо за ваш рассказ. Я очень рада. Думаю, на сегодняшнем собрании нам нужно заняться организацией. – Мисс Салливан продолжает говорить, а у меня в голове по-прежнему туман. Но когда Камерон переключает свое внимание на нее, я вслед за ним тоже начинаю слушать. – Сколько книг в месяц вы сможете читать? Две? Одну? Три? Я не знаю. Можем обсудить, какие книги нам хотелось бы прочесть. Читать будем в свободное время, а обсуждать на встречах обеденного клуба. Что скажете?

– Мне кажется, две книги в месяц – самое то, – опередив меня, предлагает Камерон. Я как раз собиралась сказать то же самое.

– Да, две книги – самое то, – вторит ему Мара, и глаза ее как-то странно блестят.

– А почему не три? – спрашивает девочка из католической школы.

– Не уверен, что у меня хватит времени осилить три книги, учитывая, сколько нам задают, – с сомнением произносит Стивен и оглядывает собравшихся в поисках поддержки.

– Согласна, – решительно отвечаю я, лишь бы что-то сказать. Стивен улыбается. Он поддержал меня с Колумбом – должна же я его отблагодарить.

– Хорошо. Значит, большинство за две книги в месяц, – заключает мисс Салливан.

* * *

– Иди! Эта идея с клубом гениальна! Ничего лучше тебе в голову еще не приходило! – восторженно тараторит Мара, как только мы пересекаем границу внешнего мира и выходим из школы, направляясь к дому. – Какой классный парень! Ах!

– Тот чудик с синими волосами и пирсингом? – удивленно спрашиваю я.

– Они не синие. А черные с синими прядями. Это же круто! Он крутой.

– Угу, – тихо бормочу я.

– Ох, Иди, чувствую я, случится что-то хорошее. – Мара хлопает в ладоши.

– Ты о чем?

– Это же только начало – я и Камерон. Дальше мы познакомимся поближе, и… – Она не договаривает, мечтательно глядя в пустоту. И я понимаю, что сейчас Мара уже не со мной – погрузилась в свои неуемные фантазии. – Да, – она снова поворачивается ко мне и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – Теперь, когда мы все в книжном клубе, мы сможем познакомиться с ним поближе. Сначала просто станем друзьями. Говорят, что сначала лучше подружиться. А потом…

Я перестаю ее слушать, потому что знаю: она часами может планировать, что будет дальше.

– Ты заметила, как он на меня смотрел? Заметила? – спрашивает подруга.

Иногда я задумываюсь, что у нее творится в голове. Вот мисс Салливан и Стивен – они-то соображают. Вроде бы Мара тоже, но иногда мы с ней как будто говорим на разных языках. Как сейчас.

– Может, покрасить волосы в синий цвет? – спрашивает она в завершение монолога, длившегося почти всю дорогу домой.

– Что? Мара, нет!

– Хотела проверить, слушаешь ли ты.

– Прости. Я слушаю, – лгу я. Мы стоим под знаком «стоп» на углу моей улицы. Здесь мы обычно расходимся. Мне прямо. Ей налево. Вот только сегодня я не могу заставить себя двигаться в направлении дома. Ноги словно увязли в зыбучих песках. Мара стоит, смотрит на меня и, кажется, читает мои мысли. Видит, что что-то не так.

– Хочешь зайти ко мне? – спрашивает она. – Мама сегодня будет поздно.

Я киваю, и мы сворачиваем на ее улицу.

– Ладно, краситься в синий я не буду, – подруга улыбается, – но стану носить линзы. Я уже папу уломала. На следующей неделе идем к окулисту.

– Здорово, – отвечаю я, а сама поправляю очки на переносице.

По пути к Маре мы проходим мимо его дома. Дома Кевина. Сейчас его там нет, но это неважно. Когда мы подходим ближе, чувствую, что у меня подкашиваются ноги. Я вдруг начинаю ненавидеть свой район, презирать его; мне становится противно, что все мы так близко друг к другу и наши жизни так плотно переплетены.

Мы приближаемся к дому Кевина, и я вижу Аманду. Его сестру. Мне всегда казалось, что она намного моложе меня: я воспринимала ее как маленькую девочку. Но сейчас смотрю на нее и понимаю, что не такая уж она и маленькая. Она всего на класс нас младше. В детстве мы много играли, а потом, в шестом классе, к нам переехала Мара и стала моей лучшей подругой вместо нее. Рядом с Амандой ее младшая сестренка и еще какой-то малыш, наверное, соседский: укутанные в комбинезоны, они барахтаются в снегу. Кажется, они хотят построить снеговика, но выходит лишь большая холодная белая глыба. Аманда подходит и надевает на него шарф, отделяя верхнюю глыбу от нижней. Малыши кричат и кидаются снежками.

Детишки не обращают на нас внимания, но Аманда нас замечает. Завязав шарф двойным узлом, она засовывает руки в карманы пальто, стоит и смотрит. И ничего не говорит. Это странно. Хотя мы с ней больше не закадычные подруги, как раньше, мы по-прежнему общаемся и с радостью проводим время вместе, когда наши семьи встречаются.

Но сейчас я тоже молчу. Тогда на помощь приходит Мара:

– Привет, Мэнди!

Мэнди. Так мы ее называли, когда Армстронги только переехали на соседнюю улицу. Однако прозвище не прижилось. Хотя, когда мы познакомились, именно так нам ее представили. Это произошло на праздновании моего восьмилетия. Именно тогда наши семьи начали отмечать все праздники вместе, потому что Кевин и Кейлин с первого дня знакомства стали неразлучны. Кевин всегда участвовал во всех наших праздниках, и, конечно, приглашали и его семью. Сейчас мне кажется, что с тех пор прошло сто лет.

– Привет, Аманда. – Я пытаюсь улыбнуться.

Скрестив руки на груди, она выпрямляется.

– Привет, – наконец отвечает она странным монотонным голосом.

– Как прошло Рождество? – Пытаюсь делать вид, что все нормально, но могу думать лишь о Кевине.

Она пожимает плечами и пристально смотрит на меня. Секунды тикают.

Раньше я никогда не придавала значения тому, что, когда Армстронги переехали в наш город, они не просто поменяли место жительства. Не просто переехали, а уехали от чего-то или от кого-то. Там, где они жили раньше, случилось что-то плохое. Однажды я слышала, как миссис Армстронг рассказывает об этом моей маме. Она плакала. А потом я подслушала мамин с папой разговор. Многого я не поняла, но, кажется, дело касалось Кевина и его дяди, брата мистера Армстронга.

– Знаешь, – я поворачиваюсь к Маре, – пойду-ка я лучше домой. Что-то я неважно себя чувствую.

– Серьезно? Что с тобой? – с искренним беспокойством спрашивает Мара.

– Ничего. Я просто… – Я не договариваю и начинаю пятиться. Лишь один раз я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на них, и вижу, что они стоят и смотрят мне вслед.

Мара поднимает руку, чтобы помахать мне на прощание, и кричит:

– Я тебе позвоню!

Завернув за угол, я пускаюсь бежать. С каждым шагом кровь в голове пульсирует все сильнее; тело покрывается холодным потом. Уже на пороге тошнота становится настолько нестерпимой, что я начинаю плакать. Бегу в ванную, падаю на колени перед унитазом и ловлю воздух ртом.

После бросаюсь на диван, даже не сняв куртку.

Закрываю глаза.

Следующее, что я помню – мама склоняется надо мной и трогает мой лоб.

– Заболела? – спрашивает папа, бросая ключи на кухонный стол.

– Иди? – Холодная мамина рука на моей щеке кажется такой приятной. – Что с тобой? Заболела?

– Наверное, – бормочу я.

– Давай снимем куртку. – Поддерживая меня рукой за спину, она помогает мне сесть. А мне больше всего на свете хочется, чтобы она меня просто обняла. Но вместо этого она стягивает с меня рукава.

– Меня вырвало, – говорю я.

– Съела что-то не то?

– Нет.

Я сегодня вообще ничего не ела. В обеденный перерыв все мои мысли были заняты новеньким, Камероном, и к своему бутерброду с арахисовым маслом и джемом я даже не притронулась.

– Бедная моя малышка. – Мама встает и смотрит на меня: кажется, ей действительно меня жаль. – Давай сделаем так: ты переоденешься в пижаму, а я сварю тебе суп. Договорились?

– Ладно, – отвечаю я.

Поднимаюсь в свою комнату переодеться, стараясь не смотреть на побледневшие сероватые синяки, которыми все еще покрыты мои бедра. Не задерживать взгляд на кровоподтеках на ребрах и тазовых костях. Все равно их скоро не будет. Надеваю пижамные штаны и застегиваю фланелевую рубашку на все пуговицы, чтобы скрыть синяки на ключицах. Их еще видно.

– Куриную лапшу будешь?! – кричит мама с кухни. Я сажусь за стол.

Не успеваю я ответить, как она ставит передо мной кружку горячего чая.

Супа мне совсем не хочется – ни лапшу, ни чего– либо другого. Но мама так улыбается – с такой улыбкой она всегда суетилась вокруг Кейлина. Наверное, ей приятно, что все же есть о ком позаботиться. Наверное, она рада, что может сделать для меня что-то существенное.

– Пусть будет куриная лапша, – киваю я, хотя желудок протестует.

– Хорошо. Пей. – Мама показывает на чай.

Я опускаю голову.

Папа садится напротив, складывает ладони домиком и произносит:

– Хм. Наверное, какая-то инфекция гуляет.

Ах, если бы я могла болеть все время. Когда болеешь, все кажется чуть более нормальным.

Через неделю мы снова садимся за стол в дальнем углу библиотеки и достаем пакеты с бутербродами. Мара усаживается не рядом со мной, как в прошлый раз, а рядом с Камероном. Тот случайно задевает ее рукой, и она придвигается к нему чуть ближе. Я вижу, что он на нее совсем не запал. Меня это почему-то радует.

– Итак, в обеденном книжном клубе у нас демократия, – заявляет мисс Салливан и придвигает к столу тележку с книгами. – Я подобрала книги; все есть в библиотеке минимум в шести экземплярах. Предлагаю каждому выбрать одну, которую он бы хотел прочитать, а потом проголосуем. Что скажете?

Мы киваем, подходим, смотрим и выбираем. Наконец, взяв по одной, возвращаемся на место.

Камерон смотрит, что выбрала я.

– «Дневник Анны Франк»? Отличный выбор.

– Знаю. Не зря же я ее выбрала.

Смотрю на его книгу: «О дивный новый мир».

– Моя любимая книга, – объясняет парень.

– Я не читала, – говорит Мара.

– О, книга просто отличная! Ее герой… – Он начинает рассказывать и придвигается к ней ближе.

Все слушают, а мне хочется ударить его книгой по башке. Опять он перетягивает все внимание на себя! Это мой книжный клуб!

– Тогда, может быть, начнем с нее? – предлагает мисс Салливан. – Кто хочет обсудить «О дивный новый мир»?

Я не поднимаю руку. Но остальные тянут руки вверх. И ждут, что я сделаю то же самое – мол, может, я просто не поняла, какая это крутая книга, может, не слушала Камерона?

– Я накладываю вето. – Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закричать.

– Почему? – спрашивает Камерон. Кажется, я слышу в его голосе усмешку.

Я заливаюсь краской. Открываю рот, но не знаю, что сказать.

– Потому что… – запинаюсь я, – …потому что все знают, что «О дивный новый мир» входит в программу старших классов. Значит, мы и так его прочитаем.

– Точно, – тихо соглашается Стивен и опускает руку.

Мне хочется дать ему пять, но я просто улыбаюсь. Он смущенно улыбается в ответ, опускает голову и начинает разглядывать свой знаменитый бутерброд с колбасой, теребя край салфетки.

– И что такого? А «Дневник Анны Франк» нам задавали на лето, – встревает Мара. Я ушам своим не верю – она поддерживает этого выскочку!

– Вот именно, в чем разница? – поддакивает Камерон. Да эти двое ополчились против меня!

– «Дневник» задавали на лето. – Я пытаюсь придумать какую-либо иную причину, кроме «я тебя ненавижу и не могу позволить, чтобы ты выиграл». – Но разница в том, что мы не обсуждали его в классе. А надо бы.

– Но «Дивный новый мир» мы вообще еще не читали, – вмешивается мисс Жующая Волосы. – И если прочитаем сейчас, то заранее подготовимся к выпускному классу.

– Точно, – соглашается мисс Католическая Школа.

– Мне кажется, это идиотизм. – Слова сами срываются с языка, как будто ругаться для меня – обычное дело. Я закрываю рот, но уже слишком поздно.

У Мары отвисает челюсть – она поверить не может, что я могла такое сказать. А потом недовольно морщится, и лицо у нее становится точь-в-точь как у ее матери. Мне и самой не верится, что я это сказала.

– Ладно, ребята, что вы так всполошились, – вмешивается мисс Салливан. – Большинство высказались за. Так что начнем с Олдоса Хаксли. «О дивный новый мир». – Она ласково треплет меня за плечо и добавляет: – Тебе понравится, Иден, вот увидишь.

Все смотрят на меня как на законченную кретинку.

Когда мы выходим из библиотеки, Мара тяжело вздыхает.

Я смотрю на нее, а она – на меня.

– Мара, я знаю… не понимаю, что на меня нашло, – признаюсь я. – Я вела себя ужасно, да? – шепчу я.

– Да, – поморщившись, отвечает подруга. – С тобой все в порядке?

Я киваю.

– Может, ты еще не выздоровела? Ведешь себя очень странно.

– Может быть.

Мы шагаем к шкафчикам в тревожном молчании.

– А давай в эти выходные сходим куда-нибудь? – наконец предлагаю я и добавляю: – Мы с тобой вдвоем. – Мне нужно рассказать ей, что произошло. Рассказать про Кевина. Я должна признаться хоть кому-то. И чем скорее, тем лучше. А то я просто взорвусь.

– Не могу. В выходные меня папа забирает. Забыла, что ли? Мы пойдем за линзами.

Значит, придется подождать.

На следующий день после уроков коридоры быстро заполняются толпой школьников – всем не терпится смыться домой. Я иду на репетицию оркестра, Мара шагает рядом и разговаривает за двоих – заполняет мои паузы. А я словно перенеслась в другое место, ускользнула в параллельную реальность. В мир, который во многом похож на настоящий, но все в нем происходит немного медленнее. В этой альтернативной реальности я не присутствую в своем теле, не присутствую в своих мыслях; я могу думать лишь об одном. Лишь об одном.

– В черный, – решительно объявляет Мара. – Или нет – в рыжий. Не знаю. Как думаешь? – спрашивает она и подносит к лицу прядь своих каштановых волос. – Наверное, в черный. Все, решено, – отвечает подруга сама себе. – Мама с ума сойдет, – продолжает она, как будто я завела эту тему. – Но мне все равно. Так хочется что-то поменять!

– А линз тебе мало? – спрашиваю я, но за криками и лязгом шкафчиков она меня не слышит. А может, я просто слишком тихо говорю.

– Кстати, я тебе говорила, что в выходные папа хочет познакомить меня со своей новой пассией? – Мара сообщает об этом так, как будто только что вспомнила, а не повторяет уже двадцатый раз. – Представь, а? – Слово «пассия» она произносит таким тоном, словно речь идет о фантастическом существе вроде единорога или дракона.

Я понимаю, что Маре нелегко. Ее родители разводятся, отец переехал на новую квартиру, а мама ведет себя еще безумнее обычного. Теперь еще эта «пассия». Я знаю, что должна хотя бы попытаться вести себя как лучшая подруга, какой была всего месяц назад, и качаю головой, притворяясь, что в шоке.

– Иди, – говорит Мара, – хочешь, сегодня после школы пойдем ко мне?

Мне удается выдавить из себя улыбку. Но больше ничего.

– Поможешь мне выбрать цвет. И тебе волосы покрасим! – загорается она.