Текст книги "Любимый незнакомец"

1

ЯНВАРЬ 1938 ГОДА

Майкл Мэлоун не был в Чикаго с тех пор, как в тридцать первом помог упрятать за решетку Аль Капоне. Бедный великий Аль. Теперь он сидит в камере в Алькатрасе. Мэлоун подумал, что даже в Алькатрасе он теперь, в первый день нового года, оказался бы с большей охотой, чем здесь, на чикагском кладбище.

Почти весь прошлый год Мэлоун провел на Багамах, расследуя дело об офшорных счетах и отмывании денег, и загорел дочерна, зато сегодня мерз так, как никогда прежде. Он отвык от чикагской погоды. Но к тому, что Айрин больше нет, он был готов. Они слишком давно жили врозь.

Его сестра Молли написала ему через пару дней после Рождества:

Лирин умерла. Что мне делать?

Он вернулся в дом в южном районе Чикаго, туда, где вырос. Правда, теперь это место уже не казалось ему родным домом. Молли ему обрадовалась. Ее дети выросли, а они с мужем, Шоном, поседели и исхудали.

– Ты совсем не стареешь, младший братишка. – Молли обняла его и расцеловала в обе щеки. Но оба они знали, что он здорово изменился.

Он смотрел, как купленный им гроб, белый с нарисованными по углам розами, опустили в землю рядом с маленьким надгробием Мэри и плитой в память о Джеймсе. Молли плакала, но Майкл подозревал, что то были слезы облегчения. У Молли своих хлопот хватало, и Айрин была для нее обузой. Он следил за тем, чтобы у Айрин всегда имелась крыша над головой и деньги на банковском счете, но заботилась о ней Молли. И ей это было нелегко.

На похороны пришли отец Кэрриган, Шон и Молли. Больше никого не было. А Майкл чувствовал лишь, что страшно замерз.

Ему придется снова уехать. И очень скоро. Нельзя задерживаться в старом доме, даже если у Чикагской организации теперь новые главари, а бутлегерские войны двадцатых годов остались в прошлом. Ему не нравилось жить в доме у Молли. Из-за него – и неважно, надолго ли он приехал и насколько осторожно себя вел, – в доме делалось небезопасно. А не наоборот.

Слух о его приезде разлетелся по городу, но он все равно изумился, когда спустя два дня в дверь постучал Элиот Несс. Под голубыми глазами Несса набрякли мешки. В руках он держал коробку с бумагами.

– Я слышал об Айрин, Майк. Мне очень жаль. – И Несс в знак уважения снял шляпу. Он, как и прежде, носил волосы на прямой пробор, и, хотя ему уже минуло тридцать четыре, в его облике до сих пор сквозило что-то мальчишеское – черта, из-за которой одни его недооценивали, а другие обожали.

Мэлоун кивком ответил на соболезнования и отступил в сторону, приглашая Элиота войти. Молли выскочила из кухни поприветствовать знаменитого борца с бутлегерством. Она спросила, как поживает его жена Эдна, выросшая в доме по соседству, посетовала о кончине его матери Эммы – та умерла с месяц назад. Задерживаться Молли не стала. Она принесла им стаканы, бутылку солодового виски и плотно прикрыла за собой дверь в гостиную. Она знала, чем они оба занимаются. Или занимались. Несс больше не работал на министерство финансов.

– Слышал, ты теперь в Кливленде, – сказал Мэлоун, наполняя стаканы.

– Да. Перебрался туда в августе тридцать четвертого, еще до того, как ушел из министерства. Где-то через год мне предложили стать главой общественной безопасности, – отвечал Элиот, приняв стакан, который ему протянул Мэлоун, и с благодарностью сделав глоток. Раньше он не пил. Не хотел прослыть лицемером. Но сухой закон уже давно отменили.

– Что еще за глава общественной безопасности? – спросил Мэлоун. Он пристально разглядывал янтарную жидкость в своем стакане. Виски ему не хотелось. Если он сейчас начнет пить, то вряд ли сумеет остановиться.

– Мне подчиняются полиция и пожарные. Я вроде как… отвечаю за безопасность в городе.

– Начальствуешь над начальством?

– Что-то в этом роде. – Элиот отвечал неторопливо – точно так, как помнил Мэлоун. Эта манера говорить, всегда казавшаяся Мэлоуну располагающей, делала Несса старше, чем он был на самом деле, а собеседника принуждала внимательно и терпеливо следить за беседой.

– Когда я слышал о тебе в последний раз, ты ловил контрабандистов в Кентукки, – заметил Мэлоун.

– Было дело. Но туда я не вернусь. – Несс поставил на стол пустой стакан.

Мэлоун плеснул ему еще виски.

– Настолько ужасно?

– Против головорезов из Кентукки Аль Капоне и его ребята – все равно что домашние канарейки.

– И в Кливленде тоже банды?

– Да. Они везде. Но у меня теперь новая беда. Слыхал, что творится в моем городе?

Мэлоун вскинул брови:

– В твоем городе? Так значит, Кливленд теперь твой город? А я-то думал, твой город Чикаго.

– Я работаю на жителей Кливленда. А у них там по улицам бродит какой-то полоумный и режет глотки.

– Я в Кливленде не бывал в последнее время, – отвечал Мэлоун. – Но если ты про убийства говоришь, я что-то такое слышал. Правда, без подробностей.

– Его называют Расчленителем. Безумным Мясником из Кингсбери-Ран. Я еще никогда такого не видел. Ни здесь. Ни в Кентукки. Нигде и никогда. – Несс вздохнул. – Просто… Аль Капоне я понимал. В его преступлениях был смысл. Все крутилось вокруг грязных дел. Денег. Власти. Контроля. Но этого типа я не понимаю. Кромсает людей на куски. Бросает раздетые трупы там, где придется. Убивает всех, и мужчин, и женщин. Словно ему плевать.

Несс глотнул еще виски, словно надеясь, что спиртное придаст ему сил.

– И эти трупы находят дети. Такое не забудешь до конца жизни! Вот решил ты прогулять школу, пошел порыбачить и увидел под деревом сверток, а в нем – человеческая голова, обернутая в штаны. Как ребенку от такого оправиться? Или другая история – мальчишки гоняли мяч у ручья, на склоне холма, который там называют Ослиным. Мяч укатился со склона, они побежали следом и нашли двух мужчин, без голов, без гениталий. Зато один из трупов был в носках.

Мэлоун поморщился.

– Дальше – больше, – продолжал Элиот. – Третью жертву, женщину по имени Фло Полилло, он разрубил на куски и разложил в две корзины. Корзины нашла женщина и решила, что это парное мясо. – Он скривился. – Мэлоун, народ нынче голодает. Хорошо, что та женщина была честнее других. Она зашла в мясную лавку через дорогу и сказала мяснику, что его вроде как обокрали. Представь, каково ей было, когда выяснилось, что в корзинах лежит человечина. Вот какое дерьмо творится в Кливленде. Нет там подпольных винокурен. Никто больше не поставляет контрабандное спиртное. Нет старых добрых полицейских и воров, нет гангстеров и спецагентов. Это все мне по плечу.

– Ясно, почему ты скучаешь по Аль Капоне, – пробормотал Мэлоун.

– Да, я скучаю по нему. Скучаю, черт меня дери, – признал Несс. – В Кливленде, как и всюду, стоят очереди за продуктами, работы почти нет, и везде, куда ни глянешь, страшная бедность. Но… эта бедность мне понятна. Она мне не по нутру, но все-таки она мне понятна.

Мужчины немного помолчали, задумавшись.

– Чего я совсем не могу понять, так это зачем какой-то псих режет людей на куски безо всякой причины, – продолжал Несс и прибавил: – Я даже не знаю, с какой стороны подступиться к этому делу.

– Если ты этого не понимаешь, это не значит, что в происходящем и правда нет смысла, – парировал Мэлоун. Так сказала ему когда-то одна мудрая девочка. И он не забыл ее слов.

– Думаешь? – фыркнул Несс. – Что ж… Пока что его не может понять никто из моих парней. Мы себе уже головы сломали. К этим убийствам не применяется ни одно из известных мне правил.

– То есть?

– Жертвы связывает друг с другом только одно – все они жили в Кингсбери-Ран или где-то поблизости. В газетах писали, что все они бродяжничали, но это не правда. Не совсем правда. Они были бедны, но не беднее многих. Бывали не в самых благопристойных заведениях. Но это касается лишь тех, кого нам удалось опознать. Остальные вполне могут оказаться ангелами во плоти.

– Думаешь, Мясник был с ними знаком? – спросил Мэлоун.

– Ты ведь знаешь, как все устроено. Убийство почти всегда совершает тот, с кем жертва знакома.

– Но ты считаешь, что тут другое дело.

– Да. Сейчас у нас нет никаких зацепок среди тех, кто был знаком с первой жертвой. Его звали Эдвард Андрасси. Не то чтобы он был славным парнем, но родные его любили. Его родители по нему горевали. Им здорово досталось – их допрашивали без конца, пытались хоть что-то вызнать, отыскать хоть какой-то след, связать его убийство с другими, расставить все точки над «и».

– Сколько уже погибло?

– Десять человек. Не считая убийства в сентябре тридцать четвертого. Тогда на берегу озера Эри нашли торс женщины. Ее так и не опознали. И потом, нельзя было сказать наверняка, что ее убили. Следователи решили, что она упала за борт и утонула, а ее тело изрубило на куски корабельным винтом.

– Дева озера. – Мэлоун припомнил эту историю. Объяснение, которое дали тогда полицейские, сразу показалось ему бредовым. Женщина утонула в озере Эри, но в полицию об этом никто не сообщил? Полная ерунда.

– Так ее прозвали газеты. Слишком уж красивое имя для жутких с виду останков. Какой-то парень собирал дрова, которые прибивает к берегу, и нашел ее среди плавника.

– И ты считаешь, что она – первая жертва Мясника?

– Не совсем так. Долгое время мы о ней вообще не думали. Но теперь… изучив всех, кого он убил с тех пор… я понял, что, возможно, она была его первой жертвой.

В комнате вновь воцарилась тишина. Мэлоун встал и подбросил дров в камин. Несс подождал, пока тот вернется на свое место.

– Может, он просто бравирует, – задумчиво проговорил Мэлоун, усаживаясь.

– Кто? – нахмурился Несс.

– Твой Мясник.

– Лой Мясник? – буркнул Элиот.

Мэлоун пожал плечами и подвинул бутылку поближе к товарищу:

– Город твой. И Мясник тоже твой.

– И перед кем же он бравирует? – поинтересовался Элиот. Он взял со стола бутылку, но откупоривать не стал.

– Перед тобой.

– Передо мной?

– Ну да. Трупы ведь стали появляться после того, как ты перебрался в Кливленд?

Элиот мрачно уставился на него и с грохотом водрузил бутылку обратно на стол:

– Что?

– Трупы стали появляться примерно в то же время, когда ты перебрался в Кливленд. Ведь так? Ты сказал, что переехал в августе тридцать четвертого. Деву озера нашли в сентябре тридцать четвертого.

– Черт с тобой, Мэлоун. – Несс потер глаза. – Со мной это не связано. Я приступил к работе в декабре тридцать пятого. – Но голос его звучал устало, словно он и сам себе больше не верил.

– Газетчики любят тебя, Элиот. Молодой, красивый, прямой как стрела. Засадил самого Аль Капоне. Может, этот Мясник решил устроить тебе проверку. Я повидал много разборок между бандами, когда головы резали направо и налево. С чего ты взял, что тут не то же, что было в Чикаго?

– Хотел бы я, чтобы в Кливленде было то же, что и в Чикаго. Но… там другое. Я долго не брался за это расследование, отдал его на откуп полицейским. Но мэр, Гарольд Бертон, велел мне вмешаться.

– Он хочет, чтобы все знали, что расследование ведешь ты.

– Да. Говорит, меня взяли на эту работу как раз потому, что люди в меня верят. Верят, что я сумею навести порядок. Но я не думал, что наводить порядок означает копаться в отрезанных головах и конечностях. – Эти слова прозвучали так беспросветно, что Мэлоун протянул Нессу свой стакан. Он все равно не собирался из него пить.

Элиот поднял на Мэлоуна свои голубые глаза, словно ожидая, что тот подхватит нить разговора. Мэлоун пристально смотрел на него:

– К чему все это, Элиот? Я думал, ты пришел из-за Айрин.

– Так и есть. Но ее смерть… дала мне шанс. Я понимал, что нужно действовать быстро, иначе ты снова уедешь.

– Нет, – произнес Мэлоун. Внезапно он понял, что сейчас скажет Элиот. Он знал, что не согласится. Ни за что.

– Ты всегда был внимателен к деталям. Ты знаешь свое дело, а мне нужен свежий взгляд. Пойми, ты первый связал меня с этой историей. Не могу сказать, что твоя мысль мне приятна, но все равно, это версия. Больше никто до такого не додумался. Вот о чем я толкую.

– Наверняка у тебя в Кливленде полно хороших копов.

Несс помолчал, и Мэлоун тяжело вздохнул, догадавшись. Так вот в чем дело. Дело всегда в этом. Коррупция. Несс не доверяет своим кливлендским подчиненным.

– Хорошие люди всегда найдутся. Как и хорошие копы, – рассудительно отвечал Элиот.

– Вот пусть они и делают свою работу.

– Прошло уже больше двух лет, а расследование так и не сдвинулось с мертвой точки. Дело полная дрянь.

– Как и любое дело. Плохой парень всегда не таков, каким хотят видеть его политики. А хороший парень всегда с гнильцой.

– Поэтому-то мне и нужен ты. Местные предприниматели собрали денег и решили нанять на это дело независимых следователей. Ничем не связанных с полицией. Мы поступили так же, когда взяли Капоне.

– Я только что похоронил Айрин.

Несс помолчал, глядя Мэлоуну в лицо:

– Зато теперь ты свободен.

– Свободным я никогда не буду. Не с этой работой. – Он решил сменить тему. – Как Эдне в Кливленде?

Несс снова помолчал, и Мэлоун все понял сам. Значит, в браке у Несса по-прежнему неладно.

– Пока ей там нравится больше, чем в Кентукки, – ответил Элиот. – Но она одинока. Детей у нас нет. Моя работа ей не по нутру.

– Ах вот как. Тут я с ней солидарен.

– Еще бы, – вздохнул Элиот. – Она сейчас у матери. Передает тебе соболезнования.

– Значит, ты примчался в Чикаго из самого Кливленда, когда узнал насчет Айрин?

– Нет. Мы приехали на Рождество. Завтра возвращаемся. Ты мне нужен, Мэлоун.

– Несс, у меня уже есть работа.

– Я поговорил с Элмером Айри. Перед тем, как пришел.

– Ты поговорил с моим боссом?

– Он сказал, что у тебя пока нет новых заданий. Он может на время тебя отпустить. Говорит, что может даже все оформить официально. Конечно, с министерством финансов тут связи никакой, по крайней мере, мы ни о чем подобном пока не знаем, но вашингтонское большое начальство хочет поскорее с этим покончить. Это дело всем мешает. Немецкие газеты используют его в своей пропаганде. Дикие американцы. Жестокие американцы. «Если американцы не в силах остановить одного человека, разве они остановят немецкий танк?»

Мэлоун вздохнул. Плакали его мечты о возвращении на Багамы.

– Айри сказал, что ты как раз расквитался с очередным делом, – прибавил Элиот. – Я слышал, ты поработал и над похищением сына Линдбергов. Кошмарная история.

Мэлоун не ответил. История и правда была кошмарная. Малыша ради выкупа выкрали из его собственной кроватки, а потом убили. Бросили на обочине дороги. Но мерзавца они все же поймали. Угробили на это два мучительных года, но поймали. Все те два года Мэлоуну каждую ночь снилась Мэри.

– Айри считает, что отдых будет тебе на пользу, – продолжал Несс.

– Отдых? В Кливленде? Мне не показалось, что ты зовешь меня отдыхать.

– Никто не будет на тебя давить. Задание у тебя неофициальное. И потом, ты и сам сказал, что здесь тебе оставаться нельзя. И ты это понимаешь. В Чикаго ты под прицелом. Если тебя кто-то узнает… тебе не жить. Может, Капоне и сидит в Алькатрасе, но его люди до сих пор здесь, Мэлоун.

– Почему я, Несс?

– Ты идеально подходишь для этой работы.

Мэлоун недоверчиво фыркнул:

– Откуда ты знаешь?

– Ты ничего не боишься. Ты терпелив. Знаком с работой полиции. У тебя множество источников. И сейчас тебе больше нечем заняться.

– Иными словами, если что-то пойдет не так и Мясник решит со мной разделаться, ты мало что потеряешь. К тебе на порог не прибежит безутешная вдова с оставшимися без кормильца детишками.

Несс пожал плечами:

– Точно так же было с «Неприкасаемыми», и тебе это отлично известно. Ты сам там был, Мэлоун. Если б тебя тогда поймали, ты бы сейчас был мертв.

– В том-то и дело, Несс. Я уже давно мертв. И потому я так хорошо делаю свою работу. Мне на все плевать.

– Не пори ерунды, Майк. Если б тебе было на все плевать, ты бы сюда не вернулся. Ты пятнадцать лет содержал женщину, с которой не жил.

Мэлоун взял стакан, который предлагал Нессу, и залпом выпил. Виски обжег ему горло. Он чуть не закашлялся. Вот стыд-то. За работой он не пил, а некоторые дела длились годами. Пора возвращаться в форму.

– Сколько тебе лет, Майк? – мягко спросил Элиот.

– Почти сорок. – Он чувствовал себя двадцатипятилетним юнцом. И девяностолетним старцем.

– Сорок лет. Ни лысиной, ни животом так и не обзавелся. Глядишь по-прежнему хмуро, но женщины, я уверен, по-прежнему тебя обожают, хотя внешность у тебя совсем не приметная. И ты теперь совершенно свободен. Поезжай со мной в Кливленд, Майк. Помоги мне поймать этого гада.

– У меня нет ни единой причины ехать в Кливленд, Элиот. Оставь мне бумаги. Ты ведь принес мне бумаги по делу? Я их просмотрю. И скажу, что думаю.

– Нет уж. Бумаги я тебе, конечно, оставлю. Но, глядя на них, ты ничего не распутаешь. Ты и сам знаешь, как все работает. Детектив Мерайло, которого назначили на это дело, считает, что Мясник ездит на грузовых поездах: в них теперь полно бродяг и беспризорников, и якобы он там выбирает себе жертвы. Никто лучше тебя не умеет слиться с толпой. А в Кливленде тебя никто не узнает и не разоблачит. Мы уже посылали на задание пару тамошних копов, но их вмиг раскрыли.

– Сколько ты платишь? – Это была первая уступка, и Несс с готовностью принялся отвечать:

– Я возьму на себя расходы на твое жилье и питание – я уже подыскал тебе местечко – и буду платить двадцатку в неделю, пока ты – либо кто-то еще – не приведешь ко мне подозреваемого. Или пока Айри не назначит тебя на другое дело.

– Перед кем я буду отчитываться? В Кливленде я никого не знаю.

– И потому сумеешь добыть сведения, которые никто другой не может добыть. Начальник полиции, Матовиц, назначил на это расследование двух своих лучших парней. Снял их с других дел. А на следующий день о них написали во всех газетах. На первом развороте. – Несс тяжело вздохнул.

– И теперь все в городе видят их за версту, а репортеры не дают им шагу ступить, – закончил за него Мэлоун.

– Вот именно. У газетчиков свои цели. И я это понимаю. Но мне нужен кто-то, о ком они ничего не знают. Кто-то, кому я могу доверять. Кто-то, кого никто и ничто не связывает с Кливлендом. Мне дал работу мэр от республиканцев. Поэтому в городе многие считают меня врагом и все время стараются мне подгадить.

– Ненавижу политику. 11 политиков.

– Тебе не придется с ними общаться. Никто не будет знать о твоей работе. Или, по крайней мере, о том, ради чего ты приехал. Буду знать только я и Дэвид Коулз. Помнишь Дэвида? Он теперь в Бюро научных расследований. Помогает нам с этим делом. Но тебе не придется работать по-старому.

– По-старому я уже наработался. – Он вдруг почувствовал, как что-то переменилось. В нем вспыхнула искра, блеснул слабый огонек, которого он уже давненько не ощущал. Интерес. Он понял, что это дело его зацепило.

Несс сразу подметил, что Мэлоун сдался, и его лицо разом утратило напряженное выражение.

– Имей в виду, Несс, я ни с кем больше работать не буду, – проговорил Мэлоун, предупреждающе тыча в него пальцем. – Не буду возиться со всяким местным ни на что не годным полицейским сбродом.

– Тише, тише. Это тебе не «Неприкасаемые»… не совсем они. Мне предложили именовать тебя и других ребят «Незнакомцами». Вы не знакомы с городом и друг с другом. Отчитываетесь только передо мной – но обо всем, что найдете. И больше ничего.

Если только Айри не потребует, чтобы ты еще и перед ним отчитывался.

– «Незнакомцы». Просто восхитительно. – Горстка до смерти заскучавших богатеев придумала для своего карманного проекта чудненькое название. «Незнакомцы». И Несс говорит, что «Неприкасаемыми» тут даже не пахнет.

– Мы сняли тебе комнату в доме к югу от Кингсбери-Ран. Прямо напротив больницы Святого Алексиса, в чешском квартале. Дома там просторные, роскошные. Когда-то были. Теперь их в основном переделали под магазины, с жилыми комнатами на втором этаже. Но улица чистая и спокойная и комната что надо. – Несс пожал плечами. – Комнаты быстро расходятся, отдельное жилье теперь многим не по карману. Но рядом с Кингсбери-Ран никто не хочет селиться. Так что цена не взлетит. Я уже внес залог.

– Ты был так уверен, что я соглашусь?

– Нет. Я был почти уверен, что ты откажешься. Но мне слишком понравилась комната, да и место самое подходящее. Если бы не ты, то кто-то другой с радостью бы в ней поселился.

– Я не могу тебе ничего обещать. Сначала позвоню Айри, потом решу.

Несс кивнул, но оба они понимали, что Мэлоун уже согласился.

– Тебе нужно приехать в Кливленд не позже десятого января. До этого времени комнату никому не сдадут. Позвони мне, когда устроишься. – Несс постучал пальцем по листку, лежавшему в коробке, поверх стопки папок. – Здесь адрес, под ним телефон. – Он склонил голову к плечу: – Кстати, ты все еще Мэлоун? Или взял новое имя?

– От старого отказался, а новое пока не выбрал.

– Тогда… пользуйся любым именем. Комнатой занималась девчонка с работы, я с этим делом никак не связан. Залог внесен от ее имени. Есть еще письмо из мэрии, правда, не от меня лично, но, думаю, оно откроет перед тобой многие двери.

– Я еду в Кливленд в январе, – пробормотал Мэлоун.

– Повеселимся, Мэлоун.

– Это вряд ли, – парировал тот, и Несс удовлетворенно хмыкнул.

– Да, вряд ли. Но сделать это нужно. А ребята вроде нас с тобой в таких делах не новички. Мы делаем то, что должно быть сделано. – Он снова надел шляпу, застегнул пальто на все пуговицы. Щеки у него раскраснелись, а глаза заблестели от выпитого. – Не думай слишком много. Иначе сам себя запугаешь. Помнишь, ты сам однажды дал мне этот совет?

– Помню.

– Это хороший совет.